Пуантилистский роман. Перевод Полины Лисовской и Наталии Пресс
Опубликовано в журнале Звезда, номер 2, 2019
Оммаж Мэрте Тикканен [1]
и Августу Стриндбергу
Он:
Если меня покинешь,
ждет тебя лишь ненависть
длиною в жизнь.
Она:
Ты или я —
кому-то придется
умереть.
ПЛЯСКА СМЕРТИ.[2]
Он:
Утро выдалось
не хуже
обычного.
Лучше уже не будет.
Просто все меньше
желания
идти навстречу
с обеих сторон
на несколько процентов в неделю.
Не знаю,
что могло бы обратить
этот процесс вспять.
Спроси, что ли,
у терапевта.
Она:
Я спрашивала.
Говорит, чтобы я выдвинула
ультиматум:
идем на терапию
ты со мной — на терапию,
или я ухожу.
Don ’t kill the messenger. [3]
Он:
Я туда больше не пойду.
На психоанализ
к очередному шарлатану.
Умиротворение, которое приходит
во время терапии, связано лишь с тем,
что обе стороны вообразили себе
из-за относительного покоя,
что другой им уступил
и скоро примет
все условия.
На самом деле никто
не отступает ни на дюйм,
и только времени вопрос,
когда война начнется снова.
Война по-настоящему окончена,
когда одна из сторон
полностью повержена
или вообще мертва.
Она:
Ты говоришь на языке силы, друг мой.
В любви, как на войне,
нет победителей
лишь проигравшие.
Поцелуи и укусы так похожи,
и тот, кто правда любит,
часто путает одно с другим .[4]
Он:
Меры предосторожности, которым
меня пытался научить твой терапевт,
я принимаю уж давно,
но мог бы также
и наплевать на них.
Мне все равно никак не втиснуться
в рамки формата.
Она:
«Меры предосторожности».
Что это за фраза,
мы же про любовь?
Неужто я пытаться стану
тебя втиснуть в рамки узкого формата?
Он:
Надо просто улыбаться.
Как принято в ООН.
Парень не понимает,
каких людей он принимает
на своей кушетке.
Он — мил, но не профессионал.
Его прекрасные советы
не для таких, как мы.
Слишком долго
мы ножи точили.
Мир ему.
Have a nice day.[5]
Она:
Ты сам-то себя слышишь?
Я — карлик, ты — титан,
тебе не опуститься до моего уровня.
Вот лучшее орудие
убийства моих чувств:
высокомерие,
презрение ко мне
и нашим отношениям.
И все черно как ночь.
Он:
Черно как ночь —
абсолютно
верное наблюдение,
вот только не ново
и не особо остроумно.
Твое доверие
теперь мне ни к чему.
Оно ведь произвольно и всегда зависит
от твоих moods [6].
Как мало нужно,
чтоб тебя взбесить.
Или, сказать точнее,
вообще не нужно ничего.
Поэтому и абсолютно
все равно,
что делаю и что я говорю.
Она:
Терапевт считает,
что мои симптомы напоминают
признаки насилия.
Он:
Насилия?
Вот хвастунишка.
Это было бы хотя бы интересно.
А вот твое больное самолюбие
неинтересно мне ничуть,
поскольку в наши дни оно настолько
свойственно
всем нам, в особенности женщинам.
Она:
Снимаю шляпу.
Ты просто виртуоз
по части доминирования.
Как ловко уместил ты в одной фразе
преуменьшение,
банальность,
язвительность, критичность
и пошлые насмешки.
Он:
Давай уже закончим
с этим детским садом.
И поставим точку:
я в терапию ни ногой.
Отныне сочту шаги любые
в этом направлении
враждебными действиями,
как и любые попытки
мешать или в открытую
поливать грязью мои действия,
будь то частные или публичные.
Говорю без обиняков,
поскольку ненавижу интерпретации и
argumentum ex silentio [7].
Она:
Становится не по себе.
Нормальность —
униженное состояние.
Невозможность положиться
на ближнего.
Худшее, что есть
в Гулаге —
безнадежность.
Медленная смерть.
Еще немного — и я
готовый препарат для аутопсии.
You said l killed you — haunt me, then! [8]
Он:
Ни один shrink[9] в мире
не сделает из тебя человека.
Она:
Когда любовь успела превратиться
в расчетливую злобу?
Все зашло так далеко,
что я готова тебя убить.
Будто ты
вредитель без права на существование,
хорек заразный,
крыса,
омерзительная тварь.
Но кто меня до этого довел?
Когда ты перестал
просить прощения за оскорбленья,
унижения,
насмешки?
Метался как безумец,
запустил в меня подсвечником
и чайником,
и стулом.
Он:
Я вижу — ты страдаешь.
Но не могу помочь
ведь я и есть
твоя проблема.
Одно сплошное непонимание,
страшный сон.
Испытание в «Волшебной флейте»
нашей любви.
Как же можно быть таким ослом.
Brudertier, Du .[10]
Она:
Живу как пленница
в твоей системе власти.
Как жить без любви?
Я больше ничего не требую,
не жду от жизни.
Урок усвоен.
Газовый свет .[11]
Но почему всегда наказывают женщин?
Виновата мама,
всегда лишь мама.
МАТЬ — ШВЕЦ И ЖНЕЦ,
ОТЕЦ — МОЛОДЕЦ!
Он:
Мама?
Как ей можно верить?
Она меня когда-то бросила к волкам.
Она:
Какой банальной парой были мы с тобой.
Серые людишки.
Ирония судьбы.
Сплошной самообман.
Apres nous le déluge .[12]
Сколько можно сыпать соль
на эту рану.
Он:
Говори уже по существу.
Она:
В браке бывают ситуации
которые подобно искусству
до предела насыщены смыслом
символически заряжены.
Перечитаешь еще раз —
и виден паттерн.
Неужели ты мне запудрил мозги?
НУ ВОТ И НАЧАЛОСЬ.
Вокруг меня горит
все то, во что я верила,
чего желала,
кого любила.
Повсюду кучи пепла.
Он:
Мне жаль,
но я хочу не терапии,
а просто жить нормально
со всем моим тщеславием
иль как тебе угодно.
Если ты больше не
хочешь быть моею спутницей
что я тут могу поделать.
Ни я сам
и никто другой
меня переучить не сможет.
Jedes Leben sei zu führen,
Wenn man sich nicht selbst vermißt;
Alles könne man verlieren,
Wenn man bliebe, was man ist .[13]
Она:
По крайней мере мысль ясна.
Ты — это ты, и баста.
Лучший, величайший, предельно ясный.
Гёте, ни дать ни взять.
Dummkopf. [14]
Он:
И все же — будем откровенны —
я так и не преодолел те чувства,
что испытывал к тебе в начале.
Те краткие мгновенья,
когда смягчается твой тон,
для меня как рай,
хоть мне за это стыдно,
когда потом опять меняется настрой.
Не так уж и легко
идти вперед
дорогой жизни.
Она:
Все пройдет, конечно, все так,
от зла до добра иногда один шаг.
Динь-динь.
Я ТЕБЕ НЕ СОБАЧОНКА, ГАВ-ГАВ.
Он:
Как я буду
жить после тебя,
не твое дело.
Что ты сама-то станешь делать?
Найдешь себе товарища-мужчину,
который смирно будет слушать
твои проповеди?
Такой свет рампы у тебя не украдет.
Такие точно есть.
Ты бы поспрошала у этих своих
сучек-феминисток.
Она:
Свет рампы.
Проповеди.
Сучки-феминистки.
Ты вообще кто?
И ПЕРЕД ЭТИМ ЧЕЛОВЕКОМ
ДРОЖАЛ ВЕСЬ РИМ.[15]
Он:
Когда ты перестала,
меня слушать?
Я должен в этом
разобраться.
Она:
Я слушать не переставала,
просто я слышу
только паранойю.
О том, что я тебя хочу достать
и перевоспитать.
Во что?
Семейный кодекс
о взаимном уважении
и мире в доме.
Да,
нужно следовать закону,
ты сам об этом часто говоришь,
когда тебе удобно.
Ты — такой, как был,
как есть, как будешь, —
аминь и точка.
И дальше паства может затянуть
хвалебный гимн.
А вот ты меня
не слушаешь уже давно.
Не слушаешь с тех пор, как я несчастной стала.
Такое не пристало слушать господам
с непогрешимым образом себя.
А образ-то запятнан.
Он:
Ни слова не понимаю из того,
что ты несешь,
поди, ты и сама
не сильно понимаешь.
Филантропия — лишь спесь.
Человеколюбие — лишь
дамский способ
обозначить
свое стремленье к славе.
Ох уж это твое маленькое
министерство гендерного равенства.
Кому какое дело.
Ты думаешь вообще
о чем-нибудь, кроме того,
как тебя обидели
и как ужасно, что есть люди,
для которых ты — не авторитет?
Зачем же мне играть в твоем фарсе,
если ты не хочешь играть в моем?
Или ты думаешь, что твоя игра не так
на фарс похожа?
Какая слепота.
Она:
Вообще-то я играю в твоем фарсе,
хотя он больше напоминает сальную
трагедию.
Как жаль, что слышу от тебя
одни насмешки, но ладно,
мне не привыкать.
На выходные всё купила.
Не испорти их
please[16].
МОЖНО МНОГОЕ УСПЕТЬ
МЕЖДУ СЛЕЗАМИ. [17]
«Я так одинока», —
рыдает Сири в «Ночи трибад». [18]
П.-У. смог уловить там нечто сущностное.
Но пьеса-то написана в 1975-м.
Выход женщины на сцену.
И нового мужчины.
Он:
Ненавижу семидесятые.
Никто меня не замечал.
Это всё эмансипация.
Из-за нее у женщин
появились вдруг идеи.
Феминизм —
набор из убеждений.
Такое мне претит.
Мужчина выше женщины.
Так всегда было,
есть и будет.
А что ты ногти не грызешь,
не барабанишь по стульям,
все закончились?
Она:
Аппарат на месте.
Полмозга в отключке.
Ты вбиваешь в своей гугл-переводчик
мои слова.
А выдает он
уклончивые,
высмеивающие,
презрительные,
пренебрежительные фразы.
Нонсенс.
Ты человек хоть или фразомет?
Он:
Будь осторожна.
Я могу быть очень неприятным человеком.
Она:
Тоже мне новость.
Вчера в бассейне
сестра заметила
что я вся в синяках.
«Когда людям перестает хотеться
что-то делать вместе, все кончено», —
написано на сайте бюро разводов.
ЕСЛИ Б ТОЛЬКО МЫ
МОГЛИ ДОГОВОРИТЬСЯ.
Он:
Признаюсь,
я всегда немного
неестественен
и напряжен.
Расслабиться могу
лишь в краткие мгновения.
Что поделаешь —
такая должность.
Она:
Когда все время находишься
в дурной компании,
постепенно превращаешься
в дурного человека.
Он:
Я собой горжусь.
Ведь никому нет дела
до твоего нытья.
Все эти темы насчет женщин, считай,
уже не в моде.
Она:
Ты слишком важный символ в моей жизни.
Как и я в твоей:
фаллическая мать.
Фу.
Was nun kleiner Mann .[19]
Терапевт сказал:
«Этот тип альфа-мужчины.
Единственное, что он понимает:
кто сверху, а кто снизу.
Доминирование или подчинение.
Принимает только восхищенье
и ни грамма критики.
Пока вы были частью
грандиозного проекта,
его все устраивало.
Ваш успех — ему угроза.
Ему знакомо лишь соперничество.
Не принимайте на свой счет,
ничего личного».
Он:
Мне женщины — не конкурентки.
Она:
Неужели я стала
лишь хозяином для паразита,
который вечно ждет
животное-хозяина.
Покрупней
да пожирней.
ДРЕССИРОВАЛ МЕНЯ,
КАК СОБАЧОНКУ.
Он:
Это тебя не касается.
Стриндберг был объявлен вне закона
за «Новое царство».
А не за женоненавистничество.
Она:
Начитался справочников.
А что же не хотели ставить
«Отца» и «Фрекен Жюли».
Он:
Э-э-э,
вали уже отсюда.
И хватит ухмыляться,
сучка.
Она:
Ошибка Норы [20]:
вера в чудеса.
ВОТ И ПОЛАГАЙСЯ НА МУЖЧИН,
УБИЛА БЫ! [21]
Ты словно пень гнилой посреди дома.
