Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2021
* * *
Яне-Марии
Когда-то нам казалось, это круто —
У стойки бара ледяного брюта
Хлебнуть, чтоб закружилась голова,
Как от любви, от нежного блаженства…
Запястье выгнуть: лень и совершенство
В изящной позе, горькие слова,
Мол, как всё утомило и дежурно…
Ногой качать, на ней чулок ажурный
В распущенном разрезе от бедра,
И на бедре упругом — ни жиринки,
И полумрак, и гомон вечеринки,
И было так еще позавчера.
Наш век и правда выдался прежестким,
И потускнели перышки и блестки,
За каждой маской — горе на разрыв,
Война, вдовство, больничные скитанья,
И жизнь не оправдала ожиданья,
И обманул привязчивый мотив.
Как ни крути, а заигрались глухо,
Такая покатила веселуха,
Что вместо горькой лей по стакана`м.
«Ковбой Бибоп», лети в открытый космос,
Пока горят на небе високосном
Твои огни, завещанные нам.
* * *
Ходит — глаза в пять рублей — как упавший с дуба.
Ласково-ласково свой улыбает рот:
«Это не жизнь, — повторяет, — а Гваделупа,
Это не жизнь, а что-то наоборот!»
Дай ему сотку — на пиво или чекушку,
Не пожалей забвения дурачку
В стареньких окулярах с корявой дужкой,
Рвущему пробку с бутылки, как рвут чеку.
Что в его мире отчаянно грозового,
Сколько за глупой ухмылкой болит всего?
Как он тебе назвался-то — Коля, Вова?
Тощий, беззубый, кто ж знает-то там его…
* * *
Мне кажется, что я была старухой
Всегда, почти от самого рожденья.
Я мало что запомнила из детства,
Да и оно осыпалось так рано,
Что, видимо, нет смысла вспоминать.
А дальше голод был и были войны,
И эта оглушающая бедность —
Ее невыносимый, жгучий стыд,
Терзавший души, давящий, палящий:
Агония, огонь и кислота.
Глотая горечь, стискивая зубы,
Беря на плечи тяжесть мирозданья
И бремя века, я была — старухой,
Железным древом, корнем узловатым,
Заступницей за мертвых и живых.
Я и сейчас тяну всё тот же груз.
В моей гортани бьется жгучий пепел,
На языке — пылающие угли,
Но старость молчалива, как молитва,
И я давно не раскрываю рта.
Окончены все жалобы, все страсти,
Я знаю цену им и знаю правду
Последнюю — ведь я была старухой
И бледными губами неустанно
Твердила утешение простое:
Что есть предел у самой горькой чаши
И даже мука крестная не вечна,
Что кто-то должен… да, ведь кто-то должен!
Что Бог терпел — и я перетерплю.
* * *
Да, вы белы, как рафинад,
Вы тоньше, выше и умнее.
А я люблю с рассвета в сад
Уйти и ждать, как посветлеет.
А я — к стареющей листве,
К летящему вниз головою
Седому яблоку в траве —
Как к павшему на поле боя,
К моим победным василькам,
В росе и радости дрожащим,
А я — к натруженным рукам,
К усталости спины болящей.
И что мне лира и свирель —
Я миру своему хозяйка,
Где боровинка и коштель,
Ранет, антоновка, китайка…
* * *
Ни страхом, ни тоской, ни смертною истомой
Души не удержать колеблемый полет,
И тяжко плоть носить жиличке невесомой,
Делам ее врасхлест, крылам ее вразлет.
Молчи, небытие, подкрадываясь слепо,
В затылок холодком ментоловым дыша.
Маячит за спиной тень Стикса и Эреба —
И ветреная жизнь безмерно хороша.
Всё радость и игра, всё светлые обновы,
Пока еще дрожишь, как время и трава.
А что там впереди, кто скажет — богословы?
Нет, тот в ночи огонь, что теплится едва.
Чего ты только ждешь, чему там только сбыться!
По ком ты слезы льешь, печалишься о ком…
Поэзия мертва? Но вот она струится
И на губах горчит ячменным молоком.
***
Одиночество оправдывает курение
И прочие мелкие грехи и пороки —
То, что звезды к нам и мы друг к другу жестоки,
То, что жизнь нелепа и сводится к вспышке стихотворения,
К бесконечной бессоннице, коньячной, пустой, неискренней,
К вере в чьих-то богов, кончающейся провалами,
К головешке любви, да и ту не сама ли топтала я? —
Раздуваю огонь, он светится тихими искрами…
Одиночество оправдывает движение
К неизбежной смерти, спокойное преображение
Карнавальных гримас агонии, судороги страдания
В легкую, тонкую улыбку последнего ожидания.
Одиночество
Не приносит ни славы, ни почестей —
Ширпотребовский крест из самого дешевого дерева,
У каждого третьего причиндал из этой же серии:
Безо всяких там прибамбасов в виде отшельничества,
Дрейфа на льдине, необитаемых островов, пустынничества, лишенчества,
А вот так просто — кухня и звезды в форточке.
Покури — спиной к батарее, присев на корточки.