Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2015
Андрей Геласимов. Холод.
М.: Эксмо, 2015
Всем любителям фильмов-катастроф посвящается. Почему? Ну, с катастрофами понятно (кстати, в книге даже появляется словосочетание «роман-катастрофа»). Герои романа, действие которого происходит в Якутске, оказываются жертвами природной катастрофы: аномально низкая температура выводит из строя отопительные системы, превращая город в последний круг ада (впрочем, душу описание всех этих ужасов не леденит, так что страшно не будет). Кстати, ад упоминается уже в эпиграфе (взятом из песни Тома Уэйтса), который сообщает о том, что ад-то холоден. А на задней обложке заботливо сказано, что холод — это не просто холод, это «метафора нашего времени» (если вы вдруг не догадаетесь), так что герою предстоит путешествие в ад человеческих душ (включая его собственную). Но об этом чуть ниже.
А пока перейдем от катастроф к фильмам. Известный писатель Андрей Геласимов (Нацбест, популярность во Франции, множество переводов и на другие языки) известен еще и как сценарист (его «Жажда», например, по современным российским меркам — кино очень неплохое), и это явно не случайность. Проза Геласимова кинематографична по сути. Очень часто последовательность предложений может быть уподоблена движению камеры, а абзацев — монтажным склейкам. Художественный мир Геласимова — это в первую очередь мир зримый. Неслучайно также и то, что главный герой «Холода» — режиссер (в том числе и кинорежиссер), а текст пестрит отсылками к кинематографу (от «Касабланки» до «Водной жизни Стива Зиссу»). Кстати, роман поделен на действия и антракты, что вполне можно связать не только с профессией главного героя, но и с желанием автора сразу же указать на визуальность своего произведения.
Но вот выкроен роман почти целиком по лекалам Голливуда: все сюжетные линии сольются в одну, а главный герой продемонстрирует чудеса героизма. Из-за этого текст выглядит несколько схематичным, безжизненным. А композиция так вообще напоминает волшебную сказку: протагонист устремляется в путь, переживает разные приключения, побеждает антагониста (которым, правда, в данном случае оказывается сам герой, вернее поселившиеся в нем цинизм, черствость и неспособность чувствовать себя счастливым) и получает вознаграждение (вновь обретая эту способность). Даром что после всего этого не живет он долго и счастливо. Здесь находятся даже волшебные помощники (то ли бездомные собаки, в заботе о которых герой очищает свою совесть, то ли Демон Пустоты — Doppelgänger самого героя, олицетворяющий пустоту его души) и волшебные предметы (это, конечно, одежда, которую постепенно удается раздобыть до этого обогретому славой и софитами на красных дорожках герою в его странствиях по замерзающему городу и не умереть от переохлаждения).
Но при всей этой сказочной (или голливудской) структуре мир романа не содержит в себе никакого волшебства. Главный герой — беспринципный, подлый, разуверившийся во всем алкоголик — очередная реинкарнация Генри Чинаски. Только создан он человеком, на Буковски не похожим. И сколько бы Геласимов ни говорил, что ему было интересно сделать отрицательного персонажа главным героем, он эту линию выдержать не смог. Из-за чего упомянутое преображение героя к концу романа выглядит неестественным, немотивированным. Как непонятным читателю оказывается и поведение других персонажей, явно искусственно введенных в роман, чтобы обслуживать сюжетную линию главного героя. Впрочем, мы же помним, что перед нами сказка, а Пропп нас предупреждал: «Мотивировки иногда придают сказке совершенно особую, яркую окраску, но все же мотивировки принадлежат к самым непостоянным и неустойчивым элементам сказки».
Но нет ведь ничего самодовлеюще плохого ни в сказках, ни в голливудском кино. И в самом деле, надо отдать автору должное — роман сделан очень мастеровито. В меру увлекательный, в меру интеллектуальный, местами остроумный, местами трогательный «Холод» занимает то место профессиональной, качественной, но не выдающейся литературы, которое, по мнению многих, пустует на российском книжном рынке.
И все бы хорошо, если бы автор временами не сбивался на пошлость. «Задрав голову, он смотрел на стоявшую перед ним Ингу, у которой теперь под свитером вздымалась гордая, лишенная всяких сомнений грудь, и думал о том, что именно она явилась его настоящим учителем — не Инга, а ее грудь».
На обложке есть еще и такая надпись: «Самое громкое литературное событие 2015 года». Громкое-то оно, может, и громкое, но вот благозвучное ли — это вопрос.