Роман-дневник
Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2021
Бежать вражды и лжи, бежать России…
Михаил Еремин
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
21. 8. 1988 года. 20-я годовщина оккупации Чехословакии. В середине 1960-х я познакомился в кафе «Националь» с довольно странным человеком. Он сам подошел к моему столику и, представившись Георгием, положил передо мной завернутую в газету пачку книг. «Лев, обязательно прочитайте все это», — сказал он и тут же ушел. В пачке оказались три абсолютно антисоветские книги, за распространение которых тогда могли и «привлечь». В дальнейшем каждые два-три месяца он приносил мне подобные книжки, но никогда их не обсуждал и даже не спрашивал, прочитал ли я их. Почему во всем «Национале» он выбрал именно меня, мне до сих пор неизвестно. Позже он признался, что работает в аналитическом отделе КГБ, что ему 46 лет и по званию он полковник. Я уже тогда совершенно равнодушно относился к возможным провокаторам и стукачам, но в «Георгии» я каким-то образом почувствовал близкого мне человека, чем-то похожего на героя и автора книги, которую он же мне и дал: «The Penkovskiy papers». Летом 1967 года мы все (я имею в виду нашу большую ленинградско-московскую компанию) очень внимательно следили и по нашим газетам, и, естественно, по всем доступным «вражеским» голосам за так называемой Пражской весной и невероятно радовались и переживали за чехов. В июле и августе 1968 года я снимался в главной роли в телевизионном фильме «Сердце Бонивура». Съемки проходили в Карпатах на границе с Румынией, и наша группа выезжала на съемки в горы по немногочисленным дорогам. Жили мы в гостинице города Черновцы. К середине августа накал в отношениях с чехами стал критически напряженным, но никому и в голову не могло прийти, что НАШИ могут решиться на наглый и беспрецедентный шаг — оккупацию Чехословакии. 20 августа съемки нашего фильма остановились. Все дороги, ведущие через Карпаты в Румынию, были буквально забиты колоннами танков, БТРов и накрытых брезентом грузовиков с солдатами. К тому же у нашей группы «экспроприировали» все грузовики. Накануне вторжения в Чехословакию я услышал по моей любимой «Спидоле», которую я всегда возил с собой, гневное и страстное обращение Н. Чаушеску к народу Румынии: он призывал всех румын встать на защиту Родины. Я тогда после съемок в Румынии в фильме «Туннель» свободно говорил на румынском языке и понимал почти каждое сказанное им слово. 22 августа по той же «Спидоле» я услышал и увидел всю безобразную картину вторжения наших «Варшавских» сил, за несколько часов захвативших Прагу и всю Чехословакию. Как у нас всегда принято, изнасилование целого народа было совершено «по просьбе трудящихся», и это чудовищное политическое хамство привело меня точно в такую же ярость, как и Чаушеску, и я решил в знак протеста отказаться от роли Бонивура. На мое счастье, на несколько дней ко мне прилетела моя жена и своими слезами и просьбами отговорила меня от этого безумного шага. На следующий день мы улетели в Москву, поскольку съемки откладывались на неопределенное время, а уже готовая оккупация Румынии, к счастью, провалилась. В Москве я в первый же день пошел в «Националь» и встретил там «Георгия» — он, как и я с Чаушеску (и, конечно же, как и многие тысячи здравомыслящих людей), был в ярости и, не стесняясь в выражениях, поливал «этих старых пердунов», которые не послушались «аналитиков» и УНИЧТОЖИЛИ СТРАНУ! Эту фразу он повторял много раз — и насколько, как я сейчас понимаю, насколько он был прав! Не знаю, была ли возможность в Чехословакии «построить социализм с человеческим лицом», чего так хотели чехи (может быть, у них и получилось бы), но только не у нашего ПолиП-Бюро — с вечным комплексом превосходства и неполноценности нашей русско-советской власти. Вспомним наш политический и идеологический позор в Венгрии в 1956 году, вторжение в Афганистан (и всё — по просьбам трудящихся!). Вспомним позорное десятидневное вранье со сбитым корейским гражданским(!) самолетом 1 сентября 1983 года, когда погибло 269 человек, включая детей и пилотов! Нашей пропаганде тогда не хватило наглости заявить, что корейский боинг был сбит «по просьбе пассажиров этого боинга!».
А в 1971 году режиссер Юрий Николаевич Озеров предложил мне представлять на «Фестивале трудящихся» в Чехословакии его фильм «Освобождение», в котором я участвовал, и я с радостью согласился. За 23 дня я посетил 19 городов Чехии и Словакии и был свидетелем 19 показов фильма на громадных экранах стадионов, и видел, в каком трагическом молчании чехи и словаки выходили после просмотра победоносного «Освобождения», где тысячи танков и самолетов освобождали от фашизма Европу, в том числе и Чехословакию. И на их лицах было написано, что все они думали только об одном: вот так же всего два с половиной года назад советские войска «освобождали» их страну от надежды на лучшую жизнь — «социализма с человеческим лицом». И было предельно ясно, что подобное «Освобождение» они не забудут НИКОГДА.
9. 3. 71 г. Жуткая картина преследует меня последние два дня — смерть Изольды Извицкой. Пять или шесть дней лежала мертвая на полу. В квартире ничего не было: хоть шаром покати, одна бутылка водки недопитая. Она, ослабевшая в последние дни, жаловалась на ноги: больно ходить! Врачебное заключение после смерти: полное физическое истощение. А последнюю зарплату не получила, так как не представила бюллетень. Мировая кинозвезда! В Италии есть большое общество ее фанов!
Господи! Как я ненавижу эту гнусную совдепию!
15. V. 71 г. (ночь). Даже при небольшом размышлении и наблюдении всех аспектов нашей жизни приходишь почти к трагическому выводу: целая нация, целый народ деградирует медленно, но верно, и нет никакой надежды, что этот процесс может повернуться вспять или хотя бы прекратиться. Деградация уже заметна не только по тем вещам, которые производит нация, но и по самим «творцам». В любой сфере количество ярких, самобытных и блестящих талантов стремительно уменьшается и заменяется аморфной массой, возможно, и одаренных, но явно ограниченных людей. Да и есть ли, существует ли она — НАЦИЯ тире НАРОД?! В отличие от Нового Света, где развитие нации проходило по открытым, естественным, а потому и истинным законам и где уже в прошлом веке можно было говорить о законченном типе американца в собирательном смысле, то в нашем так наз. СОВ. обществе понятие СОВ. человека до сих пор не существует в реальности, кроме топорных изображений на картонных плакатах, написанных продажными художниками. Наши правители прекрасно понимают, что делают: им наплевать на будущее. Сейчас им безопасно, удобно и надежно — правда, страх был, есть и всегда будет, но и самоуверенности и наглости пока предостаточно. Однако никто из них даже не задумывается, как не задумывается жадная раковая клетка о своем будущем, когда организм будет съеден! — никто и пальцем не хочет шевелить, чтобы попытаться остановить процесс явного сползания гигантской страны в неотвратимую пропасть!
23. V. 71 г. В последнее время заметно уменьшается количество населения нашей страны — и надо же! Недавно я прочитал у Эдварда Гиббона такую фразу: «Древние римляне утверждали, что, когда совершенствуются искусства, человечество заметно увеличивается в числе». Что же тогда нас ждет при явной деградации нашего искусства? Наше официальное искусство давно потеряло смысл и значение «луча света в темном царстве» —понятие «Сов. Искусство» уже сейчас означает полное отсутствие всякого искусства. (Исключение составляют музыка и живопись, и всего лишь потому, что советских звуков и нот быть не может, как не может быть и советского цвета!) Правда, «Соц. Реализм» в российской живописи благодаря бездарному Стасову и хоть и одаренному, но не самому умному художнику Перову появился еще в девятнадцатом веке. «Им всё содержание подавай!» — как о них точно сказал замечательный художник Боголюбов в одном из своих писем. Вся надежда сейчас только на по-настоящему свободных «подпольных» художников-шестидесятников да на таких же полуподпольных ленинградских поэтов;и те и другие — мои друзья, между прочим.
(Ночь.) Наши большевики совершили одно из самых губительных преступлений по отношению к собственному народу: они лишили всех нормальных людей свободного труда, инициативы и самых насущных реальных вещей — денег, собственности и возможности обогащаться, то есть того обеспечения, которое хоть как-то могло бы сдерживать гангстеров как со стороны государства, так и со стороны тривиального преступного мира. Уважение к собственности у немцев всегда было и до сих пор остается неколебимым, поэтому, несмотря на весь гэдээровский маразм, уровень жизни в ГДР намного выше, чем у всех соц. стран. Любое обогащение превратилось у нас в преступление. И ведь никого не интересует, приносит ли богатый человек кому-нибудь какую-либо пользу, — в любом случае это будет называться «подрывом государственной финансовой мощи». Сов. люди давно смирились со своей нищетой и только воруют по мелочам, а воруют все без исключения, а уж блюстители-то закона — намного больше! Отсюда — трусливое обмельчание личности и, самое страшное, — ЛОЖЬ! Везде царит ЛОЖЬ, узаконенная «Партией и правительством»! Ложь, на которую клюют миллионы людей в основном из нищих и неразвитых стран! Ложь, на которой взращены за наши деньги паразиты-коммунисты Европы и террористы Азии, Африки и Южной Америки! В Англии устраиваются многотысячные антиамериканские демонстрации, хотя куда страшнее и опасней так наз. красный пояс Парижа с его коммунистическими префектами. Молодежь стремится переделать Мир и с восторгом и надеждой смотрит на Восток, где все еще творятся самые страшные преступления за всю историю человечества! Молодежь молится на своих «богов» — Че, Хо, Мао, Троцкого, и никому в голову не приходит, в какую бездну вовлек бы народы тот же Че, если бы взял власть в свои руки. За примером идти недалеко: та же Куба, Ленин, Троцкий, Сталин, Мао — все они возвели свои чудовищные пирамиды на крови и трупах сотен миллионов жертв!
12. VI. 71 г. (Братислава). 9. VI. Первый день в Чехословакии на «Фестивале трудящихся». Вглядываюсь в лица; первая, самая первая мысль: да как же они могут? Прекрасно встретили, улыбаются, смеются… Правда, несколько приниженно; бегают с чемоданами (нашими) чуть поспешнее, чем можно. Дальше — мрачная погода и довольно мрачное настроение. Случай с парнишкой, который, услышав наш разговор на английском языке, радостно бросился к нам и… Его глаза, когда он узнал, что я русский. Неверие, страх, неожиданность, разочарование и… смущение. В основном от того, что принял меня за «другого» иностранца. И наконец, с честью вышел из этого положения — после небольшой паузы; внимательно меня разглядев, снисходительно, с искренним сожалением похлопал меня по плечу и пошел восвояси.
21. VI. 71 г. Хомутов (цирк продолжается).
Одна из основных ошибок Запада состоит в том, что там никто или почти никто никак не может понять, что сов. лидерам в высшей степени наплевать на какой бы то ни было world’s opinion, поскольку для них этого понятия просто не существует, хотя при всех своих акциях они опираются именно на это понятие, чем вводят весь мир в заблуждение. Для «западных», наоборот, мировое мнение настолько вошло в их плоть и кровь, что «они» уже просто не могут вообразить, что кто-либо может нарушить эту аксиому. Обычная, примитивная ошибка — «судить со своей колокольни». Наши же, наоборот, при всей грубости и наглости пропаганды всегда осознают выгоды западной зависимости от общественного мнения и этим цинично пользуются по принципу: главное — наврать сегодня, а если концы с концами не сходятся, наврем завтра. И так до бесконечности. (Пример — съемки чешского фильма под Прагой с немецкой техникой.)
25. VI (Острава-Корвина). Заболел! Температура, горло, а отлежаться просто невозможно — каждый день приходится устраивать спектакли перед начальством новых и новых городов, и каждый город дополняет мою анекдотическую поездку новыми штрихами. В Пльзене — жирное чудовище с полузакрытыми глазами — МЭР, неизвестно кем бывший до 1968 года, и наш консул по фамилии Яншин. Говорить было не о чем, я только с важным видом поддакивал, хотя мэр вызывал у меня раздражение уже тем, что нас с переводчицей поселил не в «гостевом дворце» или в «охотничьем замке», к которым я за пять дней привык, а всего лишь в апартаментах лучшего отеля города! (Во всех документах вместо меня заявлен Великий Советский режиссер Сергей Федорович Бондарчук с Ириной Скобцевой! — но они по каким-то причинам полететь в Прагу не смогли, а мной их заменили благодаря Юрию Николаевичу Озерову всего за день до открытия фестиваля.) И, пожалуй, в г. Усти произошла самая дурацкая «встреча» —феноменальная по количеству, слишком представительная по качеству; и в результате — необыкновенно смешной и нелепый эскорт встречающих нас с переводчицей (да еще с нашим опозданием на целый час!), с девочками, цветами, духовым военным оркестром и — самое трагикомичное — С ИХ ЛИЦАМИ! Когда вся эта толпа увидела перед собой вылезающего из черной «Татры» меня — одного меня! — длинноволосого, в черном кожаном пиджаке и в черных очках! Да еще выглядевшего на 25 лет! Точно такого, какие в 1968 году поджигали советские танки и закидывали камнями «ненавистных оккупантов», перед которыми они сейчас стоят на задних лапках! А всё просто: сразу после Праги у меня начинаются съемки в ГДР, где я играю роль наполеоновского сержанта, и по контракту к этому времени я должен отрастить волосы до плеч. А на их ЛИЦАХnбыло написано сразу всё и в то же самое время то, что никто из них не имеет права что-либо изменить, что всё идет по строгому ритуалу! И я шел уверенно по ресторану (а за мной человек двадцать «новых» почтенных отцов города) и не мог удержаться от смеха, — так вам и надо, несчастные!
26. VI. 71 г. Да, забавная новость! Через день после нашего визита в Пльзень скончался его Мэр! Тот самый, который «так плохо» нас принимал и о котором консул Яншин отзывался как о «самом верном»! Уж не войдет ли у них — «самых верных» — после моего визита это в привычку?! А я настолько обнаглел, что на первых же встречах в новых городах шутил, приводя в восторг мою переводчицу: «В Пльзене мэр поселил нас в простой гостинице, и вот пожалуйста: на следующий день скончался!»
После ежедневных застолий забыл, где произошла отвратительная история. Пьяный Миша — майор КГБист — обнял на банкете переводчицу Любу, и она потеряла сознание от ненависти и отвращения. Я чудом успел ее подхватить. Когда она пришла в себя, у нее была истерика. Пришлось обратиться к врачу (слава богу, на подобных мероприятиях они бывают всегда). И еще: на каждом «приеме», которые так нравятся новым руководителям, всегда находятся два-три человека, которые «стучат» на своих коллег, принимая меня за Большого Босса из КГБ и даже всовывают мне записочки с фамилиями «врагов». На что я, на 100 % ставший новым Хлестаковым, спокойно отвечаю: «Не волнуйтесь, мы ВСЁ знаем». И всегда многозначительно добавляю, глядя им в глаза: «И не только о товарищах, упомянутых вами», — чем невероятно развлекаю переводчицу Любу, а у чиновников вызываю оторопь.
* * *
8. VII. 71 г. Вот уже три дня я в Потсдаме и всё никак не перестаю удивляться. Прошло два года, и ничегонеизменилось! Всё так, будто я не уезжал: те же официанты, швейцары, служащие. То же радио — АFN («American Forces Network»), те же чистота и жара. На том же 13-м этаже. Тот же вид из окна. Знакомые запахи и вещи. Живу один. Великолепно. Всё в том же «Interhotel»’е. В первый день было даже несколько грустно.
26. 7. 71 г. (Quedlinburg). Удивительный городок необыкновенной красоты, упомянутый смешной и неприличной историей моим любимым Стерном, автором «The Life and Opinions of Tristram Shendy, Gentleman». Думал ли я, читая его, что когда-нибудь попаду в это дивное местечко со знаменитым древним аббатством! И снова в который раз охватило меня чувство негодования: какое преступление, наглость, негодяйство — не иметь возможности видеть и чувствовать всё это вместе с любимыми друзьями! Какая-то дикая подлость во всем этом. Кто решает? Почему? Какие-то пещерные дебилы распоряжаются УМАМИ ЛЮДЕЙ! Как бы я хотел сейчас (ну не абсурд ли это?) иметь в себе сознания всех моих любимых друзей только для того, чтобы всё, что я вижу, запечатлеть в ИХ сознании, поделиться всем чудесным, что я видел и чувствовал, —ведь никакой фото- или киноаппарат не может передать всю эту красоту. И просто жалко, что я один все это испытываю. А повторить весь этот маршрут вместе с ними возможно только в воображении!
19. 8. 71 г. Омерзительное зрелище: на Унтер-ден-Линден в самом центре Восточного Берлина —военный парад — в противовес мирной демонстрации в Западном Берлине! Мрак. Ужас. Каски. И всё та же наглость. Старики, аплодирующие на тротуарах, и радостные лица тупых женщин. И могильный холод от стен Советского посольства, точно за ними происходят пытки и расстрелы.
5. XI. 71 г. (Будапешт). Сижу в номере, считаю деньги; только что пришел из Сов. посольства, где был грандиозный по количеству гостей прием в честь грядущей годовщины 7 Ноября. Сотни и сотни людей: галдеж, жратва, питье, толкотня, запах духов и пота. Самый очаровательный из всей этой толпы — шотландский генерал в юбке; у подъезда сотни зрителей, десятки «мальчиков» и полицейских, и машины, машины, машины… Так вот, сижу в номере и считаю жалкие деньги на сковородку и чайник: обещал привезти жене. Оказывается, в день мы получаем стоимость четырех билетов в кино — 100 форинтов (билет в кино — 25)… Итак, сижу в номере раздетый, отдыхаю и вспоминаю всё-всё, что было со мной последние годы, — от Ленинграда, когда я впервые появился на Моховой и когда ездил на Опочинина в общагу, и до поездки по Чехословакии и съемок в ГДР; и мне становится муторно и страшно: я вспомнил, что в подвале на Опочинина в камере хранения я оставил свои жалкие вещи — пальто старое, свитер, в котором проходил три с половиной года, и тетрадки с записями (я не знаю, что бы сейчас отдал за них — за свитер и за те записи, их ведь у меня было немало). Где все это — мои страхи, мои страдания и надежды, и… И сумасшедшие честолюбивые мечты об ИСКУССТВЕ —о НАСТОЯЩЕМ ИСКУССТВЕ!!! И надо же! Как раз в это время я ловлю по своей «Спидоле» выступление Надежды Мандельштам — она читает свои воспоминания! Меня начинает трясти от ненависти и отчаяния, и я не могу остановить свою истерику — бормочу в слезах проклятья палачам и сам себе выкрикиваю клятву, что НИКОГДА — не забуду —как — я — слушал — Надежду Мандельштам! — и — повторяю ее несколько раз: Клянусь своей совестью, что всю свою жизнь буду помнить, как эти НЕЛЮДИ сгноили Великого Поэта!
6. ХI. 71 г. У вас Урбанский — уникальный актер России, артист мирового класса — погибает за какие-то жалкие 50 рублей; звезда мировой величины Изольда Извицкая спивается и умирает в полной нищете! ВСЕ ваши артисты низведены до положения дешевых проституток, а государство, как обнаглевший сутенер, посылает их на идеологическую панель продавать свои тело, душу, нервы, талант — здоровье, наконец, —за жалкие гроши, чтобы только не сдохнуть! И еще: если бы хоть там было искусство! Да за кусочек искусства русский артист сам с себя все снимет и отдаст все самое дорогое! Так нет! — одна ложь и фальшь —и бедный артист лезет из кожи, пытаясь хоть как-то оправдать, «оживить» —что?! Да всё ту же мертвечину и ложь! Он заботится о профессиональном лице и… И делает еще страшнее! Ложь становится очень похожей на правду, и сутенер—государство, потирая ручки, успешно забивает этой ложью мозги нашим рабам-идиотам! Артисты спиваются, запускают себя, плюют на всё, перестают жить и думать! Артистка кино, больше семи лет проработавшая профессионально, мне жалуется: «Ты не можешь купить себе машину — это что! Я вот уже два года мечтаю купить себе брючный костюм! —и не могу!» Да разве сможет какой-нибудь венгр или восточный немец, не говоря об американцах и проч., в это поверить! В ХХ веке! НО, УВЫ, ЭТО ТАК!
13. 12. 71 г. «Способность судить о нравственности и морали основывается на правильном чувстве, на непроизвольном, не зависимом от какого бы то ни было научного понимания инстинкте, и нигде нельзя довериться своему инстинкту, как в моральных суждениях». (Запись шестидесятых годов, откуда — не помню. Но тогда я читал Канта — очень на него похоже — Шопенгауэра и дажеГегеля —ужас!) И как я с этим согласен!
20. 12. 71 г. Вот еще рассуждение, достойное, на мой взгляд, внимания (for the memory). На нашем небосклоне все сверкающие звезды фальшивы. (Исключение — музыка и частично балет.) Как бы ярко они ни сверкали, а всё равно они ненастоящие, поддельные, рыхлые и хрупкие. Лампочки, а не звезды. Каким бы прекрасным не казался их свет. Хочешь? Пожалуйста! Но тогда — auf Wiedersehen ВСЕ НА СВЕТЕ!
23. 12. 71 г. Вечно это было: Россией всегда правили наместники — тупые, невежественные рыла. Кто первый выдумал, что россиянам нечему учиться у ЗАПАДА?! — мы сами с усами. Да и может ли это укладываться в голове — НЕ УЧИТЬСЯ? Но самое страшное — как это возможно? — преследовать в государственном масштабе так называемых КОСМОПОЛИТОВ, открывать в Уголовном кодексе никому дотоле неведомую уголовно-политическую статью «Преклонение перед Западом»! И за ЭТО сажать, ссылать, гноить, выживать с места жительства! Да как же это можно — НЕ УЧИТЬСЯ?! Весь мир закупает идеи, сманивает или выкрадывает гениев, осыпает золотом таланты, а Россия пятьсот лет как минимум продолжает доводить Кулибиных до нищеты, а талантливых людей либо до алкоголизма, либо до самоубийств. Ох, придется платить за это, да еще как платить! Чует мое сердце: ждет Россию большое потрясение —Гибель Империи; полный п….., как говорится! Причем весьма скоро. И тут ничего не поделаешь.
25. 12. 71 г. Вот небольшой, но очень смешной расчет. Актер, получающий у нас 250 руб. в месяц, — это большой актер! (Если не по таланту, то по положению. В театре это —заслуженные артисты.) А средние наши актеры получают от 80 до 120 рублей. Самое большое количество актеров — молодые, получающие 69—70 руб. с нормой 29—30 спектаклей в месяц с репетицией, а то и двумя, каждый день. Возьмем среднее —150 руб. в месяц. Теперь посмотрим на курс рубля —официальный и экономический. Официальный курс (67 коп.— $1) наших «простых» людей не касается. В этой пропорции меняют только своим или «особым» туристам в неограниченном количестве — за счет туристов иностранных, которых безбожно обдирают как липку.
Товары в «Березке», если будут продаваться в наших обычных магазинах, обойдутся вам в рублях по курсу $1 — 5—10 руб., а за автомобиль, купленный за границей, вам придется платить 200 % пошлины по тому же «экономическому» курсу. Теперь сравним два наших рассуждения, и мы увидим жалкую картину: средний, «крепкий» актер в Сов. Союзе получает (по завышенному курсу) $30 в месяц! Целых $360 в год! «Высокооплачиваемые» актеры кино, которых в журнальных и газетных статьях называют «звездами», получают не больше 250—300 руб. в месяц, то есть $60! В год —$720! И самые знаменитые —Смоктуновский, Ульянов и др. SuperStars — даже если преувеличить их средний помесячный заработок 300 руб. в театре и 450 руб. в кино и вести расчеты, будто они работают каждый месяц в кино и получают всегда 100 %, то есть 750 руб. ($150) в месяц, тогда их годовой заработок — $1800 в год!!! Официальная черта нищеты в USA — $580 в год! Весь мир ужасается, до какой нищеты доведены в Америке индейцы, живущие на $800 в год! Итак — мы (А. Збруев, О. Даль, я и др., снявшиеся в 20 фильмах в главных ролях каждый) живем ниже уровня нищеты в USA, а народные артисты Ульянов и Смоктуновский — каждый на пособие полутора нищих! Браво, наше любимое ПолиП-Бюро! Браво, Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев и прочие наши будущие Parteigenosse!
26. 1. 72 г. Грабители! Бандиты! Извратили Историю! Ограбили Народ! Сколько ПРЕКРАСНОГО могло бы создать грандиозное по количеству и разнообразию население всей нашей страны за последние десятилетия, если бы не эти головорезы и палачи — Ленин, Троцкий, Дзержинский, Сталин! Российский человек не умеет (и не хочет!) считать: в самую кровавую, как тогда считалось, Первую мировую войну погибло немыслимое (по меркам того времени) количество русских солдат и офицеров —около полутора миллионов человек! И это за четыре года военных действий! А после октябрьского переворота расстрелы матросских, рабочих и крестьянских мятежей СПЕЦИАЛЬНО не публиковались и не учитывались! (По подсчетам независимых историков, за 1918 год (всего за год до Гражданской войны) было расстреляно без суда и следствия от ста до ста пятидесяти тысяч крестьян, рабочих, матросов и солдат). И «апрельский тезис» Ильича — «Превратить империалистическую войну в войну гражданскую» — был успешно проведен в жизнь: по официальной только советской статистике, в этой войне погибло от 12 до 14 миллионов СВОИХ же РОССИЯН! (Цифры, которые называет автор, — это общие демографические потери в 1917—1922 гг. — Ред.) Да еще послевоенный голод унес более пяти миллионов, что заставило Ленина вернуться к капитализму, поскольку уже чувствовалась нехватка рабов (со знаменитой ленинской запиской, оправдывающей такой «идеологически неверный» поворот: «Но это только передышка! Террор мы продолжим!»). Террор, между прочим, против собственного народа! А наши «технические» студенты и недоумки-интеллигенты до сих пор с упоением поют под гитару песни «О той единственнойГражданской»!
30. 1. 72 г. Где-то я уже об этом читал, думал: ионосфера, ноосфера… — попадает ли в них энергия всех умерших, замученных пытками и издевательствами? Существует ли «Сфера энергии Душ»? Если нет — то куда иначе деваются взрывы ненависти? Страха? Отчаяния? Агрессии? Трусости? Восторга? Вдохновения? Страстей? На земном шаре одних оргазмов каждые сутки — по миллиарду, никак не меньше! Разве может все это куда-то исчезнуть? Рассеяться? Испариться?
И отсюда другая мысль: если все это носится рядом, вот здесь, значит, стоит только себя настроить, стоит только протянуть руки, раскрыть ладони и пальцами — ПАЛЬЦАМИ —вбирать в себя все, что только тебе угодно, все, что ты хочешь. Отсюда и акселерация! Энергии (и подсознательного опыта) с каждым поколением накапливается все больше и больше, и эта вся энергия, независимо от того, готов ты или нет, проникает в твое существо с самого рождения. И, возможно, собственных мыслей вообще нет — есть только acceptability, причем к определенным волнам этой сферы! Чушь все это, конечно, в смысле формы, но что-то симпатичное в этом есть.
15. II. 73 г. Моя теория 120—130-летия действует безотказно. Вот часть приблизительного доказательства: смерти нет, потому что невозможно осознание отсутствия сознания. Следовательно: либо вечное небытие, либо вечное существование в пределах твоего самосознания, то есть — ощущения собственного бытия. Еще раз: если мы появились на свет, то есть если мы осознаем и мыслим себя самими собой, значит, мы бессмертны, значит, мы бесконечно обязаны ощущать свое собственное Я, иначе мы не смогли бы его ощущать сию минуту, в ЭТО самое мгновение, когда я пишу эти слова. Из понимания всего этого (допускаю ошибочность моего мнения для кого-то другого) рождается расслабленность, беспечность, внутренняя свобода и, как ни странно, улучшается здоровье: твои капилляры радостно переправляют твою кровь и энергию в самые нужные органы в самое нужное время!
20. II. 73 г. А как же миллионы расстрелянных так наз. классовых врагов — ученых, докторов, интеллигентов, священников, квалифицированных рабочих, хозяйственных крестьян?! А как же Гумилев? Мандельштам? Хармс? Микеладзе? Мейерхольд? Его жена? А Солженицын? Галансков? И наконец, Ян Палах?
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Сейчас вся настоящая история России и осталась только в стихах:
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Какая она умница!
Стрелецкая луна. Замоскворечье… Ночь.
Как крестный ход, идут часы Страстной недели…
Я вижу страшный сон. Неужто в самом деле
Никто, никто, никто не может мне помочь?
«В Кремле не можно жить» —Преображенец прав.
Там древней ярости еще кишат микробы:
Бориса дикий страх, всех Иоаннов злобы,
И Самозванца спесь — взамен народных прав.
9. 9. 73 г. (Алма-Ата). Итак, я возвращаюсь к своим детским увлечениям —«Чешуйчатокрылым», а попросту к бабочкам и другим насекомым, — одно наслаждение! Сегодня ловил довольно успешно — ходил с племянником в Ботанический сад. Читал О. Михайлова о Бунине (это тот самый Олег Михайлов — друг Чудакова). Попытался проследить мой путь к России, к которой, правда, мне надо еще идти и идти: родился в Алма-Ате далеко от России, даже далеко от настоящего русского языка; к величайшему для меня счастью, увлекся биологией и лет десять провел только на природе: горы, леса, степи, пустыни, горные реки и озера; охота (отец после загадочной смерти в горах оставил мне два ружья), ловля птиц, почти каждодневные прогулки в горы (благо они совсем рядом), затем Ботанический сад, где впервые меня посетили музы и были написаны первые стихи; затем взрыв гормонов и честолюбия, потребность в большем, уверенность в удаче, жажда знаний и всего неведомого — и я наконец в России, да еще в Ленинграде! Ломается жизнь, ломаются все прежние о ней представления, и спасает только одно: врожденная живучесть и… мои горы, леса и пустыни. И с этого момента начинается война с незнакомым хищным животным — человеком! Но театр — какая это Россия! Да еще советский театральный институт! Правда, наш мастер чего-то приоткрыла: Пушкин, Гоголь, Островский и т. д. Ну и наконец, Москва, друзья и все прочее. И только сейчас, совсем недавно, только с настоящей историей появляется глубокое чувство к России — я не говорю, восторг или любовь — всё вместе: досада, раздражение, восхищение, неприязнь, удивление… Но все-таки больше раздражения и неприятия. Я не русский человек по характеру (пока!) и, уж конечно, не советский (слава богу!), но по духу, по копанию в своих еще не осмысленных, но уже категоричных идеях, по способности (стремлению?) к трагическому я — русский. Но прежде всего я —одиночка: меня тошнит от любого коллектива; коробит просто русская компания: за границей я (как, кстати, и многие мои друзья) шарахаюсь в сторону и делаю вид, что я иностранец, когда вдруг слышу русскую речь или встречаю соотечественников. Единственное оправдание этому может быть только одно: я вижу и слышу не русских, а советских. И вот, наконец, подходим к концу: он будет inevitable: ESCAPE! И вот тогда-то и будет настоящая Россия.
