Роман. Продолжение
Опубликовано в журнале Звезда, номер 10, 2015
КЛУБОК
Етьков С. М.
— Не пойму только — за что мне такая честь?
— А какую ты видишь честь?
— Что-то я не пойму — к кому это вы на «ты» обращаетесь?
— К вам! — ухмыльнулась Калерия.
— А. Вот я и спрашиваю — со всеми вы общались в уютной обстановке, а меня сюда. За что такая честь? У вас что — дело заведено?
— С законами, думаю, знаком? Так напомню. Смотри вот здесь… Статья 6 Ф3 № 144 от 05.07.95 «Об оперативно-розыскной деятельности»… Вот тут… Основание для проведения оперативно-розыскных мероприятий. А. Наличие возбужденного уголовного дела…
— И где ж оно?
— Ставшие известными органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность сведения о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, а также о лицах, его подготавливающих, совершающих или совершивших, если нет достаточных данных для решения вопроса о возбуждении уголовного дела…
— Так нет же его.
— Так будет. Ты мне и поможешь!
— С какой стати я должен тебе петь?
— А — беда у тебя! Ты где был четвертого?
— У Колыванова и был. Трехфазную розетку на кухне ставил…
— Он сам тебя позвал?
— А то я сам ему предложил! Я и не знал, что стиральную машину ему привезли!
— Странно. Ты, похоже, все знаешь!
— Ну да! Это я стиральную машину ему купил, чтобы прийти и убить!.. Так вот: он мне сам позвонил!
— Ну, и что там было? Кто-нибудь приходил? Думай, думай! Спасайся! И не просто думай, а — головой! Не каким-нибудь другим местом!
— Да я на кухне сидел! Стену сверлил! Ни грамма не знаю!
На хрен я ей должен сообщать? Особенно — ценное? Самому может сгодиться!
— Сомневаюсь, что ты чего-то не знаешь! Рыскаешь повсюду… как на дежурстве!
— Да просто характер у меня общительный! Люблю в душу чужую влезть!
— Ну так и выкладывай, что ты там нарыл!
— Что?
— Все! Любая мелочь может быть важна!
— Говорю — на кухне сидел!
— А у нас ты не хочешь посидеть?
— А ты посади!
— Счас нарисуем!
Положила на стол чистый лист.
— Так. Имя, фамилия. Год рождения.
— Отдыхай! Эта настольная игра мне не нравится.
— Ну почему же? Давай сыграем. Имя, фамилия. Год рождения.
— Ну… Етьков Сергей Матвеич. Пятьдесят первого года рождения. Фамилию не менял… в отличие от некоторых.
— Чем занимаетесь?
— Военнослужащий… бывший.
— Звание!
— До старлея дослужился.
— Так скажи, старлей, мог кто-то Колыванова… убрать?
— Ну… даже не знаю. Нас в спецучилище два года натаскивали. Да и то получалось не всегда! А тут… кто? — Развел руками. — А что? Он точно с концами исчез?
Тут у нее возникла пауза. Я-то знал (знаю, увы, все!), тут дело не так-то просто! Опера`, даже имея труп, не так чтобы надрываются. А тут — лишь одно подозрение — и разволновалась!
— Да есть у меня ощущение, что тут что-то серьезное…
Может, это у них что-то серьезное? Хотя я Колыванова знаю… нежностям он не очень подвержен. Но — любовь зла!
Это я, ясное дело, не сказал.
— Колись! Что знаешь?
— С какой стати? Я-то при чем?
— Нас учили, — сказала Калерия, — первым делом среди близких надо искать! — и так значително посмотрела на меня.
— А ты думаешь — я самый близкий? А может, кто-то другой?! — Тут я уже по-наглому на нее поглядел.
Она даже смешалась чуть-чуть, забормотала:
— В смысле — обычно родня к старикам проявляет повышенный интерес. Особенно если с квартирой.
— Родня? Симка, что ли?
— Или ее муж. Говорят, делал намеки, что зажился старик в квартире своей. Не мог он? — спрашивает она.
