Продолжение
Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2017
I
Благополучные 2000-е закончились в 2008-м, а точнее в ночь на понедельник 15 сентября этого года, когда было объявлено о банкротстве одного из ведущих американских инвестиционных банков — Lehman Brothers. Это далекое от нас географически событие спровоцировало по принципу домино крупнейшее падение всех мировых экономических индикаторов. Для России это отразилось прежде всего в цене на нефть. Месяца за два до этого, в июне, она достигла своего исторического максимума — 140,44 $ за баррель. В сентябре она стоила уже 99,45, а в декабре скатилась до 40,11 $! Более чем трехкратное падение всего за полгода.[1]
Естественно, что в конце 2008 года в России начали ощущаться признаки собственного экономического кризиса. Уже в IV квартале физический объем ВВП по сравнению с таким же кварталом 2007 года показал отрицательную динамику. Во II квартале 2009 года падение составило уже почти 12 %.[2] А что же произошло с реальными доходами населения?
В IV квартале 2008 года они упали на 6,1 % по сравнению с таким же периодом 2007-го, однако по итогам всего года они возросли на 2,4 %. В 2009 году (хотя в I и III кварталах было зафиксировано падение) итоговый прирост составил еще 3 %.[3]
За счет чего удалось добиться такой в целом позитивной динамики? Давайте вспоминать.
В течение 2009 года пенсии повышались четыре раза.
С 1 марта — проведено увеличение на 8,7 % базовой части трудовой пенсии, пенсий по государственному пенсионному обеспечению и социальных выплат, зависящих от размеров базовой части трудовой пенсии.
С 1 апреля — страховая часть трудовой пенсии увеличена на 17,5 %.
С 1 августа — страховая часть трудовой пенсии увеличена на 7,5 %.
С 1 декабря — проведено увеличение размеров базовых частей трудовой пенсии и всех пенсий по государственному пенсионному обеспечению на 31,4 %.
В результате в 2009 году обеспечен реальный рост пенсий. При росте потребительских цен за 2009 год на 8,8 % суммарный коэффициент индексации базовой части трудовой пенсии составил около 43 %, страховой части трудовой пенсии — 26,3 %.[4]
С 1 января 2010 года было произведено увеличение размеров трудовых пенсий путем проведения валоризации, в результате чего увеличение среднего размера трудовой пенсии по старости составило около 1100 рублей.
А с 1 апреля того же года проведена индексация трудовых пенсий на 6,3 %. Средний размер трудовой пенсии по старости увеличился на 477 рублей и составил 8169 рублей. С начала 2010 года увеличение среднего размера трудовой пенсии по старости составило 1539 рублей, или 23,2 %.[5]
Кроме того, из федерального бюджета были выделены регионам несколько десятков миллиардов рублей на поддержание занятости (выплаты зарплаты тем, кого работодатели хотели увольнять из-за нехватки денег, общественные работы и т. п.).
Это стало возможным в том числе благодаря накопленным на тот момент средствам в Резервном фонде. 1 сентября 2008 года в нем было 3,5 трлн рублей.[6]
Казалось бы, пронесло и социальный рай 2000-х устоит. Тем более что в 2011—2012 годах экономический рост возобновился, что позволило наращивать (пусть и не так быстро) основные параметры уровня жизни. Так, в частности, реальные доходы населения подросли за эти 2 года более чем на 5 %.[7]
Однако итоги 2013 года сильно насторожили всех тех, кто внимательно следит за социально-экономической ситуацией в стране. При цене на нефть свыше 100 $ за баррель в благоприятной внешнеполитической обстановке (открытая стадия украинского кризиса, вызвавшая санкции в отношении России, началась только в 2014 году) физический объем ВВП вырос всего на 1,3 % по сравнению с предыдущим годом.[8] Причиной такого фиаско, как стало для многих очевидным, стала сложившаяся в России к тому времени экономическая модель. Ее основной чертой является прямой или косвенный контроль государства над всеми наиболее значимыми активами, из чего следует:
сведение настоящей, а не притворной конкуренции только до очень немногих сфер экономической жизни;
сращивание бизнеса с государственным аппаратом, что с неизбежностью рождает системную коррупцию;
отсутствие независимой судебной ветви власти, а значит, правовой произвол по отношению к частному бизнесу;
токсичный инвестиционный и предпринимательский климат.
