Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2017
Сегодня в среде мусульманских религиозных деятелей России одной из наиболее востребованных концепций является евразийство.
Выступая перед делегатами X Международного исламского форума в конце 2014 г., председатель Духовного управления мусульман Российской Федерации (ДУМ РФ) и Совета муфтиев России (СМР) Равиль Гайнутдин обозначил евразийство как оптимальную для современной России государственную идеологию. По мнению Гайнутдина, идеи евразийцев позволяют проживающим на территории страны представителям различных конфессий чувствовать себя комфортно: «Евразийская идентичность сегодня предполагает защиту традиционных ценностей мировых религий, признание способности жить вместе, предпочтение среднего пути, в рамках которого образ жизни современного человека гармонично сочетается с религиозными практиками».[1] Гайнутдин подчеркнул важность евразийской интеграции, имеющей, по его мнению, духовное измерение. Одним из звеньев этой духовной интеграции стало, в глазах Гайнутдина, «возвращение Крыма»: «Крым вновь становится важнейшим центром евразийского пространства, как это было семь веков назад».[2] В том же выступлении Гайнутдин упомянул одну из главных книг евразийского движения «Исход к Востоку» в качестве лозунга современной интеграции на постсоветском пространстве.[3]
Гайнтудин — не первый и не единственный глава российского муфтията, апеллирующий к идеям евразийцев. В начале 2000-х на эту тему в сходном ключе высказывался председатель Центрального духовного управления мусульман (ЦДУМ) Талгат Таджуддин: «Я уверен, что наилучшим противодействием всем формам национализма является евразийское мировоззрение. <…> В евразийстве каждый народ России, представители всех традиционных конфессий могут найти себе достойное место, развить и утвердить свою самобытность, но не вопреки общему всероссийскому целому, а на его пользу, обогащая сокровищницу нашей общей евразийской культуры, великой евразийской цивилизации».[4]
В другом своем публичном выступлении Таджуддин выразился еще более определенно: «Россия либо примет евразийство в качестве основной идеологии и в таком случае возродит свое величие как гигантской континентальной самобытной державы, либо ее постигнет катастрофа».[5]
Не оставляют своим вниманием тему евразийства и главы других российских муфтиятов, претендующих на то, чтобы представлять интересы мусульман на общефедеральном уровне. Так, председатель Духовного собрания мусульман России Альбир Крганов еще до создания данного муфтията в 2016 г. также делал заявления в поддержку «евразийского проекта», который, по его мнению, «отвечает основным потребностям социально-экономического и духовно-культурного развития страны в условиях глобализации, задает определенный вектор развитию общества и требует к себе бережного и ответственного отношения».[6]
Иными словами, руководители всех трех муфтиятов федерального уровня придерживаются практически единой точки зрения по такой проблеме, как идеологическая основа для существования России в качестве многонационального и поликонфессионального государства. Казалось бы, эта симфония взглядов по такому принципиальному вопросу, как национальная идеология, — прекрасная платформа если не для объединения, то для усиления сотрудничества между находящимися во взаимной конфронтации духовными управлениями. Однако на деле все происходит наоборот: евразийство не только не объединяет исламские религиозные структуры, но и выступает дополнительным поводом для конфронтации.
Все три упомянутых муфтия (Таджуддин, Гайнутдин и Крганов) достаточно ревниво относятся к попыткам друг друга использовать в своих речах и публикациях евразийскую риторику. Так, например, процитированные выше слова Крганова вызвали отповедь со стороны представителей Совета муфтиев России.[7] Критика попыток Крганова принять участие в евразийском дискурсе сводилась к тому, что этот конкурирующий муфтий якобы плохо владеет русским языком и пользуется чужими докладами.[8] При этом автор не пояснял, как эти недостатки, даже если они действительно имеются у Крганова, могут помешать тому стать евразийцем.
То, что идеология евразийства не способствует объединению мусульман (по крайней мере на уровне руководителей муфтиятов) подтвердил опыт создания политических партий на одноименной платформе. В 2001 г. была зарегистрирована Евразийская партия России (ЕПР), председателем политсовета которой был Абдул-Вахед Ниязов, глава Исламского культурного центра, формально входившего в Совет муфтиев России, главой которого был и остается Р. Гайнутдин. В то же время Т. Таджуддин в 2001—2002 гг. официально поддержал другую партию, использующую евразийскую идеологию, — движение «Евразия», основанное идеологом неоевразийства Александром Дугиным. В одном из своих выступлений Таджуддин подверг жесткой критике ЕПР.[9] Ниязов и его партия служили постоянным объектом нападок со стороны членов «Евразии» как образец псевдоевразийства, пока ЕПР не умерла естественной смертью после провала на выборах в Государственную думу в 2003 г.
Таким образом, руководители разных муфтиятов не только апеллируют к евразийству, но и стремятся завладеть монополией на то, чтобы зваться подлинными и единственными представителями мусульманского сообщества в евразийском, или, точнее, неоевразийском проекте.[10]
Чем же столь привлекательна концепция евразийства для современных мусульманских религиозных деятелей? И насколько она в действительности соответствует тем представлениям о ней, которые господствуют в головах современных исламских идеологов?
Классики евразийства и книжный ислам
О евразийстве и его основателях за последние 25 лет написано так много, что мы не будем подробно излагать здесь суть данной концепции и сосредоточим внимание на интересующих нас вопросах: как относились евразийцы к исламу и как оценивали место мусульман в воображаемой ими новой России.
