Опубликовано в журнале Звезда, номер 2, 2020
|
Нельзя изучать историю страны в рамках одной семьи, однако в этой, имеющей вроде бы сугубо частный и «случайный» характер сфере, нередко раскрывается весьма существенное содержание, которое невозможно уловить и понять на пути исследования истории страны вообще. Вадим Кожинов |
У нас в городе есть замечательная традиция: называть учреждения, где спасают человеческие жизни, где облегчают физические страдания, именами тех ученых-врачей, кто научил своих коллег великому делу врачевания. Оба имеющихся в городе медицинских института, готовящих кадры врачей, носят имена Ивана Петровича Павлова и Ильи Ильича Мечникова; Институт травматологии имени Романа Романовича Вредена, нейрохирургии — имени Андрея Львовича Поленова; детские больницы имени Карла Андреевича Раухфуса и имени Нила Федоровича Филатова и т. д.
Одному из авторов этой статьи довелось столкнуться с работой Института переливания крови, когда 42 года тому назад в октябрьскую ночь (!) институт выдал полтора литра нужной крови для срочной операции в больнице Раухфуса ее ребенку, которого сбила машина, повредив селезенку. Речь шла о спасении жизни. Спасли! Сколько еще детей и взрослых спас этот институт! Но почему-то он не назван именем своего основателя. Да и имя его не только в широких кругах, но и в медицинской среде далеко не всем известно. А ведь институт вместе со всей донорской службой существует почти 90 лет.
Основателем этого института и его первым директором был Эрик Романович Гессе, необычайно одаренный хирург, нейрохирург, трансфузиолог и ученый, трагически погибший в страшные годы ежовщины. Его жизни, достижениям и мучительной судьбе посвящена эта статья.
Эрик Романович Гессе родился в 1883 году в родительском имении под Выборгом. Но постоянно семья Гессе жила в Петербурге. Эрик был в многодетной семье Гессе пятым ребенком — у него был брат и три сестры. Главой семьи был пастор лютеранской церкви — Анненкирхе, хорошо горожанам известной, поскольку много лет в ее помещении был кинотеатр «Спартак». От этой церкви улица получила название Кирочная (Kirche). Роберт Эммануэль Гессе, отец будущего ученого, был высокообразованным человеком, знавшим несколько иностранных языков. Он рано скончался, прямо во время службы, оставив пять сирот, младшему из которых, Эрику, было всего четыре года. Семья была немецкого происхождения, и дома все говорили по-немецки. Когда пришла пора учиться, мальчика отдали в Анненшуле, где обстоятельно изучали не только немецкий и все предметы преподавались на немецком, но и ряд других европейских языков, и даже латынь. Это была одна из лучших школ города. Со временем преподавание перешло на русский язык. В разное время ее выпускниками были востоковед Струве, юрист Кони, путешественник Миклуха-Маклай, педагог Лесгафт. А в советское время в этой школе, в определенный период мужской, учились гроссмейстер Корчной, поэт Бродский, математик Перельман. Сейчас это 239-я школа (гимназия) с математическим уклоном, одно из самых престижных средних учебных заведений города — школа с прочными замечательными традициями. В детские и подростковые годы, как было принято в интеллигентных семьях, детей учили музыке. Одна из сестер Эрика Романовича, Маргарита Романовна Гессе, в замужестве Ферсман, была отличной пианисткой. Она окончила Петербургскую консерваторию, основанную Антоном Рубинштейном в 1862 году, и, по семейной легенде, была его ученицей. Музыкальные гены унаследовали ее внучка и правнук, профессиональные и концертирующие музыканты, пианистка Мария Робертовна Пасынкова и виолончелист Антон Андреев, ее сын. Эрик Романович тоже играл на фортепиано. Уже будучи известным врачом, он принимал участие в домашних концертах, которые регулярно бывали у него дома. В Рождество вся семья Гессе собиралась на квартире Эрика Романовича, тайно приносилась елка, вечером в Сочельник все сидели в темноте, пели немецкие песни, слушали «Тихую ночь» Шуберта, затем зажигались свечи — приходило Рождество. После революции в порядке борьбы с религией было запрещено устраивать елки. Новогодняя елка (не рождественская!) была разрешена под Новый, 1936 год. Но в семье Гессе традиции не нарушались.
