Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2015
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ
Татьяна Емельяненко
Бухарские евреи
Бухарские евреи — одна из этнических групп еврейского народа, чья историческая судьба на протяжении многих столетий была неразрывно связана с историей и культурой народов центральных районов Средней Азии — территорией современного Узбекистана. В настоящее время они почти исчезли с его этнической карты, и о былом присутствии здесь многочисленных и многолюдных еврейских общин напоминают лишь единичные семьи, которые еще остались в наиболее крупных городах Узбекистана, таких как Бухара, Ташкент, Самарканд, Коканд. Подавляющее же большинство бухарских евреев, после массовой эмиграции последних десятилетий ХХ в., проживает ныне в Израиле и США, в ряде стран Западной Европы, в Канаде и даже в Австралии. Но, оказавшись за тысячи километров от своей бывшей родины, они пока еще сохраняют память о ней. Издают мемуары о жизни в Узбекистане, пишут о своей истории и культурных традициях, собирают предметы старого быта для музейных коллекций. Даже название «бухарские», которое им дали европейские исследователи в XIX в. и ранее не употреблявшееся ими, получило у них широкое распространение как символ историко-культурного своеобразия своей этнической группы.
Сведения о времени и путях появления евреев в центральных районах Средней Азии в исторических источниках малочисленны. Первое (и единственное почти до начала XIX в.) документальное свидетельство относится только к концу XII в. Его автор, еврейский путешественник Беньямин из Туделы (Испания), сообщает о существовании в Самарканде и Хиве еврейских общин, в которых «есть люди ученые и богатые».1 Однако когда с начала XIX в. в Среднюю Азию стали проникать русские и европейские путешественники и исследователи и появились этнографические описания региона, евреи проживали уже во многих городах, преимущественно Бухарского ханства (образовано в XVI в.), в границы которого входила тогда часть современного Узбекистана и Таджикистана. Самая крупная еврейская община была в столице ханства, в Бухаре, старинными считались общины в Кермине, расположенном между Бухарой и Самаркандом, в Шахрисябзе — родном городе Тимура (Тамерлана), в Карши, Китабе, Хатырчи, Каттакургане. В соответствии с территорией основного их расселения в литературе XIX в. за местными евреями закрепилось название «бухарские», хотя они и сохраняли свое самоназвание — «яхуди» («еврей»), «исроэл» («израильтянин») или «бане исроэл» («сыновья Израиля»).
После присоединения Средней Азии к России и образования на ее территории Туркестанского генерал-губернаторства (1867) евреи из Бухарского ханства, которое сохранило независимость (находилось под протекторатом России), стали переезжать в Туркестанский край — его столицу Ташкент и в города Ферганской долины (Коканд, Андижан, Наманган, Маргилан), где особенно активно в это время начали развиваться торговля и предпринимательство. Поэтому, когда в 1924—1925 гг. в Средней Азии проводилось национально-территориального размежевание и была образована Узбекская ССР, подавляющее большинство бухарских евреев оказалось гражданами именно этой республики.
Многовековое проживание в регионе определило сходство традиционной культуры бухарских евреев и сартов, как называли в прошлом близких по обычаям и образу жизни оседлых узбеков и равнинных таджиков, населявших города и кишлаки современного Узбекистана. Они говорили на самаркандско-бухарском диалекте таджикского языка, но владели также и узбекским языком. Носили похожую одежду, жили в таких же домах, пользовались предметами, изготовленными узбекскими и таджикскими ремесленниками. Законы, которые ограничивали права иноверцев в мусульманских странах, введенные еще в Арабском халифате в начале VIII в., действовали и в Бухарском ханстве. Так, евреи должны были платить специальную подушную подать джизья, носить темные верхние халаты, опоясываться веревкой, им запрещалось ездить в городе верхом на лошади, надевать чалму, строить новые синагоги без специального разрешения, занимать государственные должности, они были ограничены в юридических правах. Однако на практике многие запреты, особенно касающиеся бытовых вопросов, строго не соблюдались.