В просторечье ситуация, когда цены на нефть и другое экспортное сырье уже никак не влияют на состояние экономики, называется «не в коня корм».
В 2014—2015 годах в добавление ко всем системным бедам произошло падение мировой цены на нефть (а потом и на газ), были введены санкции в отношении России. Естественно, что просели и основные экономические параметры. В 2014 году физический объем ВВП увеличился всего на 0,7 %, а в 2015-м снизился на 3,7 %.[9]
А с ноября 2014 года начался идущий до сих пор (а я пишу эти строки в сентябре 2016 года) процесс неуклонного ежемесячного снижения реальных доходов населения.[10] И если падение реального содержания средней зарплаты началось также в конце 2014 года[11], то в 2016 году мы впервые видим официально заявленное снижение реального размера пенсий.[12]
В эти же годы вполне явственно проявилось и желание государства как-то «оптимизировать» расходы на медицину и образование, что вылилось в массовое закрытие (через слияние) больниц и поликлиник, общеобразовательных школ. Вот что по этому поводу отметила Счетная палата, подводя итоги 2014 года:
«Проверки показали, что какие-либо рекомендации в части порядка проведения оптимизации министерствами не разрабатывались. Предварительное территориальное планирование в каждой сфере, анализ сети государственных и муниципальных организаций и их деятельности не проводились.
Количественные изменения в численности образовательных, медицинских организаций, учреждений культуры, организаций социального обслуживания и отдельных категорий работников проводились без учета социальных нормативов и норм, утвержденных Правительством. Изменения в социальные нормативы и нормы в отдельных сферах не вносились с 1996 г. В результате регионы проводили оптимизационные мероприятия без методического сопровождения со стороны федеральных органов исполнительной власти.
Несмотря на то, что „оптимизация“ предполагает действия, при которых достигается наилучшее состояние системы в целом, комплекс проведенных мероприятий в основном ограничен только мерами по сокращению объектов, их реорганизации или сокращению численности работников, что в итоге привело к снижению доступности услуг и ухудшению результатов деятельности государственных и муниципальных организаций, в первую очередь проявляющихся ухудшением качества образования, ростом на 3,7 % числа умерших в стационарах, увеличением на 2,6 % внутрибольничной летальности больных, ухудшением качества жизни населения».[13]
Вот именно таким образом на смену социально благополучным 2000-м годам пришли депрессивные 2010-е.
II
Про архаичную экономическую модель, которая бревном легла поперек российского развития, я выше упомянул. А как именно эта модель разлагала ткань социальных институтов? Ведь не может быть такого, чтобы в крупнейших сферах жизни общества (а я бы добавил здесь к экономике государственное управление и в целом политическую систему) наблюдается застой и даже деградация, а «социалка» процветает.
Возьмем, например, рынок труда. В своем предыдущем очерке[14] я отметил, что миной, подложенной под российское благополучие, достигнутое в 2000-е, стало непроведение структурной перестройки экономики. Это привело к очень высоким различиям в заработной плате между отраслями, что в конечном счете и предопределило возникновение такого социального расслоения, которое подавляющим большинством общества воспринималось как несправедливое.
В 2010-е, в условиях экономического кризиса, казалось, что наконец наступило время, когда никуда не деться от закрытия «плохих» (т. е. производящих неконкурентоспособную продукцию и, как следствие, генерирующих низкую зарплату) рабочих мест. Вместо них к 2020 году должны появиться, как закреплено в Указе Владимира Путина от 7 мая 2012 года, «25 миллионов высокопроизводительных рабочих мест».[15] Но сейчас, на исходе 2016 года, уже понятно, что такая задача выполнена не будет.