Но лучше так,
чем у тебя случится припадок
и ты начнешь все колотить вокруг.
Он:
Не придирайся
к поведению других людей.
Она:
Ты живешь, закрыв глаза
и заткнув уши.
Тогда и слушай только
ликование льстецов.
Он:
Твой интеллектуальный снобизм
всегда был больше твоей доброты.
Too bad.[22]
Ты — полицейский мысли.
Она:
Ты собирал против меня улики
хотя мне даже не прислали
повестку в суд.
Несмотря на то что острие предательства
колет меня еще больнее,
надо сделать над собой усилие
и правде посмотреть в глаза.
Убей меня, коль хочешь,
но я не сдамся:
ты ничего не знаешь о любви,
любви в помине не было.
САМОВОЛЬНОЕ ПРИСВОЕНИЕ .[23]
Большое чувство —
одинокая могила,
если не встречает
достойного себя в Другом.
Крепостничество.
Синдром стокгольмский.
Нарушение прав женщины.
Deus ex machina. [24]
Приди за мной,
Медея.
Любовь как опера:
абсурдные стишки,
если ей не отдаваться,
не отдаваться целиком.
Он:
Сента Вагнера — все та же Эльза,
но исполняющая долг,
без колебаний бросающаяся в море,
чтобы избавить голландца
от проклятия.
Она:
И кто у нас тут про`клятый?
Извращенного признания
не слышу.
И ты не слышишь тоже.
Мне чужда твоя идеология.
Невыносимая политика, борьба за власть.
Le repos du guerrier .[25]
Он:
Я пытаюсь
как можно реже
провоцировать тебя,
но иногда ответы
сами рвутся с языка.
Если б верил я в твою любовь,
то мнил бы себя богом.
Она:
Ха-ха.
Дневник обольстителя .[26]
Йоханнес:
Если б я был богом,
то для Корделии свершил бы
то же, что Нептун для нимфы.
Превратил бы ее в мужчину.
И как тебе не стыдно.
Бродить в руинах
отношений длиною в жизнь
и подозревать,
что построенного вместе дома
вовсе и не было.
Лишь трамплин
для парвеню.
Durstend nach Ruhm und Ehre. [27]
Он:
Я просто делал выбор,
достойный мужчины.
Она:
Если б наша драма была оперой,
то в последнем акте
ты бы сказал, что все случившееся —
просто испытание моей любви к тебе.
И тут мы падаем в объятья,
беремся за руки,
в закат уходим, напевая песню,
и начинаем все сначала.
Вот зачем мне опера.
Реальность, полная предательств,
невыносима.
Lasciatemi morire. [28]
Ты всегда будешь
для меня загадкой.
Как можно так растрачивать
единственную жизнь?
На все это бахвальство.
Он:
Я — нарцисс обыкновенный.
Она:
Ты кокетничаешь.
Ты вечно думаешь:
What’s in it for me?[29]
Молитва психопата поутру.
Феминистка молится:
«О Боже милосердный, дай мне сил,
чтоб и сегодня
вынести насмешки,
пренебрежение,
банализацию,
насилие».
НО ЛИТА МОЯ КОЛЬЧУГА
ИЗ СТЫДА И СТРАХА. [30]
Он:
Женщины-политики —
хуже сброда
нет.
Вагнер это знал.
Она:
И Гитлер знал,
и Сталин,
и Усама бен Ладен
Он:
Ты совершаешь измену родине.
Ты знаешь, каково за это наказанье.
Она:
Я просто называю кошку кошкой.
Ты этого не переносишь на дух.
Он:
Я тебя убью.
Не в переносном смысле, а в прямом.
Она:
Так вот что ты считаешь
агрессией извне:
а я-то проколола пузырь самообмана,
в котором ты живешь.
Я так и знала.
Мой лицемерный старый
Простачок .[31]
Он:
Мужчина — хозяин в доме.
Она:
Ну что, теперь доволен?
Воздух чист,
на месте шкаф,
и баба, как положено, в углу.
Wow![32]
Наконец-то можно побыть мужчиной
поиграть мышцами.
Ругать и наказывать.
Услышьте же рычание титанов.
Я за тебя молюсь
святой мадонне.
Он:
Вот тебе урок.
кончай выпендриваться, сучка!
Сделай хоть что-нибудь хорошее
для разнообразия.
Она:
Ты мою мысль со всех
сторон обрезал,
как корки с хлеба.
Он:
Мне всегда хотелось быть
il capo di capo [33].
Она:
Кем себя ты возомнил?
Наполеоном?
Он:
Мужчина всегда в бою с солдатами.
Отдается миссии по полной,
предан своим безраздельно.
Только в третью или даже в четвертую
очередь
можно поинтересоваться, как у него дела.
Она:
На Восточном фронте
эта тактика не очень пригодилась.
Он:
Так вот что?
Я не знаю, что таится
в темных закоулках моей души.
Кто виноват?
Конечно же, я сам,
ведь тебе известно
что я — плохой, и был таким,
и навсегда останусь.
А раз уж я плохой,
то ничего тебе не должен.
И вот я снова тут сижу
и распеваю одну и ту же песню:
ах, я — плохой.
Ты будешь мычать ее себе под нос
до самой смерти.
Она:
Да не в этом дело,
дурачок.
Не ты — плохой, а плохо то,
как ты со мною поступаешь.
Ты говоришь, что предпочтешь
публичность личной жизни,
потому что для общественности
ты — хороший.
В личной жизни ты — плохой,
ведь так сказала я,
твоя мучительница.
Как будто бы таков закон природы.
Ты что, забыл?
Когда все думали, что ты — плохой,
считала я тебя хорошим.
Тогда тебя устраивала я.
Потом ты меня предал.
В одну секунду.
Власть притягательна.
Теперь плохая — я.
Ведь иначе ты не мог бы
быть хорошим.
Храни нас, Господи, от всех этих хороших
и таких «правильных» людей.
Он:
Жаль, что мне не стать
тобой, а то я
мог бы стать, как ты.
Серьезно.
Все было бы настолько
проще или хотя бы
возможно.
Но я — не ты.
Я — другой.
То есть — плохой,
мне сразу хочется добавить это,
чтобы поддержать
тон наших разговоров.
Но как же я устал
все время ощущать себя плохим.
Невозможно постоянно
ощущать себя плохим.
Она:
Как я еще жива?
Он:
Поначалу ты
была другой.
Ты говорила, что я могу стать лучше,
но не говорила,
что я плохой.
Ты хотела вдохновить меня,
помочь стать лучше.
А не заставить.
Это было верно.
Но в процессе у тебя закончилось
терпение, потом не стало
настроения, и наконец
доверие пропало.
Но почему?
Почему я не могу остаться таким,
какой я есть?
Она:
Я — огромнейший контейнер отторжения
на севере Европы.
Хватит уже говорить все время
о себе любимом.
Он:
Но ты
ответишь справедливо:
можно ли тогда и мне, твоей жене,
и правда оставаться такой, какая есть?
Разве же не отрицается
моя природа
и потребности мои
все время, что с тобой
живем мы вместе?
Разве не должна я
каждый раз
при столкновенье с твоим миром чувствовать,
что я — плохая
у меня плохие взгляды,
я плохо защищаю их и плохо реагирую?
Пойми, насколько
меня это убивает.
Вот что ты скажешь, мне кажется.
Согласен.
Видимо, все так и есть.
Поэтому, наверное,
у нас с тобой
одно и то же базовое чувство,
но выражаем мы его по-разному.
Наша жизнь — двойное поражение.
Теперь и ты и я,
хотя и по причинам разным,
обречены все время чувствовать,
что все наши слова и действия — плохие,
что сами мы — плохие.
Но это ведь ужасно.
Представь: ты чувствуешь себя всегда
хорошей.
Встречаешь только тех людей,
которым ты хороша,
и только в тех контекстах,
где ты — хорошая.
Короче говоря:
Живешь в таком же мире, как и я,
где все решает
твой личный выбор.
Я все равно казался бы
тебе плохим,
и все равно тебя бы задевало то,
что, быть может, во мне плохо?
Не думаю.
Тогда ты просто ласково
и снисходительно позволила бы
мне быть таким, какой я есть,
и терпеливо бы ждала,
пока я не возьмусь за ум.
И моя проблема
тогда была бы решена
ведь в моем мире, кроме тебя,
нет больше никого
кто бы считал меня бесповоротно
и решительно плохим.
Итак.
Итак, наверное, нам все же стоит
жить каждому своею жизнью:
ты — как тебе угодно.
Я — как мне.
Она:
Кого ты хочешь переубедить?
Я-то же самое сказать тебе пытаюсь
уже лет десять;
Отпусти меня.
ХЬЮГО РАСК БЫЛ НЕ ОБЯЗАН
ЕЕ ЛЮБИТЬ. [34]
Он:
Представляется, что главная проблема, —
если этот бред вообще имеет
смысл анализировать, —
лишь в том, что я пытался
вписать тебя в ту жизнь, которая тебе
чужда по духу,
а ты в ответ
решила эту жизнь менять,
решила изменить меня,
но вот задачка-то
тебе не по зубам.
Она:
Ох уж этот вечный
менсплейнинг [35].
Если бы ты слушал, что я говорю,
и прекратил бы
травлю,
дрессировку,
придирки,
притеснения,
угрозы
и мучения,
мы были бы давно свободны.
Возможно, стали бы друзьями.
Возможно, полюбили бы опять.
Он:
Сколько бреда ты несешь.
Никто мне не указ.
Всё знаю сам.
ТВОЕ СОЛНЦЕ БОЛЬШЕ НЕ ВЗОЙДЕТ.[36]
Это было чудесно.
Как же ужасно быть рабом.
Она:
Что это за фраза
для момента близости?!
Он:
Мне приснился сон.
Я тебя трахал,
но ты трахалась со мной только затем,
чтоб мужа своего спасти.
Вот это было наслажденье.
Она:
То есть я — лишь
алиби для всех твоих фантазий.
Чтоб было на кого дрочить.
Страсть к мимезису. [37]
Он:
Я так и знал — тебе рассказывать не стоит.
Она:
Если б только люди знали,
какой же ты чурбан в постели.
Удивительно,
насколько ты не чувствуешь
как все устроено у женщин.
Уж чему-то
можно было научиться
unterwegs [38].
Он:
Моя сексуальность
простая, грубая, зато живая.
Не собираюсь я за это извиняться.
Что бы там ни говорила
ты и все эти твои
полутрибады.
Когда ты разлюбила
эротические игры?
Она:
С тех пор, как поняла,
что ты играешь в них
не понарошку, а всерьез.
И что тогда неверность,
если не это:
так никогда и не открыться
Другому.
У тебя есть мерзкая порнуха в Интернете.
А у меня?
Лишь жалкая мечта
о близости.
ЧТО ЗНАЧИТ ИМЯ <…>
РАЗВЕ ТАК ЗОВУТ
ЛИЦО И ПЛЕЧИ,
НОГИ, ГРУДЬ И РУКИ? [39]
Он:
В Вене мне казалось,
что я нашел путь прочь
от этого «престижа».
Она:
Вена стала последней
угасающей надеждой.
Ужас кислотою разъедал мне тело, когда
я приближалась к дому —
он пыточною стал.
Он:
В Вене я как будто заново родился.
Теперь я снова
одурманен
сладкой славой.
Она:
Что сделаешь ты с во`ронами черными
отчаянья в груди,
когда наступит синдром отмены?
ЛЕДЯНОЕ СЕРДЦЕ ПОД ЗВЕЗДОЙ,
КОЖА ЖЕЛТА И ЛЕНТЫ ПРЕКРАСНЫ. [40]
Он:
А где, ты думала, я окажусь?
Под тобой, конечно?
Она:
Жизнь дается нам
в одном лишь экземпляре.
Что радости от положенья в обществе,
если никто не станет
плакать на твоих похоронах.
Он:
Реальное реально
только в детстве.
Она:
Жизнь проживают,
чтобы стать взрослее
пятилетнего ребенка.
Он:
Идеальными нам кажутся лишь те,
кого здесь нет.
Реальный же объект пусть не мешает.
Ты слишком близко.
ОРФЕЙ И ЭВРИДИКА.
Настоящее — лишь трещина
меж тем, что было
и что будет.
Важней всего
та магия великого момента,
который освещает жизнь:
возвышение меня.
