На Западе и под Ленинградом. Перевод с немецкого и публикация Юрия Лебедева. Продолжение
Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2015
Перевод Юрий Лебедев
На Западе и под Ленинградом
II. Под Ленинградом
Народный союз Германии по уходу за воинскими захоронениями делает достоянием общественности дневниковые записи Вольфганга Буффа «Под Ленинградом» в связи с торжественным открытием 9 сентября 2000 года крупнейшего немецкого солдатского кладбища Санкт-Петербург/Сологубовка. Автор нашел здесь последнее место упокоения вместе с другими 80 000 своими товарищами. Мы предоставляем ему слово, чтобы широким слоям общественности в Германии и в России стали известны его мысли, воспоминания, его боль, чувства и надежды, но также и любовь к этой стране и ее людям. Унтер-офицер Вольфганг Буфф погиб 1 сентября 1942 года недалеко отсюда, когда пытался оказать помощь тяжелораненому русскому солдату.
В его записях нет поверхностных или поспешных суждений. Как и миллионы его товарищей, он, внутренне сопротивляясь, подчинился повестке о призыве и попал в артиллерию. Будучи убежденным христианином, он с большим мужеством возражает пропаганде нацизма и характеризует один из центральных военных и политических постулатов нацистов в войне с Советским Союзом о воспитании в ненависти как явление, несвойственное немцам.
Он один из многих солдат вермахта, сохранявших человечность по отношению к своим товарищам и противнику. Он говорит от имени всех тихо покоящихся на этом большом поле смерти и напоминает нам своими записями о том, что каждый его товарищ, как и он сам, был единственной в своем роде, богато одаренной личностью. Каждая могила и каждое имя на памятных плитах должны напоминать нам и последующему поколению об этом и об их так рано потерянных жизнях.
Мысли Вольфганга Буффа постоянно переносятся в осажденный Ленинград, и он ставит для себя страшный вопрос: как могут выживать люди в миллионном городе, который почти полностью блокирован и в котором зимой 1941—1942 годов нарушены почти все пути снабжения?
Даниил Гранин, воевавший в этот период на Ленинградском фронте против Вольфганга Буффа и впоследствии создавший 900-дневную летопись осады города немецкими войсками, рассказывает в своей знаменитой «Блокадной книге» историю русской девушки Дуси. И его голос мог бы быть ответом на вопрос, мучивший молодого немецкого унтер-офицера.
За несколько дней до гибели Вольфганга Буффа в голодающем, разрушенном и подвергшемся всем мукам ада Ленинграде Дуся, тяжело раненная во время налета немецкой артиллерии осколком снаряда, приносит на свет сына в развалинах своего дома. Чудом оба преодолевают голод и войну, доживают до освобождения своего города и долгожданного мира.
Рассматривая вместе обе истории — смерть Вольфганга Буффа и выживание Дуси и ее сына, мы открываем глаза на тайну примирения и мира: примирение удается тогда, когда любовь побеждает ненависть. Мир тогда возможен, когда сила к жизни преодолевает смерть.
Пусть этот дневник Вольфганга Буффа получит широкое распространение и завоюет новых друзей для деятельности Народного союза Германии по уходу за воинскими захоронениями на благо мира и примирения в Европе.
Карл Вильгельм Ланге
Президент Народного союза Германии по уходу за воинскими захоронениями
29 сентября 1941 года
С большой неохотой мы прощаемся с Бельгией, где в Пети Рояль с небольшими перерывами провели три месяца. Франкоязычное население (валлоны) было по-настоящему дружелюбно к нам, и я думаю, что обе стороны не имели каких-либо оснований жаловаться друг на друга. Везде сожалеют о нашем уходе и, как говорят, ожидают нас вновь через три недели, но, видимо, этого не будет.
Как мы уже давно предполагали, с сегодняшнего дня заканчивается длительный период покоя. Начинается долгий путь наших суровых испытаний. Господи, помоги вынести их!
После завершения последних приготовлений 30 сентября начинается марш. Была тихая сентябрьская ночь, пикник на лужайке, сопровождаемый шелестом тополей на берегу ручья, который как бы напевал на прощание свою тихую песню.
