Перевод с французского Дамира Соловьева. Публикация, редакция перевода и вступительная заметка Сергея Искюля
Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2014
В начале августа 1824 г. газета военного ведомства сообщала о выходе в свет книги Д. П. Бутурлина «История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 году»: «4-е отделение Военно-Типографского Депо Главного Штаба Его Императорского Величества сим извещает, что при оном продается вновь напечатанная книга <…>, сочиненная Его Императорского Величества флигель-адъютантом полковником (что ныне генерал-майором) Д. Бутурлиным; с французского же на российский язык переведенная Свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части генерал-майором А. Хатовым. Сочинение сие, изданное на россий-ском языке по Высочайшему позволению и посвященное Государю Императору, по признанию самих французов, есть лучшее изо всех вышедших на иностранных языках о войне 1812-го года и дает Автору почетное место между искусными писателями, глубоко размышлявшими о правилах военной науки».1
Выражение
«по признанию самих французов» употреблено здесь неслучайно. В том же 1824 г. в
одном из французских журналов была опубликована статья, посвященная книге Д. П.
Бутурлина.2 Автор статьи не установлен, возможно, она принадлежит
перу одного из издателей-редакторов журнала, но также возможно, что рецензию
писал военный, участник войны в России. В статье книга
Бутурлина сравнивается с недавно появившимся сочинением французского историка
маркиза Жоржа де Шамбре, так же как и Бутурлин,
воевавшего в России в 1812 г. При этом указывается, что «оба историка в равной
степени заслуживают доверия», ибо у читателя не возникает иного чувства при
чтении обоих сочинений и, более того, он «верит им на слово». Что
касается Бутурлина, то, по мнению рецензента, он «не боится представить свое
сочинение на суд тех, кто противостоял ему на полях сражений», и с
признательностью готов принять указания на встретившиеся неточности и
неясности. В статье отдается должное стилю историка, «его заранее заданному
беспристрастию, которое проявляется в книге в соединении со здравыми суждениями
и живостью описательного повествования». Сказанное проявляется, по мнению
автора рецензии, и в изложении внешнеполитических событий, предшествовавших
войне, с приведением малоизвестных до тех пор документов. Далее он обращает
внимание на те факты, что ускользнули от внимания маркиза де Шамбре, но приведены в полной мере у Бутурлина. Рецензент
подчеркивает, что Бутурлин далек от того, чтобы принять на веру все то, что
московский генерал-губернатор Ф. В. Ростопчин писал в
своей «Правде о московском пожаре», отрицая свое участие в организации поджога
второй столицы империи. Автор подчеркивает компетенцию Бутурлина в описании и
оценке действий как главной, под предводительством
М. И Кутузова, так и других российских армий, а также действий иррегулярных
войск, сражавшихся против войск Великой армии и ее
отрядов, направлявшихся для реквизиций фуража и съестных припасов. Он выказывает
уважение к точке зрения автора «Истории» по поводу роли императора Александра I
в войне 1812 г.
Дмитрий Петрович Бутурлин родился 30 апреля (11 мая) 1790 г. в Петербурге и происходил из русского дворянского рода, который ведет свое начало с XV в.; род этот внесен в 4-ю часть родословной книги Московской губернии. Его отец — Петр Михайлович Бутурлин (1763—1828), отставной капитан лейб-гвардии Измайловского полка; мать — Мария Александровна, урожденная княжна Шаховская (ум. 22 апреля 1803 г.).
На военную службу Бутурлин вступил в 1808 г. корнетом в Ахтырский гусарский полк. В этом чине он участвовал, как сказано в послужном списке, «в кампании против австрийцев», то есть в той странной войне 1809 г., которая с русской стороны свелась к разного рода безобидным демонстрационным действиям в Галиции, в то время как французы не отказались бы от серьезной поддержки против австрийской армии под руководством эрцгерцогов Карла и Иоанна.
19 февраля 1810 г. Бутурлин перешел в лейб-гвардии Кавалергардский полк, служа в котором, перед войной 1812 г., был произведен в подпоручики. Тогда же он был переведен в Свиту Его Императорского Величества по квартирмейстерской части и 10—19 августа принимал участие в арьергардных боях. За отличие в этих боевых действиях, которые требовали не только от командиров, но и от подчиненных отваги и осмотрительности, Бутурлин был произведен в поручики.
Дальнейшее течение войны давало Бутурлину немало возможностей проявить себя в схватках с противником. С апреля по 22 сентября он продолжал участвовать в арьергардных боях, за что был награжден орденом Св. Анны 4-й степени за отличие. Затем уже 6 октября Бутурлин сражался в деле при Тарутино, где ему тоже довелось проявить себя и быть награжденным орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом. Принимал он участие в преследовании неприятеля после выступления последнего из Москвы, 12 октября его видели в сражении при Малоярославце, 22 октября Бутурлин находился в сражении при Вязьме и был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Вместе с главной армией он преследовал противника до Вильно.
На исходе русской кампании, 24 декабря 1812 г., он покинул Свиту Его Величества и вновь поступил в лейб-гвардии Кавалергардский полк, в составе которого перешел российскую границу и принял участие в коалиционной войне 1813 г. Бутурлин участвовал в ряде сражений бок о бок с прусскими войсками, за что был произведен в штабс-ротмистры. В сражении при Лейпциге Бутурлин первый раз был ранен. Участие в нем было отмечено очередной наградой — орденом Св. Анны теперь уже 2-й степени. Тогда же он получил прусский орден «Pour le MeritБ» («За заслуги») и баденский военный орден.
С переходом Рейна армией австро-русско-прусской коалиции война продолжалась во Франции. Уже в феврале Бутурлин участвовал в сражениях при Ла-Фертесюр-Об и в окрестностях города Труа, затем в трудном для союзников сражении при Арси-сюр-Об 8—9 марта 1814 г., после чего при Фер-Шампенуазе 13 марта и на подступах к Парижу 18 марта. Вместе с полком Бутурлин возвратился в Россию.
Неизвестно, был ли Бутурлин в «походе 1815 г.» — так тогда называли движения войск во Францию, вызванные известием о возвращении Наполеона в Париж и вторичном его воцарении. Сражения при Линьи и Ватерлоо произошли, когда направленные на помощь союзникам русские войска были еще на подходе. Неизвестно, довелось ли Бутурлину еще раз побывать в Париже в 1815 г.
Во всяком случае он был назначен адъютантом к начальнику Главного штаба князю П. М. Волконскому. Вероятно, мысли и соображения, высказанные Бутурлиным в разговорах с Волконским или с самим императором, возымели далекоидущие последствия. Во всяком случае уже в ноябре 1816 г. Бутурлину было дано повеление совместно со знаменитым военным историком и теоретиком А. Жомини, бывшим тогда на русской службе, заняться созданием истории войн 1812—1815 гг. Важную, если не определявшую роль в этом предприятии должен был играть назначенный в декабре 1815 г. генерал-квартирмейстером только что учрежденного Главного штаба барон К. Ф. фон Толь. Назначение Толя последовало в связи с тем, что к этому времени тот уже подготовил «Военную историю кампании 1812 года» — подробное описание военных действий того времени. Однако император предполагал создать описание не только военных действий кампании 1812 г., но и коалиционных войны против Франции в 1813—1815 гг. Это было продиктовано собственными взглядами на войну 1812 г. в России и желанием видеть труд, в котором была бы освещена его роль как освободителя Европы от тирании. Бутурлин был назначен в сотрудники к Жомини как один из «способнейших офицеров» того времени, но сначала состоял при нем в качестве переводчика и толкователя материалов, собранных К. Ф. фон Толем. Но в мае 1817 г. швейцарец уехал из России, поэтому продолжать и завершить только начатую им работу пришлось Бутурлину. Августейший выбор, павший на Бутурлина, связан был с тем, что он был хорошо известен своими военно-историче-скими сочинениями. Так, еще в 1812 г. в Петербурге он выпустил описание коалиционной войны 1799 г.3 Репутацию Бутурлина в глазах императора подтвердили и по-следующие издания, выпущенные историком к тому времени, в том числе и анонимно.4 Графиня Антонина Дмитриевна Блудова, хорошо знавшая Бутурлина, писала впоследствии в своих воспоминаниях: «Сперва меня к нему привлекла его авторская репутация. Я всегда слышала, что его называли в шутку Boutourline-Jomini, потому что он написал военную историю кампании 1812 года…»5
Состоя при Волконском, Бутурлин в 1817 г. был пожалован во флигель-адъютанты, в том же году — в ротмистры и, наконец, уже в 1819 г. — в полковники.
В 1823 г. полковнику Бутурлину довелось принимать участие во франко-испан-ской войне, которая была развязана по постановлению конгресса Священного союза европейских держав. В командировке по Высочайшему повелению, находясь при французской армии, Бутурлин состоял при Луи-Антуане герцоге Ангулемском с 8 июня по 22 октября, и не просто состоял, а участвовал в штурме французами крепости Трокадеро. За отличие в боях Бутурлин был награжден орденом Св. Владимира 3-й степени. Кроме того, «за испанскую кампанию» 1 января 1824 г. Бутурлин был произведен в генерал-майоры. В том же году он становится почетным членом Военно-ученого комитета.
19 марта 1826 г. Бутурлин был утвержден в должности генерал-квартирмейстера 1-й армии, а в 1829 г. был назначен генерал-квартирмейстером 2-й армии; одновременно он был награжден орденом Св. Анны 1-й степени. Бутурлин участвовал в Русско-турецкой войне 1828—1829 гг. За отличие и храбрость в Кулевчинском сражении он был награжден орденом Св. Владимира 2-й степени.
По окончании войны 4 января 1830 г. Бутурлин был уволен «по домашним обстоятельствам» с мундиром и пенсией, с производством в тайные советники 14 мая 1833 г.; в тот же день он был пожалован определением к присутствию в Правительствующем сенате, а через четыре дня стал служить в Межевом департаменте Сената. В первый же день 1837 г. Бутурлин получил назначение в 3-е отделение 5-го департамента Сената, откуда 11 апреля 1839 г. был переведен во 2-й департамент.
6 декабря 1840 г. Бутурлин был назначен в члены Государственного совета.
С 24 апреля 1843 г. Бутурлин служил директором Императорской публичной библиотеки. Через три года произведен в действительные тайные советники. Период управления Публичной библиотекой явился для последней временем полезных и важных нововведений. При Бутурлине был составлен тщательный и обстоятельный каталог книг по истории на русском языке, начато было составление описи иностранных книг, составлены азбучные указатели хранившихся в библиотеке эстампов, приведено в образцовый порядок отделение рукописей, составлена подробная систематическая опись всем рукописям библиотеки и т. п. При Бутурлине библиотека стала открываться ежедневно вместо трех дней, как то было раньше. В воспоминаниях старшего библиотекаря Императорской Публичной библиотеки помещена довольно-таки резкая характеристика директора Бутурлина, человека, следовавшего строго дисциплинарной методе управления деятельностью чиновников и не терпевшего возражений; вместе с тем эта характеристика отдавала должную справедливость его вниманию к нуждам вверенного ему учреждения и заслугам на этом поприще.6 В «Воспоминаниях гостя библиотеки» известный критик В. В. Стасов отрицательно отозвался о деятельности Бутурлина на посту директора, назвав его «типом шершавого деятеля старинного покроя».7 Тем не менее за свои труды Бутурлин в 1845 г. был удостоен ордена Св. Александра Невского, а в 1849 г. получил бриллиантовые знаки ордена Св. Андрея Первозванного.
