Перевод Натальи Асеевой
Опубликовано в журнале Звезда, номер 2, 2019
Луве Аллансон из Кальмара расположился в самом дальнем конце лекционного зала. Перед ним сидело еще около сорока молодых людей и несколько девушек, собирающихся изучать в университете химию, — все они ожидали прихода профессора, который должен был прочитать вводную лекцию. Некоторые студенты тихо болтали и как будто уже знали друг друга, большинство же сидело молча, словно впервые видя остальных. Луве задумался о том, что происходит у них в головах: ждут ли они начала учебы с таким же нетерпением, как он? Кто-то, возможно, да — они ведь сами выбрали именно эту программу. Однако Луве сомневался в том, что кто-то из студентов пребывал в таком же восторге. Десять лет он ждал того момента, когда наконец сможет начать заниматься тем, о чем всегда мечтал; когда его перестанут окружать ошалевшие от гормонов подростки-гимназисты, постоянно выпендривающиеся перед противоположным полом, в то время как он сам осознанно готовился к взрослой жизни — жизни химика.
Луве Аллансон попытался вспомнить, когда в нем впервые пробудился интерес к молекулам. Ему было не больше десяти, когда отец начал брать его с собой в мастерскую, где Луве смешивал разные жидкости, чтобы узнать, что из этого выйдет. В основном не получалось ничего, однако периодически смесь начинала пузыриться и шипеть. Иногда изменения невозможно было увидеть невооруженным глазом, однако, на самом деле, они происходили. Например, как-то раз Луве открыл банку с масляными красками и добавил в нее смесь из соли и сахара — его отец очень разозлился, обнаружив результаты опытов несколько дней спустя при покраске оконных рам.
Однако вместо того, чтобы в соответствии с кодексом хорошего родителя устроить сыну взбучку, отец подарил маленькому Луве «Набор юного химика», состоявший из нескольких пробирок, горелки, пинцета и других мелочей для проведения простых экспериментов. За несколько месяцев Луве полностью использовал потенциал данного набора, проведя абсолютно все возможные эксперименты.
Как ни удивительно, интерес Луве к химии так и не ослаб в течение всех последующих лет. В отличие от своих друзей, он никогда не колебался при ответе на вопрос о будущей профессии:
«Я стану химиком», — говорил он с такой непринужденностью, что это удивляло даже его самого в тот момент, когда он предавался воспоминаниям в лекционном зале университета.
Оставалось только понять, с какого момента человек имеет право называть себя химиком. Сдав выпускной экзамен по основному предмету? Защитив докторскую диссертацию? Или получив должность в лаборатории или университете? Не то чтобы его волновали все эти регалии — важнее всего для Луве была возможность заниматься самым интересным и захватывающим на свете делом.
В этот момент дверь в аудиторию открылась, и в зал вошел улыбающийся мужчина лет шестидесяти. Под мышкой он нес пачку бумаг, которые пребывали в таком же беспорядке, как и у большинства вечно занятых и немного рассеянных профессоров.
— Позвольте поздравить вас с началом изучения химии! — совершенно искренне воскликнул он. — Меня зовут Арне Берцелиус, и я профессор неорганической химии.
Луве не мог отвести взор от возникшей за кафедрой фигуры. Он не раз встречал имя профессора Берцелиуса в учебниках и научных статьях — тот был, что называется, столпом данной науки, ученым, чьи слова облетали весь мир и воспринимались исключительно серьезно. И у такого человека нашлось время поприветствовать новых студентов! Луве счел это добрым предзнаменованием, ровно как и то, что его учеба началась с блистательной часовой лекции Берцелиуса, в которой тот рассказывал о невероятном мире химической науки, современных знаниях о молекулах, слабых и прочных связях между ними, а также более подробно о том, что науке еще только предстояло объяснить, — а это ведь самое главное. Наслаждению Луве не было предела, и он жадно ловил каждое слово, слетавшее с уст Берцелиуса.