30 сентября 1941 года
Погрузка в Брюсселе. Маршрут: Брюссель — Мехелен — Антверпен — Розендаль — Утрехт. Затем пришла ночь, а утром мы увидели себя в окрестностях Билефельда.
1 октября 1941 года
Минден — Штадтхаген — Ганновер — Ратенов — окружная дорога вокруг Берлина. Сам город мы почти не видели, так как была ночь. На широких полях под Бранденбургом в полном разгаре сбор картофеля, но люди прерывали свою кропотливую работу, когда проносился наш эшелон, и махали вслед.
2 октября 1941 года
На рассвете мы остановились в Шнайдемюле. Отсюда наш путь лежал через польский коридор до Диршау. Пустынная песчаная местность, луга со скудной растительностью, чахлым сосняком и убогими полями. Дома поляков в большинстве своем деревянные с плоскими крышами, покрытыми толем. Бедные и неудачно расположенные. В то же время великолепные современные государственные особняки, которые представляют странный контраст с убогими жилищами простого населения. Сегодня большинство населения составляют немцы, которые нам дружелюбно кивают, работая на своих полях. На прудах и в ручьях резвятся знаменитые жирные восточные гуси. Много новых, построенных немцами, жилых домов. Почти все населенные пункты имеют немецкие названия.
Великолепная поездка от Диршау до Эльблонга. Примерно на полпути расположен старый немецкий замок Мариенбург (Мальборк. — Ю. Л.). Своеобразный готический стиль, каменной постройки, выделяющийся на фоне равнинного ландшафта. К Эльблонгу мы подъехали вечером. Отсюда начинается восточно-прусская возвышенность, над которой мы увидели закат солнца.
3 октября 1941 года
Когда наступил день, то перед нами, окутанная густым туманом, лежала русская земля или, правильнее говоря, Литва, чью границу мы пересекли несколько часов назад. Когда прибываешь из Восточной Пруссии в Литву, то сразу пересекаешь границу между Центральной Европой и Востоком. Повсюду простирается пустынная, покрытая скудно растущей луговой зеленью равнина. Время от времени встречаются леса и болота. Повсюду валуны и каменные глыбы, напоминающие о ледниковом периоде и придающие ландшафту ощущение древности, первобытности. Это вызывает неприятное изумление. Чувство, что оказался в другом жизненном измерении.
Жилые постройки выглядят убого. На протяжении более чем 100 км пути до Шауляя никаких крупных населенных пунктов, однако много отдельных хуторов, то есть деревянных домов с островерхой деревянной крышей. По всему ощущается, что здесь развито животноводство и отчасти земледелие. Люди дружелюбно провожают наш поезд и часто оживленно приветствуют. Тауроген (Таураге. — Ю. Л.) — Шауляй (более крупный город). Чем дальше мы продвигаемся на восток, тем более осенний вид приобретает природа. В бельгийской Фландрии все было еще наполнено соком зелени. В Германии мы уже увидели первые краски осени. А здесь, в балтийских странах, лето уже позади. Луга выглядят безжизненными, деревья начинают терять листья, а утром на совершенно вымерших травах толстым слоем лежит белый иней.
В наших вагонах мы хорошо подготовились к долгой поездке. Один унтер-офицер, три рядовых и шесть верховых лошадей — вот наша команда, которая на редкость хорошо уживается друг с другом. Наши лошади пока хорошо переносят поездку. Это спокойные животные, которые не ссорятся между собой. Они уже привыкли к новой обстановке. Мою лошадь зовут Дженни. Она отличается тем, что целый день жует солому, а вечером застывает в спокойной философской позе.
Целый день мы сидим перед открытой дверью, перегороженной железной балкой, смотрим по сторонам или читаем. Иногда играем в карты. Однако приятнее всего познавать обширный ландшафт во всех его различных формах. Чаще всего здесь он дикий и безжизненный, как будто его еще не коснулась рука человека. На Западе человек — хозяин земли, и едва ли есть место, которое не преобразовано его трудолюбивыми руками. Здесь, напротив, кажется, что пространство господствует над человеком, и его убогие жилища робко вписываются в бесконечные просторы, которые невозможно охватить взором.