— Этот… фрейдист? Да он половой акт не может совершить! Жена от него бегает. Напускает какую-то муть… чтобы импотенцию оправдать. О каких-то подавленных инстинктах лопочет. Да кто подавляет их? Когда я на Кольском служил, так у нас в Приморске — только наступит полярная ночь, и!.. Жены без мужей, уехавших в командировку. Мужья без жен, уехавших в отпуск… Поварихи! Командировочные! Такой стоял тык-перетык! И никакого Фрейда не надо! А этот… развел тут! Да еще бабки с людей тянет! А сам лишь — мешок дерьма! Ему бы кроссец по пересеченке, да с полной выкладкой, да каждый день — поглядели бы, что от него осталось! Нет. Убивать — работа не для него! Может лишь чушь нести. Однажды я плитку клал у него — так наслушался. Три дня потом уши мыл. Типа как убийца не виноват — это его мама грубо с ним обошлась. А тут вместо того, чтобы с фраером этим разобраться или у Симки волосы на кулак намотать, на батю ее зубы точит! Тьфу! Противно, как мужику! Нет, он даже по своей теории не проходит. С мамашей его они до последних дней души друг в друге не чаяли — «Сава мой гениален», и он — сю-сю! Чуть на руках не носили друг друга. Нет! — Что-то я разгорячился, потерял контроль. На хрен я это ей говорю? Пусть сама роет! — Не лови блох! — охладил ее. А заодно и себя. — Я вот маму свою вообще не видал, — я все ж таки не совсем успокоился, — а вырос…
— Ну да… Пай-мальчиком! — Змеиная какая-то улыбка у нее.
— Да у меня благодарностей в деле больше, чем!..
Вовремя остановился. Чуть было не сказал: «Чем у тебя прыщей!» Так эта дура и правда тогда в КПЗ закатает… Хотя я и не из таких «крыток» выходил! И этому учили. Пора на место поставить ее.
— Мой тебе совет — не рыпайся ты по этому делу. Отпишись — и всё! Колыванова серьезные люди ведут. И совсем не по той ерунде, которая тебе в голову лезет. Ну хочешь — я телефончик дам? Вразумят тебя. Позвони!
— Никому я звонить не буду… Куда? Сидеть! Пока не скажешь все, что знаешь, отсюда не выйдешь!
Я и так уж ей слишком много сказал.
— Что ты темнишь тут передо мной? На что намекаешь тут? Что за дела? Чем ты-то еще можешь заниматься?
— Я-то? Ничем. Шуруплю понемножку. Шурупы ввинчиваю. Ремонты кругом!
— По-моему, ты еще шурупы ввинчиваешь в мозг кое-кому. Что знаешь?
— Правду тебе и не надо знать. А если хочешь — давай! Сбацаем приемлемый вариантик, по обстоятельствам, — подведем кого надо. Я как раз спец!
— Я тоже спец! Я такие тебе сейчас обстоятельства устрою! В «крытку» захотел?
По-мирному с ней хотел: сбацаем — разойдемся. Не поняла.
— Я тебе говорил уже: случай этот — не твой уровень. Угомонись!
— Я тебе сейчас такой «уровень» устрою! Пять метров под землей!
— Ну устрой, устрой!
— Хватит. Всё! Маразм я твой выслушала. Теперь по делу давай!
— В чем дело-то? Тело нашли или кровь обнаружили?
— Обнаружим, если надо!
— Пугаешь?
— Пока нет. Шанс тебе оставляю. Расскажи потолковее… что за дела у вас… с Андреем.
— С кем?
— Ну… с Андреем Михайловичем! — Уши ее вдруг зарделись, как два фонаря.
— Так с Андреем… или с Андреем Михайловичем? Тебе лучше как?
Шлепнула ручку об лист.
— Слушай! Ты еще долго будешь тут выступать?
— Задавайте вопросы! — я довольно благосклонно сказал. Пусть ведет. А я подрулю.
— Кто к нему заходил?
— Не помню.
— Тогда тебя посадим. Мотивы найдутся. Сам говоришь, что учили тебя…
— Мое дело — информационная война! Устранением другой отдел занимался.
— Утомил ты меня. Кто заходил?
— Кто? Этот… Високовский. Слышу — вдруг форточка хлопнула. Значит — кто-то в квартиру зашел.
— И что было?
— Базарили они.
— Тема?
— Да вроде книга какая-то.
— Да. Я слышала, что Високовский этот… ценные архивы у Колыванова выманивает… путем угроз.
— Из речи я понял его, что это скорей Колыванов у Високовского что-то скоммуниздил… а потом еще на себя заставил пахать. Да… наш Михалыч мужик не промах. Могет! Это с виду он профессор-профессор. А тут… Крик стоял — стекла дребезжали!
— Так ты считаешь — мог он из-за этого убить?