Отцами-основателями евразийского движения принято считать Н. С. Трубецкого, П. Н. Савицкого, П. П. Сувчинского и Г. В. Фроловского. Манифестом евразийского движения является сборник «Исход к Востоку» (1921). Вслед за тем последовали другие публикации классиков евразийства: «На путях» (1922), «Россия и латинство», несколько изданий «Евразийского Временника» и др.
По мнению С. С. Хоружего, биографа Л. П. Карсавина — одного из идеологов движения в 1920-х — «евразийство родилось как порыв, слагающийся из двух отталкиваний: от прошлого и от чужого. Прошлым была императорская Россия, чужим — Запад».[11] Разочаровавшись в западной цивилизации, необоснованно, по их мнению, претендующей на универсализм, евразийцы обратили свой взор на Восток. Но это был не настоящий, живой Восток с его многообразием («цветущей сложностью», в терминологии Константина Леонтьева), а Восток воображаемый, книжный, имеющий мало общего с реальностью.
Признавая за Россией в историческом плане право называться русско-мусульманской и русско-буддийской страной, евразийцы не были готовы предоставить исламу и буддизму аналогичные с православием права в своем воображаемом государстве. Более того, право на истину не признавалось не только за этими иноверческими религиями, но и за другими христианскими конфессиями: «Православие не одно из многих равноценных христианских исповеданий. <…> Православие — высшее, единственное по своей полноте и непорочности исповедание христианства. Вне его все — или язычество, или ересь, или раскол».[12] Евразийцы всерьез рассчитывали, что, осознав рано или поздно истинность православия, народы, исповедующие ислам и другие религии, примут святое крещение. Так, например, Л. П. Карсавин полагал, что евреи в евразийской империи непременно по собственной воле захотят стать православными.[13]
Иными словами, видение евразийцами конфессиональной политики мало чем отличалось от политики в критикуемой ими романовской России после принятия Именного высочайшего указа «Об укреплении начал веротерпимости» 1905 г.[14]
В качестве идеологии воображаемого ими «государства правды», противопоставляемого правовому государству на Западе, евразийцами выдвигалось православие. «Евразийство <…> требует подлинного православия, оправославления быта, подлинной, национальной культуры <…> и признает своей <…> только такую монархию, которая бы явилась органически следствием национальной культуры».[15]
Евразийцы писали о плодотворном и цементирующем влиянии православия, которое объединяет не мечом, но силой любви. Но в 1920-х гг., когда формировалось евразийство, значительная часть мусульманского населения на просторах Евразии составляли не кочевники-язычники, а преимущественно оседлое население, исповедовавшее ислам и не собиравшееся отрекаться от веры своих отцов. Несмотря на многовековые (с середины XVI в.) попытки сначала мечом, а потом словом (при поддержке административного ресурса) христианизировать мусульман Волго-Уральского региона, больших успехов Православная церковь в этом не достигла. Более того, миссионерская деятельность РПЦ и политика христианизации послужили одной из причин протестного движения среди мусульман — подданных империи. Поэтому говорить о православии как объединяющем факторе для народов только что распавшейся Российской империи в 1920-е гг. было по меньшей мере недальновидно.
Некорректная интерпретация отдельных исторических событий и даже целых эпох закономерно приводила евразийцев к необоснованным выводам. Так, в одном из писем к Л. Н. Гумилеву П. Н. Савицкий писал: «Сопоставим, для примера, положение мусульман в Московском государстве XVI—XVII вв., с одной стороны, и в Испании тех же столетий — с другой. Контраст самый разительный. На Руси не было ничего подобного поголовному изгнанию или уничтожению морисков».[16]
Подобные сравнения действительно выглядят соблазнительно, но они некорректны. В России мусульман не выселяли подобно морискам, но дело было отнюдь не в гуманизме. В отличие от Испании здесь хватало земли, а людских ресурсов, напротив, недоставало, так что задача состояла не в том, чтобы изгнать чужаков, а ассимилировать их и использовать на службе государству. Однако последствия взятия Казани войсками Ивана Грозного в 1552 г. вполне сопоставимы с тем, что принесла реконкиста мусульманскому населению Пиренейского полуострова. Погибла не только культурная элита татарской нации, но также подверглось уничтожению богатое культурное наследие. Не случайно дата падения Казани до сих пор сохранилась в исторической памяти татар Поволжья и отмечается как день скорби.
В отличие от отцов-основателей евразийства, русский историк Лев Николаевич Гумилев знал об исламе не понаслышке и понимал, что ассимиляция и христианизация мусульманского населения (не важно, силой меча или силой любви) — бесплодная и опасная затея. Поэтому в работах Гумилева исламу и мусульманам дана совсем иная оценка, чем в трудах классиков евразийского движения.
Лев Гумилев: татарофил и исламофоб
Среди тюркских народов Евразии — и прежде всего татар — «последний евразиец» Л. Н. Гумилев является культовой фигурой. Он приобрел такое значение в годы перестройки на волне роста национального движения и усиления интереса к национальной культуре.[17]
На различных политических и культурно-просветительских мероприятиях второй половины 1980-х — начала 1990-х гг. по поводу и без повода приводились слова, якобы произнесенные Гумилевым: «Я, русский человек, всю жизнь защищаю татар от клеветы». Эта фраза оказалась выбитой на постаменте памятника Гумилеву, установленного в самом центре Казани в 2005 г.