— Это еще только начало! — закончив рассказ, произнес Берцелиус и посмотрел на собравшихся, но не на всех разом, а на каждого в отдельности. — Если среди вас есть те, кто выбрал химию, ткнув пальцем в небо, самое время встать и выйти. Здесь нечего стыдиться. Эта наука подходит не всем и интересна далеко не каждому. Представьте, что было бы, выбери каждый из тридцати пяти тысяч наших студентов химию в качестве основного предмета?
На мгновение Берцелиус умолк, по ощущениям Луве, может, даже на целую минуту. Казалось, профессор хочет дать студентам время подумать, как будто ему действительно важно, чтобы никто из них не начал изучать химию по воле случая или в результате необдуманного выбора. Но ни один студент не встал.
— Вот как! — воскликнул Берцелиус. — Тогда пора начинать перекличку!
Для этого профессору пришлось первым делом порыться в лежащих перед ним бумагах. Найдя нужный список, Берцелиус начал зачитывать имена. Несмотря на то, что в аудитории сидело сорок с лишним человек, он все-таки нашел время на то, чтобы задать каждому из них несколько вопросов: откуда они, в какой гимназии учились и почему остановили свой выбор на химии?
Поскольку фамилия Луве начиналась на «А», его назвали одним из первых. На вопрос о том, почему он выбрал химию, Луве четко и ясно ответил:
— Потому что на свете нет ничего лучше.
Берцелиус утвердительно кивнул и посмотрел Луве прямо в глаза.
— Я, безусловно, согласен, — начал он, — однако не стоит забывать, что за пределами химии тоже есть жизнь.
И тут он обратился уже ко всем:
— Если вы хотите стать хорошими учеными, вы также должны быть хорошими людьми. Я слишком часто встречал исследователей, которые не желали делиться своими достижениями, не умели сотрудничать с коллегами или совершенно не воспринимали критику. Открытость, честность, отсутствие предрассудков, уважение к чужому мнению, взаимопонимание и, конечно, равенство — главные качества настоящего ученого. Тот, кто не желает серьезно относиться к замечаниям коллег из-за их пола, цвета кожи или национальности, не может считаться не только достойным человеком, но и достойным ученым. Данные понятия разделять нельзя, а это случается слишком часто. Тот, кто считает себя лучше других только потому, что он — хороший химик, глубоко ошибается.
Слова Берцелиуса бомбой взорвались в голове Луве Аллансона. Ничего подобного он в жизни не слышал и даже не задумывался об этом.
Через час Луве вышел из аудитории практически другим человеком, быть может, он даже стал чуточку лучше. Он осознал, что быть талантливым химиком не достаточно для того, чтобы пожинать плоды упорных трудов. Нужно также быть человеком, и не самую малость, а в полном смысле этого слова.
Тем не менее, подобные мысли не помешали Луве первым делом отправиться в книжный магазин и накупить учебной литературы на семестр вперед. После этого он зашел в кафе, чтобы спокойно полистать новые книги, изучить план занятий и внести расписание в ежедневник. По дороге в общежитие Луве пришел к выводу, что это лучший день в его жизни — остается только приложить максимум усилий для того, чтобы и дальше все продолжалось в том же духе.
За следующие два года в жизни Луве Аллансона ничего особенного не произошло, однако это не означало, что они были скучными или бессмысленными. Напротив, по мнению самого Луве, он непрерывно развивался не только как личность, но и как будущий химик. На всех экзаменах он, разумеется, получал отличные оценки, и уже после защиты магистерской к нему стали относиться как к перспективному молодому человеку, на которого стоит «сделать ставку». Защита докторской рассматривалась как нечто само собой разумеющееся, вопрос заключался только в наличии финансирования.
Сам Луве не забыл ни вводную лекцию профессора Берцелиуса, ни его самого. Когда пришла пора выбирать тему и предмет диссертации, Луве без тени сомнения обратился именно к нему. За годы обучения ему не раз попадались толковые преподаватели, однако никому из них не удалось произвести на Луве столь же сильного впечатления, как Берцелиусу. Даже выбор будущего предмета исследования был скорее определен преклонением Луве перед профессором, нежели глубоким интересом к сфере его научных изысканий, в которую входили соединения и связи между молекулами азота. Вникнув в ситуацию, профессор Берцелиус принял Луве с распростертыми объятиями — он должен был стать его последним аспирантом перед выходом на пенсию и продолжателем его дела. На том и порешили, пусть даже и не произнеся это вслух.
