Перевод Александра Белобратова
Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2020
В туалете эротического клуба «Bang or Whimper»[1] шестнадцатилетний Марсель Лобль написал номер своего телефона на стене кабинки. За полчаса до этого он и его друзья Макс и Даниэль прошмыгнули в заведение, чтобы поглазеть на женщин, которые, как безмолвные посланницы эротических Sci-Fi-каналов, расхаживали между столиками, — удалось им пару минут попялиться и на неожиданное чудо на металлическом шесте: на голую женщину, которая, зажав штангу согнутыми коленями, висела в метре над подиумом. Она косо торчала на шесте, словно роскошный живой ветвящийся Python[2]. Вот только аплодисментов не раздавалось, народ кругом был, должно быть, потрясен увиденным. Ну а потом появился тот мужик. Огромный и бородатый, с очень здоровым цветом лица. Он без особого шума, заботливо и без суеты выставил подростков из клуба, молчаливо сочувствуя их положению.
Марселю повезло, он как раз стоял в сторонке и смог незаметно улизнуть в туалет. Друзья, наверное, ждали его снаружи, на холоде. Разумеется, и ему следовало к ним присоединиться, вечер ведь состоялся, ему удалось увидеть будущее.
Он посидел еще немного на стульчаке с закрытой крышкой и внимательно ознакомился с восхитительной росписью на стенках. Здесь были представлены все, какие только возможно, имена, в основном женские, а под ними зазывные надписи и номера телефонов. Olga is a filthy fuck pig.[3] Или вот еще: Анастасия — сосу все. То здесь, то там сердечки, звездочки, раскрытые губы. И тут ему в голову пришла идея. То есть не совсем идея, скорее откровение. Он неожиданно вспомнил о женщине, которая под музыку извивалась на шесте, с неописуемой элегантностью, словно поборовшая земное тяготение. Он понял, что еще много месяцев будет наслаждаться своими воспоминаниями об этом зрелище. А вот как она выглядит, когда возвращается к себе домой? Наверняка как обычная женщина. Перед его мысленным взором предстала одетая в повседневную одежду женщина, в руках — сумки с продуктами. Вот она открывает дверь квартиры. Вот сидит перед телевизором. Есть у нее дети? Как ты будешь себя чувствовать, если ты — один из ее детей?
Я сын этой… Этой самой…
Остальное произошло как бы само собой. На стенке туалета Марсель фломастером написал номер своего сотового телефона. «Мой ротик ждет тебя», — приписал он ниже. Он захихикал. Если бы его друзья знали, на какого педика он сейчас похож! Но для него речь шла о совсем другом. Он долго раздумывал, какое женское имя выбрать.
В туалетную комнату кто-то вошел.
— Эй, ты, выходи уже! — произнес чей-то голос.
«SUZY» — написал Марсель. Потом он открыл дверь кабинки и послушно последовал за охранником, который и в этом случае вел себя очень вежливо и с юмором, выставляя мальчишку из клуба.
Друзья в самом деле ждали его на улице. Пошел легкий снег. Уличный фонарь, словно зачарованный, укрылся облаком танцующих белых точек, смахивая то ли на медузу-ночесветку, то ли на тест-таблицу на экране.
Перед входом в клуб стояла группка «голубых» парней, двое из них обжимались и целовались. Остальные кучковались вокруг, курили, показывали друг другу какие-то картинки на своих смартфонах. Марсель с любопытством уставился на них, они смахивали на ожившую сцену из телепередачи «В ночном эфире», хотя далеко не столь волнующую, по сравнению с тем, что он только что видел в клубе. Даниэль тоже посматривал на них, но прежде всего из осторожности, боялся, как бы они сейчас, в полночь, не стали к ним с Максом приставать. Его отец был зубным врачом, как и отец Марселя.
— Ты только погляди на них, — сказал Даниэль.
— Да уж, — ответил Марсель.
Первый раз ему позвонили утром в субботу. Марсель был дома, сидел в своей комнате. Телефон на письменном столе звонил, номер не определялся. Он некоторое время оценивал ситуацию, размышлял, отвечать или нет, но потом нажал клавишу и произнес:
— Алло?
