Переводы Полины Смирновой, Юлии Колесовой
Опубликовано в журнале Звезда, номер 2, 2019
ПИСЬМО
Письмо Ян Ларссон увидел в среду.
Оно лежало на самом виду под лобовым стеклом незнакомого автомобиля. Белый конверт формата А4 с маркой и красиво выведенным от руки адресом.
Увидел он его совершенно случайно на стоянке рядом с работой. Почему он посмотрел туда именно в тот момент? Трудно сказать. Именно когда он, смахнув рекламный флаер с лобового стекла, стал обходить машину, чтобы очистить иней с другой стороны, взгляд его скользнул по лобовому стеклу соседнего автомобиля, и что-то там показалось ему знакомым. И это что-то имело отношение к нему самому.
Он увидел свои имя и адрес. На белом конверте с маркой. Без адреса отправителя, но зато с наклейкой, подтверждающей участие в материальной поддержке Гринписа.
Совсем недавно он спешил домой. Он уже считал минуты, остававшиеся до пяти — времени, когда можно выключить компьютер, собрать вещи, выйти из офиса и поехать домой ужинать и отдыхать. Может быть, даже выпить бокал вина. Пусть даже и в среду? А теперь он видит под чужим лобовым стеклом письмо, адресованное ему.
Он долго стоял и смотрел на письмо, как будто привыкая к этой мысли. Потом он проводил взглядом снежинку. Легкий ветерок трепал его пальто. Письма он получал редко. Особенно не связанные с работой, а на этом был именно домашний адрес.
Письмо не походило на счет. «Счета обычно присылают в конвертах с окошком, — подумалось ему. — И конверты, как правило, меньше». Он подошел ближе, чтобы лучше письмо рассмотреть. Адрес написан довольно красивым, слегка витиеватым, старомодным почерком. «А ведь это может быть женщина», — подумал Ян Ларссон.
Какое огорчение. Я стою здесь, вот лежит мое письмо, а я не могу его достать. Ведь тому, кто хочет его отправить, совсем не обязательно нести письмо до почтового ящика, когда я сам стою здесь и сейчас.
Он обошел вокруг автомобиля в надежде понять, кому он принадлежит, но не обнаружил ничего, что хотя бы слово сказало о хозяине. «Удивительно чистая машина, — подумал он. — Синяя, кажется, „ауди“?» Ян совсем не разбирался в марках. Он осторожно потянул за ручку двери, но машина была заперта. Он посмотрел на номер, пытаясь вспомнить, не видел ли его раньше, но он и собственный-то номер помнил плохо.
Он открыл свою машину и сел за руль. Может быть, хозяин скоро появится? Ян повернул ключ зажигания и завел двигатель, чтобы немного согреться. И чтобы не садился аккумулятор от включенного в салоне света. Вскоре к нему подошел незнакомый парень и постучал в окно. Ян открыл окно и высунул голову.
— Да?
— Не дольше минуты, — отрезал парень.
— Простите, что?
— Холостой ход не дольше минуты.
Парень довольно сильно ударил по крыше и ушел. Ян поспешил заглушить двигатель и сразу почувствовал, как тепло улетучилось.
Прошло десять минут, хозяин не появлялся, Ян снова вышел и заглянул в соседний автомобиль. «Возможно, машина взята напрокат, — подумал он, — в ней совсем нет личных вещей». Между передними сиденьями он различил футляр от компакт-диска. На черном фоне нарисована зебра или тигр. «Кент»[1], — прочитал он. Это название ни о чем ему не говорило.
Через пять минут Ян уже так замерз, что решил махнуть на все рукой и вернуться домой.
На следующее утро, подъехав к работе, он пошел посмотреть, не уехал ли автомобиль с письмом. Машина оказалась на месте. И письмо тоже. Теперь, при дневном свете, он увидел, что салон далеко не такой чистый, как ему показалось вечером. На сиденье крошки — хозяин, видимо, ел печенье или имел привычку заезжать в рестораны быстрого питания и жевать в машине гамбургеры. Но как он ни старался, так и не заметил ничего, что выдало бы владельца. Он достал телефон и записал номер машины: «ДЛБ112».
В тот день выпал снег и словно укрыл город легким одеялом; выйдя вечером с работы, Ян отметил, что автомобиль не сдвинулся, а только покрылся легким пушистым слоем. Он провел перчаткой по лобовому стеклу, чтобы посмотреть, на месте ли письмо. Да, все еще там.
Ян сел в свою машину. Завел двигатель и включил печку на полную мощность. Через минуту он заглушил двигатель и прислушался к полной тишине в салоне.
Он вполне мог посидеть и подождать еще немного. Домой он не очень-то торопился. Никто его там не ждал, и сам он ничего не планировал, не давало покоя только это письмо, лежащее от него в каких-то десяти метрах. В любой момент мог объявиться хозяин незнакомого автомобиля.
В голове всплыла строчка из популярной песни «Так близко, но и так далеко». Он нечасто слушал музыку, но эти слова запомнились. «Вот, значит, что это за чувство? — подумал он. — Вот что они имели в виду?»
Он достал из портфеля не до конца заполненное судоку и попробовал продолжить, но вскоре понял, что два раза подряд вставил неправильную цифру, и убрал судоку обратно в портфель.
