Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2019
* * *
Когда мир вокруг одинаков,
Пусть будут подарком судьбы
Поля разноцветные маков
И смех из подзорной трубы,
Страницы загадочной прозы
И чей-то вдали вертоград,
В котором летают стрекозы
И крыльями книг шелестят.
* * *
Есть лица, как в полночь внезапный прилив,
Как свет, обрамляющий тени,
Когда, словно дверь в неизвестность открыв,
Замрешь на последней ступени…
И, пот неудач вытирая со лба,
Прошепчешь под россыпью звездной:
— Так вот ты какая! Ну здравствуй, судьба!
Прости, что нашел слишком поздно…
Жизнь — это прибытие, это вокзал,
Предчувствие благостной вести…
Да, все получилось, и я угадал.
Бог с ним, что мы врозь, что не вместе…
Куда же теперь? Мне в осеннюю тьму,
С листвой опадающей, зыбкой…
Прощай! Ничего, что на память возьму
Твой голос, твой взгляд и улыбку?
Художник
Насилия не выношу —
Душа свободной бысть.
И твердому карандашу
Предпочитаю кисть.
А линий замкнутая суть
Отныне не по мне.
…Лишь пятна света, как-нибудь
Случайно, на стене…
Cogito ergo sum…
Есть люди-муравьи, они всегда в работе —
чуть только рассветет, уже тропой бегут
и пашут целый день и все при деле вроде,
не ведая, зачем их муравьиный труд.
Куда они спешат? Что там в конце такого,
к чему они должны, кровь из носу, поспеть?
Или безвиден дух и не родилось слово,
и мыслить — все равно что лечь и умереть?
Есть люди-маяки, они всегда на взводе:
о том, что смерти нет, — их заповедный труд…
Но мыслью воспарив, но в неземном полете
о том, что жизнь есть миг, нет-нет да и вздохнут.
Есть те, кто ничего не требует от мира,
и я с одним из них был некогда знаком,
кто в жизнь свою играл как посетитель тира,
охотно становясь то целью, то стрелком.
А есть еще… они со взглядом виноватым
войдут и дверь закрыть забудут за собой,
застынут у окна, объятого закатом,
и, обернувшись, вдруг заговорят с тобой.
О чем? Да все равно — хотя бы о погоде,
о том, что на дворе безвременья разор,
немножко о судьбе, как в старом анекдоте,
о том, как странно быть живыми до сих пор.
О Промысле Его, что нам, увы, неведом,
о том, что не впервой нам вопрошать Творца,
о том, что лишь вчера еще казалось бредом,
о темноте в конце, о грусти без конца.
Есть люди… ну и ты при них анахоретом,
в тени, чтоб никому не намозолить глаз
и быть самим собой и с кем-то, и при этом
любить и вспоминать, пока свет не погас.
* * *
Мое окно осенний лист
Прочертит по диагонали,
Вновь горизонт суров и мглист,
Ну, в общем, так и обещали.
К земле под тяжестью плодов
Отчаянно пригнулась ветка,
Собрать бы — никаких трудов,
Да только где она, соседка,
И что-то припозднился сын…
Небес раздерганная вата.
Не то чтобы осенний сплин,
И не сказать, что грустновато,
Когда осталось столько дел…
Но только снова голос строгий —
Как будто ангел пролетел,
И время подводить итоги…
Идиллия
Перед крыльцом пестро от клевера,
Знать, не нашел других дорог…
День пахнет югом, полночь — севером,
А утро смотрит на восток.
Взмах удочки у тихой заводи,
Случайный мотоцикла треск…
И росным вечером на западе
Венеры молчаливый блеск.
* * *
И когда засыпал в затихающем на ночь Крыму,
И когда просыпался, и утро казалось подарком,
Еще долго считал, что все это ему одному,
Что ему одному так отрадно и вольно, и ярко.
Все казалось, что это какой-то особенный мир…
И когда среди звезд охраняли луну кипарисы,
И светил, помавая крылами, ему Альтаир,
Он готов был шагнуть в эту жаркую бездну с карниза.
Все казалось, что он ни за что, никогда не умрет,
Потому что и так он в сени обретенного рая,
Потому что и так больше нет ни забот, ни хлопот,
Потому что блаженные, кажется, не умирают.
Осень патриарха
Они его спасут, они его сокроют,
Он будет доживать в ухоженной норе.
Охранники его — их двое или трое —
С ним будут до конца… На утренней заре
Он будет совершать неспешные прогулки —
Ни друга, ни жены — лишь верный волкодав,
И на его вопрос с небес раздастся гулко
Желаемый ответ, что, как всегда, он прав.
И все бы ничего, и нет в душе сомненья,
Пусть где-то там народ вершит неправый суд,
Когда б не этот спазм сердечный на мгновенье,
Когда б не этот страх, что и за ним придут.
* * *
Записываюсь в старики —
Они идут походкой шаткой,
Чтоб, у забвения реки
Оставив все свои манатки,
На том очнуться берегу
И, оклемавшись, превратиться
Кто в жеребца на всем скаку,
Кто в головастика, кто в птицу,
Кто в росной влаги пузырек,
Кто в вечереющие дали,
Кто в двери радостный звонок:
— Ну что, родимые, не ждали?