— Это Сузи?
Высокий мужской голос.
— Да, только знаете, — сказал Марсель, возвысив голос так, чтобы было больше похоже на детский, — к сожалению, Сузи сейчас не может подойти к телефону.
— Извините, — произнес голос.
— Я ее сын.
— Окей… Такая неприятность.
Глубокий вдох, потом звонивший отключил телефон.
Марсель сидел, уставившись на свой телефон. В самом деле — у него рука дрожала. Он положил смартфон на стол. И пульс у него тоже… Он встал
и немного походил по комнате. Его бросило в жар. Он открыл окно и высунулся наружу. Струйки дождя. Черепица на крыше. Холодный воздух. Солнце светило сквозь стволы деревьев, образующих аллею на краю квартала.
— Fuck, — тихо произнес Марсель, — fuck, fuck, fuck, fuck…
В самом деле какой-то тип позвонил. Ну, хорошо, а почему бы и нет, ведь номер телефона записан на туалетной стенке. Марсель встряхнулся и захихикал. Сработало. С ума сойти. Почему все так просто? Почему люди вот так запросто берут и звонят, это ведь дурость собачья. Все слишком примитивно. Ему пришло в голову, что он кое-что знает о том, кто звонил, — этот мужик был тогда в туалете. Во второй кабинке слева — в Bang or Whimper. Это ведь было единственное место, где он оставил номер телефона. Разве что был еще какой-нибудь тип, который каждый вечер проверял кабинки и записывал все номера, а потом их каким-то образом рассылал. Может, даже…
Марсель бросился к ноутбуку. Браузер, как всегда, жутко тормозил. Марсель забил в поиск номер своего телефона, со слэшем между цифрами провайдера и своим номером, потом еще раз — без слэша, сплошняком, и еще раз — с пробелом. Слава богу — ни одного результата, о господи… Как это все объяснить? Да нет, все окей, номер был только в туалетной кабинке. Все на самом деле очень просто.
Телефон снова загудел. Марсель отступил на шаг. Это была всего-навсего эсэмэска от Рене, он хотел узнать, не поздно ли еще составить ему компанию — посмолить трубку на парковке. У него есть эфиопский табак, написал Рене, понос гарантирован на 100 %. Марсель написал в ответ:
жутко круто сегодня вечером не могу семейные разборки
В конце изображение ножа из таблицы ASCII. Рене ответил смайликом с Х вместо глаз и р вместо высунутого языка.
все путем оч прикольно — написал Марсель.
Разговор на том и закончился.
Второй звонок раздался ранним утром того дня, когда Марсель должен был выступить с рефератом о Константиновом даре. Подготовился он так себе. Кроме того, сегодня — он узнал об этом по Интернету — был особый день: World Opabinia Day. Марсель нашел описание этого слова. Опабиния — это вымершее животное, ископаемые остатки которого обнаружены в отложениях кембрийского периода. У него пять глаз на голове, хобот и пластинчатый панцирь. Обитало оно в воде, выживало, несмотря на непарное количество глаз, но все же в конце концов вымерло.
— Отложи в сторону эту проклятую штуку, — сказал отец, когда они сели завтракать.
Ирис, сестра Марселя, ерзала на стуле и нервничала, у нее с классом горнолыжная неделя начинается.
— Это вредно, — сказал отец, — для шейных позвонков, для нижнечелюстного сустава, для блуждающего нерва. Из-за того, что голова постоянно наклонена, может даже возникнуть хиатальная грыжа. Отложи сейчас же.
— Да я уже не смотрю.
— Убери совсем.
— Окей, окей.
В эту секунду телефон зазвонил. Отец Марселя нервно выдохнул и отложил вилку с ножом.
— Извини, — сказал Марсель. — Это Рене звонит. По поводу реферата.
Отец развел руками.
Марсель взял смартфон и ушел в свою комнату.
— Алло!
— Алло! Как нам лучше всего встретиться?