Тебе такого не понять.
Она:
Когда боги дают сдачи, то бьют больно.
Ты страдаешь от гордыни.
Помни о красном ковре Агамемнона.
О мести Клитемнестры.
Пошла я к терапевту,
чтоб услышать:
«Я слышу, что ты говоришь».
Я в церковь прихожу,
чтобы услышать:
«Бог обратил к тебе свой лик».
Когда же и ты тоже повернешься
ко мне лицом.
Aus den Augen aus dem Sinn. [41]
Нас объединяет
только подозрительность.
Он:
Чего же все-таки мужчины ждут от женщин.
Красоты?
Только в начале.
Секса?
Недолго, потом и он тускнеет.
Дружбы?
Вряд ли.
Чтоб не скучно было?
Но и так не скучно.
Нет.
Мужчина хочет доброты.
«Материнской заботы?» —
переспросишь ты. Нет, доброты.
Мать настоящая, конечно же, всегда добра,
но это вовсе и не значит,
что мужчина ищет мать
в своей любимой.
Он хочет доброты:
только без нее мужчина
жить не может.
Она:
Алис про Эдгара:
«Он таков,
он говорит, что думает, и верит в то,
что говорит».[42]
Он:
Я строил свою жизнь на том,
что доброта в тебе сильнее
профессионального тщеславия.
Но оказалось, всё не так.
Тебя приводит в бешенство, что я
не отношусь к тебе всерьез,
как к профессионалу,
к феминистке.
Не знаю, как мне относиться
к твоим занятьям
в Министерстве
и не уверен,
как мне это оценить.
Она:
В равном браке —
относиться с пониманьем.
Он:
А где тут равный брак?
Я с дамами не соревнуюсь.
Как и все бабы,
лицемерка
до мозга костей.
Ты страдаешь от заниженной самооценки.
В этом все и дело.
И не надо все усложнять.
Тут уж ничего и не поделать.
Она:
Ах, надо же, обидели!
Бедняжки эти белые мужчины!
Он:
В бою важней всего выносливость.
Надо терпеливо ждать, пока противник
не станет совершать серьезные ошибки.
Она:
Поэтому ты никогда
не говорил со мною честно?
Серьезная ошибка.
Недоверие мое —
лишь отраженье недоверья твоего,
которое я осознала
слишком поздно.
Он:
Я не считаю себя совершенством,
но мужчина совершенным
быть и не должен.
Она:
Ах ты боже мой — несчастная любовь.
Ха.
Ерунда, пустяк.
Ужаснее всего на свете —
лед одиночества,
когда любовь наполовину умерла.
Прежде чем наконец умрет любовь,
самой мне умереть придется.
Он:
Ты меня отпустила.
Ненавижу.
Исчезни.
Сколько можно гадить.
И хватит плакать,
дрянь.
Не мог я и помыслить,
что женщина, поклявшаяся
в любви мужчине,
очарованная им,
способной может
оказаться на убийство.
Теперь я понял.
Она:
Я —
Пентесилея,
Кассандра,
Сапфо.
А вовсе не Афина,
что родилась
из папочкиной головы.
Он:
Ладно.
Я проиграл, закрывшись от тебя.
Мной овладели самомненья демоны —
и приключение закончилось.
Ты стала моей супругой,
моим твореньем, бутафорским
монументом.
После этого все стало скучно.
Она:
Я здесь,
еще не поздно.
Увидь меня.
Вот я — твоя любимая.
CПЕШИ ЛЮБИТЬ,
ВЕДЬ ДНИ ВСЁ КОРОЧЕ
С КАЖДОЙ МИНУТОЙ. []43
Он:
Правление —
высшая ложа самомнения.
Отказаться же от самомненья
означает слезть с деформирующего
личность наркотика.
Сначала очень больно, но потом
лишь бесконечное облегчение,
когда решение принято.
Без фантазий о величии,
без персональной пенсии,
без всех тех льгот, что отделяют меня
от плебса,
действительность банальна
и относительно пуста.
А то, что это все случайность,
тут же забывается
при распределении
руководящих должностей.
Она:
Я снова делаю тебя живым.
Come in… I’ll give you shelter from the storm .[44]
Он:
Любовь — лучшее развлечение,
мы утешаемся им, пока живем.
Без изюминки такой
жизнь станет вялой и сонливой:
восторжествует скука.
Она:
Любовь — не развлечение
в свободное от важных дел время.
Любовь есть жизнь,
наш хлеб насущный.
Он:
Развод нагрянул
как землетрясенье.
Если повезет, увидишь,
как рушится твой мир.
Если же не повезет,
то упадешь беспомощно
в глубины бездны,
откуда нет возврата.
Она:
Перестань жалеть себя.
Я еще здесь, и я
страдаю тоже.
Поговори со мной.
Он:
Моя смерть всех избавит от проблем,
не только моих близких,
но и многих других людей.
Тебя освободит
от моего общества,
тогда по праву ты наденешь траур
по утраченной любви.
Даст денег
нашему потомству,
и те с их помощью
устроятся неплохо в этой жизни.
Место освободит
в Правлении, и какой-нибудь
оптимистичный карьерист
его займет.
Часто лучшее, что в наших силах, —
просто умереть,
освободив места другим.
Чем больше здесь народу,
тем все нетерпеливей.
Никто, кроме тебя,
всерьез
не огорчится.
Удивительно, как жизнь лишает
нас мотивации
к существованию.
Она:
Бла-бла-бла.
Бла-бла-бла.
Бла-бла-бла.
Он:
Лучше было бы, конечно,
погибнуть молодым.
Все, узнавшие об этом,
стояли бы у гроба.
Она:
Мы и так стоим.
Мы, твои близкие.
Жалкая кучка тех, кто еще помнит,
каким ты был.
Он:
Помнишь пруд и лодочную станцию,
где мы с детьми катались?
Да, почти двадцать лет назад.
Ты сидела на скамейке в лучах солнца.
Ни тени подозрений,
истинное единение.
Сейчас все это даже не представить.
Тогда мы и подумать не могли,
что между нами
возникнут
объективные противоречия.
Ведь дети всегда на первом месте.
А потом все эти скандалы.
Невероятный,
трагичный,
ужасный поворот.
Наша семья разваливается,
А я-то думал, что на этом фронте
ничто плохое произойти
просто не может.
Что способно оказалось победить любовь?
Теперь я знаю.
И пути обратно нет.
Она:
Вечно ты заходишь не с того конца.
Дети — плод любви,
которая всегда есть и
была
на первом месте.
Ты говоришь о «повороте» —
на самом деле тебе просто так удобно.
Он:
Твое невероятное
непробивамое самодовольство —
превосходство жертвы.
Неужели тщеславие у женщины усиливается,
если она живет с мужчиной, добившимся
успеха?
Глядя на тебя,
таким я задаюсь вопросом.
Она:
В жизни не слыхала такого бреда
даже от тебя.
Он:
Женщины учились,
подражали нам, но медленно
и осторожно.
Лишь в наше время
все барьеры словно
рухнули.
Что в литературе имело
наибольший успех
в последние лет тридцать?
Дамские романы да поваренные книги.
Она:
Нет,
рынок наводнила
скорее жалость мужчин
к самим себе.
Он:
Я бы на месте женщин
вернул в литературу нарратив.
Ты помнишь всё.
Я сразу забываю то,
что мне неинтересно.
Она:
Любовь — не шар воздушный,
куда запрыгивают по необходимости.
Тогда она сдувается.
Властная претензия на эксклюзивность.
Тот, кто не входит в круг избранных,
не знает правил.
Это вызывало агрессию во все эпохи.
Так, может, это и убивает
наш брак, а вовсе не различия
в системах ценностей?
С тобой нам не пристало бы интересоваться
этим лживым миром
или ему подобными:
любить их лесть,
изящное искусство лизоблюдов.
Такого в принципе
добиться сложно.
Конечно, можно просто оставаться
равнодушным,
объединиться
в презрении к элите.
Я требовала только одного —
чтоб ты не отдавал себя во власть и
на съедение
психозу высокомерия,
чтобы без передозировок
наркотика тщеславия
каждый час и день,
неделю,
месяц,
год той жизни
которая у нас одна.
Чтобы осталось
хоть что-то
от мужчины, которого я так любила.
Он:
Фиаско нашей жизни вместе:
в браке Высокомерие и Зависть
породили гнев.
Она:
Во мне нет зависти.
Я быть хочу достойным человеком.
Твоя мегаломания
меня пугает.
Я мучаюсь
и злюсь
из-за предательства
и лжи.
Твоя любовь —
лишь лживые обеты.
Предательство пропитывает воздух,
которым я дышу.
Он:
Значит, ты — дурочка,
если взялась
со мной тягаться.
Я делал только то,
на что имеет право
любой мужчина
в этой жизни.
Мои решения
тебе не впрок.
Если не умеешь вести себя прилично, уходи.
Она:
То есть ты теперь решаешь?
РОТ НА ЗАМОК,
ПОЛУЧИШЬ САХАРОК.
Он:
Да,
решаю я.
Ты на всю голову больная.
Вот в чем проблема.
Люди все продажны,
купить можно любого.
Сплошные
эгоисты,
способные на низость,
посредственности
и кретины.
Она:
Ты говоришь так потому,
что твое окруженье
состоит из
лизоблюдов и льстецов.
Он:
Люблю услужливых.
Одиночество —
неописуемое состояние.
Утрата жизни
становится ресурсом,
капиталом в банке.
Слава — летучий вирус.
Признание передается как зараза.
ВСЕ ПРОДАЕТСЯ УБИЙСТВЕННОЙ
РЕКЛАМОЙ. ПОКУПАЙТЕ
КОНСЕРВИРОВАННУЮ
КАШУ, НАЛЕТАЙТЕ! [45]
Она:
Так вот какое преступление я совершила?
Не стала восхищаться
твоим самообманом?
Тебя любила, а не твою роль.
Как скучно.
Он:
Добившись настоящего успеха,
становишься циничным.
Не добившись —
обозленным на весь мир.
Она:
Чума или холера.
Я или ты.
Жизнь или смерть.
Он:
Я всех своих врагов прощаю
и никогда о них не думаю.
Они неинтересны.
Слишком бесталанны,
иначе сокрушили бы меня.
Но ты предпочитаешь быть
праведницей,
несправедливо пострадавшей.
Роль скучная — и даже ты, наверное,
замечала.
Реакционером меня
никто не смеет называть.
Лишь ты,
но тебя никто
не станет слушать.
Она:
Семейный кодекс, глава вторая, гласит:
супругам должно хранить верность
и относиться друг к другу с уважением.
Совместно заниматься
и домом и детьми,
вместе делать всё
для блага семьи.
Знаешь, как пишется «уважение»?
Знаешь, как пишется «совместно»?
Знаешь, как пишется «брак»?
Знаешь, как пишется «благо семьи»?
Он:
Это уже чересчур.
Не понимаю, чего ты хочешь.
Оказаться правой,
власть заполучить
и погасить мой свет,
чтоб твой стал
более заметен.
Отомстить.
Каждый раз, как только
нам становится чуть лучше,
всё заканчивается тем,
что ты опять находишь,
что я плохо сделал,
сказал, а может быть, подумал
и вновь пылают
гневом щеки.
Она:
Счастьем были
бегающие в переулках дети.
Наши зеленые комнаты-аквариумы.
Когда ты играл мне,
а я стояла в темноте на кухне.
На кухне, где всегда было темно.
Радостные голоса со второго этажа,
где дети сидели, склонившись
над «Лего».
Нежность между нами,
наши разговоры,
ссоры понарошку,
разногласия
и сладость примирения.
Теперь я вижу, что ты складывал
все пораженья в стопку.
Ничто не забыто,
ничто не понято,
ничто не прощено.
Теперь ты принялся за дело.
Я бреду в тумане,
меня бросает то в отчаянье,
то в отрицанье
ДАЙТЕ МНЕ МОГИЛУ
НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ.[46]
Он:
Тебя и женщиной-то не назвать.
Женщина должна быть теплой,
преданной мужчине.
Твой мыслительный процесс,
твой мозг,
инквизитора достойный аналитический
талант —
всё мне внушает ужас.
В любви
должно быть волшебство,
иначе это просто-напросто расчет.
Она:
Всё это — о тебе.
Твоя идеализация
чувств женщины к мужчине
не распространяется на чувства мужчины
к женщине.