Косвенным признаком этого является неблагоприятная динамика такого показателя, как производительность труда. В 2012 году этот параметр увеличился на 3,5 %, в 2013 году — на 1,8 %, в 2014 году — на 0,9 %, а в 2015 году зафиксировано падение на 3,2 %.[16]
Кроме того, все эти годы на очень низком уровне остается безработица — 5—6 % (по методологии Международной организации труда).[17] А ведь логичным было бы предположить, что обещанные радикальные изменения на рынке труда должны на первом этапе привести к значительному увеличению числа людей, уволенных с «плохих» рабочих мест. На следующем этапе, если грамотно подходить к структурной перестройке экономики, эти высвобожденные люди должны занимать открывающиеся «хорошие» места. Но для этого многих из них надо переучить, помочь переехать в другой регион и т. п., что занимает время, в течение которого число безработных должно серьезно возрасти.
Ну и конечно, важно отметить более фундаментальную причину того, почему российский рынок труда остается неэффективным и в экономическом и в социальном смыслах. Это снижение объема инвестиций в основной капитал, которое началось в 2014 году — на 1,5 %, а в 2015-м — еще на 8,4 %. Эта тенденция наблюдается и в 2016 году.[18]
А если уж копнуть совсем глубоко, то окажется, что все дело в состоянии базовых институтов российского общества — государственного управления, судебной системы, правоохранительной функции.
Или возьмем здравоохранение. Как только начались серьезные экономические и финансовые проблемы, государство приступило к планомерному снижению расходов в этой области.[19] Но главное пока не это. Более важно то, что нас всех пытаются отучить от походов в государственные поликлиники и больницы, а точнее — получать там бесплатную медицинскую помощь. Тут используется и так называемая «оптимизация» сети (см. упомянутый выше доклад Счетной палаты), и ползучий перевод ранее бесплатных услуг в статус платных.
Да, счет за какой-то особый анализ крови выглядит пока весьма скромно (100—200 рублей), но сам факт, что человек за него заплатил, вводит в будничную социальную жизнь привыкание к подобной тенденции. Но если речь идет о серьезной операции, то все сложнее и сложнее ее сделать за счет бюджетных квот. Претенденты на них выстраиваются в длинные очереди (по-современному называемые «листами ожидания»). При этом уже сформировано общественное мнение, что бесплатно — это плохо и надо либо «отблагодарить» врача, либо просто-напросто, плюнув на очередь, официально заплатить и тебе все сделают быстро и качественно.
В принципе такое поведение людей во взаимоотношениях с государственной медициной не вызывало больших внешних проблем в «благополучные» 2000-е, когда доходы населения быстро росли. Это во многом предопределило начавшееся уже тогда замещение бесплатности платностью, которое было инициировано и самой системой здравоохранения, всегда нуждающейся в деньгах. Люди довольно активно обращались за медицинской помощью (или покупали ее). Плюс к этому приоритетный национальный проект «Здоровье» при всех своих недостатках все-таки помог серьезно нарастить материально-техническую базу поликлиник и больниц. В результате за эти годы улучшилось состояние здоровья россиян, снизилась смертность (прежде всего младенческая), увеличилась средняя продолжительность жизни.
Но с началом экономически сложных 2010-х покупать медицинские услуги стало тяжелее. Да, конечно, когда заболевает ребенок или взрослому становится невмоготу, то деньги наскребаются: используются семейные накопления, люди влезают в долги, в конце концов продают машины и квартиры.
Кстати, обратите внимание на то, сколько в России в последние годы появилось благотворительных фондов, специализирующихся на оплате дорогостоящего лечения детям. Этим благородным делом занялись известные артисты и другие медийные персоны, которые пользуются своим именем для получения пожертвований, прежде всего от бизнеса. Объяснений этому феномену много. Одни говорят, что российская общественная жизнь начала приобретать цивилизованные черты — ведь на Западе благотворительность и меценатство, как говорится, «норма жизни». Но другие утверждают — и мне ближе эта позиция: общество просто вынуждено закрывать лакуны, которые не покрываются государством, забывшим, что, согласно Конституции России, «каждый имеет право на охрану здоровья и медицинскую помощь. Медицинская помощь в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения оказывается гражданам бесплатно за счет средств соответствующего бюджета, страховых взносов, других поступлений».[20]
В результате значительная часть людей — как в городах, так и в селах — начинает отказываться от практики обращения к официальной медицине (как государственной, так и частной). В качестве паллиатива выступает самолечение, обращения к разнообразным целителям, знахарям и т. п.[21] Эта набирающая силу тенденция не может не повлиять на состояние здоровья населения.