— Извините, но это ее сын. Она вам перезвонит. Только не говорите ей, что я взял трубку.
Длинная пауза.
— Гм. Вот как. Без проблем.
Мужской голос пробормотал что-то на автомате, как это бывает, когда звонивший готов отключить трубку.
Марсель быстро ответил:
— Она оставила телефон в моей комнате. Но мне нельзя выходить, когда у нее клиенты. Она целый день держит меня взаперти.
Звонивший издал какой-то странный звук. Трубку он, должно быть, уже отнял от уха и готов был нажать отбой, чтобы закончить разговор, но потом вновь раздался его голос. Глубоко вдохнув, он спросил:
— Сколько тебе лет?
— Десять.
— Не расслышал, сколько? Тринадцать?
— Нет, десять.
— Бог ты мой. Вот как. Это худо. И она не выпускает тебя из комнаты?
— Да, когда у нее клиенты. Она на сто процентов за этим следит.
Последовала долгая пауза.
Марсель пальцами расправил уголки губ, поднявшиеся в ухмылке, и подумал, что ему говорить дальше. До сих пор все шло как по маслу. Нельзя было вдруг испортить игру. Он отдал бы все, чтобы остановить реальность, как фильм, нажав на паузу или на «стоп».
— Она с тобой плохо обращается? — спросил мужчина.
— Не знаю. Не то чтобы очень. Но…
— Расскажи мне.
Снова молчание. Марсель взглянул в окно. На улице какой-то человек выгуливал целую свору собак. На поводке, от которого ответвляются маленькие, тонкие поводки. И собаки были маленькие и тощие, словно крысы.
— По голосу не скажешь, что тебе тринадцать, — сказал мужчина.
— Мне десять.
— Гм, — невнятный треск в трубке, — верится с трудом, гм.
— Во что?
Проклятие, голос его съехал в низкий регистр.
— Я сказал: мне трудно это себе представить. Все эти дела с твоей матерью. И все такое.
— Да, она меня выпускает только вечером.
— Тебя даже в туалет не пускают?
— У меня тут ведро есть, я могу в него…
Марсель с трудом подавил смех.
— Ведро?
Мужчина с недоверием рассмеялся. Смеялся он как какой-нибудь Бивис и Баттхед вместе взятые, только еще более утробным смехом. Марсель следил взглядом за тем, как собачий выводок на перекрестке свернул за угол. Он чувствовал себя на подъеме, как в какой-нибудь осенний день, когда идешь по улице, а в спину тебе дует сильный ветер, и ты движешься, не прилагая усилий.
— Пожалуйста, не говорите ей, что я вам это рассказал, пожалуйста!
— Само собой, я больше не позвоню, — произнес мужчина и отключился.
Марсель был в полном экстазе. Потом, в школе, выступая с рефератом, он был собран, говорил связно, немножко быстрее, чем обычно, и даже смог ответить на все вопросы учителя истории.
После ужина Марсель поймал себя на том, что он постоянно думает о тех, кто ему звонил. Он представлял себе их лица, их позы. В эту секунду они шли по улицам города или сидели у себя дома, в одиночестве. Он сунул телефон в карман брюк, чтобы отец не возбухал, но каждые три или четыре минуты явно ощущал вибрацию вызова. Он доставал телефон, но на самом деле никаких звонков не поступало, не было даже ни одной эсэмэски.
На ужин была картофельная запеканка. После ужина все еще посидели немного в гостиной, потому что завтра утром предстоял отъезд Ирис. Обсуждали детали ее горнолыжного снаряжения. Ирис ужасно трусила и уже мечтала поскорее вернуться домой, но бодро нахваливала все аксессуары, которыми ее снабдят, — солнцезащитный крем, горнолыжные очки со сменными цветными фильтрами и тому подобное, — и при этом странным образом вдруг затихала ненадолго. Она часто поглядывала в сторону старшего брата — ему этот взгляд многое говорил: ему полагалось ее поддержать, она доверяет его мнению, он лучше знает жизнь, чем она, но он еще не такой взрослый, как родители, в жизни которых все иначе, непонятно и странно.
