Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2021
* * *
Когда слабоумье вползает, шурша,
В разрушенный временем мозг,
Тогда отрешенная всходит душа
На шаткий, обманчивый мост…
Не оборониться, себя не назвать
И не оправдаться уже,
А только прозрачно-белесо мерцать
На черном осталось душе.
До корня смоковница высохла. Взгляд
Безумием полон. Разгром
И хаос уже полновластно царят,
И призраки ломятся в дом.
Скажи мне, какое сегодня число?..
Но чисел не знает предмет,
Расставшись с душой. И уже пролегло
Пространство, где памяти нет.
Ноль целых… а дальше, за той запятой?..
Как агнец, безропотен, бел,
В куле просырелом, под тяжкой пятой
Лежит искрошившийся мел.
ДЕРЕВО В ТУМАНЕ
И эти серые дороги,
И светофоры, и дома,
И всполохи ночной тревоги,
И узких лестниц полутьма,
И эти съемные квартиры,
Давно забывшие про нас,
Зияют в памяти, как дыры…
И зябкий предрассветный час,
И тупики, и закоулки,
И шелудивые дворы,
И наши праздные прогулки,
И наши поздние пиры,
И прихотливые букеты,
И их прогорклая вода,
И бесполезные билеты —
Уже ни с кем и никуда,
И туфельки твои в прихожей,
Которых там отныне нет,
И свет на темной кухне тоже,
Тобою выключенный свет,
И счастья жалкое желанье,
И жизнь как будто в полусне,
И веток за окном качанье,
И стража фонарей в окне —
Всё это рушится куда-то,
Бесшумно тает на глазах,
Как откровенье и утрата,
Как протрезвление и крах…
И люди в залах ожиданья
Аэропортов, и такой
Вдруг наступившего молчанья
Опустошительный покой…
И это дерево в тумане
На фоне пасмурных полей —
Застывшее, как на экране
Печальной памяти моей.
ПОГРУЖЕНИЕ
Как старый остяк, одинокий рыбак
Уходит в большую тайгу,
Вступает в шумящий ненастливый мрак,
Встает на речном берегу,
Так я закрываю повязкой глаза —
И сердце мое не болит,
И вот начинает вода замерзать
И снег на лицо мне летит.
Как тот малорослый рыбак, терпелив
Я буду, и я неспроста
Явился сюда: и покудова жив,
И пар у меня изо рта…
Как старый остяк был уверен, что тут,
Среди лишаястых камней,
Его допотопные духи найдут
К исходу ветшающих дней,
Так я посреди городских корпусов
Надеюсь, что вспомнят меня
И второстепенные духи лесов,
И легкие духи огня,
Под землю бегущие духи воды
И белые духи снегов…
Пускай бы исчезли все наши следы,
Как не было наших следов.
МЕЛКИЕ БОГИ
Мне показалось, что кто-то стучится…
Борис Слуцкий
Глухой, неотчетливый стук
Пробился сквозь сумрак и войлок…
Никем не опознан, не пойман
Был маленький бог — или звук?
Его не понять, не назвать.
Я б мог объяснить это ветром,
Бесстрастным дождем-геометром,
Привыкшим ландшафт штриховать,
Я мог бы решить, что в окно
Проникнуть пытается птица,
Я мог бы подумать, что снится
Мне жизнь эта — долго, давно…
Я мог ничего не понять,
Я всё утопил бы в сомненьях,
В знакомых шумах и теченьях.
Но стук этот слышен опять…
Там кто-то снаружи озяб
Как будто бы, робостью скован.
Но именно мне адресован
Был стук, осторожен и слаб.
Как будто, из мглы проступив,
С расплывчатой маленькой буквы
Он начал, но явственным стук был
И бегло-тревожным курсив.
Мигает так свет иногда,
Почти незаметно для глаза,
Так рвется не вовремя фраза,
Так вдруг оживает вода.
Бывает, что тень по стене
При полной пропаже объекта
Мелькнет — так божественный некто
Являет вниманье ко мне.
