Главы из воспоминаний. Публикация, вступительная заметка и примечания Веры Трэмон
Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2015
Моим боевым друзьям — матросам, старшинам, офицерам и адмиралам
— активным участникам боевых действий на Балтике в 1941—1944 гг.,
с глубоким почтением посвящаю свою хронику военных лет.
Иван Георгиевич Святов (1903—1983) — один из самых активных участников военных событий на Балтике. С юности связавший свою жизнь с российским советским флотом, он прошел через Военно-морское училище (1927), Военно-морскую академию (1936), служил в Амурской флотилии, на Черном море, Баренцевом, на Балтике и на Тихом океане. В 1938—1940 годах он — командир дивизиона миноносцев Балтийского флота и во время войны с Финляндией (19—1940) командует отрядом корабельной поддержки при высадке десанта на острова Гогланд, Сескар, Соммерс, Большой и Малый Тютерсы.
Великая Отечественная война застает его в чине капитана 2-го ранга и в функции начальника штаба Отряда легких сил (ОЛС). Уже в ночь на 22 июня 1941 года он на крейсере «Максим Горький» совместно с тремя эскадренными миноносцами обеспечивает прикрытие минной постановки группой кораблей у входа в Финский залив и первым сталкивается с конкретной реальностью войны на море.
11 августа 1941 года И. Г. Святов назначен командиром конвоя кораблей, эвакуирующих раненых бойцов и гражданских лиц из Таллина в Кронштадт, — труднейшая задача, с которой он справляется по-морски компетентно. При полном контролировании основного фарватера немецкой авиацией потери могли быть значительно больше.
В сентябре 1941 года И. Г. Святов — начальник отряда прикрытия с базированием на острове Гогланд. Он оказывает помощь кораблям на переходе Таллин — Кронштадт под командованием вице-адмирала Трибуца. Здесь ему удается спасти 12 160 человек, оказавшихся в воде в результате бомбежек судов авиацией противника и подрывов на минных полях. В память об этом на Гогланде в 1983 году ему установлен кенотаф в виде обелиска с мемориальной плитой.
В ноябре-декабре 1941 года И. Г. Святов назначен командиром Охраны водного района КБФ, соединения, в которое входят бригада траления, бригада заграждения и истребительный отряд. В декабре 1941 года он руководит эвакуацией гарнизонов островов Финского залива. В книге «Балтийцы сражаются» Трибуц пишет о нем следующее:
«…находясь в должности командира Охраны водного района Главной базы КБФ, И. Г. Святов активно участвовал в организации эвакуации гарнизона ВМБ Ханко. И. Г. Святову было приказано использовать все пригодные для эвакуации тральщики и сторожевые суда своего соединения. Роль этого толкового командира возросла, фактически он стал руководителем эвакуационных сил».
В 1941—1943 годах он — командир крейсера «Максим Горький», капитан 1-го ранга, защитник Ленинграда, а в августе 1942 года, на Невской Дубровке, во время совместной операции ВМФ и Невской оперативной группы войск Ленфронта, И. Г. Святов — заместитель командира 86-й стрелковой дивизии генерал-майора П. С. Федорова. Задача его — организация переправы 86-й стрелковой и 45-й Гвардейской стрелковой дивизий генерала Краснова на левый берег Невы.
В 1943—1944 годах И. Г. Святов — начальник штаба эскадры кораблей Балтийского флота. 27 января 1944 года он командует знаменательным салютом в честь прорыва блокады Ленинграда.
В июне 1944 года контр-адмирал Святов принимает участие в качестве заместителя Ю. Ф. Ралля, командующего кораблями эскадры и Кронштадтского оборонительного района, в боевых действиях в Выборгском заливе.
В сентябре 1944 года он — командующий всеми частями и соединениями КБФ, выделенными для проведения десантной операции по освобождению Моонзундских островов, а в конце декабря 1944 года он в преддверии скорой войны с Японией назначается командиром Отряда легких сил на Тихоокеанском флоте. После войны он получает пост временно исполняющего должность начальника управления боевой подготовки Главного штаба Военно-Морского флота в Министерстве ВМФ в Москве, затем — командующего эскадрой кораблей 8-го ВМФ на Балтике.
С 1953 года И. Г. Святов посвящает себя преподавательской деятельности, передавая свой боевой опыт молодым офицерам. Его служба заканчивается в 1960 году в Военно-Морской академии кораблестроения и вооружения имени Крылова, где он — начальник кафедры Общей тактики и оперативного искусства.
25 августа 1983 года в пять часов вечера Иван Георгиевич скончался. Его последними словами были: «Я прожил долгую жизнь — честно, никого не предал».
И. Г. Святов — кавалер ордена Ленина, 5 орденов Красного Знамени, орденов Нахимова 1-й степени, Ушакова 2-й степени. Он также награжден многими медалями. После кремирования в Ленинграде урна с прахом, по его завещанию, опущена в воды Финского залива у острова Гогланд.