Через двадцать минут Ян снова на минуту завел двигатель. Задумался, с каким интервалом можно заводить машину на минуту, и решил, что двадцать минут — время вполне приемлемое.
Через час он уснул и проснулся только без двадцати девять. Продрогший и окоченевший. Он встрепенулся и снова увидел, что автомобиль стоит на прежнем месте. Зато болели спина и поясница. Он решил все же поехать домой.
В пятницу утром автомобиль по-прежнему стоял там же, но на нем уже вырос сугроб, а на лобовом стекле появился выписанный штраф. Он поднялся на лифте в свой офис и стал спрашивать коллег, не знает ли кто, чья это машина.
Но никто не признал автомобиль с номером ДЛБ112 своим.
«Какая жалость», — подумал Ян. Теперь письмо смогут отправить только в понедельник. Он спросил еще и Никласа в приемной.
— ДЛБ? — переспросил тот. — Это разве не звуковая система в кинотеатрах?
— Я про это ничего не знаю, — отозвался Ян.
— От нее такой эффект, будто звук идет со всех сторон.
— Правда?
— Точно. Отовсюду.
Около двух часов дня он стоял у окна с чашкой кофе и смотрел на заснеженную машину. Он медленно помешивал ложкой сахар и думал, кто же мог вот так вот оставить автомобиль. Особенно когда в нем лежит письмо, которое нужно отправить. Не успел Ян сообразить, что происходит, как увидел, что мужчина в черном пальто, защитного цвета шапочке и зеленых перчатках газетой счищает снег с капота таинственной машины. Он поднял щетки и смел под ними снег парой легких движений. Потом вернул щетки на место и вставил ключ в замок, штраф остался на лобовом стекле.
Ян поставил чашку на стол и пулей вылетел в коридор. Он два раза нажал кнопку лифта, но решил, что по лестнице быстрее. Он бросился вниз, удивляясь собственной скорости и решимости, пронесся мимо Никласа в приемной и выбежал на стоянку в одной рубашке. Автомобиля не было. Ян огляделся и увидел «ауди» уже на пути к выезду. Даже отсюда под лобовым стеклом виднелось белое пятнышко письма. Он снова понесся между машинами и решил срезать через сугроб. На другой стороне сугроба Ян поскользнулся и упал на спину прямо перед синим «ауди», который еле-еле успел затормозить.
Молодой человек в черном пальто и зеленой шапочке опустил стекло.
— Какого черта, что ты вытворяешь?
— Там, — простонал Ян, показывая на письмо под лобовым стеклом. — Оно мое.
— Что?
Ян поднялся на ноги и подошел к водителю. Показал рукой на письмо.
— Вон то письмо. Оно мое. Оно мне.
Мужчина посмотрел на письмо, а потом на Яна.
— А я почем знаю?
— Но там мои имя и адрес.
— А я почем знаю?
Ян посмотрел на мужчину в шапочке. Тот оказался моложе, чем он подумал, когда увидел его в окно. Лет на десять моложе его самого. А может и на пятнадцать? На его лице пробивались еле заметные усы и борода, которые он явно тщательно отращивал. «Бедняжка, — подумал Ян, — скоро ему придется бороться с растительностью на лице». Он не мог припомнить, встречал ли этого молодого человека раньше.
— Мы знакомы? — спросил Ян.
— Насколько я знаю, нет, — ответил парень и сдвинул шапку со лба. — Простите, я немного тороплюсь.
Ян пошарил в заднем кармане в поисках бумажника и документов и понял, что те остались в офисе.
— Это письмо… Это я, — настаивал он. — Зачем бы мне иначе здесь стоять?
— А мне-то что? — ответил парень. — Я тороплюсь.
Он включил передачу и поднял стекло.
— Подождите, — закричал Ян. — Кто-то хочет мне что-то сказать.
Он показал на письмо, едва сдерживая желание просунуть руку в окно.
— Значит, нужно ждать, пока оно придет по почте.
Парень закрыл окно автомобиля. Кажется, он улыбался. Он выжал сцепление, разогнался и исчез на перекрестке за стоянкой.
Ян поплелся обратно в офис и вдруг почувствовал, как сильно болит нога. Он с трудом на нее наступал и дрожал от холода. Хромая, он вернулся в здание и офис.
Всю следующую неделю он ждал, что письмо придет по почте или что таинственный автомобиль появится снова. В каждый перерыв на кофе он стоял у окна и смотрел на стоянку с четвертого этажа. Внимательно переводил взгляд с одной машины на другую, но не видел и следа от синего «ауди». Письмо тоже не приходило. Только боль в ноге начала отступать.
И по-прежнему он ничего не знал о парне в той машине. Вряд ли они могли где-то встречаться раньше. Хотя, кто знает? В молодости люди так быстро меняются.
— Почему ты не позвонишь в справочное Дорожного ведомства? — спросил его Никлас в приемной.
— А что, можно?
— Конечно.
Никлас поискал в Интернете, записал телефон на цветной бумажке и протянул ее Яну.
Ян взял телефон, поблагодарил и вернулся в офис. Он приклеил бумажку к монитору и оставил так до конца рабочего дня.