2 апреля 1848 г. Бутурлин был назначен председателем Комитета для высшего надзора в нравственном и политическом отношении за духом и направлением всех произведений российского книгопечатания. Комитет, а его часто называли «Бутурлинским комитетом», в сущности говоря, представлял собой высший постоянный цензурный орган не только всей литературы, предполагавшейся к опубликованию на русском языке, но и периодической печати. О деятельности комитета те, кто испытал на себе придирчивость цензоров, иногда отзывались как об «эпохе цензурного террора». Воспоминания современников служат указанием на то, что это похоже на правду. В мемуарах А. Д. Блудовой упоминается о том, что со временем Бутурлин во всех отношениях разошелся в мнениях с ее отцом. Графиня недоумевала: «Было ли это уже что-то болезненное или врожденная резкость и деспотизм характера (которые, несомненно, существовали в нем). Например, он хотел, чтобы из Акафиста Покрову Божией Матери исключили несколько стихов (и графиня приводит их. — С. И.) на том основании, что они, дескать, революционны.8 Соответствует ли эта история действительности, не вполне ясно, тем не менее материалы фонда Бутурлиных, хранящегося в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки и относящиеся большей частью к деятельности Д. П. Бутурлина-цензора9, в целом подтверждают характеристику Бутурлина, данную Блудовой. Однако представляется, что не столько он сам, сколько цензурный устав 1828 г. и постановления, принятые в развитие этого устава, явились причиной некоторой придирчивости цензурных органов и особого внимания к междустрочному смыслу представляемых в цензуру сочинений.10
Умер Бутурлин 9 (21) октября 1849 г. в Петербурге и был похоронен в церкви Св. Духа Александро-Невской лавры. Его жена (с 27 апреля 1824 г.) Елизавета Михайловна Комбурлей (1805—1859), кавалерственная дама ордена Св. Екатерины 2-й степени (1842), статс-дама (1854), пережила мужа на десять лет.
Как уже говорилось, Бутурлин и сам был не чужд литературы и не раз пробовал перо в сочинении ряда трудов преимущественно на военно-историческую тему в разное время под своим именем или анонимно. Большинство из них были написаны на французском языке, позже переведены на русский. Благодаря богатому факти-ческому материалу его работы актуальны и в наше время. Утверждая в военно-исторической науке концепцию Н. М. Карамзина, Бутурлин считал, что лишь деятельность полководца служит источником развития военного искусства. Подробно описал военные действия в войнах первой половины XVIII в.
К началу 1820-х гг. Бутурлин завершил свой труд под названием «Военная история кампании 1812 года».11 Включив в него многие материалы описания, составленного К. Ф. фон Толем, Бутурлин в 1823—1824 гг. выпустил свое сочинение на французском языке и затем в русском переводе.
Он критически осмыслил ход и результаты военных действий, влияние материального, пространственного и морального факторов в вооруженной борьбе, причины неподготовленности России к войне. Главную роль в достижении победы в Отечественной войне Бутурлин отводил императору Александру I; М. И. Кутузова представлял простым исполнителем его планов. Бородинское сражение считал ошибкой Кутузова, неправильно оценивал Тарутинский маневр русской армии. Обвинял Кутузова в излишней осторожности и медлительности. Идею окружения и уничтожения армии Наполеона Бутурлин целиком приписал Александру I.
Книга Бутурлина имела немалое распространение и оказала влияние на историков, а также вызвала отклики современников-мемуаристов и читающей публики. Например, на Д. В. Давыдова, который подарил историку свой «Опыт теории партизанского действия», после чего оба вскоре бросили официальный тон. Вероятно, Бутурлина, к тому времени уже известного автора исторических сочинений, имел в виду Давыдов, когда писал в предисловии ко второму изданию своей книги о том, что «некоторые военные люди прислали мне рассуждения свои, исполненные истины, и я не замедлил исправить погрешности сего сочинения». Возможно также, что сближение Давыдова с Бутурлиным имело место еще и потому, что оба служили в одних и тех же полках, хотя и в разное, правда, время — в Ахтырском гусарском, лейб-гвардии Кавалергардском и в Лубенском гусарском.12
В письме к историку А. И. Михайловскому-Данилевскому дипломат и военный — участник коалиционных войн против Франции с 1813 г., а позднее служивший «по статской», в том числе и подольским губернатором, Григорий Сергеевич Лашкарев — писал между прочим: «Сочинение Бутурлина писано, по моему мнению, не для одной России — даже едва ли для нее».13 То, что «не для одной России», это вполне естественно, поскольку сочинение было поручено Бутурлину Александром I, для которого важно было в эпоху конгрессов, когда политика европейских держав не всегда благоприятствовала политическим интересам России, лишний раз подчеркнуть собственную роль в сокрушении всесветного могущества недавнего врага. По поводу же последующей оговорки нелишним будет возразить, что издание сочинения Бутурлина на французском отнюдь не препятствовало знакомству с ним широких кругов российского дворянства, которое не всегда имело возможность читать эту книгу на русском.
Впрочем, Бутурлина нередко, в том числе и печатно, упрекали в том, что свои сочинения он писал преимущественно на французском. Александр Федорович Воейков, известный, в том числе и скандально известный, в ту пору плодовитый критик, вступился за Бутурлина на страницах «Русского инвалида», поместив заметку под названием «Оправдание», в которой, в частности, подверг критике отзыв Николая Ивановича Греча, помещенный в № 6 «Северной пчелы», на некоторые статьи в журнале «Славянин». «…1-я статья в № 1 „Славянина“ о рекогносцировании Вам не нравится, — обращался он к издателю, — единственно потому, что напечатана в Санкт-Петербурге и сочинена на французском языке. Все военные сочинения Д. П. Бутурлина также написаны по-французски, напечатаны в Петербурге и переведены на российский язык в Петербурге же; но неужели они от этого меньше любопытны и поучительны? Г-ну Гречу известно, что они приняты с уважением во всей Европе».14
Надо признать, что последнее действительно так. Помимо уже упомянутой большой рецензии во французском «Journal encyclopédique» во Франции на книгу Бутурлина написал свой отзыв Фредерик Франсуа Гийом де Водонкур, участник войны 1812 г. и автор ее описания, опубликованного в Лондоне в 1815 г.15 В своей заметке Водонкур, полемизируя с Бутурлиным, уверенно относил все успехи российской армии в кампании 1812 г. на счет исполнявшего в то время должность генерал-квартирмейстера барона Карла Федоровича фон Толя. Этот отзыв историка явился поводом к письму барона Толя к Д. П. Бутурлину. Решительно несогласный с тем, что писалось в заметке Водонкура о той роли, которую играл Толь в 1812 г. в ставке Кутузова и с оценкой роли самого главнокомандующего, Толь писал: «Он (Кутузов. — С. И.), с твердостию и постоянством следуя наставлениям, получаемым от августейшего нашего Государя, и предводительствуя всеми нашими армиями, при свете обширного и опытного ума своего, придумывал общие планы действий, долженствовавших неминуемо привести неприятеля к погибели, назначая время и ме-сто для исполнения сих планов. Я же ограничивался кругом мне принадлежащим, довольствовался разработкой его мыслей и составлял подробные диспозиции, необходимые для всякого военного действия». И в заключении писал: «Ожидаю от дружбы вашей, любезный генерал, что вы дадите настоящему письму моему возможно большую гласность».16
Если граф Филипп Поль де Сегюр, автор книги под названием «Наполеон и Великая армия во время войны 1812 года», по-видимому, не успел познакомиться с книгой Бутурлина, то с нею был хорошо знаком генерал Гаспар Гурго, который использовал ее, сочиняя опровержение книги де Сегюра. В своем сочинении он более пятисот раз полемизирует с Сегюром, в отдельных случаях ссылаясь на мнение Бутурлина. Адъютант Наполеона решительно не согласен с тем, что о генеральном сражении под Москвой Сегюр отзывается как о «неполной победе». «О какой „неполной победе“ может идти речь, — пишет Гурго, — если следствием ее явилось то, что русские не стали защищать Москву, а сдали ее французам?»17 При этом генерал ссылается на то место в книге генерал-майора Д. Бутурлина, где автор пишет, что «при Тарутине Кутузов занимался переустройством корпусов, которым в бородинской резне едва удалось спастись».18 В другом случае, ссылаясь на данные, опубликованные в сочинении Д. Бутурлина, где потери русской армии определяются в пятьдесят тысяч человек, Гурго далее пишет: «Таким образом, г-н де Сегюр совершенно безосновательно подарил русской армии двадцать тысяч человек».19 В книге Гурго можно найти и другие ссылки на книгу русского военного историка.
Личный секретарь императора французов барон Агатон Фэн с первой же страницы своих «Записей тысяча восемьсот двенадцатого года» не раз ссылался на книгу Бутурлина, используя приводившиеся им данные о составе и численности русской армии.20 В сочинении генерал-майора Б.-Р. ван Виймена о русской кампании Великой армии часто встречаются ссылки на Бутурлина.21
Герцог Ойген Вюртембергский, близкий родственник Российского император-ского дома (дядя императора Александра I) и деятельный участник событий войны 1812 г., неоднократно сравнивал вынесенные военные впечатления в своих воспоминаниях с тем, что писал в своей «Истории» Д. П. Бутурлин.22 Не всегда соглашаясь с трактовкой Бутурлина, например в том, что касается хода военных действий и сражения под Вязьмой, он все же большей частью отдавал должное вниманию к частным моментам и излишним, на первый взгляд, подробностям, важным при оценке общего положения дел во время кампании 1812 г.
Отдельные ссылки на сочинение Бутурлина можно найти в первом крупном сочинении о войне 1812 г., принадлежавшем перу А. И. Михайловского-Данилевского.23 Не раз ссылается на Бутурлина и Бантыш-Каменский в биографическом очерке, посвященном Ф. В. Ростопчину.24 Неоднократно ссылался на Бутурлина в своей фундаментальной истории и М. И. Богданович.
Книга Бутурлина, по объему во много раз превосходившая известное «Историческое описание войны 1812 года» Д. И. Ахшарумова, имела ряд достоинств, значимых и поныне: широкий круг источников, обилие фактического материала и критический анализ действий обеих сторон. Стремясь к исторической достоверности, Бутурлин позволял себе критиковать отдельные ошибки русских полководцев, в част-ности М. И. Кутузова; критика касалась в основном его «системы» ведения войны после оставления Москвы. Это обстоятельство вызвало в свою очередь критику Д. П. Бутурлина со стороны отечественных историков второй половины ХХ в., обвинявших автора «Истории нашествия» в «принижении» и «затушевывании» роли Кутузова в войне 1812 г. Критика, разумеется, была совершенно неосновательной, как и обвинение Бутурлина в том, что он являлся представителем дворянской историографии; последнее представляется особенно забавным, ибо о какой еще историо-графии могла идти речь на заре царствования Николая I?
Книга Д. П. Бутурлина появляется теперь в новом переводе с французского, выполненного строго по оригиналу, увидевшему свет в Париже в 1824 г. Предыдущий перевод выполнен членом Военно-ученого комитета и начальником одного из его отделений генерал-майором Александром Ильичем Хатовым, хорошо знакомым с основными сюжетными коллизиями повествования, поэтому с фактической стороны дела перевод безупречен. Однако к настоящему времени перевод, естественно, весьма устарел; кроме того, он не всегда точен в том, что касается собственно передачи мысли автора с французского языка на русский, грешит буквализмами и стилистическими особенностями, порою трудными для восприятия. Возможно, это является одной из причин, почему, например, М. И. Богданович предпочитал в своем сочинении о войне 1812 г. ссылаться на французское издание труда Д. П. Бутурлина.
Сергей Искюль
1 Русский Инвалид, или Военные Ведомости. 2 августа 1824. С. 728.
2 Revue encyclopédique. 1824. N 8. P. 358—364.
3 Relation historique et critique de la campagne des Austro-Russes en Italie en 1799 par B***, officier des Chevaliers-gardes. St.Petersbourg, 1812.
4 Tableau de la campagne d’automne de 1813 en Allemagne… par un officier russe. Revu par par le Bon de Jomini. Paris: A. Bertrand. 1817.
5 Блудова А. Д. Воспоминания // Русский архив. 1874. Кн. II. С. 726.
6 Собольщиков В. И. Воспоминания старого библиотекаря // Исторический вестник. 1889. № 10. С. 82—88.
7 Стасов В. В. Собрание сочинений. 1847—1886 гг. СПб., 1894. Т. III. С. 1515.
8 Блудова А. Д. Воспоминания. С. 726.