Эрик Романович очень любил музыку и посещал концерты не только в Филармонии, но и в Германском консульстве, где музыкальные вечера бывали довольно часто. Он был знаком с жившим по соседству выдающимся дирижером А. В. Гауком, концерты которого почти никогда не пропускал. Музыка помогала справиться с нервным перенапряжением, неизбежным у практикующих хирургов. Получив среднее образование, Эрик поступил сначала в Дерптский (ныне Тартуский) университет (там преподавание тоже велось на немецком языке), но, проучившись всего год, вернулся в Петербург и поступил в Медико-хирургическую академию, как тогда называлась Военно-медицинская академия (ВМА). Два года он учился в ВМА, а затем уехал учиться сначала в Кенигсбергский, а потом в Тюбингенский университет, где медицинский факультет считался тогда самым сильным в Европе. В 1907 году, когда ему было 24 года, начинается его самостоятельная медицинская практика. Он неслучайно учился медицине в разных учебных заведениях. Жажда знаний и стремление как можно глубже вникнуть в медицину толкали его на получение столь обширного образования. Эрик Романович хотел стать и стал врачом не только максимально образованным, но и самого широкого профиля. Начинал он работать самостоятельным врачом в Обуховской больнице для бедных, в просторечии — в Обуховке. Эта больница существует и поныне, являясь одной из клиник ВМА. Его непосредственным наставником был известный хирург И. И. Греков. Веселый и озорной поэт Н. Олейников, погибший в годы Большого террора, в очередной юбилей знаменитого хирурга написал поздравительное стихотворение с рефреном «Будь здоров, профессор Греков, исцелитель человеков!». Вот этому мастерству «исцеления человеков» и учился у Грекова молодой хирург Эрик Романович Гессе.
Начинал он ординатором, а потом в течение трех лет был заведующим рентгенологическим кабинетом. Одновременно он накапливал опыт в хирургической практике. В хирургии и сейчас известна «операция Гессе» — операция на пищеводе. При этом Гессе признавался, что больше всего любит нейрохирургию. И операции нейрохирургические он успешно осуществлял. К тому же он одним из первых в стране стал практиковать переливание крови. Со своим широким медицинским кругозором и глубокими знаниями он понимал, что трансфузиология имеет большие возможности в процессе лечения. Много лет уделил он тому, чтобы наладить дело вливания здоровой крови в больной организм (с целью его оздоровления). Сложности были практического порядка. Но это падало на более поздние — 1920-е годы. А тем временем неумолимый ход истории не обошел стороной жизнь петербуржцев. Впрочем, с 1915 года — петроградцев. Не только «Германская война», как тогда называли Первую мировую, когда, естественно, немецкая семья чувствовала себя неуютно, но и события 1917 года коснулись всех поголовно.
К этому времени Э. Р. Гессе был уже семейным человеком. В 1917 году у него родился третий ребенок. Еще в 1907 году он женился на Маргарите Ивановне Кох, с которой когда-то учился в одной школе, в Анненшуле, но в разных классах. Будущая жена Гессе училась двумя классами ниже, будучи на три года моложе Эрика. Когда в 1917 году родилась дочь Мария, у него уже было два сына девяти и семи лет, Роман и Бернгардт (Борис). Итак, трое детей — и навалившийся голод. Как справляться с жизнью в этих сложных и непредсказуемых обстоятельствах? Две сестры Гессе, Анна и Елизавета, учительствовавшие в Петрограде, в первые послереволюционные годы уехали за границу. Почти двадцать лет они прожили в Эстонии, а в 1939 году, когда прибалтийские республики вошли в состав Советского Союза, переехали в Германию, воспользовавшись своим немецким происхождением, и жили в Берлине (там они и скончались в 1956-м и 1957 годах соответственно).