ВОЕННО-МОРСКАЯ АКАДЕМИЯ
Осенью 1932 года я выдержал конкурсные приемные экзамены в Военно-морскую академию имени К. Е. Ворошилова.1 С огромным волнением входил я первый раз в это святилище морской науки, расположенное на Васильевском острове в Ленинграде в доме №R8 по 11-й линии, — когда-то бывшее Морской Николаевской академией. Последняя возникла в 1877 году из офицерского класса для усовершенствования лучших молодых офицеров «к морской службе потребных», образованного еще в 1827 году.
Преподавали в ней личности совершенно замечательные: академик Алексей Николаевич Крылов2, чье имя впоследствии носила Военно-морская академия кораблестроения и вооружения, адмирал флота Иван Степанович Исаков3, профессора Леонид Григорьевич Гончаров4, Сергей Петрович Ставицкий5, Александр Викторович Шталь6, Владимир Александрович Белли7, Всеволод Федосиевич Чернышов8 — вот далеко не полный перечень имен тех, кто передавал нам свои знания, опыт, эрудицию, культуру.
За время моего пребывания в академии сменилось три начальника. Первый — Сергей Петрович Дуплицкий9 — перешел работать в «Севморпуть»; второй — милейший Павел Степанович Стасевич10 — был умелым начальником и тонким воспитателем слушателей; третий — Александр Петрович Александров11 — советский краском, в Великую Отечественную войну, будучи начальником штаба Балтийского флота, погиб в авиационной катастрофе.
Начальником командного факультета оказался мой старый сослуживец по Амурской флотилии Павел Алексеевич Трайнин. Вместе со мной на этом факультете учились тринадцать человек: Василий Максимович Нарыков, Владимир Львович Вильшанский, Николай Васильевич Фалин, Василий Данилович Яковлев, Рудольф Яковлевич Папп, Николай Павлович Завьялов, Петр Иванович Метелкин, Гавриил Акимович Коновалов, Михаил Николаевич Попов, Алексей Федорович Черкизов, Гавриил Михайлович Клитный и Николай Николаевич Терехов.
Из наиболее успевающих в учебе был Фалин. Он обладал отличными способностями и памятью, никогда не записывал лекций, не сидел в классах до полуночи на самостоятельной подготовке, а в учебе был первым.
Вторым по успеваемости и способностям был Яковлев. Он, наоборот, вел тщательные записи, был усидчивым в самостоятельной подготовке, составлял обстоятельные конспекты по всем предметам — и мы часто пользовались ими как учебниками.
Остальные работали по четырнадцать-пятнадцать часов ежедневно. При этом чрезмерно много времени поглощали предметы, не касающиеся морских специальностей, но строго обязательные во все периоды существования советского государства: история партии, политэкономия, марксизм-ленинизм. Надо было усердно усваивать политические догмы эпохи.
К моему большому удовольствию, очень неплохо была поставлена в академии спортивная подготовка — и физическая и стрелковая, которыми ведали Виктор Иванович Макарычев, начальник физподготовки, и полковник Василий Алексеевич Павлов. В этой области передовиками были я, Черкизов и Нарыков.
За три года пребывания в академии мы проходили стажировку на эскадренных миноносцах, подводных лодках, в морской авиации и в береговой обороне. Под руководством квалифицированных и опытных преподавателей-моряков мы получили солидные навыки командной и штабной службы, основательные познания в морской тактике и оперативном искусстве, и основательную практику во всех родах войск Военно-Морского флота.
После окончания академии я снова вернулся в Морпогранохрану. Меня назначили командиром дивизиона пограничных кораблей в Ленинграде на Ждановском судостроительном заводе, где строились корабли для погранохраны Дальнего Востока. Они были идентичны базовым тральщикам БТЩ ВМФ и должны были идти из Ленинграда через Средиземное море, Персидский залив, вокруг Индии и Китая в Японское море, во Владивосток.
Для подготовки похода мне и моему другу по Подготовительному училищу Михаилу Дмитриевичу Куликову выдали в Гидрографии полный комплект английских карт. Мы с интересом проработали маршрут с заходом в самые интересные и экзотические порты мира. Я для пополнения знаний и навыков в английском языке пригласил специального преподавателя английского языка из академии. С большим энтузиастом мы взялись за подготовку экспедиции в заморское плавание — мечту каждого моряка! Тщательно проверили материальную часть, продумали все вопросы обеспечения безопасности плавания, предусмотрели, кажется, все, кроме одного — международной обстановки: помешали события в Испании, из-за которых переход был отменен, а корабли были направлены Беломоро-Балтийским каналом на север, в Мурманск.
Два таких перехода совершил я в 1936 и 1937 годах, переведя туда четыре корабля: «ПСК-301», «ПСК-302», «ПСК-303», «ПСК-304». Это были интересные походы: по Неве, Ладожскому озеру, реке Свирь, Онежскому озеру, непосредственно по самому каналу, по Белому и Баренцеву морям.
В Мурманске в дивизион вошли еще два корабля — ледокольный буксир ПСК «Пурга» и бывший рыболовный траулер ПС-1.