20. X. 73 г. (Харьков, день). Вот те на! Наряд у меня будет только на три месяца, то есть 250 р. ´ 3 = 750 р.! Это за мою главную роль! Нет слов. Любой официант, продавец, парикмахер, любой вор (дай ему бог счастья и удачи!) может делать столько денег в месяц, не затрачивая здоровья, нервов и т. д. Только одно чувство вызывают во мне все эти гнусности — vengeance! Ох, лишь бы не сорваться. Весь день сижу в номере. Decided to fight. Посмотрим, хватит ли у меня выдержки. Но все равно, это то, что мне было так необходимо. Ночной ПРЕДАПОКАЛИПТИЧЕСКИЙ УРАГАН! Вот оно: «А ночь, а ночь! Да это ж ад, дом ужасов!» — фантастическая строчка! Хочется плакать от тоски и счастья: «охватив / Туман этот, лед этот, эту поверхность / <…> этот вихрь духоты — / О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут». Ах, какой мой человек! Если бы он был сейчас жив!
21. Х (ночь). На съемках разговор о цензуре в кино. Наш фильм медицинский и хирургический — и смех и грех! Разве можно поверить в подобную ахинею и полный дебилизм? 95 процентов медицинских терминов вымараны! Все сцены с реальным медицинским действием (массаж сердца, сама операция (то, ради чего был написан сценарий), переливание крови —тоже! Болезни: рак, воспаление поджелудочной железы, смерть двух героев, выпивка докторов спирта из мензурок — вон! Сов. люди не болеют, не страдают, не умирают! Сов. врачи не пьют, не спорят, не смеются —только все время сами страдают и переживают за больных! И это не самый плохой сценарий! Все оказывается очень просто: а вдруг наши старые пердуны из ПолиП-Бюро, если случайно посмотрят наш телефильм, испугаются за свое драгоценное здоровье?! А между тем в этом новейшем, недавно построенном и совсем недавно открытом институте каждый день умирают или до операции, или во время, или после. Смерти очень много. И ко всему прочему —грязь. Сидим, беседуем, и вдруг мимо нас прямо рядом с отделением реанимации этак весело и не очень-то торопясь проскальзывает… мышь! Довольно крупная, упитанная, с длинным хвостом — и прямо в автоклавную как к себе домой!
В нашем фильме мой «герой» «изобретает» какие-то (какие —никто не знает!) приборы, в которых кибернетика непосредственно связана с хирургией, и с пеной у рта доказывает, что именно это — будущее хирургии! Так и говорит. И естественно, нигде нет ни слова о состоянии медицины в мире. И я сравниваю наши лучшие советские операционные с «их приборами» (ин-тут им. Вишневского, «Тареевская» больница, ин-тут Склифосовского) со всем тем, что я видел по западноберлинскому TV, когда снимался в Потсдаме. Даже стыдно сравнивать. Профессор Успенский, один из известных хирургов Москвы, вернулся из поездки по ФРГ — убитый и ошарашенный — с одной только мыслью: Мы находимся в каменном веке! И вот теперь я тут, в Харькове, изобретаю какую-то ХЕРНЮ!
23. Х. 73 г. Три часа провел в операционной. Impressivе! Понимаю Мих. Чехова, который перед важным спектаклем всегда присутствовал при серьезной операции! Лично я дрожал от возбуждения: полная уверенность, что, если бы я увидел подобное лет в 16—17, непременно стал бы отличным хирургом! Все остальное кажется чудовищной ложью. Наш фильм, как, впрочем, и 90 % остальных, —смехотворен. Flesh! Распоротое брюхо, в котором копаются по меньшей мере четыре человека! Всё бледнеет по сравнению с этим. И, возвращаясь к моей AIM, —именно из-за вот такой реальности, из-за действия, из-за всего настоящего — you ought to keep going!
Профессионализм — это легкость, даже некоторый цинизм, обязательно свобода и точное знание.
28. Х. 73 г. Вчера был большой операционный день. Я с утра собрался идти в институт, чтобы посмотреть две сложные операции (резекцию желудка и замену сердечного клапана), но что-то меня отвлекло, и я попал в смотровую только в 12 часов. Операцию на желудке снимала наша группа, а поскольку «оперировал» директор института — мужик славный, но уж больно тщеславный — то было решено «поменять» операционные: директор резал желудок в просторной «сердечной» операционной, а 17-летнюю сердечницу гениальный хирург Бутенко оперировал в менее оборудованной и тесной. Окончательных результатов я пока не знаю, но к моменту, когда я пришел, дела пошли прескверно. Директор, по всей вероятности, перестарался и немножко наиграл: снимали «тонкие музыкальные пальцы хирурга» (е. в… мать!). Сверху из смотровой я увидел, что разрезанный и уже сшитый больной стал блевать кровью — горлом и носом. Его пришлось (уже другому хирургу) тут же заново разрезать (где-то «не затянули» артерию или вену); девочку тоже начали оперировать в тесной операционной, и гениальный Бутенко психовал и матерился на весь институт. Атмосфера в обеих операционных была жутковатой. И вдруг в самый напряженный момент на весь институт через все радиоточки заиграла похоронная музыка: в Москве хоронили Буденного! Я стоял в смотровой рядом с открытой форточкой, пошел первый снег, и в довершение всего сквозь форточку, как по заказу, закаркали вороны! Как-то мерзко и злорадно! Два разрезанных полутрупа, похоронный марш, первый снег (!) и воронье карканье! Веселенькая иллюстрация грандиозных успехов советской медицины! Ох, БЕЖАТЬ от них сломя голову!
21. I. 74 г. (Киев). …Три дня «развлекался» с сыном местного царя — Щербицкого. Он буквально вцепился в меня в моей гостинице. Даже пригласил обедать у них в хоромах. Сын напился и, лопаясь от самодовольства, объявил: «Сейчас тебя проверяют всего! До бабушек и дедушек! А то, может, с евреями связь какая-нибудь есть?» Представляю, на что они наткнутся в моем лубянском деле! Дед — поп, друзья — одни евреи. Или антисоветчики. И тоже евреи. Так что если и позвонит, значит, ничего страшного; если нет — слава богу! Hе’s such a bore! Но, когда трезвый, вполне выносим и симпатичен. Позавчера, правда, занял у меня десять рублей «до завтра», но вчера не отдал. У него явная привычка брать у приятелей деньги (по 5—10 рублей) и, естественно, не отдавать, так как никто у него никогда их не спросит. Но каков антисемитизм! Самое страшное преступление — общаться с евреями. Сыночек только и бормочет: «жиды… жидовка…» С жидами. Моего хорошего приятеля Андрея Бибу — капитана киевского «Динамо»! — убрали из команды. Я спрашиваю: «Почему?» Отвечает: «Пьет! Но не в этом дело! С жидами пьет! До чего докатился!»
Может, податься в Израиль?!
25 янв. 74 г. С ними нельзя связываться. Ни за что. Они как крысы — только сообща —и кусают с разных сторон. Они накинулись на Солженицына, а сами в страхе оглядываются: как бы им и за это не попало. Но какой у него соблазн — ринуться в открытый бой с этими жалкими тварями! Нет уж, крепись, Александр Исаевич! Любая провокация, любое лжесвидетельство, любой спровоцированный скандал, и ты погиб: либо уголовное дело, либо желтый дом — и прощай тогда всё! Но как они ему все завидуют! И кусают они, и бьют его тоже из зависти и злобы! Михалков достаточно умен, чтобы не понимать, что он ничтожество по сравнению с Солженицыным. И к тому же…
15. II. 74 г. Юбилей «Мосфильма»! 50 лет! Демонстрация лжи, ненависти и бездарности. Просто страшно становится, когда оборачиваешься назад и ретроспективно просматриваешь ленты, — ну и времечко! Все доклады и выступления — бессмысленный поток махровых штампов и тошнотворных словосочетаний: «Испытываем глубокое волнение…», «чувство глубочайшей благодарности партии…», «идеологически верное изображение жизни…» и т. д. И стыдно, просто стыдно: сидят пять тысяч человек и участвуют в позорном спектакле, который всем давно остое..л! А когда все кончилось (усидеть было невозможно, и поэтому лучше сказать: когда для нас все это кончилось, так как мы встали и ушли), уже дома я узнал сенсационную новость —Александр Исаевич в ФРГ! Господи! Дай ему спокойствия, здоровья и побольше сил! Эх, дожить бы! Для партийной верхушки такое решение было единственным (ума, слава богу, хватило), но и кровушки он им попортил, так что в любом случае они обосрались.
(Ночь.) «В Кремле не можно жить…» Сколько мне еще предстоит жить, стиснув зубы… Ждать моего счастливого случая… Да стоит ли? А не плюнуть ли на все, да и смириться, освободиться? Пожалуй, так и надо, иначе «век свободы не видать!» А ведь самое главное — быть внутри свободным! А я ради моей идеи (очень сомнительной в смысле осуществления) закабаляю себя на неопределенное количество времени — извращаю себя, издеваюсь над собой! Зачем? Стоит ли игра свеч?
24. II. 74 г. (ночь). Нет, мой дорогой. Неси свой крест и веруй. И помни всегда Федора Михалыча: «Смирись, гордый человек…» Только в моем случае в прямо противоположном смысле: смирись с несмирением —это твоя планида. Да и долго ли тебе осталось мучиться? Ведь живешь же помаленьку — НАДО ВСЕГО ЛИШЬ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПРЕИМУЩЕСТВАМИ ПОДЛОГО СТРОЯ, а потом все воздастся, как Александру Исаевичу, — в крохотной степени, но воздастся!
27. II. 74 г. Не могу спать. Думаю о родных. И — странная мысль — мучаюсь ужесейчас возможной потерей самых моих любимых людей —мамы, сестры и сына. Это моя трагедия. Неизбежность и почти предопределенность.
2. II. 74 г. (Москва). Два вечера с Люсиком Гардтом. Поистине «Железный Люсик». 9 месяцев на Лубянке и сейчас еще 32 месяца по тюрьмам — обвинение в хищении 1,5 миллиона рублей по 93-й, то есть расстрел. Рассказов — уйма. Его адвокат и друг — 74-летний еврей — когда-то в молодости был парторгом ячейки, в которую входил аж сам Ильич! И он выдал Ильичу партийный билет со своей подписью, который сейчас лежит за стеклом в музее на пл. Революции. Сейчас один из лучших адвокатов Москвы и мечтает уехать в Израиль (вернее, уехать отсюда), но его не пускают, так как «его рука и его подпись попали в Историю»! Он тут же предложил отрубить свою правую руку, заспиртовать ее, принести в КГБ и сказать: «Вот вам моя рука, выставите ее в музее рядом с партийным билетом Ильича. А меня отпустите!» Истории с самоубийцами на Лубянке, с убийцами своих жен из-за «пятерки», а соседей из-за лишних кв. метров или еще какой-то ерунды… Три месяца его держали в комнате 3х3 квадратных метра с восемью сумасшедшими: истерики, срут в штаны, кидаются говном и т. д. Люсик научил их играть в домино и карты и только этим спасался (Люсик — профессиональный «катала»). И все это во время торфяных пожаров в Подмосковье, когда мы на воле подыхали от удушья! Затем этап в Баку — 22 человека в одном купе — семь суток проезда! (А я не могу ездить в четырехместном — не сплю всю ночь!) Дальше: в 20-метровой камере 26 человек сидят месяцами! В камере, где должны жить 20 человек, живут 65!!! Садизм, пытки, изуверство! «Архипелаг ГУЛАГ» по сравнению со всем этим — детские сказочки! Но самое страшное: просидел 32 месяца — и ПРИГОВОР ОПРАВДАТЕЛЬНЫЙ!!! Люсик не подписал ни одного протокола, все лжесвидетели были адвокатом разоблачены, но за «ошибку» никто никакой ответственности не понес. Так-то.
25. III. 74 г. (Ленинград, утро). Вчера — Марковичи, Лавра, могилы, Герасимов… День насыщенный, вечер вкусный. Мой пост с поправками: каждый день (почти) приходится выпивать. Но мяса и других пакостей не ем. А охота. Сегодня или Павловск, или библиотека Академии художеств. Был вчера в комиссионном, где продают живопись. Ужасно расстроился: такие низкие цены. Несчастные художники! Вот тебе и ручная работа. У Марковичей рассуждали о России. Есть два типа людей, которые вынуждены (именно вынуждены) любить Сов. Россию: 1) нищие, у которых вообще ничего нет, а также убогие и калеки, почти полностью неспособные на передвижение (увы, последних большинство, если учесть, что крестьянам не дают паспорта для выезда (выхода) из колхоза), и 2) противоположные первым — циники, живущие за счет России (можно сказать, пьющие ее кровь) преступники и гангстеры — большие и маленькие: партийные боссы, гэбисты, менты, артисты эстрады и т. д. Маркович добавил сюда еще третий тип, но мне он кажется фальшивым: себя —человека, ищущего в России свои корни, — он, видите ли, так же как и я, родился вне России —в Алма-Ате, но всю жизнь так и рвется к российским корням.
4. 7. 74 г. (Львов). Вот это новость! Оказывается, на днях Михаил Барышников «рванул» — попросился в Канаду! Месяца три-четыре назад я снимался в Питере и жил в гостинице «Советская» на Фонтанке, а на другом берегу, прямо напротив гостиницы, жил Володя Герасимов; времени свободного было много, и мы почти каждый день гуляли с ним по музеям и хорошо выпивали. Однажды мне позвонила знакомая из «Дворца искусств» и пригласила на ночную пьянку, посвященную блистательному творческому вечеру Михаила Барышникова, но с условием: если я приведу с собой актеров Ромашина и Джигарханяна, которые тоже снимались в Ленинграде и жили в этой же гостинице. «И тогда вы будете сидеть за одним столом с Мишей!» Я, слава богу, вспомнил Герасимова, и мы договорились, что я возьму с собой и его. Мы провели фантастическую ночь с очаровательным, очень смешливым Барышниковым, и я представляю, как Герасимов сейчас ликует и всем рассказывает, как он с ним выпивал! А вот еще поразительное совпадение: Новый 1960 год я встречал в Ленинграде в большой квартире дочки профессорши Ленинградской консерватории, а среди гостей были цирковые артисты братья Кио —и гениальный Рудольф Нуриев! Я в то время был невероятно худой, и вдруг кто-то обратил внимание, что мы с Нуриевым очень похожи! К тому же я на одну восьмую или шестнадцатую татарин. Я все это запомнил посекундно. А через пять месяцев Нуриев «рванул» в Париже в самом прямом смысле — убежал от гэбистов. Вот так. Нуриев, Барышников… А я? КОГДА Я?! И сколько еще ждать?!
23 июля 74 г., г. Белорецк.
Что-то очень обычное для Сов. России — пьянство, грязь, пыль и т. д. За окном лают собаки, здесь — крохотный номерок. Настроение превосходное — оттого, наверное, что выпил, —это впервые за два месяца! Никому я не нужен, и с этим надо смириться навсегда. Но в остальном — Vorwards!
24. 7. 74 г. Надо много рисовать. Это преступление, что я не рисую. Сегодня порисовал —и настроение сказочное. Не знаю до сих пор, решиться или нет на jewish вариант? Если даже будет failure, я буду настолько изолирован, что вынужден буду читать, писать и рисовать —и причем очень и очень много. Надежда одна: главное —не перегнуть палку и не попасть behind bars. С голоду, надеюсь, умереть не дадут —помучаюсь годик-другой, но зато — стихи, музыка, слова, краски!!! И какое-то невероятное ожидание чуда: вот-вот должен влюбиться… только не знаю, к хорошему ли, к плохому… Молю Господа только об одном: «Отпусти меня на волю! Пусть я буду страдать, пусть буду жалеть и проклинать себя, пусть! Но что суждено произойти, то все равно произойдет! А мне на роду написано. Не знаю, правда, когда именно, но… написано!»
Очень скучаю по ребятам — Роману и Иосифу. Неужели я никогда не услышу «What does one wall say to another?». И неужели я не напишу их портреты?
29. 7. 74 г. А вот наглядно — Soviet system: во Львове сидит группа из 60 человек, и уже десять дней они ничего не делают. Перед этим 20 дней шли сплошные проливные дожди, и тоже ничего не снимали. Я сижу в Белорецке: ни одного съемочного дня —жду партнера! НО ЭТО НИКОГО НЕ ВОЛНУЕТ! Горят десятки, а то и сотни тысяч, дело и здесь и там стоит на месте, а изменить хоть что-то просто невозможно, и никто никогда ни на какие изменения не пойдет, что бы ни подсказывал здравый смысл!.. Главное, на бумаге все сходится! Но из всего этого выход есть, даже при бездарном социализме: нужен ЗАКОН и неукоснительное его исполнение, и нужна система КОНТРАКТОВ, обеспечивающая ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. И все же самое главное — это частная собственность и еще, и еще раз ЗАКОН! Но этого, увы, никогда не будет! Never! Jamais!
6. 8. 74 г. Безумно смешная и нелепая история с телеграммами. Все fake! Опять буду сидеть здесь, во Львове, и ждать погоды. И, уж конечно, я им ничего не сорвал. Приехал, а оператора, оказывается, нет уже 4 дня! И эти 4 дня на меня и повесили.
I was, I am, and I’ll always be the most devoted antiMAOIST! Снова сonstant hate и отчаяние. Гнуснейшая ситуация на картине разрешилась самым гнуснейшим образом: меня оштрафовали на 150 рублей! Мeня, of all people! Меня — крепостного артиста, которому покупают билеты администраторы, а посылают на съемки директора картин! Где я ничего не решаю! Ленивый и циничный директор занимался только одним: посылал фальшивые телеграммы —шаблонные, трескучие, обвиняющие всех и вся. Итак — вот наше руководство: старый, больной и от этого ленивый режиссер; еще не старый, но глупый, ленивый и подлый директор и совсем молодой, но очень глупый, бездарный и трусливый второй режиссер. Ублюдки и негодяи — ни юридических, ни моральных, ни поддающихся любой логике прав у них нет! Буду с ними судиться или хотя бы подниму скандал!
20. 9. 74 г. Наконец-то опять сижу в Потсдаме. Чистота. Телевизор, 7-й канал. Радио AFN («American Forces Network»). Денег много (относительно). Страшно — unknown future. Из прошедшего — омерзительный, не передающийся словами разгон «бульдозерной выставки», где на моих глазах молодой гэбист с самосвала ударил лопатой по голове художника Ворошилова, который пытался вырвать у него свою собственную картину, и рассек голову так, что кровь залила ему все лицо. Нас трясло от ненависти и желания «ринуться в бой» (я был с двумя Эдиками — Зелениным и Штейнбергом), но весь этот ШАБАШ охранялся заметным кольцом милиции и агентов в штатском. И была не менее омерзительная статья об этой выставке в «Сов. культуре». Но зато как мы радовались, когда наши придурки поняли, что обосрались, да еще никак не могли «врубиться» ПОЧЕМУ? Подумаешь — какой-то иностранной журналистке морду набили!
26. 9. 74 (ночь). Мы, конечно, могли бы догнать Европу — надо только лет 50, не меньше, чтобы мы достигли современного европейского уровня (я говорю, естественно, только о материальной стороне). Но Китай! Он проще, организованней, фанатичней, дисциплинированнее. Как мы в сороковых гг.
29. 9. The most frustrating feeling —to gaze across the border (or over the wall — to Jump?! То fly?). Ничего грустнее и безнадежнее я не знаю. А ведь вот же — рукой подать!
2. X. 74 г. Сегодня умер Шукшин. Ермаш, Павленок не умер. А Шукшин умер. Сожрали еще одного. Еще раз: бессмысленно и безнадежно идти с ними в ногу. Чего-то там улучшать, строить с ними СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ! (Не дай бог!) А планов — сколько планов! Нет, братец, ты-то сиди. И не рыпайся. Тебе надо 120 лет жить. И никаких контактов! Только твоя личная жизнь, как в разговоре с Гуревичем о съемках во Львове: «Ну пожалуйста, продержись еще дня три-четыре!» Вот так и со всеми Ермашами да Павленками надо продержаться лет пятьдесят-шестьдесят. И заниматься своими делами: учиться, писать, рисовать, читать, реставрировать мои любимые досточки, купить наконец машину и, конечно, ГОТОВИТЬСЯ! Но самое главное — не сдохнуть раньше моих ста двадцати лет!
8. 10. Слушаю выступление Медведева в Америке на какой-то пресс-конференции, чуть ли не в Конгрессе. Very disappointing. То ли что-то случается с мозгами людей, покидающих Россию (типа — «срочно нужны иконы XVI века»), то ли они на самом деле мудреют, оглядываясь назад, и видят то, что нам «изнутри» неведомо… Кое-что симпатичное, кое-что нет. Солженицын слишком hard, да еще у него голос почему-то противный: «Советские не нуждаются в помощи Штатов, как это полагают в мире» (?). Правда, хорошо насчет эмиграции: главное — в возможности возвращения. Хорошо об inevitability of changes in Sov. Un. Но все это слишком оттуда. Никакого упоминания о системе, которая порождает и поддерживает беззаконие, хамство, лжесвидетельство и продажность: все это он относит к «эмоциональной» стороне.
Под утро видел сон — опять в тюрьме! На завтрак давали «немецкие» бутерброды и почему-то презервативы в цветных обертках (что это —предупреждение?). Тюрьма большая, хорошая! Ну, думаю, ничего, посижу годика два-три, подумаю, почитаю, попишу… Настроение мерзейшее. Надо уходить в подполье.
10. 10. 74 г. (ночь). Вы грабите Россию духовно —это самое страшное преступление против человечности. Вот уже больше полувека вся Россия барахтается в мерзком болоте лжи и насилия. Вы правите Россией на уровне вашей подлости и вашего собственного невежества: забиваете выпущенной миллионными тиражами никому не нужной макулатурой книжные прилавки, а лучших наших и зарубежных писателей либо продаете за валюту, либо заставляете «голодных» читателей выстаивать в очередях и выменивать их опять же на макулатуру! Ну, не насмешка ли это какого-нибудь новоявленного Воланда! Ваше «искусство» убого, лживо, кастрировано наиглупейшей цензурой и напичкано опостылевшей всем пропагандой. А все талантливое и лучшее, что каким-то чудом рождается у нас, появляется всегда вопреки вам!!! Причем ценой здоровья, а порой и жизни. Вы грабите российский народ по меньшей мере вдвойне: сначала лишаете его возможности свободного выбора идей и информации из ВСЕМИРНОГО РУСЛА КУЛЬТУРЫ, самодовольно и (самовольно!) разделяя МИРОВУЮ КУЛЬТУРУ на враждебную и НАШУ (!), а затем засираете им мозги заведомо лживым так наз. идеологически вернымискусством, и с каждым днем пропасть между всемирной культурой, которая свободным потоком движется вперед и вперед, и «вашим» убогим суррогатом, высосанным из грязного, кроваво-трупного, марксистско-ленинско-сталинского пальца, все увеличивается и увеличивается. Вы лишили всякой инициативы ЛИЧНОСТЬ и ввергли этим самым Человека (звучит гордо!) в безнадежные невежество, пьянство и разврат. Ваши мужчины деградируют, а ваши «освобожденные» женщины погрязли либо в распутстве, либо в коммунальных скандалах, беготне по пустым магазинам и простаивании в бесконечных многочасовых очередях. Вы довели интеллигенцию до состояния рабской зависимости от куска хлеба, вы создаете невыносимые условия всем честным, искренним и по-настоящему талантливым людям и либо высылаете их сами, как вы сделали это с Александром Солженицыным, Иосифом Бродским и многими другими, либо заставляете их бежать из вашего соц. и ком. Рая-Лагеря — и это еще один из примеров духовного ограбления своего народа.
13. 10. 74 г. …Сплошное безделье, шатание по магазинам в поисках подарков себе и другим. Рисовать — не рисуется. Писать — не пишется. Мрак. После обеда сел рисовать себя в зеркало. Первый раз за все время что-то получилось. Потом разглядывал книжку — как хорошо, что я ее купил! «Der Nackte Mensch» —прекрасная книга по анатомии! Буду, буду рисовать — через двадцать лет, но буду! А завтра я снова еду в Берлин. До какого все-таки скотства довели простого cов. человека! Гоняюсь как сумасшедший за всякими тряпками, штанами, носками, ботинками… И счастлив, когда нахожу что-то «интересное» для себя, сестры, мамы, сына или племянника! Здесь я похож на поляка-спекулянта, и немцы смотрят на меня с откровенным презрением. Как стыдно! Но что делать, зато домой я привезу щедрые подарки! Господи, все это такие жалкие вещи, но сов. человек не может себе позволить даже это! Просто нигде и ничего нельзя купить, кроме как в райкомовских и прочих «распределителях». Боже! Какая нелепая и смешная история произошла на моем первом немецком фильме! Мы с нашим замечательным актером Анатолием Кузнецовым («Белое солнце пустыни») играли две главные роли (из трех) в фильме «Meine stunde null» киностудии «ДЕФА» и в конце первого рабочего дня на глазах у всей группы в ведомости кассира каждый расписался в получении 900 марок, а на руки получил по 60! Вся группа объявила нам бойкот как штрейкбрехерам, и только когда мы с большим трудом объяснили им, что 60 марок здесь — это в ТРИ раза больше, чем в Москве, они, кажется, поверили или сделали вид, что поверили. А я —всего лишь оденусь сам, одену сестру, племянника, куплю сыну новую машинку, а жене — «занавески на окна и кофеварку!» Вот и все счастье. А арифметика простая: у себя дома мы работаем бесплатно, только чтобы с голоду не сдохнуть. А сравниваем «социалистический рай», который устроили сами, с Ленинградской блокадой, ужасами войны, коллективизацией и революцией, к которым каким-то образом тоже имеем самое непосредственное отношение. Конечно, сейчас мы живем лучше! Конечно, в тюрьме хуже кормят! В Монголии хуже одеваются (пока!). У нас намного лучше, чем в Нигерии! Браво!
15. Х. 74 г. Немцы глупые люди. Восточные — все. Западные? Пока не знаю. Половина? Прекрасный вопрос из ГДРовского учебника немецкого языка: «In keinem Land ist der Mensh so frei wie in unserem Sowietland?!» Вот так-то. А ты и не знал!
Возраст приходит незаметно, но неумолимо жестко. Пропадает легкость и беспечность, появляются равнодушие (не в даосском смысле), страх за будущее, тянет домой — ничего не хочется менять. Новое не радует, понимаешь, что нового ничего нет. Одиночество вовсе не тяготит, а, наоборот, заряжает энергией. Радости — и маленькие и большие — только в тебе самом. Завтра-послезавтра переезжаем в Берлин, слава богу. Потсдам порядочно надоел. В Берлине — музеи, опять же магазины. И, как ни странно, уже много замечательных приятелей —один Манфред Круг чего стоит! И как приковывает, манит, тянет ТОТ мир — ЗА СТЕНОЙ! Наверняка почти такой же пошлый и убогий, такой же несчастный и жалкий, как и опостылевший наш! ОДНАКО, ОДНАКО, ОДНАКО, ОДНАКО там есть ВЫБОР, там есть ЗАКОН. Там ни одна свинья не будет тебя спрашивать, кто Первый Секретарь Компартии Африканских ПИГМЕЕВ, хотя тебя, как крепостного артиста, отправляют работать в ГРЕНЛАНДИЮ! Да еще за копейки! Так что — всё равно — только ……!
20. Х. 74 г. Был в Москве несколько дней. Дома хорошо. Беседовали подолгу, помногу, без раздражения, удивительно. В общем, жить можно. После приезда особенно: будет стимул — машина. А пока лежу в Потсдаме, болею. Первого ноября все улетаем в Москву.
27. Х. 74 г. Поездка. «I’m doing my work» — музеи, Мейсен, Дрезден… Опять хочется рисовать, писать, работать. I’m bored «mit meine kollegen». Fed up. Одно утешение —«слоны» (читай — подарки). И какая жадность к музеям! Хочется не отходить от живописи: обжираться ею, облизывать, обнюхивать, сдирать со стен! И странное ощущение того, что и я так могу, что это очень просто — до смешного! Что ж, try it! And see.
28. Х. 74 г. Еще один закон: никаких «реальных» контактов с Comybastards — только game и ВСЕГДА (Господи, почему ты об этом так часто забываешь?!). ВСЕГДА beonalert! Чувствуй себя в пространстве, чувствуй дистанцию, не отвечай на рабскую наглость (хотя, может быть, иногда следует сыграть в поддавки: это даже интересно — какой может быть эффект!). Но лучше этого не делать.
29. Х. 74 г. Вот жизнь, достойная зависти! Полное душевное спокойствие и одиночество, необремененное ни скукой, ни тоской, ни болезнями! И все это благодаря «преимуществу» замечательного социалистического долбо-..ства: бездарный режиссер дал взятку генеральному директору; тот без готового сценария запустил в производство картину и под Всемирный фестиваль молодежи в Берлине (который состоялся летом) отправил на «ДЕФУ» группу снимать фильм, растянувшийся на полгода! Ничего бездарнее (и полезнее в денежном отношении) в жизни у меня пока не было. Живу в сказочном номере, идеальная чистота (только что из ванной), кожа поскрипывает — худой, поджарый (полчаса йоги и даосских упражнений), хожу по номеру голый, слушаю самую классную музыку (ах, моя любимая AFN!) — и, наконец, горячий бульон из американских кубиков — это после вчерашних 250 граммов водки! Всю ночь снились чудовищные кошмары, и от этого я сегодня чувствую себя прекрасно: химия моя очистилась, вытеснила все мои заботы и тревоги, и вот он Я — сижу в Германии, ни хрена не делаю, получаю свои денежки и хожу по музеям да магазинам, looking over the MAUER with great envy.
29. Х. 74 г. (ночь). Нужно прекратить всякое существование в суете, беспорядке, спешке, внутреннем неряшестве и расхлябанности. «Лелеять Душу». «Пестовать жизнь». Стараться «жить в ДУХЕ».