В начале 1920-х на семейном совете было принято решение отправить мальчиков на какое-то время к теткам в Эстонию, где не было тех тяжелейших условий, в которых жили петроградцы. Никому в голову не приходило, что это будет разлука навсегда. Никто не думал, что спасение детей от голода станет отягчающим обстоятельством в жизни родителей… В анкетах советского времени надо было отвечать на вопрос, имеются ли связи с заграницей. Положительный ответ ставил гражданина под пристальное внимание и недоброжелательство соответствующих органов. К тому же, пока было возможно, между петроградско-ленинградской семьей и сестрами, и сыновьями Гессе велась регулярная переписка. Старший, Роман, который по сравнению с отцом и братом, считал себя «маленьким Гессе», во время войны был переводчиком, а позднее стал немецким бизнесменом и прожил девяносто лет. Его дети живут в Германии. Борис же пошел по стопам отца. Эрик Романович считал, что в деле хирургии Борис превзошел его и называл сына «хирургом от Бога». Будучи врачом в действующей армии, он погиб в 1944 году.
Но вернемся в те далекие послереволюционные годы, когда ярко проявились организаторские способности Э. Р. Гессе.
В 1918 году он был назначен главным врачом больницы Свято-Троицкой общины сестер милосердия и возглавил там хирургическое отделение, что предусматривало не только административную работу, но и повседневную хирургическую практику. Больница была рассчитана на 50 коек и находилась в запущенном состоянии в связи с царившей в стране после революции разрухой. Гессе добился расширения больницы в 5 раз: она стала принимать 250 больных и к 1922 году стала самым крупным стационаром в городе, взяв на себя оказание неотложной хирургической помощи населению. К этому времени больница была переименована и стала называться «Больницей памяти 5-летия Октябрьской революции».
Эрик Романович Гессе был человеком неуемной энергии. В 1925 году он стал профессором и заведующим кафедрой общей хирургии Государственного института медицинских знаний (Сейчас это Северо-Западный Государственный медицинский университет им. И. И. Мечникова). А со следующего 1926 года он возглавил научное руководство в отделении нейрохирургии Психоневрологического института им. В. М. Бехтерева, заняв должность заведующего этим отделением. Он признавался, что нейрохирургия — его «вторая любовь».
Можно только удивляться и восхищаться тому, сколько энергии, знаний, умения и любви к людям умел отдавать ежедневно этот человек! Своими друзьями и учителями он полагал своих старших коллег. Работавший рука об руку с ним Вильгельм Адольфович Шаак, имевший колоссальный опыт в хирургии благодаря стажировке в клиниках Европы, считался Эриком Романовичем учителем. Они еще и жили на одной площадке в доме на наб. Фонтанки. Трогательно, что потомки Шаака до сих пор дружат семьями с потомками Гессе. Учителями были для молодого Гессе и известные хирурги — Семен Семенович Гирголав, Герман Федорович Цейдлер и, конечно, Иван Иванович Греков. И они, в свою очередь, ценили в молодом талантливом хирурге исключительную работоспособность, неутомимую энергию и настойчивость в достижении поставленной цели. Гессе удачно сочетал практическую работу хирурга с научной деятельностью, так что в начале 1930-х годов он был автором более 100 научных работ, в том числе 8 монографий. Писал он по-русски и по-немецки. Его монография, посвященная хирургии вегетативной нервной системы, получила всемирную известность. Казалось, он пользовался неоспоримым авторитетом среди своих коллег. Не зря коллеги-хирурги называли его «ходячей энциклопедией». Но на самом деле все было гораздо сложнее. Начальник ВМА А. Г. Кючарианц в записке сотруднику НКВД писал: «Я знал профессора Гессе, который у меня давно вызывал сомнения, и я о нем своевременно ставил вопрос совершенно конкретно перед органами НКВД». Сказалось ли на его судьбе его немецкое происхождение, родственники ли за границей, переписка с детьми, жившими за пределами Советского Союза или что-то еще? А может быть, трудоспособность и многосторонняя деятельность, слишком выделявшая его в своей среде… На этот вопрос мы не ответим. Более того, у нас нет уверенности, что это был единственный «сигнал» в соответствующие органы… Можно предположить (документов нет!), что были еще — и, по всей видимости, немало. Умный и наблюдательный Эрик Романович, конечно, это отношение некоторых коллег чувствовал, но позволял себе не обращать на это внимания. А как это сказывалось на состоянии его духа, на настроении — нетрудно догадаться…