В пять часов, когда почти все разошлись, он взял в руки телефонную трубку и продержал ее так пять минут. Потом открыл «Гугл» и набрал: «Дорожное ведомство номерные знаки». На экране появилась нужная страница.
«Здесь вы можете получить сведения об автомобиле по номерному знаку».
Ян почувствовал, что сердце забилось быстрее. Он оглянулся вокруг и стал читать дальше.
«Если автомобиль зарегистрирован на частное лицо, то, согласно Закону о защите персональных данных (1998:204), Дорожное ведомство не может публиковать сведения о владельце в свободном доступе в Интернете. Однако вы можете узнать год выпуска, марку, цвет автомобиля, а также другую техническую информацию по телефону или факсу. Если владельцем автомобиля является организация, то есть юридическое лицо, вы имеете право получить сведения о владельце».
Дрожащими руками он медленно ввел: «ДЛБ112». Страница загрузилась и в графе «владелец» он увидел: «АО „Риксбилар“».
«Это арендованная машина, — подумал он. — Так я и знал».
Он позвонил в «Риксбилар» и узнал, что машину можно арендовать в филиале «Авис» на Рингвэген. Он позвонил в «Авис» и сказал, что, кажется, забыл что-то важное в автомобиле с номером ДЛБ112.
— Что это было? — спросил диспетчер.
— Письмо, — ответил Ян.
— Большое письмо?
— Обычное.
Молодой человек помолчал. Ян слышал, как он спрашивает коллег, не находил ли кто письма. Никто ничего не видел.
— К сожалению, никто не находил письма. Когда, вы говорите, брали машину?
— Это не я, а мои знакомые.
— Вы уверены, что это именно та машина?
— Да.
Снова тишина в трубке. Молодой человек застучал по клавишам компьютера. Кажется, он пьет кофе? Похоже, что у них там перерыв.
— ДЛБ112, — пробормотал он и чмокнул так, что в трубке послышалось эхо. Ауди комби?
— Да, именно, синего цвета, — ответил Ян.
— Хм, написано, что автомобиль арендовала Йессика Хагберг.
Ян глубоко набрал воздух и медленно выдохнул. Тишина.
— Да, кажется, правильно, — ответил он.
— Значит, вам придется позвонить знакомым и спросить у них.
— Да, — согласился Ян.
Ее номер телефона ему подсказали в справочном. Он сказал спасибо, собрал свои вещи и поехал домой спать.
На следующий день он приклеил на компьютер новое напоминание. «Позвонить Йессике». Будто о таком можно забыть. Он и так мысленно говорил с ней каждую минуту. Готовил формулировки. Паузы. Продумывал, какой для него это серьезный шаг.
Для кого он написал это напоминание на самом деле? Может быть, для коллег? Как иллюстрацию к той истории, которую он сочинял на случай, если кто-то вопреки всем ожиданиям вдруг спросит его, что это такое. Эта история каждую секунду принимала новые очертания. От «А, там одна женщина из банка, как ее там, Йессика, кажется?» до «Не знаю, меня искала одна женщина, как ее там зовут, Йессика, кажется. Не знаю, что она хотела».
Как будто кого-то это могло интересовать.
Когда его в последний раз спрашивали о личной жизни? Другие периодически обсуждали поездки в отпуск, как выгоднее покупать вино или стройматериалы для летних домов. Или рецепты и секреты воспитания детей. Некоторые даже ходили иногда вечером вместе в бар, хоть в последнее время все реже. За те пятнадцать лет, что Ян проработал на одном месте, все привыкли, что он исправно исполняет свои обязанности. Он искусно избегал всех разговоров, которые не касались работы, и никогда не делился ничем личным. Такое получилось молчаливое соглашение. Он перестал говорить о себе. На самом деле он и не начинал, просто стал все меньше участвовать в разговорах. А другие перестали его спрашивать. Будто понимали его состояние.
Будто понимали, что он за человек?
Ему не на кого пенять. Просто так все само получилось. Никто ему особо не нравился, но и неприязни он ни к кому не испытывал. Он всегда был со всеми одинаково вежлив и предупредителен. Если его угощали, он всегда старался оказать ту или иную любезность в ответ, будто хотел снять с себя ответственность, и делал это так старательно, что раздражал окружающих.
Ему казалось, что он ведет себя правильно. Намного правильнее многих. Просто почему-то постепенно между ним и коллегами возникла стена непонимания. Со временем он все больше прятался за свои привычки, работу, занятость, дела.
На записке номер телефона и слова: «Позвонить Йессике». Будто он и правда мог ей позвонить. Будто он действительно собирался позвонить Йессике Хагберг.
Записка стала его трофеем. Может, он приклеил ее, чтобы весь офис увидел, что и он тоже звонит дамам? Или это просто знак? Слабый сигнал? Протянутый ему мизинец, за который он может ухватиться и, танцуя, вернуться к настоящей, полной жизни? Он вздрогнул оттого, какие картины собственного существования рисовались в голове.
Неужели это правда? Неужели это о нем? И его устраивает такая жизнь. Несколько раз в день он радуется, что не нужно становиться на чью-то сторону и что-то обсуждать, он терпеть этого всего не может. Он стойко сопротивляется употреблению общепринятого на работе жаргона. Потому что видит в этом фальшь. Тон притворного единства. Выдуманное взаимопонимание, которое не может быть общим для всех. Зачем они все это выдумали?
