Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2021
Кирилл Рябов. Никто не вернется. М.: ИД «Городец», 2021
Писателю Кириллу Рябову оказалось под силу сделать то, с чем не справляются политики, общественные движения и пропаганда: разделить общество на две части. Первая в восторге от его книг, а вторая категорически их отрицает и называет «чернухой». Кажется, теперь это определение используют даже в процессе издательского продвижения романов-повестей Рябова — с усмешкой, конечно.
Да, есть третья часть, многочисленная: те, кто Рябова еще не читал. Но, кажется, это один из немногих писателей, которого дочитали бы все, попади им книга в руки. И никто бы не стал скрывать своего отношения.
Тексты Рябова действительно дикие. В «Никто не вернется», например, муж приводит домой бездомного и, несмотря на протесты жены, разрешает мужику жить в свободной комнате. Раньше в ней жил сын хозяев, а потом он пропал. Мужа зовут Аркадием, жену Ульяной, бездомного Ефимом. Имена говорящие: все про добро и благость.
В повестях и рассказах Рябова не так уж много деталей, зато каждая из них значима. Вот и с именами то же («Ефим», например, означает «предвещающий добро»). Впрочем, Ульяна бы с этим не согласилась: странный Ефим ее пугает, и она постоянно пытается выставить его из квартиры. Вот уже вторую свою книгу подряд Рябов покушается на святое —на дом, в котором живут герои.
Но для Ульяны ситуация усугубляется тем, что ее желание поскорее выставить бездомного не может понять не только муж, но и другие люди. Свекровь, психотерапевт и участковый как один предлагают трактовки поведения Аркадия, оправдания его действиям, но не готовы идти на помощь героине. Поневоле закрадывается мысль: не сходит ли Ульяна с ума? Не выдумала ли она всё происходящее? Иначе почему оно столь абсурдно?
«Абсурд» — слово, которое часто используют при характеристике прозы Рябова. Но если события, которые Рябов помещает в контекст одной повести, разнести на несколько текстов и «разбавить», то абсурдность бы исчезла. Суть не в самом описываемом, а в концентрации — и это своего рода минималистичный прием.
Ситуация оборачивается зеркально: Ульяна теряет дом. Она начала терять его из-за вторжения Ефима. Затем она остается без него не фигурально. Приемы Рябова считываются легко (от подозрения в сумасшествии до зеркальности —один шаг), и знающие читатели могли бы даже предсказывать, какие сюжетные повороты ждут текст и как в финале заглавие «Никто не вернется» станет гиперреалистичным. Не добавляя ничего лишнего, Рябов — раз, два, три —разыгрывает партию, наблюдает за положением героев и эмоциями читающих: у кого история вызывает недоумения, у кого — понимание. И речь идет не о сопереживании героям, а скорее о сопереживании самому тексту, тому, куда его повлечет.
Единственное, на чем Рябов не экономит, — это диалоги. Они занимают бо`льшую часть книги — не внутренние монологи, не описания, не характеристики, а именно диалоги между персонажами. Так что Рябов вполне мог бы претендовать на звание самого народного писателя: какой русский читатель не любит диалогов — да побольше?
Всё это, конечно, грустные шутки. Тиражи Рябова невелики, слава о нем передается лишь из уст в уста, жюри литературных премий морщат носы, а та самая «чернуха» из издательского анонса тоже становится лишь грустной шуткой. А ведь важно другое: Рябов говорит о бесконечном одиночестве каждого человека: что никто не станет менее одинок, сколько бы реплик ни произнес; что людей невозможно заменить и посадить на место исчезнувшего кого-то нового не выйдет; что люди постоянно забывают о собственном вечном одиночестве — а Рябов приходит и напоминает (мало кому это понравится). И, несмотря на всех тех бомжей, пьяниц и маньяков, которые населяют тексты Рябова, пишет он о любви, о любви ко всем одиноким нам —глупым, бессмысленным людишкам, которые держатся за слово «чернуха» и отворачиваются от всего неприятного.
Не понимая, что там тоже любовь.