Эрик Романович уже в 1930 году столкнулся с государственными карательными органами. Он был привлечен в качестве обвиняемого по делу «Юнг-Невании» — молодежной «антисоветской» немецкой организации, в которой он «читал научные и общеобразовательные доклады». Большой вопрос, была ли на самом деле «антисоветская немецкая организация»? Но 39 представителей немецкой творческой и научной интеллигенции Ленинграда были арестованы. Все они, в том числе и Э. Р. Гессе, содержались в ДПЗ (дом предварительного заключения). Следствие длилось больше года. Многие представители медицинского и научного мира немецкого происхождения стали жертвами этого сфабрикованного дела. К счастью, Гессе и его коллега и друг Вильгельм Шаак были через три месяца заключения освобождены под подписку о невыезде. Они были выделены из общего дела и освобождены как ценные специалисты. В семье считали, что помогло ходатайство Ромена Роллана. Сейчас никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Известно, что ценных специалистов судили и уничтожали так же, как и рядовых… Логично подумать, что было чье-то вмешательство. Может быть, это и был Ромен Роллан. Из материалов этого дела известно, какие контакты поддерживал Гессе с немецкими коллегами. В частности, с возглавлявшим экспедицию германского Красного Креста профессором Мюленсом, прибывшим с помощью во время голода 1921—1922 годов. В те трудные годы эшелон с продуктами, лекарствами, даже баней, в течение целого года кормил, лечил, спасал от эпидемии тифа тысячи россиян. С некоторыми профессорами Гессе встречался на Международных съездах патологоанатомов в 1923-м и в 1926 годах. Никаких политических проблем они, естественно, не касались. И ему и Шааку инкриминировали «германское влияние». В своих собственноручных показаниях Гессе пишет: «Я полагаю, что в деле „германского влияния“ роль Шаака была меньше моей», таким образом не только облегчая участь Шаака, но и не проявляя страха перед НКВД. А это было тогда атипично. Гессе был настолько глубоко поглощен наукой и своими мыслями, что места для страхов в его сознании не было. Что именно имели в виду следователи, какое «немецкое влияние» хотели обнаружить в деятельности этих крупных ученых — неизвестно. Остается только радоваться, что обошлось тогда несколькими месяцами заключения. Это была вынужденная отсрочка в том поистине великом деле, которое решал тогда Гессе: внедрение в медицинскую практику переливания крови. Одна из первых проверок метода произошла внезапно. Гессе, всегда тщательно следивший за своим внешним обликом, был на примерке нового костюма у хорошо в городе известного портного. Он заметил, как вдруг этот портной резко побледнел. Выяснилось, что тот испытывает неострые боли в животе. Опытный врач-хирург заподозрил внутреннее кровотечение и отправил его в больницу. Вызвал двух сыновей больного, у которых оказалась кровь той же группы, что и у отца. Ему ввели большое количество крови (900 мл) и только после этого сделали операцию, подтвердившую правильность предположения Гессе. Без донорской крови делать операцию было опасно. Больной быстро пошел на поправку, и Гессе продемонстрировал его на заседании Терапевтического общества имени Боткина. Это была сенсационная демонстрация. Ее девизом было «Переливанием крови спасена жизнь обреченного на смерть больного». Гессе спас этого человека немедленным и правильным принятием мер. Этот случай сыграл большую роль в изменении взглядов ленинградских врачей на переливание крови, к которому стали прибегать все чаще и чаще. Сегодняшнему читателю это кажется банальным. Надо вспомнить, что в начале 1930-х годов наука еще мало знала о свойствах крови. Лишь на рубеже веков (примерно 120 лет тому назад) были определены разные группы крови, а 80 лет тому назад выяснено было понятие резус-фактора… Все это были самые последние достижения науки.