Марсель подсел к ней поближе. Снова ему показалось, что телефон завибрировал. Ему представилось, как кто-нибудь позвонит позже, когда все уже будут спать, и ощутил то же чувство уюта и покоя, что и раньше, когда ждал поздней вечерней трансляции футбольного матча.
Ирис глядела на него как-то странно. Это тронуло Марселя больше, чем обычно.
— Я вот что еще хотел сказать, — произнес Марсель, хотя до этого молчал. — Если тебе вдруг будет худо, ты просто позвони мне. Лучше всего ночью, я тогда буду на связи.
Мать услышала его слова, но сделала вид, что занята возней с укладкой чемодана.
— Ага, — кивнула головой Ирис.
Марсель поднял свой телефон вверх. Лол[4], а если как раз в такой момент позвонит вдруг какой-нибудь извращенец?
— Знаешь… — начала Ирис.
— Что?
— Только ты тогда отвечай, ты никогда не отвечаешь!
— Я всегда отвечаю. Если тебе ночью вдруг станет плохо, раз, и ты мне позвонишь! У меня ночное дежурство. Но с тобой все будет хорошо, вот увидишь.
Она снова кивнула.
— На самом деле все бывает не так, как себе представляешь.
Звонки не прекращались. Один позвонил и сильно возмутился, когда Марсель ответил. Он стал угрожать, что посадит его в подвал и будет пытать. А потом рассмеялся и начал насвистывать какую-то мелодию. Другой потребовал, чтобы его избили до потери сознания, и пусть это сделает «настоящая дама». Еще один только и сказал: «О, Господи, этот мир болен неизлечимо, я в отключке, спасибо». И отключился. Следующий сказал, что хочет просто поболтать. Потом позвонил еще один, сказал, что у него самого есть десятилетний сын, и минут пять выспрашивал Марселя о его житье-бытье. Довольно пожилой (если судить по голосу) человек долго кашлял в трубку и несколько раз настойчиво просил позвать к телефону Сузи, говорил, что дело срочное, что он ее постоянный клиент. Еще один старик (а может быть, тот же самый, только слегка изменивший голос) стал уверять Марселя, что истина часто бывает скрыта между строк.
Марсель лежал на кровати, посасывая клейкие ягодки годжи, которые брал из надорванной упаковки.
Позвонил мужчина; он всхлипывал прямо в трубку, требовал встречи, поначалу даже не врубился, что отвечает ему не женщина, а когда понял, что ему говорят, то сглотнул слюну (было слышно, как он причмокнул нижней губой) и принес извинения по всей форме, заверил, что ничего подобного больше не повторится, никогда больше, и положил свою трубку, так и не выключив ее. Поэтому до Марселя из мира этого звонившего еще довольно долго доносился странный шелест и звучали приглушенные голоса.
Марсель сидел в своем классе, в шестом «Б» гимназии на Драйхакенгассе, и в нескольких метрах от него шел урок биологии. Учитель при этом оживленно двигался, говорил о луговых растениях и что-то рисовал на доске, но до Марселя ничего не доходило, хотя и выглядело все интересно, надо признать. На учителе сегодня был синий галстук.
Телефон завибрировал. Марсель взглянул на экран. Незнакомый номер, очень хорошо. Когда звонивший отключился, Марсель написал ему эсэмэску.
Перезвони мне сегодня вечером, сладенький.
Учитель спросил Марселя, что его так развеселило. Марсель извинился.
Ирис уже три дня как была с классом на горнолыжных курсах. На уроке математики они писали контрольную, а Даниэль и Макс спорили о химтрейлах.[5] Марсель про себя заметил, что его больше не интересуют химтрейлы. А раньше они его интересовали? Трудно сказать. Намного интереснее был вопрос: как выглядят мужчины, которые ему звонили. Их лица, руки, держащие телефон.
Стоит отметить, что большинство из них просто вешали трубку, когда слышали голос Марселя. В некоторых случаях он отпугивал их, произнося фразу «Я ее сын». Немногие продолжали разговор, чем доставляли ему немалое удовольствие. Большинство из них жалело его и пугалось.