1. ХI. 74 г. «Делать карьеру» в совдепии в любом аспекте, в любой сфере общественной жизни — гибель для Души. Ты вынужден «улучшать» самые омерзительные человеческие свойства: хитрость, ложь, подлость, трусость; и отсюда неизбежно — рано или поздно —лжесвидетельство.
7. ХI. 74 г. Все просто, просто, просто. Надо постараться жить долго и как только возможно enjoy the life here. Это единственный путь (Дао!), единственная возможность tofuckthemaround. Как Добужинский: набирать чемоданы, а потом оставить их прямым потомкам.
(Ночь.) Опять в Москве, опять дома, и чувствую себя человеком, который непонятно почему, непонятно за что, непонятно кому платит большие деньги за квартиру, в которой не живет! Ах, где бы мне встретить доброго Хэшана, который научил бы меня управляться с «бесами» и «лисами», превращаться самому черт знает в кого и жить по меньшей мере три-четыре столетия?! Но, кажется, освобождение близится. Дай-то бог!
4. ХII. 74 г. Прошел месяц, а событий на год. Два (или три?) раза я ездил туда-сюда, абсолютно ничего не делая, — Сказка Недоразвитого Социализма! Пишу в Потсдаме, в койке. За окном свистит, гудит и воет ветер, точно ты не в Европе, а в Павлодарской степи. В предпоследний приезд в Москву ушел из дома, и я наконец свободен. Жил у мамки Тамары —прекрасно, беспечно, среди книг и икон. Съездил обратно, снова вернулся, в общем, все было замечательно. Главное дело по приезде в Москву — 1) лечь в больницу. (???) С моей простатой катастрофа! (Хорошее начало для блатной песни или для учебной скороговорки). Пить нельзя, «гулять» нельзя. Жить нельзя! Но времени лечиться тоже нет. 2) Съездить с Фабриковым в Касимов. 3) Съездить в Павлов Посад (если что-нибудь будет известно) и 4) Слетать в Алма-Ату на Новый год.
5. ХII. Сладкая, скучная, однообразная жизнь. Сауна, гриль-бар, одни и те же унылые чистые рожи, но, в общем, легко и независимо ни от кого. Весь день вспоминаю Романа Каплана: увидимся ли мы? Посидим ли в «Национале»? Попаримся ли в «Сандунах»? Или в «Центральных»? И мне с каждым днем все труднее и труднее представить себе возможность нашей встречи over there: c каждым днем все безнадежнее отсюда вырваться.
(Ночь.) Понятия: Социализм, Коммунизм, так наз. Советская система и т. д. давным-давно превратились у нас в понятия настолько жидкие и безвкусные, настолько обросли всевозможными скользкими намеками и бессмысленными ритуалами, принимаемыми всеми с таким же бессмысленным и молчаливым согласием, что если бы нашелся какой-нибудь настырный человек и решил хоть в чем-нибудь разобраться, то ему пришлось бы годами разгребать эту громадную кучу говна, чтобы найти наконец крохотную стекляшку убогой псевдоистины! И вот только тогда этот несчастный начнет кое в чем советском разбираться. Человечество никогда за все века своего существования не погрязало в таких чудовищных дебрях лжи, подлости и фальши, в каких застряли сейчас мы! Все уже настолько привыкли белое называть черным, все уже так давно знают, что у КОРОЛЯ вовсе нет платья, что, найдись сейчас мальчик и крикни: «А Король-то голый!» — всем стало бы за него стыдно: так это показалось бы безвкусно и, мягко говоря, неумно.
И как странно все перевернулось! Люди в so called Socialist World превращаются в жадных, ничтожных накопителей. Больше всего это бросается в глаза здесь и в Болгарии (у нас еще всё впереди, поскольку ничего похожего на нормальный рынок еще нет: одна фарцовка и «Березка»). А как мы отстаем от той же Болгарии или ГДР в sex-cервисе! — в Болгарии клиентам, долгое время проживающим в дорогих гостиницах, предлагаютофициально, составляя договор, красоток на выбор (правда, за большие деньги). Да и здесь, в Потсдаме, наш 60-летний режиссер купил себе на два месяца прелестную 18-летнюю девочку и каждый день клюет носом на съемочной площадке. И всем интересно: дотянет ли он до конца съемок.
6. ХII. 74 г. Страшная бессонница. Сосед храпит (подселили якобы на два дня), в окнах свистит и воет, я маюсь; свистнул раз, свистнул два — он вскочил: «Что такое?!» Повернулся на другой бок и снова захрапел. Вот тут и вертись. Боже, как я ненавижу коллектив, даже самый крохотный! Готов спать в гробу, лишь бы один!
8. ХII. 74 г. Поймал себя на том, что, когда я нахожусь рядом с WALL, своих я почти не вспоминаю! Чудовище! Монстр! Моя идея задавила меня полностью: никто и ничто для меня не существует! Вот, оказывается, на чем я держусь. А уж как только все пройдет (либо туда, либо сюда), навалятся на меня неудачи, несчастья да болезни и СОЖРУТ МГНОВЕННО!
5. I. 75 г. Алма-Ата. Встретил Новый год; глупо и бессмысленно «гулял» в бездарных холопских компаниях (то пресмыкаются, то комплексуют и от этого наглеют) — ну что может быть страшнее глупости, набитой до отказа самодовольством! В одной «праздничной» квартире из-за меня подрались девицы — стали кидать друг в друга рюмки, вилки, драть волосы… К счастью, я успел смыться чуть раньше — сбежал мгновенно, никто даже не успел опомниться (мне обо всем рассказал в лицах мой чудесный алма-атинский друг Володя Безелюк). Нет, нет — БЕЖАТЬ от этих идиотов со всех ног! И чем скорее, тем лучше!
9. I. 75 г. Опять Германия, опять Берлин, опять западное ТV, музыка — AFN, опять перед глазами WALL (чуть не рукой подать) — и опять все та же пытка… Так вот, Милостивые Государи! Разве когда-нибудь вам удастся побывать в г. Ачинске-«Собачинске», где секретарь горкома ездит в свой дворец в милицейском ЗАКе, от страха, что на него нападут «условно освобожденные» ЗЭКи?! Во всякие Щучински, Кировы, Белорецки, Выдропужски, Сарански и Мухосрански? Разве когда-нибудь вы увидите пустые полки в магазинах не какой-нибудь Воркуты, а в любом городке всего в 50—70 км от Москвы? Разве когда-нибудь доведется вам обедать в сраном и вонючем ресторане в сраной и вонючей (а когда-то прекрасной) Сызрани, где часть города так и называется «Засызранкой» — на берегу вонючей и засранной, когда-то Великой Русской реки Волги?! Ах, Милостивые Государи! Куда же вы рветесь? Куда прете?! Вы мечтаете только об одном: чтобывсестранывокруг жили в таком же дерьме, в каком живет ваш собственный народ, — и вы успешно освобождаете глупое африканское, южноамериканское, вьетнамское, индийское и проч. человечество от Английских, Французских, Немецких, Испанских «ЦЕПЕЙ», то бишь Законов, Порядка, Чистоты, мирной человеческой жизни, за счет своего собственного народа посылая в эти страны миллионы калашниковых, тысячи солдат и сотни очень дорого оплачиваемых шпионов! Одумайтесь! Послушайте умных людей! Посчитайте, наконец! А вдруг вы что-нибудь поймете? Хотя, впрочем, надежды мало: вы, милостивые государи, такие же плебеи, холопы и лакеи, как и многочисленные «щучинцы», «ачинцы», «сызранцы» и «собачинцы»!
12. I. 75 г. (ночь). Вторую ночь пью. Нехорошо. Надо завязывать.
14. I. 75 г. (ночь). Чтобы что-нибудь написать, дорогой мой, надо пережить либо какое-нибудь потрясение, либо чтобы какая-нибудь всепоглощающая, громадная идея захватила тебя настолько, чтобы все движения души, все мысли и чувства, вся твоя химия и динамика подчинялись только этой грандиозной идее, чтобы рука твоя писала только в соответствии с ней и каждой своей закорючкой твердила одно: «А я говорю только лишь об этом!»
16. I. 75 (ночь). Лег спать в 7 час. утра после ночной съемки. Утренние кошмары. Проснулся в полдень —осознал себя, все планы, все прошедшее, все предстоящее: странноватое предложение оформить поездку в Западный Берлин (надо 170 зап. марок и 500 восточных). Пошел куда-то по адресу — никого нет. Слава богу, сообразил, что здесь «что-то не так», хотя человек (немец) был мне очень симпатичен. На обратной дороге на фоне немецкого строительства мысли: сколько и как крадут. Вечером в городе встретил мою сумасшедшую «ике дуте кике маль», — она обрадовалась, я тоже! Она очень живая, смешная, все время хохочет и громко очень много говорит. Дед у них в семье глухой, мать тоже, вот все они и привыкли кричать и дергать друг друга за рукав. Хорошо хоть я быстро догадался о причине, а не то сбежал бы сразу. Через каких-то десять минут нашли холодное кафе (в ресторанах и других кафе не было мест) и немного расслабились, чем вызвали неудовольствие почти у всех: мы оказались самой свободной парой в ГДР! Одна из посетительниц кафе осуждающе качала головой и требовала, чтобы мы соблюдали «дистанцию», хотя мы и не думали обниматься. Какой-то молодой хмырь даже полез со мной драться, но я мягко, по-китайски, отбиваясь, искренне хохотал, а Hanna-Lora меня поддерживала. Потом, наконец, после долгой прогулки — уютная и теплая мансарда, а в ней —все, что надо. «Цво маль!» — восторженно хохотала Hanna-Lora. По дороге домой —окончательное решение превратить в шутку идею с Западным Берлином и унылые мысли о том, что молоко, оставленное на утро перед каждой дверью, у нас бы мгновенно сперли, и еще только лет через двести по меньшей мере такая практика могла бы прижиться, да и то вряд ли.
18. I. 75 г. Весь мир «deeply concerned about Soviet Jews». Но никто не задумывается об участи миллионов (или хотя бы сотнях тысяч) несчастных, не имеющих исключительных привилегий, — родиться евреями. И как тут не поверить в избранность этого народа или по меньшей мере в «Светлое будущее Сионизма»?! Опять евреи на высоте.
20. I. 75 г. Каждую ночь репетирую… И я все больше и больше прихожу к одной простой мысли: устраивай-ка, братец, свою собственную жизнь, чтобы по-настоящему жалко было ее терять! Вот тогда Господь и будет на твоей стороне! А то что же ты хочешь? Чтобы ни за что ни про что? И главное, не спеши: все встанет на свои места. А пока —сколько еще радостей, сколько открытий, занятий! Времени вот только маловато, даже не хочется ложиться в больницу с моей простатой. Да еще сердце… Ах, сердце, сердце!
25. I. 75 г. Глубочайшая бессонница. Увы, не из моих любимых: мучают спазмы, мрачные и алчные мысли —всё вещи да деньги, да еще отчаяние, что из-за такого дерьма приходится тратить нервы. Где-то совсем рядом, behind the WALL, у кого-то так же колотится сердце, так же потеют руки и ноги, этот «кто-то» тоже мучается бессонницей, но — не из-за каких-то жалких 170 west марок, а из-за нескольких миллионов долларов! Подумать только — мне, старому 36-летнему м….., захотелоськупить кожаный темно-красно-коричневый пиджак! Но для меня это то же самое, что для Онассиса выкупить у Советского Союза остров Сахалин. Просто невозможно (пока, конечно, я не прибегну к каким-либо нелегальным сделкам). Что же касается Онассиса, то он, я думаю, тоже смог бы чего-нибудь придумать, если бы ему, к примеру, удалось спровоцировать третью мировую войну и в ней выжить: а когда от Японии, Сов. Союза, Китая и Америки ничего бы не осталось, он благополучно бы приземлился на острове Сахалин и тут только спокойно вздохнул: наконец-то его мечта осуществилась! Вот и я должен, по-видимому, спровоцировать по меньшей мере новый Берлинский кризис и караулить у Интершопа, когда начнется бедлам, чтобы вскочить в разбитую витрину, сорвать с вешалки этот самый кожаный пиджак, а там хоть трава не расти! — можно и умереть от какой-нибудь шальной западноберлинской пули. Других путей, увы, нету.
27. I. 75 г. Прилетел в Москву растерзанный и измученный, «взведенный» до самых последних недопустимых оборотов: ни одной нормальной ночи, а днями отсыпаться не удавалось. У меня ярчайший невроз сердца, я задыхался, начались мои спазмы, и на третий день жизни в Москве я слег. Такого страдания я не испытывал лет двадцать, а может быть, больше — не помню. Простой грипп. Но какой-то совсем непростой. Не умер, хотя думал, что страдания будут либо вечно, либо прекратятся только с моей смертью. Сегодня первый день счастья: слабость, температура 39, горло болит, но нет этой муки. И хочется петь, как в детстве! Грипп мой кончился. Браво!
29. I. 75 г. Теперь для меня самое главное — здоровье. Пожить бы еще совсем немного — хотя бы лет девяносто. Чувствую себя только что родившимся: мозги наконец проснулись и зашевелились, и сам я, точно мокрый, жалкий на вид, еще ничего не понимающий цыпленок (только инстинкт да мощная сила молодого ростка), клюнул скорлупу, поскреб ногами туда-сюда да и вылупился на свет. Господи! Какое очарование! Какой простор! Какая пропасть Познания и Любви! Какой океан возможностей! Только бы здоровье и чтобы Господь всегда был рядом —с тобой — в тебе! Вот как сейчас!
30. I. 75 г. Пожалуй, и вправду бессмысленно чего-либо делать на этой земле. Да и ни к чему. Все тлен, все прах. Все — какое-то муравьиное ползание куда-то то ли «вверх», то ли «вниз». Кого-то обогнать, кому-то чего-то доказывать, не спать нормально, не есть, не отдыхать, не жить! Вот и вся жизнь. Может быть, прав Виноградов, что не надо вообще ничего делать! «Лежать на берегу реки и предаваться размышлениям!» Стырил, подлец, у даосов. Но ведь он-то и этого не делает! Лежит — но у себя в комнате на вонючем диване; предается — но не размышлениям, а самообманам и самооправданиям. И еще бахвалится, вспоминая талантливо прожитые годы! Карабкаться, конечно, бессмысленно, но единственное и полное оправдание можно найти только лишь в одном роде деятельности —в служенииИстине. Но Кто, или Нечто, сможет направить на этот Путь? ДАО — ПУТЬ?! ПУТЬ — ДАО?!
28. I. 75 г. What I have to do here? In this Soviet Paradise? Развлекать сов. людей очередной привлекательной и обаятельной ложью? Делать из себя Superstar Российской Федерации и Коми АССР? А что потом? А дальше-то что? А как же свободные проявления Души? Наклонностей? Желаний, надежд? Какого-никакого таланта? И наконец, сама Душа — не останется ли она навечно в этом совдеповском мраке — среди этих серых шлакоблочных трущоб, и не будет ли она метаться вдоль этих жутких кварталов, натыкаясь на пьяные рыла сов. бесов и безликие, несчастные тени сов. служащих?
2. II. 75 г. (2 ч. ночи). Вернулись наконец-то мои прекрасные бессонницы! Дышу легко, вольно, сладко —и опять внутри заиграли дивные оркестры: полная расслабленность, наслаждение выздоровлением и абсолютное безразличие к тому, что делается за окнами, где грызутся советские пауки в своих советских банках-коллективах, банках-банках и банках-клетках. Словом, я все принимаю: если Бог со мной (как в Исходе с Иосифом и Моисеем), быть и мне в моей Promiseland рано или поздно, а пока — сколько еще здесь всякой неизведанной красоты! Громадная страна! Нечитаные книги! Ненайденные сокровища! И сколько еще не встреченных гениев-друзей и красавиц-подруг!
А вчера днем потихоньку выздоравливал, работал и читал Священное Писание. Как все ничтожно по сравнению с ТЕМ МИРОМ (и с ЭТОЙ КНИГОЙ!).
3. II. 75 г. (ночь). Из «Дао дэ цзин», гл. 24: «Кто поднялся на цыпочки, не может долго стоять. Кто делает большие шаги, не может долго идти. Кто сам себя выставляет на свет, тот не блестит. Кто сам себя восхваляет, не добудет славы. Кто нападает, не достигает успеха. Кто сам себя возвышает, не может стать старшим среди других. Если исходить из ДАО, все это называется лишним желанием и бесполезным поведением. Таких ненавидят все существа. Поэтому человек, обладающий ДАО, не делает этого».
Читаю Библию и китайцев. Закрепляю и чищу свои «досточки» — что может быть лучше? Сегодня гулял. Завтра, может быть, поеду в Павлов Посад (если буду себя хорошо чувствовать).
4. II. 75 г. Поперся в Павлов Посад! Правда, привез икону «Никита воин и Алексей божий человек», но промерз в электричке, как пес. Совдепия совсем не топит вагоны, а ведь в Москве эпидемия гриппа, который я только что перенес. Народишко каждый день по два часа ездит туда и обратно! Чудовищно! Экономят электричество. Сидеть невозможно, зуб на зуб не попадает, изо рта пар, ж… примерзает к скамейке, а людям хоть бы что: мучаются, но ездят, и никому в голову не приходит поднять шум, требовать, жаловаться, писáть! Ведь власти обязаны топить — не война же! Не блокада! Не конец света! Кошмар, да и только. Надеюсь, пронесло и я не простудился.
6. II. 75. Был у адвоката. Милая женщина показала мне все совдеповские драконовые законы о «жилплощади». Я нисколько не сомневаюсь, что какая-то темная лошадка придумала в свое время эту изощреннейшую пытку для наших несчастных людей («коммунальные квартиры») — так называемые уплотнения: выселения, вселения и т. д. Весь S. U. —сплошная подопытная плантация по выведению нового штамма человеческой бациллы — Homo Soveticus! Каждый дом, каждая квартира —площадка, где каждую секунду идет искусственный отбор самых стервозных особей: безостановочная, неутомимая грызня за отдельную комнатенку, за лишний квадратный метр, угол, коридорчик. Вечные провокации, изведения друг друга, отравления, мордобой, анонимки, доносы, угрозы, вызовы милиции и жалобы, жалобы, жалобы!.. Но тот, кто это придумал, время от времени страдает и сам: закон есть закон! Вот так и получается, как сказал Нема в «Национале»: «Не рассчитали, переборщили, такого никто не хотел!»
7. II. Снова Германия, опять чистота, порядок. Немыслимая разница в обиходе и сути наших стран: что-то восхищает, что-то безумно раздражает и т. д. И опять единственная отрада — АFN. И — увы! —огромная, неуемная frustration: когда же наконец наступит ЭТОТ МОМЕНТ?! И наступит ли?
9. II. 75 г. Весь день гулял. Погода прекрасная. Утром все деревья и вся трава — белые от инея. Ярчайшее весеннее солнце! Небо громадное — голубое до синего. Птицы вовсю поют, надрываются: зяблики, черные дрозды и стаи синиц. Вспомнил алма-атинское детство — вот бы сейчас их половить! А идиотизм с фильмом продолжается: все хотят убедить начальство (а начальство само себя), что фильм может получиться. Боже, какая безнадежность! Большего дерьма никто никогда не производил.
12. II. 75 г. Забавная конференция с Сизовым — он все говорил мне и мне же первому пожал руку, явно давая понять, что он меня отметил. Not a bad sign. Теперь мы должны думать, что сделаем хороший фильм. А в остальном… Правда, Dagmar was very, very nice и, главное, very young: сегодня был ее geburtstag —18 years! Auch not bad for the old, sick bastard.
13. II. «Tomorow’s gonna be better than today!» — строчка из country music. Очень радостный и очень печальный лежу у себя в номере и плачу — то ли от горя, то ли от радости. «Легкий», слабый и, главное, окончательно осознавший безнадежность моего положения. Nobody let me do what I want to! Never. Да еще вчера посмотрел фильм Висконти «Смерть в Венеции». Более прекрасного и грустного фильма я не видел очень и очень давно. Пожалуй, только «Прошлым летом в Мариенбаде» да «Американская ночь» Трюффо произвели на меня такое впечатление. Удивительный, радостно счастливый, безнадежно трагический, nostalgic фильм! А Висконти уже умер. И так жалко всех и вся —пишу и обливаюсь слезами.
16. II (ночь). «Смерть в Венеции»… Жизнь в Германии… Вот так, на тридцать седьмом году жизни —полиартрит, сердечные припадки, нервное истощение… Вчера не удержался, выпил прилично; сегодня сердце стучит, и, несмотря на все снотворные, сна ни в одном глазу. Спать хочу смертельно, а в голове бардак: машина, квартира, иконы, картины, my dreams, my sons и т. д. и т. п. Правда, когда вспоминаю великое и могущественное ДАО, чуть-чуть становится легче, а потом всё снова. «Я не знаю, как у них, а у нас в Японии…» большинство женщин не просто б…., а настоящие проститутки: почти любую можно купить либо за чистые деньги, либо за «фирменные шмотки». И все происходит из комплекса неполноценности и (или) от нищеты. Первое —существование свободного и богатого мира, а второе —невозможность другим путем приобрести желаемое.
21. II. 75. «В Поднебесной нет ничего больше, чем кончик осеннего волоска и ничего меньше горы Тайшань; никто не прожил дольше, чем умерший младенцем, а Пэн-Цзу ушел из жизни юнцом. Небо и земля родились одновременно со мной, внешний мир и я составляем единое целое» (Чжуан-цзы).
Наконец-то случилось Событие для Сов. России просто невероятное: открылось повторение «бульдозерной выставки», только без бульдозеров, лопат и мордобоя, которое назвали «Выставка живописи на ВДНХ». Целков, Харитонов, Краснопевцев, Рабин, Плавинский, два Эдика — Штейнберг с Зелениным — словом, все «враги» Соц. Реализма —все замечательные ребята. Первый раз видел «Вечерю» Олега Целкова вне его квартиры — смотрится еще лучше. Саня Харитонов доволен —совсем, как я: «думал ли я, ничтожный… и т. д. и т. п.». Оказывается, их всех пригласили в Горком графиков и предложили сотрудничать. Вот прекрасный и единственный способ избавиться от «подполья»! Нет чтобы сообразить это лет двадцать, а то и пятьдесят назад! Но все всё равно ждут какого-нибудь подвоха — с НИХ всё станет! Вот вам и эволюция: за каждый новый шажочек вперед надо расплачиваться мордобоем, а то и увечьем! Как все-таки напугала их шумиха вокруг первой выставки! Виделся с Таней Целковой, наговорились взахлеб. Прелестный, умный человечек — тоже собирается обрести покой и Дао в самом ближайшем будущем — где-нибудь в Швеции, Голландии или Америке, оно ведь (Дао) — вездесуще! И всесильно. Ах, Дао, Дао! Where are you, my Dao?!
27. II. 75 г. Еще позавчера прибыл в больницу к нашей спасительнице Лидии Павловне Успенской —она уже всех перелечила: и маму, и сестру, и я у нее уже третий раз. Это, пожалуй, одно из моих небольших advantages: хоть по полу и бегают тараканы, а все же в палате нас только трое, и я нахожусь здесь в весьма привилегированном положении. Сердце, слава богу, в полном порядке, просто жуткий невроз. Читаю древних китайцев: «Начальник заставы говорил: „Тому, кто не замыкается в себе, формы и вещи сами становятся понятными. Движения такого человека естественны, как течение воды, его покой чист, как зеркало, его ответ быстр, как эхо. Такой человек туманен, будто не существующий, чист, будто прозрачный. Объединяясь с тьмой вещей, он пребывает в гармонии; приобретенное тут же теряет; никогда не опережает других, а всегда за ними следует“. Лао Дань говорил: „Тот, кто, зная свою силу, сохраняет при этом свою слабость, становится руслом продвижения Поднебесной“. Все люди предпочитают быть первыми, лишь он один предпочитал держаться сзади, говоря: „Принимаю на себя позор Поднебесной“. Все люди предпочитают наполнение, лишь он один предпочитал пустое. Он не накапливал, поэтому обладал избытком, сполна удовлетворял свои потребности и снова оставался с избытком. В обеспечении своего существования был медлителен, но не терпел убытка; бездействовал и насмехался над ловкостью других. Считая глубину сокровенного основой воплощения Дао, умеренность — основным принципом действия, говорил: „Твердое ломается, острое тупится“. Он всегда был великодушен по отношению к тьме вещей и ничто не отнимал у других людей. Вот что может быть названо пределом совершенства! О, начальник заставы и Лао Дань! Они действительно были настоящими людьми древности, знающими и великими».
1 марта. Время идет. I’m in despair. Время идет, а я ничего не делаю. НИЧЕГО. Это меня убивает. Но самое безнадежное в том, что я ничего не могу делать! Могу только ждать — но как долго? Until I die in this dirty pomoika? Положиться на Дао, положиться на Бога? Конечно, какая разница, где жрать и срать?! Но есть ведь разница, где думать, чувствовать, любить и быть любимым? Может быть, я схожу с ума?
Бог мой, какая аллергия —
хоть обращайся в Красный Крест!
2. III. 75 г. Прекрасный день в больнице: полдень, яркое солнце в палате, где во всю стену громадное окно, — светло, уютно, тепло, а за окном на фоне красного кирпичного здания психиатрического отделения лениво кружит яркими редкими хлопьями весенний снег —зима, весна, лето, тишина, спокойствие, здоровье… А всё потому, что доктор прописала мне на утро и вечер элениум. Могу себе представить блаженство морфинистов! Больных, обреченных на смерть или неожиданно умирающих называют здесь очень ласково: «помирашки». Я говорю дежурному доктору: «Посидим еще, поболтаем». А она: «А вдруг будут помирашки?»
7 марта. Уже два раза меня навещала Татьяна —и кажется, вот тут-то и будет challenge. После двух-трех премьер придется мне сесть на сухой паек года на полтора или уйти «под лоно Церкви». Только бы (упаси господь) не попасть за решетку. И ждать. А там, глядишь, Э. Р. даст permition или я как-нибудь откуплюсь — словом, это еще один вариант. And not a bad one to risk. Хватит, в конце концов, играть с ними в кошки-мышки. Желательно было бы, конечно, to get out of here in another manner, but… Пути Господни неисповедимы. Остается молиться и ждать. И работать. Ах, как много разговоров о работе! Или все-таки идти по пути ДАО? И ждать, не нарушая гармонии «пяти начал» и закономерностей «тьмы вещей»? Вот тут и вертись.
15 марта 75 г. Снятся превосходные сны. Множество. Цветные, радостные, тревожные, страшные. Снилась Англия как-то целую ночь: я — единственный представитель каких-то российских гангстеров-магов, и мне это льстит. Я сижу в компании красивых молодых людей, всматриваюсь в их лица, одежду, мы говорим на английском, а потом выходим из здания. Мне говорят: «Ну вот, you wanted it! Go ahead!» Я выхожу вперед, сердце бьется — не верится! — одна мысль: не верится, потому что мучительно не могу вспомнить промежуточную фазу: как я сюда попал? И в голове закрадывается страшное, кидающее в холод подозрение: а вдруг это сон? И уже знаю, что это сон, но все еще иду по английской улице, любуюсь роскошными фиакрами, лошадьми, домами и дамами в шляпах со страусовыми перьями, молодыми людьми в цилиндрах, и вдруг из-за угла выезжает мерзкая машина-фургон ГАЗ‑51, точно такая, в какой нам в больницу возят пищу. И я уже точно понимаю, что это не England. «Why it should be here?» — спрашиваю я себя и сам себе отвечаю по-русски: «Потому что ты м… и все это тебе снится».
И еще был сон якобы про Англию: громадный зал в каком-то английском замке-лицее, он же (то есть зал) и туалет: одна стена разделена на кабинки, а на другой — писсуары, и на переменах девочки и мальчики выбегают из коридоров и все вместе писают; мальчики — как обычно, а девочки — задрав коротенькие синие юбочки и слегка изогнув поясницу, очень мило и славно писают в круглые мужские писсуары.
16 апреля 75 г. Сегодня 71 год со дня рождения моего отца. 26 лет живу без него. Будь он жив, моя жизнь повернулась бы иначе. Лучше? Хуже? Не знаю. Одно определенно: я был бы более приучен к труду. Невозможный лентяй: быстро устаю, не умею делать черную работу. Хочу научиться живописи — надо работать. Хочу писать —тоже надо работать. Рисование, как всегда, захлебывается в лени и бездарности. Чтобы рисовать, надо — чтобы получалось. Чтобы получалось — надо рисовать. Для меня это заколдованный круг. Правда, кое-чего чиркаю. А на писанину особенно нужно время и терпение.
20. IV. 75 г. Художественные образы, метафоры, психологический анализ, ирония, то горькая, то саркастическая; поэтическое воображение, взволнованность, мучительное раздумье, экзальтация и презрительное обличение — вот что необходимо человеку пишущему, как кто-то, где-то и когда-то, возможно, как мне кажется, или, как мне подумалось, сказал. А поскольку я причисляю себя к числу людей пишущих — все это необходимо и мне. А еще для меня самая большая проблема, как, вполне вероятно, и глубочайшее заблуждение, только в одном: To get out of my external prison! В надежде на чудо: что это мое внешнее освобождение может освободить и мой Дух, то есть даст возможность моему Духу материализоваться в делах — не в жизни извращенной и убивающей Дух, а в жизни естественной, открытой, помогающей жизни Духа.
22. IV. 75 г. (ночь). Земной шар — этот некогда здоровый организм — уже полвека заражен чудовищной смертельной болезнью: Soviet Cancer, — и ужас в том, что метастазы этой болезни расползаются по всему миру: Китай, Вьетнам, Камбоджа, половина Африки и Южной Америки, на подступах Португалия и проч. Жалкие, тупые людишки в надежде на мгновенные изменения (кто был ничем, тот станет всем?) куражатся, мстят, захлебываются разбоем, властью, кровью и грызут еще здоровое тело Земли! А наивные потуги американцев и части Европы остановить заразу пока не приносят никаких плодов. Так что? Нужны кардинальные меры? Хотя, возможно, уже поздновато, — остается только кричать во всю глотку: «Спасайся кто может!» Тупость, жадность, наглая агрессия, хитрость, ложь, коварство, предательство, хамство, лицемерие и снова тупость… — вот что такое SOVIET CANCER, —и только в этой параллели необходимо вести борьбу с настоящим РАКОМ: если вы, господа офицеры, одолеете какое-нибудь одно из этих инфернальных зол, то одолеете и другое. Нет — сдохнете от того и другого.