Лояльный характер отношения мусульманского населения к бухарским евреям во многом определялся взаимовыгодным распределением хозяйственной деятельности. Бухарские евреи преимущественно занимались тем, чем в силу религиозных запретов или традиционного предубеждения считалось предосудительным заниматься узбекам и таджикам, но что было необходимо для их жизнедеятельности. Так, в руках евреев находилась посредническая торговля, которая осуждалась исламскими этическими нормами, однако благодаря евреям-посредникам мусульманское население имело возможность сбывать свою продукцию и получать зарубежные товары. После присоединения Средней Азии к России именно такой вид торговли получил здесь наибольшее развитие, и бухарские евреи стали проводниками в регион российских фабричных товаров, прежде всего мануфактуры, а также поставщиками среднеазиатского хлопка и шелка для текстильной промышленности европейской России. Из всех ремесленных занятий наибольшее распространение получило у них красильное дело. Оно не пользовалось уважением среди мусульман, и право заниматься им предоставлялось представителям других конфессий. Бухарских евреев на городских улицах нередко можно было узнать «по рукам с неотмытой от повседневной работы красной, синей или желтой краской».2 Они специализировались на крашении шелка в разные цвета и были единственными в регионе, кто занимался его окраской в синий цвет при помощи красителя индиго (нил) холодным способом (кубовое крашение), секрет которого евреи хранили с древности.3
До ХХ в. к специфическим занятиям бухарских евреев могут быть отнесены также винокурение, изготовление свечей и профессиональное музыкальное искусство. Первые два были связаны с традициями еврейской религиозной практики: винопитие и возжигание свечей являлись одними из элементов ритуальных действий, входящих в комплекс еврейских религиозных обрядов. Различные сорта виноградных вин и водку покупало у них, несмотря на запрещение Кораном потребления вина, мусульманское население; они поставляли свою продукцию ко двору эмира, и некоторые являлись штатными поставщиками. В конце XIX в. виноделие приняло у них товарный характер и было поставлено так широко, что российским предпринимателям в этой области пришлось приложить немало усилий, чтобы утвердиться на местном рынке.
Частью обрядовой культуры бухарских евреев являлось и музыкальное искусство. Особенно были известны еврейки-созанда — исполнительницы фольклорных произведений, музыкантши и танцовщицы, которые выступали на свадьбах и других семейных и общественных мероприятиях. В исламских странах, где подобный род деятельности считался презренным и унизительным для мусульман, им часто занимались евреи, которых мусульмане приглашали на свои праздники.4
Некоторые виды занятий бухарские евреи разделяли с соседними народами, но признавались в них более искусными специалистами. Так, общепризнанным авторитетом пользовались еврейские лекари, лучшими считались изделия еврейских ювелиров, таджички и узбечки охотно прибегали к услугам еврейских кошчин — женщин, которые придавали форму бровям, выщипывали при помощи скрученной нитки (старинный способ на Востоке) волосы на лице, поскольку у бухарских евреев эта процедура являлась главной частью одного из старинных обрядов свадебного цикла — кошчинон, имела магическое значение, и навыки ее проведения передавались из поколения в поколение.
Сложившиеся экономические контакты и установленные нормы взаимоотношений с иноверцами в мусульманском обществе гарантировали евреям стабильность и относительную безопасность, так как нарушение принятого порядка, по чьей бы инициативе оно ни происходило, рассматривалось властями как посягательство на основы государства и законы ислама. Так, например, в 1898 г., когда в России шли еврейские погромы, мусульмане обратились с просьбой к начальнику Кокандского уезда Туркестанского края разрешить «вырезать евреев», но получили отказ и мирно разошлись по домам. При этом автор сообщения особенно подчеркивал законопослушность населения, «дисциплинированного ханами» и привыкшего во всем подчиняться указаниям властей.5
Немаловажное значение имело также традиционное для городского населения дистанцирование отношений между различными этническими и конфессиональными группами. В полиэтничных кварталах Бухары, например, представители разных этнических групп всегда жили обособленно, следуя собственным обычаям, хотя и составляли одну квартальную общину — махалля.6 Бухарские евреи повсеместно селились компактными группами, а в больших городах занимали отдельные кварталы. Это отвечало взаимным интересам: их присутствие и религиозные обычаи не «подрывали основ ислама», евреи же получали возможность открыто проводить свои обряды и следовать правилам ритуальной чистоты. Так, в Бухаре евреям принадлежало три квартала, самый ранний из которых возник еще в XV — начале XVI в. Важнейшим своим достижением евреи Самарканда, прежде расселенные среди мусульман, считали полученное ими в 1843 г. от эмира бухарского право на покупку участка земли и образование еврейского квартала — махалла-и яхудиен, где к началу ХХ в. уже существовала самая многочисленная еврейская община (до 10 000 человек). Территория еврейского квартала, куда без крайней нужды и разрешения не мог проникнуть мусульманин, гарантировала его обитателям определенную защищенность и изолированность от внешнего мира. Все контакты с государственными структурами осуществляли руководители общин, и рядовые члены только в исключительных случаях имели с ними дело.