Больше недели он каждый день оставался на рабочем месте, когда все уже расходились, и смотрел на записку. Иногда он ее отклеивал. Водил по бумаге ручкой. Рисовал узоры. Потом приклеивал снова.
Позвонить он не решался. А что, если ей написать?
Он позвонил в справочное и узнал ее адрес в Мербю. Сделал новую записку. Приклеил на компьютер, собрал вещи и поехал домой спать.
На следующий день он остался на работе после пяти и целый час ходил по всему этажу, чтобы убедиться, что все ушли домой, после чего сел за компьютер и создал в «Ворде» новый пустой документ. Минут пятнадцать он просто сидел и смотрел на белый экран. Потом подвигал курсор, сделал отступ. Потом просто закрыл документ и выключил компьютер. Он порылся в ящике и достал лист бумаги и ручку. Написал несколько строк, и вскоре ему стало казаться, что получилось вполне приличное письмо.
«Уважаемая Йессика Хагберг,
я несколько раз видел в арендованном Вами автомобиле адресованное мне письмо. Так как письмо не дошло до меня, убедительно прошу Вас переслать мне его как можно скорее во избежание недоразумений и возможных задержек в корреспонденции.
С уважением, Ян Ларссон»
Он трижды перечитал письмо. С каждым разом слова становились все непонятнее, он долго и мучительно думал, как сказать, откуда он взял адрес. Попробовал сформулировать постскриптум.
«P. S. Я узнал Ваш адрес в справочном».
Получилось неважно. Он зачеркнул постскриптум и снова начал думать. Он водил ручкой по бумаге, постепенно зачеркивая все правильные фразы, которые хорошо вышли. Потом смял бумагу и выбросил в корзину, достал новый лист и снова начал писать.
«Здравствуй, Йессика.
Я не знаю, кто ты.
Но знаешь ли ты, кто я?
И откуда ты это знаешь?
Ты написала мне письмо.
Почему? Для чего?
Я хочу с тобой встретиться.
Я не знаю, какая ты, и, возможно, ты не знаешь, как выгляжу я. Но если ты придешь в пятницу в „Гондолу“, я угощу тебя обедом.
Ты узнаешь меня по красному платку в нагрудном кармане».
Он потянулся и перечитал написанное. Послание ясно как белый день. Похоже, что писал ребенок. Он еще раз пробежал письмо глазами.
Неожиданно он понял, что разрывается между двумя абсурдными желаниями. С одной стороны, ему хотелось все это забыть. Смять сейчас же письмо, порвать на мелкие кусочки и съесть их, чтобы не осталось никаких следов. Выбросить записки с ее именем и адресом и избавиться от них навсегда. А с другой стороны, хотелось скрутить бумагу в свиток, слегка опалить края, как на старинном романтическом послании, купить на почте большой конверт с защитными пузырьками воздуха, надушить его, положить туда высушенную розу и перевязать все это ленточкой.
Наконец он нацарапал внизу свою подпись. Сложил письмо пополам и запечатал в конверт. Написал адрес и приклеил марку. И вдруг он словно прозрел.
Он по-новому увидел свой офис со всеми его папками. Увидел свои бумаги, компьютер и стол, понял, из чего они сделаны. Ему открылась суть материалов и конструкций. То, как они работают. Он собрал свои вещи, захлопнул дверь офиса и, гордо приосанившись, напевая, пошел по коридору.
Через две недели письмо вернулось. «Адресат неизвестен», — гласила печать на конверте. Он долго не мог отвести глаз от конверта на коврике у двери. Помятый. Один уголок замусолен. Он нагнулся, поднял письмо и пошел вниз. В машине он долго сидел со странным ощущением, что получил послание от самого себя. Наконец Ян достал его и медленно, слово за словом, прочитал свой текст.
Сквозь охватившую его волну смущения он все же не смог удержаться от мысли: это здорово, Ян, это очень, очень здорово, ты просто молодец.
Он убрал письмо обратно в конверт и положил его адресом кверху под лобовое стекло. И оставил там. Как диплом или почетную грамоту в честь той памятной даты, когда он стал другим человеком. Новым Яном Ларссоном.
Перевод Полины Смирновой
СВАДЬБА
Про некоторых людей с самого начала знаешь, что они тебя невзлюбили. Это просто сразу чувствуется. И нередко это взаимно. Ты думаешь, что они нудные, говорят глупости или просто странно мыслят, у них другие ценности и иной темп жизни. Что угодно, просто что-то не складывается. Ты понимаешь: нет, мы друг другу не подходим. Неудачное сочетание.
А бывает так: с кем-то ты могла бы сойтись, кто-то тебе даже нравится, но ты понимаешь, что взаимности нет. И сразу чувствуешь: этот человек меня не любит, хотя мне он нравится. Этот человек, возможно, считает, что ты навязчивая или нудная, или мыслишь как-то странно, или у тебя иной темп жизни.
Легко представить себе, что эти люди злословят у тебя за спиной. Или по крайней мере не говорят ничего хорошего. Это хотя бы логично.