2 мая (ночь). «Майские праздники» — что-то, мягко говоря, неприличное. I hate sov. people и ничего не могу с собой поделать, — куда красивее, прекраснее, чище и проще животные: собаки, лошади, кошки, не говоря уже о неживой природе: деревья, горы, степи, реки. И насколько неприятен человек — этот непобедимый микроб, этот ящер с маленькой хищной головкой, с трусливыми бегающими глазками, с жадными руками-граблями! И как безнадежно осознавать, что и ты такой же!
7. V. (глубокая ночь, Тюмень). Уже два дня в Тюмени. Вчера был на родине деда — протоиерея отца Николая Ржевского, бабушки Груни, дядьев, мамы и тетушек в селе Красногорском на реке Исети. На могилах и развалинах фундамента когда-то каменной церкви. Ходил по улочкам, по которым пьяные красноармейцы таскали за волосы моего деда по ноябрьским замерзшим лужам. Старики и старушки помнят всё и всех, но, увы, ничего не осталось. Старушке 83 года, старику 87. Старушка смешная, остроумная, вспоминала 1937 год, когда всё у них отбирали: хлеб, молоко, яйца. «Выживали, — как она говорила, — с места». С одной овцы налог был полторы шкуры, и это не шутка (имелись в виду ягнята). Старик благообразный, бывший солдат Первой мировой — бывал во Франции, Германии, Болгарии, Сербии и т. д. Странно было на него смотреть: он пахал землю моему деду, на его глазах глумились над ним пьяные солдаты, он был другом моего дяди и хорошо помнит всю мамину семью. Во дворе лежат два больших бревна —две гигантские колоды на два гроба: «Долбить буду!» Гроба из досок не признают. О смерти говорят запросто, ждут, не боятся нисколько. Здесь почище, чем в России: в дома входят босиком, обувь оставляют во дворе. В последний раз я был здесь в 1957 году, и за это время не изменилось ничего. Всё то же самое. Привычки те же. Нищета та же. Убогость — тоже. Действующих церквей в деревнях нет. В Тюмени — две.
28. V. 75 г. Что может быть лучше моей теории Долголетия при условии, что ты придерживаешься другой моей теории — Маленьких Радостей! Что может быть лучше моей теории отношения к несчастью, неприятностям, болезням, неудобствам, лишениям, бедствиям, депрессиям, гонениям и другим отрицательным с точки зрения обыкновенного человека явлениям жизни КАК К НОРМЕ, как к тому, что тебе дано от людей и от Судьбы! А к отсутствию этих неприятностей (только к отсутствию!) — как к празднику! А уж к присутствию чего-нибудь приятного, положительного — как к невероятному Дару Небес!!! Но самый главный закон: НЕ ИЩИ СЧАСТЬЯ! А всего лишь ИЗБЕГАЙ НЕСЧАСТЬЯ! Так чего же ты САМ лезешь из кожи?!
12. VI. 75 г. Все снова —Германия, dreams, чистота, прекрасный отдых, spazieren и т. д. Полная растворимость в чужом. Никто о тебе ничего не знает и знать не хочет. А в случае… И хочется и колется — страшновато. Опять мысли о смерти, но не боязнь, нет. Никчемность борьбы, славы, денег, страданий, труда (казалось бы!). Но старые мастера существуют все-таки!
А здесь жалкое извращение человеческого существования, самое страшное наказание для народа: близок локоть, да не укусишь!
Смешной факт: ГДР заключила контракт с Западным Берлином — получает какие-то баснословные деньги за то, что все говно Западного Берлина она, то есть ГДР, берет на себя в самом прямом смысле: между Берлином и Потсдамом на протяжении трех-пяти км разливаются эдакие антикисельные берега и целые антимолочные реки-озера западноберлинского говна. Невероятная вонь портит идиллию немецких коттеджей, но зато — валюта! Населению усиленно внушают мысль, что это оченьполезныеудобрения, и население, затыкая носы, послушно делает вид, что верит.
20. VI. 75 г. (Потсдам). Пью, гуляю, ничего не делаю и поражаюсь скучной жизнью восточных немцев: полное отсутствие свободы и фантазии, глубоко спрятанный страх, дисциплина и, как награда за все это, — благополучие, какое нашим не снилось. И все-таки бог его знает, что лучше: наши доморощенные философы-алкаши или их сытые, чистые, тупые бюргеры.
25. 6. 75 г. Впереди четыре свободных дня. Полнейшее сексуальное одиночество. Выход один: сублимация: завтра иду на еврейское кладбище рисовать. И — как и с моей идеей курения: чтобы не страдать, надо отказаться от идеи страсти: понять, принять и раз и навсегда отрезать. Естественно, не яйца.
28. 6. 75 г. «Все началось с татарских разговоров…» Все началось с еврейского кладбища, куда я пошел рисовать. Оно оказалось закрыто. Жара, лень, одиночество… Отправился на Weißen See, взял лодку и загреб на самую середину. Там прямо в самом центре (случайно!) наткнулся на лодку с милой девушкой и ее маленьким сыном. Оба гребли, он гримасничал, совсем как мой сын Роман, по которому я очень соскучился. Я с ними познакомился и пригласил в бар чего-нибудь выпить, а потом сходить куда-нибудь в кино. Словом, все было ОК, но, когда мы шли по улице, Йоргент (так звали мальчика) сделал всего два шага, чтобы пнуть мячик, катившийся прямо на него, а мы шагнули в его сторону. Два шага, всего два шага! И мы оказались в запретной зоне! И снова безнадежность, слабость, ощущение конца: проверка паспортов, выяснения, около восьми часов ожидания в участке, и все только из-за того, что Monika оказалась гражданкой ФРГ! Только два шага в центре Берлина на нашей восточной стороне! Я всего лишь не заметил столба, на котором на немецком языке мелким шрифтом было написано, что переходить по другую сторону столба строго запрещено! А как раз за этим столбом играли дети, и я пошел к ним, подсознательно рассуждая, что если они здесь играют, то и нам можно. Опять столкновение с тупой, безмозглой машиной; до границы, которая идет по крышам домов, еще метров 800, не меньше, но раз здесь замешана гражданка ФРГ, то… Протоколы, допросы каждого по отдельности (одного пятилетнего Йоргента допрашивали два часа!) и финал: сегодня (в 8 утра!) визит из посольства — проверка паспорта, легкий и не очень доброжелательный допрос и предупреждение: с Берлинской стеной не шутить! Думаю, это только начало, что будет дома — неизвестно. Проклятая Германия! И опять навалились депрессия, беспокойство и ощущение безнадежности. Ни нервов, ни мыслей. И только всплывают в сознании гениальные слова Ф. М. Достоевского: «Смирись, гордый человек…»
29. VI. Какая чудовищная пытка для меня — смотреть на самолеты, вылетающие из Западного Берлина, ТV‑программы, на так близко стоящие дома, да еще эта дразнящая радиоволна и люди, снующие по ту сторону Бранденбургских ворот! Dora Falk пропала, не звонит, не откликается, не подходит к телефону. Только ее муж каждый раз, когда я набираю номер, очень громко и гортанно выкрикивает в трубку: «FALK!», отчего я каждый раз вздрагиваю и поспешно кидаю трубку. Прекрасная, интеллигентная, нежная женщина 32 лет, мать двоих детей. Большая уютная квартира. Печальные глаза. И всего одна ночь — яркая, значительная, как в подробном сне. Долгая, пронзительная и сладострастная, как фильм «Кабаре», который мы вместе смотрели накануне вечером.
30. VI. 75 г. СANCER наступает. Индия уже «наша». Браво, Индира Ганди! Папаша бы так не смог. На очереди —Португалия, Италия, весь Ближний Восток, пол-Африки, да и Америка не за горами; еще рывок — и гуляй, ребята! А там, глядишь, Франция, вся Скандинавия, и будет только еще кое-как держаться Англия, да и то недолго: поскрипит, старушка, да и рухнет. Ну а дальше все начинай по новой: опять в России будет Революция, и мир снова разделится на два лагеря — ИХ (Социалистический —устаревший, реакционный) и НАШ (Российский —Капиталистический —передовой, прогрессивный!).
1. VII. 75 г. Александр Исаевич патетически заявил сегодня, что мир находится в Ка-та-стро-фи-че-ском (!!!) положении: «Отдайте им Корею! Отдайте им Португалию! Индию! Камбоджу! И поживите хоть немного в мире!» То ли все дуреют, переезжая overthere, то ли ему на самом деле хочется пожить спокойно (все-таки миллионов $6 надо как-то тратить), но никому в голову не приходит, что после Португалии ИМ понадобится Италия, Франция, а там и до Швейцарии рукой подать. Если бы все кончалось наказанием какого-либо народа новым социалистическим устройством, тогда иное дело. Но ведь везде же есть люди невиновные в бездарности своего народа и правительства! А с каждой отдачей увеличивается ИХ наглость! Дай только им палец — они руку оттяпают.
2. VII. 75 г. Я влюбился в маленького Йоргента! Бог мой, как он был счастлив сегодня, когда мы встретились! Он удивительная умница, понимает всё, прекрасно шутит и очень добр. И у них с Романом очень много общего. Agreed on basic terms with my little Monika. Она пришла очаровательная и решительная. Буду ждать от нее письма. Сможет ли она organize our deal, ornot? Вот в чем вопрос. НАДЕЖДА, одна только НАДЕЖДА. А Iorgent плакал, когда мы расставались. Плакал тихо, улыбаясь сквозь слезы и стесняясь своего маленького горя. Но плакал горько. И я всплакнул, когда выходил из вокзала на Фридрихштрассе. Я испугался, что это навсегда, — сердце сжалось, и мне стало безумно горько оттого, что я вынужден причинять ему боль. И было жалко себя —одинокого, обреченного, бессмысленного. Обреченного на то, чтобы всегда расставаться и причинять боль. Бессмысленного оттого, что никогда не смогу остановиться. Одинокого, потому что прекрасно понимаю, что такого, как я, долго терпеть невозможно.
3. VII. 75 г. Тринадцать лет тюрьмы только за то, что помог человеку бежать на Запад! Это для меня настолько невероятно, что я минут десять стоял посреди номера открыв рот. И это западноберлинцу! ТРИНАДЦАТЬ! И люди продолжают жить, дышать, гулять, смеяться и только констатируют, что в центре Европы за то, чтобы помочь другому человеку соединиться с семьей, дают 13 лет тюрьмы! И после этого еще думать, сомневаться, решать: бежать или не бежать?! Мир на самом деле сошел с ума — и Александр Исаевич тоже. Я всё больше и больше ненавижу thisbloodyfuckingshitcountry! А сколько полицейских! И какой мрак! БЕЖАТЬ! БЕЖАТЬ! И только БЕЖАТЬ!
6. VII. 75 г. Третий день эта мысль сверлит мои мозги: не дай господи попасть мне в такую же передрягу, в какую попал этот замечательный западный немец! Это, пожалуй, единственное, чего я по-настоящему боюсь, — что со мной может произойти нечто подобное. Если такое случится, есть только один выход —suicide. И я, слава богу, знаю, как это сделать in Tantric way (правда, еще ни разу не пробовал).
7. 7. 75 г. «Всё одно, одно всегда…» Изощренно продуманный способ правления: провозглашается так наз. РАВЕНСТВО, что мгновенно ведет к резкому снижению уровня верхней ступени: в связи с провозглашенным РАВЕНСТВОМ любое отличие, любая непохожесть на остальных воспринимается как покушение на Всеобщий Закон, как вызов всем тем, кто «попроще». И это во всех слоях общества, от самых низов до самой верхушки.
Поразительная категория Sov. People: критикует, осуждает воровство, хамство, наглость, обязательно — невоспитанность и бескультурье (!), словом, все пороки, которыми насыщено наше общество. Но сами в это же время остаются такими во всем. Причем их большинство! Вывод: полностью исключить из обихода все эти и подобные им свойства и качества, чтобы никаким образом, ни малейшей частицей, ни сотой долей процента не подходить под категорию этих людей. Не дай бог! Итак — смирять любое раздражение, любое желание повысить голос, видеть и чувствовать мелочи, которые могут быть неприятными человеку. Быть внимательным, доброжелательным, но и твердым — не нервничая и не волнуясь.
9. 7. 75 г. Вот пример «подмены» реальности на примитивную, но убийственную для Запада пропаганду, чтобы правдой и неправдой поднимать в глазах мировой общественности «прелести Социализма»: при строжайшей цензуре внутри, при еще более строжайшей проверке всего, что выходит «наружу», тупое и планомерное повторение, похожее на бормотание шамана, одних и тех же штампов: лозунгов, обещаний, разоблачений, угроз и бахвальства! По своему усмотрению навешивают ярлыки, успешно «работавшие» в ленинско-сталинские времена: бандиты и террористы у них — передовые революционеры, а недовольная, честная и чего-то требующая (неважно чего) молодежь — всегда бандиты, хулиганы, реакционеры и т. д. и т. п. Следующая подмена — уже стратегического характера: если употреблять медицинские термины, они усиленно создают питательную среду для полной победы САNCER’a: усыпляют бдительность, обезоруживают общественное мнение, опираясь на острые нужды населения, но, увы, не ради борьбы с этими нуждами (им на это глубоко плевать); надо только всеми возможными способами ослабить сопротивляемость организма, убить иммунитет! а уже CANCER доделает свое красно-коричневое дело.
This Indian cow-bitch Indira Gandi!!!
12. 7. 75 г. Со стороны (и по прошествии времени) Россия кажется необыкновенной, сказочной, богатейшей, интеллигентнейшей страной! Все тараканы, пауки, глисты, клопы и крысы забываются почти сразу, люди кажутся прекрасными, будущее радужным, правительство прогрессивным, жизнь безоблачной и творчески очень насыщенной. Вот это они называют НОСТАЛЬГИЕЙ, а точнее, это — MADNESS! Это и есть химическое нарушение мозга, приведшее к гибели нескольких десятков тысяч «возвращенцев». А ведь Россия практически не меняется последние три-четыре сотни лет (по крайней мере соотношение Власть — Народ). Так отчего же люди слепнут, уезжая из России? Не оттого ли, что и в России они жили слепцами?
14. 7. 75 г. Величайший идиотизм местных властей: ГДР празднует сейчас 275 лет со дня основания АКАДЕМИИ НАУК ГДР!!! Везде расклеены афиши, висят плакаты, везде выставки! И повсюду — 275 лет А. Н. ГДР!!! Тут, как говорил Хармс, «Хоть святых выноси!». Вся эта история напомнила мне «Послание» умирающего В. Ульбрихта к молодежи Фестиваля, которое опубликовали все газеты, хотя вся Германия знала, что он второй месяц лежит в коме в абсолютно бессознательном «овощном» состоянии. Якобы он перед смертью пришел в полное сознание и заявил: «Похороните меня только после окончания фестиваля, чтобы не омрачать праздник молодежи!» Во как! Just imagine этих идиотов, которые придумали такую омерзительную глупость! И подумать только: с такими кретинами приходится иметь дело вполне нормальным и образованным людям!
17. 7. 75 г. Разве сможет кто-нибудь понять безысходность и нелепость положения русского — скажем скромно —полуинтеллектуала: нищего, бездомного, лишенного самых необходимых условий для жизни, работы, отдыха? Да и поверит ли кто? Связанного родным языком, детством, историей, друзьями, родственниками, но окруженного хамством, рабством, духовным убожеством и, самое страшное, тотальной ложью? И дело не в том, что якобы другого нет, — другое есть: в тебе, в книгах, в кругу близких друзей, но ты уже никогда не развернешься в полную силу: везде, всегда тебя ждет только тормоз, только помехи, и 90 % твоих усилий уйдет только на одно их преодоление! И еще — растет страх. Иногда мне кажется, что таково завершение будущего «Триумфа». Все уже готово — весь план готов! Все получилось! Но —какая насмешка! — провал, добровольный отказ, проигрыш, дорога назад и, как водится и как видится, депрессия на уровне помешательства.
19. 7. 75 г. Наши ловко набросились на новое расследование в Штатах против ЦРУ. Это уже верх наглости и лицемерия. Кричат о «бесчинствах американской разведки» и т. д. Подумать только! В Советском Союзе идет судебное разбирательство преступлений КГБ, причем открыто! Или о коррупции в Политбюро! ХА-ХА-ХА!!!
Сегодня же был в Сов. посольстве на Унтер-ден-Линден по поводу моего пере-ступления у Берлинской стены в самом центре Берлина. Выдержал неожиданно для себя изящный, вежливый и доброжелательный разговор с работником посольства Львом Петровичем (не помню фамилии). Я: «Чем обязан особым вниманием?» Он: «Узнали, что вы здесь, удивились, что не приходите». Я: «Узнали, удивились, но отчего же вы тогда назвали меня Попрыкиным?» Он, ничуть не смутившись: «Товарищ нас неправильно информировал». Я: «Значит, у Попрыкина всё в порядке?» Он: «А вам есть чего бояться? Вы вели себя не совсем так, как бы вам хотелось?» Я: «Я, Прыгунов Лев, вел себя именно так, как мне хотелось. Но вы же знаете их идиотизм: не там улицу перешел, пересек не ту линию…» (Оба улыбаемся.) Дальше идет разговор о кино и потом вопрос: «А что, актриса Вика Федорова вернулась из Америки? Я тут смотрел журнал „Quick“ —они с отцом похожи». Отвечаю, что ничего о ней не знаю и не слышал. «Погуляла мама».— «Но и поплатилась».— «О да, крепко. Надо знать, с кем гуляешь». Смотрит, улыбаясь, мне в глаза. «И когда!» — с откровенным злорадством отвечаю я. Простились тепло и дружественно. «Только впредь не делайте глупости», — почти отечески посоветовал Лев Петрович. «Знаете, у них так много своих глупостей, что не поймешь, какая глупость твоя». Он — серьезно, уже как положено у НИХ: «Зато это дисциплинирует». Пожалуй, первый раз в жизни я говорил с интеллигентным человеком из этой компании.
(Ночь.) С одной стороны, необыкновенно-счастливое ощущение своего нынешнего состояния: вот наконец та гармония, о которой я мечтал всю жизнь! С другой — понимание своей беспомощности и никчемности по большому счету, и отсюда —неудержимое стремление к идеалу, желание быть универсальным, страстная потребность учиться, идти вперед, «глотать прану всего сущего» и, наконец, все-таки БЕЖАТЬ! И все будет ОК! И будет свой Ленинград со своими Кидом и Кулаковым, со своим Левашовым и Песочной и т. д. и т. п. Словом — noch einmal! Браво. Скорей бы. Скорей.
21. 7. Купил вчера в книжном (советском) магазине «Коран». И — фантастика! Или чудо? Открыл его сразу на словах: «И может быть, вы ненавидите что-нибудь, а оно для вас благо, и, может быть, вы любите что-нибудь, а оно для вас зло —поистине, Аллах знает, а вы не знаете!» (Сура 2 —Корова). Что это? Знак? Предупреждение? Впрочем, в «И цзин» — «Книге Перемен» —примерно то же самое: все Вселенные находятся на острие булавки!
27. 7. 75 г. Завтра улетаю. Прекрасно! Good by, Berlin! Вместе с выгодой, комфортом, чистотой, вежливостью… Вместе с тупостью, ordnung’ом, рабским восторгом перед властью и дисциплиной, вместе с AFN и hypnotising WALL, вместе со всеми стукачами и полицейскими, вместе с глупыми и дивными девочками, с неверными женами, но по-кошачьи преданными своим домам и очагам; прощай Бабельсберг со своей бездарной студией «DEFA» (бывшая когда-то одной из лучших студий мира «UFA»), с огромнейшим посольством СССР и одной из самых старейших Академий наук мира! Я хочу надеяться, что больше никогда не окажусь здесь from this side — never!
Зато сегодня у меня была чудная Barbara —meine kleine Tochter. Bravo, youth! Я отнюдь не чувствовал себя более чем вдвое старше, а она — вдвое меня младше, хотя и призналась, что я у нее только второй (чему я как-то сразу поверил). Что может быть прекрасней юной,неопытнойстрасти!
6. VIII. 75 г. (Москва, ночь). Ошалел от тяжелой, бессмысленной, в общем бездарной, но более или менее денежной работы. Дублирую две главные роли да еще озвучиваю свое немецкое говно, которое, как ни странно, выглядит не хуже говна советского. Но тут уж ничего не поделаешь: sсheisse ist sсheisse. Моя жизнь превращается в мой роман. Или наоборот: мой задуманный роман «Триумф» с трагическим концом осу-ове-ществляется в моей жизни. Чудотворец Воронежский делает свое дело: не хотел сниматься, но САМ утверждает и полностью стоит на моей стороне. Вот тебе и вся сложность мосфильмовской жизни. Теперь мне остается только не подвести моих «стариков» — теперь их у меня двое. Но каких! Да! Деньги с львовской картины мне вернули! Первый Дед настоял. Мне даже стало не по себе: моему уроду-директору влетело.
13. VIII. 75 г. Сегодня с Божьей помощью начал писать «Триумф», очень быстро вошел во вкус, и даже кое-что получилось совсем неплохо. Окончательно понял, что надо всего лишь осуществлять задуманное. Точно так же и с живописью: писать только тогда, когда точно знаешь, чего ты хочешь. Если бы у меня была мастерская! Если бы мне не надо было тратить время и силы на зарабатывание жалких рублей таким бездарным образом! If I was free! If, If!!!
15. VIII. 75 г. (ночь). Вчера произошло одно из серьезнейших событий в моей жизни: Первый человек на студии принял дорогой GIFT!!! Salut, Penkovsky! Ник. Троф. Сизов, сокращенно Н. Т. С. (!) замкнул мой сirclе of security. Теперь я полон планов и надежд. И еще одна важная мысль, подтвержденная восточной философией (пригодится для «Триумфа»): Даритель, Дар и Даримый становятся одним целым. То есть, проще говоря, как только ты начинаешь что-то вкладывать в кого-то, этот кто-то сразу становится тебе симпатичным, родным —и ты начинаешь его любить. Ну и наоборот. Вот самый удивительный факт, оправдывающий взяткодателей и взяткобрателей! Вот как со мной делились проститутки из «Националя»: «Если хочешь влюбить в себя клиента, требуй от него как можно больше подарков!» Проще говоря, ему будет очень жаль расставаться со всем тем, что он «отдал» своей избраннице.
27 авг. Министр Кинематографии упрекает студию «Мосфильм» в том, что она теряет миллионы зрителей! Это то же самое, как если бы баба, собственноручно кастрировавшая своего мужика, стала требовать от него исполнения супружеского долга! Ермаш обвиняет кого угодно —режиссеров, актеров, дирекцию, производство, но… не самого себя со своей армией цензоров с их тошнотворными цензурными штампами. Круг заколдованный, бездарный, безумный и… безнадежный. Выхода нет. И не будет. Остается…
2 сент. 75 г. Вот моя жизнь: сраная чужая квартирка, заваленная каким-то хламом, да еще далеко от центра; бессмысленная, бездарная, глупая и очень дешевая во всех смыслах работа, от которой невозможно отказаться for the sake of my Dream; невероятное желание работать по-настоящему —писать, рисовать, читать, учиться и —путешествовать! И что делать? Ждать? Если не ждать, если заняться настоящей работой, то — прощай, мечты! Если добиваться осуществления, надо соответственно себя вести, что в свою очередь требует от тебя и энергии, и массу времени. Но правда и в другом: как только у меня будет все мне необходимое, то есть как только я организуюсь настолько, что мне что-либо будет страшно потерять, вот тут-то и появится реальный Шанс! Вот чистейший пример даосского Закона Коромысла!
5. IX. 75 г. Какое счастье, что Судьба распорядилась мной именно так! Какое счастье, что я 36 лет скитаюсь, маюсь и бродяжничаю! И какое счастье, что Судьба дала мне инстинкт сохранения моей Души! Господи! Дай мне Сил и Веселья, Здоровья и Радости, чтобы вынести и прожить по крайней мере еще ТРИ таких же взбалмошных, таких же трудных и насыщенных, таких же непутевых жизней!
13. IX. (ночь). Последние дни — бессонница, потеря энергии, приступы раздражения и отчаяния, мысли о болезнях, смерти, невозможности (да уже и не особенного желания — какая разница!) to fulfill my dreams; попытки накопления и полная потеря ДАО, и всё сначала… Дела: вчера отдал моей милой адвокатессе 100 рублей — говорит, что в скором времени я буду иметь квартиру. Утвержден окончательно в «Безотцовщину» —еду 20-го в Винницу. Ездил в Ленинград с Беловым на его машине — прекрасно, но все это время почти не спал, ослаб вовсе, и по дороге назад ночью в купе у меня пошла носом кровь. Сегодня днем тоже. Совсем плохой чукча стал, совсем плохой!
Lifeiseverywherealike — it’sabigGame. But rules are different. I hate rules of Comy Bastards —it’s always foul play in every aspect. И правила у них, какправило, лживы и несправедливы, и они сами меняют их в зависимости от обстоятельств и только в сторону своей выгоды. (Just for the memory.)
1. Х. (г. Винница). Smth. more about the Rulers. Полная безвыходность положения в том, что даже если они хорошие (относительно, конечно) и честные (еще более относительно) люди по отношению к Делу, Стране и своим подданным, то в любом случае никуда не деться от их абсолютного Невежества (в полном смысле этого слова). Они могут быть в самом лучшем случае только узкими специалистами, но никак не философами, мудрецами, Посвященными в законы Истории, Права, Экономики, Управления, Этики, Религии, человеческого Сознания и Природы вообще. Не говоря уж о более мелких сошках типа Первых Секретарей Обкомов и Крайкомов и т. д. К несчастью, наша система устроена именно так, что любой проходимец и бездарь имеет сто очков форы перед мало-мальски приличным и талантливым человеком. Все воруют, следовательно, честность неугодна. Все врут, приспосабливаются, подличают, берут и дают взятки — следовательно, талант опасен, потому что он ни в чем подобном не нуждается. Все это было всегда и везде. Все это всегда будет. Но никогда не было и вряд ли когда-нибудь будет в таких уродливых и невероятных размерах и формах, как сейчас у нас. (За исключением нас же самих, если будем «развиваться» и дальше в этом направлении.)
Позавчера перед отъездом разговор с Дедом: правда ли? Возможно ли? Неужели Лондон?! Что — ВОТ ОНО?! И тут же, в случае, если мой Чудотворец Митрофан Воронежский окажется прав, стало жаль Деда, Н. Т. С. Словом, жуткий, мрачный эксперимент: человек выдумал себе сюжет романа и, чтобы написать его реалистически, решает его прожить именно так, как его задумал! Но ведь конец романа трагический! А все так и складывается: положение, связи, деньги, квартира (наконец-то — это в 40 лет!), долгожданная машина, поездки «по городам и весям», выезды «за рубеж» и, наконец, — пока не хватает только этого — любимая женщина (но это будет, будет, должно быть, и причем в самом ближайшем будущем!) — что еще надо?! Так нет — НЕТ! Сюжет развивается по-другому — конец придуман другой!!!
4. Х. 75 г. (ночь). Убогая Винница. Ни архитектуры, ни ландшафта, ни книг, ни людей — ничего и никого. Две сумасшедшие девицы, пьющие димедрол и плохо рисующие апостола Павла, Христа и «Ивана Грозного, убивающего сына», — Лена и Ира. Никаких контактов, никаких встреч, как за границей до тех пор, пока не выучишь язык или не разберешься в этнографических нюансах.
5. Х. 75 г. «…а когда люди, возвращая себе утраченную свободу, приносят чистосердечное покаяние, им отпускаются всякие грехи» (Сервантес, «Цыганка»). Как все продумано жестоко, подло и безнадежно! Отпускается abroad только человек, обреченный на вечные сожаления и угрызения, в случае если он сделает свой решительный шаг! Только человек, связанный семьей, детьми, налаженной жизнью, квартирой, успехом, деньгами — словом, всем тем, что он непременно теряет. И никогда не будет выпущен (как зверь из клетки!) человек, не имеющий хотя бы одного из звеньев этих надежных цепей.
7. Все время снится сын; сердце обливается кровью, когда начинаю думать о его собственных возможных переживаниях: вот еще один угол, еще одно сплетение. И неизбежность (необходимость?) оставить его навсегда. Ужас! Свидимся ли? А ведь он по-настоящему любит меня и нуждается во мне. Но разве можно?.. За что он-то будет платить? За будущее? И как он будет ненавидеть меня и проклинать, пока с ним самим не произойдет чуда, пока он сам не осознает, что другого выхода нет и для него!
8. Х. Девочка Лена с длиннющими ногами, большими глазами, сумасшедшей фигурой и матерью-шизофреничкой. Мать ее избила и выгнала из дома за то, что та пошла в кино с «бандюгой». У обеих девочек безнадежно-беспросветная жизнь.
Еще из нравов Винницы: кидают монету и разыгрывают девицу в ее присутствии, а потом долго спорят и скандалят, кому она должна достаться, обличая друг друга в жульничестве: «Она же тебе досталась!» — «Нет, тебе!»
(Ночь.) У вас все ложь, фальшь, подмена, демагогия и засирание мозгов (то есть тупая, монотонная пропаганда). Все ваши международные организации, все «Аэрофлоты», «Сов.Экспорт.Фильмы», «Внешторги», «Дома Дружбы», трескучие кампании «в защиту», все «помощи» и «пожертвования», все разговоры об идеалах и сами идеалы —всего лишь КаГэБэшная ширма! Гореть вам всем в АДУ!!!
10. Х. 75 г. С тех пор как у вас «кухарки стали управлять государством», ваши кинозвезды превратились в кухарок. Любая проститутка из «Националя» одевается лучше любой вашей кинозвезды, а самая знаменитая ваша кинозвезда зарабатывает раза в три меньше центровой парикмахерши или официантки, не говоря уже о проститутке.
14. Х. 75 г. Нобелевская премия Сахарову! Браво!!! Интересно, как будут выкручиваться сов. бесы? Тупым молчанием? Или, как обычно, наглой клеветой? Или кампанией по очернению создателя водородной бомбы?! Браво, Полип-Бюро!
15. Х. 75 г. «Запад» никак не может сообразить, что у НАС все называется наоборот. Все то, что мы называем «Самым Передовым Социалистическим Строем», всегда оказывается позади западного традиционного, главного ствола развития Человечества. Наш Соц. строй — это его гнилая ветка — так или иначе лжив, искусствен, порочен, деспотичен и бесправен, несмотря ни на какие натужные попытки его облагородить. Людей недоразвитых (а их большинство) все это вполне устраивает, но МЫ только-только приближаемся к тому, где ОНИ находились сто лет назад, как ни странно, вместе с НАМИ, но октябрьский переворот отбросил Россию в государственном и социальном аспекте на пятьсот лет назад — в царствование Ивана Грозного и Алексея Михайловича. Сейчас все наши потуги построить «Светлое будущее» — это всего лишь тщетные попытки догнать капиталистические страны, которые уже очень далеко ушли в своем развитии по сравнению с нами. (Как совсем недавно Никита Хрущев призывал нас «догнать и перегнать Америку!») А впереди нас ждут — сначала кризис, потом относительное процветание, потом снова кризис и… катастрофа. Впрочем, из-за нашего идиотизма и упрямства катастрофа может наступить в любой момент.