Даже если эти слова и не были произнесены на самом деле, Гумилев не скрывал своих симпатий к татарам и другим тюркским народам, проживавшим на евразийском пространстве. И народы эти отвечали ему взаимностью. Да и было за что. Главной заслугой ученого перед татарами принято считать проведенную Гумилевым ревизию взглядов на «татаро-монгольское иго».
По Гумилеву, собственно, никакого ига не было. В XIII—XIV вв. существовал равноправный союз кочевников и жителей Руси. Излагая эти взгляды, Гумилев не только избавлял татар от ярлыка поработителей, но и признавал их равноценный вклад в строительство Российского государства. Кроме того, дополнительную привлекательность в глазах татар имела легенда о татарских корнях Гумилева. «Мне от бабушки-татарки / Были редкостью подарки», — писала мать Льва Николаевича Анна Ахматова.
Идеи Гумилева действительно идеально подходили для укрепления чувства национальной гордости татар в условиях подъема этнического самосознания в конце 1980-х — начале 1990-х гг. Во главе общественно-политического движения в Татарстане в годы перестройки стояла светская интеллигенция, для которой ислам был лишь частью культуры татарского народа, но никак не набором предписаний, которым необходимо следовать в повседневной жизни. Но усиление роли и места ислама в жизни татар и других тюркских народов должно было неизбежно поставить вопрос о том, как относился Гумилев не к татарам вообще, а к татарам-мусульманам. Однако вопрос этот почему-то не прозвучал — или по крайней мере не прозвучал достаточно громко. Если бы это произошло, то мы едва ли смогли наблюдать среди мусульман и тем более среди людей, претендующих на духовное лидерство в мусульманстве, поклонников евразийской идеи.[18]
Ответ на вопрос, как относился Гумилев к исламу, был лаконично сформулирован французским специалистом по евразийству Марлен Ларюэль: «Основатели евразийства ценят ислам, Гумилев резко его отвергает».[19] Эта характеристика страдает, на наш взгляд, некоторой упрощенностью. Во-первых, как уже было отмечено выше, евразийцы «ценили» ислам таким, каким они его себе представляли по книгам и статьям. Но и этому, существовавшему только в их головах исламу, они отводили второстепенное место в своем «государстве правды» по сравнению с православием. Что касается Гумилева, то он не отвергал мусульманскую религию как таковую, конечно, не разделяя как православный человек ее догматы. Но мусульманский мир в целом воспринимался им как нечто враждебное, внешнее по отношению к России: «Объединенной Евразии во главе с Россией традиционно противостояли: на западе — католическая Европа, на Дальнем Востоке — Китай, на юге — мусульманский мир».[20]
Подход Гумилева к истории Росии достаточно субъективен и художествен: если для отечественных историков летописи — это один из главных исторических источников, то для Гумилева это прежде всего литературный текст, полный субъективных оценок и отражающий представления о событии через сознание летописца.
На основании этих соображений Гумилев подвергал сомнению многие утвердившиеся в общественном сознании «истины». Например, вопреки общепринятому мнению, считал, что значительная часть монголов была не язычниками, а несторианами. Он даже критиковал евразийцев за незнание этого исторического «факта».[21] Таким образом, союз монголов с Русью был объединением не только политическим, но и религиозным, направленным против Крестовых походов с Запада. Один из ключевых тезисов Гумилева сводится к тому, что альянс русских с кочевниками-монголами предотвратил Drang nach Osten. Если бы западная экспансия оказалась удачной, то страну ожидало бы не только физическое, но и духовное порабощение от католического Запада. От этого порабощения, по Гумилеву, Русь спасли монголы-несториане.
Союзу православных русичей и кочевников-несториан Гумилев противопоставляет вынужденный альянс русофобски настроенных крестоносцев-католиков и мусульман, объединенными усилиями не позволивших монголам во главе с Кит-Бука-нойоном и Хуламурханом освободить Гроб Господень. В глазах крестоносцев, по мнению Гумилева, мусульмане представляют меньшее зло, чем «православные монголы».[22]
Развивая тему конфликта православной и исламской цивилизаций на просторах Евразии, Гумилев считает, что поворотным моментом в ухудшении отношений монголов и Руси было принятие ислама в Золотой Орде: «…пока мусульманство было лишь одним из исповеданий в Золотой Орде, а не индикатором принадлежности к суперэтносу, отличному от степного, в котором христиане составляли большинство, у русских не было повода для войны с татарами, как ранее с половцами».[23] После принятия Ордой ислама при хане Узбеке, по мнению Гумилева, «симбиоз» ее с Русью кончился, причем татары-христиане вынуждены были бежать на Русь, где широко смешивались с русскими.[24]
Тот факт, что хан Узбек, который, к слову, не был первым ханом-мусульманином в Орде, продолжил политику веротерпимости и защиты православия, проводимую его предшественниками, Гумилевым игнорируется, так как он совершенно не вписывается в выстраиваемую им схему противостояния исламской и евразийской цивилизаций.