В шесть часов вечера становится темно. Когда солнце заходит на западе и луна проливает свой волшебный свет на широкие просторы, мы тихо сидим и смотрим по сторонам. К девяти часам становится холодно. Тогда мы закрываем дверь, делаем из соломы постели и ложимся спать.
4 октября 1941 года
Тауроген — Шауляй. Литва — широкая, малолюдная страна, покрытая лугами, болотами и лесами. Примитивно расположенные деревянные дома.
Митау — довольно крупный латвийский город, живописно раскинувшийся на реке Аар. К вечеру мы прибыли в Ригу. Большой, красивый город на реке Даугава с крупными промышленными и железнодорожными сооружениями. Латвийские деревни и города повсеместно производят более цивилизованный вид.
За ними начинается Эстония, также покрытая озерами, холмами и прекрасными лесами, которые придают ей более северный вид. Вечером длительная остановка на русском приграничном вокзале. Беседа с ранеными, прибывшими с фронта и направляющимися в Ригу. Они, конечно, нагнали нам страху. Ночью через реку Лугу дальше в северном направлении через бесконечные леса и безжизненные равнины. Иногда попадаются холмы и озера. Чудское озеро мы все же не увидели.
5 октября 1941 года
После хорошо проведенной ночи наступило холодное осеннее утро. Мы запрягли лошадей. К обеду последовала выгрузка в Сиверской, небольшой станции в 60 км южнее Ленинграда. Без каких-либо происшествий совершили марш через несколько небольших селений до деревни С., куда мы прибыли к вечеру и наспех разместились в пустых домах. В светлую лунную и ощутимо холодную ночь я три часа провел на посту.
6 октября 1941 года
В лесу наспех сделан загон для лошадей. Целый день вдали слышится гул канонады под Ленинградом. Видимо, это тяжелые орудия крепости Кронштадт, с которой сотни русских батарей ведут обстрел. Тем не менее положение города, от которого наши войска отделяют лишь 10 км, более чем сомнительное. Там свирепствуют голод и эпидемии. Русские высылают гражданское население из города, но мы возвращаем его обратно. Поскольку город должен сдаться из-за голода и нехватки боеприпасов, а не вследствие кровопролитного штурма.
Призыв фюрера к солдатам: «Началась последняя великая битва, которая еще до начала зимы должна решить исход войны на Востоке».
7 октября 1941 года
Я лежу на соломе в маленькой комнате вместе с другими пятью солдатами. Наше жилище, где кое-как размещено 80 человек, это Дом отдыха железнодорожников, который наряду с другими деревянными постройками расположен вдоль железной дороги. Некоторые русские, с которыми мы знаками объясняемся, стараются нам во всем помочь, так что нам удается запустить генератор для подачи тока на небольшой лесопилке. Заготовив дрова, мы хорошо можем обогреться.
Пока у нас нет особых неурядиц. Фронт удален от нас на 50 км, и мы слышим только грохот орудий, но мы готовы к тому, что ежечасно может поступить команда «К бою».
8 октября 1941 года
Первая поездка верхом по русской местности. Несколько лошадей сразу же увязли в болоте. Но их удалось сразу же вытащить. Сегодня мою лошадь забрал унтер-офицер В., так как на своем Фрице ему надоело ездить. Я вынужден был подчиниться.
9 октября 1941 года
Я сижу в деревянном домике в лесной деревушке неподалеку от Ленинграда. Сегодня мы пришли сюда по плохим дорогам через безлюдную лесистую местность. Везде следы боев и длинные ряды немецких солдатских могил. Белые кресты из молодых березовых стволов украшают их.
Мы на пути к линии фронта, куда должны прибыть через два дня. Если враг до этого не сложит оружия, то нам также придется участвовать в этом последнем крупном кровопролитном сражении, о котором сегодня сообщают средства оповещения.