* * *
И злая воля дирижера…
Александр Блок
Когда-то зеркало висело
Там, где клубится темнота.
Но и оно не уцелело,
И жизнь как будто прожита.
И если я смотрю в глубины
Щербатых питерских дворов,
То вижу остовы, руины
Надежд несбывшихся и снов.
И я не в силах дотянуться
До тех пристанищ кочевых,
Где всё никак не разойдутся
Два наших призрака немых.
Как ни глядись в воспоминанья,
Как их на помощь ни зови,
Всплывают тени расставанья,
Несостоявшейся любви.
Нам и навязчивое эхо
Не сообщит Благую весть.
Оно лишь вторит без огреха
Тому, что есть, тому, что есть.
И одиночество, как воздух,
Содержится в любом пазу.
И некуда бежать, и поздно,
И незачем пускать слезу.
И не оспорить приговора,
Пусть прогорает всё дотла,
Чтоб злая воля дирижера
По небу пепел пронесла.
* * *
Я поселился в деревянном доме,
Пустом и тихом, и завел собак.
Но мнится мне, куда-то на пароме
Я всё плыву — не доплыву никак.
Хозяйка дома умерла, и утварь
Ее собрали, увезли, и дом
Забыл о ней. Беспечно-бледным утром
Посвистывают птицы за окном.
И вот еще. В бессонницу, ночами
Я сдерживаю мысли, будто их
Подслушивает кто-то и печально
Следит за мной из областей иных.
И сострадает мне, когда я плачу,
Стесняясь слез, не веря ничему,
Когда я наполняю эту дачу
Тоской, вмененной сердцу моему.
Я тут один — я словно за пределом
Уже каким-то, но осталось мне
Еще побыть в пространстве поределом,
Как будто в растворяющемся сне.
А иногда со страхом и сомненьем
Я стены дома трогаю рукой,
Как бы уже обманут пробужденьем
В другом дому, в реальности другой.
* * *
Одинокие праздники. Окна холодного мая
Видят дождь затяжной и качание голых ветвей.
Ты нуждался в любви, но уже постарел, понимая,
Что не встретишься с ней.
Значит, стоит признать, что важнее уже не случится
Ничего, кроме смерти. Деревья стоят без одежд.
Разлетелись иллюзий крикливые сорные птицы.
Надо жить без надежд.
Этой голой весной, этим утром прозрачно-невзрачным
Управляет, положим, великая сила Ума.
Только чей это Ум — не видать за окошком чердачным,
Как и в тексте псалма.
Припиши этот день и белесую мглу предсказаний,
Череду неудач и возмездную память друзей,
И дворы позабытой, такой равнодушной Казани —
Странной жизни своей.
И паноптикум тьмы, петербургских ненастий кварталы
Станут дороги так, как троюродный братский приют.
Ты любил это всё и сиротские эти вокзалы,
Даже их неуют.
Это время твое, уходящее, недорогое,
Будто сшитое наспех из тех неразборчивых лет,
Где доныне живут, словно в зренье попав боковое,
Те, кого уже нет.
* * *
В реанимации ночь коротка.
Гасится свет — не совсем, ненадолго.
Много возможностей для новичка
Сгинуть в стогу, запропасть, как иголка.
В том ли огромном пахучем стогу,
Что левитировал запросто с Фетом…
Пиксели мягко вихрятся в мозгу,
С пухом мешаясь и с призрачным летом.
Где-то посты у размытых границ
Ждут окончания ночи и боли,
Холят гигантских своих кобылиц
Или на скифском долдонят пароли.
Здесь у нас лето, а дальше… зима,
Белые хлопья, костры и кочевья.
Дальше — такая могучая тьма,
Дальше — такие большие деревья,
Что еле держишься тут — ни за что!
Может, за липовый запах знакомый,
За сновидений шальных решето.
Или за фетовский стог невесомый.
Справа и слева лежат старики.
Что же, обратный отсчет уже начат…
Где-то у медленной темной реки
Ждут незнакомые проводники,
Между стогов терпеливо маячат.