Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2018
Эмили Сент-Джон Мандел. Станция Одиннадцать. М., 2017
Эмили Сент-Джон Мандел — канадка, которая вообще-то не пишет книжки про постапокалипсис, а именно ею является «Станция Одиннадцать». Писательницу заметили за пределами родной страны после этого глубоко жанрового романа, и на русский язык первой тоже оказалась переведена «Станция Одиннадцать». Издательство «Эксмо» и вовсе выпустило ее в серии «Жестокие игры», ориентированной на подростков. Кроме того, внимание к книге привлекла переводчик Анастасия Завозова, сказавшая о «Станции Одиннадцать», что она «хрупко» и «хорошо» написана.
Из контекста понятно, что перед нами сюжетный роман, способный попасть в поле зрения и читателя-подростка, и любителя постапокалипсиса и фантастики, и, простите, «вдумчивого», читателя. Мандел случайно или специально, но постаралась угодить всем. В начале книги пятидесятилетний актер, играющий короля Лира, умирает прямо на сцене в день, когда во всем мире начинается эпидемия смертельного гриппа. За кулисами в тот же момент находится восьмилетняя девочка, которой актер подарил комикс «Станция Одиннадцать» о выживании на космической станции. А после этой смерти на все человечество надвигается катастрофа, в свете которой гибель от сердечного приступа кажется едва ли не счастьем.
Некоторым удается выжить, и они начинают временной отсчет этой новой эры. Первые десять лет в мире царят произвол, грабежи, насилия и убийства. Старые идеалы попраны, возникает иная этика, иная нравственность: «Значит, она убила четверых, а он — двоих, и вот теперь они просто заглянули в гости вместе с ребенком. И в абсурдном новом мире — Кларк никогда не переставал ему удивляться — это считалось совершенно нормальным». А следом за ними, логично предположить, возникнет и новая цивилизация, и с надеждой на ее появление заканчивается роман. Однако читателю понятно, что этот новый, деградировавший мир, скорее всего, будет в первую очередь стремиться возродить старый.
Постапокалиптичность становится апофеозом метафоры об изменчивости жизни, о любых «до» и «после». Пятидесятилетний успешный артист Артур Линдер постоянно думает, как он жил до совершеннолетия в деревне на островах. Его первая жена, Миранда, вспоминает о том, как была «голливудской женой» Артура. Бывший папарацци Дживан теперь учится на парамедика и хочет спасать жизни людей. Каждый поворот частной жизни человека в чем-то подобен жизни в мире после апокалипсиса: назад нельзя. Но очень хочется.
Из-за того, что в романе несколько сюжетных линий и описываются две эпохи — до пандемии гриппа и после нее, — небольшой по объему текст оказывается перенасыщен подробностями. При этом Мандел создала очень изолированный художественный мир, в котором существует ограниченное число героев и все они совершенно неправдоподобно встречаются в новой эпохе. Таким же «старым знакомым» становится Шекспир, его «Король Лир» ставят в театре до катастрофы, а «Сон в летнюю ночь» и другие пьесы показывают жителям постапокалиптического мира актеры гастролирующего театра-оркестра «Дорожная симфония»: «Дитер вновь и вновь приводил все те же аргументы, что Шекспир жил в охваченном чумой мире, где не было электричества, так же как и „Симфония“». Пьесы Шекспира становятся у Мандел в один ряд с каноническим текстом другого порядка — с откровениями Иоанна Богослова. Только если Шекспир позволяет людям отвлечься от их ежедневной борьбы за выживание, то Новый Завет наделяется ответственностью за появление сектантов, пророков-злодеев.
Эмили Сент-Джон Мандел, словно попытавшись очаровать сразу и всех, скорее терпит неудачу, чем достигает успеха. Любители фантастики сочтут роман вторичным, а все остальные читатели — слишком понятным и скучным. Не добавляет книжке очков и работа переводчика и редактора — в книге очень много ошибок и стилистических несовершенств.