18. Х. 75 г. И все-таки my mission — to tear всяческие узы. Мой роман потихоньку пишется; эпизоды набираются, сюжет складывается сам собой, как и было все придумано, —я живу по написанному самим собой сценарию! Как бы еще обойти конец!
20. Х. 75 г. Еще одна небольшая вставка к «Триумфу» — сегодняшнее мое состояние. Вот тебе, пожалуйста, и плоды моего рассуждения о двух вариантах, — что может быть еще более наглядно? Сейчас меня почти полностью устраивают оба варианта —и это впервые. Правда, здесь могут быть сомнения в искренности: а вдруг это просто усталость, страх и химическое нехотение (уже) чего-то менять? Нет и нет. Вариант «Home» —это квартира, машина (через министра или Тяжельникова), на «Мосфильме» прочное и свободное существование (через Сизова). Вариант второй —все, как было, — И. О., «Триумф», «Осипов», «Записки антимаоиста» и все прочее: Роман Каплан, Иосиф, свобода и т. д. —короче, всё на свете. И то и другое меня сейчас устраивает! Да здравствует Лао-цзы! Long live бессмертное ДАО!!!
23. Х. Сегодня видел во сне сына — ночью проснулся в слезах. Во сне, рыдая, обнимал его. Вот еще одно наказание. (Или испытание?) Два года назад случилась буквально перехватывающая горло история: на мое довольно серьезное замечание он ударил меня по лицу, за что тут же получил мою легкую оплеуху в ответ: «Никогда не бей отца!» Он меня ударил снова, я снова совсем легко шлепнул его. У него истерика. У меня ответная реакция подавить ее — оба дошли до предела. И как же забыть это: «Ты долго будешь надо мной издеваться?!» Да с всхлипами, исступленно, и без слез! Это четырехлетний-то мальчик! Нервный, трагический, дрожащий — всегда дрожащий: и от восторга, и от нетерпения, и от гнева! Ах, как близко я к нему подошел! Вот еще откуда ощущение катастрофы. Сын, мой сын! Что-то с тобой будет?!
Сейчас — бессонница, и в голове крутится последняя глава «Триумфа»: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!» Но что делать? Как быть? Ведь конец-то придуман именно такой! Чтобы через не хочу, чтобы с нежеланием, со страхом, в одиночество, в болезни, в старость, в неведомую бездну, в ностальгию, в тоску по сыну и полнейшую депрессию (вся жизненная сила ушла на достижение моей цели!) — вот так, мой дорогой, тут уж не отвертишься, РАЗ САМ ТАК ПРИДУМАЛ! «Идиотизм! Глупость! Заколдованный круг!» —кричат Душа и здравая мысль. И только Нечто, или Некто свыше, или просто твоя ХИМИЯ, точно новое Божество — вот оно, самоновейшее Язычество! — толкает тебя вперед, в полную темь, мрак, в пропасть!
К «Триумфу»: на набережной, по дороге на «Мосфильм», расположен большой химический комбинат, нещадно вонявший, когда работал. С того самого дня, когда я впервые приехал на студию, а потом вернулся в гостиницу у Киевского вокзала, куда химическая вонь тоже доходила, весь или почти весь советский кинематограф всегда ассоциировался у меня с этой кислой вонью. Либо, когда я случайно натыкался на эту вонь, я тут же вспоминал многие наши фильмы, в зависимости от концентрации этой вони, либо, глядя в кинотеатре очередной наш «шедевр», я тут же ощущал эту противную вонь, так и лезшую с экрана, точно ядовитые стоки, выливавшиеся в Москву-реку прямо напротив ворот этого комбината. Но между комбинатом и «Мосфильмом» на Воробьевых горах располагались дачи наших кремлевских бонз и гостевые дворцы. Говорили, что, когда кто-либо из высоких гостей приезжал в эти дворцы, комбинат закрывали на несколько дней! (Вот пример преимущества Социализма!) И точно: я отлично помню редкие дни, когда вони не было. Какиредкиефильмы, не напоминавшие мне вонь Химкомбината на Бережковской набережной!
25. Х. Когда я мечтал иметь футбольный мяч (и когда он мне был необходим), мы играли в футбол тряпичными мячами. Когда я лучше многих катался на коньках, мне приходилось выклянчивать их у друзей: своих у меня не было, и я не мог и мечтать об этом. Велосипед всю мою юную жизнь был для меня Призраком, недосягаемой Мечтой и просто Невозможностью. (Но как он был мне нужен ТОГДА!!!) Когда я вырос, я девять лет скитался по подвалам, вокзалам, товарищам, углам и чердакам — несбыточной мечтой была для меня любая комнатенка (сейчас, впрочем, тоже). Точно так же я сейчас брежу машиной, потому что она нужна мне именно сейчас. И вот итог: СЕЙЧАС я могу позволить себе накупить мячей на десять футбольных команд, я могу купить десять велосипедов хоть завтра, могу снимать квартиру, не то что комнату. Но, чтобы купить машину, мне нужна подпись Министра Торговли или первого Секретаря ЦК Комсомола, к которым я должен пробиться на поклон!
13. ХI. 75 г. (Алма-Ата). Глупость современного руководства (впрочем, как и наглость, цинизм, как и спесь и самодовольство) в том, что оно сделало все возможное, чтобы самые умные, самые способные и самые лучшие люди не только отвернулись от него, но и стали врагами! Бедные их преемники! Им в наследство достается громадная банда из миллионов проходимцев, глупцов, бездарей, подхалимов, взяточников, гангстеров, негодяев, таких же тупых и самодовольных чинуш, как они сами! Но ведь все это в конце концов неизбежно ударит и по ним самим! Ну что ж, так им и надо. Сейчас, как мне кажется, намечается какая-то необходимость подбирать людей посмышленее, но поздно спохватились: всё переходит в руки сметливых гангстеров, и что сейчас ждет бедную Россию — одному Богу известно.
18. 2. 76. (Болгария, Ботевград). Russia не так уж и безнадежна. Наше поколение самое неприкаянное (за исключением, конечно, предыдущего, попавшего под «красное колесо» двадцатых и тридцатых годов). Мы всё принимаем близко к сердцу, мы «честные», мы не принимаем новые двойственные, так сказать, «синтетические» компромиссные идеалы: и нашим и вашим. Теперешнее же поколение, как и будущее и каждое новое в особенности, прекраснейшим образом принимает любую реальность и двойственность: оно с радостью живет американскими и западными идеалами в Сов. действительности — мода, кино, музыка — самые популярные сферы интересов нашей молодежи. Но оно так же спокойно сочетает все это с нашей демагогией, ложью и пропагандой — иронически, но покорно, без злобы и раздражения. И как нечто само собой разумеющееся тянет оно лямку этой нелепой, громоздкой, давно вышедшей из употребления и никому не нужной повозки. Взрослая часть (в том числе и так называемая нормальная половина нашего поколения) занялась бешеным бизнесом: все делают деньги. А новых, или, вернее, захватывающих идей наши убогие идеологи, погрязшие во лжи и непоколебимости самых что ни на есть идиотских шаблонов, никогда не найдут и, главное, никогда не выдумают. Попали, что называется, в собственный капкан. А жить-то надо! Так что еще два-три поколения, и жизнь возьмет свое: слава богу, гангстеризм и коррупция, деньги и автомобильная эра сделают свое дело (вспомним Америку в «ревущие двадцатые», от которой мы отстаем всего-то лет на 60!). Да и «Запад нам поможет»: информация, информация и еще раз информация (совсем как по Ильичу!). И не пройдет каких-нибудь полвека, как USSR, возможно, станет в ряд капиталистических стран, но в извращенном на совдеповский колхозный манер виде. И только по отношению к мысли и слову эта новая КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ СОВДЕПИЯ еще долго (а может быть, и вечно) останется осторожной и подозрительной: формула «Делай все что угодно, только не болтай языком» за всю историю России вошла в плоть и кровь каждого жителя нашей громадной и вечно бесправной страны.
22. II. 76 г. Начальство нашего так наз. отечественного кино — это скопище идиотов, подлиз и трусливых чиновников, которых меньше всего интересует само кино. В «Безотцовщине» вырезается самая лучшая сцена. И вот, пожалуйста, последние поправки к нашему махровому и красному, как переходящее знамя, фильму: 1) нельзя говорить «Летние лагеря» (это произносит пятилетний мальчик, говоря о вывезенных в лес коровах) —слово «лагеря» может вызвать неприятную ассоциацию. 2) «Встретимся у старой плотины», — говорю я сыну. Тоже нельзя категорически: плотина —это Днепрогэс, Красноярская, Братская и т. д. Надо: «Встретимся у старой запруды». Самое первое изменение, еще до начала съемок, произошло в имени одной из героинь. В сценарии она Анна Исаевна (как в романе). Стала Анной Михеевной. Жалкие, никчемные людишки —как их допек Александр Исаевич!
22. IV. 76 г. Свершилось! Вчера наконец я перевез свои вещи в МОЮ квартиру! Фабриков будет заниматься без меня ремонтом, и по приезде из Алма-Аты (лечу во Фрунзе на фестиваль) я перееду туда окончательно. Итак: Симоновский Вал, д. 13, кв. 143. Какое счастливое число! Но дом чудовищный: 9 этажей слепленного из бетонных плит «карточного домика» — кажется, только тряхни его чуть-чуть, и он рассыплется. Я, правда, нахожусь на 9-м этаже, так что шансов выжить у меня в 9 раз больше, чем у жильца первого! Теперь я точно знаю, что из этого дерьма я уеду либо в могилу, либо… Но какой ценой это досталось?! В Дрездене — приступы сердечной невралгии. Не спал целый месяц, нервы на пределе, доведен до полного истощения. Но — ужас! Стоит мне только обжить мою крохотную квартирку (8 м. одна комната, 14 м. другая, и 7 м. кухня), как я повяжу себя новыми путами.
15. VII. 76 г. Вот мрачные символы Soviet’s: безобразные автомобили, жуткие кварталы панельных домов и очень дорогой, отвратительно сшитый из дорогого сукна серый или черный костюм. И «наполнение» этих символов: чиновники, разъезжающие в черных «Волгах» и «Чайках», — чванливые, самодовольные и наглые; злобный (и одновременно сентиментальный до патоки) народ в железобетонных карточных домиках — несчастные, загнанные, задроченные бытом и очередями людишки — и тьма мелких, так наз. партийных и сов. работников, а также ГБ и океан стукачей-энтузиастов — вот почти вся совдепия. Да еще дороги, да еще вся провинция, которая ездит по этим дорогам. SOVIET — это НЕЧТО, застрявшее нелепым, корявым колом в истории России, который не сдвинуть ни вперед, ни назад, —нечто настолько извращенное и фальшивое, что диву даешься, как ОНО еще продолжает существовать. Полное уничтожение настоящих русских корней, безнадежные попытки «догнать и перегнать» загнивающий Запад, создание собственных монстров во всех сферах жизни по трусливо ворованным образцам того же Запада — все тот же костюм, сшитый из дорогого материала. Надо БЕЖАТЬ от SOV. в любую сторону —либо назад, либо вперед, либо в стороны, но бежать без оглядки, потому что SOVIET значит лживое, недобросовестное, лицемерное, неряшливое, наглое, хамское и всегда бездарное.
10. Х. 76 г. (Душанбе). Какой-то кошмар, нелепица, бессмысленность, глупость и проклятие! Вот уже больше десяти лет поедом ем себя: «Идея съедает», — как очень пронзительно и несколько злорадно (вряд ли, впрочем, догадываясь о своем злорадстве) сказал Федор Михайлович. С одной стороны, все те же dreams, а с другой —уж совсем неожиданное — тоже некая (или НЕКОГО?) злорадная месть: мои «доски», мои кувшины, бутыли, посуда для натюрмортов, мои, уже можно сказать, уникальные книги и все то, что я с такой любовью собирал в последние годы. Полная невозможность смириться с отказом от ИДЕИ и в то же время неспособность отрубить все более и более укрепляющиеся корни, которые связывают меня по рукам и ногам с этой сursedbyGodfantastiсland! А выражается все в мучительных бдениях по ночам, в неврозе сердца, болях, сердцебиениях и отчаянии. Господи! Сними с меня это тяжкое бремя! Избавь меня от страстей моих — скорее всего, бессмысленных и явно бесовских!
15. Х. 76 г. Smth. new (для «Триумфа»). В России много мерзкого, но, кажется, это единственный путь для нее —через чудовищные жертвы, насилие, ложь, невежество и лицемерие — некоторое, пусть частичное, освобождение от врожденного рабства и чванства; дальше — относительное обогащение, запоздалый (лет на сто!) период гангстеризма и только затем —как реакция на новые несправедливости все того же тоталитарного государства — пробуждение общественного мнения при неизбежном продолжении государственной лжи и демагогии. Изменения постепенные, но неизбежные. Не пройдет и двух поколений, как появится новая Америка, или, вернее, российская пародия на Америку, по-российски убогая и фальшивая. Жаль только, что для того, чтобы стать полноценным и полноправным государством в ряду свободных стран, России понадобится еще не одно поколение. Увы, мне не повезло. Следовательно — keep going your way!
8. XII. 76 г. (ночь). Вот уже полгода бессонные ночи — нагромождение чистых и нечистых мыслей… И все это перегружает и разрывает сердце: мучаюсь едва выносимыми спазмами, сердцебиениями и болями по всей груди и спине. Вещи, красивые склянки, доски, книги… Все очень красиво, но уже тяготит, связывает, расставаться со всей этой красотой почти невозможно, а планов, планов!
20. XII. 76 (ночь). Надо пройти всё. И это тоже. Сегодня получил письмо от Альберта Леонга с упоминанием о визите в Орегон Иосифа Бродского. Защемило сердце. Кажется, успокаиваюсь окончательно со своими страстями, корыстью и даже неврозом. Наконец-то возрождается интерес и желание что-то делать самому. Еще в Дрездене продвинул «Триумф», а теперь вместе с писаниной начинаю «живописать». Попробую попробовать (чисто советское сочетание смыслов!) поехать на хоккей в Австрию. К весне купить машину и поездить по стране. А там и до хоккея недалеко. Если же не получится с Австрией, надо «брать штурмом» marrying variant.
9. I. 77 г. Во все времена в России боялись влияния «чужеземного идеологизма», и в совдепии этот страх дошел до маразма: Сталин так испугался «открытия мира» солдатами-победителями, что после того, как снял «пенки» с так наз. трофейных, а, по существу, ворованных фильмов, когда иностранные (не только немецкие) фильмы крутили днем и ночью, он объявил беспощадную войну «космополитизму», или «преклонению перед Западом»! И как прекрасно — открыто и в то же время почтительно-осторожно — пишет А. С. Пушкин: «Не одно влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего отечества; воспитание, или, лучше сказать, отсутствие воспитания есть корень всякого зла». И эти слова, сказанные в самые «золотые» годы России, показывают нам глубочайшую пропасть, разделяющую благословенное время России от нашей совдеповской помойки. Невежество, невежество и снова невежество. Воровство, мышиная возня и собачья грызня всего нашего «холопьева племени» за лучший кусок, и при этом высшим эталоном остается все тот же Запад! («Beriozka»-shop, выезд за границу, десятикратная стоимость западных товаров и проч.)
А вот начало Нового года для меня: с 3 января я — заслуженный артист РСФСР! — это раз. Завтра лечу в ГДР — два. И — top secret — в марте (возможно) с «Безотцовщиной» поеду… в… ПАРИЖ! Вот тебе и ДАО: только решил отказаться от всех моих dreams, только смирился (спасибо, Федор Михайлович!), как мой старик заносит меня в список! Господи, а вдруг? Самое главное теперь — не рисковать! И не сорваться каким-нибудь образом.
12. I. 77 г. Извращенность отношения ко всему, извращенность во всем — вот результат победы «хамова племени» над здравым смыслом. Один из примеров — «замаскированная» лесть нашему дряхлому ПолиП-Бюро: 50-летнего человека называют «молодым» (молодой поэт, художник, режиссер и проч.). Всерьез начинают относиться к человеку не моложе 38—40 лет. Любой успех 30-летнего молодого человека воспринимается как оскорбление Обществу, ВСЕМ! Как дерзкий вызов! Успех же молодого человека 20 лет или чуть старше у всех относящихся к нему непосредственно вызывает только одно яростное желание — стереть его в порошок, уничтожить, раздавить и т. д.! И это никакое не преувеличение! В Болгарии я был в гостях у нашего оператора; его отец — знаменитый ученый, академик, историк —рассказывал, что в древних славянских общинах был суровый закон: убивать талантливых и слишком умных детей, в которых Старейшины видели возможную угрозу стабильности их общины (читай —их власти).
14. I. 77 г. (для «Триумфа»). «Дальше моя жизнь потекла скучно и однообразно, как беспосадочный перелет в турбовинтовом самолете откуда-нибудь из Петропавловска-на-Камчатке в Москву…» И еще: «Порок существует либо внутри нас, либо внутри кого-то вне нас (но никак не на бумаге, не на экране, не на сцене, то есть не в каком-то символе). Вот отчего так не боятся показывать почти любую степень порока на добром старом Западе и вот причина, почему у нас это считается преступлением: чистое фарисейство, лицемерие и СТРАХ, что порок, показанный открыто в этом самом «промежутке», разоблачит и выявит порок, скрытый и процветающий внутри нашего общества.
14. II. 77 г. В современной России эволюционный путь пока невозможен из-за идеологической косности, где любое изменение тут же обзывают ревизионизмом, а также от страха потерять насиженное место: а вдруг эти изменения лишат тебя с таким трудом достигнутых привилегий? К тому же изменение чего-либо одного должно повести к изменению всего прочего, а на это наше чиновничество не способно. Так что западные мерки к России не применимы. Революция также исключена: во‑первых, еще жива память о мерзостях большевиков и чекистов, а также нет ни новых идей, ни сил, ни ситуации. Да и правды народ наш не любит. Понятие «Права человека» не только чуждо советскому уму, но и враждебно в самой своей основе, потому что выбивает платформу из главного и основного принципа любого тоталитарного режима: «комплекса власти». Советское государство может пожертвовать всем: миллионами людей (это самое простое и привычное для России), миллиардами рублей, правдивой историей своей страны, втихаря —территорией, почти открыто — музейными ценностями (вот пример так наз. преимущества соц. строя); все можно списать за счет идеологии, но только никогда и никому оно не простит никакого посягательства на власть! Если они пойдут на признание этих злополучных прав, то им придется ломать ВСЕ аппараты государства —все без исключения — и даже создавать новые. И прежде всего суды, прокуратуру и систему наказаний. А что делать с границами, выездами, сельским хозяйством (крестьяне не имеют паспортов и «закреплены» за колхозами пожизненно — где ты, Царь-освободитель?!). Что им делать с цензурой, печатью, тюрьмами, открытой информацией, забастовками, просто требованиями? И т. д. и т. п. — куда ни глянь, везде надо ВСЁ менять (при условии, конечно, если полностью принять эти самые права). Итак — это тоже невозможно. Каков же выход? Нету! А впрочем, есть. И только один: Б Е Ж А Т Ь ! Б Е Ж А Т Ь! Б Е Ж А Т Ь !!!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
25. I. 77 г. Читаю с упоением Шопенгауэра и нахожу дивные параллели: «…Я полагаю, что у чувствительных особ всякое новое лицо большею частью должно вызывать родственное его страхам чувство, представляя неприятное в новых и неожиданных сочетаниях. И действительно, почти всегда это бывает жалостное, прискорбное лицезрение. Попадаются даже такие люди, на лице которых отпечатана такая наивная пошлость и низость образа мыслей и такая животная ограниченность рассудка, что просто удивляешься, как они рискуют выходить с такою физиономией и не надевают маски!» (А. Шопенгауэр, «Максимы». «О физиогномике»). Написано это чуть меньше ста лет назад, то есть примерно на такое время мы отстаем от цивилизованного мира и по физиогномике. Значит, есть надежда, что через сто лет у нас тоже произойдет «физиономический сдвиг», и, надеюсь, немногим придется задумываться, выходить ли им с маской или без. И еще очень важное размышление, относящееся (частично) и к моей идее: «Мы должны быть снисходительны ко всякой человеческой глупости, промаху, пороку, принимая в соображение, что это есть именно наши собственные глупости, промахи и пороки, ибо это недостатки человечества, к которому принадлежим и мы, а следовательно, и сами разделяем все его недостатки, то есть и те, которыми мы как раз в данное время возмущаемся именно потому, что они на этот раз проявились не в нас самих. Они находятся не на поверхности, а коренятся в основе и всплывут по первому поводу и заявят себя таким образом, как теперь проявились в других. Хотя несомненно, что в одном проскальзывает один недостаток, а в другом опять иной и что общая сложность дурных свойств в одних больше, чем в других, ибо индивидуальное различие неисчислимо велико» (А. Шопенгауэр, «Максимы»). Бог мой! Конечно же, он прав. Но докакойстепени мы должны быть снисходительны к палачам, садистам, лжесвидетелям, убийцам и ненасытным паразитам?! А с другой стороны —если ты оказался волею судеб по эту сторону баррикад, то на тебе лежит в любом случае ответственность за все то, что здесь происходит!
1. II. 77 г. «Католики полагают, что безопаснее плыть по морю всем вместе на большом испытанном корабле, сооруженном знаменитым мастером, управляемым ловким кормчим и снабженным всем, что необходимо для путешествия. Протестанты утверждают, напротив того, что каждый должен сам сколотить себе ладью по своему усмотрению, чтобы иметь возможность плавать с большей свободой. Это последнее мнение, хотя и ошибочное, поддается обсуждению. Но что можно сказать о мнимых православных, считающих, что лучший способ достигнуть гавани — это представить себе, что ты уже там. И в силу этого они ставят себя выше западных исповеданий, которые, по правде сказать, никогда и не подозревали, что великий религиозный вопрос может быть разрешен с такой легкостью!» (Вл. Соловьев, «Россия и Вселенская церковь»). Это замечательное рассуждение прекрасно подходит к главной идее советской пропаганды: «Загнивающий Запад» и мы — Самые Передовые!
2. II. 77 г. (Алма-Ата). Миша Еремин встретил в Алма-Ате свою любимую Ираиду и почти обосновался здесь, так что теперь мне вдвойне приятней пролетать в Москву через Алма-Ату, если я окажусь где-нибудь в Средней Азии или на Дальнем Востоке. Мы с Мишей здесь очень много гуляем, несмотря на его костыли, и очень подолгу и помногу говорим о возможности-невозможности «свалить» из нашего «социалистического лагеря». Мы уходим далеко в глубь Ботанического сада, где я провел четыре самых сказочных года моей юности: Ботанический сад всего в километре от нашего дома. Там мы с моим другом и одноклассником Маратом Бикбулатовым (сыном главного бухгалтера сада) летом и осенью кормились уникальными ягодами и фруктами, а зимой ловили птиц и даже пытались охотиться на фазанов и кекликов. Миша «умеет» гулять, я многому у него научился: казалось, он замечает все веточки и корни, всех насекомых и птиц, и, когда я читаю его удивительные стихи, я всегда нахожу в них строчки, очень напоминающие наши прогулки. Несколько раз мы с Мишей ездили в горы или в Кунаевское охотохозяйство, где тот же Марат был главным инспектором. А в Алма-Ате Миша переводит среднеазиатских поэтов: «Коньячище они льют рекой, а платят, суки, гроши!»
11. 2. 77 г. Абсолютно серьезно пишет Киркегор: «Я дам сто золотых за одну улыбку девушки при уличной встрече и не дам десяти за пожатие ей руки в обществе» (!!!). А сколько бы он дал за «групповуху», сношение в подъездах, на чердаках, в самолете или, как сейчас у него на родине (Xaviera Hollander), — во время танца на глазах у всех?! Дивные времена были в девятнадцатом веке! Неужели так же будут вспоминать век двадцатый в середине двадцать первого? И во что к тому времени выльется сексуальная революция? Хотел бы я взглянуть краешком глаза на грядущую совдепию —честное слово, будет точно такая же срань.
25. II. 77 г. (Алма-Ата). Увы, отдых срывается, срывается и лечение. От одной только вероятной поездки в Лондон, о которой по телефону сообщил мне Дед, мой невроз вовсю разбушевался, хотя чувствую себя в последнее время намного лучше. С приближением возможного departure’а десятки ножей терзают мою грудь при одной только тени мысли, что когда-нибудь I could be there (or Up there!). Уже давно образовалась устойчивая связь, и разорвать ее невозможно: либо надо на 100 % отказываться от dreams, либо на эти же 100 % как можно скорее их осуществлять. Иначе конец: еще год-два таких мук и такой жизни — и я в могиле.
28. II. 77 г. …Ну вот, Господи! «Все переменилось, — как сказал мой милый и добрый старик, — отъездоткладывается!» И какая-то едва уловимая вибрация в его словах мне дала понять, что уже, верно, его никогда не будет! Вот тебе урок: в который раз столько крови попортил зря, совсем зря! Итак — Москва, досъемка, проба, озвучание, покупка машины, возвращение в Алма-Ату, долечивание и… новый фильм. А там — один Господь знает, что меня ждет!
8. III. 77 г. (ночь —глубокая). События последних дней: 2 числа досъемка, 3-го телефонный звонок, покупка автомобиля и проба. 6-го сам визит, 7-го озвучание и отлет в Алма-Ату. С поездкой (–ми?) покончено (скорее всего, и с «-ми…»). Вот тебе и перепутье: налево пойдешь — «Софью Власьевну» найдешь, направо пойдешь — голову потеряешь. Ребята бойкие и бездарные. Но каков Стенли? Это у меня уже второй comybastard после Де Сантиса. А мой еще алма-атинский сон? Я вхожу в какую-то общественную столовую и сажусь за стол. И вдруг вижу, что на мне гимнастерка, сапоги, ремень с портупеей и на ней кобура с пистолетом. Я вынимаю пистолет (ТТ или стечкина) — вороненая сталь, тяжелый, гладкий, старый… И это мой сон — с пронзительным зуммером. Я рассказываю этот сон сестре и Мише Еремину и предупреждаю их, что жду серьезных неприятностей. И вот через два дня —звонок в Москве. Here we are!
9. III. 77 г. Итак —визит омерзительный и смешной, как по заказу. Это мой второй самый что ни на есть тесный контакт с ГБ. Первый был сразу после возвращения из Киева, где у меня из номера выкрали недописанную повесть. Запугать им меня никак не удалось, а вербовка была настолько бездарной, что меня чуть не вырвало. Обещали поездки по всему миру, и «самое главное — мы думаем о благополучии вашей молодой семьи!» — жены, которая работала в УПДК, и моего будущего сына. Потом Элла мне рассказывала, что ее вызывал начальник и предлагал ей сделать выбор: расстаться со мной или с работой, на что она, не задумываясь, выбрала меня. Но с работы ее не уволили. А в этот раз… Когда я услышал по телефону сухой, как бы безразличный, но в то же время остро направленный именно на меня голос, я сразу понял, что это ГБ. Меня просили прийти в главное здание на Лубянке в такой-то день, в такой-то подъезд, в такой-то час и т. д. Я немного покочевряжился и сказал, что смогу прийти только через день. К моему удивлению, голос не стал настаивать, и мы договорились встретиться в мой день. Для меня это уже была маленькая победа. Я отправился на Лубянку, прихватив с собой две таблетки элениума, который действовал на меня сногсшибательно; по моему первому опыту общения с ГБ, главная задача — оставаться спокойным и безразличным. Меня завели в какую-то крохотную комнатенку с окошечком, за которым время от времени маячила голова гэбиста в форменной кепке, — это их самый примитивный трюк, рассчитанный на полных идиотов: мол, пусть «созревают»! Я тут же проглотил обе таблетки и минут через пятнадцать почувствовал полное расслабление. Через час я постучал в окошко и спросил, сколько еще мне ждать. Гэбист грубо ответил: «Сколько надо!», и его грубость не вызвала у меня никакого раздражения. И я понял, что захотел спать. И на самом деле слегка задремал. Наконец меня позвали, но я захотел в туалет, и, когда часовой подвел меня к громадной металлической двери и она стала медленно открываться, за ней оказался маленький крысеныш в темном костюме с преувеличенно строгим лицом (надо сказать, что они все очень плохие актеры), и я его сразу огорошил вопросом: « Где тут у вас можно поссать?»
Думаю, что он ждал от меня всего, чего угодно, но только не это. И он ужасно растерялся: «Нет, нет, у нас нельзя!» —«А вы что, не ссыте? Ну а где тогда можно?» И он отправил меня в общественный туалет за два квартала от главного здания! Я шел и хохотал: я уже выиграл эту схватку —ДАО было на моей стороне! Дальше было все, как у них водится, —одни сплошные штампы: там был еще один, «культурный» и «добрый». Нудные, вроде бы доброжелательные вопросы с его стороны; намеки на страшные последствия моих контактов с иностранцами, на мои связи с американками, немками и т. д. со стороны ну о-очень строгого крысеныша, а в конце концов все закончилось ожидаемым и как бы «незаметным», по их мнению, переходом к вербовке, к чему я давно был готов. Я им сказал, что лучше отлично сыграю роль советского Джеймса Бонда, а если им так хочется иметь меня в своих рядах, то пусть они отправят меня в Высшую школу КГБ, потому что я терпеть не могу самодеятельности. Весь наш разговор они растянули часа на четыре, а элениум делал свое дело: несмотря на стрессовую ситуацию, я с трудом удерживал зевоту. После откровенных угроз, что теперь мне не видать никакой заграницы, они меня отпустили.
(И, кстати сказать, свою угрозу выполнили: до самой перестройки они меня не пускали на съемки даже в Монголию, Северную Корею, Вьетнам и Афганистан.)
III. 77 г. (Алма-Ата). Я все чаще задумываюсь вот о чем: уж так ли случайны в моей жизни все эти рогатки, все эти препоны и препятствия, которые ставит на моем пути Судьба? Уж не знамения ли это? Не настойчивые ли предупреждения начинающей уставать Фортуны мне —слепому и глухому: «Остановись! Послушай сердце! Поживи еще немного!» И не неизбежный ли РОК гонит меня жестоко и злорадно на мою — не мою — стезю? Еремин в Ленинграде, гулять не с кем. И не с кем все это обсудить. Впрочем, поступлю, как настоящий даос: недеяние —единственное, что может меня спасти от любых трагических ошибок. Интересно, что мне еще готовят Судьба и Фортуна в неведомой мне «борьбе с неизбежным Роком»?
