Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2015
Дина Рубина. На солнечной стороне улицы
М.: Эксмо, 2008
Из книг вырастаешь. Но этот роман, прочтенный когда-то и теперь перечтенный, останется моим первым романом с южным городом — после будут исхоженные одесские улицы, вечно несбыточная ялтинская мечта; а тогда и навсегда сердце мое пленил далекий магический Ташкент.
Никакого особого языка у Рубиной нет. Простой синтаксис, жаргонизмы и просторечия; цветные слова, схваченные с натуры (легко писать пейзажи, сидя на солнечной стороне улицы). Первая часть поражает своею стройностью, текст выложен аккуратно, швами наизнанку: три параллельных плана, каждый о своем хронотопе, своем настроении, даже со своими языковыми оттенками — сегодняшний мир Веры, вчерашний мир ее матери Кати и вневременной мир историй повествователя. Плитка к плитке, сюжет к сюжету: так строится вселенная, спаенная одним цементом — Ташкентом.
Но, пробежав одним махом по первой части, вдруг со всего разбегу вязнешь: во второй части прямо с первых строк начинается и дальше только неизменно ширится в теле романа доминанта авторского «я». И странным образом это совершенно внесюжетное, исключительно текстовое событие становится истинной кульминацией всего повествования, и теперь все будет четко делиться на «до» и «после». Тут же набирает обороты калейдоскоп персонажей и лиц, начинается обещанное аннотацией «поистине вавилонское столпотворение типов». И чувствуется страстное желание уподобить роман настоящему миру с его совпадениями и случайностями, всеми правдами и неправдами убедить незадачливого читателя в реальности происходившего. В какой-то момент это переводит текст в иной регистр — из крепкого беллетристического романа в беседу на летней кухне. А тотально счастливый конец в совокупности с сентиментальными авторскими пассажами превращает драму в румяную мелодраму.
Но, когда-то впервые прочитанная, эта книга оказала на меня большое влияние. Стараясь убедить меня в реальности персонажей, автор незаметно уверил меня в вещественности единственного главного действующего лица — города. Вопреки всему он сглаживает в твоей читательской памяти углы, приглушает, где надо, свет, раскрашивает, где хочется, поярче. Роман Рубиной отдает тебе при первом прочтении весь свой южный жар — и остывает. Зато ты, согретый, можешь теперь искать свою солнечную улицу, не боясь замерзнуть.