Община с институтами самоуправления представляла традиционную форму социальной организации у бухарских евреев. Во главе общины стоял старшина — калонтар (наси), избиравшийся членами общины из числа авторитетных и уважаемых людей; в помощь ему выбирали также старост — аксакалов.
Существовавший на протяжении многих веков порядок, обеспечивавший благоприятную экологию культуры бухарских евреев, впервые был нарушен в 1880—1890-х гг. Причем причиной стали не внутренние разногласия евреев с мусульманами, как можно было бы предположить, а национально-административная политика России в Туркестанском крае. Если первоначально она положительно отразилась на жизни евреев: были отменены все прежние правовые и бытовые ограничения, применявшиеся к иноверцам (зимми) в мусульманском мире, они получили статус «туземцев», дававший им равные права с другими среднеазиатскими народами, что открывало перед ними широкие социально-экономические возможности, — то по мере усиления позиций России в Средней Азии в отношении бухарских евреев она менялась, причем затрагивая их интересы с неожиданной для них стороны. В 1889 г., согласно Дополнению к «Положению об управлении Туркестанским краем», было ограничено право евреев Бухарского ханства, находящегося под протекторатом России, приобретать земли и недвижимость в Туркестанском крае, предоставленное им ранее, а с 1892 г. запрещалось покидать пределы ханства без специального разрешения на срок более года. Евреям же Туркестанского генерал-губернаторства для признания за ними прав туземного населения надлежало представить свидетельства того, что они проживают здесь «с незапамятных времен <…>, равно как происходящее от них потомство».7 Однако отсутствие метрических книг (введены только в конце 1880-х гг.), а у многих — документов на владение домом или участком, затрудняло эту задачу.8 В архивах сохранились сотни прошений бухарских евреев, пытавшихся доказать «исконность» своего проживания в туркестанских городах, причем не всегда с положительной для них резолюцией. Не сумевшим это сделать для проживания отводились три населенных пункта — Ош, Каттакурган и Петро-Александровск, позднее были добавлены Маргилан, Коканд и Самарканд, куда они должны были переселиться до 1900 г. (срок был продлен до 1910 г.).
Таким образом, если прежде в мусульманском мире они рассматривались как единая общность, каждый член которой, независимо от места проживания и границ ханств, находился в равном правовом положении, то теперь происходило противопоставление и фактически разъединение на государственно-законодательном уровне локальных групп бухарских евреев, тесно связанных межобщинными и родственными отношениями. Ситуация усугублялась введением своего рода «черты оседлости», что было необычным актом для Средней Азии, где правил приписки людей к определенному месту жительства и практики насильственного переселения не существовало. «Это европейское новшество не по вкусу, разумеется, пришлось азиатам (бухарским евреям. — Т. Е.): прав человеческих в азиатских странах их доселе не лишали, └покорнейше просили“ только носить веревку на одежде для знака и не ездить в городе верхом; а жить, проживать и приобретать в нецивилизованных странах запретить пока не догадывались», — писал один из современников по поводу изменений, внесенных в «Положение».9 Вновь вводимые ограничительные меры оказались более болезненными для бухарских евреев, чем применявшиеся к ним как иноверцам прежде в мусульманском обществе.