Приходилось быть все время настороже. Он всегда отключал звук в телефоне, когда не держал его при себе, и потому его мать, всегда звонившая, стоило ему куда-нибудь уйти, начинала жутко беспокоиться. А еще — Ирис. Она пока ему не позвонила, только дважды звонила матери днем, и Марсель тоже обменялся с ней двумя-тремя словами.
— Все в общем окей, — сказала Ирис, — вот только Дженнифер — глупая кошелка.
— Глупая — что?
— Тупорылая кошелка! С косичками на высоких каблуках.
Марсель залился хохотом, услышав такое выражение от своей сестры.
— Ты супер! — сказал он.
— Ха-ха, — робко засмеялась она. — Спасибо.
Потом в трубке послышались голоса других девчонок, и Ирис, не попрощавшись, отключила телефон.
Во дворе гимназии, на единственном деревянном столе, сидел пацан из первого класса и пытался играть в микадо, используя зубочистки. Рядом с ним лежал — по какой-то загадочной причине — календарь пчеловода. Теперь почти каждый день был необычным.
На уроке литературы они анализировали стихотворение. Там речь шла о мухе, которую один мужик утром раздавил в постели. Понять стихотворение было невозможно, все слова были исковерканы. Один муха я в свой постель найти. И в таком духе, ЧЗХ, весь текст. А еще сплошная смерть, смерть, смерть — на уроках литературы все сводилось к смерти. Даже если какой-нибудь автор написал вполне милую вещь, то и в ней сразу же речь шла об умирании. Такая тоска! Эта тема, если быть точным, началась даже еще до школы. Первая картинка со смертью для Марселя тоже была связана со своего рода стихотворной строчкой. В известной рождественской песенке последние слова в строчке «Тихо и недвижно озеро лежит» он всегда слышал как «озе ролежит». Ну, а Озе, это предместье Берлина, или еще где-то там, без понятия. В любом случае это мистическое место, где обитают мертвецы. Зимняя умершая природа, заиндевелые ветви деревьев и застывшие воды, и над всем этим — белое как снег небо. Марсель написал, что в стихотворении муха, вероятно, олицетворяет человека. А затем стал определять схему рифмовки.
— Алло!
— Это Сузи?
— Нет. Она сейчас не может подойти к телефону. Пожалуйста, не говорите ей, что я снял трубку. А то она меня выпорет.
Звонивший громко шмыгнул носом. Он не проявил беспокойства.
— Пожалуйста, не говорите, — повторил Марсель.
По-прежнему никакой реакции. После долгого молчания собеседник откашлялся.
— Ишь ты, ну хорошо, — сказал он. — Подожди малость.
Послышался громкий скрип.
— Пожалуйста, не выдавайте меня, — прошептал Марсель.
— Я всего лишь закрыл дверь. Теперь можем поговорить.
Марсель собрался было ответить, но что-то в нем зависло. Такой голос он слышал впервые.
— Алло? — произнес он наконец.
— Да, я слушаю, — сказал звонящий. — Сколько тебе лет?
— Десять.
— Окей. А твоя мать… Ты с ней живешь?
— Да.
— Все ясно. Она тебя бьет?
— Да, когда я беру ее трубку.
Марсель собрался было отключить телефон. Но что-то подсказало ему, что мужчина сразу перезвонит.
— А где ты живешь? — деловито осведомился звонивший.
— Мне запретили это говорить.
Марсель услышал в трубке негромкое поскрипывание. Что он там, мастурбирует, что ли, или это карандаш скользит по бумаге? И то, и другое Марселя напугало. Он отключил трубку.
Телефон молчал. Марсель поднялся с постели, он хотел пить. Тут снова раздался звонок.
Он ответил.
— Алло?
— Извини, нас разъединили, — произнес мужчина. — Ты как раз собирался мне сказать, где живешь.
— Мама только что вернулась домой, — прошептал Марсель.