Конечно, в нынешние времена могут быть разные подходы. Есть такая позиция, что любое, даже самое богатое общество не может полностью обеспечить медицинскую помощь за счет собираемых налогов и обязательных страховых взносов. Но в мировой практике существуют примеры стран, где этот принцип соблюдается в высокой степени: Великобритания, Канада, Италия, Испания, Южная Корея, Австралия, ряд Скандинавских стран. И именно эти страны входят в число лучших с точки зрения эффективности работы системы здравоохранения. Россия же в этих рейтингах занимает места в самом низу.[22]
Безответственность государства в данном случае заключается не только в том, что людей обрекают на архаичные формы охраны собственного здоровья, а то и вовсе в отказе даже от этого. Проблема в том, что состояние здоровья населения является важнейшим элементом «человеческого капитала», без высокого качества которого у нас не будет конкурентной экономики XXI века.
Как известно, в кризисные времена спасают самое ценное. Например, в 2009 году, когда в США разразился экономический кризис, который некоторые даже сравнивали с Великой депрессией 1929—1933 годов, президентом Обамой был инициирован план, предусматривающий увеличение финансирования образования и здравоохранения. Это нисколько не помешало США достаточно быстро выйти на траекторию стабильного экономического роста.
И на этом примере мы видим, как нынешнее Российское государство, напрочь потерявшее навык профессионально оценивать не только долгосрочную, но уже и среднесрочную перспективу, своими действиями способствует только углублению системного кризиса.
Очень хорошо это видно и при анализе того, что происходит с российскими пенсиями. В предыдущем очерке[23] я подробно описал планы, связанные с запущенной в 2002 году пенсионной реформой, и те шаги, которые буквально через пару лет начали эти планы коренным образом менять. В результате уже на излете «благополучных» 2000-х пенсионное будущее тогдашних молодых работников начало смотреться не очень радужно. Но окончательно перспективу сформировали два действия нынешнего десятилетия: 1) теперь уже четырехлетняя «заморозка» перечисления 6 % от заработной платы на обязательные накопительные пенсионные счета работникам; 2) введение с 2015 года так называемой балльной системы исчисления страховых пенсионных прав.
Фактическая отмена обязательного накопительного элемента означает не только бессилие государства в эффективном решении пенсионной проблемы, но и — вольно или невольно — взятие курса на возвращение к советской системе социального обеспечения пожилых, когда царила уравниловка за счет бюджета. Мне могут возразить: тогда на 120—135-рублевую пенсию можно было прожить. И я с этим в целом соглашусь. Действительно цены и тарифы, установленные государством, были очень низкими.
Однако на эти цены и тарифы в большинстве случаев надо смотреть с точки зрения доступности товаров и услуг. А здесь все было далеко не в порядке. Чтобы достать, например, остродефицитные колбасу или сыр, приходилось кратно переплачивать. А многие их не ели вообще, питаясь в основном хлебом, картофелем, крупами, разливным молоком, а курятину, свинину и тем более говядину выставляли на стол по праздникам. Мясо можно было, конечно, купить на колхозном рынке, но далеко не по тем ценам, которые устанавливало государство. То же самое и по одежде, обуви, предметам гигиены. Кто постарше, помнит очереди за туалетной бумагой, которую счастливцы потом несли домой в виде гирлянды, гордо повешенной на шею. Так что тогдашняя покупательная способность пенсий была в значительной степени преувеличенной.