Чем же обусловлено такое пристрастное отношение к исламу? Не стоит искать истоки этой сдержанной неприязни в биографии самого Льва Николаевича. Причины здесь исключительно рационалистические. Гумилев отлично понимал, что мусульманская религия является непреодолимым препятствием для евразийской державы, которая по сути своей должна быть православной. Ислам был и продолжает оставаться единственной силой на пространстве Евразии, которая в состоянии противостоять «оправославлению» нерусского населения. Так, собственно, и происходило, когда не только насильно крещенные татары возвращались к своей вере, но и представители других поволжских народов (чувашей, марийцев и др.) «отпадали в магометанство».
Поэтому нет ничего удивительного в том, что ислам рассматривался Гумилевым как сила внешняя, враждебная по отношению к России, если понимать последнюю как евразийскую (читай: православную) цивилизацию. Лев Николаевич понимал, что российские мусульмане — лишнее звено в его теории о русско-ордынской дружбе.
Гумилев скончался в 1992 г., когда мусульманское движение в стране только становилось на ноги и его лидеры не искали пока источника вдохновения в трудах евразийцев. Ответ на вопрос о месте ислама в евразийской идеологии пришлось искать уже последователям «последнего евразийца».
«Правильные» и «неправильные» мусульмане по Дугину
В наши дни Александр Гельевич Дугин является одним из наиболее влиятельных мыслителей и самым известным идеологом неоевразийства в России.
Французская исследовательница М. Ларюэль характеризует Дугина как исламофила.[25] Действительно, если обратиться к некоторым высказываниям философа о роли ислама в истории России, то можно обнаружить в целом комплиментарные оценки в адрес мусульманской религии. Так, например, Дугин отмечает религиозную веротерпимость ханов Золотой Орды, исповедовавших ислам: «Монголы охраняли веру своих подданных независимо от того, какова была их собственная. Когда хан Берке принимает ислам, хан Сартак исповедует христианство, а хан Тохта обращается к шаманизму — они не распространяют свой выбор на подданных, позволяя им следовать своим религиозным традициям. Когда же хан Узбек принимает ислам, и именно эта религия становится главенствующей в Золотой Орде, и в этом случае <…> он не только не навязывает ислам своим поданным, но поддерживает Сарайскую епархию Русской Православной Церкви и даже не ограничивает проповедь православия среди монгольской знати».[26]
Примечательно, что одно и то же историческое событие совершенно по-разному интерпретируется Гумилевым и Дугиным. В отличие от Гумилева Дугин полагает, что с принятием ислама в Золотой Орде союз тюрков и русских не ослабел. Ханы-мусульмане содействовали распространению и укреплению православия, и евразийская цивилизация продолжила свое существование.
Но это, как говорится, дела давно минувших дней. Что касается современных мусульман, то Дугин далеко не столь позитивно оценивает их роль в нынешней России и в мире. И здесь он фактически воспроизводит гумилевскую схему противостояния исламской и евразийской цивилизаций. Принципиальное отличие видения Дугина от воззрений Гумилева состоит в том, что он не рассматривает ислам как единое целое, но выделяет в нем дружественные и враждебные по отношению к евразийству элементы. С одной стороны, такой подход кажется более научным, однако сама классификация ислама, данная Дугиным, порождает много вопросов.
Прежде всего Дугин исходит из такой предпосылки: исламская цивилизация самодостаточна в определении своих социально-политических интересов, и ей ни к чему сочетаться с евразийской цивилизацией.[27] Это означает, что мусульмане могут существовать без евразийства, а евразийство, в свою очередь, может прекрасно обойтись без мусульман. По Дугину, евразийская и исламская цивилизации являются «не противоречивыми, но конкурентными цивилизационными моделями».[28] Но такая мирная конкуренция достижима лишь с определенной, немногочисленной группой мусульман.
Дугин выдвигает условия, на которых мусульмане могут стать частью евразийской цивилизации: «Этноплюрализм, спиритуальный подход к религии, эксплицитный отказ от концепции теории „исламского государства“ и „исламизма“ позволяет вписать на достойных основаниях такой проект в общеевразийскую теорию, открывая тем самым возможность совершенно новых геополитических, стратегических и концептуальных разработок».[29]
Дружественный (комплиментарный) по отношению к евразийству ислам представлен шиитами Ирана, религиозная культура которых совмещает в себе «традицию и современность, архаическое и рациональное начала».[30] Шииты, в представлении Дугина, — люди «созерцательные, культурные и приветливые».[31] Здесь очевидно влияние покойного мыслителя Гейдара Джемаля, с которым Дугин идейно разошелся в начале 1990-х гг., но за чьим творчеством он продолжал следить.
На другом полюсе находятся так называемые исламисты «с мутным взглядом и неприятным истерическим голосом».[32] Эти люди, представляющие, по мнению Дугина, ислам в его суннитской версии, самая настоящая секта.[33] С этими мусульманами у евразийцев нет ничего общего, с ними можно и нужно бороться.[34] Что касается суннитского ислама в целом, то он, по мнению Дугина, нуждается в реформировании, в проведении своего рода Тридентского собора для пересмотра вероучения.[35] Нюанс состоит в том, что Дугин живет, к сожалению, не в Иране, а в России, где большинство мусульман являются суннитами, а шииты составляют меньшинство и представлены в основном некоренным мусульманским населением страны.