Мой дивизион базировался в устье Кольского залива у острова Торос в Кувшинской Салме. Там для нас были построены причалы и дома для семей командиров и сверхсрочно служащих старшин и матросов. Плавать на Севере, в Баренцевом море, было интересно, но трудно. Туманы, штормы, полярные ночи и снежные заряды были нормальным и обычным явлением. Пограничники плавали много и были отличными моряками. Для меня это было прекрасной практикой и школой.
Как-то во второй половине лета 1937 года береговой пограничный пост донес, что в районе Йоканьги12 в наших территориальных водах браконьерствуют четыре английских рыболовных траулера. Я на ПСК «Пурга» и ПС-1 срочно вышел в море и полным ходом направился к Йоканьге, где были обнаружены нарушители. При выборе курса следования я допустил тактическую ошибку: пошел кратчайшими курсами под берегом, тогда как надо было зайти с моря. Браконьеры нас обнаружили, отрубили тралы, стали отходить в море. Один из тральщиков, «Найт-Ватч», сел на камни, команда его покинула и перешла на другой. Трем траулерам удалось выйти в нейтральные воды, где мы были бесправны предпринять что-либо, чтобы помешать им уйти…
Возвратившись к «Найт-Ватчу», мы обнаружили сидящий на мели корабль, водоизмещением тонн пятьсот, с трюмами, заполненными треской и водой. Подводную часть судна осмотрели водолазы; оказалось, что траулер получил значительную пробоину. Так как «Пурга» была мощным ледокольным буксиром с высокопроизводительными отливными средствами, я решил снять корабль с мели. Трое суток, днем и ночью, по пояс в воде, пограничники заделывали пробоину, цементировали ее, перегружая рыбу из трюма в трюм, откачивали воду. Наши труды увенчались успехом. Завели буксиры за корму, «Пурга» и ПС-1 сдернули траулер с мели. ПС-1 взял аварийный корабль на буксир и повел его в Мурманск.
«Пурга» для обеспечения безопасности шла рядом — в одном или двух кабельтовых мористее.13 Ночь выдалась штормовая, волны перекатывались через палубу загруженного рыбой траулера и вода попадала в трюмы, которые мы не сумели надежно задраить. Возникла угроза потопления спасенного ко-рабля. Пришлось зайти на остров Кильдин14, укрыться от волны и ветра. Снова откачали воду. С рассветом непотопляемость была обеспечена. Мы снялись с якорей и вошли в Кольский залив. Полный гордости от совершенного дела, я приказал поднять на «Найт-Ватче» советский флаг, наивно полагая, что всякий корабль, покинутый экипажем в море, является призом того, кто его спас. Так как государственного флага торговых кораблей у нас не оказалось, подняли флаг морпогранохраны. Свято веря, что я совершил дело достойное по крайней мере похвалы, я рапортовал о нем начальству. Каково же было мое удивление, когда недели через две меня из Москвы запросили: на каком основании на английском корабле был поднят флаг морпогранохраны? Я ответил на каком, и вместо благодарности получил выговор за самоуправство. Траулер был передан хозяину, с него взыскали за расходы, понесенные нами при снятии с мели, и ремонт. В книге контр-адмирала Чикера15 о работе ЭПРОНа16 по спасению кораблей снятие с мели «Найт-Ватча» неправомерно приписано к заслугам ЭПРОНа. Ни один эпроновец к английскому траулеру и близко не подходил. Я это утверждаю, а мой выговор за привод «англичанина» в Мурманск — абсолютное тому доказательство.
В середине ноября 1937 года начальник Ленинградского управления морпогранохраны Николай Антонович Ковалев обследовал состояние работы 35-го отряда морпогранохраны, в который входил и мой дивизион. Он пошел на моем ПСК-301 к полуострову Рыбачий. Я тоже шел с ним. Обходя границу, ночью мы попали в жесточайший шторм. Корабль заливало волнами, качало с борта на борт до 40 градусов, он стал обмерзать. Положение становилось критическим — кораблю грозила гибель.
Я предложил Ковалеву укрыться в Мотовском заливе17 от шторма под берег. Он ответил: «Вы командир, специалист и моряк, вам и принимать решение, что делать надо». Я изменил курс и, обогнув южную оконечность полуострова Рыбачий18, вошел в Мотовский залив. Но и там бушевал шторм не меньшей силы. Тогда я принял решение укрыться в порту Владимир19 в Ура-губе. Я знал, что вход в порт очень узкий, не более кабельтова, ограниченный с обеих сторон гранитными скалами, на одной из которых стоял маяк. Шли по волне. Корма у корабля широкая, и при ударе волны он рыскал от курса чуть ли не на
90 градусов. Направив корабль на середину входа, я дал самый полный ход вперед и проскочил в порт.
Завернув за скалу, мы оказались в лагуне, ограниченной высокими горами со всех сторон. Поверхность воды — гладкая, без волн. Сверху падали хлопья мокрого снега.