9 Российская национальная библиотека. Отдел рукописей. Ф. 116. Д. 374 и далее.
10 Лемке М. К. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904. С. 205—213.
11 Тартаковский А. Г. У истоков русской историографии 1812 года // История и историки. Историографический ежегодник. 1978. М., 1981. С. 86, 94.
12 Голубцов В. В. Д. В. Давыдов и Д. П. Бутурлин. Заметка // Русская Старина. 1885. № 1. С. 230—231; там же помещена краткая авторская биография Д. П. Бутурлина.
13 Лашкарев Г. С. — Михайловскому-Данилевскому А. И., 14 марта 1836 // С.-Петербургский филиал Архива РАН. Ф. 295. Оп. 2. Д. 57. Л. 3—4.
14 Русский Инвалид. 15 января 1827. № 13. С. 52.
15 Journal de Paris. 25 mars 1824. N 85.
16 Русский архив. 1873. Кн. 1. С. 415.
17 Gourgaud G. Napoléon et la grande-armée en Russie ou Examen critique de l’ouvrage de M. le comte Ph. de Segur, par le general Gourgaud. Bruxelles, 1825. Vol. 2. P. 246—248.
18 Boutourline D. Histoire militaire de la campagne de Russie en 1812. Paris—St. Petersbourg, 1824. Vol. 2. P. 116.
19 Gourgaud G. Op. cit. P. 265—266.
20 Fain A. Manuscrit de l’An mille huit cent douze. Paris, 1827.
21 Vlijmen B.-R.-F. van. Vers La Berezina (1812). D’apres des documents nouveaux. Paris, 1908. P. 4—6, 53, 64, 68, 280.
22 Воспоминания герцога Евгения Виртембергского о кампании 1812 года // Военный журнал. 1847. № 4. С. 84, 99, 104, 106—108, 110, 117; 1848. № 1. С. 38, 39, 43, 48, 64, 69; № 3. С. 64, 91, 97.
23 Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 года. СПб., 1843.
24 Бантыш-Каменский Д. Н. Словарь достопамятных людей русской земли. СПб., 1847. Ч. 3. С. 154—155, 164.
Глава пятая
Бородинское
сражение. — Отступление русской армии к Москве
и ее уход из сей столицы. — Русская армия отступает
по Коломенской дороге. — Фланговый марш на Калужскую дорогу. —
Кутузов продолжает отступление до Тарутина. — Тарутинский
лагерь.
Прибытие Кутузова тем паче произвело благотворное действие на дух войск, что непрестанное отступление отчасти уже подорвало их доверие к своим командирам. Теперь одно только его имя представлялось уже верным ручательством победы. Сей славный старец, посвятивший свою жизнь служению отечеству, воистину обладал всеми качествами, которые могли противостоять счастливой звезде Наполеона. Наделенный обширным и проницательным умом, Кутузов соединял в себе знание жизни и опыт великих полководцев прошлого, каковой он изучал с глубоким проникновением. Мудрый, как Фабий, изощренный, подобно Филиппу Второму Македонскому, он должен был угадать и разрушить планы нового Ганнибала, который слишком часто побеждал, благодаря соединению удачи и стремительного натиска, сего страшного оружия противу заурядных соперников, каковое, тем не менее, непременно должно переломиться о просвещенную осторожность русского вождя. Новую признательность Отечества Кутузов заслужил победами над Оттоманской Портой в 1811 году и куда более выгодным, чем выигранные сражения, миром, заключенным 16 мая 1812 года. Солдаты боготворили его, ибо, никогда не ослабляя узы дисциплины, он заботился о том, чтобы без надобности не утяжелять оные ни излишней строгостью, ни бесполезными лишениями. Его воистину отеческая попечительность привлекала сердца всех, подчиненных ему. Одним словом, выбор императора нашел отклик всех благомыслящих людей. Неприязнь немногих к сему великому человеку не осмелилась открыто заявить о себе в сей роковой час, когда он вступал на поприще бессмертия, уготованное Провидением для его старости.
Перед Кутузовым стояла трудная задача. Армия находилась всего в ста семидесяти верстах от Москвы, и на столь близком расстоянии столицу могла спасти только победа, но одержать ее было нелегко. Благодаря колоссальному превосходству сил, все преимущества оказались на стороне неприятеля. Тем не менее баталия была настоятельно необходима. Потеря Смоленска породила ужас внутри Империи. Если бы Наполеон смог привести к Москве хотя бы один корпус еще до того, как русская армия смогла бы дать генеральную баталию, общественное мнение сочло бы Россию в руках предателей и бездарностей. Солдаты твердо верили в то, что сохранение Москвы есть их первейший долг, и дальнейшее отступление, несомненно, вызвало бы всеобщий ропот и были бы потеряны драгоценные чувства одушевления, зажженные новым главнокомандующим во всех сердцах. Наконец, следует принять в соображение и то, что, хотя у меньшей армии невелики шансы на победу, она может дорого продать ее и потери окажутся для неприятеля особливо чувствительны вследствие невозможности восполнить их, в то время как у русских не будет затруднений, чтобы набрать новую армию.
Столь настоятельные резоны побудили Кутузова согласиться с планом Барклая и незамедлительно дать генеральную баталию, хотя он не почитал пригодной для сего позицию у Царева-Займища, а посему счел необходимым найти другую, более сильную, где пересеченная местность хотя бы в некоторой мере уравновесила столь неравную численность противостоящих армий. Вследствие сего русская армия, проведшая день 18 августа в Цареве-Займище, назавтра отступила в Ивашково.
Сюда же пришел и корпус Милорадовича, составленный из новобранцев и поэтому распределенный по разным полкам. 20 августа русская армия пришла в Дурыкино.
Все это время неприятель продолжал наступление. 18 августа Наполеон вступил в Вязьму, а Понятовский 19-го в Слободу. Далее Наполеон с армией пришел в Величево и вице-король в Покров. К сему последнему присоединилась бригада баварской кавалерии генерала Прейсинга. 20 августа Наполеон был в Гжатске, а король Неаполитанский на Большой Московской дороге в десяти верстах далее сего города. Князь Понятовский продвинулся до Будаева и вице-король до Павлова. В течение трех дней французы оставались на сих позициях, за исключением вице-короля, перешедшего 21 августа из Павлова в Воробьево. Наполеон посчитал необходимым дать войскам передышку, в том числе и для приготовления к баталии, которую он предчувствовал по мере приближения к Москве.
21 августа русская армия отступила до Колоцкого монастыря и на следующий день заняла позицию у Бородина, выбранную Кутузовым для баталии. Главная квартира была переведена в Горки, арьергард Коновницына, состоявший из 25 батальонов и 98 эскадронов, оставался в Гридневе.
Бородинская позиция опиралась своим правым флангом на лес, находившийся в трехстах туазах от Москвы-реки. Речка Колоча с крутыми берегами прикрывала фронт центра и правого фланга вплоть до деревни Бородино. Левый фланг растянулся от Бородинских высот за деревню Семеновское, защищенную глубокими оврагами и кустарниками.
На сей позиции природные препятствия были усилены полевыми фортификациями. Лес у правого фланга прикрывали несколько укреплений. В центре, перед деревней Горки, на холме, пересеченном Большой дорогой, поставили батарею и еще одну в двухстах туазах от первой, на склоне правого берега Колочи у Бородина. Но прежде всего занимались укреплениями левого фланга, как более открытого для атак неприятеля. Впереди того ме-ста, где центр соприкасался с левым флангом, на холме, господствующем над равниной, была поставлена батарея в форме бастиона.
На самом краю села Семеновского соорудили еще три батареи для прикрытия егерей, засевших в кустарниках центра и левого фланга. Само село было разрушено. Чтобы наблюдать за передвижениями неприятеля и препятствовать маневрам его колонн, между перелесками соорудили редут, для обороны которого был назначен генерал-лейтенант князь Горчаков с дивизиями Неверовского и 2-й кирасирской и несколькими полками Четвертого кавалерийского корпуса.
23 августа французская армия продвинулась еще дальше. После полудня перед русским арьергардом в Гридневе показался король Неаполитанский. Завязался ожесточенный бой, но все попытки короля сбить неприятеля с позиции не увенчались успехом благодаря твердости войск Коновницына. С наступлением ночи бой прекратился, и под покровом темноты арьергард отступил к Колоцкому монастырю. Наполеон и его армия провели ночь у Гриднева. В тот же день к русским подошли 7 тыс. ратников Московского ополчения, которые присоединились к Смоленскому ополчению (3 тыс. чел.).
24 августа в шесть часов утра французская армия возобновила наступление и в три часа пополудни атаковала Коновницына у Колоцкого монастыря. Сначала русские с успехом выдерживали атаки, и изюмским гусарам удалось даже изрубить три неприятельских эскадрона. Однако вице-король, шедший слева от Большой дороги, угрожал обойти правый фланг Коновницына, и сей последний был вынужден отступить на позицию у Бородина.
Французская армия наступала тремя колоннами. Справа князь Понятовский шел по Старой Смоленской дороге к деревне Ельне. В центре Наполеон и главные силы двигались по Большой дороге к Бородину. Сюда же, но несколько левее, через Большие Сады, направлялся и вице-король. Огонь Шевардинского редута и русских стрелков, засевших в оврагах и кустарниках на правом берегу Колочи и в деревнях Алексинки, Фомкино и Доронино, сильно мешал маршу неприятельских колонн. Наполеон, раздраженный потерями войск еще до начала сражения, приказал кавалерии короля Неаполитанского и дивизии Компана перейти Колочу, чтобы захватить Шевардинский редут. В два часа пополудни Компан занял Фомкино и продолжал двигаться к редуту. Командовавший там князь Горчаков поставил позади сего укрепления линейные полки 27-й дивизии и справа от них два драгунских полка и четыре орудия конной артиллерии. По левую сторону стояли кирасирская дивизия, два гусарских эскадрона и восемь орудий конной артиллерии. Редут был вооружен двенадцатью пушками. Перед кирасирами находились два драгунских полка для поддержки егерей в Доронине и его окрестностях.
В четыре часа, после канонады, дивизия Компана при поддержке кавалерии атаковала Доронино и соседний лес, а дебушировавший из Ельни Понятовский вытеснял русских стрелков из кустарника. В течение некоторого времени русская кавалерия успешно отражала атаки егерей. Киевские драгуны полковника Эммануэля дважды опрокидывали поляков, которые пытались выйти из кустарника на равнину. Проходивший между Дорониным и лесом Новороссийский драгунский полк успешно атаковал две колонны неприятельской пехоты, поддерживавшей стрелков, штурмовавших сие селение. Однако русским егерям пришлось все-таки отступить к лесу между Шевардиным и Утицей. Овладев Дорониным, генерал Компан начал атаку на Шевардинский редут силами 61-го линейного полка под прикрытием восьми орудий. Редут был взят с первого натиска, но русские полки всеми силами старались возвратить его. Завязался ожесточенный бой. Редут трижды переходил из рук в руки, но в конце концов остался за французами.
Между тем князь Багратион, известившись о наседавших на Горчакова больших силах, направил к нему 2-ю гренадерскую дивизию, которая в восемь часов пришла на поле боя и сменила полки 27-й дивизии. Несмотря на наступившую ночь, прибывший собственной персоной Багратион приказал гренадерам вновь атаковать редут. Две неприятельские колонны пытались фланкировать атакующих, но были опрокинуты малороссийскими и глуховскими кирасирами, которые захватили неприятельскую батарею у Доронина, но смогли увезти только пять орудий. На правом фланге харьковские и черниговские драгуны также опрокинули две неприятельские колонны, шедшие из Фомкина в Доронино, и отбили у них две пушки. Благодаря сим атакам кавалерии гренадеры овладели редутом, в котором уничтожили целый батальон 61-го линейного полка. Однако не было смысла держаться за столь отдаленное от остальных оборонительных линий укрепление, тем более что Понятовский, уже вышедший за Ельню, мог обойти редут с левого фланга. Посему Кутузов приказал оставить Шевардинский редут. Багратион получил сей приказ в десять часов вечера. Потери французов в сем бою достигали более тысячи человек выбывшими из строя; неменьший урон понесли и русские.