19. VII. 77 г. Вот еще серьезная проблема нашей страны, очень похожая на проблему негров в Америке: нашипреступники, живущие в лагерях и тюрьмах, — никто из общественности даже не знает, сколько их на самом деле. Но то, что их ненамного меньше, чем негров в Штатах, я абсолютно убежден. Но живут они не в «гетто», не в Гарлеме, не в «черных кварталах» — лагерь, даже «общего режима», намного страшней; и если у негров в Штатах происходит хоть какой-то рост самосознания, какое-то нравственное движение к «обновлению и к улучшению» за счет вмешательства благотворительных организаций, влияния разных религий, образования, спорта, кино, джаза, бизнеса, политики, прессы и т. д., то наш преступный мир — это как бы страна противоположная, «зазеркальная» или в лучшем случае чудовищно искаженная в старом полустертом зеркале, да еще замалчиваемая или лживо отражаемая официальной прессой.
10. XI. 77 г. Сегодня мы с сыном прилетели из Риги в Москву. В ночь с 7 на 8 ноября в Риге погибла Элла, и Роман остался сиротой. Наша жизнь перевернулась. 5 ноября я улетал в Алма-Ату и накануне просил Эллу отпустить Романа со мной. Она мне сказала, что сын заболел, но она, возможно, поедет с ним в Ригу. «Если он болен, зачем тебе ехать?» — спросил я. «Ну, тогда не поеду». И я улетел в Алма-Ату. В семь часов утра 8-го я проснулся как от толчка и все время думал об Элле и Романе. Часов в 10 по московскому времени я позвонил Элле, но никого дома не оказалось. Весь день 8 ноября мы с Мишей Ереминым провели в горах в яблочных садах колхоза «Горный гигант», где я каждую осень с 8 класса работал «на яблоках». Мы гуляли очень долго, говорили о смерти, и разговор все время возвращался к Элле, которая не разрешила мне взять сына в Алма-Ату из-за его болезни, а сама, по всей видимости, поехала с ним в Ригу. К вечеру мы спустились в ущелье и зашли к моему двоюродному брату, который жил в собственном доме в поселке. И вдруг на меня напал лихорадочный озноб, хотя никакой температуры не было. Я даже говорить не мог —так стучали зубы. Озноб продолжался минут сорок и так же мгновенно прошел, как и начался. Мы поймали машину, и Миша отвез меня домой. Минут через двадцать после моего приезда раздался телефонный звонок, и Фабриков сказал мне, что Элла и Рита Платонова в три часа ночи с 7 на 8 ноября при въезде в Ригу разбились насмерть в машине. А мой сын, которому было тогда 8 лет, и 10-летний сын Риты просидели у окна до рассвета, дожидаясь матерей. У меня полный шок. Безумно жалко Романа. Господи! Неужели Тебе понадобилась именно такая страшная жертва, чтобы остановить меня, СУМАСШЕДШЕГО?
16. IV. 78 г. Почти полгода я ничего не записывал. У меня сейчас живет мама — моя спасительница. Сын придумал себе наивную сказку и рассказывает в школе, что «его мама уехала». Когда мне это рассказали, я не мог сдержать слез. «Невесты» наседают со всех сторон, причем у всех одна и та же нелепая, будто из индийского кино, выдумка: «Мне приснилось, что я держу Романа на руках, он меня обнимает и называет мамой!» Причем некоторые из них вполне интеллигентные люди. Хоть стой, хоть падай.
23. IV. 78 г. Разве может русский человек терпеть насилие, притеснение, даже малейшее давление со стороны людей, класса, страны или целой системы, если этот кто-то или что-то превосходит его не только силой, но и умом, культурой, утонченностью жизненного уклада, знаниями, чистотой — моральной и физической — благородством, работоспособностью и т. д.?! НИКОГДА! Это не удалось «ни варягам, ни грекам», ни шведам, ни литовцам, ни полякам, ни наполеоновским французам, ни гитлеровским немцам; это не удается ни современным американцам, ни европейцам, ни японцам! Но все это удалось —и еще как! — татаро-монголам! И в этом подчинении было глубинное самооправдание русского человека, сохранение его рабского «достоинства», то бишь рабской гордыни! В этом случае не надо было защищать свои явные пороки: захватчики, по мнению тогдашних русских, были еще более грязны, грубы, ленивы и невежественны! А во время революции Россия своим собственным варварам и убийцам точно так же не смогла противиться, не говоря уж о сталинских временах, — тут уж отдала Она себя на растерзание опять же собственнымпалачам практически безропотно, даже можно сказать с каким-то ухарством!
23. Х. 78 г. Сегодня получил от Моники письмо на мой «запасной» адрес. Она писала на английском языке, что они с Юргентом приезжают в Москву на Олимпийские игры 1980 г. и будут жить в студенческом общежитии целую неделю, «and we are looking forward to meet you. Perhaps you have chance to see us, we will be very happy! Yours very truly, Monika».
Меня очень тронуло это неожиданное и нежное письмо. Но… Господь (скорее сатана) распорядился моей жизнью иначе. Именно в это время у меня был самый пик безумной и почти неуправляемой страсти: я попал в безнадежный плен сладкой, очаровательной ведьмы. Но это «другая история», как говорил один мой знакомый.
8. XII. 78 г. Город Валдай, съемки фильма «Опасные друзья». Зона, которую охраняет «ящик» № ОЯ‑221. Страшновато, но не так, как казалось раньше. Правда, это полупоказательный лагерь строгого режима, но все равно там с первых же дней бросалась в глаза жутковатая аналогия: «зона» была миниатюрной и совершенно точной моделью нашей страны — так же обнесена несколькими рядами колючей проволоки, снабжена электронной охраной, ночным видением, строжайшей системой пропусков (и все это время, когда я там находился, «сверлила мысль»: если в таком крохотном, всего на тысячу зэков, лагере ТАКАЯ ДОРОГАЯ ОХРАНА, то какова же цена «границы на замке» однойшестойвсейземнойсуши, рассчитанной на 250 миллионов заключенных!). «Политическое устройство» лагеря — такой же тоталитаризм с пронизывающими все «общество» осведомителями; лагерная торговля —копия советской монопольно-мафиозной со всеми ее уродствами: воровством, дефицитом, обсчетом, обвесом и т. д.; товары «с воли» — ну чем не наш «Внешторг» с его убогим импортом: неважно что, неважно какой, но всегда втридорога. Лагерная стенная газета — наша печать с оглушительной пропагандой, наглой ложью и запредельной цензурой; и, наконец, лагернаясамодеятельность —копия нашего официального искусства с обязательным отбором, идейностью, пошлостью и зачастую с такой же самодеятельностью! Так же примерно делятся лагерные слои общества: для «пацанов» — частые карцеры, как лагеря и тюрьмы для наших преступников; а для «козлов» — стукачей, активистов и отличников (как правило, в одном и том же лице) — масса привилегий, вплоть до свободного выхода из зоны! Чем не наши коммунисты, кагэбисты и прочие сов. работники — так называемые выездные. Я уж не говорю о недовольных и возмущающихся «правдолюбцах» — здесь с ними обращаются пострашнее, чем с нашими диссидентами; их мордуют и вертухаи, и подлые продажные зэки. Но самая унылая и безнадежная параллель — это лагерный труд, то есть наш «вольный», в смысле рабский, с его браком, «блатом», взятками «Куму», ленью, обманом и бессмысленно низкими зарплатой и коэффициентом. И сама собой составляется пропорция: свободное мировое сообщество относится к нашей стране точно так же, как наша страна относится к нашим «исправительным учреждениям»!
Валдай — убогий, махровый, совдеповский городишко: ни старого, ни нового — н и ч е г о! — да еще извращенный советской провинциальной эстетикой топорных лозунгов и «Досок почета», с которых глядят на вас фотографии то ли покойников, то ли разыскиваемых преступников. Остальное — пьянство, хулиганство и нищета — и духа и тела. Красивое озеро (пока еще красивое!) когда-то было неописуемо! На противоположном берегу чудный Иверский монастырь (ныне туристическая база), завтра пойду его рисовать. В городе одна действующая церковь, из остальных понаделали кинотеатров, складов и баз — угадываются только по крепости построек, красоте обводов и карнизов, а кое-где по оставшимся барабанам и нефам. Но куполов, естественно, нет, не говоря уже о крестах. Но креста нет и на действующей: увы, два месяца назад его снесло ураганом, а новый ставить боятся — скользко на крыше, ждут лета.
19. ХII. 78 г. Кто выдумал, что народу нужна свобода? Отчего же тогда такое стремление большинства людей во всех странах к надвигающемуся всеобщему тоталитаризму? Такой фантастический успех советской пропаганды во всех национальных и так наз. освободительных войнах, где, несмотря на кое-какой здравый смысл, побеждают Террор, Диктатура и Насилие?! Причем с помощью миллионов калашниковых, военных спецов, дорогих агентов и баснословных взяток всяким африканским людоедам ЗА НАШИ ДЕНЬГИ? Народы рьяно приветствуют террор, бессмысленно надеясь на эфемерное обновление, а после, обливаясь слезами, кусают локти, вспоминая прошлое! Наши опять обосрались: Штаты установили дипломатические отношения с Китаем; в Китае крупные перемены, а наши продолжают нагнетать напряженность — очень сердятся на то, что китайцы проводят какие-то там изменения и очень «всё путают»!
1. II. 79 г. Каждый человек может писать, печатать и распространять в списках все, что ему заблагорассудится, кроме, естественно, призывов к убийствам, насилию и извращениям. Наша «самая читающая публика на свете» всегда мечтала о временах, когда «Белинского и Гоголя с базара понесут». И, кажется, в сталинские времена эту мечту восприняли буквально, и недостатка в русской классике тогда не было. Сейчас же и этих не встретишь. Дошло до того, что «Наше Всё» —Пушкина — нигде невозможно купить, кроме как в «Березке» за валюту. Большого русского писателя В. В. Набокова горстка интеллектуалов читает из-под полы по двадцатым-тридцатым экземплярам на папиросной бумаге; великих русских философов — Бердяева, Розанова, Лосева — днем с огнем не сыщешь! Так и хочется возопить: ОПОМНИТЕСЬ!!! Да в этом ли ЗЛО? В талантливом и правдивом слове? В смехе ли? В открытости и смелости мысли? А не в злобе и зависти, не во лжи, продажности судий, не в подлости и невежестве, в котором пребываете ВЫ, наши «властители», и, увы, тупо вам подчиняющееся БОЛЬШИНСТВО? У пишущего человека не получится посягнуть ни на власть, ни на жизнь, ни на целомудрие; если же он попытается это сделать, то литературы у него не выйдет, а выйдет только пошлость во всяких ее вариантах. И корень всему этому — вечная рабская идея, заложенная в ханжеской и лицемерной русской поговорке «Не выноси сор из избы!»; а в реальности — всего лишь боязнь слова и огласки, то есть ПРАВДЫ. А ведь врожденное стремление нормального человека содержать свое жилище в ЧИСТОТЕ неизбывно.
2. II. 79 г. На санскрите «мораль» —«sila»; «давать» — «dana».
17. VI. 79 г. Была премьера «Опасных друзей» — фильма среднего, прилизанного цензурой, «жалостливого», но по-своему интересного и, несомненно, массового. Пойдут на него очень многие: и те, кто сидел (а их миллионы), и те, кто сидит (будут показывать в зонах), — их только официально более трех миллионов, а в реальности намного больше; друзья сидевших или сидящих; но, главное, те, кто должен или может сесть (а это почти все взрослое и молодое население нашей бесценной Родины). Словом, миллионов 50—60 нашей картине гарантировано.
23. VIII. 79 г. (Коктебель). Наконец-то через десятки лет только слухов, ахов и восторгов о сказочном Коктебеле удалось оказаться в этом райском (когда-то) уголке. Увы, везде слышишь только одно: вот раньше! Карадаг закрыт якобы под заповедник. Рассказывают о каком-то простом мужичке из Саратова, который хотел пойти на Карадаг. «Тебя не пустят, — ему говорят. — Там заповедник».— «Так я бутылку куплю», — говорит он. «Не пустят».— «Тогда я куплю две бутылки».— «Всё равно не пустят». Немного подумав, отвечает: «Тогда это не заповедник». И на самом деле, весь Крым, говорят, — это одна громадная военная база с подводными лодками и ракетами. Сюда мы приехали с сыном, и сейчас, когда я об этом пишу, я смотрю на него, спящего, с бесконечной тоскливой любовью и понимаю, что никого роднее его и моей мамы (его бабушки) у меня нет на свете. Эти два года дались нам всем безумно тяжело…
Но вернемся к главной теме моего повествования, о которой в эти трудные годы почти нет никаких записей. Мне очень помогла мама, переехав из Алма-Аты в Москву. С работой у меня, как всегда, было неровно, но выручали «встречи со зрителями», которые я называл не иначе, как «кровопускание». Мама чувствовала себя неважно; я все время колесил по стране, зарабатывая «копейки кривлянием и лицом» (у меня очень долго была самая низкая концертная ставка — 9 р. 50 коп. за выступление; в зале 900 зрителей, а стоимость билета — 1,5 рубля, причем залы, особенно в азиатских республиках и южных районах, всегда были полными). Нам ничего не оставалось делать, как устроить Романа в лучший интернат Москвы, где учились дети дипломатов и народных артистов. Но суббота и воскресенье для меня были «святыми» днями: где бы я ни был, я возвращался в Москву, чтобы забрать Романа домой.
24. 7. 1979 г. Нахожусь в Магнитогорске на своих дурацких «встречах со зрителями». Единственный плюс —возможность посетить так наз. книжную базу; иногда удается что-то там приобрести. В этот раз — как величайший дар! — предложили рассказы Сомерсета Моэма и еще кое-что незначительное. Спрашиваю у директора Торга: «А что-нибудь поинтереснее?» Отвечает: «Что вы! Приходит по двадцать-тридцать экземпляров, а спрос —на всё начальство!» — «А по искусству?» — «А по искусству — не больше пяти!» Фашисты книги жгли, а коммунисты делают проще: при миллионных тиражах партийной пропаганды и всякой чепухи просто не выпускают книг, а то, что выпускают, лицемерно продают в «Березках» на валюту, то есть опять в своей роли — бандитов и спекулянтов. Коммунисты уже ограбили духовно два-три поколения 260-миллионного населения страны: в запрете Величайшие книги всех времен и народов — Ветхий и Новый Завет!
Выход один: выписывать через Альберта советские книги из Америки! Ну кто бы мог поверить? Вот тебе и Аверченко.
19. 2. 80 г. Ленинская партия была создана как настоящая мафиозная структура (кстати, Аль Капоне, назвавший свою банду Organisation, не скрывал, что всю ее конструкцию он скопировал с советской чекистской организации). В сущности, ВКП(б) и была мафией внутри российской государственности. Любая мафия, в том числе и коммунистическая, — это раковая опухоль с агрессивными метастазами, подавляющая и сжирающая все вокруг себя (отсюда страх и сопротивление всей здоровой части человечества коммунизму), и устанавливающая свои законы и свой порядок (отсюда видимость так наз. сильной власти, порядка, дисциплины, то есть обывательское «А все-таки есть люди там, наверху, которые о нас заботятся!»). Но метастазы разрастаются всё новыми и новыми жадными и голодными клетками (то бишь членами банды, мафии, партии), и неизбежно наступает последняя стадия — полное пожирание всего организма, а затем и его гибель. Но вместе с гибелью организма наступает и гибель самой опухоли, и ее метастаз. А, казалось бы, почему не распланировать «на века, на тысячелетия!» медленное его пожирание, начиная с самых «несущественных» частей, а не набрасываться на самые лакомые (печень, почки, мозг и т. д.), без которых организм не может существовать?! А все очень просто: ненасытная жадность — самое главное свойство любого низкоорганизованного живого существа. А поскольку почти каждое живое существо организовано довольно низко и подло, то и результат —неизбежное самоуничтожение: сначала на уровне поселений, стран и империй, а уж потом континентов и в конце концов всего человечества! Да и то — если «отвлечься» и посмотреть со стороны: все человечество — это орда кровососущих на башке Земли, а все, что люди производят, это ее перхоть, включая дома, дороги, книги, картины и проч. Большие города — это гнойники и чирии, города поменьше — прыщи, а села и деревушки — так, мелочь, сыпь, парша и всякое шелушение. А когда человечество уничтожит все вокруг (а заодно и себя), то последней, со вздохом презрения и сожаления, будет фраза (мысль, усмешка, молния, вспышка) Всевышнего: «Жадность фраера сгубила!»
Хотя, возможно, таковым и был БОЖЕСТВЕННЫЙ ПЛАН: освободить нашу планету, как больную клетку космического организма, от «белковой заразы» — гноя, слизи, паразитов-людей и паразитов-паразитов — и вернуть ее в «здоровую космическую атмосферу» абсолютного холода и абсолютного жара!? А что же тогда «творчество»? Возможно, всего лишь шутка Господа, снисходительно поглядывающего на ненасытных «бацилл» — А, пусть иногда развлекаются и отдыхают!
8. 3. 80. Человечество неизбежно себя уничтожит, потому что: 1) У Власти ВСЕГДА будут самые наглые и жадные люди (такова, увы, природа человека). 2) В связи с неизбежной экологической катастрофой произойдет неизбежная мутация человека, а в дальнейшем его полная деградация. И процесс обратной эволюции «развернется» вплоть до «инфузории-туфельки».
28. 7. 80 (ночь). 25-го умер Высоцкий — когда-то мы провели с ним много общих часов и дней. Всего на год старше меня. На другой день Тамаре позвонила Моника Найтцель — та самая немочка из ФРГ, с которой я просидел восемь часов в полицейском участке ГДР. Тамара направила ее с сыном прямо в ресторан Дома кино. Встретились — точно не расставались. Ждала, оказывается, (так по крайней мере говорит) все пять лет нашей встречи. Намерения серьезные. Вот вам и сюжет. Я отвел их к себе домой и оставил ночевать, но потом мне пришлось довольно косноязычно объяснять ей, что они, как иностранцы, не имеют права жить на частной квартире. Моника, пройдя гэдээровский полицейский ад, тут же, конечно, в это поверила, потому что думала, что «в Союзе всё еще страшнее». А я чувствовал себя одновременно чудовищно фальшивым и к тому же предателем. Месяцем раньше я окончательно вырвался из плена очаровательной колдуньи и был на грани помешательства. На самом деле я был тогда настолько «не самим собой», что повзрослевший Юргент, наверняка представлявший нашу встречу хотя бы чем-то похожей на берлинскую, был страшно разочарован. Но до чего трогательной была Моника! Она точно кое-что поняла, и мы договорились после Олимпиады не теряться.
7. 8. 80. Уже август, и я снова снимаюсь в главной роли. Если фильм и моя роль получатся, буду на щите. Нет —надо бросать кино. Моника молчит, но из головы не выходит.
5. 9. 80. Странное — радостное и тихое угасание страсти. Гениальный Бродский: «Свобода —это когда забываешь отчество у тирана, а слюна во рту слаще халвы Шираза…»
19. 9. 80. Три дня в Москве; письмо от Моники —написано 8 августа, немецкий штемпель 10 августа, получил 16 сентября. Сто лет назад письма шли быстрее. Конверт замусоленный, помятый, раза три вскрытый и заклеенный грубо и небрежно. Очень обрадовался. Сейчас это единственный для меня выход. В письме фотография. Долго искал, но все-таки нашел рисунок Моники, который я сделал в полицейском участке в Берлине. Очень похожа, только чуть пополнела.
XI. 80. Из последнего —телефонный разговор с Моникой. Обещает приехать на Новый год. Ах, Моника, Моника! «Это есть наш последний и решительный бой!»
На Новый год Моника, увы, не приехала, и я ее больше никогда не видел и не слышал.
Весной 1982 года я залпом прочитал роман американского писателя James’a Clavell’a «Сёгун» — 1500 страниц захватывающего текста из японской жизни начала XVI века, где на протяжении всего романа попадалось очень много японских слов и фраз, которые я запомнил сразу и надолго. Кроме этого, там много говорилось о ритуалах, истории страны и проч. Да еще я всю жизнь интересовался Востоком —Китаем, Японией — и к тому же больше пяти лет занимался каратэ и у-шу. И надо же было такому случиться! Ровно через неделю после того, как я закончил читать эту большую и захватывающую книгу, я зашел перекусить в кафе «Националь», но там не было мест. Поскольку я был почти десять лет завсегдатаем этого заведения, метрдотель «подсадил» меня за столик к иностранкам —маме-японке и двум ее дочкам (одна чуть старше другой). Мама —явно интеллигентная женщина, все трое очень дорого и красиво одеты, к тому же девочки — просто красотки. И… меня понесло! Было в тот день еще одно удивительное совпадение: в «Националь» я пришел из Дома кино, где мой приятель дал мне пару журналов «Советского экрана» с моей мордой на обложке (фото Миколы Гнисюка). За столиком «Националя» произошла, пожалуй, самая лучшая «творческая встреча» засл. арт. РСФСР Льва Прыгунова! Японские зрители были в полном восторге! А поскольку я тогда знал массу японских слов и коротких предложений (да еще все они свободно говорили на английском), наша беседа была феерической. Я предложил показать им МОЮ Москву, но их уже ждала машина в «Шереметьево» — через три часа они улетали в Париж! Но больше всего их потряс «Советский экран» и реакция на меня соседей по столику. Так что мама успокоилась: за их столик посадили настоящего артиста, а не агента КГБ!
А через две недели я получил из Парижа откровенное любовное письмо от младшей девочки — со слезами, журавликами и поцелуями губной помадой! Она просила писать ей в Токио по такому-то адресу… Я не поленился найти доступную информацию, и оказалось, что живут они в районе Нишиазабу — самом богатом в Токио. Я не помню, как звали младшую, но она, вероятно, встретила какого-то французского киноактера моложе меня и скоро прекратила переписку со мной. Но ее место тут же заняла ее старшая сестра Юкари Мукаи, и у нас начался невероятно красивый и долгий «роман в письмах»! И — что удивительно —все письма (от иностранки!) до меня доходили в целости и сохранности впервые за всю мою жизнь в Москве! Я снова «ожил»! Снова начались спазмы в сердце, бесконечные бессонницы и —мечты, мечты, МЕЧТЫ!!! Теперь мне не нужно оставлять сына! Теперь он поедет со мной куда угодно, а уж в Японию тем более! Я тогда усиленно и успешно занимался живописью и послал Юкари несколько слайдов моих картин, которые очень ей понравились. Но вдруг наша переписка как-то быстро прекратилась. Думаю, что ребята с Лубянки, «раскусив» наши серьезные намерения, каким-то образом приостановили нашу переписку. Вот запись в дневнике.
15. VIII. 82 г. (г. Львов). Итак, Господь, видимо, не хочет, чтобы my Dreamcomestrue: переписка с Yucary как-то мгновенно заглохла (скорее всего, не без вмешательства КГБ). Атмосфера сгущается: браки не разрешают, с отъездами почти полностью все остановилось. Что будет дальше, пока неизвестно: либо резко влево, либо резко вправо. Скорее последнее. Наше «ПолиП-Бюро» в панике: гигантские траты на оружие себя не оправдали, электроника намного слабее американской, а для того чтобы улучшить хоть что—либо по настоящему, надо менять всю структуру общества. Ай да Reаgan!
Успешно переписываюсь с Романом Капланом — очень рад моему дружочку. Сын в Германии, мама в Алма-Ате, машина развалилась полностью. 30-го обещали в к/т «Ударник» вместе с премьерой открыть и мою первую выставку живописи. Что это будет — одному Богу известно.
5. IX. 83 г. 3 сентября с картиной «Колье Шарлотты» отправился в круиз Ленинград —Рига — Ленинград. Сейчас сижу в Риге на теплоходе «Балтика» и жду отплытия — вот-вот тронемся. Вчера на палубе пил кофе и беседовал с девицей, которая работает на военном заводе; она же — секретарькомсомольскойорганизации и депутатрайсовета. «А чем вы на своем заводе занимаетесь?» — спрашиваю. «Это секрет!» —«Да бросьте, — говорю я, — какие сейчас секреты!» — «Ну да ладно! — отвечает и радостно продолжает: — Вот если где бьется самолет, то это из-за нас!» — «Да бог с вами! Как это?!» — спрашиваю. «А мы выпускаем приборы для самолетов и в конце квартала, когда гоним план, — аж самим страшно! Если ОТК не принимает, мы им ставим бутылочку (коньячок!), и они подписывают ВСЁ!»
Это означает, что каждые три месяца может разбиться по меньшей мере один самолет! Вообще страшнее и омерзительнее нашей страны сейчас в мире нет, и причина тут одна: страной правят откровенно безнравственные люди, установившие в стране, как в любом лагере строгого режима, откровенно безнравственные законы. А все отличие от так наз. капитализма и социализма, по крайней мере у нас, до смехотворного ничтожно: все упирается в панический страх обличенного любым видом власти советского РАБА перед любым видом свободной прессы. А история со сбитым корейским самолетом (пассажирским!) и двухнедельным бездарнейшим враньем по этому поводу (как и оккупация Чехословакии) будет вечным нашим позором! И я только могу себе представить, сколько еще лжи и мерзости наши старые уроды обрушат на весь свободный мир в ближайшем будущем!!!
В ноябре 1983 года в мою жизнь вошла моя любимая Ольга — так давно ожидаемое спасение! С Романом они мгновенно стали друзьями. Основным их развлечением было подшучивание надо мной. Когда Роман знал, что я прихожу домой, он надевал мою одежду и встречал меня, как отец встречает сына. Ольга ему очень весело подыгрывала. А у меня полностью пропали все мои сердечные неврозы, и только время от времени, как льдинка в стакане, позвякивала моя незавершенная мечта. Я был счастлив. В 1985 году, когда только появился Горбачев, мы сидели на даче моего питерского друга Олега Белова, пили водку и говорили о том, что нам уже никогда не удастся увидеть ни друзей, которые вырвались из совдепии, ни Парижа, ни Лондона — НИЧЕГО! И когда началась перестройка, я точно знал, что она была начата только ради меня!
В эти годы я с головой ушел в тренировки боевым искусством, чтение истории России, Европы и Китая и даже с громадным удовольствием стал изучать китайский язык. Вот несколько наивная, но точная запись моих соображений того времени.
1. XI. 86 г. В Древнем Китае еще в V веке до новой эры Конфуций начал распространять мировоззренческое учение, основанное на строгом соблюдении ритуалов. Он понимал, что что-то должно отличать человека от животного: правдивость и искренность, почтение к родителям и старшим, чистота — физическая и нравственная, честный, добросовестный труд, беспрекословное соблюдение законов, вежливое отношение друг к другу и еще много всяких «мелочей»! И все это (две с половиной тысячи лет назад!) довольно быстро привело к мощным культурным и экономическим взрывам в жизни Древнего Китая. «Новый деспотизм, — пишет замечательный Владимир Малявин в своей не менее замечательной книге «Чжуан-цзы», — покоился на укладе эксплуатируемой им крестьянской общины и на бюрократической организации с ее апологией индивидуальных талантов и заслуг». Поразительное совпадение с деспотизмом советским, за исключением, правда, апологии индивидуальных талантов! — в этом, к сожалению, нам никогда не догнать Древний Китай! Ну а всем нам следует потрудиться: каждый день, каждый час должны мы выдавливать из себя остатки нашего заскорузлого, генетического рабства! А в сущности — много ли надо? Не врать, не воровать, не завидовать, не злобствовать да честно трудиться. Ну, еще объединяться всем порядочным людям, чтобы не идти на поводу у ЧЕРНИ!!!
2. IV. 87 г. (ночь). Ощущение такое, что в сплошном мраке, в котором я нахожусь последние два года, появляется небольшой, но обнадеживающий просвет. В театре меня выбирают в худ. совет. Это какой-никакой, но шаг вперед. Через месяц у меня намечается выставка в к/т «Повторный» — место и центральное, и престижное, и с хорошей публикой. И наконец, 13 апреля я еду в Румынию — не бог весть какая страна, но 10 лет никуда не выпускали — ни во Вьетнам, ни на съемки в Северную Корею (!), ни даже с концертом в Афганистан, хотя «продвигал» меня туда Человек из ЦК!!! Гэбисты слово сдержали, так что теперь через год —хотя бы! — можно попробовать страну посерьезней.
15. IV. 87 г. (Бухарест). Полная и почти абсолютная безнадежность местной жизни. Мы по сравнению с Румынией, как USA по сравнению с нами. TV работает 2—3 часа, рестораны — 3 часа, в магазинах пусто (ни китайского чаю, ни кисточек, ни белья — НИЧЕГО), хотя я знал, что единственная страна, с которой они торгуют, это Китай. Вечером выступали в клубе при посольстве. Когда-то меня бесили люди из «Сов. Колоний», а теперь просто сердце радовалось: сидят демократически настроенные родные, милые люди. Что это? Очередная иллюзия? Самообман? Или самообман и иллюзии были раньше, а сейчас наступило прозрение? Или это просто свойство русского чиновника — быть отражением современной для него в это самое время конъюнктуры? Сейчас они все за перестройку, против цензуры, за демократию, гласность и т. д. и т. п. …А поверни всё через неделю-две назад, и эти же люди будут рьяно голосовать против Пастернака или за оккупацию Чехословакии!