В результате между 1889 г. и началом Первой мировой войны в Палестину выехало около 1500 бухарских евреев. Среди них были не только состоятельные люди, чьи интересы в первую очередь затрагивали новые ограничительные меры, но и наиболее религиозно образованные, для которых эмиграция отвечала духовным запросам. С начала 1890-х гг. в Иерусалиме стал складываться особый городской квартал — Шухунат Реховед ха-бухарим, населенный бухарскими евреями.10
Вторая волна эмиграции пришлась на 1920—1930-е гг., причем события, подготовившие и сопровождавшие ее, развивались почти по тому же сценарию, что и в конце XIX в. Бухарские евреи поддержали революционное движение в Средней Азии, как прежде поддерживали завоевание ее Россией. В 1920-е гг. при партийных и государственных органах Туркестана (до 1924 г. — автономная советская республика) были созданы комитеты и ведомства по делам национальных меньшинств, которые в своей работе бухарским евреям уделяли особое внимание как наиболее многочисленным (по переписи 1926 г. — 18 172 чел.) из малых народов региона. Для них открывали школы с преподаванием на еврейско-таджикском языке, готовили учителей; в 1921 г. были открыты Еврейский педагогический техникум в Коканде и Туземно-еврейский институт просвещения в Ташкенте. С 1925 г. начала выходить газета «Рушнои» («Светлый», позднее — «Байроки михнат» («Знамя труда»)), с 1931 г. — литературно-политический журнал «Хаёти мехнати» («Трудовая жизнь») на языке бухарских евреев, издавались книги (в основном учебники и брошюры). При Союзе писателей Узбекистана была образована секция бухарско-еврейских писателей; в 1932 г. появился собственный театр — сначала небольшая концертно-этнографическая труппа, вскоре получившая статус Государственного музыкального театра Узбекистана.11 Знаменательным событием явилось открытие в 1922 г. в Самарканде Туземно-еврейского музея под руководством ученого-этнографа И. С. Лурье (1875—1930-е), командированного из Петрограда Комитетом еврейского историко-этнографического общества. В 1925 г., во время земельно-водной реформы в Средней Азии, евреев стали наделять землей и организовывать в сельскохозяйственные артели.
Однако с конца 1930-х гг. начали закрывать еврейские учебные и культурные учреждения, издания на еврейско-таджикском языке. Дети бухарских евреев отныне стали учиться в общих городских школах, где обучение велось на русском и узбекском языках. Музей закрыли в 1938 г., а его директор И. С. Лурье, уволенный еще в 1932 г., впоследствии был репрессирован.
Трагедией обернулась для большинства бухарских евреев и земельная политика. Исконные городские жители, потомственные торговцы и ремесленники, они были вынуждены покидать родные места и отказываться от привычных занятий. Тем же, кто остался в городах, грозило стать «лишенцами» — лицами, ограниченными в гражданских правах. Эта мера применялась ко всем, кто занимался частным предпринимательством, но у бухарских евреев она носила практически тотальный характер, поскольку касалась их основных занятий. В списках «лишенцев» значились евреи-торговцы тюбетейками и платками, галантереей, бакалейными товарами, мясом, шелковыми нитками и шелком-сырцом, мастера по изготовлению красок и красильщики, портные, туда попадали знахарки, могильщики и даже шамош — уборщик в синагоге, «вина» которого заключалась в том, что он жил на средства и доходы синагоги.12 В 1928 г. стали закрывать синагоги, запрещать религиозную деятельность.
Социально-политические и экономические факторы стали причиной второй волны эмиграции бухарских евреев из Узбекистана. Тогда выехало около 4000 человек, и после закрытия границ в 1924 г. эмиграция шла нелегально через территорию Ирана и Афганистана.13
Традиции общинной жизни во многом определили массовый характер эмиграции бухарских евреев из Средней Азии в последние десятилетия ХХ — начале ХХI в., хотя основные причины ее начала были те же, что заставляли покидать Узбекистан представителей других, «некоренных», народов — экономический упадок, политическая нестабильность, подъем национализма. Иногда приводят факты национализма, жертвами которых становились бухарские евреи.14 Однако подавляющее большинство бухарских евреев, с которыми нам довелось беседовать в 1990-е гг., предпочитало рассказывать об узбекских друзьях и коллегах, которые приходили провожать их перед отъездом, вспоминали о том, как они бывали на их семейных торжествах, и те «не обижались», когда они, соблюдая кашрут, не ели их пищу или приносили свою, либо случаи, когда во время траурно-поминального цикла в некоторых семьях устраивали для узбеков — друзей покойного — дополнительные поминки по «узбекскому обычаю» на 3-й день с соответствующим набором блюд поминальной трапезы (по еврейской традиции такие поминки делаются на 7-й день). Но узбеки уже начинают постепенно забывать о былом присутствии здесь бухарских евреев, даже в городах, где раньше существовали их общины.15 В первое время после их отъезда остро обозначился дефицит профессиональных кадров в тех областях, в которых раньше преобладали бухарские евреи. Но со временем узбеки заняли освобожденные ими профессиональные ниши, освоили и те виды деятельности, которые прежде игнорировали по конфессиональным убеждениям или считали непрестижными (особенно в сфере обслуживания — ремонт обуви, парикмахерское дело, фотографирование и др.). В их среде появились даже созанда, которыми раньше традиционно были только бухарские еврейки. Востребованность и хорошая оплата этого занятия позволили узбечкам-созанда пренебречь общественным мнением, которое, в свою очередь, смирилось, что мусульманам теперь приходится заниматься тем, что прежде отводилось представителям других этноконфессиональных групп, ныне эмигрировавшим.