Они быстро договорились о цели исследований Луве, а именно о попытке посредством проведения дополнительных и более точных экспериментов наконец доказать гипотезу Берцелиуса, которую тот успешно защищал в ходе своей карьеры и которая, в целом, признавалась научным сообществом и считалась «истинной, пока не будет доказано обратное». Вопрос заключался только в небольших отклонениях в поведении молекул азота при определенных температурах, исчерпывающее объяснение которым теория Берцелиуса дать не могла — данный факт признавал и он сам. Как и многие другие, профессор был убежден, что проблема заключалась в неточности экспериментов, проведенных в попытке опровергнуть его теорию. Поэтому Луве Аллансону предстояло провести более тщательные опыты по уже существующей схеме. В этом ему должны были помочь измерительные приборы последнего поколения, способные исключить все потенциальные источники погрешностей.
Берцелиус помог Луве подать заявку на финансирование необходимого оборудования, а также найти деньги на лаборанта, который должен был выполнять практические задачи. Им стала девушка по имени Анастасия, взявшаяся за работу с большим усердием и всей серьезностью. Еще в начале обсуждения плана проведения экспериментов Луве заметил, что иногда ему сложно полностью сконцентрироваться на работе. Периодически его внимание переключалось с оборудования на темные глаза Анастасии.
Луве старался сделать все возможное для того, чтобы Анастасия не стала помехой в их работе. Задаваться вопросом о том, что бы он делал, не появись в его жизни Берцелиус, было, естественно, бесполезно — ведь экспериментировать с жизнью можно только мысленно. Самое меньшее, что Луве мог сделать, чтобы отблагодарить профессора за поддержку, — вложить всю душу в предстоящее исследование. Он уже представлял себе тот день, когда сможет сообщить Берцелиусу о том, что гипотезу всей его жизни, сделавшую его известным в мире науки, опровергнуть невозможно. А отмеченные ранее отклонения действительно свидетельствовали о том, что более ранние эксперименты являлись неточными. Немного удачи и упорства могли бы помочь Луве преподнести результаты исследований Берцелиусу в качестве прощального подарка перед выходом на пенсию.
Именно поэтому Луве с недовольством замечал, что теряет драгоценное время слишком часто, а иногда даже и неожиданно, утопая в темных глазах Анастасии. У него хватало ума понять, что происходит: впервые в жизни Луве стал жертвой совсем других химических реакций, о которых никогда не рассказывали в университете. Реакций, которые происходили в нем совершенно бесконтрольно и с которыми он ничего не мог поделать, даже если б захотел. Однако вскоре Луве понял, что желания остановить их у него и нет.
Луве Аллансон чувствовал, что пропал — им овладели силы, совершенно ему непонятные. Он купил книгу, написанную женщиной-биологом, которая пыталась объяснить химическую и биологическую природу влюбленности. В труде говорилось о размножении, ферментах и запахах; автор утверждала, что любовь с первого взгляда является попыткой природы установить связь, которая должна обеспечить продолжение рода…
Данная книга не сильно помогла Луве — пытаясь по возможности трезво рассуждать о своих чувствах, он пришел к выводу, что они очень далеки от биологии и химии. Вполне возможно, что при приближении к Анастасии в его организме происходил выброс дофамина, однако почему его вызывала именно она, и никто другой, оставалось загадкой.
К тому же в этом труде ничего не говорилось о самом главном: как понять, что чувства взаимны? С точки зрения здравого смысла это довольно легко — стоит лишь спросить. Однако от одной мысли о том, что можно подойти к Анастасии и произнести: «Я люблю тебя. А ты меня?» — у Луве начинала кружиться голова. Даже не имея опыта в делах сердечных, он четко понимал, что все не так уж и просто.