А вот другие тебе нравятся с первого взгляда. С первого дня, допустим, на новой работе. Ты понимаешь, что это твой человек. Вы чувствуете друг друга. Разговор завязывается сам собой. Остроты легко слетают с языка. Ты буквально ждешь следующего дня, чтобы снова встретиться с ней. Думаешь: она станет моей подругой, мы с ней наверняка сблизимся. Ты раскрываешься. Не боишься показать себя.
Таким людям хочется доверять.
Тем сильнее ты удивляешься, когда однажды вечером, не зная, чем заняться, ты тупишь за компьютером и случайно находишь блог этого человека с массой личных фотографий и такими ничего не говорящими, несколько интимными текстами про то, как ее сестра готовится к свадьбе. Не самое интересное чтиво для постороннего читателя. Но все же. Ты думаешь: как приятно открыть для себя коллегу с новой стороны. Я должна оставить комментарий — показать, что я прочла. Ты ищешь подходящий пост, чтобы прокомментировать, и думаешь, как лучше сделать — подписаться своим именем или просто оставить намек, связанный с работой, дать ей немного поломать голову, а потом под конец упомянуть легинсы с кружевами и «Дольче и Габбана», о которых вы говорили сегодня в перерыве. И вдруг на глаза тебе внезапно попадается пост с заголовком: «Душная коллега на работе», и ты читаешь с бьющимся сердцем и отвисшей челюстью весьма точное описание себя — своей личности, своего стиля в одежде, своей манеры говорить, замыкая на себя весь разговор, и переходить все границы, не замечая тонких намеков.
Леденящий вихрь проносится по телу, боль поселяется где-то в глубине сердца маленьким злобным зверьком. На мгновение ты думаешь, что тут какое-то недоразумение. Шутка или непонятная ирония. Но нет, никакого недоразумения, и все это ни капельки не смешно.
Тебе приходится встать и минуту-другую глубоко подышать. Ты вынуждена опереться о стену, тебя накрывают стыд и унижение. Чувство, что ты так капитально ошиблась, что ты так обманута. Ты краснеешь до корней волос. В голове у тебя взрывается целый фейерверк комментариев и разговоров. Реплики, взгляды и смешки, которые теперь предстают совсем в ином свете.
И ты читаешь этот небольшой, но предельно ясный пост не раз и не два, а целых семь или восемь раз. А на девятый раз ты уже почти забываешь, что речь в нем о тебе.
Твое имя, конечно же, нигде не упоминается, да это и ни к чему. Там описывается твоя одежда, цитируются твои слова, твои, возможно, не всегда обдуманные комментарии, твой макияж. Ты ясно узнаешь свою манеру несколько нервозно критиковать людей и явления. В тот момент это казалось уместным. Возможно, ты даже немного перестаралась, думая, что вы мыслите в унисон.
Там написано, что ты серая, холодная и коварная. Мнишь себя интеллектуалкой, а на самом деле мещанка, считающая себя сторонницей левых идей. Что ты c самым важным видом весьма наивно рассуждаешь о литературе, повторяя чужие мысли, и пытаешься умничать. Что все твои шутки скучны и предсказуемы. Что ты носишь одежду, бывшую в моде лет десять назад, и красишь губы невыносимо красной помадой. Да еще и одна из твоих шуток пересказывается так, будто ты сказала это всерьез.
Пост выложен дня три назад, и в довершение ко всему ты видишь внизу несколько комментариев, авторы которых соглашаются с ней и как бы призывают ее писать еще хуже:
«Браво! Молодец»;
«В точку. Здорово получилось. Еще»;
«Сочувствую! Знаю, о ком ты».
И когда ты читаешь это в десятый раз, то уже почти с некоторым удовлетворением проглатываешь этот большой кусок красиво поданного пирога под названием «предательство». Боль притягивает тебя, как клейкая лента мух.
Разумеется, тебе надо бы немедленно разорвать отношения. Тебе следовало бы прийти на следующий день на работу и изложить свои взгляды на дружбу и честность. Рассказать, как ты удивилась, расстроилась и обрадовалась. Обрадовалась потому, что осознала, как тебе повезло, что ты узнала правду до того, как вы познакомились ближе. Расстроилась потому, что поняла — такой человек, как она, глубоко одинок, потому что не умеет строить отношения с другими, сколько бы любви и внимания те к ней ни проявляли. Удивлена потому, что считала ее неглупой девушкой, но ведь даже человек с самым что ни на есть низким интеллектом должен был понять, какой это идиотизм — выкладывать такой текст в Интернет. Неужели она думала, что ты не прочитаешь? Или наоборот — хотела, чтобы ты прочла?
А затем тебе следовало бы держаться подальше от этой вероломной личности и найти себе других друзей.
Ясное дело, тебе следовало бы сделать все это. Но мы так редко делаем то, что нам следует сделать. Может быть, будь ты прямой и честной. Но ты не такая. Ты холодная и коварная, как было написано в блоге.