И еще один факт, на который мало кто обращает внимание: в Советском Союзе было в целом молодое население — прежде всего за счет республик Кавказа и Средней Азии. Поэтому и пенсионная нагрузка на бюджет была относительно небольшой. Я бы даже предъявил сейчас советскому руководству претензию: при такой демографии они могли платить пожилым людям и побольше, чем 120—135 руб. в месяц. Но тогдашнее государство было ориентировано не на решение социальных проблем, а прежде всего на геополитические битвы — шла борьба «двух систем», которая требовала уйму денег на военные расходы, внутреннюю безопасность, безвозмездную поддержку «друзей» за рубежом…
Сейчас же возвращение от страхового к бюджетному финансированию пенсий создает еще более худший контекст, чем это было в «благословенное» советское время.
Во-первых, демография уже не та: на 40 миллионов российских пенсионеров приходится всего лишь 85 миллионов людей трудоспособного возраста[24], из которых лишь 71 миллион экономически активен.[25] При этом все прогнозы показывают, что это соотношение в ближайшие лет 10 будет только ухудшаться. Поэтому государству, ликвидирующему страховую пенсионную систему, сердцевина которой — накопительный элемент, придется заниматься уравниловкой: те, кто зарабатывает побольше, будут финансировать весьма скромное пенсионное будущее тем, у кого зарплаты маленькие. Понравится ли это тем, кто побогаче? Ответ очевиден.
Во-вторых, системный кризис, в который всерьез и надолго вползла Россия, в частности, не позволяет расшевелить и экономику. Приток денег и в бюджет и в Пенсионный фонд (если он останется в роли финансового мешка) будет в лучшем случае не расти. Но даже эта стабильность означает снижение среднего размера пенсий (см. предыдущий пункт о демографии и старении населения).
И вот тогда у десятков миллионов людей (не только пенсионеров, но и у их детей и внуков) вновь обострится чувство социальной справедливости. Ведь равенство в бедности в такой потенциально богатой стране, как Россия, в мирное время кажется невозможным.
Это ощущение вполне может появиться и у молодых в связи с их собственным пенсионным будущим. Речь идет о введенной в 2015 году так называемой балльной системе исчисления пенсионных прав, которые потом, после выхода на заслуженный отдых, и конвертируются в денежные выплаты.
Целью этой реформы, попросту говоря, является сведение концов с концами в дефицитном Пенсионном фонде. Теперь вместо конкретных рублей, уплаченных за работника его работодателем, на страховой индивидуальный счет приходят некие баллы. Их стоимость определяется жестким фискальным путем — отталкиваясь от доходов, собранных Пенсионным фондом в истекшем году. По этому поводу ежегодно издается специальное постановление федерального правительства.
Возьмем для сопоставления уже установленные стоимости пенсионного балла на 2015 и 2016 годы. Это соответственно 71,41 и 74,21 рубля.[26] Нетрудно подсчитать, что рост составил 3,9 %. При этом накопленная инфляция за 2015 год достигла 12,9 %.[27] Мы видим очевидные потери для начисления будущих пенсий.
III
Отдельно хотел бы сказать и еще об одной тревожащей черте российской социальной жизни времен экономического застоя — об отсутствии в стране единого социального пространства. Крупнейший российский специалист по региональной экономике Наталья Зубаревич по итогам 2011 года констатировала, что внутри нашей страны образовались четыре России, каждая со своим оригинальным жизненным укладом:[28]
большие города с проходящей там постиндустриальной модернизацией, концентрацией среднего класса и притоком мигрантов из глубинки;
средние промышленные города, где все еще силен дух советской индустриализации;
села, поселки и малые города, где идет депопуляция и старение населения, люди выживают «на земле»;
республики Северного Кавказа и юга Сибири, где существование поддерживается во многом за счет федеральных трансфертов.
В каждой из этих Россий, добавлю я от себя, есть и своя социальная специфика, вытекающая прежде всего из структуры местной экономики. Большие города живут уже во многом по европейским представлениям о работе и достатке, а вот третья и четвертая России все еще находятся в XX, а кое-где и в XIX веках. Различия не только количественные, но и качественные, цивилизационные.
Но вот прошло три года с момента публикации упомянутой выше статьи, и Наталья Зубаревич пришла к выводу, что ее «центро-периферийная модель» «временно умерла».[29]
«— Нет ли ощущения, что в условиях нынешнего „патриотического“ психоза вместо „четырех Россий“, описанных вами, установилась одна?