3. 8. 87 г. (Пушкинские Горы). Сын в армии, я на съемках у Алика Хамраева. 24 июля я, собрав посылку, отправился к сыну в Бердичев. Роману разрешили погулять со мной, и мы встретились прямо у ворот части. Он черный, худой, совсем дите. Мы обнялись, и он не поверил, что можно уйти из части! Шофер дивизионной машины предложил нам поехать к его друзьям, и нас там очень хорошо встретили. Я переодел Романа в гражданскую одежду, и после сытного обеда мы отправились гулять. Он все время боялся, что его узнают патрули, я его успокаивал, и хотя времени было немного —всего четыре часа, — мы нагулялись и взахлеб наговорились. А когда с ним попрощались на вокзале, я сидел на скамейке на перроне и ревел чуть не в голос. Когда я задумываюсь над судьбой сына, меня охватывает щемящая тревога. Когда ему было всего 2—3 года, я уже видел в нем глубоко спрятанный трагизм и печаль. Его контакт с матерью был ярким, неровным и коротким: он ее потерял слишком рано. Оказывается, он всегда был одиноким, даже когда жил со мной. Я старался заменить ему мать, делал, что мог, и — Господи! Как же я счастлив теперь, что мои мечты ТОГДА не осуществились! И вот до сих пор, когда я как бы срастаюсь с ним, у меня снова и снова появляется безумный страх за него и хочется его укрыть, защитить, оградить…
7. XII. 87 г. Наивность американцев в том, что они видят причину нашей агрессивности в нашем тоталитарном строе и всячески пытаются нам помочь его изменить, смягчить или полностью демонтировать. Но весь ужас и безнадежность в том, что у нас другого строя быть просто не может, потому что люди такие, а не строй. Американцы очень доверчивы, и, кажется, Горбачев это прекрасно понял. Его поездка может кардинально изменить мнение американцев о Советском Союзе, но, увы, Советский Союз от этого никак не изменится; наоборот, наши Comy bastards будут потирать ручки и ехидно посмеиваться: «Как мы их обдурили! Совсем как в Хельсинки!»
1. 9. 88 г. (ночь). Недавно показывали прекрасный документальный фильм: «Похороны Ленина». Всеобщее безумие, кишащее море укутанных в тулупы животных, изрыгающих клубы пара, как Змеи Горынычи, а над толпой пророческий плакат во весь экран: «Могила Ленина —Колыбель Человечества»! Это кажется невероятным, абсурдным, но, главное, что это пророчество сбылось! Мы все вышли из его могилы и насквозь пропитаны этим тлетворным могильным духом: наша главная святыня — труп! Наша вторая святыня —центральная Красная Площадь — кладбище; наше полутрупное правительство, стоя на крышке гигантского гроба, в центре кладбища, принимает вместе с мертвецами парад полуживых-полубезумных полутрупов! И всё в нашей убогой жизни окрашено могилой: славословим только мертвых (за исключением Генсеков), герои наших книг и кинофильмов живут, борются и побеждают только для того, чтобы в конце обязательно погибнуть! И всё, что мы производим, похоже на гробы —маленькие, круглые, громадные, бесформенные, летающие, плавающие, на колесах и рельсах, но гробы! — от авторучки до небоскреба!
2. IX. 88 г. (г. Ордубад, ночь). Вот уже четвертый день живу на Иранской границе, в «библейских местах»: азербайджанцы уверены, что именно в этих горах выбросило Ковчег Ноя, а на мое робкое замечание, что его вроде бы прибило к горе Арарат, отмахнулись: «Это армяне выдумали!»
Ордубад город старинный: сохранились постройки XVII—XVIII веков, с очень живописными улочками и террасами и очень славными, добрыми и патриархальными людьми. Иран — прямо напротив. Видны поселения, дороги, проезжающие иногда автомобили; граница идет по реке Аракс — где-то в этих местах бывал Пушкин (надо будет посмотреть карту его путешествия с армией Паскевича). Чистейший воздух, изобилие овощей и фруктов, свежее питание и каждый вечер застолья у кого-нибудь в гостях: у того зарезан козлик, у этого барашек, так что здесь я ем мяса больше, чем за пару последних лет! Ну просто рай на земле! Только идиот вроде меня готов все это бросить и ринуться в неизвестное! Фильм плохой, роль никакая (зам. начальника заставы!), но группа симпатичная и очень доброжелательная. Со мной все обращаются с искренним почтением, и я уже прочно превратился во «Льва Георгиевича», что меня ничуть не радует — увы: мне на самом деле через полгода стукнет 50 лет! А на мой вопрос «Во сколько обходится 1 км границы?» нач. штаба ответил: «Наши 20 км в несколько миллионов». Это исключая несколько тысяч здоровых молодых людей, которые могли бы приносить пользу на «гражданке». Кроме миллионов тонн стальной проволоки и приборов электро-, инфро-, тепловидения, граница еще пожирает миллионы квадратных километров простоземли (за КСП, как правило, 300 «запретных» метров до границы). Да еще практически полупустующие земли так называемых пограничных районов с очень ограниченным количеством предприятий и поселений. И строгой пропускной системой — это в радиусе еще (и уже) от 100 до 150 км.
8. IX. 88 г. (Нахичевань). Жуткая бессонница, которая продолжается несколько дней. Хорошо еще, что съемки здесь начинаются после четырех часов дня — из-за жары. Город грязный, запущенный, фальшивый, абсолютно советский! Единственная примечательность, причем уникальная, —мавзолей, построенный в виде громадной башни, — она, как и Пизанская, с наклоном. Говорят, что-то строили, и она покосилась, простояв, правда, более 800 лет. Это родина Алиева —одного из брежневских выдвиженцев. И когда Алиев был у власти, на город отпускалось много средств, и он процветал. Но когда он умер (то есть лишился власти), город покрылся толстым слоем пыли и превратился в обитаемые руины. Кроме этого, здесь была организована Нахичеванская Автономная Область — то есть все, как у «больших»: Обком, КГБ, МВД, Министерства, Управления и проч., и проч. Словом, тысячи и тысячи паразитов-воров на довольно маленькую площадь и малочисленное население. На шоссейной дороге есть мост, на котором мы снимали одну из сцен. Так этот мост «охраняет» 11 милиционеров — бездельников и грабителей. И армия и погранвойска несколько раз пытались снять эту «охрану», доказывая, что мост никакого стратегического значения не имеет, но все было бесполезно: слишком теплым местечком он оказался! Его здесь так и называют —Золотой Мост. И менты продолжают грабить каждую машину, проезжающую через него.
1. XI. 88 г. (г. Улан-Батор). Первый день в Монголии с 1969 года. Разница очень заметная. Чистота. Второе несоветское здание, пока единственное эстетически приятное — в ярком тибетском стиле. (Первое —«Универмаг», построенный китайцами.) Люди одеты неплохо. Сегодня же нас принял посол, жаловался, что обстановка здесь нервная, молодежь называет русских «оккупантами», несмотря на «дарственные» шлакоблочные постройки и два-три подаренных завода, нещадно дымящие рыжим дымом на фоне ослепительно синего неба. (Притом что их «национальная идея» —экология!) А что касается «наших», то вообще здесь, как и везде в совдепии, всё бездарно: солдаты не умеют ездить и давят то стариков, то детей, — автомобильных происшествий с нашими водителями-салагами полным-полно. Офицеры браконьерствуют на охоте и рыбалке (выстрел для иностранца стоит $2000, а убить архара — $20 000!). Главная проблема —продовольствие, вторая — жилье.
После возвращения в Москву у меня может наступить момент «of the great decision», если позволит Господь! Уже сейчас нахожусь в лихорадочном состоянии: как я всегда и предполагал, этот момент наступит только тогда, когда чаши весов по древнекитайскому даосскому «Закону Коромысла» будут абсолютно равны. В нашей монгольской компании оказался Николай Травкин — замечательный и славный мужичок; он на 7 лет моложе меня, и все тут в ужасе от моего преклонного возраста, а больше всех я сам. Он активный борец за «перестройку», а фактически за скорейший переход к нормальному капитализму. За день до моего отъезда в Монголию мы с Мишей Ереминым придумали лозунг: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при капитализме!» Так что здесь мы с Травкиным сошлись.
22. XI. 88 г. (Баку). Сейчас за окнами моей гостиницы происходят невероятные события: вся громадная площадь перед Домом правительства забита десятками (если не сотнями) тысяч людей —орущих, свистящих, размахивающих флагами; везде костры, дым, ор, свист и гудение клаксонов! В Баку идет жуткая демонстрация, и я уже сегодня утром в автобусе слышал антирусские выкрики. Один неверный шаг, какая-нибудь оплошность с нашей стороны, и может случиться что-нибудь неповторимое. Я через каждые десять минут выхожу на балкон, и мне становится страшно: какая мрачная, тупая и жестокая энергия ТОЛПЫ! Наша империя разваливается. Эстония «обнаглела до того, что хочет отделиться»! Сначала установить границы (до 1939 года?), сменить эстонцам паспорта, поменять деньги и разрешить приезжать только к родственникам, да еще не чаще двух раз в году. Кроме этого, «Народный фронт» протащил через Верховный совет законопроект, по которому правительство Эстонии могло бы оспаривать и отменять московские законы вплоть до военных ассигнований! Антирусские выступления сейчас везде: и в Литве, и в Латвии, и в Армении, Грузии и Азербайджане, и во всех азиатских республиках! Казахи, должно быть, сейчас очень нервничают оттого, что против них были «приняты меры», а против армян и азербайджанцев нет. Я не говорю уж о соц. странах, где мы больше всего нагадили, —даже Монголия вот-вот пнет нас по яйцам, там уже во всю шустрят американцы, японцы и китайцы. Вот так возвращается бумеранг, запущенный ленинской шайкой! Я хоть и антисоветчик, но даже меня (!) все это коробит! А что же тогда думают наши славные коммунисты-генералы?
23. XI. 88 г. (Баку, 21:30). В эти минуты, когда я пишу, происходят самые кульминационные события бакинских волнений. Прямо напротив меня (какая глупость, что я не взял фотоаппарат!) и прямо подо мной вся гигантская площадь объята громадными факелами огня: два костра из пирамид дров высотой в десять-двенадцать метров горят, словно два дровяных сарая, а вокруг них десятки костров поменьше. И десятки тысяч разъяренных людей носятся в истерике между этими кострами! В городе творится что-то невообразимое: все возбуждены и как-то даже весело озлоблены! Но той тупой агрессии, какая была вчера, уже нет. Вся гостиница набита милицией и гэбистами. Говорят, что в полночь объявят комендантский час, и все в ужасе от того, что может начаться кровопролитие. Во всех случаях я буду самым непосредственным свидетелем этих событий. Слава богу, что очень мало антирусских выступлений, хотя Горбачева все костерят за то, что он «не может усмирить армян»! Думаю, что армяне его костерят за то, что он «не может усмирить азербайджанцев»! Но пока ничего особенно страшного здесь не чувствуется, хотя мне кажется, что как только солдаты, танки и бронетранспортеры появятся на площади, то в любой момент может начаться нечто ужасное — в Кировабаде уже убили трех солдат. Если и здесь кого-нибудь убьют, то кровь польется рекой.
(22 ч.) И эстонцы, и армяне, и прочие могут нам всем нагадить, если вынудят генералов «перевернуть» сознание Горбачева или «перевернуть» его самого. Тогда уж будет пожестче, чем при Брежневе или Андропове! Сколько раз случалось подобное в России! Как только «верхи» (правда, всегда с большим опозданием!) понимали, что без демократических реформ не обойтись, «низы» тут же наглели и начинали бесчинствовать, чувствуя временную безнаказанность, и естественно, и неизбежно «перебирали» лишнего. Вот это и есть рабство, вот она — чернь! Сейчас только и слышишь: «Сталин, Сталин, вот был бы Сталин!» А здесь в Баку — вот при Багирове! При Алиеве! (И тот и другой, между прочим, монстры, не говоря уже о главном людоеде!) Россию могут спасти всего лишь три вещи (правда, до сих пор невиданные за всю ее историю): 1) частная собственность, независимая ни от царя, ни от Генсека; 2) «человеческие» законы и их исполнение и 3) свободная пресса, то есть пресловутая «гласность». И конечно, культура и относительное благополучие. (Самое большое оскорбление для российского раба, это когда его называют «некультурным»!) Новый бунт «нищих и рабов» России не грозит, поскольку у них уже никогда не будет такой идеологической основы, какая была у российской черни в семнадцатом году, — марксизм—ленинизм в этом смысле себя опорочил навсегда, а новой идеологии, кроме грабежа, просто быть не может. Необходимо всего-то объединение здравомыслящих, способных к делу людей, которые, обогащаясь и вместе с этим «окультуриваясь», вынуждены будут тратить деньги не только на себя, а расширять предприятия, вкладывать деньги в медицину, благотворительность, то есть переходить к практике американцев, от которых мы благодаря большевикам отстаем лет на семьдесят, а то и на все сто!
В 23:00 по ТВ выступил председатель Верховного совета Аз. ССР и заявил, что с 24:00 до 5 часов утра объявляется комендантский час. Но сейчас уже 2 часа по местному времени, а ни солдат, ни танков, слава богу, пока нет. Думаю, что просто ждут, пока не уйдут случайные люди, чтобы меньше было возни. Народу заметно поубавилось, но зато остались одни фанатики. Сделали из автобусов заграждения, приезжали час назад машины скорой помощи, но их за заграждение не пустили, и они вроде бы уехали. Свист и ор продолжаются, но клаксоны утихли, поскольку понаехало много милицейских машин.
Ровно в 3 часа ночи появились БТРы — перед моей гостиницей проехало около 50 машин; я считал, но потом сбился. Сначала они остановились перед баррикадой, и с ними человек 500 солдат со щитами. Но солдат, по сравнению с людьми на площади, было так мало, что, казалось, толпа их всех мгновенно поглотит и разорвет на части. Меня трясло всего, как и трясет сейчас, пока я пишу эти строчки. Вполне возможно, что среди них и мой сын — он как раз в своей Бердичевской дивизии связан с БТРами. Вот сейчас БТРы поехали; вероятно, в объезд? — или специально прокатиться, чтобы кого-нибудь напугать. Но народ пришел в полный восторг: решил, что первый бой, которого еще даже не было, выигран! Солдаты со щитами все остались, выстроенные в шеренгу по 4 человека вдоль всей аллеи, примыкающей к площади.
В 5 часов утра прибыли новые солдаты; на этот раз все происходило по-другому: видно было, что «операция» продумана в деталях. Ровный строй солдат оцепил с двух сторон площадь, и подошли два БТРа с темными большими трубами — для газа? Остальные БТРы перекрыли площадь с более дальних сторон, чтобы люди не смогли туда пройти. Сейчас 6 часов 10 минут, через час мне надо будет выходить из гостиницы и идти три квартала до вокзала. Лишь бы только не было кровопролития! Когда БТРы перекрыли улицы, а солдаты встали спокойно, людей на площади заметно поубавилось.
26. XI. 88 г. (Ялта). К величайшему сожалению (несмотря на то, что я был рад убраться из Баку без потерь), я не присутствовал при развязке всей этой истории. Последним моим свидетельством было мое путешествие с чемоданом от гостиницы до вокзала тем же утром в 7 часов. «Каре» все так же спокойно стояло, но, когда я подошел ближе, я увидел, что мальчики-солдаты не такие уж «мальчики»: все были здоровее меня в полтора раза и ростом, и объемом, да еще «латы», каски, нарукавники и спецжилеты. Я шел к вокзалу и думал: какое счастье, что в нашей «стране дураков» нашлись все же люди, у которых хватило ума так красиво, спокойно и профессионально смягчить и почти снять чудовищное напряжение! Очень трогательную сценку я увидел в шеренге солдат: два здоровенных солдата со смехом сражались дубинками, как малые дети! Я все спрашивал, нет ли здесь бердичевских, и их, слава богу, не оказалось. У самого вокзала был последний кордон, и тут жители беседовали и спорили с офицерами, а те весело и добродушно им отвечали. Но радовался я рано. Дикари все-таки показали свою дикость. Сегодня я звонил Белову, и он сказал, что в Баку были убиты полковник и солдат. Идиоты. Сволочи. Мерзавцы.
7. 12. 88 г. Жду с нетерпением решения: отпустят или нет? Прошло 2 месяца, я боюсь звонить в ОВИР, а сами они молчат. Нелепость в том, что я почти на 100 % знаю, что меня не выпустят, и одновременно очень боюсь, если выпустят! Впрочем, сейчас наступил момент, который я всегда предсказывал: отпустят меня только тогда, когда мне это будет не нужно. Месяца два назад я смотрел гениальный японский фильм «Женщина в песках» и с первого кадра в герое узнал себя! И — невероятный конец, прямо из моего «Триумфа»! А вчера видел сон: у меня в руках лежит мой сын, но очень маленький, почти грудной, и что он очень болен или что-то ему грозит. Мы с ним уже в операционной, и спасти его может только одно: его должны усыпить и каким-то образом вшить внутрь меня, в мой живот. Причем я уже лежу, готовый к операции, и только недоумеваю, как он перейдет на новый вид питания у меня внутри, и еще —как бы его попросить, чтобы он не очень-то в моем животе брыкался. Позвонил Бобику (Кошелеву), он сказал, что, когда видишь беременного (беременную) себя, — к смерти. Неужто правда?
10. 12. 88 г. Как странно и забавно складывается жизнь! Если they allow me, то все получается, как я раньше предсказывал. Я проживаю свой собственный сюжет, придуманный давным-давно! Но так и должно быть, поскольку я реалист, и, следовательно, я должен записать этот роман! Вот и ответ на вопрос, что первично: материя или сознание? Не есть ли и все остальное только лишь одна игра ума? И не исполнится ли другое мое пророчество — что я умру в канаве?
16. 12. 88 г. Безнадежная бессонница, как в моей подвальной юности. В голове одна грядущая поездка в USA (если отпустят!) — решение придет дня через 3—4. Если выпустят, повезу туда свои лучшие картины — а вдруг продам? Правда, так я уже никогда не напишу, но зато будет стимул! И наконец, до сих пор я не могу сам себе ответить на самый насущный вопрос моей нынешней жизни: to leave or not to leave? Совсем по ДАО: могут отпустить только потому, что мне сейчас совершенно безразлично, отпустят меня или нет — так все здесь складывается замечательно! А уж если можно будет всегда ездить (пусть даже по приглашению!), то вообще все сказочно: зачем же тогда уезжать?! Но вдруг все изменится? Вдруг «весна» кончится и безо всякой «осени» перейдет в суровую «зиму»? Тогда локти кусать? Биться головой об стену?
12. I. 89 г. Окончательный tоuch в моей американской эпопее: сегодня купил билет Москва — Вашингтон на 9 февраля. Что это? Волшебство? Новый вид СНА? И происходит все точно так, как я предвидел: поеду только тогда, когда мне по меньшей мере будет безразлично ИХ решение!
18. I. (ночь). Приехала из Лондона Неля с мужем-миллионером, торговцем продовольственных товаров в Англии. Мужик очень славный, остроумный, Нелька роскошна и очень добра: каждый день прогуливает по 500—600 рублей («Не свои же!») и грозится пригласить нас в Лондон (меня и Сергея Богословского с женами). Сегодня уже оформляли в посольстве приглашения. Если это получится, то начинается просто какая-то фантастическая жизнь!
22. I. 89 г. Как удивительно и невероятно то, что я давным-давно почти полностью предугадал течение своей жизни (во всяком случае на сегодняшний момент!). Последние дни происходят невероятные события — чего стоит одно приглашение в Англию, уже полностью оформленное!
10. 2. 89 г. Я — в Америке! И это не сон! Странно и страшно невероятно. Встретила меня Ли (Lee Moore — смешная старушка, которую когда-то присылал мне в Москву Роман Каплан с просьбой ее развлечь), и мы поехали непонятно куда, где я сейчас нахожусь. 200 километров проехали мгновенно, я был за рулем и такого восторга еще никогда не испытывал, хотя «Тойота» у Ли старенькая. Ли решила переночевать у своей подруги, мне дали спальню с обогревающими матрасом и одеялом, и я спал в горячем коконе с открытыми февральскими окнами. Отлично выспался. С Капланом говорил по телефону, а сегодня едем в Вирджинию. Общее впечатление пока странное: все чужое — чистота, дороги, дома, квартиры и запахи. Как на другой планете. Начинать жить заново страшновато. Хотя самая скромная жизнь здесь намного чище, опрятнее и удобней.
15. 2. 89 г. Сон продолжается. Сегодня с Романом Капланом гуляли по Madison av. — заходили во всякие галереи, их здесь сотни. Одна из лучших — «Perl Gallery» — вся набита прекрасными французами начала века. Нас встретил хозяин — интеллигентный милый человек, давний знакомый Романа — и после небольшого разговора он пригласил нас в «святая святых» — к себе на третий этаж, где висят лучшие картины, и он их никому не показывает. Это, как оказалось, большая честь: Романа туда он никогда не звал. Показал еще две картины из запасника, обе Жоржа Брака. Одна уже продана за 9 миллионов долларов! Но он, вздохнув, признался, что «отрывает ее от сердца».
17. 2. 89 г. Сегодня произошло событие, которое может перевернуть мою жизнь. Четыре работы —«Памяти капитана Иванова», «Большой натюрморт на красном столе», «Красная бутыль» и натюрморт с книгами — купил у меня на импровизированной выставке в квартире Романа местный дилер за 5000 долларов! Пришлось «оторвать их от сердца!» Он хотел еще купить портрет Бродского (на фоне Большого дома), но я писал его специально для Иосифа и продавать не собираюсь. А ведь всего месяц назад на аукционе в Доме кино все эти картины выставлялись по 250—300 рублей, но их, на мое счастье, никто не купил.
21. 2. Здесь каждый день ошарашивает все больше и больше. Пока я не видел ни одного грустного эмигранта, ни одного тоскливого лица —все невероятно счастливы, что сюда уехали. Относятся ко мне здесь исключительно, даже те, кто меня никогда не знал. Саша Бесфамильный (такая у него фамилия!), купивший у меня картины, завалил меня подарками. Сегодня был в Брайтоне (в русской-еврейской колонии) — это просто какая-то сказка, которая не снилась ни одному советскому человеку. И главное, никакой ТОСКИ ПО РОДИНЕ! Есть, конечно, тоска по молодости, друзьям, родственникам, которых невозможно навещать, — и только. А сам Нью-Йорк —фантастический, свободный, широкий, богатый, красивый. Люди приветливые, улыбчивые…
22. 2. Разговаривая с нашими эмигрантами, понимаю, что все они пережили от двух до десяти лет «потерю собственного Я». Эзотерически это объясняется довольно просто: над Россией и над Америкой очень мощные «энергетические купола», но энергии их очень разные, и требуется время, чтобы «встроиться» в новый «купол». Евреи, в связи с вечными на них гонениями, намного быстрей «встраиваются» в новые вибрации энергий (генетика!). А вот русским достается. Поэтому русские намного чаще кончают жизнь самоубийством в любой эмиграции — и в Европе, и в Штатах. А дня два назад я сидел в «Самоваре» у Романа за одним столиком с Сашей Рабиновичем, который стал в Америке Александром Грантом. «Недалеко от ресторана находится полицейский участок, — говорит мне Саша. — Буш неделю назад подписал бумагу, по которой четыреста тысяч советских граждан могут получить Green cards! Можешь оставить там заявление». Я уже слышал об этом, и совершенно искренне ему отвечаю: «Я всю жизнь хотел вырватьсяизлагеря — конечно, не такого строгого, в каких побывал ты, но вырваться. А теперь я точно знаю, что обратной дороги у нас (у «них») нет, как бы это кому-нибудь ни хотелось. Границы открыты, а это главное». Но тут же прикинул: через два месяца мне стукнет 50! Я не еврей, поэтому лет пять-десять, если не больше, я потеряю, пока не стану «своим» в «энергетическом куполе» Америки, то есть через 10 лет я стану только самим собой, то есть таким, какой я сейчас! Да, есть над чем подумать!
23. 2. 89 г. Сегодня утром (сейчас два часа ночи) мы поедем к Бродскому. Дела у меня складываются удивительно: я пока чувствую, что ДАО на моей стороне. Получил предложение от Леонга ехать в Орегонский университет читать лекции «Гласность и перестройка в советском кинематографе». Что я там буду говорить —один Бог знает. Попробую пересказать и объяснить мою статью о «нашем кино» из «Огонька» и еще недописанную статью о российском рабстве «Империя Шудр». А также стихи Иосифа, Володи Уфлянда и Олега Григорьева, так что свое отработаю. Денег не платят, зато авиакомпания «Дельта» — их спонсор — купит мне билет на самолет в любые точки Америки, и билет этот будет действителен целый год! Завтра начну составлять список. Ужасно скучаю по Оленьке.
6. 3. 89 г. (ночь). В N.Y. мне страшновато. Правда, брожу по музеям («Метрополитен» — один из лучших) и магазинам, насколько позволяет здоровье. Изобилие и восхищает, и начинает раздражать. Жизнь здесь безумная — мысли у всех только одни: деньги, деньги и деньги. Интеллигентные люди рассуждают так: надо сделать много денег, чтобы потом заняться «настоящим искусством», но, попадая на следующий уровень, из кожи лезут, чтобы залезть повыше. Люди, правда, удивительно приветливые, но держатся на дистанции. Почти вся Америка состоит из личностей риска и действия, и, как только ты сюда попадаешь, ты вовлекаешься в Rat race, и вырваться из нее невозможно. Единственный человек, которому это удалось (из всех, кого я здесь встретил), — Иосиф Бродский.
3. 89 г. Моя Орегонская эпопея закончилась. Завтра улетаю в Сан-Франциско, а оттуда в Лос-Анджелес. Вчера был самый насыщенный день: два выступления в аудиториях, а потом в актовом зале при большом стечении народа (пришли все, кто был на предыдущих «лекциях»). Здесь можно говорить о чем угодно (настолько трогательные и смешные студенты), надо только придать «лекциям» некоторый «научный» уклон. Контакт у меня с ними был полный; один студент даже подошел и радостно пожал мне руку: «Ты настоящий человек!» — сказал он очень проникновенно.
21. 3. 89 (Лос-Анджелес). Америка начинает раздражать, особенно здесь, на юге. Жадность, preoccupations одними деньгами — и от этого почти полная бессмысленность существования. И ни у кого, кроме очень богатых людей вроде хозяина «Perl Gallery», нет роздыха — все повязаны. Но, правда, всегда остается самое главное: возможность выбора.
27. 3 (ночь). Сегодня разговаривал с Иосифом. Он, как и обещал, говорил обо мне со своим другом Фрэнсисом Копполой перед моим отлетом из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, и, если бы я до него дозвонился, вполне возможно, что мы бы с ним встретились. Зато мои живописные дела прошли там прекрасно. Все оставшиеся картины купили и даже заказали новую. Боже, как я благодарен моей старой подруге-умнице Татьяне Целковой, которая терпела меня почти две недели!
29. 3. (4 ч.). От Америки начинаю уставать. Москву видел по ТВ и содрогнулся от лиц сов. людей. Показывали демонстрацию в защиту (или за выборы) Ельцина. Возможно, когда-нибудь они будут так же свирепо его проклинать.
2. 4. 89 г. (ночь, jet lag). Прилетел вчера вечером. Летел через «Shannon». Ощущение от Родины просто страшное: серость и хамство, которое началось прямо в аэропорту с самых первых шагов. Грязь, нищета. И везде неустройство. Шудры. Проклятие. И полная безнадежность. «В разврате каменейте смело, / Не оживит вас лиры глас!» Ай да Пушкин! Поразительно точно.
Здесь у меня большой перерыв: за несколько лет ни одной записи. Полгода мы с Ольгой прожили в Лондоне довольно лихо, причем только на деньги, вырученные моей живописью, которая «отлетала» почти мгновенно, так что никаких больших неприятностей у нас не было. Англия и особенно Лондон нам понравились необыкновенно, но в отличие от Америки самыми «лучшими» англичанами были для нас простые люди —шоферы такси, люди, сдававшие нам квартиры и комнаты, медсестры и доктора в бесплатных больницах, которые оказались не хуже наших кремлевских клиник. Русских и бывших советских людей в это время в Лондоне было буквально не больше двух сотен человек, так что в первую же неделю я познакомился с чудесным Севой Новгородцевым, который тут же пригласил меня в свой «Севооборот» на легендарную для меня Би-би-си! И там с бутылочкой вина, смешными и веселыми разговорами в кругу интеллигентных и свободных людей я просидел больше часа, за что тут же получил 90 фунтов! Это был мой первый заработок в Лондоне. А на аукцион «Филлипс» у меня взяли две картины, одна из которых была продана за 1500 фунтов, и это, конечно, был ЗНАК, который тогда я не «распознал». Вероятно потому, что самыми гнусными англичанами оказались самые богатые! Я каким-то образом связался с двумя миллионерами, которые нагло хотели меня ограбить: взяли мои картины на продажу и тянули время, ожидая срока окончания моей визы. И точно так же поступил со мной известный галерист, и за своими картинами мне пришлось прилететь специально из Москвы и устроить целый спектакль, чтобы их вызволить. А почти сразу после Англии мы с Ольгой вдвоем полетели в США и там прожили три месяца —и тоже, в общем, припеваючи. Одно время мы жили у моего приятеля (уже, увы, покойного), который в то время был то ли секретарем, то ли помощником молодого майора КГБ, НЕГРА из Киева!!! Это кажется невероятным, но за двадцать пять дней, которые мы прожили в Нью-Йорке в самом центре Манхэттена, я этому поверил. Уже в 1989 году этот самый майор КГБ организовал (с помощью, конечно, своих начальников) грандиозную схему воровства бюджетных денег еще тогдашнего СССР: в какой-то «подпольной» типографии он печатал фальшивые каталоги предприятий, выпускающих нужную советским продукцию, в которых ставил цены в два-три раза выше, какие были на самом деле, и отсылал их своим белым коллегам в СССР. Оттуда приезжал какой-нибудь министр или директор какого-нибудь завода с кучей денег; черный майор отправлялся с ним на нужное предприятие, где они безбожно торговались, отвоевывая одну треть, а то и половину РЕАЛЬНОЙ стоимости товара, и за один приезд они имели на рыло каждый по полмиллиона, а то и по миллиону долларов! Один из «покупателей», приехавший из Улан-Удэ, даже пригласил нас с Ольгой в шикарный ресторан — обмывать ценную покупку. А мой приятель однажды показал мне два этажа громадного дома на Madison av., которые уже успел прикупить 28-летний самый черный майор КГБ СССР! Один этаж — его офис, а другой — квартира. Интересно, где он живет сейчас? Да и живет ли?
19. IV. 94 г. (Москва). В полдень были на открытии очередного так наз. Аукционного дома. Это было по-русски смешно и по-советски убого. «Картина такого-то века, такого-то художника, стартовая цена — десять тысяч долларов!» —восклицает аукционист, замахиваясь молотком. В зале гробовое молчание. «Восемь тысяч!» — объявляет он после приличной паузы. Снова молчание. «Пять тысяч…» — в голосе появляются жалостливые нотки. Тишина. Снова пауза, и, как бы решившись, хрипло: «Четыре с половиной…» Из зала робко: «А за три с половиной можно?» Аукционист поворачивается к товарищу, они перешептываются, и аукционист торжественно объявляет: «Три с половиной тысячи —раз… Три с половиной тысячи — два… Три с половиной тысячи — три! Продано!!!» И так — весь аукцион. И смех и грех. В общем, приехали.
