Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2018
* * *
Нам выпала честь при упадке искусства
Присутствовать, может быть, даже крушенье,
Поэтому так бесприютно и грустно,
В Италии скучно, во Франции пусто,
Прощанье, обида, финал, завершенье.
О, как нас любила великая проза,
Поэзия в горестях нас выручала,
И живопись прямо смотрела, не косо,
И в музыке не проступала угроза
Вернуться к азам и начать всё сначала.
Ты знаешь, как это бывает ужасно,
Когда подступают тоска и усталость,
И кажется, всё что манило, — напрасно
Манило, ни прелести нет, ни соблазна,
А те, кто любили друг друга, расстались.
И каменный идол, поставленный в сквере,
Как будто пришел из времен неолита.
И мрачно в театре, как в кельтской пещере,
Нет веры ни чувству, ни мысли, ни вере,
И рифма исчезла, и радость забыта.
Но можно, вздохнув тяжело и глубоко,
Утешиться, может быть, и удивиться
Тому, что нас выбрали для эпилога,
Что мы, по капризу судьбы или рока,
В свидетели призваны и очевидцы.
* * *
Под лиственной сенью на сельской дороге
При ветре возможно головокруженье.
Узорные тени кидаются в ноги,
В руках у них жалобы и подношенья.
И впору смутиться, и можно споткнуться
На чересполосице света и мрака,
Как если бы жизнь, от тебя отшатнуться
Решив, удержалась от этого шага.
Ты царь, избалованный тенью и светом,
И пленник мерцаний, и зарослей призрак,
И то хорошо, что не знаешь об этом,
Не ждешь подтверждений, не просишь расписок.
И клены, и вязы, и куст придорожный
Приятны и порознь тебе, и суммарно.
Живи, только помни, как всё ненадежно,
Подвижно, обманчиво и светозарно.
* * *
Д. Кантову
Будущее — это то, с чем дело
Мы имеем в старости, оно
С юности манило нас, блестело
И страшило, было суждено,
Если доживем, и удручало
Неизбежным перечнем потерь,
Не хотел бы всё начать сначала
И войти еще раз в ту же дверь.
Я дожил до будущего, понял,
Получил, осмыслил, осознал,
Постою тихонько на балконе,
Словно я покинул кинозал:
Фильм прекрасен, страшен и чудесен,
А финал, как всякий эпилог,
Как всегда, не очень интересен,
Даже если автор фильма — Бог.
* * *
Глухонемые в дачной электричке
Шли по проходу, мелкие вещички,
Поделки расставляя здесь и там:
Вдруг кошечки их, зайчики и птички
Понравятся — и купят этот хлам?
Стеклянный, оловянный, деревянный,
Пластмассовый, дешевый, нежеланный,
Кому такое нужно барахло?
Ни в комнате держать его, ни в ванной
Не станете: стекло и есть стекло.
А даже если б мраморное было
Там что-нибудь, кого бы умилила
Артельная такая красота?
Но ты купила слоника, купила.
Вот лучшая, клянусь, в тебе черта!
* * *
От лета к осени, от осени к зиме…
Как из страны в страну в году четыре раза
Переезжаем мы: одна страна во тьме,
Другая солнечна страна и синеглаза.
По мне, так лучшая страна июнь, июль —
И на Италию ее не променяю!
Но и без августа не знаю, жить смогу ль,
Без сентября смогу ль, и как я предан маю!
В апреле можно жить и можно в октябре:
В апреле в свернутом листочки дремлют виде,
Октябрь готовит им круженье во дворе.
Ноябрь, декабрь, январь, февраль и март в обиде.
Темно и холодно, и в самом ярком дне
Зимой смертельную вдыхаю я истому,
Как бы в изгнании, как бы в чужой стране,
Хотя она-то всех родней и ближе к дому.
ОПЯТЬ СИРЕНЬ
Нехорошо! Замедлю шаг,
Рукой притронусь к пышной пене
По долгу службы, а не так,
Как прежде, радуясь сирени,
Ее лиловую чалму
И запах, льющийся навстречу,
Как будто к сведенью приму
И как бы походя отмечу.
* * *
Не задержусь, продолжу путь,
И мне на плечи тень отбросив,
Она: «Случилось что-нибудь?» –
Не пристыдит меня, а спросит.
Случилось! Тысячи забот,
Десятки дел, мильон терзаний…
Ты знаешь, что такое год
В житейском смысле, смертном плане?
* * *
Световых тринадцать миллиардов
Лет представить можешь? Не могу.
Задаю вопрос с последней парты
В белом блеске звездном, как в снегу.
Есть ли смысл? Считается, что смысла
Нет. Об этом нам и говорит
Астроном, назвав такие числа.
Ни любви, ни горя, ни обид.
Подожди! А как же этот город?
А зачем такие снятся сны?
И не стар я в этих снах, а молод,
И вот эта рифма: сны — весны?
Познакомь меня с Рене Декартом,
Есть мне что сказать ему, шепнуть.
Никаким кромешным миллиардам
То, что было, не перечеркнуть.
* * *
В сорок лет еще можно любить бессмертье,
В пятьдесят еще можно к нему тянуться.
Для чего? Чтобы там, проявив усердье,
С Блоком встретиться, с Прустом не разминуться.
Согласись: это очень достойный повод.
Но, дожив до восьмидесяти, иначе
Представляешь бессмертье себе: Блок молод,
Пруст отводит глаза и усмешку прячет.
И бессмертие им надоело: скука,
И они так давно ничего не пишут.
Все равно что к кому-то войти без стука
Или статую в тесной окликнуть нише.
* * *
Мне уже не увидеть тот берег реки,
Где над отмелью желтой мелькают мальки
И снуют голубые стрекозы.
От меня те поляны и мхи далеки,
Я их вижу как будто сквозь слезы.
Я один это место заветное знал,
Я на велосипеде туда приезжал
И пешком часть пути надо было
Одолеть через ельник, подъем и провал,
И нужны были твердость и сила.
А теперь мне туда не добраться, увы,
Не увидеть тех верб и придонной травы
И не поговорить с небесами
Теми, — легче в Венецию съездить, где львы
С их курносыми дремлют носами.
В ВЕНЕЦИИ
О да, в Венеции, а где ж еще, таятся
Такие площади, которых не найти,
Лишь заблудившийся выходит к ним, — не Piazza,
Не Campo Angelo, а радость взаперти.
Каналом узеньким окаймлена, домами,
Вполне готовыми сойти и за дворцы,
Прямоугольная, она затеет с вами
Игру, фасады к вам придвинет и торцы.
Вы с ней подружитесь в вечерней позолоте,
Ее так хочется руками обхватить,
А завтра станете искать — и не найдете:
Исчезла, спряталась; приснилась, может быть?