Луве хотелось поговорить с кем-то, чтобы эта невыносимая ситуация наконец разрешилась. Но с кем? Достаточно быстро Луве понял, что помочь ему может только сам Берцелиус. Он до сих пор помнил речь профессора на вводной лекции, когда тот говорил о необходимости жить полной жизнью, если хочешь стать хорошим ученым, о том, как важно быть не только талантливым исследователем, но и хорошим человеком. С тех пор Луве старался следовать его напутствиям: никогда не шел по головам, щедро делился своими результатами и идеями, прислушивался к критике коллег и всегда старался провести грань между человеком и делом. Все шло прекрасно. Но как быть и хорошим, и влюбленным человеком одновременно? Этого Луве не понимал.
Берцелиус принял его в своем кабинете и, как всегда, пожал ему руку.
— Как идет работа? — поинтересовался он. — Есть успехи?
— Ну да, — начал Луве, — но дела шли бы еще лучше, если бы я мог полностью сосредоточиться на экспериментах.
Берцелиус, как водится в таких случаях, поднял бровь.
— Дома все хорошо? — обеспокоенно спросил он.
Луве кивнул. Его щеки залились легким румянцем.
— Дело в Анастасии, — тихо произнес он.
— Анастасии? Она плохо выполняет свою работу?
— Нет-нет, — быстро ответил Луве, — она отличная лаборантка.
— В чем же тогда проблема?
— В общем-то, ни в чем, но…
Губы Берцелиуса тронула легкая улыбка. Понял ли он, к чему все идет? Луве был готов провалиться сквозь землю, он не знал, куда деваться, и чувствовал себя полным идиотом.
— Так в чем же дело?
Луве глубоко вздохнул.
— Из-за нее я не могу сосредоточиться на работе.
Улыбка Берцелиуса стала еще шире.
— И почему же? Она слишком много разговаривает?
Внезапно Луве понял, что Берцелиус просто по-дружески дразнит его, и улыбнулся.
— Я просто-напросто влюбился.
— И ты, видимо, думаешь, что я этого не заметил? — Луве слегка покачал головой. — Заметил. Как и все, кто работает в лаборатории, в том числе Анастасия. Ты уже признался ей?
— Пока не осмелился.
— Тогда могу только сказать, что самое время это сделать.
— А как же эксперименты? Мы ведь потеряем драгоценное время!
Берцелиус встал из-за стола, подошел к Луве и положил руку ему на плечо.
— Мой дорогой друг! — начал он. — В жизни есть более важные вещи, чем кружение молекул азота в облаке газа. Учитывая сложившуюся ситуацию, тебе пора бы понять это.
— Но…
Луве прикусил язык. Он чуть не раскрыл Берцелиусу свою тайну — план подарить ему доказательство гипотезы перед выходом на пенсию.
— Никаких «но». Месяцем больше — месяцем меньше, какая разница. Предлагаю тебе пойти в лабораторию и пригласить Анастасию на ужин в хорошее место.
— Обязательно, — облегченно выдохнул Луве, — так и сделаю.
Когда Луве уже уходил, Берцелиус похлопал его по плечу.
— Любовь дает человеку гораздо больше энергии, чем витамины, — напоследок произнес профессор.
В тот же вечер Луве и Анастасия сидели в ресторанчике за бокалом вина и смотрели друг другу в глаза. Все было предельно ясно. По правде говоря, в первые дни после этой встречи влюбленные не сильно продвинулись в своих научных исследованиях. Ведь им предстояли открытия совсем иного толка, чем движение молекул в облаке газа. Луве и Анастасии приходилось собирать в кулак всю волю, чтобы держаться друг от друга на расстоянии в стенах лаборатории.
Месяца два спустя яркое чувство новизны немного улеглось и сменилось тихим ощущением счастья, в основном разгоравшимся дома у Луве или Анастасии. Как и предсказал Берцелиус, любовь наполнила их обоих энергией, часть которой была вложена в работу.