25 августа французская армия занимала следующие позиции: четыре кавалерийские корпуса короля Неаполитанского справа от Шевардинского редута; дивизии Компана, Фриана и Дезе между Фомкиным, Алексинками и Дорониным; дивизии Жирара и Морана слева от Колочи перед деревней Валуево; вице-король с Итальянской гвардией, дивизиями Дельзона, Брусье и кавалерией Гюйона слева от Большой дороги перед деревней Бородино; его аванпосты находились за ручьем Вoйной; гвардия стояла на бивуаках между Валуевым и Ратовым; за ней, на Большой дороге возле деревни Головино, корпуса Нея и Жюно; Понятовский был позади большого леса справа от Колочи, перед деревней Рыкачево. Наполеон находился в Валуеве. У французов день прошел в рекогносцировках под прикрытием оживленной ружейной пальбы.
Наполеон, удостоверившись в том, что на левом фланге самое слабое место русской позиции, принял решение атаковать его и принудить неприятеля к поспешному отступлению, дабы не быть прижатым к Москве-реке и отрезанным от столицы и южных провинций. Император мог также заставить русских оставить позицию без боя, угрожая их сообщению с Можай-ском и Москвой. Но это лишь затянуло бы войну, в то время как он рассчитывал одним ударом стереть в пыль армию Кутузова и заключить скорый и славный мир.
Было решено атаковать с правого фланга. Понятовскому предписывалось обойти левый фланг русских, <он> занял позицию позади стоявшей в первой линии кавалерии короля Неаполитанского. Даву готовился к атаке на край левого фланга и находился с дивизиями Компана, Фриана и Дезе между Шевардиным и Утицким лесом. Корпуса Нея и Жюно, получившие приказ атаковать неприятеля между левым флангом и центром, располагались от Шевардина до Алексинок. Корпуса вице-короля и Груши, а также дивизии Жирара и Морана должны были сдерживать центр и правый фланг русских, оставаясь на левом фланге французской армии. Поелику сие крыло было открыто для атак неприятеля, предполагалось укрепить его реданами на высотах перед Бородиным. Дивизии Морана и Жирара встали на Большой дороге справа от Четвертого корпуса, а генерал Груши правее и позади него. За дивизией Жирара находились дивизия Брусье и Итальянская гвардия, а на краю левого фланга дивизия Дельзона и легкая кавалерия генерала Орнано. Императорская гвардия перешла Колочу и встала справа от Фомкина.
Русские заметили сосредоточение неприятельских сил противу их левого фланга. Кутузов, опасаясь обходного маневра по Старой Смоленской дороге, послал туда корпус Тучкова, семь тысяч ратников Московского ополчения под командою генерал-лейтенанта Маркова и шесть казачьих полков генерала Карпова. Тучков построил свои войска за Утицей в четыре линии: две первых составляла дивизия Коновницына, две последних гренадеры графа Строгонова. Ополчение поставили позади гренадерской дивизии, а казачьи полки слева от Коновницына. Егеря 11-го, 20-го, 21-го и 41-го полков рассыпались по кустарникам между корпусом Тучкова и левым флангом позиции. Укрепления перед селом Семеновским обороняла Сводная гренадерская дивизия графа Воронцова и позади нее дивизия Неверовского. Гренадеры принца Карла Мекленбургского стояли за селом Семеновским. Две линии корпуса Раевского и кавалерийский корпус графа Сиверса находились между Семеновским и большой батареей. Весь левый фланг русских состоял из войск Второй армии под командою князя Багратиона.
Центр перед деревней Бородино составлял корпус Дохтурова, занимавший промежуток между правым флангом Седьмого корпуса и холмом у деревни Горки. В центре также находились две линии пехоты, поддержанные двумя линиями Третьего кавалерийского корпуса. Корпус графа Остермана, стоявший перед Колочей, соприкасался своим левым флангом с войсками Дохтурова, за которыми находились две линии кавалерии Корфа; вровень с ней находился корпус Багговута, эшелонированный справа от Четвертого корпуса, на крайнем правом фланге русской амии.
Правым флангом командовал генерал Милорадович, подчинявшийся, как и Дохтуров, Барклаю. В резерве сего фланга находился Первый кавалерий-ский корпус, развернутый позади леса. Слева от него были девять казачьих полков Платова. Остальная кавалерия стояла вдоль Колочи и Москвы-реки до их слияния.
В резерве левого фланга были гренадеры принца Карла Мекленбургского, а в большом резерве центра три линии Пятого корпуса: две пехотных и в третьей кирасирская дивизия Депрерадовича. Позади Четвертого кавалерийского корпуса располагались пять рот конной артиллерии. Большой артиллерийский резерв стоял перед деревней Псарево. Сильные батареи прикрывали фронт, особливо ближе к левому флангу. Все егерские полки занимали кустарники, деревни и дефиле перед фронтом. Линейная пехота построилась в батальонные колонны, но поддерживавшая ее кавалерия была развернута. Главная квартира находилась на хуторе Татариново. Общая численность русской армии доходила до 132 тыс. чел.: 115 тыс. регулярных войск, 7 тыс. казаков и 10 тыс. ратников ополчения. Русская артиллерия имела 640 ору-дий. Во французской армии было в общей сложности около 150 тыс. бойцов и почти тысяча пушек.
Предстоящая баталия была слишком важна, чтобы Кутузов не озаботился приуготовлением войск посредством их электризации всеми возможными средствами. 25 августа пополудни перед всей армией в торжественной процессии пронесли чудотворный образ, спасенный из Смоленска.1 Грозные воины смиренно склонялись перед ним, перемежая духовные песнопения и жаркие молитвы об Отечестве, ради которого они были готовы положить свои жизни. Каждый почитал своим долгом или победить, или воспринять мученический венец.
Обе армии провели ночь, ожидая или свершения своих обетов, или крушения вожделенных надежд. Только вожди, коих не покидало спокойствие, измысливали всяческие способы, как бы обезопаситься от случайностей, неизбежных при столкновении столь огромных масс вооруженных людей. Казалось, невозможно предвидеть, в чью пользу качнутся весы истории. С одной стороны, были численное превосходство, слава, основанная на долгой цепи триумфов, и, самое главное, убежденность в том, что только победа может положить конец тем невзгодам, каковые уже начинали ощущаться победителями. Сим побуждениям противостояли истинная любовь к Отечеству, уязвленное национальное чувство и страстное желание защитить священную столицу. Никакими способами было невозможно вычислить окончательный результат, все зависело лишь от хода событий.
26 августа в два часа ночи Наполеон прибыл на высоты у Шевардина и передал своим маршалам предварительные диспозиции. В течение ночи французы поставили позади и слева от сей деревни две батареи по 60 орудий каждая, предназначенные для прикрытия атакующих колонн.
В половине шестого часа солнце выглянуло из густого тумана и осветило сии поля, где, быть может, решатся судьбы самой прекрасной части земли. По сигналу барабана вся французская армия встала под ружье, и все капитаны прочли для своих рот приказ по армии:
Солдаты!
Наступает столь вожделенная вами битва! Теперь победа зависит только от вас; она нужна нам, ибо принесет изобилие, добрые квартиры и скорое возвращение в наше Отечество! Действуйте, как вы поступали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. И пусть самые отдаленные от нас потомки, вспоминая о ваших подвигах в сем сражении, скажут о вас: он был в сей великой баталии под стенами Москвы!
Дано в Императорском лагере на высотах у Бородина. 7 сентября в два часа ночи.
Тысячекратно повторенные крики Да здравствует император! были ответом на сей призыв.
После сего князь Понятовский двинулся в обход леса у левого фланга русских. Двинулся и маршал Даву вдоль опушки того же леса, предшеству-емый в авангарде дивизию Компана.
В шесть часов генерал Сорбье, находившийся на большой батарее правого фланга, открыл огонь, и это был сигнал началу сражения. Генерал Пернетти с тридцатью орудиями встал во главе дивизии Компана, чтобы занять позицию перед укреплениями левого фланга русских. Дивизия Дезе также прошла через кустарники вслед за Компаном, а Фриан оставался в резерве перед Шевардиным. Князь Понятовский достиг Старой Смоленской дороги и шел к Утице.
Одновременно на левом фланге вице-король приказал генералу Дельзону овладеть Бородиным, которое занимали русские гвардейские егеря. Сия атака 106-го линейного полка, предназначенная для отвлечения русских от главного пункта, каковым был их левый фланг, увенчалась успехом. Напрасно гвардейские егеря целый час доблестно оборонялись, им все-таки пришлось покинуть Бородино и отступить за Колочу. Воодушевленный успехом, 106-й полк устремился в погоню и перешел мост. Егеря, видя, что французы зашли слишком далеко, оборотились назад и вместе с 19-м и 40-м егерскими полками полностью уничтожили их. Только осколки сего полка были подобраны и возвращены в Бородино бросившимся ему на помощь 92-м полком.
Пока сие происходило на Большой дороге, огонь у левого фланга усиливался. Здесь неприятель не мог быстро продвигаться из-за неудобной местности; наступающие колонны, пройдя через густой лес и кустарники, были вынуждены перестраиваться для атаки чуть ли не под картечным огнем. Головам дивизий Компана и Дезе пришлось несколько раз отступать к подлеску. Генерал Компан получил ранение, под маршалом Даву убило лошадь, сам он был контужен, но оставался во главе своих войск.
К семи часам план французской атаки стал вполне очевиден. Ней под прикрытием большой батареи в Шевардине подошел к левому флангу маршала Даву. Впереди находилась дивизия Ледрю; дивизии Маршана и Разу шли вслед за ней. Корпус Жюно построился в две линии позади Третьего корпуса. Вслед за корпусом Даву следовал Нансути. Монбрен поддерживал Нея; Латур-Мобур, оставаясь в резерве, шел к центру, готовый в случае надобности прийти на помощь тому или другому. Вице-король с дивизиями Морана, Жерара и Брусье и корпусом Груши перешел Колочу по четырем мостам, наведенным за ночь генералом Пуатвеном между Бородиным и Алексинками. Дивизия легкой кавалерии генерала Орнано оставалась на обсервационной позиции у левого фланга за ручьем Вoйной, перед деревнями Захарьиным и Новым. Наполеон был около Шевардинского редута. Впереди него стояли Молодая гвардия и гвардейская кавалерия, а позади Старая гвардия.
Князь Багратион при появлении перед его левым флангом превосходящих сил неприятеля, с которыми будет трудно справиться дивизиям графа Воронцова и Неверовского, приказал генералу Тучкову немедля послать к ним дивизию Коновницына. Кирасирская дивизия барона Дуки была поставлена слева от села Семеновского. Кутузов также понял необходимость укрепления левого фланга и с восьмью орудиями гвардейской конной артиллерии и направил их к Семеновскому. За первым сим подкреплением последовали гвардейские Литовский и Измайловские полки, а также Сводная гренадерская бригада и роты позиционной артиллерии Его Императорского Высочества и графа Аракчеева.
Видя, что можно безопасно ослабить правый фланг, Кутузов приказал генерал-квартирмейстеру Толю спешно переместить корпус Багговута с правого фланга на левый, где были поставлены батареи из резерва. Такое скопление сил в одном пункте ясно свидетельствует о том, что обе стороны ясно понимали решающее значение Семеновских высот.
Семеновские укрепления были атакованы дивизиями Компана, Дезе и Ледрю, дебушировавшими из леса. Русские, подпустив неприятеля на картечный выстрел, обрушили на него убийственный огонь, но не смогли остановить французов, которые ворвались в промежутки между укреплениями и пытались обойти их за горжами.1 Однако 57-й линейный и 24-й легкопехот-ный полки были атакованы гренадерами графа Воронцова при поддержке дивизии Неверовского, кирасиров барона Дуки и Четвертого кавалерийского корпуса. Они штыками атаковали неприятеля, опрокинули его и учинили страшную резню. Французы не могли ответить ничем иным, как посылкой дивизии Маршана и кавалерийской бригады Берманна на помощь Ледрю и атакой Первой кавалерийской бригады Брюйера. В сей кровавой схватке обе стороны соперничали друг с другом в храбрости и стойкости.