— О, — воскликнул звонящий и заговорил тихо и осторожно. — Все ясно. Выключи телефон. Позвони мне позже. Я смогу тебе помочь.
— Мне сейчас надо будет уйти, — прошептал Марсель.
Он уже с трудом говорил тоненьким, детским голоском, и сама эта затея казалась ему уже совсем идиотской.
— Ты не один?
Марсель выключил телефон.
Потом переключил телефон в авиарежим и отправился на кухню. Мать еще не спала и сидела за столом. Она листала какой-то журнал. Рядом с ней на столе лежал планшет, на нем без звука шел видеоролик о том, как делать массаж. Марсель достал из холодильника бутылку со свекольным соком, смешал сок с колой.
— Спокойной ночи, — сказала мать.
— Тебе тоже.
Когда Марсель посреди ночи проснулся от неприятного сна — он оказался в какой-то деревне, и после наступления темноты по полям там разъезжали комбайны, объятые светом ярких прожекторов, — то включил телефон и увидел, что тот человек звонил ему двенадцать раз. В последний раз в половине третьего.
Утром домой вернулась Ирис.
Перед завтраком ему позвонил мужчина с необычно низким голосом, в диапазоне Тиля Линдемана. Он был в ярости.
— Что, ты ее сын? Ну тогда передай ей, я хочу получить свои деньги обратно, черт побери!
Марсель обычным голосом ответил, что Сузи больше нет. К сожалению, она умерла от СПИДа.
Звонивший громко рассмеялся.
— Простите, все это только шутка, — сказал Марсель, — никакой Сузи вообще не существует.
— А вот деньги мои еще как существуют, — сказал звонивший. — Ну, подожди, дерьмовая проститутка. Я отниму у тебя все, что ты имеешь. Проклятая свинья.
Звонившие становились все грубее. Чем это можно было объяснить? Они ведь не были знакомы друг с другом и не могли договориться. И все же в последнее время их голоса звучали все раздраженнее. Может быть, виной тому — атмосферные явления, какие-нибудь химтрейлы? Трудно сказать. А может, какой-то мрачный волшебник написал на стенах его квартиры проклятия в адрес женщин, и отсюда зловещее излучение распространяется на весь город?
Тот, что звонил и непременно хотел спасти Марселя, несколько раз вновь объявлялся. Марсель раза два-три ответил ему и минут по пять-шесть поддерживал разговор, пытался успокоить собеседника, для которого спасение Марселя превратилось в идефикс; сообщил ему, что его больше не держат взаперти и в ведро ему ходить больше не нужно. Все в порядке, он теперь свободно передвигается по всей квартире.
В конце концов Марсель заговорил своим обычным голосом и сказал, что никакой Сузи не существует, это была шутка, вы не обижайтесь. Но звонивший не поверил ни единому его слову, а сказал, что хорошо понимает — его заставили так отвечать, это слышно по его тону.
— Не дрейфь, мой мальчик, я умею хранить тайну, ты можешь вообще ничего не рассказывать, я и по твоему молчанию чувствую, как это всё…
Марсель прервал разговор.
Что будет, если выбросить телефон на помойку?
В течение следующих дней Марсель сообщал всем звонившим, что речь идет о шутке, но большинство из них ему не верили. Только один весело рассмеялся и поздравил Марселя с удачным пранком. Он назвал свое имя — Рихард — и стал живо рассказывать о себе: он-де сидит сейчас у себя на террасе со стаканом сидра, сплошное удовольствие, и твой великолепный фокус, чистая фантастика.
Щедрые похвалы показались Марселю неискренними и высокомерными.
— Да-да, — ответил он, — ну, тогда я продолжу розыгрыш.
— Отлично, отлично, — сказал Рихард. — «Тогда я продолжу розыгрыш». Фантастика. Ха-ха-ха. На самом деле первый класс!
— Окей.
— Вот умора! Круто! Очень круто!
Все это время было слышно, как где-то невдалеке плачет ребенок. Марсель отключил телефон.