Ошвартовавшись у пристани, мы мирно пили чай и обсуждали перипетии похода. Ковалев очень похвально оценил мои действия. Пока мы мирно беседовали, радист принес телеграмму, согласно которой Ковалеву нужно было вернуться в Ленинград. Ковалев спросил меня, как мы можем попасть в Мурманск и когда? Я ответил, что морем идти рискованно, но можно попытаться пройти проливом Ура-губы, очень узким и извилистым, в Кольский залив. Но корабли им никогда не ходили и днем, в хорошую погоду. «Ну так принимайте любое решение. Мне крайне необходимо быть сегодня в Мурманске, чтобы попасть на вечерний поезд». Я ответил, что меньше риска и безопаснее идти проливом.
Через час мы снялись со швартовых и вошли в пролив Ура-губы. Я приказал включить оба сигнальных бортовых прожектора и освещать оба берега, чтобы иметь возможность держаться середины пролива. Лепил мокрый снег хлопьями, видимость была скверная. Вдруг в один прожектор врезался гусь, другой гусь обессветил второй прожектор и обе птицы рухнули на мостик. Прожекторы на мгновенье погасли, но электрики тотчас заменили угли вольтовой дуги, и свет вернулся. К вечеру, с аппетитом откушав гусей, мы пришли в Мурманск. Ковалев тепло поблагодарил меня и похвалил за решительность и мастерское управление кораблем.
Хотя пограничники много и в любую погоду выходили в море, но, по моему убеждению, граница от нарушителей охранялась ненадежно. Шесть кораблей, конечно, не могли обеспечить все побережье Баренцева и Белого морей. Я доложил по начальству, что граница наша морская велика, но плохо охраняется, и изложил свои соображения по улучшению ситуации. Мне казалось, что необходимо увеличить количество кораблей по их классам и качествам, а также изменить организационную систему пограничной службы на Севере, где основа всей охраны базировалась на сухопутных началах. А главное, я предложил морскую границу охранять моряками.
Мои предложения в Москве не понравились. Меня начали ущемлять и прижимать по службе. Я по своему строптивому и упрямому характеру встал на дыбы, протестовал, и тут последовали частые взыскания по пустякам, по-моему, необоснованные и несправедливые — взыскание за взысканием. Вскоре меня вывели из состава партбюро отряда, затем — и из состава бюро дивизиона.
Будучи в командировке в Ленинграде, я зашел к Николаю Антоновичу Ковалеву и поплакался ему на несправедливое ко мне отношение начальства. Он ответил: «Знаю все, Святов, но изменить положение бессилен. Начальство на месте правомерно принимать решения, какие находит нужным». И я уехал в Мурманск не солоно хлебавши. Тучи надо мной сгущались, время было страшное.
НА БАЛТИЙСКОМ ФЛОТЕ
Вскоре на флоте произошли большие события: в начале сентеября 1938 года наркомом Военно-Морского флота был назначен начальник погранохраны СССР зловещий Фриновский20, близкий Ежову, один из активнейших организаторов Большого террора. Именно он руководил подготовкой московских процессов 1936—1937 годов. Из больших специалистов карательных органов Фриновский становится во главе советского флота. Комментарии кажутся излишними.
Положительным фактом, сопутствующим этому чудовищному назначению, явилось то, что вместо Фриновского погранохрану возглавил Ковалев. Фриновскому выделили для наведения порядка на флоте семьдесят пять пограничников. Из погранохраны были направлены семьдесят четыре полковника и майора и один капитан 3-го ранга, коим оказался именно я. За этот перевод на флот я и поныне благодарен Николаю Антоновичу.
Я был вызван в Москву к Фриновскому. Новый нарком познакомился с моим послужным листом и предложил мне занять должность начальника оперативного отдела Главного морского штаба или инспектора по особо важным поручениям при наркоме. Ни к той ни к другой должности — ни по своей подготовке, ни по своему служебному опыту, ни по личным склонностям — я не считал себя пригодным. Об этом я доложил наркому и попросил его назначить меня на корабли флота. Фриновский остался весьма недоволен этим отказом, однако просьбу мою не отклонил и назначил меня командиром 3-го дивизиона эскадренных миноносцев на Балтийский флот. Это было блестящим назначением, о лучшем я и мечтать не мог.
В командировке в Москве я пробыл более двух недель и, по своему обыкновению, не написал домой ни одного письма. Когда я рано утром приехал в Мурманск и добрался до дому, жена, Мария Андреевна бросилась ко мне вся в слезах: «А я думала, тебя арестовали! Два раза приходили с обыском. Перерыли все твои бумаги, забрали два академических задания с грифом └Учебно-секретно“. Арестовали Михаила Порфирьевича Мишагина». Мишагин был моим подчиненным. Командир ПСК-302, отличный моряк, он плавал еще в 1922—1923 годах на яхте «Адмирал Завойко» рулевым у знаменитого мореплавателя Александра Ивановича Клюсса. Вместе с ним отражал нападение на корабль белогвардейских эмигрантов в Шанхае, пытавшихся захватить яхту. Невозможно себе представить этого человека каким-либо «врагом народа».