Однако, по общему мнению, качество работы «своих» мастеров (в разных областях) узбеки зачастую оценивают ниже, чем качество работы бухарских евреев. Вспоминают бухарских евреев-врачей, к которым предпочитали обращаться, доверяя их профессионализму, школьных учителей и преподавателей вузов, учителей музыки, которые раньше были почти исключительно евреи (бухарские евреи или евреи-ашкеназы). Женщины сожалеют, что не стало бухарских евреев-ювелиров, у которых всегда было золото, старые царские и бухарские золотые монеты и которые «только и могли делать по-настоящему красивые и дорогие золотые украшения». Мужчины помнят вкус особой водки, которую делали дома и продавали бухарские евреи, «крепкой и дешевой», и которую так и называли — джугут арак («еврейская водка»), а также белого вина шихор, изготовлявшегося ими из изюма.
Справедливости ради надо сказать, что в Узбекистане сожалеют не столько об эмиграции именно бухарских евреев, сколько о том, что так много выехало представителей разных национальностей. «Когда были детьми, играли вместе, бегали друг к другу, а там угощали — татары вкусно заваривали кофе, делали сладости, у евреев ели халта палау16, у кого что…» — вспоминал житель Шахрисабза, который вырос в квартале с этнически смешанным населением. Любопытно, что многие с присутствием бухарских евреев связывают «лучшие времена», то есть эпоху до начала перестройки: «Помню, недалеко от бабушкиного дома один еврей продавал куриц, петухов, очень дешево продавал, — рассказывал другой информант. — И узбеки, когда сегодня покупают что-нибудь на базаре, то вспоминают, как все было дешево при евреях». Хотя совершенно очевидно, что рост цен никак не связан с отъездом евреев, а лишь по времени совпал с ним.
То, что раньше жить было интереснее благодаря присутствию разных народов, что все жили мирно и друг другу не мешали, часто можно услышать сегодня от узбеков, несмотря на характерное для них устойчивое этнокультурное дистанцирование.
Вызывало осуждение стремление бухарских евреев к богатству, накопительству, что в мусульманской традиции, особенно у суннитов, считалось предосудительным — мусульманин должен иметь ровно столько, сколько нужно, чтобы обеспечить семью и помочь близким, нуждающимся. Хотя некоторые современные узбеки высказываются более прозаично: «Евреи были богатые, среди них не было бедных, друг другу помогали, и поэтому завидовали им местные, которые были беднее», — а многие из нынешних жителей Узбекистана стремятся стать богатыми и уже не стесняются это демонстрировать. Самаркандцы, например, гордятся, что среди них много богатых людей, и отмечают это как достоинство своей локальной группы: «В Самарканде носят золото, они богатые. Все богатые живут в Самарканде». Поэтому упрек бухарским евреям в зажиточности с точки зрения мусульманских норм в настоящее время вряд ли правомерен.
Более того, после эмиграции бухарских евреев из Узбекистана появилось немало тех, кто пытался приобщиться к «богатствам» и «золотым запасам» бухарских евреев, о которых всегда ходили легенды. Были случаи, когда раскапывали еврейские могилы, так как считалось, что в них можно отыскать золотой песок и дорогие украшения. Распространился слух, например, что в Китабе одному узбеку удалось в еврейском доме найти сосуд с монетами, после чего все стали скупать дома эмигрирующих евреев, которые до этого им с трудом удавалось продавать.