Однажды Луве рассказал Анастасии о разговоре с Берцелиусом и бесценных советах, полученных им от профессора.
— Я очень многим ему обязан, — с плохо скрываемой теплотой в голосе произнес Луве.
— Мы очень многим ему обязаны, — поправила его Анастасия.
Именно в этот момент Луве поведал своей любимой о том, как собирался отблагодарить Берцелиуса перед выходом на пенсию. Радости Анастасии не было предела, и она тут же пообещала сделать все возможное, чтобы помочь.
— Я так и знал! — воскликнул Луве. — Теперь ничто не помешает нам достичь цели!
В последующие два года в лаборатории царила такая же идиллия. Луве и Анастасия много работали и любили друг друга так же сильно, как и прежде, пусть и не так пылко. Работа шла гладко и воспринималась всеми исключительно серьезно, поскольку день вручения прощального подарка был уже не за горами.
Тем временем добиться желаемых результатов им никак не удавалось. Более того, некоторые наблюдения, осуществленные с максимально возможной точностью, казалось, только усложняли процесс доказательства гипотезы Берцелиуса. Чем тщательнее Луве и Анастасия проводили измерения, тем больше становился разрыв с данными, к которым они должны были прийти.
— Ничего не понимаю, — жаловался Луве после очередной провальной серии экспериментов, — мы проверили все несколько раз и исключили все возможные источники погрешностей. Что мы делаем не так?
На грани отчаяния он схватился за голову. Не стоит забывать, что это был первый случай в карьере Луве, когда действительность не желала идти ему навстречу.
— Такими темпами мы никогда не завершим наши эксперименты! Три года исследований — и все впустую!
Луве поднял глаза.
— Естественно, не считая того, что мы нашли друг друга, — добавил он.
Анастасия долго смотрела на него полным любви взглядом и наконец спросила:
— А ты уверен, что это мы делаем что-то не так?
Луве ощутил что-то вроде легкой паники.
— Что ты имеешь в виду?
Анастасия молчала.
— Ты ведь не хочешь сказать, что… — начал Луве.
— Нет. Но, может, мы кое о чем забыли.
— О чем именно?
— О том, что наука должна ставить любую истину под сомнение.
Луве не собирался сдаваться.
— Даже нашу любовь? — спросил он.
— Наша любовь не имеет ровно никакого отношения к науке. Как и твои чувства к Берцелиусу.
Анастасия прильнула к Луве.
— Мы не можем исключать, что проблема кроется в гипотезе Берцелиуса, а не наших наблюдениях.
— Но в таком случае…
Луве даже не хотел об этом думать.
Тем не менее подумать об этом Луве все же пришлось. Они с Анастасией повторно провели целую серию экспериментов, чтобы еще раз все проверить, но результат оставался все тем же. Гипотеза Берцелиуса была слишком поверхностной. Ее прогнозы не соответствовали реальному положению вещей в мире газовых молекул. Луве уселся на стул и начал думать. Анастасия помогала ему как могла, хотя у нее не было столь же глубокого теоретического образования, как у Луве. Зато, в отличие от него, она обладала склонностью к математике. Именно благодаря Анастасии они совершили решающее открытие, когда в полном одиночестве сидели в лаборатории в четверг накануне Пасхи. Увлеченные работой, Луве и Анастасия напрочь забыли обо всех атрибутах весны: желтых нарциссах, трясогузках и мать-и-мачехе. Они просидели за компьютерами всю ночь, оттачивая свою теорию, которая очень емко и красиво объясняла все накопленные ими данные. Более того, она могла объяснить все недостатки теории Берцелиуса.
Только с рассветом Луве и Анастасия вышли из лаборатории, полностью опьяненные случившимся, ощущая себя примерно так же, как подвыпившие студенты, встретившиеся им по дороге домой.
Дойдя до постели, они заключили друг друга в объятия и занялись любовью так страстно, что у них перехватило дух.
— Теперь нам больше не нужно предохраняться, — прошептала Анастасия.
— Да, — ответил Луве.