30. 8. 94 г. Половина ночи — полная бессонница, и я, чтобы отвлечься, с головой погрузился в свои письма и записи. Вспоминал мерзости советской жизни, а также (по рассказам Аверченко и «Окаянным дням» Бунина) ужасы и гнусные преступления большевиков в первые годы Сов. власти. Самое удивительное в том, что наш «коммунизм» победили не одни только советские граждане, а весь западный мир вместе с нашими диссидентами и нашими же слепо-глухо-немыми шудрами, которые тут же, через каких-то 2—3 года, завопили о «происках», «заговорах», «предательстве» и т. д. и т. п.! И снова пошло-поехало: и демагогия, и лицемерие, и ложь, и запугивания… НО! Шаги сделаны, и обратного хода уже нет: Солнечная система вместе с Землей несется в Пространстве, пронизанном совсем другими вибрациями, и нас окружают уже совсем другие животно-люди!
20. 3. 95 г. (ночь). Не сплю и рассуждаю о том, насколько наивны и глупы «советские россияне» — сущие дети! Они до сих пор спорят: КТО развалил Советский Союз?! А дóлжно было бы спросить: а каким образом он просуществовал целых 75 лет?! Союз Советских Социалистических Республик был обречен (вместе с Россией) на распад в самый первый день его провозглашения как раз теми, кто его создал! В 1922 году Российская Империя была разделена на 15 республик-государств! Все в этой новой стране было построено на лжи, «детской резвости», терроре и страхе. Безумный Ленин («самоновейший инквизитор», как назвал его Бердяев), бандит Сталин, вампир Дзержинский со своей шоблой палачей — и самый безжалостный садист-идеолог Лев Давыдович Бронштейн (он же Троцкий) — уж он-то знал, что делал!
7. 9. 97 г. Сегодня ездили в Тарусу. Москва строится с бешеной скоростью —везде растут новые громадные здания. На кольцевой дороге меня очень порадовала одна замечательная вывеска своей неожиданной новизной и славной стариной одновременно: «БОЧКИ И ДУБОВАЯ УТВАРЬ ДЛЯ БАНИ». Кажется, возврата к коммунизму на самом деле уже никогда не будет.
9. 9. 97 г. Господь явно не хочет, чтобы я бился за Англию. Как только появилась реальная возможность получить визу и жить в Лондоне, у меня тут же пошли дела здесь. Геннадий Александрович Плотников (начальник технической инспекции СВАО) пробил для меня в своем районе мастерскую — нежилое двухкомнатное помещение на первом этаже 12-этажного дома. Мастерская получается просто замечательная. А моя дача в Плешкино тоже обновилась: я начал «обживать» свою загородную мастерскую на втором этаже пристройки. Теперь у нас «господская усадьба» обедневших дворян XIX века! И теперь я с ужасом думаю о том, что нам надо прожить в Англии четыре месяца, чтобы продлить визу на три года! Без денег, без квартиры, без работы! А здесь — съемки у Мансурова, работа время от времени на ТВ, декабрьская выставка в Манеже —словом, всё в порядке.
26. 9. 97 г. Если не полечу в Англию в начале октября, то теряю с таким трудом полученную визу Self-employed artist. В понедельник на 10 дней ложусь в больницу — обследовать все свои изношенные внутренности. И, hence, —теряю визу. Но, во‑первых, здоровье дороже, а во‑вторых, там мне пока ничего не светит. Но — продержись я в Англии 4 месяца, у меня была бы виза на три года! Что делать? Здесь —мастерская, в любой момент возможно кино и ТВ. Там —Лондон. Ни жилья, ни копейки. И безумно дорогая жизнь. И все время, точно клятвопреступник, вспоминаю свою клятву молодости: «Что бы ни случилось — Бежать! Бежать!!!»
30. 9. 97. Лежу в Медицинском центре — довольно просторном, но мрачноватом, потертом здании. Такая же палата на 4 койки. За окном вой, лай и грызня собак: прямо под окнами собачий приемник, как говорят сестрички, «для опытов». Тоскливо, скучаю по Ольге и очень хорошо теперь понимаю, что болезни даются не только в наказание, но и для осознания своих грехов и пороков. «Смирись, гордый человек…» И люби все живое, даже враждебное тебе. (Господи! Даже палачей и коммунистов?!) Но, главное, несуди! Вынь сначала бревно из глаза своего!
9. 7. 99 г. Шестого июля в нашей мерзкой деревне убили нашу собачку — безответную, прелестную Асю-Хромоножку. Мы с Ольгой искали ее часа два, потом нам сказали, что видели ее убитой на дороге. Искали в кустах — нету. Потом я нашел свежий холмик земли и сразу понял, что ее закопали в этом месте. Так и оказалось. Вся ее шея была в крови. Она была еще мягкая, но уже холодная. Сначала решили, что ее задрал соседский ротвейлер, но сегодня я позвонил Саше Мельникову, и он сказал, что видел десятки задранных собак, и если нет рваных ран (а их точно не было), значит, это не собака, а человек. Ах, люди, вы, русские люди!.. Асеньку жалко. Ольгу жалко. Себя жалко. Она была нашим ребенком. Она была чудным, умнейшим человечком! И ее уже никогда не будет. Мы жили с ней десять лет! И опять вздымается глухая ненависть к ублюдкам, нелюдям, жлобам и рабам! (В нашей деревне, между прочим, все старики — или бывшие менты, или гэбисты.) Мне вот уже больше десяти лет видится картинка, как я подыхаю в канаве у своего дома в Плешкино после какого-то жуткого насилия. А у меня до сих пор нет никакого оружия! И —подумать только! Полтора месяца прожили на даче, как в раю, и — на тебе! Все растоптано, уничтожено, и ничего, кроме отвращения к моей замечательной даче, не осталось. Это как с домом на Триумфальной. Бежать? А моя мастерская? Мои пейзажи, которые, слава богу, начали вырисовываться? Всё бросать? Неужели в Россиинельзяжить по-человечески? Скорее всего, нельзя. НЕ МОЖНО, как сказала Анна Андреевна.
6. 8. 99 г. 5 августа снимался в Воронеже (в фильме по Платонову). В группе радостное, приподнятое настроение: все счастливы, что есть работа, что «всё, как раньше»! Наш режиссер устроил в кинотеатре «встречу со зрителями», а в президиум пригласил воронежского поэта-коммуняку Егора Исаева. И Исаев, и наш нар. артист Ю. Н., которого я когда-то давно прозвал «ленинцем», в своих выступлениях лезли из кожи и довольно противно, чуть не матом проклинали демократов и взахлеб вспоминали «Советский рай»! Их выступления зрители встретили гробовым молчанием, и я понял, что они пришли в зал только из-за Платонова. Но особенно омерзительной была «остроумная» шутка Ю. Н.: «Вхожу в номер, включаю телевизор, а там — CNN, Би-би-си, пососи!..» Я вышел к микрофону последним, сказал, что был в Воронеже лет пятнадцать назад и тогда город мне очень не понравился (и это чистая правда). Грязный, гостиница убогая, в единственный ресторан очередь и т. д. и т. п. А сейчас Воронеж меня потряс и красотой и удобством (всё есть), и только на четырех кварталах главной улицы я насчитал восемь кафе! «Но самое фантастическое, —тут пик моего выступления, — я вхожу в номер, включаю телевизор, а там — СNN! „National Geographic“! И главное — мое любимое Би-би-си! Которое я слушал в Советском Союзе по ночам, продираясь сквозь советские глушилки!» В зале гром аплодисментов, смех, а у Исаева истерика и он кричит: «Убирайся в свою вонючую Америку!» Я, удивляясь своему спокойствию и помня о мечте всей своей жизни, отвечаю ему в микрофон: «Как только господ Исаевых будет в моей стране больше половины, я так и сделаю!» В зале настоящая овация!
16. 6. 2000 г. Фортуна явно поворачивается ко мне лицом! Нас пригласили на 10 дней на фестиваль в Крым и, возможно, на небольшие съемки. Кроме этого, объявился Мансуров и сказал, что у него есть для меня роль. Худо-бедно, но даже если будут 3 съемочных дня, то это больше $1000. А завтра мы поедем в город Кашин. На даче холодно, дров нет, а в Кашин меня давно приглашали выступить в санатории и пожить там пару дней. Обещали даже заплатить за концерт и показ фильма 1000 рублей!
19. 6. 2000 г. В Кашине ночевали две ночи. Нас поселили в «люкс» с ванной и туалетом, «сконструированным для Собакевича», как заметила Ольга. Такого громадного унитаза я в жизни не видел. От еды пришлось отказаться: кормят очень плохо, но до отвала (привет Собакевичу!). Городок на 21 тысячу жителей, обшарпанный, полуживой и очень советский. Но… Есть чудные старинные дома (дореволюционные), расположенные в основном на возвышенностях. Город на холмах, с речкой, двумя мостами, с церквями, отражающимися в заросшей лилиями реке, и т. д., а в центре — большие торговые ряды начала прошлого века, построенные из красного кирпича в «русском стиле». И на удивление прелестный музей с настоящими очень красивыми вещами, достойными Эрмитажа! Санаторий забит до отказа. Путевки в основном профсоюзные, поэтому «контингент» тоже какой-то «месткомовский». Но на концерт пришли явно «мои» зрители: слушали и принимали прекрасно. Еще о городе: люди получают мизерную зарплату — 250—300 рублей в месяц! Я не поверил, но меня тут же уверили, что это так. Мы купили у старушки на рынке 2 кг свежей клубники (всё, что у нее было), и она, счастливая, положила в карман 70 рублей. (В Москве на Тишинском рынке кг клубники стоит 150 р.!)
27. 6. 2000 г. (ночь). Четыре сказочных дня и три ночи мы с Ольгой прожили в нашем Плешкино. Я жег ранее нарубленные ветки, и, когда кинул в костер самую крупную, она вдруг запищала, засвистела и очень жалобно запела: «Ой-ё-ё-о-о-й!» А когда я стал косить выросший без нас сорняк, то каким-то образом задел косой спрятавшуюся по дурости или по самоуверенности большую лягушку, и она вдруг закричала от боли пронзительно и тонко, как ребенок! Это оказалось неожиданно и очень страшно. Мне было ее невероятно жалко. И мы с Ольгой ломали голову: что бы это могло значить?!
30. 6. 2000 г. (2 часа, ночь, Москва). Я счастлив. Господь уберег меня от многого: от неверия, от жизни во лжи, от распада и гибели в разврате, но, самое главное, уберег меня от безумия эмиграции. Какое счастье, что этот «ESСAPE» у меня не вышел! С ужасом читаю свои записи 20-летней давности и с радостью осознаю, что сейчас я чувствую себя так, как должен был себя чувствовать 20 лет назад.
21. XI. 2001 г. Наши демократы, конечно же, попытались отрезать постсоветскую молодежь от сов. идеологии, и у них кое-что получилось: нынешние десяти-пятнадцатилетние дети уже не советские. И теперь — всё от Всевышнего: успеет Россия стать хотя бы полу-Европой до своего очень возможного близкого конца или не успеет. Правда, часть детей — и новых русских, и старых советских —все равно растут «шудрами». К примеру — молодые сотрудники ГАИ грабят свирепее, чем старики, а молодые (30-летние) чиновники берут взятки так же лихо, как и 50-летние. Из последних примеров: МВД были переданы функции Миграционного министерства, а это фантастические деньги! Теперь любой мерзавец и бандит из любой страны ЗА ДЕНЬГИ может стать гражданином РФ! Но только не русский! У русских в странах СНГ просто нет денег! Наивные скинхеды интуитивно чуют надвигающуюся гибель «Русского мира» и пытаются хоть как-то сопротивляться, убивая невинных «чернож..ых», но на «чернож..ых» их натравливают всё те же, только совсем не наивные, «белож..ые» сотрудники властных структур, чтобы контролировать ситуацию и за деньги их «крышевать». А простые несчастные русские люди будут вымирать деревнями и городишками. Преступники же, имя которых ЛЕГИОН, окончательно добьют слабых и сами не заметят, как окажутся на краю пропасти.
26. Х. 2002 г. Около шести утра начался штурм «Норд-Оста». Было взорвано, как передали, 5—6 гранат (оглушающих? ослепляющих? с газом?), и через 40 минут все было кончено. Трупы террористов театрально рассадили по креслам (особенно «красиво» — женщин-шахидок). У двух или трех глаза были закрыты черными повязками (скорее всего, стреляли в затылки, и глаза вылезли из орбит). Самым бездарным «режиссерским штрихом» оказался труп Бараева — главаря террористов. Под его левую руку режиссер или оператор поставил непочатую бутылку коньяка, которую Бараев якобы «до последнего» не выпускал из рук! Это было уже совсем по-советски, да еще в стиле 1930-х годов.
27. Х. 2002 г. У Артура, друга Романа, сегодня умер сын. Возможно, он умер раньше, но родители только сегодня нашли его в каком-то морге. Трое суток они бегали по больницам или ждали его у «Норд-Оста». Умер, как почти все, от газа. Он играл в этом спектакле, и Кобзон хотел его вытащить, но чеченцы его не отдали: «У нас такие не дети —они мужчины, они воюют!» Ему только-только исполнилось 13 лет. Распихали всех по самым плохим городским больницам (я сам лежал в 68-й); там не было ни бинтов, ни лекарств — ничего!
31. Х. 02. Реальность не может быть пошлой или страдать дурновкусием. А история с «Норд-Остом» попахивает бездарным провинциальным театром. Дурная «постановочность» есть во всем: в позах рассаженных или разложенных трупов, в совпадениях или противоречиях свидетелей, в настойчивом и очень «советском» желании оправдаться и т. д. и т. п. Грустно, трагично и омерзительно. А одна моя знакомая из «высоких сфер» так и сказала: «Встряска нужна была нашей стране!» Ничего себе, ВСТРЯСКА! И с таким финалом?! И это говорит женщина. И, возможно, МАТЬ!
10. Х. 03. Десять лет назад по Новому Арбату шла безумная колонна ампиловцев с гигантским, в ширину улицы, плакатом: «Мы Русские! С нами Бог!» Правда, подобное наглое бахвальство проглядывается во всю пятисотлетнюю историю России-Совдепии, которая начиная с Ивана III набирала обороты и закончилась катастрофой, то есть превратилась в одну Совдепию — рай для палачей и шудр. До какой глупости, до какой степени самодовольства надо докатиться, чтобы бить себя в грудь и тупо и хрипло орать: Мы русские! С нами Бог! Самое смешное, у фашистов на пряжке каждого ремня было написано то же самое: «Gott mit uns!» И где они? «С нами Бог!» Да кто ты такой, ты — немец? Или ты — русский? Если бы Бог был с тобой, то ты — русский — разве жил бы веками в рабстве, злобе, зависти, лжи, нищете, воровстве, лени и невежестве?! И у тебя — русского —виноваты в твоих злосчастьях только евреи, масоны, американский Госдеп или европейские гомосеки! А где же твой Бог, который всегда с тобой?! А вот американцы — виновники всех твоих бед — поступили скромнее и, возможно, просто хитрее: на каждой денежной единице они написали: «In God we trust». Богу, судя по всему, это понравилось больше.
6. XII. 03 (2 ч. 30 м.). Хороши святые пророки в Ветхом Завете! Вот про Елисея, на котором «почил дух Илии»: «И пошел он из Иерихона в Вефиль. Когда он шел дорогою, малые дети вышли из города и насмехались над ним и говорили ему: „Иди, плешивый! Иди, плешивый!“ Он оглянулся и увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка. Отсюда пошел он на гору Кар Мил, а оттуда возвратился в Самарию». Это надо же! Проклял именем Господним малых детей, 42 ребенка растерзали на его глазах, а он, будто ничего не произошло, «отсюда пошел на гору Кар Мил»!!! А вот про псалмопевца Давида: «Иоав, завоевав Равву, разрушил ее. И взял Давид венец царя их с головы его, и в нем оказалось весу талант золота и драгоценные камни были на нем, и был он возложен на голову Давида. И добычи очень много вынес из города, а народ, который был в нем, вывел и умерщвлял их пилами, железными мотовилами и секирами! Так поступил Давид со всеми народами аммонитян…» М-да… Через три тысячи лет нацисты почти так же поступали с потомками Давида… Уж не были ли нацисты перерожденцами аммонитян?
4. I. 2004 г. (ночь). Вчера —то есть 3-го — весь день провели в Снегирях у Штернов. Шел снег. Было тепло и вкусно. Если бы мне 20 лет назад сказали, что я доживу до того, что «средний» (пусть не совсем русский человек) будет жить в таком роскошном доме, я бы не поверил. Рядом еще более грандиозный дом русского, бывшего главного инженера «Мосводоканала». С сауной, бассейном, тремя этажами, залами и т. д. и т. д. — и всё это на небольшой территории садового кооператива, который до сих пор называется то ли «Прессовщик-2», то ли «Сварщик-4». А домов таких только в их кооперативе еще штук 30! А таких кооперативов под Москвой — тысячи. Вот так. А ты говоришь!..
28. 7. 04 (4 часа утра). Приехал с ночной съемки, сна ни в одном глазу. Очень устал. А в башке «всё одно, одно всегда»: воровство и коррупция разрослись до такой степени, что уже порождают страх разоблачения (чем больше воровство, тем больший страх). Страх у властей приводит, как правило, либо к тотальному террору, либо к комбинации террора с коррумпированием более молодого и наглого поколения — отсюда такой нажим на свободную прессу. В принципе это безнадежное кольцо, из которого можно вырваться только восстановлением институтов Чести, Достоинства, Совести и Благородства. Сейчас Россию могут спасти только честные и чистые люди, а они, как ни странно, есть, и их достаточно много! Это чистая, не тронутая цинизмом молодежь (я называю такую молодежь «перерожденцами жертв»), которую как раз больше всего и боятся «перерожденцы палачей», которые остаются, к несчастью, полудохлыми, мутирующими советскими гидрами. И безумие большинства наших людей в том, что они никак не могут понять, что так наз. мощное Сов. государство было чудовищным, неповоротливым МОНСТРОМ, и у этого монстра ничего нельзя перенимать. В Евангелии есть великие слова, будто точно относящиеся к этим стенаниям о Советском Союзе: «Если СВЕТ, что в тебе, — тьма, то какова же ТЬМА?»
08. 04. Для меня с раннего детства самым большим счастьем была НЕЗАВИСИМОСТЬ, что уже тогда некоторых людей, окружавших меня, мягко скажем, сердило. Но мой открытый переход «за флажки» на картине Де Сантиса вызвал у многих, особенно у зависимых от системы людей, откровенный взрыв бешенства. Злоба, ненависть, зависть — удел тех, кто не знает, не хочет знать и даже не пытается узнать из-за своего невежества и своей душевной лени, что такое СВОБОДА.
20. 03. 05 (ночь). Болит сердце, в голове черт знает что, в основном апокалиптические предчувствия будущего России. Ощущение такое, будто вся страна летит в пропасть, хотя при этом всё каким-то образом само собой регулируется (капитализм?), и в любом случае жить стало лучше и легче во всех смыслах. Денег у людей «тьма, тьма и тьма», как говорил Ильич. «Икеа», «Мега», «Ашан» да и дорогие магазины —ГУМ, ЦУМ и проч. — полны покупателей. Квартиры сто`ят безумно дорого, но их покупают, и цены растут. Но… Воровство и взяточничество достигли космических размеров. Впрочем, черт с ними — такова неизбежность постсоветского времени: наконец-то во всей красе проявился Homo Soveticus!
31. 03. 06 г. Впервые за участие в show на TV мне заплатили деньги — аж $300! Это очень кстати, потому что каждый визит к докторам нам с Ольгой стоит 1000—1500 руб.! А ходить приходится довольно часто — то к одному, то к другому, а мне со своим глазом надо платить столько же, только в долларах! Ничего не писал, читал какую-то ерунду и такую же ерунду смотрел по TV. Страна помаленьку, но верно скатывается к совдепии, хотя это и понятно: власти не умеют управлять по-другому, а народ не умеет, да и не хочет по-другому жить.
06. 2006 г. Сегодня был славный вечер у Ларисы К.; два года назад она купила квартиру по 2,5 тысячи долларов за квадратный метр. Сейчас ей предлагают 8 тысяч долларов (!) ЗА ОДИН МЕТР!!! А в квартире 125 метров! И в ряд стоят три громадные башни по 25 этажей, и в каждой из этих башен на каждом этаже всего по пять квартир, и все они заняты! Сколько же у некоторых москвичей денег! А в городке Ново-Куйбышевске, где я был неделю назад с премьерой, в кинотеатре люди получают по 1200 руб. в месяц! А зав. отделом культуры — 2500! И это для нее хорошо —ей все завидуют!
12. 7. 2006 г. Говорят, что у нас нет среднего класса. В Москве он есть точно, и чтобы в этом убедиться, достаточно поехать в «Ikea», особенно по выходным дням. Там больше десяти касс, и в каждой надо выстоять минут пятнадцать-двадцать. Сегодня мы с Оленькой это проделали. Мы оказались самыми скромными покупателями, потратив на полную ерунду 4 тысячи рублей. Люди же вывозят товары тоннами, и это ежеминутно, ежечасно и ежедневно, без выходных и перерывов с 9 утра до 10 часов вечера! Помню, что, когда в первый раз я попал в этот гигантский магазин, у меня был взрыв ярости! Эти поганые коммунисты на 75 лет изолировали сказочную Россию пусть от самой примитивной, но чистой и удобной культуры жизни, от комфортного быта и минимальной, но разумной эстетики!
1. XII. 2006 г. Кажется, я окончательно потерял глаз. Мерзость нашей медицины в том, что никакой или почти никакой врач («светило» той или иной клиники) никогда не признается или никогда не расскажет пациенту, что где-то есть другая техника, другой более современный метод, и скорее угробит глаз и получит «на лапу» $2500, чем спасет несчастного и ни в чем не повинного больного.
4. 9. 2011 г. С 1-го по 3 сентября Екатеринбург и Верхотурье — было два концерта. Все прошло замечательно. Отвратительный осадок оставило посещение так наз. Ганиной Ямы, где в одну из шахт большевики свалили трупы всей царской семьи, облили кислотой, керосином и сожгли. А сейчас новые православные понастроили кучу новодельных «конфетных» теремов и безвкусных «под старину» церквей, и все это попахивает бандитизмом и «дикими деньгами», совсем как в «Давидовой пустыне» в нашем Новом Быту. Самое смешное, что на пять теремов и столько же «дворцовых» церквей на громадном участке нет ни одного туалета! А единственный туалет, похожий на советское отхожее место где-то на окраине даже не города, а поселка, находится вне этого комплекса, да и зайти туда просто невозможно. Наша народная артистка В. Т. кинулась к проходившей мимо монашенке, и та очень стыдливо сказала, что туалета у них нет, а ходят они в «игуменский» туалет с благословения! Интересно, с ЧЬЕГО? Уж не митрополита ли? Или самого Патриарха?! Бог ты мой! Везде и во всем абсолютная совдепия! А Верхотурье похоже на городок из «12 стульев». В женском монастыре «уникальная и чудотворная» большая икона Божьей Матери «Умиление» — современный китч, очень похожий на деревенские молдавские и украинские иконы. Вокруг нее уже ходят множество «чудес», мифов и выдумок. Впрочем, чем бы дитё ни тешилось…
4. 12. 2016 г. Боже мой! Какие ОНИ придурки! Идет планомерное закрепощение народа, делается все возможное, чтобы «простой народ», которого они больше всего боятся, жил в полной нищете, никого и ничего, кроме родного ТВ, не видел, и чтобы он никогда и никуда бы не мог ездить: не дай бог этот «простой народ» своими глазами увидит нормальную жизнь нормальных людей! А вот ненавистные «дерьмократы» сделали все возможное, чтобы «простой народ» «челночил по-черному», зарабатывал сам и насыщал наш рынок товаром, за которым наши несчастные люди готовы были выстаивать многочасовые очереди. Вспоминаю своего покойного товарища Арсения Лобанова, который, будучи одним из начальников «Внешторга», ездил со своими коллегами в Нью-Йорк, Лондон, Париж и Милан. Они устраивались в хорошей гостинице, набирали кучу газет и читали объявления о ликвидации магазинов, складов, о банкротстве предприятий и тому подобное. И (из его рассказов) находили какой-нибудь склад, забитый никому не нужными (в Париже или Милане) югославскими или чешскими женскими сапогами, и закупали весь склад по 15 центов за пару. (И это по официальному курсу 67 коп. за доллар!) А потом в Москве и Ленинграде — по записи! —продавали каждую из этих пар по 300—350 рублей! Но тогда не было Интернета; радио было такое же бездарное, как они сами, а молодежь задолбана пионерией и комсомолией по самое горло! А сейчас ОНИ лезут из кожи, чтобы хоть что-нибудь придумать о Сказочной жизни в СССР, чтобы хоть каким-нибудь образом засрать мозги молодежи, и не понимают, что поезд ушел! И остается только вспомнить слова Федора Михайловича и ИМ сказать: «Смирись, гордый человек…»
23. 04. 2017 г. (3 ч. 45 мин., абсолютная бессонница). Мне 78 лет! Итак: я прожил и, слава богу, еще пока проживаю удивительную и странную жизнь. С одной стороны, я все время вкалывал как проклятый, подгоняемый то нуждой, то долгом перед сыном, то желанием окружить комфортом свою любимую Оленьку и худо-бедно поездить с ней по миру. А с другой — моя «работа» и способ жизни были единственной возможностью не только существовать с чистой совестью, но и говорить то, что я думаю, и общаться с уникальными людьми, которых власти считали чуть не преступниками. Когда Элла сообщила «по службе», что она собирается выйти за меня замуж, ей предъявили ультиматум: или УПДК (читай — КГБ), или я. Она отважно и весело заявила, что готова оставить УПДК (читай — КГБ) в любую секунду ради меня. Ей, естественно, открыли глаза на все мои «преступления». Когда мы поженились, у меня была четырехчасовая беседа с каким-то полковником КГБ по поводу моей неоконченной повести, которую его же агенты выкрали из моего гостиничного номера в Киеве. И тогда же он настойчиво советовал «ради вашего семейного счастья» порвать с Ереминым, Виноградовым, Бродским, Лифшицем, Чудаковым и прочими. Но почему-то не включил в этот список моих приятелей — завсегдатаев кафе «Националь», с которыми я общался намного чаще, чем, к примеру, с Бродским: Сашу Р., Леву Ш. или Борю С., которым тогда было позволено свободно торговать иконами и мелкой валютой. Позже, когда Сашу Р. спрашивали, за что он получил десять лет лагерей, он серьезно отвечал: «Видите ли, я — мостостроитель!» — «????» —«Да, я построил мост Москва — Лондон —Анкара — Москва». У Левы Ш. лет 20 не было паспорта, все это знали, и при этом он был завсегдатаем и героем «Националя». А просроченная на два месяца дата ленинградской прописки в моем паспорте была причиной моего задержания на сутки в отделении милиции Киевского района! Да еще у меня взяли подписку о выезде из Москвы в течение 48 часов с угрозой посадить меня на два года, если я этого не сделаю, несмотря на то что я только что сыграл на «Мосфильме» главную роль, но еще не закончил озвучивание. Но, правда, мы-то знали, что и Саша Р., и Лева Ш., и Боря С. были стукачами! А выжил я тогда без особых потерь всего лишь потому, что никогда «не мешал жанры». Я был всего лишь актером, позволявшим себе антисоветские высказывания, за что расплачивался запретами на выезд, маленькими ставками и прочей ерундой, которая для меня не имела значения.
И каков результат?
Я никогда особенно не уважал советское кино, каким бы «гениальным» оно ни было (уже тот факт, что фильм был выпущен в прокат, говорил о том, что он нужен каким-то образом сов. власти. Исключением для меня были довоенные фильмы по русской классике, ранние советские комедии, а также комедии Гайдая и почти все фильмы Иоселиани и Данелии). Но я очень любил свободное кинематографическое существование, которого добился своей кровью, нервами и конфликтами с Гуревичами, Романовыми, Шадурами и Ермашами. Ничего выдающегося в нашем кино я, слава богу, не сделал, и только потратил (потерял?) уйму времени — почти всю жизнь — активную, творческую и т. д. — на свою безумную идею-мечту сбежать в свободную страну! Я бредил этой идеей с 1963-го по 1989 год, и ничего, кроме устойчивого невроза сердца и хронической бессонницы, не приобрел. А по моему собственному желанию меня никогда не выпускали даже в «наши демократические» страны, а уж после «беседы» на Лубянке в 1977 году не дали работать ни в Северной Корее, ни во Вьетнаме, ни в Афганистане и даже в ГДР и в Болгарии, хотя ИМ это было очень выгодно.
Ну а каков выигрыш?
А вот это я считаю самым главным. Я прожил фантастическую, интереснейшую, безалаберную, но свободную и счастливую жизнь! С замечательными и уникальными друзьями, с прекрасными, любимыми и любившими меня женщинами, с картинами, с чудесными книгами, путешествиями и с моим ярким, остроумным и талантливым сыном, с которым мы почти никогда не ссорились! У меня было полное взаимопонимание с моей дорогой и безумно любимой мамой, которая до сих пор снится мне почти каждую неделю. Но — самое главное: я всегда знал, что когда-нибудь найду невероятный, очень дорогой клад! И — нашел! Свою драгоценную Ольгу, мою фантастическую Оленьку — мое спасение, мою надежду и опору, моего строгого критика, благодарного зрителя и слушателя!
Я всегда был чужой в этом государстве, хотя безгранично люблю страну РОССИЮ, которую я объездил вдоль и поперек и где я видел массу замечательных людей, многие из которых также прятались и бежали от этого государства, как я это делал почти все свои сознательные годы. И что бы ни случилось в дальнейшем (довольно ничтожном по времени), я, на миллион процентов верящий в бесконечные реинкарнации, точно знаю, что моя безумная мечта —сбежать в СВОБОДНУЮ СТРАНУ —осуществится в моей будущей жизни, а именно —в одном из следующих воплощений я вернусь в СВОЮ Россию, которая не врет самой себе, не лжесвидетельствует, не ворует у САМОЙ СЕБЯ, не бахвалится своим рабством и хамством, своей детской удалью, взрослой подлостью и своими глубинными комплексами! Вернусь в страну, где появится надежда, что КОГДА-НИБУДЬ законы все же возобладают над «понятиями»! Иначе России просто не будет, и раскидает неизбежная и неумолимая РЕАЛЬНОСТЬ всех русских по всему свету, как она сделала это когда-то с евреями и цыганами!
И последнее: не является ли каждая жизнь каждого человека всего лишь подготовкой и фундаментом его последующего воплощения?!