Любовь — история двоих.
Не подчинение одной из двух сторон
потребностям другой
на его условиях.
БЫТЬ РАБЫНЕЙ
БЕЛОГО МУЖЧИНЫ .[47]
Тебя растрогать могут только
жертвы, что женщины приносят.
Это называешь ты любовью.
Up my ass.[48]
Мне снилось [49]
две ночи кряду,
что я радуюсь, в руке
держа кровавый нож,
а сердце бьется так легко,
как птица.
Сны ничего не значат,
но мне хотелось бы
еще хоть раз увидеть
этот сон.
Он:
Вот это и правда неплохо сказано.
Она:
Эдит Сёдергран.
А еще называешь себя образованным
человеком.
Одна пришла,
одной и уходить.[50]
Нет брата у моей души свободной.
Он:
Ты смешна.
Ты — Доврская ведьма.
Она:
Ты — психоаналитическая катастрофа.
Без умолку болтаешь, постоянно
заговариваешься,
а потом выходишь из себя,
мол, я к твоим словам цепляюсь.
Он:
Ты просто хочешь, чтоб я принял
твои взгляды.
Она:
Я говорю о самом крупном пораженье
в моей жизни.
Как стыдно перед целым миром
понимать, что это — мой муж.
Этот надутый
притворщик
и грубиян.
Besserwisser. [51]
Начитанный,
великолепный,
потрясающий
Братец Умник. [52]
Куда же делся эмоциональный интеллект?!
Или он тоже был притворством?
Когда ты потерял последний стыд?
Он:
Готова на меня повесить
все разочарования свои.
Ты говоришь о женщинах,
но врешь сама себе.
Тут все дело в том
что тебе успехи не даются.
Все эти «сделаем мир лучше» — просто бред.
Не получилось.
Ты не дотянула.
Завидуешь моей карьере.
И в этом обвинять меня не надо.
Она:
Тиран.[53]
Если ты настроен
сбросить наш брак в пропасть,
то ничто на небе
или на земле
тебя не остановит.
Ты не захотел
стать братом моей души свободной.
Так тому и быть.
ВОТ И СКАЗОЧКЕ КОНЕЦ,
А КТО СЛУШАЛ — МОЛОДЕЦ!
Он:
Никто не притесняет женщин.
Лишь по традиции или по глупости,
тридцать миллионов девочек в Китае
гибнут от аборта
или сразу после родов.
И в Швеции
нет разницы
в зарплате у мужчин и женщин,
опять вранье.
Мужчины просто знают,
как потребовать достойную зарплату.
Она:
Ах, жизнь в тумане
тупого маскулинного
самодовольства!
Every sperm is sacred .[54]
Ты говоришь, моя работа
в Министерстве, пожалуй, неплохая,
потому стимулирует меня.
Ты забываешь,
что она нас содержала
когда ты был выше того,
чтобы работать полный день.
Во многом высокомерие
похоже на болезни, что
убивают личность.
Альцгеймер славы.
Он пожирает человека,
попавшего к нему в объятья.
И под конец останется
лишь пара характерных жестов,
мимика лица
и запах тела.
Души уж нет,
нет своего,
нет жажды жить,
открытости
и взгляда.
Всего, что называем
человеком.
Ты сам себе диагноз.
Он:
Все время чушь несешь.
Вы все хотите,
чтобы я
стал на голову ниже,
чтоб легче было вам
общаться.
Согласия
на операцию
не дам.
Она:
Приговор тому, кто сам издох.
Он:
Ты — ни мужик, ни баба.
У тебя амбиции мужские.
И половых гормонов перебор,
поэтому обречена
страдать.
Она:
Ты — терминатор,
запрограммированный
сеять ужас
и жизнь уничтожать.
Он:
Настоящим женщинам известно,
как нужно обращаться
с естественным стремлением
мужчины доминировать.
Учись у дам из мира моего.
Хитростью и бабы могут
многого добиться.
О ЖЕНЩИНЫ БЫЛЫХ ВРЕМЕН! [55]
Жена имеет право
требовать одно:
чтобы муж домой являлся
и ей не изменял.
Я не позволю
поучать меня.
Задумала меня кастрировать?
Все, что ты делаешь,
мужчинам — как серпом
по яйцам.
Она:
Соринка и бревно.
Давид и Голиаф.
Он:
Играешь не по правилам, сестренка.
Бунт по всем статьям.
Хочешь, чтоб я стал
твоей копией.
Я в твоей пьесе не играю.
Женщины всегда фальшивы.
Вы от природы
лгуньи.
Она:
Значит, ты женщина,
раз так искусно врешь.
Он:
Ты так глупа.
Глупее, чем позволительно
быть человеку.
Тобою правит зависть,
самое низкое и мерзкое
из всех чувств.
У меня никогда не бывает одной точки
зрения.
Я все время думаю,
меняю свое мнение
по многу раз на дню.
Смирись.
Она:
Конечно.
Просто
keep me posted .[56]
Компромисс недостижим.
На удивленье близким к истине
оказывается вдруг канцелярит.
Он:
Ты кто такая,
чтобы ставить ультиматум.
Не надо пыжиться.
Она:
И что, любовь была
лишь реквизитом
из моего хранилища иллюзий?
SOMETHING IN THE WAY
SHE MOVES .[57]
Он:
Всё можно исказить, перевернуть с ног
на голову,
но не могу тебе простить того,
что перестала ты меня хотеть,
а я тебя хотеть
не перестал.
Эта несправедливость
похуже будет,
чем все эти ваши надуманные ущемления
прав женщин в нашем обществе.
Твоя идеология меня не трогает,
все жалобы твои
ничтожны
в сравнении с тем фактом,
что ты со мной не хочешь больше спать.
Она:
Да, меня не возбуждает,
когда ты хочешь, чтобы я сказала:
«Дайте мне ваш член, месье».
Бездарный порнофильм.
И смех и грех.
Он:
Ласкаешь женщину,
а та лежит бревном,
холодная как лед,
Такого не забудешь и не простишь,
какие бы с ней ни были взаимоотношения.
Никакие рассуждения,
никакая твоя бесконечная болтовня
не оправдает этого
в моих глазах.
Это не преступление,
конечно, нет.
У каждого есть право на чувства,
даже негативные.
Но что поделаешь:
теперь иль ненависть к тебе,
или самоуничижение,
а для него не вижу
совершенно оснований.
Она:
Не видишь оснований.
Он:
Притворный холод
я еще бы понял.
Старая, как мир, уловка женщин,
которых мы, мужчины, зрим насквозь.
Но тут-то кое-что другое:
бесповоротный и решительный отказ.
Она:
Не мог бы ты хотя бы
не бегать голым по квартире
и толстым пузом не трясти.
Ты говоришь, что между нами договор.
Но цель его одна:
сделать легитимным бренд
«брак господина из элиты
и феминистки-заложницы».
Кто я? Для интеллекта тренажер?
Заведенье класса «люкс».
Бремя вины невероятно.
Скольких сестер я обманула?
ОНА МОГЛА БЫТЬ РЯДОМ С НИМ,
ПОКА НЕ ПОНИМАЛА, КТО ОН .[58]
Он:
Твои дела я никогда не презирал.
Ни разу.
А вот когорта и ее настрой
меня смущают,
хоть я не поддавался на провокации,
сохраняя мину хорошую
при игре плохой.
К феминизму твоему я отношусь
примерно так же, как и ты
к моей работе в Правлении,
если ты хотя бы представляешь,
чем я занимаюсь.
Она:
Да, но все же
не моя когорта испортила нам жизнь.
Я не лгала тебе ни разу.
Не ударяла в грязь лицом в этой злобной
пьесе.
Сравнение хромает.
ХРОМАЕТ ВСЁ.
Он:
Ты крупно ошибаешься.
Не слушаешь мои ответы,
нет смысла продолжать
наш псевдодиалог.
Ты для себя уже решила всё
и с места не сойдешь.
Говорит в тебе не убежденность.
Кое-что другое.
Тебе необходимо утвердиться
в своем моральном превосходстве,
остаться потерпевшей стороной,
чтоб этот разговор
уж точно не свернул в иное русло,
кроме тобой намеченного.
Нет, это не беседа.
Какое-то убожество.
Сука чертова.
Она:
Быть обманутой стороной хреново,
но выбора ты мне не оставлял,
решал все за меня.
Изображал раскаянье,
на терапии для супругов,
но и тут ты лгал.
Ты все-таки унылое говно.
Он:
Ты все перевираешь, сказанное мной.
Тебе пытаюсь объяснить,
что я мечтаю о десяти минутах
без выспренных твоих моралей,
а ты зовешь меня
говном унылым.
Кто бы мог подумать, что ты
так любишь обзываться.
Уж никак не я.
Даже после всех кровавых
разборок между нами.
Век живи, век учись.
Она:
Обрати внимание, что это говорит
мужчина, только что назвавший меня
сукой.
Тащусь с пакетами
из магазина.
А ты выходишь весь такой красивый,
насвистываешь, костюм шикарный,
пропахло все твоим одеколоном.
Холодным взглядом смотришь на меня,
как будто видишь в первый раз.
Деменция уже не за горами?
«Почему профессор фон Икс такой злой?» —
вопрошает Вирджиния Вулф. [59]
А я-то знаю.
Мы, женщины, пока что смеем тявкать.
Даже оказавшись на полу,
куда меня толкнули,
я продолжаю раздражать.
«Хватит скулить, заносчивая сучка!»
Достанет ли
еще слез
в океане?
Он:
Мне противно, что ты
такая коллективистка.
А я сам по себе.
И плаваю один.
Она:
Вот именно:
ты — золотая рыбка в аквариуме.
Твой тип стадности
мне абсолютно чужд.
«Мышление — спорт
только для бесстрашных», —
пишет Унсет.
А тебе-то
страшно.
Он:
Possible .[60]
Оруженосца или бравого солдата
ищи себе
в других местах.
Она:
С утра ты запустил
в меня стаканом,
взял вазу с фруктами, прицелился,
сдавил запястья мне,
к стене меня прижал,
гонялся в ярости за мной вокруг кровати,
швырнул меня туда,
сам — сверху
и схватил за горло.
«Кто это кричит так странно?» —
мелькнула мысль,
пока не подоспела помощь.
Тебе на самом деле стоит бы заняться
своими приступами гнева,
попить таблеточек.
Насилье нарастает,
чем это кончится?
Он:
Из себя меня выводишь только ты.
Поэтому сама и виновата.
Она:
Доктор Джекилл, мистер Хайд.
Как несексуально.
Он:
Ты — неудачница.
И не вали все на меня.
А я ведь так тебя любил,
всем недостаткам вопреки.
Она:
Тридцать лет прошло с той вечеринки,
где мы впервые встретились,
потом пошли ко мне.
Теперь ты говоришь,
что я тебе важна
для антуража.
Наверное, и прежде
Было так.
Я была надежной гаванью
и первоклассной маткой,
кормилицей семьи,
арендой без посредников.
С МЕНЯ ДОСТАТОЧНО,
ЧЕРТ ПОДЕРИ!
Он:
А мне всегда казалось,
что я тебе не нужен.
Странно,
но это так.
В руках табличка
с текстом:
«Я сама».
Всегда хотела
казаться сильной,
старалась дерзкой быть,
как Муа [61]:
баба может всё,
мужик не нужен
и всё такое.
Такая позиция,
какой бы сильной и достойной восхищения
ни была,
мужчин не привлекает,
они стоят в дверях —
всё сделано за них.
Союзом настоящим
это не назвать,
ибо смысл в том,
что ты вольна
прогнать его в любой момент.
Я говорю об этом с грустью в сердце
и без намека на упрек.
Она:
Понимаю.
Но как же горько.
Ты мне мстил за силу,
за то, как я пахала ради нас.
Ты понял все неправильно.
Ведь любви, чтоб выжить,
нужна свобода.
L’amour est enfant de bohéme. [62]
Власть демонстрировать
свою нельзя.
Заметил ты, что мои силы на исходе
и запрезирал сильнее.
Я к тебе взывала
без упрека,
ты в ярость приходил.
Тогда у нас еще был шанс
узнать, что означает близость.
СИЛЬНЫЕ ЛЮДИ НЕ ГНУТСЯ,
ОНИ ЛОМАЮТСЯ И РВУТСЯ .[63]
Тебе грех жаловаться
на мое терпенье.