В конце мая они узнали радостную новость — Анастасия ждет ребенка. Счастью не было предела, хотя нет, кое-что его все-таки омрачало: Луве очень огорчал предстоящий разговор с Берцелиусом о том, что гипотеза, которую тот так рьяно защищал всю свою жизнь, оказалась ложной. Более того, по подсчетам Луве, их с Анастасией ребенок должен был появиться на свет приблизительно в то же время, когда профессор собирался выйти на пенсию.
За лето Луве написал статью, в которой описывал проведенные эксперименты, опровергал гипотезу Берцелиуса и выдвигал собственную. Он понимал, что они с Анастасией совершили огромный научный прорыв, конечно, не масштаба Нобелевской премии, но все же. В конце концов, не каждому дано сделать открытие, которое позволило бы науке совершить большой скачок вперед.
Статью, написанную по всем правилам, Луве закончил в октябре, однако не решался ее отправить. Он просто не мог заставить себя сдать ее, не показав сперва Берцелиусу и не узнав его мнение. На самом деле, он хотел включить профессора в статью в качестве соавтора, но боялся об этом спросить. Луве не хотел разочаровать Берцелиуса и расстроить его. Ведь посмотреть правде в глаза и признать, что ты ошибался в течение тридцати лет, явно нелегко.
Сталкиваясь с Берцелиусом в коридорах или кафетерии, Луве старался избегать разговоров об экспериментах. Чтобы не врать своему наставнику в лицо — так далеко Луве зайти не мог, — он долго и увлеченно рассказывал Берцелиусу о том, как они с Анастасией ждут появления на свет ребенка. Профессор явно за них радовался.
— Я всегда знал, что тебя ждут великие свершения! — однажды заметил Берцелиус.
— Свершения? — переспросил Луве.
— Конечно, ты ведь станешь отцом!
Чем дальше шло время, тем больше Луве чувствовал себя подонком.
— Я так больше не могу, — сказал он однажды Анастасии, — с одной стороны, я не хочу портить Берцелиусу последние годы. С другой, я не могу ему врать.
— Ты должен ему все рассказать, — ответила Анастасия, — когда у нас родится ребенок и Берцелиус уйдет на пенсию, будет уже поздно.
Только несколько недель спустя Луве наконец смог собраться с духом и отправиться к Берцелиусу. Он долго стоял перед дверью его кабинета. Наступил один из самых ужасных моментов его жизни — даже признаться Анастасии в любви было не так тяжело. Луве попытался убедить себя, что не виноват в расхождении действительности с представлениями Берцелиуса. Однако именно Луве совершил это открытие — и мог бы оставить все как есть. Но это было все равно что предать науку и заветы самого профессора. Разве это не стало бы еще большим предательством по отношению к нему? Определенно. Дело в том, что они оба всего лишь люди. За приблизительно десять лет работы в университете Луве слишком часто наблюдал, как высокоинтеллектуальные исследователи, отличающиеся тщеславием, делали все возможное, только чтобы сохранить свою репутацию или должность. Чужим успехам радовались далеко не все.
Луве постучал в дверь. Как обычно, вместо того чтобы просто крикнуть «войдите», ее открыл сам Берцелиус.
— Как дела? — улыбаясь, спросил он. — Чем обязан такой честью?
Он предложил Луве сесть и внимательно посмотрел на него.
— Все ли благополучно? — снова спросил он. — На тебе лица нет. Дома все в порядке?
— Конечно, — выпалил Луве с облегчением, получив возможность отсрочить предмет разговора, — все идет как надо.
— Когда Анастасия должна родить?
— Приблизительно в день вашего выхода на пенсию.
Луве попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло.
— Ты ведь не грустишь из-за того, что я наконец заслуженно уйду на покой?
Луве молчал. Слова комом встали у него в горле.
— Тебя что-то гложет, — сказал Берцелиус и серьезно посмотрел на него.
— Да, так и есть, — наконец начал Луве, — я надеялся сделать вам действительно прекрасный прощальный подарок и отблагодарить за все, что вы для меня сделали.