— Из-за книг, что ли? Да у нас добра этого — целая всегда помойка. Как ремонт — так груды книг там. Куда их?
— А из-за другого чего?
— Да нет! Пьяный он был, в дымину! Нас учили: перед делом — ни-ни.
— Значит — нет?
Что это я всё — нет да нет. Так скоро на мне свет клином сойдется.
— Вообще — мог. Мог! Нас различать учили. Генотип — тот.
Довольный, я на стуле откинулся. Красиво сказал!
— И что потом?
— Ну потом… снова форточка хлопнула.
— Ушел, значит?
— Видно, да.
— А Колыванова после этого видел?
— А то! Он сам на кухню ко мне прибежал.
— Испуганный?
— Кто? Он? Наоборот — руки радостно потирал, словно дело удачное провернул! «Ну что, Матвеич? Чайку?» По-человечески всегда!
Как учил нас майор Латыпов: «Даже под пытками — дезу выдавай!» На самом деле — между нами сугубо — Колыванов другое говорил. Что достали все, начиная с дочки-алкашки. Этот… разбойник по книгам — тоже катит на него. Главная была его мысль — что как-то не по заслугам все обходятся с ним. Телеперадачу вел — теперь отказали. В общем на грани был! «Выручай, Матвеич! Придумай что-нибудь! А то я чувствую, так долго не протяну!» Ну — я кризисы и в международном масштабе решал. Обещал подумать. Ну а конкретно что с ним — это пусть она роет. Как учил нас майор Латыпов — сбивай след! От меня не дождется. Чем больше на меня давит — тем дальше уйдем!
— Да. Висковский мог! — этак задумчиво я сказал. И всё! И закончим на сегодня.
— А Високовский показал, что они вместе ушли… А ты говоришь — чай с Андреем… Михайлычем пили?
— Да что он вообще помнить мог?.. А да — Колыванов с ним выходил… до двери его дотащить. И чтобы он книги не растерял, которые выманил… Вспомнил я — Михалыч это сказал…
— Что-то не верю я тебе! Тому, пьяному, больше.
— Да и мы с Михалычем поддали потом, будь-будь!
Вижу — не верит ничему! Как же я промахнулся?
— Раз он с Високовским не ушел — остался с тобой… Короче, под подозрением один ты остался!
Как же я лопухнулся так? Что не сказать было, что с Високовским ушел? Как Латыпов мне говорил: «Честность тебя погубит! В нашей работе она — бедная родственница!» Не сдержался. Душа не выносит, когда хлюпикам всяким приписывают серьезные дела!
Тут в кабинет без стука как раз начальник ее зашел, капитан. Живот до полу, морда отечная. Называется — страж. Его бы немножко в форму привести! А то стоит, как слон, дышит тяжело. По лестнице, бедолага, поднялся! Что вообще я делаю тут, среди этих «специалистов»?
— Здравствуйте, Калерия Анатольевна! Вы не освободились еще?
— Через десять минут, Никита Аркадьевич!
— Зайдите, пожалуйста, ко мне!
— Непременно, Никита Аркадьевич!
Постоял еще, слон неуклюжий. Потом кивнул головой… ну, как жировые складки на шее позволили. Один жирный подбородок наполз на другой. Называется — кивнул!
И тут он наконец и меня увидел. Главное препятствие их половой жизни. Вот этого бы я охотно на камень посадил… на крестец! Как, помню, одного мена! В Средней Азии было дело, на рынке! Аккуратненько, косточкой… Позвоночник — хрусть! И уже — навеки! А меня уже нет. Испарился! Я даже пот утер — настолько живо вдруг вспомнил.
— Заканчивайте! — чуть брезгливо сказал гость и покинул нас.
— Заканчиваю, Никита Аркадьевич!
Заканчивает она! Вы бы ее видели! Как-то так всколыхнулась вся… как курочка после петушка. Мол, я что? Я ничего. Так — прогуливаюсь!.. По тому, какими фальшивыми голосами они тут переговаривались, дураку ясно: живут! Насыщенной половой жизнью. Слава богу, нас в спецучилище натаскали — с ходу читаем людей! Калерия даже прическу поправила, потом вдруг помаду вытащила — хотела подкраситься… но тут, правда, опомнилась, помаду убрала.
Жену мою, Нельку, напомнила. Такая же сучка была! Исчезла при невыясненных обстоятельствах. А эта — еще Михалыча дурит, изображает из себя целку-невидимку! Нахлынуло вдруг.