Следует подчеркнуть, что Гессе сочетал теоретическую научную работу с практической и организационной. Бесценное и уникальное сочетание! В свое пятидесятилетие он признавался, что полон сил и энергии и совсем не чувствует возраста! В 1935 году в первом издании БМЭ была напечатана большая статья Э. Р. Гессе о переливании крови. Он собрал весь мировой опыт на эту тему, его библиография по переливанию крови была максимально полной. В 1935 году он в составе советской делегации был послан на I Международный конгресс в Рим. Это было время, когда за границу выпускали после строжайшего отбора и под пристальным вниманием властей. Вернувшись после конгресса, он активно продолжал работу по организации службы крови в Ленинграде. Донорами он привлекал родственников тех больных, кому назначал эту процедуру, если, разумеется, соответствовала группа крови. Кроме того, он приветствовал студентов-медиков, готовых дать свою кровь. Это было не только практически важно, но являлось и определенным тестом для будущего врача. Созданная им в Ленинграде в 1931 году станция переливания крови (СПК) была первой ячейкой в той работе, которая в 1932-м завершилась созданием научно-практического Института переливания крови, переименованного в 1933-м в Ленинградский научно-исследовательский институт переливания крови (ЛИПК). Эта станция была организована по распоряжению Ленгорздрава на базе руководимой им 1-й хирургической клиники 2-го Ленинградского медицинского института, который теперь называется Медицинским университетом имени Мечникова. Это событие было отражено в одной из ленинградских газет, где появилась статья под заголовком «Открылась станция по переливанию крови». На фото в газете изображено прямое переливание крови от донора к больному, а на переднем плане — большое фото самого донора, что пропагандировало донорство как геройство. Вопрос об организации донорства был выдвинут Гессе еще в 1926 году, когда вышла его статья «Об организации профессионального донорства». В то время в отдельных лечебных учреждениях имелись только небольшие группы доноров-энтузиастов из медперсонала и учащихся медвузов, которые сдавали свою кровь безвозмездно. С 1925 года такая группа была организована при клинике Э. Р. Гессе.
Важно отметить, что Э. Р. Гессе был организатором СПК не только Ленинграда, но и всего Северо-Запада. С 1932-го по 1933 год под его руководством были открыты восемнадцать СПК в Новгороде, Пскове, Боровичах, Петрозаводске и Мурманске. Возглавивший ЛИПК Э. Р. Гессе руководил им до катастрофы, то есть до своего ареста в августе 1937 года. Своим становлением институт целиком обязан своему основателю. Эта большая работа требовала участия в ней государства, поскольку необходимо было создать донорскую службу — группу, и не маленькую — здоровых людей, готовых делиться своей кровью. Им надо было предоставить определенные льготы: дополнительные дни отдыха, материальную поддержку, питание в условиях постоянного дефицита продуктов. Это могло обеспечить только государство. Чтобы оно пошло на такие шаги, необходимо было убедить соответствующие инстанции в целесообразности этих мер. Заведующей донорским отделом была назначена врач-хирург Евдокия Прохоровна Бурцева. Она прекрасно справлялась со своими обязанностями. Но 1 декабря 1934 года в Смольном был убит возглавлявший в городе партию большевиков С. М. Киров. В ответ руководство страны во главе со Сталиным начало в Ленинграде массовые репрессии, получившие название «Кировского потока». Они коснулись в первую очередь так называемых «лишних людей», то есть представителей тех слоев населения, которые не должны были существовать в новом социалистическом обществе: дворян, буржуазии, духовенства. Е. П. Бурцева была замужем за коллегой врачом-хирургом С. П. Мусиным-Пушкиным, представителем старинного графского рода. И вся семья Бурцевой вместе с престарелыми родителями была выслана в Саратов. Гессе немедленно написал ходатайство в соответствующие органы, давая самые лестные оценки деятельности своей коллеге. По содержанию его обращения видно, что он не боится, несмотря на пройденный несколько лет назад тюремный опыт, и руководствуется интересами дела и судьбой Бурцевой. К сожалению, к его голосу не прислушались. Через два года, во время Большого террора, Бурцева была арестована в Саратове, осуждена на 8 лет ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей) и… бесследно исчезла. Исчезали тогда в нашем городе ежедневно сотни и тысячи коренных жителей города. Преимущественно потомственная интеллигенция. Остро коснулось это и той среды, к которой принадлежал Гессе. Он все это видел, понимал свою беззащитность и продолжал работать. Он поставил себе задачей дать теоретическую, то есть научную и практическую основу работы врачей, обращающихся к переливанию крови. Написанные им труды на русском и немецком языках решали эту задачу. Одновременно они полностью занимали его интеллект и сознание. Увы, ни ему, ни другим жителям нашего многонационального города не приходило в голову, что в стране, провозглашавшей дружбу народов, где государственным гимном был «Интернационал», создавались папки со списками горожан по национальному признаку. А когда они уже были созданы, вышли летом 1937 года секретные приказы НКВД № 00439, касающийся лиц немецкой национальности, и № 00485, касающийся поляков, в которых власти подозревали шпионов, вредителей, изменников и так называемых антисоветчиков. Без разбора, всех поголовно. Это было время Большого террора, рассчитанного на 2 месяца и продлившегося почти 2 года по всей стране, а в Ленинграде — на 2 года дольше, включая «Кировский поток». Время — «…когда улыбался / Только мертвый, спокойствию рад…», как писала в своем «Реквиеме» Ахматова.