В это же время в бой вступил и генерал Тучков. Дебушировавший из леса к Утице князь Понятовский выбил из нее русских егерей и построил свои войска в долине, несмотря на яростный огонь неприятельских батарей. Тучков был вынужден отступить к ближним высотам и занять там позицию вместе с гренадерской дивизией графа Строгонова. Завязалась ожесточенная ружейная перестрелка и сильнейшая канонада, продолжавшаяся до полудня.
Вице-король поставил на Бородинских высотах сильные батареи, однако русские батареи несколько раз заставляли их умолкнуть. Дивизии Морана, Жирара и Брусье, перейдя Колочу, начали оживленную ружейную перестрелку с русскими егерями, засевшими в кустарнике.
К девяти часам утра маршалы Даву и Ней, получив в подкрепление дивизию Фриана, снова атаковали укрепления перед Семеновским. Почти целый час русские при поддержке мариампольских и сумских гусар и драгунских Курляндского и Оренбургского полка сдерживали все атаки французов, которые, удвоив усилия, овладели наконец тремя флешами, откуда русские не успели вывезти свои пушки. Генерал Дюфур во главе 15-го легкопехотного полка даже пересек Семеновский овраг и захватил само село. Однако триумф неприятеля длился недолго: Киевский, Астраханский, Сибирский и Московский гренадерский полки во главе с генерал-лейтенантом Бороздиным ударили в штыки, опрокинули неприятеля и гнали его до леса. В сем бою был ранен принц Карл Мекленбургский.
Сия неудача отнюдь не обескуражила французских генералов, бросавших в атаку новые колоны пехоты, которые при поддержке кавалерийских корпусов Нансути и Монбрена вновь захватили флеши. Но прежде чем они успели укрепиться, их атаковала дивизия Коновницына, оттеснившая французов к лесу. У Даву среди убитых был начальник штаба корпуса генерал Ромеф. Из русских погиб генерал-майор Тучков 4-й.
Пока кровь обильно лилась на левом фланге, не менее тяжелый бой шел и в центре. После неимоверных усилий вице-королю удалось очистить кустарники от русских егерей и дебушировать на равнину перед большой бастионированной батареей. Дивизия Брусье стояла в овраге между нею и Бородиным. Дивизии Морана и Жерара встали на плато напротив батареи.
Дивизия Морана неколебимо двинулась под градом картечи на дивизию Паскевича, которая не выдержала атаки, и генерал Бонами во главе 30-го линейного полка все-таки овладел большим редутом.
Генералы Кутайсов и Ермолов полагали, что вследствие сей неудачи неприятель сможет прорвать центр позиции и это решит исход баталии в его пользу. Дабы не допустить сего, они выдвинули к потерянной батарее батальон Уфимского полка, под прикрытием которого остатки дивизии Паскевича смогли перестроиться и возобновить атаку. Раевский послал им на помощь 18-й егерский полк, а 19-й и 40-й егерские полки атаковали батарею по левому флангу, в то время как справа наступал генерал Васильчиков с полками 11-й дивизии. Паскевич повел остатки 12-й дивизии в тыл большой батареи, угрожая отрезать находившихся там французов от дивизии Морана.
Сии маневры возымели желаемый успех. 30-й линейный полк был опрокинут и в беспорядке бежал, оставив на батарее бЛльшую часть своих солдат и плененного генерала Бонами. Французов преследовали эскадроны Корфа, присланные Барклаем вместе с Сибирским и Иркутским драгунскими полками. Русская кавалерия расстроила ряды дивизии Морана, и вице-королю пришлось поддержать ее дивизией Жирара. В сем месте неприятель нес большие потери; вся равнина была покрыта телами французов. Но и русским пришлось оплакивать генерала графа Кутайсова.
Потерпев неудачу в лобовой атаке, вице-король прибег к артиллерии. Удвоив число пушек на батареях, он открыл убийственный огонь противу большого редута. Уже чувствительно пострадавшая 26-я дивизия была полностью сметена, и ее пришлось сменить на левом фланге дивизией Лихачева.
Тем временем маршал Ней, видя, что атака на Семеновские флеши захлебывается, приказал корпусу Жюно обойти их в промежутке между самим укреплением и войсками генерала Тучкова. Если бы неприятелю удалось прорвать здесь нашу позицию, дело приняло бы тем более дурной оборот, что тогда французы не только обошли бы укрепления у Семеновского, но еще и отрезали войска Тучкова. К счастью, генерал-лейтенант князь Голицын, оборонявший своими кирасирскими полками низину у села Семеновского, был весьма кстати поддержан дивизией принца Ойгена Вюртембергского и смог оттеснить к лесу колонны Жюно, намеревавшегося дебушировать в долину. Новые попытки неприятеля также не увенчались успехом благодаря атакам кирасир, поддержанных огнем гвардейской конной артиллерии. Сильные колонны вестфальцев, укрывшиеся в лесу слева от кирасир, давали возможность фланговой атаки, и на них обрушились Брестский, Рязанский, Минский и Кременчугский пехотные полки, которые перекололи неприятелей и овладели лесом.
Неудачная атака Жюно, тем не менее, взбодрила поляков. Опираясь на поддержку слева, князь Понятовский двинул правый фланг своего корпуса против батареи на холме, к которому примыкал левый фланг гренадерской дивизии графа Строгонова. Сия позиция господствовала над всеми окрестностями, и, овладев ею, неприятель мог обойти слева генерала Тучкова, который в таком случае терял Старую Смоленскую дорогу. Французы яростно атаковали, поддержанные сорокапушечной батареей, поставленной справа от Утицы. раганная пальба русских орудий и ружейный огонь Санкт-Петербургского и Екатеринославского гренадерских полков не смогли остановить их. Холм был взят, но французы не прекращали атаку, угрожая левому флангу и тылу русских гренадер. Генерал Тучков понимал, сколь опасно подобное положение, и собрал все свои силы, чтобы возвратить утраченные позиции. Сам он во главе Павловского полка остановил неприятеля и приказал генералам Строгонову и Олсуфьеву перейти в атаку. Первый из них с Санкт-Петербургским и Екатеринославским полками взял холм и сразу же поставил там шесть орудий. Неприятель, обескураженный весьма значительными потерями, отошел на безопасное от огня батареи расстояние и ограничивался лишь оживленной канонадой. Во время сей атаки Тучков был смертельно ранен и передал командование генералу Олсуфьеву до прибытия генерала Багговута.
Сражение продолжалось уже шесть часов. Французы поплатились колоссальными жертвами, но не смогли заставить русскую армию попятиться хотя бы на дюйм, хотя раздосадованный Наполеон снова и снова повторял атаки. Утихшая к полудню канонада возобновилась с новой силою. Французы собрали более 400 орудий противу левого фланга, и под их прикрытием густые колонны пехоты вновь появились перед флешами. Видя, что приближается решающий удар, русские также подтянули резервы и поставили на левом фланге 300 пушек. Кутузов приказал казакам Платова и Первому кавалерийскому корпусу Уварова перейти Колочу вброд ниже Бородина и атаковать левое крыло вице-короля, чтобы отвлечь его от действий на противоположном, левом фланге неприятеля.
Перед Семеновским завязался ожесточеннейший бой. Семьсот пушечных жерл, собранных на пространстве в пятьсот туазов, изрыгали смерть для нападавших и обороняющихся. Многочисленные неприятельские колонны кавалерии и пехоты бесстрашно вступили в сию фатальную для многих долину, на которой бушевали все силы ада. Но напрасно русские льстили себя надеждою остановить атакующих стеной жесточайшего огня! Колонны Нея при поддержке Даву продолжали неколебимо идти к флешам, и возраставшая с каждым шагом смертельная опасность лишь удваивала храбрость французских солдат, которые шагали по телам своих сотоварищей, прежде них вступивших на стезю славы.
Видя приближающегося неприятеля, князь Багратион приказал идти ему навстречу, и левый фланг русских, сотрясаясь от ужасающего столкновения с наступающими колоннами, ударил в штыки. Никто из противников не хотел уступить верную, как им казалось, победу, и воспоследовала страшная резня, где обе стороны выказали чудеса сверхъестественной доблести. Беспорядочно смешавшиеся пехотинцы, всадники и артиллеристы обеих армий являли собой безобразную и бесформенную массу яростно и ожесточенно сражавшихся людей. Кипевшие нетерпением резервы, повинуясь дисциплине, оставались недвижимы. Хотя неприятель имел численное превосходство, русские достойно оборонялись; однако злополучная случайность вскоре переменила ход событий. Князь Багратион, его начальник штаба граф Сен-При и несколько других генералов были ранены, и им пришлось покинуть поле сражения. Войска, лишившись высших командиров, стали подаваться назад. Сия перемена фортуны имела бы самые тяжелые последствия, если бы генерал Коновницын сразу же не заменил бы Багратиона. Он отступил от Семеновского оврага и занял позицию на высотах сего селения, где с непостижимой быстротой поставил сильные батареи, которые сдерживали наступление неприятеля.
Французы, окончательно захватив Семеновские флеши, решились развивать свой успех дальше и продвинуться за овраг.
Имея многочисленную кавалерию, они надеялись разгромить наш левый фланг. Прежде всего корпус Нансути должен был опрокинуть Измайлов-ский и Литовский полки гвардейской пехоты, стоявшие слева от дивизии Коновницына, которая выказала таковую неустрашимость, что могла служить образцом для всей армии. Сметаемые вражеской артиллерией, окруженные тучами всадников, русские построились в каре и отбили три последовательные атаки кирасиров Сен-Жермена. Русских поддержали кирасир-ские полки Императора, Императрицы и Астраханские кирасиры, которые несколько раз успешно атаковали неприятельскую кавалерию и пехоту. Дело было довершено кирасирами Екатеринославского и Орденского кирасир-ского полков, отбросившими неприятеля за овраг.
В этот момент Наполеону доложили, что его левый фланг атакован русской кавалерией, и он посчитал необходимым приостановить действия на своем правом фланге, дабы оценить маневры неприятеля. Первый кавалерийский корпус Уварова перешел Колочу и вместе с казаками оттеснил легкую кавалерию Орнано за ручей Вoйну. Стоявшая в деревне Бородине дивизия Дельзона едва успела построиться в полковые каре. Вице-король самолично прискакал на свой левый фланг в каре 84-го линейного полка. Однако генерал Уваров, полагая свои силы совершенно недостаточными, после нескольких атак возвратился обратно за Колочу.
Не беспокоясь более за левый фланг, неприятель сосредоточил главные усилия противу большого центрального редута. Король Неаполитанский приказал Второму кавалерийскому корпусу генерала Коленкура перейти овраг у Семеновского и подойти как можно ближе к большому редуту, чтобы атаковать его дивизиями Жирара, Морана и Брусье. Дабы еще более подкрепить вице-короля, Наполеон прислал ему из резерва Вислинский легион.
При виде сих колоссальных сил, готовившихся атаковать центр его позиции, Барклай направил туда последние резервы. Корпус Остермана занял первую линию между селом Семеновским и бастионированной батареей вместо почти совершенно уничтоженного корпуса Раевского. Преображен-ский и Семеновский пехотные полки расположились позади Четвертого корпуса, а за ними Второй и Третий кавалерийские корпуса. Сии последние поддерживались Кавалергардским и Конногвардейским полками. Хотя подобное скопление резервов ставило их под удары грозных неприятельских батарей, это было необходимо для действенной обороны.
У французов Второй кавалерийский корпус блестяще исполнил полученные им приказы. Смелым рывком он преодолел Семеновский овраг и обрушился на русских. Но корпус Остермана стойко оборонялся, особливо Кекс-гольмский, Перновский и 33-й егерский полки, встретившие неприятеля плотным огнем. Генерал Коленкур, самолично возглавивший атаку в обход бастионированного редута, был убит. Второй и Третий русские кавалерий-ские корпуса преследовали неприятеля. Полковник Засс с Псковским драгунским полком и четырьмя орудиями конной гвардейской артиллерии гнал французов вплоть до линии их пехоты.