Мне стало безмерно страшно. Я умудрился в два дня сдать командование дивизионом капитану Попову и, ссылаясь на Фриновского — лучшая охранная грамота в данной ситуации, — получить документы для следования на Балтику. Не медля ни секунды, я выехал вместе с семьей в Ленинград. Как мне кажется, установившаяся репрессивная система, подобно перегородчатой эмали, исключала, как правило, проникновение карающей длани из одной сферы в другую, по принципу: с глаз долой — из сердца вон. Этому у меня есть несколько жизненных примеров.
Итак в декабре 1938 года я прибыл на Балтийский флот в Кронштадт, принял 3-й дивизион эскадренных миноносцев типа «Новик»21 в составе семи кораблей: «Карл Маркс», «Ленин», «Володарский», «Яков Свердлов», «Артем», «Энгельс» и «Калинин». Раньше на этих кораблях я плавал только во время учебной стажировки, будучи слушателем академии. Корабли знал — увы! — поверхностно. Командиры кораблей все были молодые, командовали по первому году и надлежащего опыта в управлении маневрами корабля не имели.
Сам я подобными кораблями никогда не управлял. К тому же, служа в морпогранохране, порядком отстал от флотских дел, вот и пришлось хорошенько поработать зимой 1938—19 годов — учить командиров, учиться самому, чтобы весной с началом кампании не ударить лицом в грязь.
Летняя кампания 1938 года оказалась для 3-го дивизиона напряженной и сложной: артиллерийские и торпедные стрельбы, минные постановки, совместное плавание всех кораблей, обеспечение подготовки крейсеров и линкоров, буксировка щитов при их артиллерийских стрельбах и маневрирование в качестве цели при торпедных стрельбах. И еще тактические учения соединения флота и обеспечение боевой подготовки подводных лодок. Все это требовало беспрерывного нахождения кораблей в море.
В сентябре 19 года под флагом замнаркома ВМФ адмирала Ивана Степановича Исакова мы искали польскую подводную лодку «Орел», якобы ведущую провокационную деятельность против кораблей Балтийского флота. Лодку мы не обнаружили, а, получив право базирования в портах прибалтийских государств — Эстонии, Латвии и Литвы, пришли в Таллин.
Когда уже кампания закончилась и корабли в Кронштадте и Таллине готовились к зимовке, началась война с Финляндией. <…>
1 декабря эсминцы «Володарский», «Карл Маркс», «Ленин», «Артем» и «Энгельс» под моим командованием составляли отряд корабельной поддержки при высадке нашего десанта на острова Гогланд, Сескар, Соммерс, Большой и Малый Тютерсы. Десант был высажен успешно, и острова захвачены.
В «порядке освоения боевого опыта войны» эсминцы были атакованы нашими самолетами, которые сбросили на свои же корабли бомбы, но «успеха» не имели. Весь ноябрь и декабрь мы поддерживали огнем артиллерии фланг сухопутных войск в районе Стирсудден22 — Киперорт.23
Своими параван-охранителями24 мы производили разведывательное траление мин в районе маневрирования линейных кораблей при бое их с береговой батареей Саранпья, расположенной на острове Бьерке, вели бой с береговой батареей Кильпсаари в Хаапсарских шхерах, где, по нашим данным, у финнов была батарея 100-мм калибра.
Батарея Саранпья, по данным нашей разведки, имела три 254-мм орудия с дальностью стрельбы примерно 90 кабельтовых. Когда мы подошли на заданную дистанцию шестидесяти кабельтовых, финны открыли по кораблям огонь из девятидюймовых орудий, и первым же залпом накрыли головной эсминец «Карл Маркс», на котором находился я. Два снаряда легли перелетом, и один недолетом в пятидесяти-шестидесяти метрах. Прямого попадания не было, но от близкого разрыва на палубу эсминца посыпались осколки. Пришлось дать самый полный ход и зигзагами, с сигнальной зеленой ракетой — одновременный поворот всем кораблям вправо — выходить из боя. Но, как только корабли повернули, другой зеленой ракетой я повернул их влево. Так пришлось маневрировать четыре раза. Разрывы сопровождали миноносцы да дистанции 90 кабельтовых. Отвернув на 180 градусов, корабли закрылись паронефтяной дымовой завесой, и благодаря резкому изменению скорости и дистанции нам удалось выйти из боя без потерь и повреждений.
Ледовая обстановка в ноябре и декабре в Финском заливе была чрезвычайно тяжелая — зима наступила ранее обычного, суровая, с морозом до 30—40 градусов. Чтобы как-то предохранить корпуса миноносцев от вмятин и повреждений, по моему предложению им сделали ледяной пояс из дубовых брусьев и дополнительно обшили листовой сталью. Такой опыт усиления корпусов миноносцев ранее был проведен во время перевода Севморпутем во Владивосток эсминцев «Сталин» и «Войков». Проектировал и руководил работами корабельный инженер Андрей Иванович Дубровин. После такого усиления корпусов эсминцы превратились в своеобразные ледорезы.
Новый, 1940 год застал нас в Сескарском плесе в ожидании выхода линкоров для боя с батареей Саранпья. К вечеру началась большая подвижка льда. Стоять на якорях стало невозможно. Пришлось их выбрать и маневрировать между льдинами под машинами. Получился своеобразный новогодний бал кораблей.