И в это время выходит трехтомник «Частная хирургия», по которому будет учиться не одно поколение будущих хирургов и в котором ряд ключевых глав принадлежит Э. Р. Гессе.
В этих поистине страшных условиях он работал в полную силу. Но будучи немцем, Гессе был обречен. В августе 1937 года его арестовали. Гессе было предъявлено чудовищное обвинение. Он был обвинен в том, что по заданию фашистских властей специально заражал кровь, которую вливали больным. Обвинителей не смущало, что случаев заболевания обнаружено не было и что, как указано в деле, «вещественных доказательств не имеется». Самое страшное и диковинное то, что Гессе и те, кто еще был привлечен по этому делу, сознавались в этом преступлении. Невольно возникает вопрос: что же делали с этими несчастными людьми, почему они так сами себя оговаривали, осуждая, таким образом, себя не только на смерть, но и на бесчестие?.. Есть ответ на этот вопрос: во-первых, физические пытки; во-вторых, грубый шантаж судьбой семьи. Именно второе объясняет, почему Э. Р. Гессе безоговорочно подписывал эти страшные обвинения. Он горячо любил свою жену Маргариту Ивановну, свою двадцатилетнюю дочь Марию и, поставив крест на своей судьбе и даже жизни, делал все от него зависящее, чтобы их миновала такая участь.
Измученный физически и морально, проведя почти год в тюрьме, он был расстрелян. Его жена получила сообщение: «Осужден на 10 лет без права переписки». Через много лет, когда уже не будет Маргариты Ивановны, станет известно, что такая формулировка означала расстрел. Скорее всего, его останки покоятся на мемориальном кладбище в Левашово.
Пришел черед вспомнить о жене, друге и матери его детей Маргарите Ивановне Гессе (урожденной Кох). Она умерла своей смертью, прожив на свете шестьдесят семь лет. Но прожила мучительную жизнь, несмотря на то что у нее был горячо любящий муж, дети и любимая, поглощавшая ее работа…
Маргарита Ивановна родилась в 1886 году в Эстонии, в городе Раквере. Тогда он носил немецкое название Везенберг. Ее отец — потомственный почетный гражданин Иван Андреевич Кох. Его род еще в середине ХVIII века основал судоходную и торговую компанию в Таллине. В центре Таллина (тогда Ревеля) им принадлежало несколько зданий. Девичья фамилия ее матери Икскюль. Тоже очень известного рода. Если отец был агрономом, то мать, будучи образованной дамой, никакого специального образования не имела. В 1899 году они переехали в Петербург, и тринадцатилетняя Мэгги, как ласково называли девочку в семье, пошла учиться в Анненшуле. Училась она всегда так, что ее считали перфекционисткой. Она не только окончила эту школу по той программе, которая была для учениц, но сдала дополнительно экзамены за весь курс, который был предусмотрен для мужских классов, и поступила слушательницей на физико-математический факультет Высших женских курсов. Но это случилось после большого перерыва. По окончании гимназии в 1904 году и поступлении на Высшие женские курсы прошло шесть лет. За это время она достигла гражданского совершеннолетия и в возрасте двадцати одного года вышла замуж. С 1907-го она носила фамилию мужа. Познакомились они, по-видимому, еще в гимназии. В 1910 году она была уже мамой двух мальчиков. Думается, что на ее выбор и дальнейшее образование немалое влияние оказал Эрик Романович. Проучившись два учебных года, она перешла в Женский медицинский институт, в котором проучилась полных шесть лет, окончив его с отличием в 1918 году.