Всю ночь ты лежишь без сна, прокручивая в голове формулировки, так что в конце концов уже помнишь их наизусть. Ты продумываешь, что скажешь на следующий день, как именно ты это скажешь, — сценарий постепенно все более превращается в разнузданные фантазии с элементами грубого насилия. Ты рвешь подушку и скручиваешь простыню, но в конце концов понимаешь: что бы ты ни говорила и что бы ни делала, ты все равно проиграешь. Разговор начистоту будет означать еще большее унижение, а такой радости ты не хочешь ей доставлять. Поэтому к рассвету ты додумываешься, что надо выждать. Все продумать и довести свою месть до совершенства. Начать ругать ее открыто и честно ты не можешь, потому что в результате только разрыдаешься и выбежишь из помещения. Нужно найти что-нибудь этакое, что ее доконает.
Так что на следующий день ты идешь на работу как ни в чем не бывало. Голова у тебя кружится после бессонной ночи, а из носа идет кровь, но ты со всеми здороваешься, включая твою подругу-блогершу, и держишься как обычно. Возможно, ты в чуть приподнятом настроении. Поначалу ты делаешь свою работу механически, но потом все становится на свои места. И вскоре ты сама потрясена тем, как легко притворяться. Тебя это даже немного возбуждает. Ты осознаешь, что преимущество на твоей стороне. Поскольку ты холодная и коварная. Просто ты этого не замечала. До вчерашнего дня.
Твоя коллега-блогерша в этот день как нарочно одета во все черное, в то время как ты выбрала радостный серый цвет. У нее такая же красная помада, как у тебя, — и никаких признаков того, что ее мучит совесть. Ясное дело, прошло несколько дней, с тех пор как она все это написала, и, если ты не обнаружила этого раньше, с какой стати ты должна обнаружить это теперь? Вопрос в том, не одинаковые ли у вас еще и туфли. То есть не совсем одинаковые, но одной марки.
Ты ломаешь голову, много ли ваших коллег читает ее блог. Кто-то обычно комментирует то, что у нее там написано. Ни слова о тебе — но ты понимаешь, что они прочли. Поэтому ты мысленно составляешь список. Список соучастников и ни о чем не подозревающих. При любом удобном случае ты упоминаешь, как мало тебя интересует все, связанное с Интернетом, Фейсбуком и блогами. Это прекрасно соответствует твоему образу как человека консервативного, противника всего нового или — как там было? — серого, холодного и коварного.
Проходит несколько дней. Словно бы ничего не случилось. То и дело в блоге фигурирует «зануда на работе». Плюс комментарии читателей. Видимо, она абсолютно уверена, что ты не читаешь. Очень быстро тебе удается идентифицировать большинство тех, кто следит за ее блогом и кто, предположительно, прочел про тебя, но ничего не сказал. Это примерно половина твоих коллег. К твоему удивлению, это в первую очередь те, кого ты считала своими друзьями. Такие ники, как Шведка с Дикого Запада и Арне Вайсе[2], пока расшифровать не удалось, но, к примеру, Вера и Ханна пишут комментарии под своими именами. Ты следишь за тем, чтобы вести себя исключительно любезно с ними, а в особенности с блогершей. В какой-то момент тебя буквально пугает мысль, что кто-то из них смилостивится над тобой и расскажет, что о тебе пишут в Сети, испортив тебе тем самым все удовольствие. Однако повода для тревоги нет — никто из коллег не демонстрирует подобных проявлений совестливости. Ты можешь вынашивать свои планы в спокойной обстановке, молча оттачивая острие возмездия.
Ты следишь за ее блогом с таким вниманием, что это уже сродни одержимости. Проверяешь снова и снова и даже расстраиваешься, когда не добавляется ничего нового. Теперь там нет почти ничего о тебе. Все больше о свадьбе сестры, и публикации весьма нерегулярны. Пара забавных картинок, несколько слов по поводу какого-то сериала. Ссылка на клип в YouTube.
То и дело вы с ней случайно оказываетесь за одним столиком во время обеда, и ты изо всех сил стараешься изображать добрую, внимательную подругу. Теперь ты держишься с ней еще более мило. Ты улыбаешься, отпускаешь доброжелательные комментарии, ломая голову над тем, как бы отомстить. Как ужаснейшим образом ударить ей побольнее в самое чувствительное место, чтобы она надолго запомнила. Ты постоянно размышляешь над этим, и в один прекрасный день тебе вдруг становится предельно ясно, куда нанести удар. Сама жертва подбрасывает тебе идею. Речь идет о ее сестре.
Сестра, которая скоро выйдет замуж, разумеется, имеет собственную страницу, посвященную этому историческому событию, ссылки на которую часто публикует твоя коллега. Но и сама она постоянно пишет в своем блоге о готовящейся свадьбе и связанных с ней хлопотах. Она на полную катушку вовлечена в приготовления — в ее преувеличенных заботах таится какой-то агрессивный энтузиазм. Ее посты переполнены радостными возгласами и умилением по любому поводу. Однако в реальности, на работе, в ее рассказах все более сквозит совсем иной тон.
Едва речь заходит о свадьбе, она позволяет себе вздыхать и воздевать глаза к небу. И по мере того как она замечает, что ты слушаешь и понимаешь, не осуждая, она становится все смелее.