В начале января 1940 года дивизион перебазировался в Таллин и поступил в распоряжение командующего флотом по Западу — была и такая нештатная организация — капитана 1-го ранга Владимира Антоновича Алафузова.25
Числа 5—6 января эсминец «Энгельс» под командованием капитан-лейтенанта Владимира Павловича Васильева, находясь в дозоре к западу от Гогланда, в низко стелющимся тумане от испарения воды, который скрывал подошву острова, выскочил на мель с двенадцатиузлового хода. Сняться задним ходом под своими машинами он не смог, о чем донес командующему флотом, энергичному и деятельному вице-адмиралу Владимиру Филипповичу Трибуцу.26
Трибуц дал приказание Алафузову снять эсминец с мели.
Алафузов вызвал меня на свой командный пункт на теплоходе «Сибирь» и спросил, какие меры можно предпринять, чтобы выполнить приказание командующего флотом.
Я подумал и ответил, что в существующей тяжелой ледовой обстановке одними миноносцами снять эсминец с мели невозможно — нужен ледокол. Владимир Антонович обратился к эстонскому правительству с просьбой выделить на время съемки с мели корабля ледокол «Суурттыл», когда-то бывший русским ледоколом типа «Ермак» или «Волынец». Эстонское правительство согласилось при условии гарантии безопасности ледокола. Алафузов, не минуту не задумываясь, дал письменную гарантию.
Получив в свое подчинение ледокол, я перешел на него и, прихватив с собой эсминец «Володарский»27 с только что назначенным на него командиром Аркадием Васильевичем Крученых, вышел к Гогланду. Переход совершался при 26-градусном морозе и шестибалльном ветре норд-ост, то есть почти встречном.
Лед на Западно-Гогландском плесе был сплошной, не особенно толстый, сантиметров десяти толщиной. Корабли его легко преодолевали и шли полным ходом.
На рассвете мы подошли к Гогланду и увидели: эсминец наскочил на плоскую плиту и стоял с креном на правый борт градусов двадцать. Нос его высоко поднялся, а корма оказалась под водой до палубы. Из Кронштадта к месту происшествия пришел мощный ледокольный буксир КП-4.
Деятельный командующий флотом Трибуц хотел руководить съемкой из Кронштадта. Он надавал командиру миноносца множество приказаний: откачать за борт мазут, выгрузить боезапас, снять торпедные аппараты и артиллерию…
Выполнить эти приказания не представлялось возможным, так как на миноносце грузоподъемных средств, кроме слабых шлюп-балок, не предусматривалось. Васильев оказался не в состоянии выполнить все эти приказания.
Я по льду перешел на миноносец, приказал корабельным водолазам обследовать подводную часть корабля. Они доложили, что пробоин эсминец не имеет, разошлись лишь некоторые швы, через которые в трюмы и кормовые нефтяные цистерны поступала вода. Приказав укрепить водонепроницаемые переборки и иметь наготове все водоотливные средства, я приступил к заводке буксиров с миноносца «Володарский», эстонского ледокола и буксира КП-4 за корму несчастного корабля. Когда все было готово, сделали попытку стянуть судно с плиты, постепенно развивая обороты машин. Эти попытки результатов не дали, о чем я доложил командующему. В ответ я получил такую телеграмму: «Перестаньте умничать, выполняйте то, что вам приказано, максимально разгрузите корабль. Трибуц».
Капитан «Сууртыла», опытный и доброжелательный моряк, после неоднократных безуспешных попыток стянуть корабль с плиты посоветовал попытаться сдернуть его рывком, одновременно всеми кораблями, предварительно ослабив буксиры, а затем, по сигналу, дать самый полный ход.
Это предложение мне понравилось. Я по мегафону растолковал его командиру «Володарского» и капитану КП-4. Они его поняли, а поняв, приступили к выполнению: ослабили буксиры, немного подались назад, к острову. Когда три корабля одновременно рванули, «Энгельс» вдруг наклонился на тридцать-пятьдесят градусов на правый борт и — сдвинулся с места! Комиссар моего дивизиона Иван Михайлович Лилякин закричал: «Сняли! Сняли!» — и, как мальчишка, запрыгал от радости.
«Энгельс» плыл за нами на буксире, а мы, буксирующие, никак не могли остановиться. Тянули мили две, пока не остановились. Я, конечно, не замедлил съехидничать и отрапортовал командующему: «На ваш номер такой-то: миноносец └Энгельс“ снят с мели. Комдив-3». После этой телеграммы связь с Кронштадтом прекратилась. Телеграмм больше не поступало.
Был уже вечер, когда мы закончили съемку корабля, и вот наступила ночь. Я разместился на «Володарском» и собрался спать. Вдруг прибегает вахтенный начальник и докладывает, что «Энгельс» тонет. Я немедленно перешел на него, и мне сообщают: в нефтяные цистерны попала вода, пар сел, водоотливные средства прекратили работать из-за отсутствия электроэнергии — остановились генераторы, света на корабле нет.