Пока происходили сии удачные атаки у редута, корпус вице-короля продвигался к нему с противоположного фланга, чтобы атаковать по фронту и во фланг силами 21-го линейного полка дивизии Жирара, а также 17-го и 35-го полков дивизий Морана и Брусье. Оборонявшаяся дивизия Лихачева уже понесла большие потери и не могла сопротивляться. Вице-король во главе 9-го и 35-го полков обошел редут с левого фланга и взял его. Защитники редута не желали пощады, и все были перебиты. Сам генерал Лихачев, истерзанный болезнями и ранами, бросился в ряды врагов, дабы разделить славную судьбу своих доблестных солдат, однако генеральский мундир выдал его, и он был помимо своей воли пощажен французскими солдатами, которых прельстила честь захватить столь важного пленника.
Однако, взяв большой редут, неприятель отнюдь не продвинулся вперед. Стоявший за Горицким оврагом корпус Остермана и дивизия Капцевича представляли нешуточную преграду. Генерал Груши пытался в первые минуты замешательства после взятия большого редута атаковать во главе кавалерии Шастеля батальоны Капцевича, но был встречен генералом Шевичем, командовавшим Кавалергардским и Конногвардейским полками. Атаки сих отборных полков остановили французские эскадроны до подхода Второго и Третьего кавалерийских корпусов, которые наконец отбросили неприятеля к его пехоте и вынудили ограничиться лишь артиллерийским обстрелом батарей, поставленных Милорадовичем на высотах.
Было три часа пополудни, и французы уже овладели большим редутом и Семеновскими флешами, но сии укрепления являлись лишь внешним поясом оборонительной позиции, и для победы предстояли новые бои. Надо было или силой выдавливать русских, или же усилить Понятовского, чтобы опрокинуть корпус Багговута и тем самым, угрожая тылам и сообщениям неприятеля с Москвой, вынудить Кутузова к отступлению. Однако обе армии устали от резни и уже не хотели продолжать сражение. Наполеон, устрашенный понесенными потерями, остановил дальнейшие атаки, но яростная канонада продолжалась вплоть до шести часов вечера.
В девять часов неприятель предпринял последнюю попытку: дебушировав из села Семеновского, французы заняли соседний лес, но сразу же были отбиты штыковым ударом финляндских стрелков.
Тем временем князь Понятовский, известившись об успехе в центре, принял решение возобновить атаки на позиции генерала Багговута, оборонявшего Старую Смоленскую дорогу. Польские батальоны атаковали холм на левом фланге Кутузова. Их поддержала одновременная атака польской кавалерии в тыл русских, и холм был взят. Попытки Багговута возвратить его не имели успеха, и ему пришлось отступить к высоте у Семеновского ручья.
С наступлением ночи французские войска возвратились на позиции, которые они занимали перед началом баталии, оставив аванпосты в Бородине, Утице и кустарниках перед русским фронтом. На другой стороне Барклай перестраивал свою линию. Корпус Дохтурова был поставлен с опорою правым флангом на холм у Горок. Корпус Остермана заполнил промежуток между Шестым корпусом и селом Семеновским. Справа от Горок встали четыре егерских полка полковника Потемкина под прикрытием казаков. Сменившему Багратиона генералу Дохтурову было приказано перестроить левый фланг Четвертого корпуса, дабы установить сообщение со Вторым и Третьим корпусами Багговута, занимавшими позиции у истоков Семеновского ручья. Кавалерийские корпуса были поставлены позади сей новой линии. Дивизия гвардейской пехоты и кирасирские дивизии стояли в резерве позади центра.
Не вызывало сомнений, что Кутузов намеревается и назавтра продолжать сражение уже на новой позиции, однако донесения, полученные в течение ночи о колоссальных потерях, заставили его переменить свое решение. Армия уже исполнила свой долг по отношению к Москве, выказав 26 августа беспримерные образцы самоотверженности. Дальнейшие попытки со столь ослабленными войсками лишь довершили бы расстройство армии, целостность которой надо было сохранить любой ценой. Сии резоны побудили главнокомандующего отступить к Москве, дабы приблизиться к резервам, прибывавшим из внутренних губерний Империи. В шесть часов утра 27 августа все русские войска покинули свои позиции и перешли на высоты за Можайском. Главная квартира переместилась в Жуково. Неприятель не заметил сего отступления и в десять часов утра атаковал арьергард Платова, оставленный на поле битвы. Платов отступил и в четыре часа пополудни прибыл в Можайск. Ему было приказано оборонять сей город до последней крайности. Он ввел в Можайск пехоту, а кавалерию развернул на равнине слева от города. Несмотря на весьма оживленную канонаду неприятеля, арьергард удерживал город до наступления ночи, прекратившей боевые действия.
Ужасающее Бородинское сражение можно почитать кровавейшим из всех когда-либо происходивших. Произвести точную оценку потерь с обеих сторон весьма затруднительно, но по приблизительным и весьма вероятным расчетам можно принять цифру русских безвозвратных потерь в 50 тыс. чел.: 15 тыс. убитых, более 30 тыс. раненых и около 2 тыс. пленных. Погибли генерал-майоры граф Кутайсов и Тучков 4-й. Ранены генерал-лейтенанты Тучков 1-й, князь Голицын, князь Горчаков и генерал-майоры принц Карл Мекленбургский, граф Воронцов, граф Сен-При, Кретов, Бахметев 2-й, Ермолов и Лихачев (взят в плен). Но самой чувствительной потерей для русской армии была смерть князя Багратиона. Его рана ноги, поначалу казавшаяся неопасной, день ото дня ухудшалась и вскоре лишила Россию одного из лучших ее полководцев. Багратион умер 12 сентября в своем владимир-ском имении. Скончался от ран и генерал-лейтенант Тучков 1-й. Потери неприятеля доходили до 60 тыс. выведенных из строя, в том числе около 20 тыс. убитых и более тысячи пленных. Убиты генералы Монбрен, Коленкур, Плозон, Юар, Компер, Марион, Ланабер и граф де Лепель; тридцать генералов ранены, среди них: Груши, Нансути, Латур-Мобур, Рапп, Компан, Моран, Дезе и Лауссе; изувеченный генерал Бонами взят в плен.
Трофеи разделились соответственно победе: русские взяли десять орудий, французы тринадцать.
Император Александр наградил свои доблестные войска, и каждому солдату было определено по 5 рублей. Князь Кутузов удостоился фельдмаршальского чина и ста тысяч рублей. Генералы и офицеры также получили награждения.
Наполеон мог бы решить исход битвы в свою пользу, если бы ограничился демонстрациями на левом фланге, направив бЛльшую часть войск к Старой Смоленской дороге, дабы поддержать действия Понятовского противу корпуса Тучкова. Сей последний не смог бы долго сдерживать столь превосходящие силы неприятеля, который вышел бы на Большую дорогу в тыл русской армии и отрезал бы ее от Можайска, зажав между Колочей и Москвой-рекой. Однако следует признать, что сия местность была совершенно не известна Наполеону и у него отсутствовали какие-либо карты и надежные проводники, а посему он не решался отходить от Большой дороги. Но если сия причина объясняет его нерешительные действия на правом фланге, то ничто не может оправдать прекращение баталии в три часа пополудни, когда продолжение атак непременно принесло бы ему победу. У русских последние резервы были уже введены в бой, в то время как Старая и Молодая гвардия Наполеона в составе 32 батальонов и 27 эскадронов (20 тыс. чел.) так и не участвовали в сражении. Если бы он использовал сии отборные войска, то, несомненно, разгромил бы русских за остававшиеся до конца дня четыре часа.
28 августа отступающая русская армия пришла в Землино, а ее главная квартира переместилась в Леонтинку. Арьергард в составе четырех конно-егерских и нескольких казачьих полков и роты конной артиллерии еще утром удерживал Можайск, но под напором короля Неаполитанского был вынужден отступить к армии, где был подкреплен двумя егерскими и четырьмя пехотными полками и ротой позиционной артиллерии. После сего усиления арьергард не только успешно отбивал атаки французского авангарда, но даже принудил его отойти на несколько верст назад. В ночь на 29 августа командиром арьергарда был назначен вместо Платова генерал Милорадович.
Наполеон продолжил марш тремя колоннами, как и до Бородинской битвы. Сам он вместе с главными силами занял Можайск. Князь Понятов-ский с правого фланга пошел к Фоминскому, чтобы выйти на Большую Калужскую дорогу и уже по ней двигаться на Москву. Вице-король перешел Москву-реку около Успенского и в тот же день прибыл к Рузе. Сии корпуса должны были следить за передвижениями русских на обоих флангах и угрожать неприятельскому арьергарду, дабы он не задерживал авангард короля Неаполитанского.
29 августа русская армия отступила за Нару на позицию слева от сей реки возле деревни Крутицы. Ставка Кутузова была перенесена в Репищи. В тот же день французский авангард, усиленный многочисленной кавалерией, попытался оттеснить русский арьергард к главным силам армии, но Милорадович занял позицию за четыре версты до нее, у села Крымского. Ее левый фланг, опиравшийся на болото, оборонял батальон егерей 11-го полка. 4-й егерский полк занимал кустарники и перелесок справа от дороги, возле села Крымского. 38-й и 40-й егерские полки под командою полковника Потемкина стояли в батальонных колоннах справа от леса. 33-й егерский полк на правом фланге оставался в резерве, как и 36-й полк на левом фланге. В центре и на флангах позицию защищали три батареи, простреливавшие анфиладным огнем дорогу через узкий овраг. Дабы не загромождать войсками сию сжатую со всех сторон местность, Бутырский, Томский, Софийский и Либавский пехотные полки были поставлены за речкой Польгой.
Именно здесь Милорадович готовился встретить преследовавшего его по пятам неприятеля. В пять часов вечера перед позицией появился сам король Неаполитанский; часть казаков и кавалерии были переведены на правый фланг. Остальных отвели за центр в качестве резерва. Французы рвались в бой, но, атаковав для пробы центр и левый фланг, они убедились в том, что сию позицию можно штурмовать только справа, куда и были направлены их главные усилия. Из окружающих кустов к селу Крымскому дебушировали под прикрытием пушек и стрелков густые колонны пехоты. Их остановил 4-й егерский полк и колонны полковника Потемкина. Но французы удвоили усилия, и Милорадович послал в подкрепление Потемкину батальон 33-го полка, благодаря чему удалось удержать позицию, что, впрочем, отнюдь не обескуражило неприятеля, который вскоре возобновил свои атаки. Со своей стороны, Милорадович подтянул новые подкрепления: второй батальон 33-го полка и четыре пехотных полка, стоявшие за Польгой. Бутырский и Томский полки оставались в резерве на Большой дороге, но Либавский и Софийский были направлены к полковнику Потемкину. Принятые меры возымели желанный успех, и неприятель был окончательно отброшен. С наступлением темноты сей ожесточенный, длившийся пять часов бой прекратился. У русских было выведено из строя около 2 тыс. чел. Потери французов оказались значительнее: обескураженный столь упорным сопротивлением, король Неаполитанский в последующие дни уже не столь энергично преследовал русских, ограничившись погоней за казаками.
Генерал Винцингероде, шедший вровень с правым флангом армии, получил в подкрепление один гусарский и два казачьих полка. Ему было приказано следить за передвижением вице-короля.
30 августа русская армия пришла в Вяземе, арьергард отступил к селу Кубинскому. 31-го армия переместилась в Мамоново, а Милорадович в Малую Вязему. В Мамоновском лагере были сооружены некоторые полевые укрепления, что как будто свидетельствовало о намерении Кутузова еще раз помериться силами с неприятелем, прежде чем решиться на сдачу столицы. Убедить в этом русские войска было, возможно, единственным средством удержать их под знаменами, чтобы они не разбежались в сем огромном городе.