Самое замечательное — она, похоже, выбрала именно тебя, чтобы слить всю накопившуюся желчь. Чем больше вы это обсуждаете, тем резче становятся ее комментарии. И они как-то плохо вяжутся со сладкими высказываниями в блоге. Может быть, она ощущает в тебе нечто родственное, учитывая, что ты холодная и коварная? Что вы — коллеги по гнусным разговорам? И пересекаетесь именно на этой частоте? Чем больше ты слушаешь, тем больше она из себя изрыгает. Чем чаще ты склоняешь голову набок и киваешь, тем больше узнаешь о сестре. Какая она на самом деле свинья. Какая она избалованная — всегда была любимицей мамы и папы. Поскольку коллега думает, что ты не из тех, кто читает ее приторно сладкие версии в Интернете, с тобой она может называть вещи своими именами. Ты понимаешь, что это золотое дно.
Вскоре ты уже можешь предсказать, какие новости о свадьбе дают на следующий день самый мощный эффект. Вот появляется новый пост — допустим, фотография торта или украшения. На следующий день следует уничижительный разбор. Вечером последние новости о банкете: рассадка гостей за столом, генеалогическое древо, информация о гостях в виде диаграмм и так далее. На следующий день — беспощадное сатирическое описание всего этого. Теперь ты знаешь ее реакции, как никто другой в отделе. Ты прекрасно различаешь, где она играет, а где выдает свое истинное мнение. И ты понимаешь, что ее довольно легко раскусить, ибо актриса она неважная. Неужели другие всего этого не видят?
В воскресенье ты находишь в блоге целую серию фотографий, описывающих длинную и обстоятельную процедуру примерки платьев. Задача суперответственная — платье невесты и платья подружек невесты должны удачно сочетаться между собой. Примерка с подкалыванием портновскими булавками и отпариванием, включая драматичную замену украшений на плече (банты вместо розочек), судя по всему, растянулась на полночи. В блоге несколько фотографий сестры, и на одной из них можно также разглядеть твою коллегу, ухмыляющуюся на заднем плане. И хотя она показывает все свои безупречные зубки, ты, кажется, видишь, как она страдает. Как она ненавидит все, что связано с этой примеркой, свадьбой и сестрой. Ты догадываешься, что в понедельник во время обеда она будет все это на тебя изливать.
Тут-то ты и принимаешь решение. Настал твой час.
Это просто, как все гениальное: у тебя на телефоне хорошо работает функция диктофона. Запись легко можно превратить в аудиофайл, который потом анонимно послать с работы сестре и ее будущему мужу. Многое будет зависеть от того, сколько материала и какого рода ты вытянешь из своей коллеги завтра за обедом, но все указывает на то, что его будет предостаточно для изготовления отравленной стрелы, которая поразит навылет жениха с невестой и всех гостей, а потом отрикошетит по твоей коллеге, ранив ее в самое чувствительное место.
В понедельник в обед вас оказывается несколько человек за одним столом, и все, кто видел в блоге фотографии примерки, как и ожидалось, расспрашивают твою коллегу. Она улыбается тебе, что само по себе уже немало значит, но большая компания затрудняет исполнение твоего замысла, ибо при таком количестве народу блогерша не может показать свои истинные чувства. Напротив, она вынуждена продолжать изображать милую сестричку. Правда, она не чирикает так, как в блоге, — ты видишь, как в ее глазах отражается настоящее презрение, когда ей приходится рассказывать о событиях вчерашнего дня. Между строк сквозит, что она с удовольствием искромсала бы сестру на куски. И все же из этого выигрышную запись не сделаешь.
Сейчас, когда ты сидишь с телефоном наготове, никаких нападок не следует. Она довольствуется тем, что вздыхает, посмеивается и многозначительно поглядыват на тебя.
Впервые ты начинаешься всерьез сомневаться и думаешь, что ничего не выйдет, — план этот с самого начала никудышный и слишком надуманный. Возможно, она больше никогда не скажет дурного слова о сестре и ее свадьбе. Может быть, она смирилась со всей этой историей и теперь будет просто радоваться за сестру? Все же лучше было бы, если бы ты сразу поговорила с ней начистоту. Ты могла бы швырнуть в нее вазой или просто дать ей оплеуху. Хрясь! Прямо по носу. Ты замечаешь, как впервые за долгое время у тебя портится настроение и ты утрачиваешь способность рассуждать холодно и аналитически.
Но удача тебе все же улыбается.
Когда половина обеденного перерыва уже прошла, она смотрит на тебя и спрашивает: не пойти ли вам с ней выпить кофе на углу? Побаловать себя пирожными? Да, конечно, — ты киваешь. Остальные смотрят с удивлением — вы собираетесь уединиться? Ну ладно. Вы встаете и ставите свои подносы на тележку. На пути к выходу у тебя есть прекрасная возможность открыть сумочку и включить функцию записи, когда ты делаешь вид, что проверяешь телефон. В кафетерии на углу ты можешь положить мобильник в сумочку с самого верху или даже прямо на стол — экран черный, пока ты не прикасаешься к нему, ничего не заметно, хотя диктофон включен на запись.