Я приказал «Володарскому» подойти к правому борту, подать на «Энгельс» швартовы с обоих бортов и дать на него электроэнергию. КП-4 приступил к откачке воды через иллюминаторы из носовых помещений. Появился свет, заработали водоотливные насосы и аварийного корабля. Переключили котлы на незатопленные цистерны — и «Энгельс» ожил. Драматические события окончились. Мое состояние было нервным и напряженным. На самом деле, что может быть страшнее и неприятнее, чем то положение, в котором я оказался? Снять корабль с мели и утопить его! Состояние корабля было хуже, чем мы его определили, повреждения серьезнее, чем предполагали. Но, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается. С рассветом, приведя «Энгельс» в более нормальное состояние, мы снялись с якорей и под берегом пошли в Таллин, куда и прибыли благополучно.
К тому времени из Ленинграда в Таллин прибыла высланная комфлотом партия ЭПРОНа во главе с начальником ЭПРОНа Фотием Ивановичем Крыловым.28 Я попросил Фотия Ивановича осмотреть его водолазами днище корабля. Водолазы осмотрели и ничего нового не сказали. На другой день эпроновцы уехали в Ленинград, а недели через две мы прочли в газетах указ о награждении Крылова и всех приезжавших с ним в Таллин орденами за спасение эскадренного миноносца «Энгельс» в боевых условиях. Подлинные же участники этого события не были даже отмечены в приказе командующего флотом. Бывает и так. И уже второй раз… Правда, по совокупности, за все боевые действия в Финскую кампанию я был награжден первым моим орденом — Красного Знамени.
В конце января 1940 года я был вызван из Таллина в Кронштадт к командующему флотом, который объявил мне, что я назначаюсь командиром шхерной флотилии, организуемой из канонерских лодок, бронекатеров и бригады морской пехоты. Флотилия должна была действовать в финских шхерах совместно с сухопутными частями армии и обеспечивать с моря безопасность ее флангов. В этой должности я пробыл около месяца. Война окончилась, формирование флотилии было приостановлено, и вместо нее был создан отряд шхерных кораблей.
Полностью опубликовано в №7 журнала «Звезда»
1 По распоряжению Правительства РФ от 24 декабря 2008 г. именуется Военно-морской академией имени Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова.
2 Алексей Николаевич Крылов (1863—1945) — русский и советский кораблестроитель, механик и математик, генерал флота (1916), академик (1916), лауреат Сталинской премии (1941).
3 Иван Степанович Исаков (1894—1967) — адмирал флота, командовал кораблями на Балтийском и Черном морях, занимал штабные должности, преподавал в военной академии. В 1937—1938 гг. — командующий Балтийским флотом. В 1938—1950 гг. — заместитель наркома ВМФ; в 1941—1943Rгг. и 1946—1950Rгг. — начальник Главного морского штаба, затем заместитель главкома ВМФ, заместитель министра Морского флота.
4 Леонид Григорьевич Гончаров (1885—1948) — начальник кафедры тактических свойств оружия артиллерийского факультета Военно-морской академии (1935—1945), вице-адмирал (1940), доктор военно-морских наук (1941), лауреат Государственной (Сталинской) премии (1942), заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1944). Арестован в 1948 г. по обвинению в шпионаже в пользу Великобритании, умер от истязаний в абакумовских застенках на семнадцатый день после ареста.
5 Сергей Петрович Ставицкий (1886—1953) — вице-адмирал (1940), с 1928 г. преподавал в Военно-морской академии, начальник Военно-морской академии (1937—1938), участник Первой мировой и Великой Отечественной войн.
6 Александр Викторович Шталь (1865—1950) — российский и советский военно-морской теоретик, заслуженный деятель науки РСФСР, генерал-майор русского Императорского флота (1916) — вице-адмирал (1940), профессор кафедры военно-морской истории в Военно-морской академии.
7 Владимир Александрович Белли (1887—1981) — военный разведчик, дипломат, военно-морской историк и теоретик. С 1926 г. занимался научной и педагогической деятельностью в Военно-морской академии (преподаватель кафедры стратегии), профессор, контр-адмирал (1940).
8 Всеволод Феодосиевич Чернышев — первый начальник кафедры тактики надводных кораблей.
9 Дмитрий Сергеевич Дуплицкий (1890—1938) — член РВС ЧФ (1925—1927), помощник начальника ВМС РККА по политчасти (1927—1930), начальник Военно-морской академии (1930—1933), начальник мобилизационного отдела Главсевморпути (1934—1937), дивизионный комиссар. Арестован в 1937 г. по обвинению в участии в антисоветской террористической организации. Расстрелян в 1938 г. Реабилитирован в 1957 г.
10 Павел Степанович Стасевич (1896—1938) — начальник Военно-морской академии (1933—1936), начальник морского отдела Генерального штаба РККА, капитан 1-го ранга (1936—1937). Арестован в январе 1938Rг. По обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации расстрелян в день вынесения приговора. Реабилитирован в 1956Rг.
11 Александр Петрович Александров (1900—1946) — контр-адмирал (1944), участник Гражданской войны — красногвардеец. C 1928Rг. — преподаватель Военно-морской академии, с 1936Rг. — и. о. начальника Академии, с апреля 1945Rг. — начальник штаба Балтийского флота.