Три десятка вместе — это вам
не фунт изюма,
не нравится — вали!
Я в ужасе,
ведь ты винишь
меня
в своем предательстве.
А я тебя любила до безумия.
Он:
Ты красноречиво объяснила,
что я — лишний.
И что прикажешь думать?
Она:
Нет,
не лишний,
а невыносимый
в своем эгоцентризме.
Он:
Хотелось бы отметить,
что это я тебе не нужен.
Иного вывода
я сделать не могу.
Она:
Не ты. Не нужен мне
король Самодовольный.
Он:
Мне точно так же не нужна
Святая.
Хоть в этом пункте
мы согласны.
Она:
Мы согласны по всем пунктам,
кроме одного: как нам положить
конец всей этой оперетке глупой.
От гнева задыхаюсь.
Он:
А я от горя задыхаюсь
и гибну от гипертонии,
но нам сегодня нужно сделать
два важных дела,
поэтому для споров
места нет.
Она:
Да пойми же.
Ты нерушимую любовь
сумел разрушить.
Schluss. [64]
Жизнь с тобою — ад:
грязный,
мелочный,
коварный.
Всегда презренье к женщине таится
за фасадом обаянья.
А, и еще:
Трусливый.
Низкий.
Cкупердяй
и скряга
В тебе нет щедрости.
Хоть раз меня за что-нибудь хвалил?
Он:
Что за жуткие припадки?
О чем все это?
Ты что, не понимаешь?
Невозможно слушать
того, кто так вопит
истошно.
И психи тоже
извергают массу
эпитетов обидных,
но разве ж это
разговор?
Эти сцены бесполезны,
и наше окружение на них
имеет право не смотреть.
Кроме тебя на свете есть другие люди.
Она:
Я сыта по горло.
Будь ты хоть
единственным на свете человеком,
я бы с тобою не связалась.
Ты мне противен.
Ты безнадежен.
Теперь, будь добр, оставь меня в покое.
Мне нужно поработать.
Он:
Строить из себя невинность,
на это дамочки всегда горазды.
Ведь вас же
так ужасно притесняют —
что хочешь делай,
все заранее простится.
Она:
Неужели моя жажда мужчины,
его любви или симпатии хотя бы —
мечта несбыточная.
Мне с ней расстаться надо?
ПОЛОЖИ МЕНЯ, КАК ПЕЧАТЬ,
НА СЕРДЦЕ ТВОЕ, КАК ПЕРСТЕНЬ,
НА РУКУ ТВОЮ… [65]
Как мне тошно.
А тебе?
Он:
Да.
Какая безнадега
и те же грабли
снова.
Она:
Так бывает,
обычное желание сбежать.
Вполне понятное, но лучше
в боль уйти.
Теперь это — наша жизнь.
Он:
И всё же мне милее
светлые мгновения
взаимопониманья.
В страдании нет смысла.
Она:
Тебе достаточно мгновений?
Какой самообман.
Он:
А больше ничего и нет.
Лишь редкие мгновения,
когда спокойно говорим друг с другом.
Вот откуда надо начинать,
а не с беспощадной
адской бойни.
Ты в чувствах превосходство
хочешь сохранить.
А если не выходит — злишься,
и тут весь дискурс ненависти
прет наружу.
Я же боюсь
приблизиться к тебе,
ведь девяносто пять процентов,
что отхерачат.
Хорошая метафора.
And that’s the way it goes.[66]
Она:
И я боюсь
и больше не осмелюсь
выпрашивать внимания к себе.
Непредсказуем, как гадюка,
в проявлении заботы.
Типа
What’s next? [67]
Стыд и позор —
вот это завсегда.
Он:
Но это ли не странно?
Тебе вечно нужно
намного больше слов, чем мне.
Она:
Тот, у кого есть власть,
ведет свою игру по-тихому.
Он:
Слушай, а ты забавная.
ДИДИ И ГОГО.[68]
Она:
Твое однообразное
тупое существованье
незавидно.
Цветной свет рампы с тобой везде.
Коньяк семь звезд
и черный лимузин.
Поанализировал бы лучше
свою жестокость,
она меня пугает.
Он:
Как бы тошно
мне ни было,
ты мне всегда докажешь,
что тебе еще тошнее.
Бесконечное бессмысленное
соревнование:
кто из нас невинней
и пострадал серьезней.
О’кей,
сдаюсь
и признаю: ты победила.
Достаточно?
Нет,
ты же хочешь оказаться правой
по всем пунктам
ad infinitum [69]:
воспитание детей,
выбор жилья,
сексуальность,
обустройство дома,
выбор друзей
и аккуратность педикюра.
Возможно, ты хотя бы
выбор вин
за мной оставишь.
Она:
Ты злишься, потому что я вдруг стала
говорить.
Я раньше в нашей жизни не решала
ничего.
Ты решал вопросы
воспитания детей,
выбора жилья,
твоей сексуальности
обустройства дома
выбора друзей
и педикюра.
Он:
Взгляни же на меня.
Я постарел на десять лет
с момента объявления войны.
Смеяться надо мной сегодня —
дело нехитрое.
Сначала выведешь меня
и радуешься — ведь в этот миг
ты можешь указать мне на мой гнев
и заявить:
ну, что я говорила.
Она:
Ты честен, только когда злишься.
При чем здесь я?
Война полов есть грязная борьба за власть.
Он:
Но в отношениях, которым тридцать лет,
все промахи записываются на обоих.
Что-то может получиться,
только если мы
смиримся с этим.
Она:
Нацисты бы пришли в восторг.
Obersturmbannführer .[70]
Ты бы утверждал высокопарно,
что и евреи тоже виноваты,
а то и больше виноваты
в войне,
что вы им объявили.
Сверхчеловеку нужен
недочеловек.
Ты и твоя порода
ни в коем случае
вину не признаёте
и не возьмете на себя ответственность.
Как мне твой мир противен.
Откуда тебе знать, как я отреагирую,
если ты прощения попросишь
за то, что перепутал борьбу за власть
с любовью.
Чего тебе терять?
Мы потеряли столько лет,
когда могли быть счастливы.
И это навсегда останется
нашей с тобой историей.
Посему настаиваю, говори:
стоит ли предательство того,
чтоб потерять меня
и то, что между нами было?
Неужто ты так мало мною дорожил?
Ты искренне считаешь,
что жена имеет право требовать одно:
чтоб муж приходил домой
и ей не изменял?
А в остальном он может,
как советский танк,
давить жену, детей и близких*
и жить как вздумается.
Ты объявил войну.
Не я.
Любое мое слово возвращалось бумерангом.
И с каждым днем режим
закручивал все туже гайки.
Чтоб рядом быть с твоим величеством,
мне приходилось целовать
ту руку, что меня и била.
Ты был король,
а я — служанка.
THE TAMING OF THE SHREW. [71]
Она:
Задай себе вопрос,
чем ты готов пожертвовать,
чтоб жить со мной
по-настоящему,
и ты поймешь,
о чем я.
С какой бы стати
мне нести вину за жизнь,
которую ты выбрал?
Я бы еще смогла, если бы поровну.
Ты власть свою использовал,
чтобы ломать меня,
глумился над депрессией моей.
Власть делала тебя
пупом земли.
Наш пакт теряет силу,
когда звонят из Комитета.
С чего ты взял,
что кто-нибудь еще
способен жить такою лживой жизнью?
Я хочу иметь дело с простыми
нормальными людьми,
а не со стадом приторных подлиз .[72]
Ты выиграл.
Я признаю себя
побежденным,
раздавленным,
убитым человеком.
Уж прости, что это видно.
Он:
Ну ты загнула.
Но есть не только жесткие слова.
Я тоже вижу
избитую до синяков
разочарованную нежность.
И это тяжелей всего.
Хоть плачь.
Иду в свой кабинет,
где все в твоих портретах,
и ощущаю неприятную
грустинку.
Хоть я частенько
вел себя, как идиот,
мне все же кажется,
что в самом главном
неправильно меня ты поняла.
Какая же разруха
будет после нас
если катастрофа
неизбежна.
Она:
Кьеркегор писал,
что жить можно, только глядя вперед,
а понять жизнь — только оглянувшись назад.
Ты правда хочешь попытаться?
Он:
Готов, хоть и дрожат колени.
Ощущенье мерзкое, но все же
я начинаю выходить из комы,
где наши жизни
были нереальны,
будто драный задник сцены,
где был я в главной роли.
Тут дело в двойственности,
но я ее могу увидеть
только мельком,
словно за одной звездой
виднеется звезда другая,
как смутный алый проблеск,
когда туда не смотришь.
Она:
Я — алая звезда надежды.
Зажги меня.
Он:
Не понимаю,
как мог я
так себя вести,
это все моя природа,
та двойственность, что
не дано мне было осознать.
Думая об этом так,
я понимаю
почти все, что ты сказала,
и тогда меня не ранят
те обвиненья тяжкие,
которые ты предъявляла.
Надеюсь,
эта ясность сохранится
и мистер Хайд не погрузит меня
опять во тьму.
Она:
Любимый,
если бы ты только мог себе представить,
какая сильная любовь
во мне бушует.
Не бойся!
ЕСТЬ ЗНАМЕНЬЕ .[73]
Сможешь ли ты
принять мою любовь
после всех наших
злоключений?
Начать со мной жить вместе
по-настоящему?
Он:
Да,
я думаю, что я готов
у бездны на краю.
Разве не жутко, что все
так далеко зашло?
Но враг внутри меня
ужасен.
Имя ему —
Демон самолюбованья.
Теперь я понимаю,
как в искушенье он меня
вводил и искажал
твой образ.
Она:
Мне кажется, что я впервые
так счастлива,
как с тобой сейчас.
Люблю тебя до боли
всем моим до синяков избитым сердцем.
Не потеряю и секунды
близости твоей.
Скорей поговори со мной о нас.
Он:
На самом деле
в нашем мире царит
ужасно эмоциональный климат.
И не должны ему мы поддаваться.
Однажды мы пообещали
что поразим весь мир
своей любовью.
Помнишь?
Она:
Сказал, что тебе на меня наплевать, —
так хорошо мне не спалось
уже давно.
Я так изголодалась
по честности,
что я на всё согласна.
От этой лицемерной
приторной ухмылки
меня сейчас стошнит.
МАВР СДЕЛАЛ СВОЕ ДЕЛО,
МАВР МОЖЕТ УХОДИТЬ. [74]
Какой абсурд! В отчаянии
я говорила себе так:
разведусь с ним,
но пусть он держит мою руку
перед смертью.
Теперь мне плохо
от одной лишь мысли,
что ты и смертный одр
мне испоганишь.
На улице увижу —
здороваться не стану.
Выглядишь отвратно,
идешь, как робот,
лицо застыло серой маской
и зубы сжаты.
Ты был всегда
психосоматик чертов.
Он:
Печально, что ты снова
заперлась
в своих галлюцинациях безумных.
Такого бреда я давно не слышал.
А жаль, ведь был момент,
когда казалось, что мы выходим
на фарватер.
Ты снова холодна и равнодушна,
как и неделей раньше,
что же тут поделать?
Бог знает, по какой причине,
но, если знает Он,
то мог об этом и не сообщать,
какая разница?
Она:
Знай, что для меня
ты — человек,
бегущий от семьи,
когда идет лавина.
Он:
Обычно это видимость,
что все налаживается,
ведь под конец
ты снова занимаешь
позу жертвы,
лишь там ты в безопасности.
Надеюсь, тебе в кайф.
И трали-вали.
Она:
Каждый сам кузнец своего счастья,
и у меня не вышло там,
где у тебя сложилось.
Простая философия.
Разделять и властвовать.
Аннексировать.
Anschluss. [75]
Придурок.
А еще хочет трахаться,
ха-ха.
Наверное, мучает меня
не горе,
а разочарование.
War alles umsonst?[76]
Он:
Ты мне глаза мозолишь.
Тыкаешь иголкой.
Если бы не это,
мне бы не пришлось
тобой пренебрегать.
Ты безумна.
Печально видеть, как на глазах
теряют разум.
Она:
А от чего теряю разум?
Твоя душа, как грязь, черна.
Он:
Ты в свою драму погрузилась
и в моей жизни участия не принимаешь.
Она:
Потому что меня достала
роль статистки,
которую ты мне отвел.
Он:
Задача женщин —
быть теплом и солнцем для своих мужчин.