10 октября 1941 года
Марш через большие леса по плохим дорогам и многокилометровому бревенчатому настилу в сторону Ленинграда. Деревушка с многочисленными деревянными домами и красиво расположенной церковью. Она полностью разрушена и с трудом подошла для размещения лошадей. Караул, в состав которого ночью вхожу и я, разместился в деревянной пристройке. Дров здесь достаточно. Рядом живет деревенский священник со своей семьей. Когда я оказался в углу его комнаты перед иконой, он дал мне понять, что имеет духовный сан. Дом чистый и добротный. Себя он кормит за счет приусадебного хозяйства. Он производит впечатление добропорядочного крестьянина. К сожалению, мы едва смогли понять друг друга. Я дал ему мою Библию, но он не смог прочесть ни одной буквы. Наконец он понял, что это такое, когда увидел рисунки Палестины и Иерусалима.
11 октября 1941 года
Мы прибыли в Н. — деревушку с финским названием, финскими деревянными домами и знаменитыми банями, где моются по субботам местные жители. В полуразрушенной, без крыши конюшне нашлось неплохое пристанище для лошадей. Нам же было очень тесно в маленьких двухкомнатных квартирах, так что мы лежали на полу, как селедки в бочке, а молодая женщина с кричащим младенцем, плача, устроилась в углу. Мы не знали, как ее успокоить, так как не понимали русского языка. Чтобы ее утешить, мы сделали большой бутерброд с колбасой и предложили ей его со стаканом чая. Ее муж, работавший в Тосно машинистом, был разорван на куски вместе со своим паровозом. Сейчас она ждет второго ребенка. Из-за тесноты мы решили лечь раздевшись. Я в добром здравии, несмотря на долгий переход по пыльным дорогам, лесам и через совершенно разрушенный в результате ожесточенных боев населенный пункт Тосно. Пока мы не принимали участия в боях. Сегодня выпало немного снега.
19 октября 1941 года
После того как наши орудия закончили стрельбу, у меня появилось немного времени рассказать о прошедших днях.
12 октября, после продолжительного марша по лесам и болотам, через которые был проложен многокилометровый бревенчатый настил, мы прибыли в Петрово, где до этого шли ожесточенные бои. Здесь у нас было первое соприкосновение с противником, вернее с его самолетами, которые подвергли нас бомбежке. За исключением четырех убитых лошадей у нас, к счастью, были ранены только четыре человека, в то время как в соседних подразделениях оказались первые убитые. Самолеты появились на бреющем полете так внезапно, что мы вначале приняли их за немецкие. Я как раз скакал на лошади, разведывая дальнейший путь, и поздно увидел опасность. Быстро спешился и спрятался за дом. Слава богу, со мной ничего не случилось. На ощутимом холоде в прилегающем к деревне лесочке мы провели ночь. Спал я в палатке. После полудня возобновился налет авиации противника, в результате чего соседняя 12-я батарея потеряла пять человек убитыми.
Дальнейший марш в П., где мы вновь провели ночь в лесу. Вместе с Х. мы вырыли щель, укрыв ее ветками и присыпав землей. Несмотря на холодную погоду, мы почти не замерзли. Вот уже свыше пяти суток как мы установили орудия на огневой позиции и произвели несколько сотен выстрелов. Мне, как командиру отделения вычислителей, досталось очень много работы, которая требует особой тщательности и надежности. Я осознаю это с полной ответственностью. Пока все идет хорошо. Наша огневая позиция находится в небольшом лесочке, окруженная елями и березами. Кругом леса и равнины. Для сооружения землянок мы используем воронки, где можно стоять согнувшись или только лежать. Сверху устанавливаем настил из стволов деревьев и земли, которые должны защищать от осколков. В стенках делаем небольшие углубления для разведения огня. Топлива в лесу достаточно, так что мы постоянно поддерживаем огонь. Температура около нуля градусов. В данный момент снег уже тает. Время от времени поступают приказы на открытие огня, и все выскакивают к орудиям. В промежутках я сижу перед планшетом и занимаюсь расчетами. Ночью также приходится выползать из своей «норы», когда пехота просит артиллерийской поддержки или когда установлены новые огневые цели. Противник находится от нас в нескольких километрах. Весь день и ночью с короткими перерывами слышится гул боя. У русских все еще немало орудий, и время от времени они обстреливают нашу территорию. Несмотря на то что несколько разрывов были в непосредственной близости от нас, пока все идет хорошо. Противник должен отступить, и мы надеемся, что здесь, так же как и на других участках фронта, продвинемся дальше. Так же как русские упорно обороняют Ленинград, они ожесточенно дерутся и здесь. Наши многочисленные потери на этом участке свидетельствуют, что здесь происходит нечто ужасное. Пожары, разрушения и немецкие солдатские кладбища вокруг, в то время как потери убитыми на другой стороне не поддаются исчислению. Воля Божья, что снег, как бы из сострадания, укутывает убитых своим покрывалом. Кое-что о подобном я знал из книг, рассказывающих о войне на Западе, но здесь, при несмолкающей канонаде фронта и зареве пожаров в очень большом городе, видя кровавые вечерние сумерки, явственно осознаешь величину этого ужаса. Скорее бы пришел час, когда эта несчастная страна будет освобождена от проклятия и ужаса, которые держат ее в своей власти. Я надеюсь, что эти страшные события последнего акта ужасной военной драмы уже близки к своему завершению.