12 Река на Кольском полуострове в Мурманской области.
13 Мористый — удаленный от берегов в сторону открытого моря.
14 Остров в Баренцевом море, в 1,5 км от Мурманского берега Кольского полуострова.
15 Чикер Н. П. Служба особого назначения. Хроника героических лет. М., 1975. Николай Петрович Чикер (1910—1979) — бывший начальник Аварийно-спасательной службы (АСС) Военно-Морского Флота, лауреат Государственной премии, контр-адмирал-инженер.
16 Экспедиция подводных работ особого назначения (ЭПРОН) — государственная организация в СССР, занимавшаяся подъемом судов и подводных лодок. Создана приказом ОГПУ №R 528 в 1923 г.
17 Мотовский залив (Мотовская губа, Китова Могила) — залив (фьорд) в Баренцевом море. Находится между Мурманским берегом Кольского полуострова и полуостровами Средний и Рыбачий.
18 Полуостров в Мурманской области.
19 Порт-Владимир — покинутый поселок на территории сельского поселения Ура-Губа Мурманской области.
20 Михаил Петрович Фриновский (1898—1940) — командарм 1-го ранга (1938). Член ЦИК СССР 7-го созыва, депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва. Один из главных организаторов репрессий в РККА, принимал непосредственное участие в организации московских процессов. В сентябре 1938Rг. был назначен наркомом Военно-Морского Флота СССР. В 19Rг. снят со всех постов и арестован по обвинению в «организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД». Содержался в Сухановской особой тюрьме. В феврале 1940Rг. Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорен к смертной казни. Расстреляны также жена и семнадцатилетний сын. Реабилитирован не был.
21 Эскадренные миноносцы типа «Новик» — первые русские эсминцы с паротурбинными двигателями, постройки 1912—1917 гг. Состояли на вооружении Российского Императорского флота, Морских сил СССР и Военно-Морского Флота СССР вплоть до середины 1950-х гг.
22 Действующий маяк на северном берегу Финского залива, на мысе Стирсудден (швед. Styrsunds udde) в Выборгском районе Ленинградской области, около поселка Озерки.
23 Полуостров на северном побережье Финского залива, в Выборгском районе Ленинградской области, в западной части Карельского перешейка. После 1948 г. — Койвисто.
24 Параван — буксируемый подводный аппарат для защиты корабля от якорных контактных мин.
25 Владимир Антонович Алафузов (1901—1966) — адмирал. В период советско-финской войны 19—1940Rгг. был представителем ГМШ на Краснознаменном Балтийском флоте, одновременно занимая должность заместителя командующего флотом. С июня 1942Rг. исполнял обязанности начальника Главного морского штаба ВМФ СССР. Принимал непосредственное участие в операции Северного флота по обеспечению перехода из Великобритании линкора «Архангельск». В апреле 1945Rг. совместно с командующим Днепровской военной флотилией руководил действиями флотилии на реке Одер в Берлинской наступательной операции. В 1945Rг. назначен на должность начальника Военно-морской академии имени. В 1948Rг. В. А. Алафузов вместе с Н. Г. Кузнецовым, Л. М. Галлером и Г. А. Степановым был предан Суду чести Министерства Вооруженных Сил СССР. Обвинение состояло в том, что в 1942—1944 гг. они без разрешения Правительства СССР передали Великобритании и США секретные чертежи и описания высотной парашютной торпеды, дистанционной 130-мм гранаты, нескольких корабельных артиллерийских систем, схемы управления стрельбой, а также некоторое количество секретных морских карт. Суд чести признал их виновными. В феврале 1948Rг. В. А. Алафузов был осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР и приговорен к 10 годам лишения свободы, лишен воинского звания «адмирал». В 1953 г. полностью реабилитирован и восстановлен в прежнем воинском звании.
26 Владимир Филиппович Трибуц (1900—1977) — адмирал (1943), доктор исторических наук (1970). С 19Rг. командующий Балтийским флотом. В 1946—1950Rгг. — депутат Верховного Совета СССР. С 1961Rг. в отставке. Автор более 50 военно-исторических трудов, в т. ч. нескольких книг мемуаров.
27 «Володарский» (до 1922Rг. «Победитель») — эскадренный миноносец типа «Орфей», построенный по программе «усиленного» судостроения на 1913—1917Rгг. (так называемая «большая» судостроительная программа) и принадлежащий первой серии эскадренных миноносцев типа «Новик».
28 Фотий Иванович Крылов (1896—1948) — контр-адмирал, начальник Экспедиции подводных работ особого назначения (ЭПРОН), затем Аварийно-спасательного управления ВМФ СССР, а с 1943-го по 1946Rг. — начальник Речного аварийно-спасательного управления — Главного управления подводных работ.
29 Лиепая (ранее Либава) — город на юго-западе Латвии, на побережье Балтийского моря. Третий по величине город Латвии после Риги и Даугавпилса, важный незамерзающий порт.
Публикация, вступительная заметка и примечания
Веры Трэмон