— В принципе я с вами согласна. Вопрос: какой длительностью мы оперируем? Четыре России — это модель рационалистическая и долгоиграющая, но никто не отменял ситуаций особых мобилизаций, которые основаны на резкой активизации разных фобий и комплексов. Страну охватил классический постимперский синдром, который она не пережила полностью в 90-е годы. Отменить его невозможно, через это надо пройти. Роль образования, степени модернизированности ценностей и образа жизни людей может проявиться только в одном — кто-то будет немного быстрее из него выходить, а кто-то помедленнее. Вот и все.
Пока же, начиная где-то с февраля-марта 2014 года, „четыре России“ отменяются. Когда мы на эту кнопочку сможем опять надавить? Я полагаю, что в 2015—2016-м уже чуть-чуть получится.
— А что позволит это сделать? С включением каких механизмов это может быть связано?
— С включением „рацио“…
— Начнет побеждать „партия холодильника“?
— Экономика вообще имеет свойство отрезвлять, так устроен мир. Я пока не понимаю, как долго все это можно будет списывать на врагов. Ведь это очень удобный формат: мы ни в чем не виноваты, мы замечательные, кругом враги, и потому нам сейчас сложно. В принципе это может продолжаться долго. Но когда все время кругом враги, а у тебя все меньше денег, — наступает момент, когда ты задаешь вопрос: „Ну а власть-то что делает? Что-то ведь она должна делать?“
Когда этот вопрос будет задан, сказать трудно. Ведь никто из нас не мог предугадать блестящего, высокопрофессионального уровня пропаганды, который демонстрируют наше доблестное телевидение и прочие к этому приставленные. Пропаганда точнейшим образом нашла все болевые точки и ударила по ним. Мы это недооценили. Теперь будем умнее. Мы уже знаем эти болевые точки: чувство ущербности, ощущение утраты того, что мы крутые и нас все боятся; комплекс неполноценности и одновременно ощущение, что мы самые лучшие. Кроме того, более десятка лет до нынешних событий оживлялся образ Великой Отечественной войны, и все слова, которые существовали на уровне подкорки, теперь активированы».[30]
Но такая консолидация раздробленного российского общества недолговечна. Как показывают социологические исследования, эффект от «крымского» и «новоросского» синдромов постепенно проходит. И снова на первый план выходит разорванность социального пространства.
Достаточно сказать, что среднедушевые денежные доходы отличаются, если взять субъекты Федерации, почти в 5 раз.[31] Конечно, трудно сравнивать полюса — Ямало-Ненецкий автономный округ и Ингушетию, но все-таки, несмотря на разную структуру экономики, такие различия присущи скорее странам бывшего третьего мира и никак не красят державу, претендующую на статус великой.
Более характерны различия между регионами в расходах на здравоохранение в расчете на душу населения — в 2014 году они достигли 4 раз.[32] А ведь, казалось бы, отраслевая структура экономики здесь должна быть ни при чем: Конституцией гарантирован равный доступ любого гражданина России к здравоохранению независимо от места жительства. Конечно, и тут можно сослаться на объективные обстоятельства, например демографию, которая сильно отличается от территории к территории. Но 4 раза — это, как представляется, чрезмерно и никакими объективными обстоятельствами объяснить нельзя.
А ведь страну должны скреплять не только общий язык, история и культура, но и сопоставимые условия жизни для населяющих ее людей. Ответственное государство пытается имеющиеся различия, если они в общественном сознании признаны чрезмерными и несправедливыми, как-то снизить за счет проводимой экономической и социальной политики. У нас, увы, ситуация обратная.
Например, объявленное сокращение государственных расходов на здравоохранение в 2017 году[33], если оно состоится, еще более увеличит пропасть в доступности и качестве медицинского обслуживания и между регионами, и между различными социальными группами.
Из-за этого, как мне представляется, Россия снова разделится на несколько миров — как по географическому, так и по социальному принципу, в каждом из которых будничная жизнь устроена во многом по-своему.