20 октября 1941 года. Из письма домой
Вчера мы впервые получили почту. Вам не следует особенно беспокоиться. Я в порядке и чувствую себя хорошо. С 25.10 разрешено отправлять в Россию посылки весом до 1 кг полевой почтой. Пришлите мне, пожалуйста, шерстяное белье и мой красный свитер. Этого пока достаточно, так как я очень надеюсь, что мы проведем здесь не всю зиму. Мне не хватает также маленького небьющегося зеркала для бритья. Хотя здесь редко бреешься, но время от времени это надо делать, не то совсем одичаешь. Перчатки и теплые нарукавники у меня есть. В остальном все здесь совсем скудно, но мы выходим из положения. Остро не хватает только фуража и пристанища для лошадей, поэтому они погибают в большом количестве. Собранные почтовые марки пошлите, пожалуйста, мадам Дюпо в Пети Рояль и передайте, что я в России и у меня все хорошо. Я лишь надеюсь, что мы ненадолго в этой негостеприимной стране, и жду скорейшей встречи с вами.
21 октября 1941 года
Вчера и сегодня велись боевые действия. Русские стреляют из всех калибров артиллерии, а мы отвечаем. Их пехота атакует при поддержке танков. Нашим пехотинцам приходится нелегко. Мы стреляем, используя все, что находится в стволах, едва удается пополнять боеприпасы. Тяжелее всего приходится связистам, которые впереди, лежа под огнем, восстанавливают повреждения. Русская артиллерия постоянно обстреливает этот участок фронта. Мы собирались сменить позицию, выдвинув орудия к центру этого дьявольского котла, но одна из пушек самопроизвольно взорвалась. Чудом никто из расчета не пострадал. Сегодня был смертельно ранен осколком унтер-офицер Лютц. Положение серьезное, но мы надеемся выстоять.
22 октября 1941 года (Бои на Невском пятачке. — Ю. Л.)
Сегодня, как и вчера, продолжались ожесточенные бои. Русские стремятся всеми средствами при поддержке танков прорвать наши передовые позиции. Наша артиллерия и бойцы с острова Крит (парашютно-десантные части 7‑й авиа-десантной дивизии. — Ю. Л.) дерутся стойко. Ожидаем подкрепления. Унтер-офицер Хайер, исполнявший обязанности передового наблюдателя, ранен. Командир нашего передового подразделения — образец рассудительности и мужества. Днем и ночью наш участок находится под огнем артиллерии. Снаряды свистят вокруг нас. Пока чудесным образом никаких потерь.