Точка зрения, что есть ислам хороший (преимущественно шиитский в современном Иране) и есть ислам плохой (ваххабитский, читай: суннитский), представляет собой, по моему разумению, вполне исламофобский конструкт. Особенно если принять во внимание, что, по классификации Дугина, в число плохих попадает большинство правоверных.[36]
Учитывая то обстоятельство, что Дугин фактически ставит знак равенства между исламизмом и суннитским исламом, мусульманам (не существующим в сознании Дугина, а реальным, чьи предки столетиями живут на территории России), в евразийской империи места нет.
Валдайский мулла
В 2008 г. российский религиовед Александр Верховский писал о том, что идеи неоевразийства не пользуются популярностью у функционеров Совета муфтиев России.[37] Действительно, после провала Евразийской партии России, сколотившей блок «Великая Россия — Евразийский Союз» на выборах в Государственную думу в 2003 г., тема евразийства, казалось бы, была снята с повестки дня Совета муфтиев.[38] Однако в начале 2010-х гг. евразийская риторика все чаще стала звучать из уст самого Гайнутдина и других функционеров СМР.
Знаковой для понимания того места, которое уделяется евразийству в идеологии двух возглавляемых Гайнутдином религиозных структур — Совета муфтиев России и организации-дублера СМР — Духовного управления мусульман Российской Федерации, стала статья Дамира Мухетдинова «Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации».[39]
Впрочем, не все, что задумал автор, было им в полном объеме осуществлено. Как видно из предисловия к «первому» изданию, автор планировал написать обширную работу, состоящую из семи частей. Пятая часть книги предполагала рассмотрение «концепта российского мусульманства». Автор рассчитывал показать, что этот концепт по всем направлениям вписывается в общий неоевразийский тренд, заявленный «кремлевской элитой».[40] Однако эти намерения не были осуществлены.
Мухетдинов в настоящее время является одним из наиболее влиятельных исламских религиозных деятелей в России и потенциальным преемником Равиля Гайнутдина на посту председателя ДУМ РФ.[41] Он также претендует на роль мусульманского богослова-реформатора, о чем свидетельствуют как бумажные, так и электронные публикации, вышедшие под его именем, в том числе и уже упоминавшаяся выше статья «Российское мусульманство».
Само название статьи Мухетдинова отсылает к известной работе крымско-татарского просветителя Исмаила Гаспринского «Русское мусульманство».[42]
Мухетдинов, впрочем, и не скрывает своего желания выступить в роли преемника Гаспринского и дать ответы на вопросы, которые были поставлены последним еще в конце XIX в.[43]
Но прежде чем приступить к рассмотрению самой статьи, необходимо сделать важное пояснение. Текст Мухетдинова был опубликован в двух версиях: электронной и бумажной. Последняя представляет собой 84-страничную брошюру и имеет общий, обзорный характер.[44] Но интерес представляет не она, а так называемое «первое» издание книги, которое существует исключительно в электронном формате и имеет другое название: «Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации». Сопоставление текста обеих работ показывает, что это не два издания, а черновой и чистовой варианты одного и того же текста.
В отличие от условного «второго» издания, «первое» включает как сам текст статьи, так и рецензии на нее разных лиц, в основном представителей академического сообщества. В самом конце работы также приводится ответ автора на замечания рецензентов.[45] С большинством из них он проявляет несогласие, однако во «втором» издании все положения, вызывавшие возражения рецензентов, все же были удалены — равно как и сами рецензии.
В дальнейшем я буду рассматривать «первое» издание книги (то есть «Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации») как представляющее наибольший интерес в контексте изучения проблемы «евразийство и ислам». Этот текст был в открытом доступе еще до публикации самой книги и до сих пор открыт для ознакомления всех желающих в качестве первого издания брошюры.
Первое, на что обращаешь внимание при чтении статьи в обеих редакциях, — это язык и стиль изложения. Если не смотреть на титульный лист и обложку, то можно подумать, что «Российское мусульманство» писал не мусульманский религиозный деятель, а увлекающийся Востоком журналист из газеты «Завтра».
О многом говорит идейная основа статьи. Исходной точкой отсчета и источником вдохновения «Российского мусульманства» послужили не Коран и даже не Сунна Пророка, которую в последние годы в среде отечественных имамов стало модно критиковать за недостоверность, а речь Путина на форуме в Валдае в 2014 г. «Среди российских внутриполитических трендов я обращаю внимание на „валдайский курс“ Путина, то есть на стремление обосновать специфику России как ядра евразийской цивилизации и самостоятельного полюса в многополярном мире. „Валдайский курс“ базируется на имплицитной идеологии („протоидеологии“) неоевразийского типа, которая помимо антиглобализма включает также защиту традиционных ценностей, традиционный мультикультурализм и умеренный консерватизм. Нахождение российского мусульманства в таком социально-политическом контексте имеет множество преимуществ. Оно позволяет сохранить оригинальную мусульманскую культуру, предотвратить радикализацию и маргинализацию, сочетать европейскую и религиозную образованность. Все зависит от степени социальной активности самих мусульман. Для обоснования такой активности необходимо определить рамки, в которых можно было бы действовать. В этом и состоит одна из задач статьи».[46]
В самой работе содержатся ссылки на публикации и выступления А. Г. Дугина, П.-Дж. Бьюкенена, В. В. Путина, Ф. Фукуямы и др. Немногочисленные ссылки на собственно мусульманские первоисточники — Коран и Сунну Пророка — выглядят скорее как необходимые для жанра работы подпорки, чем как органическая часть работы, содержащая мировоззренческие установки.
