Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2019
Александр Архангельский. Бюро
проверки.
М.:
АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2018
Советское прошлое не перестает волновать современных прозаиков. Быков,
Филимонов, Кузнецов, Идиатуллин решили, что роман не будет достаточно «большим»
и серьезным без переосмысления того периода. Александр Архангельский не отстает
и пишет о Москве 1980-го, избирая, однако, оригинальную тему — религиозность
в век атеизма.
Главный герой — студент философского факультета Ноговицын —
вернулся из стройотряда в день открытия Олимпиады. Причиной досрочного приезда
стала телеграмма, содержание которой читатель узнает только ближе к концу.
Не сказать, чтобы интрига каким-то образом подогревалась, скорее после очередного
упоминания о ней хочется позволить герою: скажи ты уже, что там было, раз тебе
так хочется. Девять дней мы сопровождаем героя, за это время он успевает рассказать
и о своем прошлом: куда уж тут думать о телеграмме. Девять дней,
после которых, по христианскому обычаю, остается только молиться за него (потому
что чем дело закончилось мы так и не узнаем).
Итак, нам сообщают, что Ноговицын проходит обряд крещения, а спустя
некоторое время, при содействии старца, к которому выстраиваются очереди, вступает
в переписку с отцом Артемием. В это же время молодой человек пытается
методично готовить диссертацию, не попав под горячую руку органов власти, со странным
рвением обративших на него внимание. Вопрос о том, как связаны эти два основных
направления жизни студента, и есть основа сюжета.
У Ноговицына дома спрятан алтарь, он ходит в церковь, постится и воздерживается
от плотской любви. Последнее — самое сложное, потому что его возлюбленная Муся
далека от церковных врат. Хотя и отказываться от скоромной пищи герою, видимо,
тоже не так просто, если судить по обилию вкусовых метафор. Отовсюду стреляет пробками
советское шампанское, выглядывает жирное мороженое в стаканчике с рифлеными
боками. В помещении пахнет фаршем и тушеной капустой, на лицах людей —
свекольные щеки, в магазинах (советский дефицит) — одни свиные головы.
А мать выказывает свое отношение к религиозности сына тем, что именно
в пост готовит свои лучшие мясные блюда. Пожалуй, это все, что можно рассказать
интересного о главном герое. В остальном он блекл и беспомощен и никакого
сочувствия не вызывает. Зачем ему вера? Гносеологические проблемы его особенно не
волнуют; кажется, что он предается церковным ритуалам, как подросток запретным течениям
и субкультурам, — с целью показать: я особенный; а еще —
избавиться от одиночества (выбирая собеседником Бога или просто чувствуя общность
с остальными прихожанами, а тут еще и друг по переписке нашелся).
Правда, Церковь в существующем виде Ноговицын тоже не принимает полностью,
что, впрочем, опять же легко объясняется подростковым бунтом: неприятием готового
мнения. Сквозь эту неопределенность не просматривается и отношение автора к религии:
то ли он возмущен советскими гонениями на нее, то ли сам считает причастия и исповеди
ненужной мишурой, возмущаясь, например, тем, как может считаться греховной естественная
тяга мужчины к женщине.
Больше всего автора занимают собственные воспоминания, причем если в «Городе
Брежневе» Шамилю Идиатуллину удается вызвать у читателя щемящее чувство узнавания,
тоски по ушедшему, то текст Архангельского будто бы говорит тоном ворчливого старика:
и мороженое тогда было вкуснее, и газировка стоила три копейки, и солнце
светило ярче. Возможно, дело в том, что Архангельский использует неудачные
приметы времени — слишком заезженные. А основная мысль, заложенная в текст,
вынесена на обложку: «Ты слышишь только то, что готов услышать».
Дарья Облинова