Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2016
Гамлет
I
«Чтоб добрым быть, я должен быть жесток…»
Не рваться ни на юг, ни на восток,
не улетать, не колесить, не плыть,
уняв гордыню и умерив прыть.
Не в зеркало глядеть, а из него
на всякое живое существо,
другое, не такое, как двойник,
к которому прижался и привык.
«Я должен быть жесток, чтоб добрым стать…»
Ни рост, ни возраст, ни костюм, ни стать
не возместят частей календаря,
чужому веку отданных зазря.
«Чтоб добрым стать», стань жёсток и суров,
болей за всех и сожалей врагов,
чтоб чистый звук и внятная строка
к Евангелью вели ученика,
хоть медленно и хоть издалека…
II
Звоночки убывающего времени,
сигналы ускользающего стремени
тревожат дни, лишают прав и снов,
а в спину: «Будьготоввсегдаготов!..»
Пора отринуть фарсы и условности,
все дело в постоянной неготовности
того, кто рвется выше и вперед,
уткнуться в беспримерный переход…
В Москве иль в Риме, в Питере иль в Греции
он, как циркач, летящий на трапеции
без лонжи и батута, он привык
к своим прощальным рискам каждый миг…
И правит сердце доблестью жестокою,
летателя с летальной подоплекою,
в нем зло с добром, меняя свой черед,
дырявят пол или небесный свод…
И вот, ловя меня на честном слове,
благословляет Гамлет новый зал:
«Будь не готов, а только наготове…
Будь наготове, так, как я сказал…»
* * *
Жизнь начинается ночью,
как у совы.
Днем понимаю воочью
хуже, чем вы.
Спячка ли это, раскачка,
пыточный сплин?..
Прячусь, как чья-то заначка
в груде картин.
Что это?.. Где это что-то?..
Невидаль дней…
Всё — для ночного полета,
вспышек, огней.
Близко живая добыча,
чуешь — лови!..
День для тревожного клича,
ночь — на крови.
Тесно обступят потери,
кровник войдет…
Не по делам, а по вере
будет зачет…
* * *
Зимний гон — не как осенний:
и жесточе и страшней;
отступаюсь от сравнений
ради скачущих теней.
Мчат подземки, электрички,
«Стрелы Красные» сквозь Тверь…
Отступаюсь от привычки,
ткнувшись в отпертую дверь…
В памятки впишу коряво:
тот ушел и тот не жив…
Спит в полях смурная слава.
Не отвяжется мотив.
Тут — работа, там — морока;
не сворачивай, смотри!..
Погоняй по воле срока
у распахнутой двери…
Зимний гон — не как весенний:
всё — другое, сам — другой.
Отступаюсь от прочтений.
Колокольчик под дугой…
* * *
Я вывел себя погулять, как собаку,
держа на коротком, как день, поводке,
навстречу спешащему зимнему мраку,
с зонтом вместо палки в озябшей руке.
Я мерил шагами земные заботы
о всех прирученных и всех, кто решил —
в актеры, ко мне в обученье, и льготы
просил или требовал в поисках крыл…
Прогулка противилась и оскользалась,
и кто-то ее тормозил изнутри,
пока не случилась внезапная малость —
и вверх по Фурштатской зажглись фонари.
Не так ли светлы переходные нети,
когда неподвижно сквозишь, не спеша,
и так же, как здесь, в окормляющем свете
легка на свидание с небом душа?..
* * *
Успокоюсь… Успокою…
И возникнет под рукой
то, что нас приблизит к строю, —
обознавшийся покой.
Рифмы отзовутся сами,
удержав свои права,
и, не прячась за огнями,
в окна явятся слова:
друг за другом, за испугом
не узнать их, не спугнуть,
как друзья — к моим услугам,
сами — жизнь и сами — путь…