IV
2016-й стал годом, когда нехватка у нашего государства денег привела к началу прямого наступления на уровень жизни собственного населения.
Перечислю только некоторые «новации»:
обязательная плата за капитальный ремонт жилья;
переход к кадастровой оценке стоимости недвижимости и как результат резкий рост налога на квартиры и дачи;
отказ от ежегодной индексации по инфляции пенсий работающим пенсионерам;
сокращение числа занятых в здравоохранении и образовании, для того чтобы оставшимся там работникам поддерживать зарплату, исходя из требований «майских» (2012 года) указов президента;
отмена максимального размера заработка, с которого работодатель платит взносы в систему обязательного медицинского страхования. Естественно, что дополнительные издержки бизнеса переносятся в цену выпускаемой им продукции и расплачиваться за это приходится нам, покупателям;
знаменитый «Платон», расходы на который ложатся на кошельки тех, кто покупает продукцию, перевезенную дальнобойщиками;
попытки отмены региональными властями целого ряда местных социальных льгот и выплат.[34]
И что же наше население? Как оно отреагировало на это наступление на свои кошельки? За исключением редких локальных конфликтов, никак. Как говорится в бессмертной трагедии Пушкина «Борис Годунов», «народ безмолвствует». Если обратиться к социологическим замерам Левада-центра, то в октябре 2016 года 55 % опрошенных считали, что страна идет в правильном направлении.[35]
Объяснений этому феномену, совершенно непонятному для зарубежных экспертов, много. Назову лишь некоторые из них.
1. Прежде всего большинство людей еще не ощутили в своей будничной жизни наступление по-настоящему жестких времен, когда реально не хватает денег на обеспечение даже самых элементарных своих потребностей. За чертой официальной бедности у нас по итогам 2015 года находилось менее 15 % населения.[36] Сейчас, в конце 2016 года, этот показатель немного подрос, но он все равно охватывает очевидное меньшинство семей. При этом летом 2016 года 41 % опрошенных признали, что им не хватает денег на еду и одежду.[37] Речь в данном случае, скорее всего, идет не о крайней степени бедности, а об ощутимом снижении стандартов жизни. Если раньше эта категория, посещая магазин, в своей массе покупала сыр, который нравится, то теперь тот, который подешевле. Если раньше эти люди могли себе позволить покупать обувь раз в квартал, то теперь вынуждены это делать раз в год. А вот те, кто действительно бедствует, — это, как показал все тот же опрос, примерно 10 % семей.
2. Не потеряв пока всего накопленного в годы «социального рая» 2000-х[38], люди лелеют надежду на то, что вот-вот кризис закончится и все снова пойдет вверх. Этому всячески способствуют как контролируемые государством СМИ (особенно федеральные телеканалы), так и наши официальные лица, которые с завидной частотой говорят о том, что мы «достигли дна». Логически рассуждая, рядовой россиянин должен предположить, что от этого дна мы сразу же оттолкнемся. Но далеко не все читают официальные прогнозы. Например, в октябре 2016 года Минэкономразвития отправило в Минфин свое видение развития экономики до 2035 года[39], в котором на ближайшие 20 (!) лет в качестве базового взят сценарий с ежегодными темпами роста ВВП менее 2 %. Динамика роста реальных доходов большинства населения становится очевидной. Это стагнация, а возможно, и дальнейшее их снижение у большинства. Так что никакого «русского чуда» не случится, если, конечно, мы наконец не возьмемся за ум и не начнем настоящую, а не имитационную модернизацию всех сфер жизни нашей страны.
3. Безальтернативность политической жизни, когда фактически нет сколько-нибудь значимой легальной оппозиции и возглавляющих ее крупных харизматических фигур, вынуждает людей и во время выборов, и в будничной жизни связывать свои жизненные перспективы со старыми лицами и псевдопартиями типа «Единой России». Это куда проще и безопаснее организации митингов и демонстраций — чему, кстати, наш народ никак не обучен.