24 октября 1941 года
Сегодня утром стало тише. Я сижу в нашей палатке вычислителей и наверстываю время, чтобы успеть написать кое-какие цифры. Полагаю, что кризис последних дней миновал. Наступление русских захлебнулось, а сейчас поступило сообщение об успешной контратаке с нашей стороны. Достойные восхищения действия нашей пехоты. Вздох облегчения прошел по нашим рядам. Только что вернулся с передовой наш командир батареи капитан Рихтер. Он был слишком измотан, чтобы подробно рассказывать, и сразу лег спать. Но уже одно его возвращение успокоило нас. Несмотря на возраст (53 года), ведет он себя образцово, находясь на самых сложных и опасных участках. Ему иногда мешает повышенная нервозность, но тем не менее это настоящий капитан, которого должен уважать каждый солдат.
В последние дни холод несколько уменьшился. Ему на смену пришел дождь со снегом. Дороги оттаяли и покрылись грязью. Водители и лошади, доставляющие нам издалека боеприпасы, делают великое дело. Наши лошадки так страшно исхудали, что их почти не узнать. Но и люди, измотанные и обросшие, отдают последние силы. Наше продовольственное обеспечение по-прежнему на хорошем уровне. Пока я ношу лишь часть из теплых вещей. Здесь нет условий, чтобы можно было хорошо помыться. На нашей позиции вообще нет воды, чтобы побриться. Иногда для этого приходится жертвовать чаем. Речь здесь идет о самовыживании. В лесу есть дрова, которыми мы обогреваем землянки. Обстрел со стороны русских на нашем участке, кажется, ослаб.
Сегодня пришло сообщение об отставке трех советских маршалов: Ворошилова, Тимошенко и Буденного. Может быть, это знак краха сопротивления русских? Или власть Сталина все еще не сломлена? Должен же быть когда-то конец этому смертоубийству. Свою главную задачу я вижу в том, чтобы это скорее стало реальностью.
26 октября 1941 года
Сегодня воскресенье. С нашей и русской стороны активно велась артиллерийская стрельба. В прошедшие дни русские вновь пытались атаковать, но без большого успеха. В минувшую ночь также шли ожесточенные бои. Со всех направлений непрерывно велась стрельба. На рассвете на огневой позиции появился полковник Ф., выразивший капитану и батарее большую признательность за успехи. Меня, как командира отделения вычислителей, также отметили. После обеда, за исключением нескольких выстрелов из наших орудий и появления вражеских самолетов, все было спокойно. Пришлось много работать над расчетами вместе с моими верными товарищами Маршталлером и Линденом. Завтра утром капитан и унтер-офицер Штегберг вновь отправляются на передовую. Сегодня оба были награждены железными крестами за участие в недавних боях.
Опять слякоть и идет дождь. Хотя мы и промокли, но зато не страдаем от холода. Мы уже привыкли к жизни в землянках, которые с уютом оборудовали. Когда вместе с Зигбергом и обоими вычислителями, тесно прижавшись друг к другу, сидим у окна, то переживаем чудесные часы. Это товарищи, которых только может желать сердце. К нам присоединились также и маленькие зверьки. Это полевые мыши, которым с нами уютнее, чем снаружи. Они шуршат и пищат вокруг нас, но мы их не трогаем, так как радуемся любому живому существу в этой огромной глуши, в которой, кажется, нет ничего, кроме безжалостной войны. Сегодняшний вечер был спокойнее вчерашнего. Лишь изредка слышался стрекот пулемета или пушечный выстрел. А так глубокий покой. Когда я после работы сижу один в моей землянке вычислителей, то мое маленькое жилище представляется нарядной кельей, где я могу молиться.
27 октября 1941 года
Ночь прошла спокойно, и утром не раздавалось ни одного выстрела из наших орудий. Вдали слышен гул фронта. Ночью выпало много снега, который налипает, препятствуя движению. Поэтому первая половина дня была использована для дальнейшего обустройства наших жилищ. В снарядной гильзе мы растопили снег для стирки носков и подворотничков.
28 октября 1941 года. Из письма домой
Вчера пополудни наши орудия произвели несколько выстрелов, но это был самый тихий день из всех, что мы провели на позиции. Вечером я сидел у огня и писал письмо своей сестре Лотте. Ночь прошла спокойно. С утра также тихо. На других участках, напротив, слышен сильный шум боя. Русские, по всей видимости, вновь пытаются форсировать Неву.