— Тебе он тоже, что ли, жениться обещал? — я спросил.
Обомлела.
— Что вы себе позволяете? Это… наш сотрудник! — Пятнами пошла.
— Да я, вообще-то, Колыванова имею в виду!
— С чего вы взяли? — залепетала она. — Мне вообще… Андрей Михайлович… только помогал закончить университет! Абсолютно бескорыстно! — гордо головку подняла. — И у нас давно, вообще не было даже повода для встреч… после этого! Иначе бы не назначили меня по этому делу!
Будь я следователь — про нее только бы и подумал, глядя на нее! На хрена ж еще она втерлась к нему? А еще на меня катит! Нашла козла! Да про рога забыла!
— Короче, — придвинула к себе папку, — у нас есть свидетель, который подтвердит, что вы были в квартире, когда он заходил. И остались! Последним!
— Бред котенка! Это кто? Этот пьяный, что ли? Да он… рук своих не видел!
— Слышал, как ты сверлил!
— А что, в России у нас только я умею сверлить?
— Ладно! Без демагогии! Кроссовки твои видел в прихожей!
— Это он тебе сказал?
— Скажет! Пьяный — не значит глупый. Ему тоже крутиться надо! Так что все указывает на тебя! Профессионал ты у нас… по мокрым делам!
— Бред котенка! Профессионалы так не следят… Вспомнил же! — я вдруг радостно сообщил. — Ты же еще заходила. Последняя! И осталась после меня! Баретки твои помню на коврике! — под стол показал. — Вот эти ж самые! Михалыч никого в уличной обуви на паркет не допускал!
Покачнулась слегка. Зубы сжала.
— Так, значит? Ну ладно.
Протягивает руку. И с полки берет папку. Все они вроде одинаковые. Но сердце упало. Подготовилась, сучка!
— Узнаёте? — дело раскрыла.
— А я тут при чем?
— Дело о краже Етьковым Виталием Сергеевичем статуэтки «Бронзовая Муза», являющейся призом Всероссийского фестиваля документальных фильмов, из квартиры Колыванова Андрея Михайловича, — протораторила равнодушно, будто слова эти ничего не значили!
— Так расплатились уже! Оба мы!
— Известно, что вы до суда уговаривали Колыванова Андрея Михайловича отозвать заявление, указывая, что ваш сын окончил школу с серебряной медалью, имел разряд по лыжам, но Колыванов Андрей Михайлович ответил… что справедливость должна торжествовать… и порок должен быть наказан… и что его весьма пространное выступление на суде сыграло решающую роль в вынесении… неожиданно сурового приговора… Признаёте?
— Что я должен признавать?
— Что это вы убили из чувства мести Колыванова Андрея Михайловича! Статуэтка, кстати, снова исчезла!
— Да мы уж ведро коньяку с той поры с Михалычем выпили! Дебил я, что ли, на те же грабли наступать?!
Как бы и не слышала — писала что-то.
— Да Михалыч… доверял мне!
— Докажите! — так бодро, с азартом.
Пришлось рассказать… Колыванов, кстати, человек непростой. Гарантий, что он бедный, я бы не дал. Хотя любит речи говорить, о нищете и благородстве. Но глаз вострый у него. Прежде, конечно, пока это было модно, под интеллигента косил, очки постоянно носил с дымчатыми стеклами, взгляд у него, когда это было модно, задумчивый был… но сейчас, когда реальные дела закрутились, — очки порой забывает надеть и взгляд у него, как штык. Проблемы быстро решает — в том числе и со мной… Что, когда и за сколько — считает быстро! Однажды вызвал меня… Ну, мелочь какая-то. Типа — завинтить шуруп… который он специально перед этим, похоже, вывинтил — резьба вся в мелу. Пока я ввинчивал — он как бы в экстазе стоял, головой восхищенно покачивал — мол, есть же гениальные люди! Очаровывал, в общем. Ну — типа задабривал меня. Потом, как бы заботливо, спрашивает: «А как здоровье твое?» Я обмер: с чего это он? И тут же разъяснилось. Второй вопрос: «Как — боевые навыки — еще не утратил?» — «А кого надо?» — спрашиваю. Он захохотал. По плечу меня хлопнул: «Профессионал! Так вот — никого не надо… Пока!» — снова захохотал — «А меня вот, к примеру… спасти не хочешь?» Думал я недолго. Ответ: «Смотря от кого — и за сколько». Снова от моего ответа в восторг пришел. «От кого — я уж не буду тебе говорить, запросишь много. Предлагаю — двести баксов. Сходить со мной». — «Далеко ли?» — «Да тут, рядом». Дал мне занюханную сумочку — занюханней не бывает — в нее положил тетрадку — типа альбом для рисования первоклашек. Рисунки соответствуют. Реакцию мою с ходу сфотографировал. «Это хорошо, что не сечешь, и морда глупая… Образ, образ имею в виду. Одна из масок твоих. Отдельно пойдем. Но — в пределах видимости!» Пошли. Ну, дом такой красивый на Невском! Стеклянный купол. И там вроде аукцион. Своя уже охрана. Михалыч взял у меня сумку. Сам за кулисы пошел. Короче говоря, та тетрадка оказалась… великий художник великую поэтессу нарисовал! Короче — столько за нее дали! Чтобы заработать мне — патронов не хватит…
Ну, вкратце ей это изложил.