Мужик, обещавший освободить Марселя, вечером снова позвонил. Он сказал, что все подготовил. Ждет только подтверждения, что посаженный на цепь мальчишка один дома, а Сузи где-то шляется. Тогда он сможет все провернуть. Твердо обещает. Все получится. Даже погода тому способствует.
Последняя фраза смутила Марселя. Он выглянул в окно. Небо заволокли тучи, дул сильный ветер. Деревья раскачивались, как спящие стоя жирафы.
— Никакой Сузи не существует, — сказал Марсель.
Он больше не старался говорить отчетливо, разговаривал по телефону с набитым ртом. Яблоко из биолавки имело привкус велосипедного магазина.
— Наберись терпения, — сказал звонивший.
— Эй, я ведь серьезно, — ответил Марсель, продолжая жевать. — Давайте все это забудем. Весьма сожалею, и хватит уже.
— Все уже подготовлено! — тихо произнес звонивший.
— Вы из какого города звоните?
— Из твоего.
— Гм, супер! — произнес Марсель и нажал отбой.
Было здорово гулять без телефона. Как в восьмидесятые годы. Высокие деревья вдоль улицы, с которых летели капли после дождя. Вывеска адвокатской конторы: «Доктор Змай».
Ветрено. Низкорослая такса.
В воротах одного дома растянута веревка, кто-то вывесил сушиться рубашки. Приятный вид, как в Средневековье. Вообще больше людей должны носить на голове белые чепцы.
Как много велосипедов в нашем районе! Словно они сами по себе размножаются — за живыми изгородями и в кустах, где их когда-то приковали.
На привязи ведро.
Марсель стал подниматься по ступенькам на Замковую гору. Табличка на выступе скалы информировала о том, что здесь когда-то, сотни лет назад, гнездились лесные ибисы. Необычная головка у ибиса, словно острие копья.
Рюкзак туриста у Часовой башни смахивал на Тоторо из японского мультика.
— Алло!
Марсель взял трубку потому, что она лежала рядом, а на экране высветился номер звонившего.
— Сузи? — спросил женский голос.
Мир для Марселя на секунду ушел с головой под воду. Он рассчитывал на что угодно, только не на то, что позвонит женщина.
— Что? — спросил он.
— Алло, — повторила женщина, — с кем я говорю?
Комната Марселя была подчеркнуто трехмерной. Все предметы неестественно торчали в ней, словно книги, наполовину выдвинутые из полки. Женщина. С чего вдруг позвонила женщина? Неужели это из полиции?
— Сузи не существует, — быстро произнес он.
— Простите, что вы сказали? А кто у телефона?
— Извините. Вы ошиблись номером.
— Гм, я уверена, что нет, — сказала женщина, однако голос ее звучал не вызывающе, а скорее разочарованно. — А с кем я говорю?
Марсель не ответил. Вещи в комнате. Небо за окном. Пятна на стене.
— Я — Том Турбо, — наконец сказал он.
Он ждал. Женщина дышала в трубку. Потом со смехом громко выдохнула. Да, она рассмеялась. Потом раздался какой-то шорох.
— Привет, Том. Меня зовут Анна-Мария.
— Окей.
— Погоди. Не клади трубку. Как тебя зовут на самом деле?
— Бернд.
— Привет, Бернд.
— Я все это выдумал, этот телефон женщины и остальное, — сказал Марсель. — Это был всего лишь гэг. Извините.
Он словно впервые в жизни произнес слово «гэг». Дурацкое слово, из какого-то немецкого фильма.
— Ага, — произнесла женщина. — Но ты очень милый.
— Окей.
— Правда-правда, — сказала женщина. — Я серьезно.
— Окей. Супер.
— Погоди секунду, не отключай трубку, ладно?
Марсель промолчал в ответ.
— Знаешь, если у тебя есть желание, — сказала женщина, — мы можем встретиться. Я в час дня всегда бываю в Народном саду. Я с ребенком. Ты наверняка нас сразу узнаешь. У меня с собой гитара.
— Ага.
— Если захочешь.
— Гм.
— Нас легко узнать. Ты в самом деле милый. Милый воспитанный моло…
Марсель отключил телефон.