Работа Мухетдинова представляет собой, по справедливому замечанию одного из рецензентов, И. Л. Алексеева, «политический и идеологический текст».[47] Рецензент, который сам является мусульманином, наглядно продемонстрировал, что поставленная в начале работы задача контекстуализировать и концептуализировать российское мусульманство оказалась автору не под силу.[48] Не справился, по мнению Алексеева, «Гаспринский наших дней» и с другой сформулированной им самим задачей: привлечь мусульман, чтобы они «с учетом имеющихся идеологических трендов» приняли участие в конструировании новой евразийской идентичности.[49]
Что же представляют собой евразийство и евразийская идентичность в понимании Мухетдинова? Автор предлагает трактовать эти понятия максимально широко.[50] По его мнению, евразийство «ориентируется не на Европу и не на православную идентичность (курсив мой. — Р. Б.), а на особую историческую и мировоззренческую близость русского народа и малых этносов Евразии. Евразийство не предполагает полного отрицания европейской цивилизации или православной идентичности; оно лишь утверждает, что Россия является ядром самостоятельной цивилизации, интегрирующей в себе европейские и неевропейские элементы, при этом ключевую роль в ее формировании сыграли великороссы и тюрки. Дальнейшая детализация этого тезиса зависит от личных предпочтений мыслителя. Его могут развивать как христиане — и тогда мы имеем, например, идею „потенциального православия“, — так и мусульмане, и буддисты».[51] Иными словами, для автора «Российского мусульманства» евразийство — некая рамочная конструкция, куда можно вписать любые концепции, которые идеологически могут уходить далеко от базовых принципов как классического евразийства, так и неоевразийства.
Но в таком случае в чем состоит ценность евразийской концепции для мусульман России — только лишь в признании исторической роли тюркских народов в формировании Российского государства? И какое место отведено мусульманам в современной России? В настоящей России, а не в той, которую ежедневно подает нам отечественное телевидение и затем повторяет в своей работе в виде неотрефлексированных цитат Мухетдинов?
На эти вопросы ни «первое», ни «второе» издания книги «Российское мусульманство» ответа не дают.
Платформу для участия мусульман в евразийском проекте и в конструировании новой евразийской идентичности Мухетдинов видит исключительно в правой идеологии. Поэтому нет ничего удивительного, что в статье встречаются такие поросшие мхом пропагандистские штампы: «…как показывают события последнего года, евроатлантизм ведет явную идеологическую и политическую войну с Россией, ему противно все то, что характеризует Россию как самостоятельную цивилизацию консервативного типа».[52]
Мухетдинов утверждает, что западная либерально-демократическая модель «не соответствует социокультурным особенностям нашей уникальной цивилизации».[53] К сожалению, в чем состоят эти особенности, автор не сообщает. Да и сам Запад, рисуемый Мухетдиновым, является не менее вымышленным, чем Восток в представлении ранних евразийцев.
Для автора идейными союзниками являются те, кто поддерживает президента Путина. Вот что, в частности, пишет Дамир Мухетдинов о Дугине: «Один из критиков упомянул о сомнительности таких фигур, как Бьюкенен и Дугин. Однако тот факт, что я ссылаюсь на них в своей работе, не означает, что я во всем солидарен с этими мыслителями. Мне достаточно того, что они оба являются консерваторами, оба придерживаются традиционных ценностей, оба поддерживают культурное многообразие и проводимый Путиным курс. <…> Дугин, кстати, никогда не призывал к уничтожению мусульманских народов; в сфере религии он отстаивает модель, сходную с той, которой придерживались классические евразийцы, то есть он признает цивилизационную значимость традиционного российского мусульманства».[54]
На протяжении всей книги меня не оставляло впечатление, что автор пытается говорить с читателем на одном языке о тех вещах, которые им обоим должны быть хорошо знакомы. Но кто этот читатель? Если мусульманин, то почему Мухетдинов общается с ним, используя лексику Соловьевых, Киселевых и пр., а не на языке коранического гуманизма, о котором сказано в аннотации к бумажной версии статьи?[55] Или адресатом послания Мухетдинова являются государственные чиновники, которых нужно в очередной раз заверить в собственной лояльности и благонадежности?
На первый взгляд откровенно правая позиция и антизападный пафос статьи «Российское мусульманство» сближают ее автора с Талгатом Таджуддином — также сторонником евразийства и проповедником консервативных охранительных ценностей в духе «валдайского курса» Путина.
Но между этими мусульманскими религиозными деятелями есть принципиальная разница. Таджуддин четко формулирует свое понимание основных положений евразийства. Для него нет никаких сомнений в том, что именно православие является идеологической основой евразийской идеологии: «Хочу также подчеркнуть, что евразийство исторически было создано именно русскими, горячими русскими патриотами, православными мыслителями, философами, историками, юристами, географами, этнологами. Мы, мусульмане, с радостью поддерживаем это движение, которое является по преимуществу именно русским и православным».[56]
Что касается Мухетдинова, то он либо совершенно не понимает базовых положений концепции евразийства, либо сознательно искажает их. Поэтому нет ничего удивительного в том, что провал попытки автора книги сформулировать направление развития мусульманской общины России был закономерен. Собственно говоря, в статье Мухетдинова (и в «первой», и во «второй» редакциях) нет ни евразийства, ни ислама. Единственное, что четко сформулировано в статье, до того как она подверглась выхолащиванию при подготовке печатного издания, — это приверженность курсу Путина и крайне правая, охранительная идеология. Но достаточно ли этого «интеллектуального» багажа, чтобы помочь мусульманам выстроить свою идентичность в условиях современной России?..
