Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2016
* * *
Ни на что не надейся в грядущем году,
бредни выброси из головы.
В снеговой пелене потеряли звезду
и пропали из виду волхвы.
В мире смешаны вечно и правда и ложь,
темнота во дворе, чернота.
Потеряешь скорее. А если найдешь,
то опять пронесешь мимо рта.
Так чего же ты вышел из дома впотьмах,
напевая мотивчик простой?
Мир прекрасен. И стынет вопрос на устах,
посрамленный его красотой.
* * *
Слякотно, мокро, промозгло, паршиво,
лечь поскорее в кровать.
Поздняя осень, наверно, решила
вовсе меня доконать.
Дни одинаковы: снова и снова
морось и серость, и жуть.
А почитав барахла новостного,
очень непросто уснуть.
Сон подступил — приливает тревога,
страх без особых примет.
Света немного и счастья немного.
Взглянешь — и этого нет.
Только холодный шумит, нарастая,
ветер, стучится в дома.
Что там в кармане? Надежда пустая.
Скоро наступит зима.
* * *
Застукан спирающий вещи Олег
соседкой, разбуженной шумом.
Ни с чем восвояси. На улице снег,
созвездья на небе угрюмом.
Уснет в коммуналке, приснятся ему
не шмотки, не бабы, не ходки —
какой-то старик, непонятно к чему,
щиты, остроносые лодки.
На кухню плетется продравший глаза,
но выглядит злым и усталым.
«Отмстить! — торжествуя, кричит он. — Хаза…»
И кто-то подскажет: «Татарам».
* * *
Вот приятель, отбросив свои личины,
предстает реальным и дышит смрадом.
Ты и сам не очень. На то причины
очевидны, и все мы пропахли адом.
Ад повсюду — в газетах, телеэфире,
в разговорах о Крыме или Курилах.
Сколько зла накопилось в подлунном мире,
и оно оседает в мозгах куриных.
И оно разъедает, оно терзает,
возбуждает, наносит себя на майки.
И уста безвольные отверзает,
и в Фейсбуке, довольное, ставит лайки.
* * *
В метро подсел старик, картавил,
свободно перешел на «ты».
Не соблюдает лишних правил
душа, сорвавшись с высоты.
О, сколько чувств во мне боролось,
я говорил со стариком
и понимал, что этот голос
чужой давным-давно знаком.
Нескладен, сед, в дорожной пыли,
обижен на отца и мать…
Умерший друг, скажи, не ты ли
привет спустился передать?
Превозмогая боль, по краю
скользил — и вот сошел во тьму.
Но что есть смерть, когда узнаю
тебя по слову одному?
* * *
В больницы загремели, умерли,
помучившись изрядно в них.
Смерть победит. А как вы думали?
За счет убогих и больных.
Какое мрачное величие,
какой молодцеватый вид!
Боюсь, что наше безразличие
ее косы не притупит.
Сан-Микеле
Сад или кладбище? Бродишь среди цветов —
осы и бабочки возле бутонов вьются,
если устал от докучных своих трудов —
ляг, отдохни, но, прошу, не забудь проснуться.
Стертые буквы на плитах, полдневный зной,
женщины в черном, непышные их букеты.
Разве возможен какой-нибудь мир иной?
Этим же солнцем уснувшие здесь согреты.
Ходишь счастливый и думаешь: правда, там —
все и продолжится, только на самом деле.
Как не поверить таким безмятежным снам?
Мы уезжаем. До скорого, Сан-Микеле.
* * *
Души бесформенны, души безлики,
души зачем-то придуманы нами…
Мусор сметают с асфальта таджики,
листья вальсируют между домами.
Не утешай себя жизнью грядущей,
музыкой вечной, посмертною славой:
вот облетевшие райские кущи
между забором и сточной канавой.
Не уповай на бессильное слово,
не говори ни о чем с небесами.
Разве возможно, чтоб все это снова
кто-то увидел твоими глазами?