Погода в браке резко изменилась —
вот загадка.
Куда же скрылось солнце?
Она:
Затменье
наступило
от отравленья атмосферы.
И я тебе не солнышко, кретин.
Я в твоей жизни
самый важный человек:
единственная женщина
и мать твоих детей.
МАТЬ СВОИХ ДЕТЕЙ МУЖЧИНА
ДОЛЖЕН НОСИТЬ НА РУКАХ. [77]
Не понимаю,
как вообще могла влюбиться,
приняв тебя за непослушное
дитя патриархата.
За вольнодумца смелого,
как я.
Хотя на самом деле
натягивал ты лук сильнее многих,
чтобы потом их застрелить.
Это называется — быть обманутой в корне.
Моя защита —
в неуменье
плохо думать
о ближнем.
По крайней мере раньше не умела.
Он:
Мне не хватает нимба.
Ведь мужики околевают раньше женщин.
Это биология.
Если бы я тебе открылся,
то был бы мертв давно.
Kusse, bisse, das reimtsich .[78]
Она:
Ты вырезаешь сердце мне.
И все же мнится мне какая-то
безумная надежда.
А что еще мне делать здесь?
ВСЕ, Я СДАЮСЬ,
РАСТИ НЕТ СИЛ .[79]
Проблема в том, что ты всегда
выбираешь the easy way out ,[80]80
ведь в глубине души ты жуткий трус.
Он:
Who cares .[81]
Критики не выношу.
В моем мире я прав
и все меня любят.
Она:
Ты всегда так точно знаешь,
почему другие мужчины
ведут себя по-свински,
обманывают,
используют
своих жен.
О других ты судишь по себе.
И разве для тебя все это не спектакль?
сыграешь близость,
сыграешь отдаленье,
сыграешь мужа,
отца сыграешь.
Он:
Ты все неверно понимаешь.
Ни в чем ты
ни хрена
не смыслишь.
Ведьма чертова.
Попробуй хоть к чему-нибудь прийти.
Она:
Раньше ты умел просить прощенья
или играть в побитую собаку,
придешь на цыпочках,
в карманах руки,
понурый лоб,
глаза на мокром месте.
И я всегда прощала,
мы смеялись
и продолжали
жить, любить.
Но всегда возвращались туда,
откуда начинали.
Как так получалось?
Ты тут же забывал, что
вызвало конфликт,
и было даже не на что сослаться.
И так я стала жить
совсем бессмысленной, ненастоящей
жизнью.
Mauvaise foi. [82]
Ты хоть спасибо мне сказал?
А я все лето бегала
с едой и судном,
когда ты подхватил радикулит,
чтоб я с тобой
осталась.
Когда я говорю,
что мои подруги
умирают в семьдесят,
ты говоришь,
что это от злости.
Твоей-то лютой злобе есть предел?
Ты на меня напал,
ударил в ванной,
два пальца вывихнул
и заявил, что спровоцировала я.
Онанисты убогие вы все.
Он:
Да кто тебе поверит.
Когда в тебе враждебность эта
по отношению ко мне возникла?
Всегда старался избегать
серьезных разногласий,
чтобы достичь в семье
взаимопониманья.
Неужели и правда нужно мыслить
одинаково?
Она:
Нет,
но нужно уважать
другого.
Он:
Стремлюсь я к звездам,
а ты к своей работе относишься
рационально.
Берешься лишь за то,
что можешь потянуть.
Она:
Какое оскорбление.
Ты ведь не знаешь, чем я занимаюсь
целый день.
Он:
Ты занимаешься своей маленькой сектой.
Она:
Да, половина природы женского рода .[83]
Он:
Ты много значила,
ты продолжаешь много значить
для меня.
Но мной командовать,
вертеть моею жизнью —
абсурдное стремленье.
Ты раньше думала,
что я никто,
с мальчишками
играю в бисер.
Она:
Ты же знал: я — феминистка,
когда я подобрала
тебя из той канавы
и жизнь тебе дала.
WHEN I’M SIXTY-FOUR. [84]
Он:
Твой феминизм казался мне неинтересным.
Я ждал, что ты переболеешь.
Хозяин в доме — мужчина.
Природе верю я.
Женщина слабее, чем мужчина.
Так всегда было,
есть и будет.
Тебя и так не слушают.
Ты — никто.
Ты — слишком глупая.
Она:
Уж много лет
друг друга мы не любим.
Когда-то были мы неуязвимы,
а потому, что видели друг друга
глазами возлюбленного.
Неужто не скучаешь по тем ты временам?
И как мы пережить сумели
эту осень?
И мир — словно заляпан жиром,
Нет ярких красок,
серое на сером.
Я равнодушно плелась вперед.
Больше ничего не помню.
Все так бессмысленно.
Что делаю я в этом браке,
в цивилизации,
в этой семье
и в этом мире?
КАКОЕ ВО ВСЕМ ОДИНОЧЕСТВО ![85]
Порою ненавижу я так сильно,
что лезет ненависть наружу, как кишечный
червь.
Нужно положить конец таким аффектам.
Мечтаю о том дне,
когда не буду чувствовать.
Он:
Ты решила
от меня избавиться.
Она:
Я до безумия тоскую по мужчине,
который желал бы мне добра.
Он:
В смысле
по мальчику
на побегушках.
И СТРАННО БУДЕТ ЗНАТЬ,
ЧТО ДО РАССВЕТА ДАНА МНЕ
ТЯЖЕСТЬ ГОЛОВЫ ТВОЕЙ. [86]
Она:
Помнишь ту чудную ночь,
когда я достучалась до тебя.
И ты тогда сказал, что понимаешь,
что нам необходимо вместе решать проблемы
в нашей жизни.
Он:
Чушь.
Я уже наутро понял, что
ты сама не знаешь, что несешь.
Она:
Но ты меня об этой перемене
уведомить забыл.
И наступили три недели счастья,
пока не поняла, что это —
еще одна
манипуляция твоя.
Твой вечный шахер-махер
мне как яд.
Двойная бухгалтерия изворотливости.
А еще эта вечная низкая,
презренная,
жалкая манера
валить все на меня.
Это уж слишком.
У нас отношения ad hoc[87].
СЕГОДНЯ ТЫ — ТОТ, С КЕМ ЖИВУ Я .[88]
Он:
Я не такой одноклеточный
и односторонний, как ты.
Я человек с потенциалом.
Меняю точку зрения.
Убеждения — это для высокоморальных
и озабоченных политикой
кретинов.
Она:
Как ты постелишь мне, так и придется спать,
ведь ты сейчас об этом?
Он:
Хватит уже месить одно и то же
дерьмо.
В юности я до смерти боялся
стать отбросом общества.
И был очень близок
к этому.
Сама же знаешь.
Она:
Потом явилась я, спасла тебя.
Создала тебе дом,
где ты и сел трудиться
над своей карьерой.
Меня бы следовало подвесить
за ноги на площади.
Другим чтоб было неповадно.
Он:
Тогда жизнь имела смысл.
Она:
Помнишь La conversation [89] Матисса
в Эрмитаже?
Метафора нашей любви:
он в пижаме,
женщина в халате,
беседуют, на заднем плане —
рай.
Он:
На мужчине блуза художника.
Он — художник, сделал перерыв.
«А обедать скоро?» —
спросил жену.
Она:
Ты меня ненавидишь.
Amor per me non ha, per me non ha. [90]
Он:
Товарищество.
Мы же не пара гомиков.
Она:
Ты мне богам казался равным.
А нынче: демон.
ВОТ-ВОТ УМРУ… ВОТ УМИРАЮ… [91]
Он:
Ты зазнаешься,
потому что хочешь
возвыситься, как я.
Она:
К чему ж все так стремятся?
Чего ж все так хотят?[92]
Холодный взгляд,
румянец нездоровый
и напряженный пенис.
Ты кидаешься в меня клише:
«в жизни есть взлеты и падения».
Расхожими банальностями:
«все дерьмо»,
психосоматикой своей,
болью в спине,
ноге
и в сердце.
И треплешь чушь
о низких побуждениях всех женщин
и называешь чернокожих «неграми».
После чего ты утверждаешь,
что дюже образованней, чем я.
Он:
У человечества два варианта:
фашизм
или же мелкобуржуазный эгоизм.
Твой же путь
на карте вообще не обозначен.
Она:
Не верю в эту чушь про the happy few. [93]
Видала я
твою элиту,
пойду своим путем.
Я лучше буду:
любить,
думать,
жить.
Он:
Да, да, да.
Итак, ты привела меня
туда, куда хотела:
к тотальной демифологизации.
Это тяжело.
Но без тебя
я бы утратил
радость жизни.
Она:
На самом деле во мне ты ненавидишь то,
что я всегда ловлю тебя
на слове.
Нынче это служит мне плохую службу,
поэтому ты стал предпочитать людей,
которых без труда ты водишь за нос
и можешь покупать,
вознаграждать,
пускать им пыль в глаза.
Я люблю того человека, каким ты
больше быть не хочешь.
Меня не купишь
и не проведешь.
Я — человек свободный.
Он:
А мне твоя идеология не симпатична.
Она:
Любимый мой
умел порадоваться
тому же,
чему бывала рада я.
И даже иногда
желал добра
без задних мыслей.
Мог без опаски рассказать,
о чем он думает,
шел ко мне за пониманием и получал его,
умел беззлобно посмеяться над
людскими недостатками,
своими,
моими и других людей
со мною вместе.
Он — добрый.
Любознательный.
И с юмором.
Готовый обсуждать
при этом без агрессии,
когда с ним кто-то спорил.
Мужчина этот радовался
моему приходу.
Он прижимался ко мне
в постели по ночам.
Я его помню.
Конечно,
ты его забыл,
но я-то нет.
ЛЕВАЯ РУКА ЕГО У МЕНЯ
ПОД ГОЛОВОЮ, А ПРАВАЯ
ОБНИМАЕТ МЕНЯ .[94]
Мой любимый мог прислать из Парижа
такую открытку:
«Привет, любимая!
Как только появляются идеи,
я тут же начинаю их тебе рассказывать,
как будто бы ты рядом.
Должно же быть возможно
жить и работать вместе!»
Вот кого я любила.
Он:
Господи Иисусе.
Вот это-то тебе я и пытался
втолковать, что для нас
такое невозможно.
Такие вот тирады.
Да ни в жисть.
Пожалуй, не стану тебе даже отвечать.
Хотя и мог бы,
но это ничего бы
не исправило.
Она:
Мне мерзко твое изощренное двуличье.
Ты сам-то от себя не устаешь?
Вечно лгать и себе и другим.
И говорю я не за тем, чтобы тебя обидеть.
Неужто ты совсем не сможешь,
когда все наконец закончится
и будет уже нечего делить,
принять то, что я чувствовала,
когда ты стал другим.
Он:
А что ты, собственно, в виду имеешь
под «принять»?
Я не собираюсь возвращаться
ко всем этим нападкам
на меня, на мою суть,
на то, во что я верю.
Ведь так прекрасно радоваться
тому, что нравится
без угрызений совести.
И падать,
если хочется упасть,
И подниматься,
если хочется подняться.
Твоих ценных указаний
и предложений по реформам
мне уже хватило
на всю оставшуюся жизнь.
Она:
Я не предлагала никаких реформ.
Это была любовь.
Клянусь тебе.
Я тебя любила
за то, что не такой, как я.
Он:
Одни твои слова
«ты стал другим»
меня отталкивают.
Отказываюсь
от нелюбви к себе.
От этого болеют.
Она:
Уж мне ль не знать.
Он:
Ежу понятно, это ты
стала смотреть на меня по-другому.
А остальное всё —
пустые препиранья,
и бог ты с ними.
Я принимаю твои чувства,
то есть знаю
об их наличии
и не испытываю
гнева.
Так что если ты
об этом,
то нет проблем.
Но и ты тогда
должна привыкнуть
к тому, что у меня другие чувства,
и не возмущаться по их поводу.
Брось выяснять, кто виноват,
глядишь, и перед нами
забрезжит свет во мраке.
Она:
Что значит «бросить выяснять, кто виноват»?
Я не врала тебе.
Я над тобой не насмехалась.
Я тебя не била.
You owe me my life. [95]
Он:
Все это болтовня.
Ну, получила пару дюжин
пощечин и пинков,
не более того.
Я тебя не избивал.
Да и кого тут бить?