* * *
Среди классических евразийцев не было представителей мусульманских народов, но зато был один еврей.[57] Звали его Яков Абрамович Бромберг. В 1931 г. он опубликовал книгу «Запад, Россия и еврейство».[58]
Человек образованный, Бромберг вполне понимал всю сложность существующих многовековых противоречий между иудаизмом и христианством, но все же призывал евреев направить свою энергию на строительство евразийской империи, которой он предрекал стать «новым Израилем».[59] Яков Абрамович пытался уверить читателей (в основном русскую эмигрантскую публику), что евреи в большинстве своем были приверженцами монархии и положительно относились к православию.[60]
Бромберг искренне верил, что русское еврейство сможет внести свой небольшой, но значимый вклад в строительство будущего евразийского государства. Однако он просчитался: его инициатива не встретила сочувствия среди евреев. Да и не все евразийцы понимали его намерения.
Пример Бромберга наглядно демонстрирует, что в евразийстве не нашлось и не могло найтись место для евреев — по крайней мере для тех, которые не собирались отказываться от веры своих отцов. Нет и не может быть в евразийском движении места и для российских мусульман. Это со всей очевидностью демонстрирует анализ воззрений как классиков евразийства, так и тех, кто именует себя неоевразийцами.
Но для того чтобы лишний раз убедиться в этом, едва ли стоило писать статью. Гораздо важнее другой вывод, который проистекает из анализа евразийской риторики мусульманских религиозных деятелей. Рассматривая отношение наших муфтиев к евразийству, мы видим, что они не могут предложить мусульманам России ничего, кроме набора цитат из работ современных политологов и многочисленных свидетельств своей полной лояльности по отношению к действующей власти.
Российских правоверных призывают к кораническому гуманизму. Но гуманистические ценности могут быть реализованными только в гуманистическом обществе. Современная же Россия испытывает острый дефицит гуманизма. Эта проблема не может решиться сама собой, над этим нужно работать. И работа эта должна вестись не в последнюю очередь религиозными деятелями. Однако, вместо того чтобы сеять разумное, доброе, вечное среди мусульман и реализовать непреходящие принципы коранического гуманизма на деле, российские муфтии заняты выяснением вопроса, кто из них подлинный евразиец и кто лучше всего усвоил речь Путина на Валдайском форуме. Куда могут завести верующих такие «пастыри» — один Аллах знает…
1. Гашков И. Шейхи российского консерватизма // www.ng.ru/ng_religii/2014-12-17/1_gainutdin.html.
2. Там же.
3. Гайнутдин. Мусульмане РФ поддерживают «исход к Востоку» // https://ria.ru/religion/20141210/ 1037522782.html.
4. Выступление Верховного муфтия Центрального духовного управления мусульман России и европейских стран СНГ шейха-уль Ислама Талгата Таджуддина // www.evrazia.org/modules.php?name=News&file=article&sid=643 (последнее обращение 28. 08. 2017).
5. Интервью Верховного муфтия России Талгата Таджуддина проекту GZT.ru // www.med.org.ru/article/363.
6. Муфтий Крганов. Евразийская интеграция — это необходимость, продиктованная временем // www.aif.ru/society/religion/39297.
7. Альбир Крганов готов масштабировать свои аферы в СНГ // www.islamrf.ru/news/point-of-view/analytics/25701.
8. Там же.
9. «Вызывает сожаление лишь то, что эта высокая идея, это чистое начинание сегодня подчас становится жертвой нечистоплотных политических интриганов, которые подменяют понятия и присваивают высокое имя „евразийства“ применительно к провокационным экстремистским организациям, не имеющим ничего общего с подлинным евразийством. Я имею в виду самозваную „Евразийскую партию России“. Но в этом я вижу не только авантюризм, но и изощренную диверсию тех зарубежных сил, которым процветание и укрепление великой России <…> смерти подобно. Эта тема неприятная, но я просто обязан предупредить высокое собрание об этой опасной подделке, дискредитирующей ислам, тюркские народы, евразийскую идею». (Талгат Таджуддин. Выступление на VI Всемирном русском народном соборе // http://evrazia.org/modules.php?name=News&file=article&sid=753). Почему Ниязов и его партия не имеют ничего общего с евразийством, Таджуддин не пояснил.
10. Осторожно: подделка!!! // www.evrazia.org/modules.php?name=News&file=article&sid=537 и др.
11. Хоружий С. С. Карсавин, евразийство и ВКП // Вопросы философии. 1992. № 2. С. 79.
12. Евразийство. Опыт систематического изложения // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 27.
13. Карсавин Л. П. Россия и евреи // Тайна Израиля: «Еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца XIX — первой половины XX в. СПб., 1993. С. 430—431.
14. Кроме того, взгляд евразийцев на роль Православной церкви в государстве был более близок модели цезарепапизма, а не папоцезаризму. В их идеологических построениях Церковь существовала для империи, а не наоборот. Подробнее см.: Евразийство // www.pravenc.ru/text/187285.html. Это обстоятельство является одной из причин сдержанного отношения РПЦ к евразийству.