У меня несколько просьб. Чего нам в долгие вечера не хватает, так это света. Нельзя ли прислать несколько свечей и батареек? В этой глуши абсолютно нечего купить. Сегодня после обеда вновь было спокойно. Мы сделали лишь несколько выстрелов. Снаружи пакостно. Мокрый снег уже по щиколотку.
А с запада дует холодный ветер. Начинаешь ценить свою землянку, особенно после философской фразы Петера, вернувшегося с поста после холодной ночи: «Такая маленькая нора и так много счастья!» Почта, которая удивительным образом приходит почти ежедневно, одарила меня сегодня особенно щедро. Письма от Лотты и Теклы (сестра Буффа. — Ю. Л.), марципан от тети Марии, зеленый сыр от Метхильды, открытки от доктора Шенцеллера и брата Йоахима. Получил также письма из Бельгии. Одно на французском языке от супругов Дюпо в Пети Рояль, у которых я жил, и другое на голландском от господина Ван ден Хоувеля из Антверпена. Сразу же написал ответ. У меня по-прежнему все в порядке. В последние дни у нас больше не было потерь. Только мерзкая погода и трудности с обустройством. Чувствую себя здоровым, ни разу не простужался, хотя ноги несколько раз замерзали. Снабжение сейчас хорошее и достаточное. Сегодня русские вновь немного стреляли. Но их снаряды ложатся далеко за нами.
29 октября 1941 года
Минувшая ночь вновь прошла тихо. В течение дня мы сделали несколько выстрелов. Капитан вернулся с передовой и сообщил об абсолютно непонятной тишине в окопах русских. Однако мы сомневаемся, что это так. Мы начеку, чтобы встретить новую атаку.
Сегодня по-настоящему морозно. Нежный рассыпчатый снег по щиколотку, а вокруг стоит лес в своем прекрасном зимнем убранстве. Когда вечерняя заря окрашивает небо на западе в пурпурный цвет и начинают мигать первые звезды, то охватывает чувство, подобное тому, когда слушаешь церковное вечернее песнопение.
Сегодня нам сообщили, что Сталин наконец уехал из Москвы и направился в Сталинград. Там он намерен продолжить сопротивление с английской и американской помощью.
30 октября 1941 года
Ночь была спокойной, но морозной. Утром холодный северо-восточный ветер. Кажется, что русская зима прочно вошла в эти широты. Самые прекрасные дни осени позади. Эту ночь я провожу в офицерском блиндаже, так как капитан отсутствует и вахмистр Об пригласил прийти туда. С нами третий спутник — лохматая собачонка папаши Рихтера.
После спокойной ночи настоящее зимнее утро с обильным снегом и небольшим морозцем. Растопив снег, я умылся и побрился. Не люблю ходить с длинной бородой, хотя здесь это повсеместная мода. На фронте сегодня до обеда тихо, в небе также. Мы ни разу не стреляли. Все больше признаков, что в этом году снег больше уже не сойдет. Когда не стреляют, мы собираемся у огня в наших землянках. Затем вместе с Линдеманном и Маршталлером вспоминаем былое и строим планы на будущее.
1 ноября 1941 года (праздник всех святых)
Сегодня утром в 6 часов была небольшая работа для наших орудий, так как русские вновь проявили активность. Действительно, это был живой праздник всех святых. Долго я сидел в капитанском бункере за телефоном. После обеда стало спокойнее, а к вечеру совсем все стихло. Вновь втроем мы сидели у огня и разговаривали о празднике всех святых.