Мстительную
феминистку?
Не вздумай возвращаться.
Она:
Прогнать меня на улицу —
чудовищно.
У меня даже нет ключа,
чтоб взять велосипед.
И где мне ночевать?
Ненормально
швыряться ноутбуком
мне вслед.
Ты что, не понимаешь?
НЕ ПОДЫМАЮТ РУКУ
НА СЕСТРУ СВОЮ. [96]
Он:
Прости мою брутальность.
Но ты-то хочешь ангелом казаться,
строишь из себя святую.
Она:
Ты не способен на самоанализ.
Ты непроходимо туп.
Ты — живая мумия.
Проснись.
Вот где наша жизнь здесь и сейчас.
Он:
Я всегда тебя любил,
хотел быть вместе,
радовался встречам.
Ты приходила в дом,
и все вокруг сияло.
Теперь ты из себя вываливаешь
набор фантазий на мой счет.
Она:
Человек не вправе
унижать ближнего.
Он:
Да,
тут ты права.
Я и не говорил,
что вправе унижать тебя
и мучить.
И если я такое делал,
то не из-за жестокости,
а по недомыслию.
Она:
Бреду по жизни,
словно идол деревянный,
лишь бы не ощутить
надежду.
И как-то мне все время неприятно
и днем и ночью.
Как после изнасилования:
чтобы пережить его,
должна ты сделаться
немой,
бесчувственной,
перенестись куда-то
в другое место.
ХОХОТ МЕДУЗЫ. [97]
Он:
Хватит уже брызгать ядом.
По мне, так ты без преувеличенья —
самый страшный человек
на свете.
Я мать свою боялся,
но ее я мог отвлечь на время,
чтобы она забыла о тропе войны.
Она:
Ты знаешь, что я права,
за это и ненавидишь.
Любовь — желать добра другому.
Осмеливаться выйти за пределы страха,
открыться,
слушать,
понимать,
пытаться.
А не стоя насмерть,
кулаком стуча,
трюизмы сыпать:
Мужчине до`лжно править Женщиной.
Ты помнишь только
гадости, что говорила я,
но не свои ужасные
сексистские словечки.
Я до тебя не достучалась.
Ведь это просто невозможно.
Ты не человек, ты — из тефлона.
Он:
В наших отношениях вся власть
в твоих руках.
Она:
Моя любовь закончилась,
запас ее иссяк.
Без малой толики поддержки не выдержит
никто.
И каждый раз в серьезном разговоре
ты только защищаешься
и почем зря меня поносишь.
Я виновата в собственном несчастье,
в жизни, которую ты так устроил
чтоб мною помыкать
и поколачивать меня,
а мне бы это нравилось.
Он:
Ты для меня — узда для лошади.
Она:
Нет,
твоя узда — высокомерие.
И что такого я в тебе нашла?
Ну, скажем, обаяние,
беспомощность по жизни,
купилась,
словно дурочка,
решила, что во мне ты ищешь ровню
и родственную душу.
А ты искал скорее
роскошный зад
и полный пансион,
и all inclusive [98],
продолженье рода.
И вот:
набор прогнивших предрассудков,
лжемудрость,
и упаковано роскошно и со вкусом.
Позор, позор, позор.
НАУЧИ МЕНЯ ГНИТЬ,
СЛОВНО ОПАВШИЙ ЛИСТ .[99]
Он:
Но неужели теперь мужчине
не быть мужчиной?
Она:
Я была твоим импресарио,
пока ты не нашел поинтереснее подмостки
в центре власти.
Пойми же наконец:
я ощущаю себя
кинутой.
«Связи длиною в жизнь —
важнейшее, что есть
между людьми», —
сказал ты как-то раз на званом ужине.
Их не разорвешь.
Но если связь поддерживает
только лишь один?
Он:
Полный бред.
Дай мне шанс.
Она:
Шанс, говоришь?
Значит, подумываешь,
как бы мной манипулировать
хитрее в следующий раз.
Он:
Какая белиберда.
Она:
Для тебя один лишь стимул —
восторг и поклонение.
А Комитет — наркотик.
Если не поможет даже
расставание со мной,
ты просто безнадежен.
Он:
С мамой нужно было
быть упорным.
Не перечить.
Под конец она всегда сдавалась.
Сейчас ты говоришь,
что сделала ошибку
в тот раз,
в кафе у моря.
И что ж ты не сказала мне:
«Давай скорее
разведемся»?
Я был к этому готов,
спокойно бы отнесся,
хоть было бы и больно.
Теперь же все сложнее,
ведь я больше не считаю,
что мы поступим правильно,
расставшись.
Наш крах,
конечно, связан
с разногласиями и несчастьем.
Нам надо прояснить
сложившуюся ситуацию.
Она:
Не знаю.
Как будто пленку натянули между
былыми чувствами к тебе
и ощущениями
после последних ссор.
С чего тебе протягивать мне руку?
Ты же видишь, что я тебе не верю.
В тебе так много того,
что для меня невыносимо.
Он:
Любимая.
Если взглянуть разумно
на наше положение,
то станет сразу ясно,
что лучше поскорее
развестись
и жить
своею жизнью.
Но такие вещи
решаются
не разумом,
а чувством.
Каким же чувством, спросишь ты.
Да тем, что возвращается,
когда мы вспоминаем,
как все было раньше.
Я много думал
и приходил
то к одному ответу,
то к другому.
Но что меня
в итоге убедило,
что было бы неверно
сдаться, —
это воспоминание о том,
как мы помирились
в кафе у моря.
Все вышло неожиданно.
Я шел на нашу встречу,
как идут
на собственную
казнь.
Я не сомневался,
что услышу твои условия
развода.
А это не случилось,
и было такое ощущенье счастья,
какого не припомню за все время
с наших первых лет.
Тебя увидел и отныне
Одну тебя лишь в мире зрю. [100]
Как будто
мир переменился.
Как фотография становится
цветной
из черно-белой.
Нет, даже ярче.
Внезапно мы заговорили
как близкие друзья.
Все стало здорово,
как раньше.
И это чувство никуда не делось,
пока мы ехали домой.
Оно осталось в плоти.
Ты скажешь, что затем
я его разрушил
моими вспышками,
но дело
несколько сложнее.
А что мне это говорит?
А то, что просто-напросто
в глубине души
по-прежнему
хотим быть вместе.
Вопреки здравому смыслу.
Но я уверен,
что мы оба, ты и я,
в душе бы ликовали
вновь и вновь,
если бы возникла
малейшая возможность
помириться по-настоящему,
жить вместе заново начать.
Она:
Ты прав.
Тогда я тоже вопреки всему
надежду чувствовала.
В первый раз
за нашу вместе жизнь
ты меня спросил,
что можешь сделать,
чтобы стала я хоть чуточку счастливей.
От радости я чуть не задохнулась.
Вдруг мой любимый снова сидел передо мной.
Мир вновь обрел и вкус и аромат,
а тело — очертания.
Проснулась чувственность, словно
березовый сок по весне.
В тот миг стоило жить.
Но мистер Хайд вернулся.
Хватило шести дней.
ЖЕНЩИНА МЕТАТЕЛЯ КИНЖАЛОВ. [101]
Он:
Сказал я, что сказал
и как сказал.
Отчего нынче ты протягиваешь руку?
Оттого что если мы
друг другу руку не протянем,
навеки будет поздно.
Я больше не могу ходить
через огонь и воду в той форме,
что ты меня неделями
и месяцами игнорируешь.
Прошу тебя, подумай очень серьезно.
А к положенью в свете
все это отношенья не имеет.
При нашем нынешнем раздрае
оно — пустяк ничтожный.
Она:
Когда минует кризис,
фасад твой снова всё
собой закроет.
Я же тебя знаю.
В любви все уверенья
недорогого стоят.
Он:
Я нынче не хотел бы рыться
в причинах моих последних вспышек,
и только потому,
что не хочу оправдываться.
Возможно, я чему-то научился.
Мне необходимо знать,
забыть тебя я должен
или нет.
Перелопатить жизнь
с учетом,
что ты в ней есть,
или же с учетом,
что нет тебя.
Я считаю, еще есть время задать этот вопрос.
Она:
Ты так меня пугаешь.
Своей жестокостью,
самовлюбленностью
и спесью.
И этот страх ты никуда не денешь.
Он:
Несимпатичные черты партнера
сами по себе не препятствие для любви.
I don’t like you, but love you .[102]
Не так ли
поется в старом шлягере?
YOU’VE REALLY GOT A HOLD ON ME .[103]
Видно, так обстоят дела.
Все дело в том, чего сама ты хочешь.
Она:
Какое оскорбительное сватовство.
Как будто ты и сам не понимаешь.
Он:
О чем же ты тогда мечтала,
когда сидели мы в кафе?
Кем был я для тебя в тот миг?
Загадка для меня.
Она:
Скажи ты это
десять,
шесть лет,
три года,
год назад,
возможно, я бы и решилась.
Но был тогда ты нем.
И глух.
Насмешлив.
Манипулятивен.
Груб.
Несдержан.
Стояла на коленях я,
молила о пощаде.
Он:
Как странно человеческое сердце,
а я, услышав,
как ты говоришь тем тоном,
какого я не помню много лет,
почувствовал такой покой
в душе.
Кроток, как овечка,
вот где это выражение, как ни странно,
на своем месте.
В тот миг, пожалуй,
ты могла бы просить меня
о чем угодно.
Я с радостью бы
бросился в залив
и одуванчик бы принес
тебе с другого берега.
Это был миг, что стоил
множества других, что прожиты в аду.
Я взглянул тогда
с безумною надеждой на наше будущее,
как полагаю,
и ты тоже.
Она:
Все одуванчики оставь себе.
Меньше меня бей.
Больше люби.
Он:
То, что потом случилось,
было для меня так же неожиданно,
как и для тебя.
Мне казалось,
что ты где-то не здесь,
ведь собиралась ты
в поездку.
Да,
и, как говорится, чувства
вскипели и полились через край.
И в полной подозрения душе моей
ты мысленно крутила в голове
то, что планировала говорить
на разных твоих конференциях
в течение недели.
И ты уже одной ногой
стояла за порогом.
Все это было
крайне несправедливо,
теперь я понял.
Но не извиняет
мое несдержанное поведенье
впоследствии.
Мне, честно, жаль,
что вел себя так грозно.
Наверное, тут дело в том,
что природная горячность
с годами увеличилась
как следствие начавшейся
гипертонии
и остеохондроза
из-за моей работы.
Я не знаю, что делают
с непропорциональной злостью
с чисто медицинской точки зренья.
Как-то не очень хочется
садиться мне на седативы,
ходить накачанным таблетками,
как пациент из психбольницы,
с замедленными моторикой
и речью.
Мои бета-блокаторы
снимают раздражительность,
но сделать ничего не могут
со зверскими аффектами.
Такую экзистенцию
мой организм уже не тянет.
Пойму, если сочтешь
это печальным
и малоинтересным.
Она:
К насилью склонность, может быть,
симптомом деменции
передних долей мозга.
Она меняет личность.
Я бы не бросила тебя с таким диагнозом
без помощи в подобной передряге.
Ты есть,
ты был
мужчина моей жизни.
Но опасаюсь я
в твоем присутствии
за собственную безопасность.
Поднимешь руку,
хочешь что-то взять в буфете, —
я пригибаюсь.
Стараюсь не стоять в углах.
Уж лучше на пороге
или поближе к двери.
Мой самый верный друг — панический
страх.
Он:
Я страшно мучаюсь,
что мы поговорить по-человечески
не можем.
Стараюсь думать
о случившемся
как можно меньше.
Правда, без особого
успеха,
но все же.
Теперь ложусь пораньше,
чтоб были дни короче.
Пытаюсь отодвинуть
ту страшную печаль,
что мной владеет.
Ведь если б я ее испытывал все время,
она бы меня просто раздавила.
И как бы ни было,
жить дальше
надо.
Она:
Трагедия — твое преображенье
у эшафота.
Я рыдаю,
но тебе боюсь поверить.
Он:
Мне кажется, искать сейчас ответ,
что верно, что неверно, —
непозволительная роскошь.
Вот замолчим,
и ты заметишь
что не желаю я тебе
ни капли зла.
И больше ни на что
уж не надеюсь.
Даже на то, что ты меня поймешь
и станешь уважать.
Но так или иначе я должен попытаться.
Молю о перемирии.