15. Трубецкой Н. С. Мы и другие // Классика геополитики, ХХ век. М., 2003. С. 113.
16. Письмо П. Н. Савицкого Л. Н. Гумилеву (13. 02. 1963) // http://gumilevica.kulichki.net/SPN/spn13.htm.
17. К тому времени Гумилев стал культовой фигурой всесоюзного масштаба. Автор этих строк помнит большую очередь, выходившую из Ленинградского дома книги на канал Грибоедова, за книгой Гумилева «Этногенез и биосфера Земли».
18. Гайнутдин Р. Национализм — гибельный путь для России // www.kreml.org/interview/120778761/.
19. Ларюэль М. Когда присваивается интеллектуальная собственность, или О противоположности Л. Н. Гумилева и П. Н. Савицкого // Лев Гумилев: pro et contra: личность и творчество Л. Н. Гумилева в оценках российских мыслителей и исследователей: антология. СПб., 2012. С. 474.
20. Лавров С. Б. Завещание первого евразийца // Там же. С. 442.
21. «К сожалению, в дальнейших рассуждениях о необходимости „оправославливания“ монгольской государственности автор (Трубецкой. — М. Л.) упускает из виду существование очень большого числа монголов-христиан (несториан)». См.: Гумилев Л. Н. Историко-философские сочинения князя Н. С. Трубецкого (заметки последнего евразийца) // Лев Гумилев: pro et contra. С. 402—403.
22. «Скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава». См.: Лев Гумилев: pro et contra. С. 426—427.
23. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1989. С. 544.
24. Там же. С. 536.
25. Laruelle M. Preface // Eurasianism and the European Far Right: Reshaping the Europe—Russia Relationship / Ed.by Marlene Laruelle. Lanham, 2015. P. VII.
26. Дугин А. Г. Этносоциология. М., 2011. С. 485—486.
27. Дугин А. Евразийский проект от Ислама // http://cge.evrazia.org/islam_1.shtml.
28. Там же.
29. Там же.
30. Там же.
31. Директива Дугина: Современный ислам // https://tsargrad.tv/shows/direktiva-dugina-sovremennyj- islam_47113.
32. Там же.
33. Там же.
34. Там же.
35. Там же.
36. Подобным же образом Дугин делит евреев на восточников (евразийцев) и западников. См.: Столович Л. Современное евразийство и еврейский вопрос // Вестник Еврейского университета: История. Культура. Цивилизация. 2004. № 9 (27). C. 64.
37. Verkhovsky A. Public Interactions between Orthodox Christian and Muslim Organisations at the Federal Level in Russia Today // Religion, State and Society. 2008. Vol. 36 (4). P. 386.
38. Здесь уместно будет отметить, что ЕПР была по своей идеологии и целям в большей степени партией умеренно-либерального толка, поэтому обвинения Ниязова и его однопартийцев в псевдоевразийстве можно отчасти счесть справедливыми с формальной точки зрения.
39. Мухетдинов Д. В. Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации. М., 2016 // www.islamrf.org/rossijskoe-musulmanstvo.
40. Там же. С. 11.
41. Гаспринский И. Русское мусульманство: Мысли, заметки и наблюдения мусульманина. Симферополь, 1881.
42. Мухетдинов использует термин «российское» вместо «русского» по той причине, что в современном языке последнее определение связано исключительно с русским народом.
43. Мухетдинов Д. В. Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации. М., 2016. С. 9.
44. Мухетдинов Д. В. Российское мусульманство: традиции уммы в условиях евразийской цивилизации. М., 2016. Книга выложена в электронном виде на сайте издательского дома «Медина», главным редактором которого является Мухетдинов.
45. Мухетдинов Д. В. Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации. М., 2016. С. 88—109.
46. Там же. C. 5.
47. Алексеев И. Л. «Осмысление российского мусульманства — задача столь же возвышенная и похвальная, сколь амбициозная и рискованная» // Мухетдинов Д. В. Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации. C. 81.
48. Там же. С. 81—82.
49. Там же. C. 81.
50. Мухетдинов Д. В. Ответ на критику // Мухетдинов Д. В. Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации. C. 90.
51. Там же. С. 90—91.
52. Там же. С. 100.
53. Там же. С. 106.
54. Там же. С. 95.
55. Мухетдинов Д. В. Российское мусульманство: традиции уммы в условиях евразийской цивилизации. С. 2. Примечательно, что в ни в «первом», ни во «втором» изданиях статьи о само`м кораническом гуманизме ни сказано почти ни слова.
56. Выступление Верховного муфтия Центрального духовного управления мусульман России и Европейских стран СНГ Шейх-уль-Ислама Талгата Таджуддина.
57. В ряду имен классических евразийцев также называется имя Э. Хара-Давана. Однако назвать его активным участником и тем более идеологом движения сложно. Скорее он был сочувствующим инородцем. Об этом свидетельствует его работа «Евразийство с точки зрения монгола» (Евразийская хроника. Париж, 1926. Вып. 10).
58. Бромберг Я. А. Запад, Россия и еврейство. Опыт пересмотра eврейского вопроса. Прага, 1931.
59. Шнирельман В. Евразийцы и евреи // Вестник Евразии. 2000. № 1 // https://scepsis.net/library/id_952.html.
60. Там же.