— Так что доверял, видишь. Охранники там знакомые были — подтвердят.
— Что — подтвердят? Скорее — наоборот. Мотив явный! Большой, говоришь, был кусок?
А вот не скажу тебе! Рот раззявила… Но, может, этой версии и дать ход? Тем более бабки у него в тайнике, который я же ему и делал! И вынуть в нужный момент, накануне суда, когда он мне еще и грабеж пришьет!.. Рекламная пауза! А вдруг он забрал их? Или хуже того — она? Открою — а там пустота? Думай!
— А что, денег не нашли? — спрашиваю.
— Следствие ведется, — отвечает уклончиво.
Может, я ей про бабки зря подсказал?
Надо быстро контрдело сварганить, как нас учили.
— Могу идти?
Папку с таким азартом захлопнула, что даже ветром дунуло на меня.
— До свидания, Сергей Матвеич! Думаю — до скорого.
«Если ты доживешь!» — я подумал…
— Что будете, Сергей Матвеич? — Другой женский голос из задумчивости вывел. Но разве ж сравнишь? Мед после горечи! Да и место поуютней. Бар «Сокол». Держит один бывший сослуживец. Хотя бывших, как метко замечено, у нас не бывает. Пересекаемся. Удобное место для встреч. Или что оставить для передачи. Лохи редко ходят сюда — специально сделано, как беспонтовое место. Тут я как-то бухой привязался к двум, с виду деревенским. Тема — что они знают о Ленинграде? На хрена приехали? Хотел провести мой коронный — как они уже распластали меня.
— Вставай, батя! — смеются. — Свои!
Прошлись с ними по основным пунктам… Годятся! И только так! Гвардия умирает, но не сдается! А сейчас пусто было. Сильно пьющих, особенно с утра, у нас не держат. Но сегодняшний день — наперекосяк.
— «Джеймсон», Сергей Матвеич, как всегда?
— Да. Спасибо, Катя!
Надо прикинуть, хрен к носу. А не ждать, пока тебя вырубят. Опережать! Думать надо — на кого стрелку перевести. А если он меня резко закроет… непредвиденное может произойти!
Кто мог лапу поднять на Михалыча? Человек он не бедный, прямо скажем, хотя под интеллигента косит.