Она:
Я ничего так сильно не желаю.
И если б только я могла тебе поверить,
что сожалеешь искренне.
Он:
Вопрос вины вообще неинтересен.
Дамочки постоянно ноют на эту тему.
Нужно уметь
прощать великодушно.
Но великодушье в нашем браке
не очень-то прощалось.
Нужно уметь перечеркнуть, что было,
и дальше двигаться.
Она:
Но не без Wiedergutmachung[104].
Помилование есть для всех.
Я с радостью прощу тебя,
прощу
от всего сердца.
Und ewig wäre sie dann mein .[105]
Все, что ты должен сделать, —
попросить прощения.
Иначе не поймешь ты
что причинил своей любимой.
И сделаешь так снова.
ВСЕ ДНИ,
ВСЕ НОЧИ. [106]
Он:
Я ничего не должен.
Она:
Пусть камнем надгробным ляжет
на жизни моей любовь. [107]
Он:
Я знаю вас, женщин.
Вы все — мимозы.
Она:
Добро пожаловать
домой,
себе я говорю.
Эбба Витт-Браттстрём — филолог, литературный критик, журналист, одна из ключевых фигур феминистского движения в Швеции с 1970-х гг. В 2016 г. опубликовала дебютный роман «Сага века: битва за любовь», вызвавший бурную дискуссию среди читателей и критиков. Экспериментальный роман в стихах состоит из кратких поэтических строф о том, как разводятся интеллектуалы, о сложности взаимоотношений мужчины и женщины в современном мире. Перевод выполнен по: Ebba Witt-Brattstrom. Arhundradets karlekskrig: [punktroman]. Norstedts. 2016. Опубликовано на русском языке по согласованию с Norstedts Agency.
1 Мэрта Тикканен (род. в 1935 г.) — финско-шведская писательница, видная фигура феминистского движения. В 1978 г. вышел ее новаторский роман в стихах «Любовная сага века». (Примеч. переводчика; далее не указывается)
2 Драма Августа Стриндберга (1900). (Примеч. автора)
3 Не убивай гонца, принесшего плохую весть (англ.).
4 Генрих фон Клейст, «Пентиселея» (1808). (Примеч. автора)
5 Хорошего дня (англ.).
6 Настроений (англ.).
7 Бездоказательные аргументы, высосанные из пальца (лат.). (Примеч. автора)
8 Ты сказал, что я тебя убила — преследуй же меня! (англ.). Эмили Бронте, «Грозовой перевал» (1847). (Примеч. автора)
9 Психоаналитик (англ.).
10 Братец меньший (нем.). Лу-Андреас Саломе в письме своему любовнику, психоаналитику Виктору Тауску (1913). (Примеч. автора)
11 «Газовый свет» — триллер Джорджа Кьюкора с Ингрид Бергман и Шарлем Буайе (1944). (Примеч. автора)
12 После нас хоть потоп (фр.). Высказывание, приписываемое маркизе де Помпадур (1721—1764), фаворитке Людовика XV. (Примеч. автора)
13 Каждая жизнь проходит, / Когда сам этого не замечаешь, / Всего можно лишиться, / Когда остаешься тем, кто есть (нем.). Иоганн Вольфганг Гёте. «Западно-восточный Диван» (1819). (Примеч. автора)
14 Дурак (нем.).
15 «Avanti a lui tremava tutta Roma!» Реплика Тоски, после того как она заколола шефа полиции барона Скарпиа, который пытался изнасиловать ее. Из оперы Пуччини «Тоска» (1900). (Примеч. автора)
16 Пожалуйста (англ.).
17 Из романа Элин Вэгнер «Перьевая ручка» (1910). (Примеч. автора)
18 Пьеса П.- У. Энквиста (1975). (Примеч. автора)
19 Роман Ганса Фаллады «Маленький человек — что дальше?» («Kleiner Mann — was nun?»; 1932). (Примеч. автора)
20 Главная героиня пьесы Ибсена «Кукольный дом» (1879).
21 Муа Мартинсон, «Венчание» (1938). (Примеч. автора)
22 Очень жаль (англ.).
23 Название романа Лены Андерссон (2013). Юридический термин, обозначающий самовольное присвоение чего-то, что человек не намерен оставить себе (глава 8, § 8 Уголовного кодекса). (Примеч. автора)
24 Дословно — «бог из машины» (др.-греч.). Сценографическое решение в античном театре: бог спускается на землю, чтобы спасти человека, оказавшегося в опасной ситуации. (Примеч. автора)
25 «Отдых воина» — роман Кристиана Рошфора (1958). (Примеч. автора)
26 «Дневник обольстителя» — роман Сёрена Кьеркегора (1843). (Примеч. автора)
27 Жаждущие славы и чести (нем.). (Примеч. автора)
28 Дайте мне умереть (ит.). Первая строка плача Ариадны на острове Наксос после предательства Тесея. Из оперы «Ариадна» Клаудио Монтеверди. (Примеч. автора)
29 Что в этом для меня? (англ.).
30 Карин Бойе, «Очаги» (1927). (Примеч. автора)
31 Имя одного из гномов в диснеевском мультфильме «Белоснежка и семь гномов».
32 Ух ты! (англ.).
33 Должно быть: «Il capo dei capi», самый главный босс в итальянской мафии. (Примеч. автора)
34 Лена Андерссон, «Самовольное присвоение» (2013). (Примеч. автора)
35 Феминистский термин, означающий снисходительную манеру, в которой мужчина объясняет женщине нечто, что, по его мнению, слишком сложно для ее понимания.
36 «И солнце ясное Твое опять взойдет, благодарю Тебя, о Боже». Юхан Улоф Валлин, псалом 420 (1814). (Примеч. автора)
37 Рене Жирар, «Ложь романтизма и правда романа» (1961). (Примеч. автора)
38 По ходу дела, в процессе (нем.).
39 Вильям Шекспир, «Ромео и Джульетта» (1597). (Примеч. автора)
40 Анна Мария Леннгрен, «Мальчики, или Я вспоминаю дивные дни» (1797). (Примеч. автора)
41 С глаз долой — из сердца вон (нем.). (Примеч. автора)
42 Август Стриндберг, «Пляска смерти» (1900). (Примеч. автора)
43 Туве Янссон, «Осенняя песня» (1965). (Примеч. автора)
44 Входи, я дам тебе приют от бури (англ.). Боб Дилан, «Кровь на рельсах» (1975). (Примеч. автора)
45 Песня Ульфа-Педера Олруга (1937) по роману Дороти Сэйерс «Убийству нужна реклама» («Murder Must Advertise»; 1933). (Примеч. автора)
46 «Не ищу ни власти, ни блеска <…> только ангела, Боже, мне дай. Дай мне дом на родимой земле». Сакариас Топелиус, «Рождественский псалом» (1887). (Примеч. автора)
47 Соня Окессон, «К вопросу о браке» (журнал «Мир в доме», 1963). (Примеч. автора)
48 Достал. (англ.).
49 Мне снилось и т. д. Эдит Сёдергран, «Чудо», «Страна, которой нет» (1925). (Примеч. автора)
50 Одна пришла и т. д. Эдит Сёдергран, «Одна», «Тень будущего» (1920). (Примеч. автора)
51 Всезнайка (нем.).
52 Персонаж «Сказок дядюшки Римуса» Джюэля Харриса.
53 Лив Стрёмквист, «Чувство принца Чарльза» (2010). (Примеч. автора)
54 Каждый сперматозоид священен (англ.). («Смысл жизни по Монти Пайтону», британская кинокомедия, 1983). (Примеч. автора)
55 Сельма Лагерлёф, «Сага о Йосте Берлинге» (1891). (Примеч. автора)
56 Держи меня в курсе (англ.).
57 Что-то есть в том, как она движется (англ.). Джордж Харрисон, «Нечто», «Битлз», альбом «Аббатская дорога» (1969). (Примеч. автора)
58 Лена Андерссон, «Самовольное присвоение» (2013). (Примеч. автора)
59 Вирджиния Вулф, «Собственная комната» (1929). (Примеч. автора)
60 Возможно (англ.).
61 Имеется в виду писательница Муа Мартинсон.
62 Любовь — дитя богемы (фр.). Цитата из арии «Хабанера» из оперы «Кармен» (1875) Жоржа Бизе. (Примеч. автора)
63 Цитата из романа в стихах Мэрты Тикканен «Любовная сага века». (Примеч. автора)
64 Конец (нем.).
65 Песн. 8:6. (Примеч. автора)
66 Так и живем (англ.).
67 И что дальше? (англ.)
68 Персонажи пьесы Сэмюэля Беккета «В ожидании Годо» (1952). (Примеч. автора)
69 До бесконечности (лат.).
70 Оберштурмбаннфюрер (нем.).
71 Вильям Шекспир, «Укрощение строптивой» (1590). (Примеч. автора)
72 Муа Мартинсон в письме к Карлу Ульссону, редактору издательства «Тиден», от 13 июля 1938 года. (Примеч. автора)
73 Перифраз строки из псалма 256 Ильвы Эггехурн (1972): «Не бойся. Есть тайное знаменье». (Примеч. автора)
74 Фридрих Шиллер, «Заговор Фиеско в Генуе» (1782). (Примеч. автора)
75 Присоединение, аншлюс (нем.).
76 Всё было зря? (нем.). Цитата из романа Кристы Вольф «Город ангелов» (2010). (Примеч. автора)
77 Цитата из романа Агнеты Плейель «Зима в Стокгольме» (1997). (Примеч. автора)
78 Влеченье, мученье — рифмуются (нем.). Из трагедии Генриха фон Клейста «Пентесилея».
79 Перифраз строчки из сборника «Книга Йорана» (1916) Эльзы Бесков («„Пусти, мне нужно вверх“, — сказал росток, распухший от силы, сияя надеждой»). (Примеч. автора)
80 Здесь: путь наименьшего сопротивления (англ.).
81 Кому какое дело (англ.).
82 Дурная вера (фр.). Ключевое понятие в философии экзистенциализма, использованное Симоной де Бовуар в книге «Второй пол» (1949) и относящееся к женщине, расставшейся со своей самостью ради любви к мужчине. (Примеч. автора)
83 Строка из стихотворения Вавы Штюрмер.
84 Когда мне исполнится шестьдесят четыре (англ.). Пол Маккартни. «Битлз». Из альбома «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера». (Примеч. автора)
85 Карл Уве Кнаусгорд, «Страна циклопов» (газета «Дагенс Нюхетер», 19 мая 2015). (Примеч. автора)
86 Из стихотворения Эдит Сёдергран «День остывает…», сборник «Стихотворения» (1916). (Примеч. автора)
87 Только для этого случая (лат.).
88 Мэрта Тикканен, «Любовная сага века» (1978). (Примеч. автора)
89 Беседа (фр.).
90 Она меня не любит, не любит (ит.). Ария короля Испании Филиппа II из оперы Джузеппе Верди «Дон Карлос» (1867). (Примеч. автора)
91 Сапфо (ок. 630—570 г. до н. э.), фрагмент 31. (Примеч. автора)
92 Перифраз стихотворения Анны Марии Леннгрен «Мальчики» (1876).
93 Узкий круг счастливчиков (англ.).
94 Песн. 2:6. (Примеч. автора)
95 Ты мне должен жизнь (англ.).
96 Петер Сандстрём, «Сестра» из сборника «Тебе, которой нет» (2012). (Примеч. автора)
97 Элен Сиксу, «Хохот Медузы» (1975). (Примеч. автора)
98 Все включено (англ.).
99 Анн Йедерлунд, «То, что когда-то было лугом» (1988). (Примеч. автора)
100 Юхан Хенрик Чельгрен, «Новое творение или воображаемый мир» (1790). (Примеч. автора)
101 Роман Черстин Экман (1990).
102 Ты мне не нравишься, но я тебя люблю (англ.).
103 Здесь: я весь в твоей власти (англ.) Смоки Робинсон, «Миракль» (1962). (Примеч. автора)
104 Искупления, возмещение, репарация (нем.).
105 И тогда она будет вечно моей (нем.). Любовная ария Тамино из оперы Вольфганга Амадея Моцарта «Волшебная флейта» (1791). (Примеч. автора)
106 Пьеса Маргареты Гарпе (1992). (Примеч. автора)
107 Анна Ахматова, «Смятение», из сборника «Четки» (1914). (Примеч. автора)