2 ноября 1941 года
Ночью никто не мешал, а с утра было много дел: укладка боеприпасов, оборудование блиндажа, заготовка дров и т. д. В промежутках обеспечение стрельбы из орудий. Шеф сегодня один. Я замещал его в блиндаже у телефона, когда он выходил наружу. Ему тоже тяжело. В 53 года это неудивительно. От недостатка света у него болят глаза, от мороза — ноги. Он старается этого не показывать, но я неоднократно слышал, как он, думая, что он один, стонет: «Мне так больно. Я едва ли это выдержу». Длительное пребывание в блиндаже, где можно только сидеть, угнетает. Капитан вышел как-то на воздух размять конечности, попытался помочь в подноске снаряда и упал под его тяжестью. К счастью, без последствий. Бедствием сегодня является отсутствие света. С нетерпением жду свечей и батареек, сколько бы они ни стоили. Днем здесь много работы, а в 16 часов уже темно. Свечей и батареек хватает только на выполнение служебных задач. Поэтому сидим в темноте или полумраке, озаряемые лишь пламенем коптилок. Угнетает то, что в долгие вечерние часы нельзя ни читать, ни писать.
Две вещи воздействуют сейчас на наши чувства: холодный зимний лес и широкая заснеженная русская равнина. Лишь иногда видны окутанные снегом крыши домов и верхушка церкви в Синявино. И все это на фоне безжизненности зимней природы. И вдруг пробуждение от грохота орудий и вспышек выстрелов, а также гула фронта, над которым ночью взлетают осветительные ракеты и видно зарево пожарищ.
3 ноября 1941 года
День принес много хлопот. Работа и стрельба уже с 5 утра. Растет холод, снег хрустит под ногами, и в блиндажах приходится хорошенько топить, чтобы появилось тепло. Сегодня на позицию поступили 28 тулупов для часовых, из которых один достался и мне, хотя я не стою в карауле, но в холодном блиндаже за расчетами и ночью он будет мне верно служить.
4 ноября 1941 года
Вчера пришло письмо от мамы от 22 октября из Крефельда. Оно первое на имя унтер-офицера Буффа. Петлички и нарукавные нашивки я приобрел в Вырице, где разыскал портного. Я ношу не серебряные атрибуты, а погоны полевого образца, что имеет свое обоснование. Для меня это все условности. Надеюсь, что здесь, в полевых условиях, я в полной мере выполняю обязанности унтер-офицера и подаю хороший пример подчиненным. Моим девизом в отношении подчиненных является справедливость и любовь. Как командир отделения вычислителей, я обязан выполнять свой долг, насколько мне позволяют силы. В казарменной атмосфере мне это давалось бы тяжелее, надеюсь, что справлюсь со всеми тяготами.
Вселяющими бодрость выглядят сообщения о великолепных успехах наших войск в Крыму и на Азовском море. Здесь, на Севере, мы также слышим о решающих успехах, и вновь возникает надежда, что нам не придется проводить тут всю зиму. Я пишу через день, так как заканчиваются конверты, и не знаю, когда поступят новые. Пишите вы также чаще. Я так радуюсь каждой весточке с родины.
Сегодня мы лишь немного поработали, то есть стреляли. Сделали только 16 выстрелов. Пока это рекорд-минимум. На других участках фронта тоже довольно спокойно, даже в воздухе. Вот только сейчас, вечером, русская артиллерия подбрасывает нам к ужину «гостинцы». Но они падают далеко за нами.
9 ноября 1941 года
Сегодня наконец пришла долгожданная почта, обрадовавшая меня. Это было письмо от Бруно за 27 октября. Я становлюсь богатым человеком. Сегодня мне перечислили деньги с июля по сентябрь и за ноябрь по 75,50 рейхсмарки, то есть всего 301,50 рейхсмарок. Отсутствует еще перевод за октябрь, о чем
я завтра подам рекламацию. Мне также должны повысить жалованье за унтер-офицерское звание. В Немецком банке открываю счет.
Сегодня на нашем фронте было абсолютно спокойно. Впервые за почти месячное пребывание наши орудия почти целый день молчали. Капитан Рихтер вернулся с передовой и с удовлетворением сообщил о своих впечатлениях. Кажется, русские выдохлись. Рано утром пришло радостное известие о том, что важный железнодорожный узел Тихвин, который находится в тылу нашего непосредственного противника, взят танковыми частями. Радостная уверенность вновь охватила нас. Мы продвигаемся! Тем не менее на нашей позиции идет дальнейшее обустройство, а свободное время используется для улучшения ослабшей дисциплины и наведения порядка.
Окончание следует
Полный текст читайте в бумажной версии журнала