Братки могли бы заинтересоваться им? Да вроде они все — из серьезных, я имею в виду, с кем по работе приходилось встречаться — угомонились уже, всё поделили, что нужно. Управляющими поставили кандидатов наук. Правда, тут понаехали какие-то. Темные. Взять хоть наш исторический дом — половина квартир пустые стоят! А почему? Раскуплены все! В собственности у кого-то. И далеко не всех уже знаю. Ну, с Лехой знаком. Сразу после капремонта, как и я, въехал. Профессия — телефонный мастер. Ходит по домам. Но основная его страсть — тачки! На них и поднялся! Помню — вонючий «рафик» был, двери приходилось привязывать. Сейчас «бугатти», «мазератти»… Не сосчитать, потому как приходят и уходят. Во двор уже не поставишь. Купил дом на Мурманском шоссе. Квартиру сдавать стал Ульяне. Та тоже не живет. Салон «Танго» у нее. Как бы приходят за бальными одеждами. Леха на радостях — что так все сошлось — к тому же к Ульяне неровно дышит, — по требованию ее всю мебель свою, всю посуду, все, что нажито непосильным трудом, на помойку вынес. А через месяц — соскочила Ульяна. Некомфортно ей, говорит. Пришел Леха в свою пустую квартиру — без посуды, без мебели — ни сесть, ни сдать. И что он о жизни тогда говорил и о бабах, в частности, это мы опускаем. Второй этаж — и три окна грязные, без занавесок. И полдома таких! Леху хоть знаю я. Купил теперь развалюху «мазду» — специально, чтобы поставить у нас во дворе. И как бы чинит, а на самом деле мы лясы точим, как раньше было. Вопросы по телефону решает. Ну, Леха понятен. А Олег? Этот вообще непонятно откуда взялся, не местный.Появился вдруг, в растянутых трениках — и тоже с нами стал языком молоть. В основном — про футбол. Вообще вроде увалень, не при делах. И чего пришел? Зашла как-то случайно речь: кто две квартиры в нашем доме купил, хозяев не видно. Олег мрачно так буркнул: «Мои!» Притом восторга в его голосе не прозвучало. Мы с Лехой отпали! Кто он, откуда? И главное — зачем? Видим его только так: приезжает с супругой сюда где-то около часа. Но каждый день. Заходят в свою квартиру — огромную, окнами во двор, от угла до арки. И — тишина. Что они там делают — непонятно. По тому, как друг с другом говорят, когда выходят во двор, — на любовь не похоже. Потом час с нами проводит, языком зацепившись. Чинит «мазду» — которой не поехать уже никогда! Словно и некуда ему спешить. Может, и правда? Жена — хуже не видал — отвратительно орет, исключительно матом. Он — словно и нет ее. Так проходит час. Не пойму — что за счастье? Потом злобно идут во вторую квартиру — на первом этаже, однокомнатная. Окнами на Невский. Вскоре появляются. Уезжают… Это что? Но однажды, когда я в полушутку его спросил, не собирается ли он для поднятия настроения еще одну квартиру у нас купить, буркнул: «Можно!» Кто он? Да никто! Отнял у кого-нибудь деньги — и всё! И таких большинство у нас богачей! Точно уж — не красавцы! Мог он Михалыча прищемить за ради квартиры? Мог. А почему нет? Без особых чувств. Как медведь лягушку. «По ходу», как сейчас говорят.
Единственное, что вызывало у них более-менее сильные чувства — и у Лехи, кстати, не меньше, — когда Михалыч во двор выходил. Когда появлялся он — в дымчатых очках, с тростью, — реальную ненависть у них вызывал. Что, казалось, им сделал? Но оба прямо впивались в него!
— О! Идет, фраер! — это вслух. — Будет сейчас нас жизни учить!
Одно время Михалыч, и верно, с экранов не слезал. Утюг включишь — и там вещает. Все о бездуховности нынешнего поколения, о подчиненности золотому тельцу. Как бы сам чистый был… Конечно, хлопцам моим — как ножом в сало. Могли ли убить? Надо прикинуть. Мало ли что — надо будет на кого-то стрелки перевести…
Еще кто? Ну… князья, наверное. Жена его, крупный искусствовед, «звезда Эрмитажа», княжеского рода была, красавица с Кавказа. В советские годы им бочки везли — с вином, икрою. Братья — министры были! А дети их… злобновато что-то смотрят. Приезжали тут, в годовщину Тамарико. По их законам — Михалыч виноват в гибели ее. Элементарная операция — грыжа, и — смертельный исход. До сих пор считают они, что Михалыч виноват. Слабенькая версия… Но я видел тут одного, к Михалычу заходил… Зацепка имеется! Могли подсуетиться? Стр-рашная мэсть!
Есть и еще версии. Михалыч многолик! Одно время им и Контора увлекалась всерьез. Не исключено, что и он «опасной их службой» увлекался. В советское время — «свободу демонстрировал». Порою на грани фола. Вышел из подчинения у них? Где профессионала нашли? Наняли. Вряд ли сами. Теперь у них высокие принципы. А Калерия — в самый раз. Могли и через начальство заставить ее. У них такие лихие расклады в ходу — мама не горюй! А подставить решили бедного Серегу! Но она эту версию не пропустит! Если только дело другому передадут… Неизвестно, сколько они Михалычем будут заниматься, пока не отвяжутся?
Надо заинтересованной стороне позвонить — вкратце обрисовать обстановку. Гудок… Гудок!.. Чего не берет-то? Мой-то номер должен узнать? Господи, с кем приходится работать?! Докатился мастер международных переворотов!
— Еще «Джеймсона», Катя, плесни!
Продолжение следует