1 сентября армия продолжала движение и остановилась в двух верстах от Дорогомиловской заставы. Ее правый фланг опирался на изгиб Москвы-реки у Филей, а левый на Воробьевы горы. Центр располагался между селами Троицким и Волынским. Река была позади армии, равно как и Дорогомиловское предместье. На новой позиции, так же как и на предыдущей, были сооружены укрепления. Арьергард отступил к Сетуни.
Французы двигались к столице. Вице-король вышел из Рузы 30 августа и 31-го прибыл в Звенигород. Наполеон в тот же день выехал из Можайска и 1 сентября был в Березках.
Вечером 1-го князь Кутузов, хотя и решивший уже оставить Москву, собрал военный совет, дабы представить дело так, будто он прибегнул к сей крайней мере, следуя лишь мнениям главных своих командиров. В совет входили: генералы Беннигсен, Барклай, Дохтуров, граф Остерман, Коновницын и Ермолов, а также генерал-квартирмейстер Толь. Изложив положение дел, князь предложил каждому ответить на вопрос: Ожидать ли неприятеля на занимаемой ныне позиции или следует оставить столицу без боя? Генерал Барклай сказал, что позицию все равно не удержать и предложил отступить к Нижнему Новгороду, каковой является связующим звеном между северными и южными провинциям. Ему возражал генерал Беннигсен, поддержанный Дохтуровым, который полагал, что позиция достаточно сильная и надобно дать новую баталию. Генерал Коновницын высказал совершенно иное мнение и предложил атаковать неприятеля. К нему присоединились граф Остерман и Ермолов, который, впрочем, указал на необходимость разведать дороги для такового наступления. Наконец, полковник Толь, высказавшись в пользу Барклая и Коновницына, предложил произвести фланговый марш и занять позицию, которая справа упиралась бы в Воробьево, а слева проходила бы между Старой и Новой Калужскими дорогам к деревням Шатилово и Воронцово. При подобной диспозиции в тылу армии не было бы огромного города, и на случай дальнейшего отступления сгодилась бы Старая Калужская дорога.
Различие мнений при неизбежных в таких случаях изъянах позволяло главнокомандующему отвергнуть их. Вопрос сводился к следующему: Является ли сохранение армии более важным для спасения Отечества, нежели удержание столицы? Ответ мог быть только утвердительным, ибо пожертвование бoльшим ради меньшего противно здравому смыслу. Новая баталия грозила немалыми рисками. Стоявшая у ворот Москвы русская армия насчитывала 90 тыс. чел. под ружьем, но из них только 65 тыс. старых солдат регулярных войск и 6 тыс. казаков. В остальном это были рекруты и ратники ополчения, распределенные после Бородинского сражения по разным полкам. Более чем 10 тыс. сих ополченцев вместо ружей имели на вооружении только пики. При таком составе армии противоборство со 120 тыс. французов означало, скорее всего, верное поражение, и Москва в этом случае стала бы могилой русской армии.
Сии резоны, казалось, должны были склонять на сторону Барклая. Однако, соглашаясь с его мнением об уходе из Москвы, нельзя было принимать предложенный им путь отступления. Нижний Новгород не имел прямого сообщения ни с северными, ни с южными провинциями. Ради сохранения связей с первыми оказались бы под угрозой пути на изобильный юг.
Несомненно, самым авантажным было предложение полковника Толя о выходе на Калужскую или Тульскую дороги, где сохранялись не только свободные сообщения, но и возможность угрожать операционной линии неприятеля, проходящей через Смоленск и Можайск. К сожалению, фланговый марш на виду у неприятеля мог быть легко перехвачен, для чего французам было достаточно выдвинуть свой правый фланг. Князь Понятовский уже шел по Новой Калужской дороге и догонял левый фланг русских.
Все сии сложности не ускользнули от проницательного Кутузова. Почитая потерю Москвы отнюдь не погибелью России, он объявил, что поставляет первейшим своим долгом сохранение армии, приближение к резервам и превращение отданной неприятелю столицы в гибельную для него западню. По сим резонам он решил оставить Москву и выйти на Коломенскую дорогу. Сии пророческие слова опровергают хулителей Кутузова, приписывающих чистой случайности его великие подвиги в конце кампании.
Члены совета не возражали против решения главнокомандующего, и сразу же в войска были разосланы все необходимые приказы. Коломенская дорога вела также и к южным провинциям и представляла еще и то преимущество, что обращенный к неприятелю правый фланг был прикрыт течением Москвы-реки. Но сей маневр явился лишь приготовлением к последовавшим вскоре гениальным действиям Кутузова.
2 сентября, в приснопамятный для всех истинно русских сердец день траура, армия прокинула Филевский лагерь и через Дорогомиловскую заставу вступила в город, по всей протяженности которого ей нужно было проследовать, чтобы выйти через Коломенскую заставу. Войска узнали о секретном решении военного совета, лишь войдя в Москву. Всех охватил ужас и растерянность; столица являла собой зловещее зрелище: брошенные дома, на улицах были видны лишь редкие прохожие, уносящие свои пожитки. Армия шла в совершенном порядке, но ее марш походил скорее на похоронную процессию. Тягостная сдержанность войск показывала, сколь болезненно для них оставление Москвы, которая всегда почиталась душой Российской Империи. Комендант столицы получил приказ оставить Москву и выступил со своим полком под бравурные звуки маршировавшего впереди оркестра. Разительный контраст сего воинства сравнительно со всеобщей мрачностью породил у храбрецов, переживших ужасы Бородина, озлобленный ропот и крики возмущения: Кто этот предатель, радующийся бедам Отечества? Командиры кинулись к сей колонне и лишь с трудом смогли заставить музыку умолкнуть. Комендант был бравый вояка, но иностранец и никак не мог понять, почему не позволено отступить из города со всеми воинскими почестями.
Пройдя через Москву, армия шла еще 15 верст по Коломенской дороге и остановилась в Панках, где была главная квартира Кутузова. Еще не все русские войска прошли через Москву, а король Неаполитанский с авангардом уже появился у Дорогомиловской заставы, намереваясь преследовать русский арьергард. Бой с французами на улицах Москвы повлек бы полное истребление нашего арьергарда, и, дабы предупредить сие несчастие, генерал Милорадович послал парламентера к королю Неаполитанскому с предупреждением, что, если французы атакуют его в стенах города, он будет обороняться до последней крайности и готов погибнуть под развалинами столицы, которую незамедлительно предаст огню. За сим воспоследовали переговоры, завершившиеся устным соглашением о свободном выходе из Москвы для всех русских до 7 часов вечера. Таким образом удалось вывезти всех, кроме тяжелораненых, оставленных в госпиталях. Арьергард, выйдя из города, остановился в Вязовке, через 6 верст за Коломенской заставой. Генерал Раевский заменил Милорадовича, который возвратился к армии. Аванпостами командовал генерал Васильчиков, а отряд Винцингероде находился на Петербургской дороге. Еще один отряд пехоты и кавалерии был отправлен на Владимирскую дорогу для конвоирования обоза с драгоценностями, отправленными в Нижний Новгород.
В час пополудни, выпустив русский арьергард, король Неаполитанский вступил в Москву. Возле Кремля французы были встречены ружейным огнем со стен сей крепости, который велся кучкой несчастных москвичей, побуждаемых отчаянием, отнюдь несоразмерным с наличными средствами. Слабое сие препятствие не могло остановить закаленных воинов Великой армии. Ворота Кремля были взломаны, и его защитники рассеяны. Марш короля продолжался, и к вечеру аванпосты французов были уже на Коломенской дороге возле села Карачарова.
Известившись о сдаче Москвы без боя, Наполеон приехал к Дорогомиловской заставе и несколько часов ждал там депутацию столичных чинов с ключами от города. Каково было его изумление при известии о том, что город покинули не только служащие магистрата, но и большинство жителей. Не сумев разыграть роль триумфатора, Наполеон вне себя от ярости поехал в Кремль, сопровождаемый лишь привычными возгласами и приветствиями войск. Сей въезд, столь непохожий на встречи в других неприятельских столицах, вызвал у французов после победы некую растерянность и зловещие предчувствия. Они почувствовали себя скорее жертвами, а не триумфаторами, ощущая руку, влекущую их на заклание.
За несколько месяцев до начала войны генерал-губернатором Москвы был назначен граф Ростопчин. В течение всей кампании ему удавалось сдерживать мятежные поползновения черни, повергнутой в отчаяние неудачами войны. Будучи в большей степени ревностным гражданином, нежели во-ином, он почитал возможным шаг за шагом отстаивать столицу и принял меры для того, чтобы воспламенить в ее жителях благородное стремление споспешествовать армии. Решение князя Кутузова оставить Москву явилось ударом грома для его патриотической души. Не имея никаких возможностей спасти доверенный его попечению город, он задумал использовать сдачу столицы в руки неприятеля для превращения ее в руины. Сей замысел, достойный подвига Сцеволы, был умело исполнен.1 Пока русские войска находились в городе, пожар мог затруднить их отступление, но в некоторых домах были уже собраны горючие вещества, и по всей Москве размещены наемные поджигатели, которыми командовали переодетые в штатское чины полиции. Граф Ростопчин предусмотрительно вывез все пожарные трубы и прочие принадлежности для борьбы с огнем. Сии меры имели вожделенный успех. Уже вечером 2 сентября загорелась биржа, а на следующий день возникли пожары и в других кварталах, несмотря на все усилия французов потушить их. Кроме подосланных поджигателей хозяева домов по собственному побуждению также предавали огню свои владения из ненависти к врагу. 4 сентября поднялся страшный ветер и все пожары слились в одно громадное пламя, уже не оставлявшее никакой надежды сохранить город. Сам Наполеон не решился оставаться в Кремле и переехал в Петровский замок, в двух верстах за Петербургской заставой. Лишь 8 сентября, после полного прекращения пожара, он возвратился в Кремль. Огонь поглотил девять десятых города, все остальное стало жертвою разграбления.
Для России уничтожение Москвы было благоприятно во всех отношениях. Это лишило Наполеона толико ожидаемых им ресурсов. Столь великая неслыханная доселе жертва свидетельствовала о готовности русского правительства идти на все, лишь бы не сгибаться под позорным ярмом. Столь разительно выказанная решимость ободряла русских и повергала в уныние французов. Направляя все свои усилия к Москве, Наполеон намеревался поразить самое сердце России, и каким же должен был быть его ужас, когда он понял, что русские почитают свою древнюю столицу лишь грудой камней, от которой ни в коей мере не зависит судьба России, и готовятся к продолжению войны с еще большим одушевлением, чем прежде? Теперь он не мог не предчувствовать трагическую развязку. Поелику Москва загорелась после вступления французов, не составляло особого труда внушить невежественной толпе, что именно они и подожгли ее. Сие убеждение усиливало народную войну, разгоравшуюся в тылу Великой армии.
Проведя 3 сентября в Панках,
русские войска на следующий день продолжили марш и, перейдя Москву-реку на Боровской переправе, заняли позицию по ее правому берегу.
Главная квартира остановилась в Кулакове. БЛльшая
часть французской армии встала бивуаками вокруг Москвы, в то время как авангард
короля Неаполитанского преследовал русских по Коломенской дороге. Утром 4
сентября командовавший на аванпостах генерал Себастиани
послал парламентера к генералу Раевскому с уведомлением
о приказе императора занять высоту между Вязовкой и
Карачаровым, господствующую над всей долиной вплоть до Москвы. Во избежание
напрасного кровопролития он предлагал русским отойти без боя. Поелику общее
отступление и без того вынуждало Раевского к ретираде, он согласился; но
французы не только захватили сию высоту, но стремительно продвигались вперед. У
генерала Васильчикова оставалось немного кавалерии и дюжина орудий. Целый день
он держал оборону, отступая шаг за шагом от Вязовки
до Панок, которыми неприятель овладел лишь на закате.
Главный арьергард русских остановился на ночь в Островцах.