И тут тебе привалило все, о чем ты только могла мечтать. Даже более того. Потому что едва вы заходите в кафе, как она буквально изничтожает примерку свадебных платьев и весь вчерашний вечер. Как будто она все это время только и ждала возможности поделиться с тобой. Словно она сама напросилась в ловушку. Она просто не может сдерживаться, ей необходимо выговориться, а ты стала ее доверенным другом. Тебе трудно сдержать смех, хотя ты стараешься говорить как можно меньше, чтобы не испортить запись. Она рассказывает обо всем — от жировых складок и расползшихся швах до проблем в интимной сфере и договоренностях с целью обойти налоги. Расстройства пищеварения, проблемы с алкоголем, приставания со стороны жениха и над всем этим весь этот насквозь фальшивый перфекционизм. Через десять минут у тебя достаточно материала на целое сочинение, и ты перестаешь осторожничать. Миссия выполнена.
И ты испытываешь такое удовлетворение, такое чувство свободы и счастья, что тебе приходит в голову предложить слинять с работы и прогуляться по случаю хорошей погоды. Пройтись по магазинам или зайти выпить бокальчик вина. И когда она в какой-то момент замечает включенную запись на мобильном телефоне, ты ничего не предпринимаешь, чтобы это скрыть. Напротив. Ты поднимаешь телефон и бесстыдно смеешься, опьяненная собственным всесилием. Говоришь: «Ой, наверное, он сам включился по ошибке». Вы вместе смеетесь над этим, а потом записываете продавщицу в магазине косметики и тетку, которая делает вам замечание за то, что вы глупо хихикаете, вместо того, чтобы вести себя как взрослые люди. На улице твоя коллега достает свой мобильник и держит его перед вами. Делает селфи, как снимаются подружки, — головой к голове.
Вечером дома ты раз за разом прослушиваешь свою запись. Она вышла потрясающе. Лучше, чем ожидалось. Все звучит еще ужаснее, когда не видишь лица блогерши. Она разошлась так, что в кафе стекла дребезжали.
Собираясь зайти на страничку ее сестры, чтобы взять оттуда адрес электронной почты и послать этот ужасный аудиофайл, ты вдруг — в последний раз, по старой привычке или потому, что хочешь проверить последние обновления или в глубине души подозреваешь, что она что-то напишет о вашей незаконной прогулке по весеннему солнышку, — заходишь в блог своей коллеги и видишь ваше селфи, снятое после обеда, и читаешь последние добавления под заголовком «Back to the teens».
И ты читаешь подробный рассказ о ваших похождениях, о посещении кафе и прогулке по магазинам, как начальник вызвал вас к себе, когда вы вернулись, и вам пришлось выслушать длинную речь по поводу времени и ответственности с упоминанием главных ценностей компании: качество, лояльность, безопасность. Как вы стояли в его кабинете, словно две школьницы, и просили прощения, заверяя, что такое никогда больше не повторится. Лишь для того, чтобы чуть позднее, тайком удалившись в туалет, с хихиканьем прослушать твою запись выговора, который устроил вам начальник. Включая ценности компании.
Далее в тексте говорится, как легко ошибиться в человеке, как трудно найти верных друзей и что такое настоящая дружба. Длинный пассаж о том, как много ты — человек, которого она вначале оценила в корне неправильно, — теперь значишь для нее. Там написано, что ты такая чуткая, потрясающе умеешь слушать, прекрасно разбираешься в людях и все такое.
А ты сидишь с пылающими щеками и аудиофайлом. Ты кладешь телефон рядом с компьютером и перечитываешь этот пост в блоге и раз, и два, и три. Текст длинный. Сколько же в нем — порядка двух тысяч знаков? Наверняка она писала его весь вечер. Не слишком хорошо сформулировано. Довольно коряво получилось — неудачный подбор слов и несколько грамматических ошибок. Не говоря уже об английском. В смысле что такое «Backtotheteens»? Можно ли так вообще сказать? Но это не имеет значения. Потому что не этот слащавый текст заставляет тебя пустить слезу и улыбаться сквозь слезы. Не то, что она вдруг поменяла свое мнение о тебе.
А фотография.
Снимок вас обеих, снятый телефоном, посреди улицы, когда вы стоите у магазина «Whyred», прищурившись на солнце. Обнявшись, словно сестрички. Женщина на фото испытывает чувство счастья, которого тебе не довелось ощущать много лет. У нее такой открытый и пытливый взгляд, какой ты помнишь на своих детских фотографиях. И несмотря ни на что, ей нравится стоять в этой позе, обнявшись с другой женщиной.
Ты сидишь, уставившись на экран. Берешь телефон. Снова кладешь его. Ставишь его на ребро и покачиваешь туда-сюда.
Послать аудиофайл ты можешь в любой момент. Это было бы так легко сделать — и справедливость восторжествовала бы. Потому что ты холодная и коварная, как сказано в блоге. Но теперь там к тому же написано, что ты чуткая, умеешь слушать и — как там еще? — прекрасно разбираешься в людях, а это значительно все усложняет.
Рассказ «Письмо» взят из сборника «Другая цель». Перевод выполнен по: Jonas Karlsson. Detandramålet. Wahlström & Widstrand, 2007. Рассказ «Свадьба» взят из сборника «Правила игры». Перевод выполнен по: Jonas Karlsson. Spelreglerna. Wahlström & Widstrand, 2011. Опубликовано на русском языке по согласованию с Salomonsson Agency AB.
1. Популярная в Швеции рок-группа.
2. Арне Вайсе — шведский телеведущий (Примеч. переводчика).