— Но не сделаешь?
— Нет, по крайней мере не тот, который мне бы хотелось.
Луве положил свою статью на стол Берцелиуса.
— Я бы хотел, чтобы вы стали соавтором статьи, в которой я описываю результаты своего исследования. Я очень хотел доказать истинность Вашей гипотезы.
— Но не смог?
— Нет.
— И почему же, позволь спросить?
— Наши наблюдения не соответствуют ее прогнозам.
— Да?
К удивлению Луве, лицо Берцелиуса озарилось улыбкой и приняло почти что мальчишеское выражение.
— Ты ведь не хочешь сказать, что…
Луве хотелось провалиться сквозь землю.
— Да.
Берцелиус начал жадно читать статью. Луве внимательно смотрел на лицо профессора, пока тот все дальше углублялся в текст. Он понял, в какой момент Берцелиус дошел до решающего доказательства того, что гипотеза всей его жизни, без сомнения, или с большой долей вероятности, несостоятельна. Но вместо глубокого разочарования лицо Берцелиуса озарилось счастьем.
Дочитав статью до конца, профессор бросил ее на стол, но не в приступе гнева — он был тронут.
— Черт побери, это же просто восхитительно! — воскликнул он.
Луве пристально посмотрел на Берцелиуса.
— Ты полностью уверен в своих выводах?
— К сожалению, да. Мне очень жаль.
— Жаль? Тебе жаль?! Ты должен гордиться собой! Должен радоваться тому, что совершил великое открытие, а не сидеть тут и дуться!
— Но я думал…
— Думал, что я жутко разозлюсь или повешусь от отчаяния?
— Что-то вроде того.
Луве слабо улыбнулся.
— А вместо этого ты преподнес мне самый лучший прощальный подарок! Мне посчастливилось узнать истинное положение вещей. Всю свою жизнь я чувствовал, что что-то не так, только не мог понять, что именно.
— Я думал, вы не сомневаетесь в своей гипотезе.
— Грош цена ученому, который не ставит под сомнение собственные истины.
Луве стало стыдно. Ему еще очень многому предстояло научиться.
— Мы с Анастасией хотели бы сделать Вас соавтором данной статьи.
— Но этого не хочу я. Я не собираюсь почивать на чужих лаврах и лучше напишу к вашей статье предисловие, где выражу согласие с вашими выводами.
В этот момент Луве был готов заключить Берцелиуса в объятия, но в их университете это было все-таки не принято. Однако у него появилась другая идея. Насколько Луве знал, Берцелиус не имел ни семьи, ни детей, почему — неизвестно. Вероятно, потому, что он посвятил всю свою жизнь науке, а не продолжению рода.
— Вы бы хотели стать крестным отцом нашему будущему ребенку?
Берцелиус на мгновение отвел взгляд.
— От такого предложения я отказываться не стану, — ответил он немного погодя.
Перед уходом Луве пожал профессору руку, и они договорились на следующий день вместе с Анастасией и будущим крестником в ее животе пойти в хороший ресторан, чтобы отпраздновать публикацию статьи.
По дороге домой Луве хотелось кричать от счастья. Ему выпала удача погрузиться в мир академической науки в лучшем ее понимании, в том виде, в каком она должна быть, но так редко бывает. И, если подумать, это открытие — гораздо важнее, чем то, как молекулы азота ведут себя в облаке газа при определенных температурах.
Бьёрн Ларссон (род. в 1953 г.) — писатель, профессор Лундского университета, автор многочисленных научных работ и лауреат различных литературных премий. Новелла «Химик, который превзошел своего учителя» является частью сборника «Мечта филолога» (2009). Каждая из новелл повествует об ученых, которые стремятся совершить великое открытие и изменить мир, однако в ходе научных изысканий узнают что-то новое о себе. Впервые опубликовано издательством «Norstedts», Стокгольм. Перевод выполнен по: B. Larsson. Filologens drom. Norstedts, 2008. Опубликовано на русском языке по согласованию с Nordin Agency, Швеция.