Внутреннее убранство некоторых старинных еврейских домов действительно поражало своим великолепием — богатой росписью стен и потолков, резными деталями из дерева и ганча. В традиционных стенных нишах выставляли украшенные чеканными узорами медные сосуды, изготовлением которых славились местные ремесленники, кузнецовский фарфор, привезенный из России и очень популярный у бухарских евреев.17 Этот стиль оформления помещений, особенно мехмонхона — гостевой комнаты, типичен для богатых домов Бухары18, но евреи в той или иной степени придерживались его и в других городах. В Самарканде, например, особенно известен своим интерьером дом семьи Абрамовых.19 Много таких домов сохранилось в Бухаре.20 Ныне они принадлежат узбекам, и наиболее предприимчивые из них, отреставрировав и добавив современные удобства, открыли в них гостиницы, которые своей экзотичностью привлекают туристов.
Впрочем, предприимчивость и практичность бухарских евреев также вызывала некогда осуждение мусульманского населения: «Они на все смотрят как на капитал». «Почему они работали сапожниками, фотографами, продавали газированную воду? Чтобы был ежедневный доход сверх зарплаты», — говорили наши информанты-узбеки, хотя в настоящее время сами занимаются этими видами деятельности. Скрытый смысл и расчет порой подозревался в самых обыденных и традиционных для бухарских евреев вещах. Так, предполагали, что свои дома они строили из жженого кирпича якобы для того, чтобы, когда понадобятся деньги, можно было их разобрать и кирпич продать; платья носили очень широкие и прямые, без отрезной кокетки21, «чтобы на вырост, а потом можно было бы распороть и сшить чехол на одеяло или курпачу, детскую одежду», имели много золотых украшений, «чтобы дорого продать или переплавить и взять с собой в эмиграцию». Между тем золотые украшения еврейки носили еще в библейские времена, и у бухарских евреек золотые изделия пользовались особой популярностью, тогда как для узбеков, по крайней мере в позднее Средневековье, традиционны были украшения из серебра или серебряные с позолотой, хотя теперь золотые изделия и у них получили чрезвычайно широкое распространение.
Эти и другие подобные высказывания приходилось слышать от людей разных социальных слоев, включая интеллигенцию, в целом ничего не имеющих против бухарских евреев и сохранивших о них добрые воспоминания. Тем не менее общее восприятие определялось традиционными стереотипами в отношении иных культур и этносов. Детей пугали евреями, говоря: «Не ходите одни, а то джугуты (└евреи“) схватят, посадят в свои халтача (└мешки“), выпьют кровь». Бытовали слухи, что евреи «добавляют кровь в свой патыр».22
Вместе с тем детей пугали и цыганами, живущими в Средней Азии, как и евреи, многие столетия также державшимися замкнуто и обособленно. При этом узбеки верят, что цыгане обладают особой магической силой, и обращаются к ним за помощью. Считается, например, что если ребенок тяжело заболел, то для выздоровления его надо отдать на несколько дней цыганке; мусульманки даже доверяют им читать за них молитвы, полагая, что в их «исполнении» они более действенны. Приблизительно такое же отношение существовало к бухарским евреям. Их непохожесть вызывала опасение, но она же оправдывала их полезность и необходимость, причем не только благодаря хозяйственной деятельности, но и на уровне ментальных понятий. Так, в образе еврея у узбеков мог выступать один из пари — духов, помогающих шаманам излечивать болезни, отгонять зло и несчастья. Исследователями зафиксировано, как одна из шаманок, созывая своих пари, перечисляла их: «Пришел ли Абдурахман-пари, пришел ли Карнак-пари? Пришел ли Аждар-пари, пришел ли Еврей-пари?».23
Вообще, как считают бухарские евреи, с их отъездом в Узбекистане все изменилось в худшую сторону, исчезла барака — счастье, благополучие, удача, — которая благодаря их присутствию распространялась на всех, кто жил рядом с ними. И надо «хотя бы 2—3 еврея, чтобы люди жили счастливо», — этим иногда старики объясняют свое нежелание эмигрировать из Узбекистана.
1 Три еврейских путешественника. М.; Иерусалим, 2004. С. 160.
2 Ошанин Л. В. К сравнительной антропологии этнических групп, пришлых из Передней Азии — арабов и евреев, и этнических групп Узбекистана — узбеков и таджиков. Ташкент, 1929. С. 153.
3 Кирпичников М. А. Краткий очерк некоторых туземных промыслов в Самаркандской области // Справочная книжка Самаркандской области на 1897 год. Самарканд, 1897. Вып. V. С. 158—161.