Студенткой она работала вместе с мужем в Обуховской больнице. Первая ее научная работа была написана на основе проанализированного ими совместно материала и посвящена желчекаменной болезни. По окончании института она работала научным сотрудником и прозектором в Ленинградском Государственном рентгенологическом и радиологическом институте. Ее руководителем был профессор Н. Н. Аничков, позднее академик и президент Академии медицинских наук. Ей доводилось работать прозектором в нескольких городских больницах. Но серьезный вклад в практическую медицину она сделала, работая прозектором в детской больнице имени Филатова. Там она вела постоянную большую работу по повышению квалификации врачей. С 1932 года, будучи прозектором, разбирала случаи расхождений диагнозов с клиницистами. Одновременно она была ассистентом на кафедре патанатомии в Первом медицинском институте, где вела педагогическую работу. Энергии — не меньше, чем у мужа! В ее прозекторской по ее инициативе проводились клинико-анатомические конференции. Эта практика имела большое будущее. Маргарита Ивановна была организатором и одновременно секретарем научно-практических конференций врачей этой больницы. С 1933 года она стала членом прозекторской комиссии Горздравотдела. С 1921-го по 1933 год Маргарита Ивановна состояла внештатным сотрудником Института экспериментальной медицины (ИЭМ), а с 1933-го стала научным работником 1-го разряда Отдела патологической анатомии ВИЭМ, которым руководил Н.Н. Аничков.
Маргарита Ивановна Гессе была блестящим исследователем. Н. Н. Аничков дал высокую оценку ее научным трудам. 17 лет они проработали вместе в ИЭМе. Проанализировав работу М. И. Гессе 1927 года «К статистике смертности в зависимости от атеросклероза» с разбором 2258 (!) случаев вскрытий, он поставил атеросклероз на один уровень с болезнями «наичаще ведущими к смерти» (из его отзыва на докторскую диссертацию М. И. Гессе).
Несомненно, заслуга и ее труда есть в успехе знаменитой школы Н. Н. Аничкова по изучению морфогенеза атеросклероза (существует Премия Аничкова — бронзовая медаль с его изображением и чек на 10 000 евро за выдающиеся исследования в области атеросклероза, которую ежегодно с 2007 года вручает Европейское общество по изучению атеросклероза). В своей автобиографии Маргарита Ивановна писала: «За последние годы работы в ВИЭМе я организовала большую комплексную работу по изучению этиологии и патогенеза атеросклероза в контакте с клиниками I ЛМИ с целью приближения ее к практике и внедрения научно-теоретических достижений в лечебное дело. Отдельные части и этапы этой большой, рассчитанной на несколько лет работы доложены на научном заседании ВИЭМ и в I ЛМИ». Работая над статьями, она обращалась и к европейской научной литературе, владея немецким, французским и английским языками. Н. Н. Аничков писал, что «научные труды М. И. Гессе, включающие в себя свыше двадцати печатных научных работ по патологии сосудистой системы, по ретикулоэндотелиальной системе и работы в области патологии инфекционных заболеваний, выполнены на очень высоком уровне… По широте охвата вопроса и оригинальности трактовки полученные новые данные вполне заменяют докторскую диссертацию». И в сентябре 1935 года по совокупности работ Маргарите Ивановне была присвоена степень доктора медицинских наук.
Оставалось два года до катастрофы…
В 1937 году, через два месяца после ареста мужа, она была арестована. Ей вменяли в вину участие в деле микробиологов, якобы заражавших предназначенную для вливания кровь. Ее судили. И на следствии, и на судебном процессе она всякую вину за собой отрицала. Суд приговорил ее к пяти годам ссылки в Казахстан, признав ее «СОЭ — социально опасным элементом». Но сослали, как тогда практиковали, не административно, а под конвоем, этапом, через пересылки. Так что она пережила тяжелейшие испытания неволей, прежде чем попала в небольшой казахский город Казалинск, а потом в Кызыл-орду, где работала прозектором, экспертом, даже лечащим врачом, будучи единственным специалистом на округу. При этом она, как ссыльная, находилась под пристальным наблюдением НКВД и должна была регулярно отмечаться в местных органах. Ее положение усугублялось немецким происхождением. Далеко не сразу после войны, несмотря на то что давно окончился тот пятилетний срок, к которому ее приговорил ленинградский суд, она получила право выехать из Казахстана. Во второй половине 1940-х годов ее дочь Мария, у которой в это время была своя семья и двое детей, жила в Свердловске. Маргарита Ивановна, не имея права проживания в крупных городах, жить в Свердловске не могла и поселилась вблизи от него в 12 км в небольшом Березовске. Так поступали многие врачи, отбывшие наказание. В больнице этого городка были лучшие врачи во всей округе. Вся, как мы бы сейчас сказали, партийная элита Свердловска лечилась в этой больнице. Работала в этой больнице и Маргарита Ивановна. Она регулярно (и нелегально!) бывала в семье дочери Марии. Вспоминают, что, когда появлялась в семье Маргарита Ивановна, все шторы на окнах тщательно задергивались.