А как же попранное и попираемое чувство социальной справедливости? Неужели эту важнейшую ценность российского человека можно безнаказанно ущемлять? Оказывается, что можно. Результаты выборов в последнюю Государственную думу говорят сами за себя.
Однако как же тогда совмещаются упомянутое выше начавшееся и развивающееся открытое наступление на уровень жизни большинства и грядущие президентские выборы? Видимо, расчет делается на то, что высокое доверие и 86-процентная популярность Владимира Путина позволят компенсировать накапливающийся социальный негатив. Скорее всего, так и произойдет.
Но что будет происходить в основах социальной жизни России в перспективе заявленных Минэкономразвитием 20 лет? Какие тенденции уже оформились, нужно ли их менять? Об этом поговорим в заключительном очерке.
1. https://www.calc.ru/dinamika-Brent.html?date=2008.
2. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/vvp/kv/tab8.htm.
3. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/population/urov/urov_12kv.htm.
4. http://informatio.ru/news/pensiya/kak_prokhodila_indeksatsiya_pensiy_v_2009_i_2010_godu/.
5. Там же.
6. https://ru.wikipedia.org/wiki/Резервный_фонд_Российской_Федерации.
7. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/population/urov/urov_12kv.htm.
8. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/vvp/vvp-god/tab3.htm.
9. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/vvp/vvp-god/tab3.htm.
10. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/population/urov/urov_12kv.htm.
11. http://www.gks.ru/free_doc/doc_2015/info/oper-12—2015.pdf.
12. http://www.finmarket.ru/news/4358467.
13. http://www.ach.gov.ru/press_center/news/21297?sphrase_id=695856.
14. «Звезда», 2016, № 11.
15. http://www.kremlin.ru/acts/bank/35260.
16. http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/accounts/#.
17. http://www.gks.ru/bgd/regl/b16_01/IssWWW.exe/Stg/d07/3—2.doc.
18. http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/enterprise/investment/nonfinancial/#.
19. https://www.gazeta.ru/business/2015/11/16/7895693.shtml.
20. http://www.constitution.ru/10003000/10003000—4.htm.
21. См., например, книгу Ю. А. Крашенинниковой «Неформальное здравоохранение. Социографические очерки», выпущенную Фондом «Хамовники» (http://khamovniky.ru/news/vyshla-novaya-kniga.html).
22. http://izrus.co.il/dvuhstoronka/article/2016—09—30/33009.html.
23. «Звезда», 2016, № 11.
24. http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/population/demography/#.
25. http://www.gks.ru/free_doc/doc_2015/trud15.pdf.
26. http://soc-factor.ru/archives/3025; http://pensia-expert.ru/trudovye-pensii/pensiya-v-2015-godu/individualnyj-pensionnyj-koefficient/.
27. https://rg.ru/2016/01/12/inflyaciya-site.html.
28. http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2011/12/30/chetyre_rossii.
29. http://www.novayagazeta-vlad.ru/2014/12/22/414/natalya-zubarevich-chetyre-rossii-otmenyay-utsya.html.
30. Там же.
31. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/population/urov/urov_11sub.htm.
32. https://www.hse.ru/data/2015/05/19/1097215048/2015_3q_SocialSpendings_fin_z.pdf.
33. http://pikabu.ru/story/v_2017_godu_raskhodyi_na_zdravookhranenie_planiruyut_sokratit_na_33_4544461.
34. См., например, ситуацию по Московской области (http://rusposobie.ru/novosti-i-izmeneniya/otmena-lgot-veteranam-truda.html), где это удалось. А вот в Краснодарском крае подобного рода действия спровоцировали открытую протестную реакцию: люди вышли на улицы, и власти дали обратный ход (http://bloknot-krasnodar.ru/news/protest-po-krasnodarski-pensionery-gotovy-snova-vy-690778).
35. http://www.levada.ru/.
36. http://www.gks.ru/free_doc/new_site/population/urov/urov_51g.doc.
37. http://ura.ru/news/1052256611?from=mn.
38. «Звезда», 2016, № 11.
39. https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2016/10/20/661689—20-let-stagnatsii.
Окончание следует