4 Вульфсон Э. С. Персы в прошлом и настоящем. М., 1909. С. 49, 159.
5 Левинский М. К истории евреев в Средней Азии // Еврейская старина. 1928. № 12. С. 321.
6 Сухарева О. А. Квартальная община позднефеодального города Бухары. М., 1976. С. 81.
7 Руководство к русским законам о евреях. Сост. М. И. Мыш. СПб., 1892. С. 259.
8 Кантор Л. М. Туземные евреи в Узбекистане. Самарканд—Ташкент, 1929. С. 9.
9 Недельная хроника Восхода. 1888, № 35. С. 832.
10 Пужоль К. Связи между Центральной Азией и Палестиной, или Пути аффективного сионизма. 1793—1917 гг. // Евреи в Средней Азии: вопросы истории и культуры. Ташкент, 2004. С. 132, 146—148.
11 Амитин-Шапиро З. Л. Очерки социалистического строительства среди среднеазиатских евреев. Ташкент, 1933. С. 102.
12 Государственный Архив Бухарской обл. Ф. 37. Оп. 1. Д. 280. Л. 5—31.
13 Kaganovich A. The Bukharan Jews at the threshold of the third millennium // Central Asia and the Caucasus. 2003. № 4 (www.ca-c.org).
14 Там же.
15 По данным Конгресса бухарских евреев США и Канады, в Средней Азии проживает сейчас порядка 500 человек. Столько же живет и в Москве.
16 Халта палау (узб.), оши халта (тадж.) или бахш — особый вид плова, который готовят в мешке («халта» — мешок). Для его приготовления смешивают мелко нарезанные мясо и печень, жир, рис, много зелени, особенно кинзы (отчего бахш еще называют «зеленым пловом»), и помещают все в холщовый мешок, который опускают в котел с кипящим маслом на несколько часов.
17 Если для таджиков и узбеков первостепенное значение имело количество необходимых предметов быта, что отражало их представления о достатке как возможности устраивать многолюдные торжества, то для бухарских евреев главное — их ценность. Такие вещи хранились в семьях из поколения в поколение, поэтому в период эмиграции бухарских евреев местный антикварный рынок оказался насыщен многочисленными старинными предметами — раритетной посудой, традиционной одеждой и украшениями, вышивками сюзани и многими другими, которые они не могли вывезти и были вынуждены продавать.
18 Так оформлен был, например, дом Файзуллы Ходжаева (1896—1938), принадлежавшего к богатой купеческой семье, который стал одним из руководителей вооруженного восстания против бухарского эмира, а после победы восстания в 1920 г. — председателем Совета народных комиссаров и членом ЦК КП Бухары. В сохранившейся части его большого дома, находящегося, кстати, на границе с еврейским кварталом (обращен к нему задней стороной), в настоящее время открыт мемориальный музей. Рассказывают, что Ходжаев дружил с евреями, а у них сохранилось предание, правда документально не подтвержденное, что они помогли ему бежать из Бухары от эмирских властей. Но если бухарские евреи ставят это себе в заслугу, то местное мусульманское население считает это их виной, поскольку до сих пор многие считают Ф. Ходжаева изменником, разрушившим их прежнюю жизнь своим содействием советской власти. По воспоминаниям жителей, ему выливали под ноги помои, когда он проходил по улицам, что является традиционным выражением презрения.
19 Последний обитатель этого дома, историк, профессор М. М. Абрамов, умер в нем за день до предполагавшегося отъезда в эмиграцию.
20 В одном из таких домов еще в 1990-е гг. предполагалось открыть Музей бухарских евреев, однако проект до сих пор не реализован, хотя и не отменен окончательно, и вещи, отобранные для его экспозиции, хранятся в фондах Бухарского государственного архитектурно-художественного музея-заповедника.
21 У узбеков платья на кокетке появляются в начале ХХ в. и бытуют в национальном костюме до сих пор, тогда как бухарские еврейки с 1920-х гг. стали переходить на одежду европейского покроя, а старинные платья, которые действительно отличались шириной стана, у них сохранялись как обрядово-праздничные.
22 Тонкие лепешки из пресного теста, которые готовили на Песах, аналог мацы.
23 Тайжанов К., Исмаилов Х. Особенности доисламских верований у узбеков-карамуртов // Древние обряды, верования и культы народов Средней Азии. М., 1986. С. 121.