В начале 1950-х Гессе нелегально приезжала в Ленинград повидать друзей и жила на Петроградской стороне у Алисы Александровны Вальдман (1896—1991) — подруги, коллеги по отделу патанатомии ИЭМ и товарища по несчастью: в начале 1930-х была выслана и два года жила и работала в Свердловске. В 1936-м ей посчастливилось вернуться, и Вальдман продолжила работу в ИЭМ, где оставалась до конца жизни. Алиса Александровна была бесстрашным человеком: имевшая опыт высылки, приютила у себя в квартире нелегально приехавшую ссыльную. Рисковала и сама Маргарита Ивановна: имея ограничение проживания в крупных городах, за посещение Ленинграда она могла быть вновь осуждена! Вместе они побывали в гостях у еще одного старого друга и коллеги по отделу Аничкова — Михаила Борисовича Ариэля. Об этом рассказали дочь Алисы Александровны, Ирина Аркадьевна Михайлова, и сын М. Б. Ариэля — профессор Борис Михайлович Ариэль. Когда у них жила Маргарита Ивановна, Ире было одиннадцать лет. Она помнит, как они вместе даже съездили в Лугу, где семья Вальдман снимала дачу вместе с семьей Ариэлей.
Вот в таких условиях жила доктор медицинских наук М. И. Гессе. К тому же бесконечно и непрерывно тосковала по мужу и беспокоилась о его участи. Ведь ей было известно, что он осужден на 10 лет без права переписки. В 1947 году истекли 10 лет… В бережно сохраненном в семье ее личном дневнике не ее тексты, а выписанные из прочитанных книг цитаты, передававшие ее состояние и настроение. Из Кронина: «Мне ничего не надо, лишь бы быть вместе!..» Мы теперь знаем, что Эрика Романовича в 1938 году расстреляли. Но она этого не знала. Ждала, надеялась все эти годы. Эта трагедия, постигшая сотни тысяч, а может быть, миллионы советских женщин… Она скончалась от инсульта в шестьдесят семь лет через несколько месяцев после смерти Сталина, в сентябре 1953 года. Тогда процесс «позднего реабилитанса», как в народе назвали пересмотр дел в эпоху хрущевской оттепели, еще не начался.
Этот процесс застанет их дочь Мария Эриковна Тафф. Она поставит вопрос о реабилитации родителей. В 1958 году они будут реабилитированы. Как горькая шутка звучало признание Марии Эриковны в том, что за конфискованную богатейшую научную библиотеку отца, которой пользовались все сотрудники ЛИПКа и которой он так гордился, она в качестве компенсации получила столько денег, что смогла купить диван и два пальто…
Ну а как же относительно увековечивания памяти Эрика Романовича Гессе?
С этой задачей справился лишь Институт экспериментальной медицины, установив 30 октября 2018 года в День памяти жертв репрессий на Левашовском мемориальном кладбище памятник своим сотрудникам, погибшим в годы Большого террора, и открыв в актовом зале института мемориальную доску с именами всех репрессированных сотрудников — расстрелянных, погибших и выживших в лагерях и ссылках. На этой доске есть и имя Маргариты Ивановны Гессе, работавшей там семнадцать лет.
В октябре 2019 года родственница Гессе Ирина Генриховна Щеглова установила в Левашово кенотаф, на котором среди имен четырех расстрелянных Гессе есть и имя Эрика Романовича.
Хочется надеяться, что мы доживем до тех справедливых времен, когда будет установлена не только памятная доска Эрику Романовичу Гессе в его «детище», как он называл Институт переливания крови, но и сам институт будет носить его имя.