Удивительно, насколько трудно оказалось обходить стороной парк. По дороге домой постоянно проходишь мимо него. Зеленые деревья парка всегда бросались в глаза то с одной, то с другой стороны. Ну да ладно, сейчас не час дня. Да, пока не час дня, и женщины там наверняка еще нет.
А что она ему скажет?
Марсель представил себе их разговор. Он каждый день мысленно представлял себе, как они встретятся и о чем будут говорить.
Женщина, например, скажет:
— Ты проводишь интересный эксперимент. Каково это, когда тебе постоянно звонят разные люди?
Ну, наверное, они сначала просто поздороваются. Однако мысли Марселя сразу перепрыгивали через начало к самому интересному месту. На слова женщины он бы ответил так:
— Поначалу это было круто. Словно ты принимаешь радиосигналы с другого континента. Одни выражают тебе сочувствие. Другие просто creepy[6]. Некоторых это возбуждает. А один предложил освободить меня и вызвать полицию. Отговорить его было не так-то легко.
— Правда?
— Но большинство на самом деле нормальные. Проявляют сочувствие. Не хотят, чтобы ребенок страдал.
— Сын Сузи?
— Да. Хотя они его совсем не знают.
Иногда разговор протекал иначе. Было много вариантов.
Звонки прекратились только через месяц. Марсель теперь снова не расставался с телефоном. И парк утратил для него радиоактивную ауру. Марсель даже перестал смотреть на часы, когда проходил по парку и стал замедлять шаги, потому что в какой-то момент понял — женщина его не узнает. На дорожках парка было многолюдно, как в кино. Только однажды он увидел там ее, так ему показалось. Женщина сидела на скамейке, рядом с ней — огромное инвалидное кресло. «Я с ребенком». Хорошо, кто знает… В кресле, однако, полулежало какое-то длинное тело, укрытое, трудно различимое. Гитары у женщины не было. Но она держала в руках белого тряпичного зайца и двигала им перед человеком в инвалидном кресле.
В будущее каждый берет с собой свои картинки и образы. Происходят порой самые ужасные вещи: несчастный случай, вынужденное кесарево сечение, долгий, грустный год в Пекине. Ты обманываешь людей, берешь у них деньги в долг и не возвращаешь, у тебя не складываются отношения с собственной дочерью, ты теряешь работу, а твое место занимает девятнадцатилетний юнец, тебя призывают в армию, унижают и потом, несмотря на это, ты гордо несешь пакет с апельсинами по городу, где еще живет твоя мать в огромном полупустом жилом комплексе. Бог ты мой.
При всех этих тягостных обстоятельствах образ тряпичного зайца жил в нем до его тридцатишестилетия. Тогда вокруг него еще были люди, которым он мог бы рассказать об этом: о звонках, о телефоне, о женщине, и, возможно, они бы ему поверили.
Но он не рассказал. Пожалуй, потому, что в нем сохранялось простое, как инстинкт, чувство, уверенность в том, что существовали все эти люди, которые, будучи собраны вместе, образовывали что-то вроде успокоительного слоя, возможности вздохнуть с облегчением. Но все это, я знаю, легко сказать задним числом. Так что давайте пойдем дальше.
Клеменс Й. Зетц (род. в 1982?г.) — писатель и переводчик. Публикуется с 2007. Автор нескольких романов и сборников прозы, лауреат премии им. Генриха Клейста.
Перевод выполнен по изданию: Clemens J. Setz. Trost der runden Dinge. Berlin: Suhrkamp, 2019.
1. Совокупляться или хныкать (англ.).
2. Питон, язык программирования (англ.).
3. Ольга — мерзкая гребаная свинья (англ.).
4. Лол — английский мем, интернет-акроним, от «laughing out loud» («громко смеюсь»).
5. Химтрейлы, или химиотрассы — следы химикатов, якобы тайно, с загадочными преступными целями распыляемых в небе с самолетов, в том числе с пассажирских; воспринимаются зрением как конденсационные следы.
6. Страшные, жуткие (англ.).