Князь Кутузов, сочтя, что пройденные по Коломенской дороге два марша убедили неприятеля в намерении русских не более чем перейти Оку, решил приблизиться к Смоленской дороге, дабы перерезать единственную у французов операционную линию. Сей замысел был умело исполнен и положил конец бедствиям России. Рано утром 5 сентября русская армия вышла из Кулакова и, повернув налево, следовала по правому берегу Пахры, заночевав затем на Каширской дороге. Арьергард в течение всего дня оставался на правом берегу Москвы-реки, а ночью последовал за армией. На Коломенской дороге были оставлены только два казачьих полка полковника Ефремова.
6 сентября войска продолжали марш вверх по Пахре и встали бивуаками на Большой Серпуховской дороге, главная квартира переместилась в Кутузово, арьергард остановился в Подольске. В тот же день фельдмаршал назначил Коновницына дежурным генералом. 7 сентября армия шла вдоль Пахры до Красной Пахры и завершила циркуляцию вокруг Москвы. Отныне единственная линия сообщений неприятеля со Смоленском находилась под угрозой от великого множества посылаемых к ней со всех сторон русских партий. Опираясь на Калугу, Кутузов получил в свое распоряжение большие магазины. 8 сентября авангард Милорадовича в составе Восьмого армейского и Первого кавалерийского корпусов занял позицию у Десны, чтобы прикрывать фронт армии, правый фланг которой охранялся арьергардом генерала Раевского, находившегося при слиянии Десны и Пахры. 9 сентября русские вновь перешли Пахру и заняли указанную генералом Беннигсеном позицию на ее правом берегу. В тот же день Дорохов с большой партией, состоявшей из гвардейского драгунского и Елизаветградского гусарского полков, а также трех полков казаков при двух орудиях конной артиллерии, выступил от Десны к Можайской дороге. Несмотря на то что три фланговых марша русской армии происходили чуть ли не на глазах у неприятеля, сей последний совсем не беспокоил ее. Этим она была обязана скрытным действиям арьергарда генерала Васильчикова, когда французы в течение нескольких дней ничего о нем не знали. Даже 10 сентября генерал Себастиани, выйдя из Москвы, преследовал два полка Ефремова до Бронниц, полагая, что он идет по пятам Большой армии. Неторопливо отступавший по Коломенской дороге полковник Ефремов остановился в Старникове.
Наконец неприятель спохватился и прекратил бесполезные поиски на Коломенской дороге, переместившись на Калужскую. 11 сентября король Неаполитанский был в Яме по пути в Подольск; в тот же день русский арьергард получил приказ соединиться с Главной армией. Генерал Раевский отступил к Поливанову, где был мост через Пахру, что позволяло наблюдать за обоими берегами. 12-го неприятель двинулся по левому берегу Десны и атаковал аванпосты Милорадовича, но не смог выбить их из деревни Дeсны. 13-го король занял село Дубровицы при слиянии Десны и Пахры.
Генерал Раевский для прикрытия путей сообщения выслал на Старую Калужскую дорогу дивизию Паскевича и Ахтырский гусарский полк, которые перешли Пахру у Поливанова и направились к Знобишину на соединение с армейским корпусом графа Остермана и кавалерийским корпусом барона Корфа. Пехота графа Остермана расположилась в лесу за Немечиным, а правый фланг прикрывался отрядом Паскевича в Сатине и Мочи. Вечером Знобишино была занято неприятелем. Раевский, опасаясь обхода справа, оставил Поливаново.
В сих обстоятельствах генерал Беннигсен предложил, чтобы главные силы армии атаковали и отбросили к Подольску все неприятельские войска, находившиеся по правому берегу Пахры. Несомненно, сей план позволял нане-сти поражение королю Неаполитанскому, имевшему только свою кавалерию и корпус Понятовского, в то время как остальная французская армия оставалась в Москве и ее окрестностях. Впрочем, в тот момент было ничего не известно об отсутствия у короля какой-либо поддержки. Напротив того, полагали, что Наполеон со всей армией находится вблизи Подольска. Принимая это в соображение, неудивительно, что фельдмаршал отказался от сражения между Красной Пахрой и Подольском. Обернись судьба противу русских, и они были бы не только отрезаны от Калуги, но и отброшены к Верее и Можайску, лишившись всех ресурсов изобильных южных губерний; кроме сего, им пришлось бы опираться на невыгодную операционную линию из Волоколамска в Тверь или Старицу. Кутузов не хотел подвергать себя такому риску; к тому же он ждал новых подкреплений из Калуги и благоразумно воздержался от каких-либо серьезных столкновений до их прибытия.
14 сентября русская армия отступила из Красной Пахры к Бабенкову, а в Красной Пахре соединились арьергарды Раевского и Милорадовича, который принял общее командование. 15-го на правом берегу в полуверсте справа от арьергарда неожиданно появился неприятель. Генерал Васильчиков повторными атаками гвардейских гусар сумел остановить его, чтобы дать время всему арьергарду отступить на позиции между Чириковым и Голохвастовым. Преследуемый французами, граф Остерман отошел к Окулову. Следуя за ними, генерал Паскевич соединился с Четвертым корпусом, перешел Мочь и занял позицию на дороге из Подольска в Вороново.
17 сентября король Неаполитанский продолжал двигаться к Воронову. В два часа пополудни князь Понятовский занял Чириково, где не оказалось русских войск, но они выбили французов из соседнего леса, а к ночи и из Чирикова, захватив среди пленных генерала Ферье. Одновременно с этим 5 тыс. французских кавалеристов безуспешно атаковали графа Остермана.
Фельдмаршал посчитал вялые атаки неприятеля свидетельством его слабости и уже подумывал, не дать ли по совету Беннигсена битву у Бабенках, но генерал-квартирмейстер известил его, что найдена подходящая позиция возле Тарутина у слиянии Истьи и Нары. Посему Кутузов решил продолжить отступление, и 19 сентября русская армия пришла в Спас-Куплю, а главная квартира переместилась в Богородское. Милорадович отступил к Бабенкам.
20 сентября армия прибыла в Тарутино, и арьергарды Милорадовича и Остермана соединились перед Вороновым. К вечеру генерал Милорадович построил свою пехоту в версте позади Воронова в две лини с интервалом в одну версту и передвинул корпус Остермана ближе к армии. Кавалерию нельзя было использовать из-за сильно лесистой местности, и ее отослали к деревне Львово.
21 сентября в два часа пополудни неприятель двинулся по Большой дороге и дороге, проходящей через Богоявленское на Спас-Куплю, к которой в большой спешке отступил Милорадович, чтобы соединиться там с корпусом Бороздина и двумя егерскими полками. Корпуса Остермана и Раевского отступили до последних домов деревни Чернишни. Назавтра они дошли до Главной армии.
22 сентября в 10 часов утра король Неаполитанский атаковал русский арьергард, и Милорадовичу пришлось оставить позицию у Спас-Купли, однако, несмотря на все усилия неприятеля, ему удалось удержаться у Чернишни. Дело было изрядно жарким, в котором особливо отличились кавалерия и артиллерия арьергарда. Через два или три дня корпус Бороздина и Первый кавалерийский корпус присоединились к Главной армии. В авангарде на левом берегу Нары, между деревнями Глодново и Дедней, оставались только Второй и Четвертый кавалерийские корпуса и казаки.1 Видя, что сия кавалерия поддержана всей армией, обороняющей Тарутино, король Неаполитанский оставался на обсервационной позиции в Винкове.
К тому времени французская армия занимала следующие позиции: Корпус Нея в Богородске; гвардия и корпус Даву в Москве; корпус вице-короля возле Петровского замка; дивизия Брусье и бригада баварской кавалерии оставлены в Вяземах для поддерж0ания сообщений с корпусом Жюно, занимавшим Можайск и Верею. Тем временем Девятый корпус маршала Виктора численностью в 30 тыс. чел. уже перешел через Неман и 16 сентября прибыл в Смоленск, где должен был оставаться в качестве резерва.
Тарутинская позиция русской армии предоставляла очевидные стратегические преимущества. Калугу следовало рассматривать как операционную базу русских, куда стекались ресурсы из южных губерний и далее сплавлялись вниз по Оке. Посему при выборе позиции Кутузову надлежало прежде всего озаботиться надежным прикрытием сего важнейшего пункта. Из Моск-вы к Калуге вели три дороги: правая через Боровск и Малоярославец; центральная через Вороново и Тарутино и, наконец, левая через Серпухов и Тарусу. Благодаря такой диспозиции все планы Наполеона проникнуть в южные провинции не могли бы осуществиться, ибо, будучи опереженным между Тарусой и Серпуховом, он вряд ли решился бы перейти Оку возле сего по-следнего и идти на Тулу, оставив позади незащищенные пути сообщения. Таким образом, не имея возможности действовать противу правого фланга русских, Наполеон был бы принужден занять оборонительную позицию, тем более для него отяготительную, что Тарутинский лагерь позволял русским угрожать дороге из Москвы в Смоленск, которая у Гжатска делает изгиб, укорачивающий путь от Тарутина к Вязьме и Дорогобужу. Если кроме оборонительных качеств позиция позволяет еще и приблизиться к операционной линии неприятеля, то это придает ей высшую степень совершенства, как оно и было в Тарутине.
Однако в тактическом отношении этот лагерь был не лишен некоторых изъянов. Его фронт, прикрытый Нарой, казался неприступным; правый фланг господствовал над широкой долиной, которая простреливалась орудиями с возвышенности; однако слабым его местом был левый фланг, где на уровне первой линии равнину пересекали овраги, зажатые между ручьем Истьей и лесом, к которому примыкал левый фланг второй линии. Над всем этим доминировали высоты левого берега Истьи. Лес давал неприятелю возможность скрытно обойти левый фланг. Кроме того, сам лагерь не имел достаточной протяженности в глубину.
Второй корпус Багговута и Шестой Дохтурова занимали передовые позиции на высотах правого берега Нары в тысяче шагов от нее и располагались в двух линиях. Позади фронта, еще в тысяче шагов, в главной линии стояли Третий, Четвертый, Пятый и Седьмой корпуса. Правый фланг прикрывался Первым и Вторым кавалерийскими корпусами. Четвертый кавалерийский корпус оставался в резерве левого фланга. Восьмой армейский корпус составлял большой резерв пехоты. Позади Третьего корпуса стоял кирасир-ский резерв генерал-лейтенанта князя Голицына, за которым находился артиллерийский резерв. 5-й, 6-й, 1-й, 33-й и 11-й егерские полки полковника Гогеля занимали большой лес на левом фланге. 48-й и 4-й егерские полки полковника Потемкина занимали лес по правому флангу.
Все сии войска стояли на бивуаках, кроме Второго и Четвертого кавалерийского корпусов и Первой кирасирской дивизии, получивших как элита армии постой в деревенских домах. Два кавалерийских корпуса находились в авангарде на левом берегу Нары. Дабы еще более усилить сию позицию, по фронту передовой линии возводились реданы и люнеты. В лесу с левого фланга были устроены засеки, препятствующие маневрам неприятеля.
Генерал Винцингероде, который при уходе русских войск из Москвы был оставлен на Петербургской дороге, первоначально обосновался в Печках, но после взятия неприятелем Волоколамска, опасаясь быть отрезанным от Клина, переместился за 7 верст от него в село Давыдково. Впрочем, это наступление французов не продолжилось: они отступили при подходе двух казачьих полков под командою полковника Бенкендорфа, посланных генералом Винцингероде.
Результат третьего периода сей кампании отнюдь не соответствовал тем превосходящим силам, каковые были в распоряжении у Наполеона. Заняв Москву, он достиг той цели, которую преследовал при начале военных действий. Однако сие плохо рассчитанное достижение не возымело желаемого действия. Потеря столицы отнюдь не обескуражила русских, но лишь укрепила их решимость продолжать войну. Порочная операционная линия, избранная Наполеоном после Бородинского сражения, лишила его всех плодов, дарованных ему русским отступлением. Французам надлежало вступать в Москву не через Дорогомиловскую заставу, а непременно через Серпуховскую, и для сего надо было, выйдя из Можайска, свернуть направо и форсированным маршем выходить через Верею и Подольск на Серпуховскую дорогу и далее к Москве. Посредством сей стратагемы Наполеон наглухо отрезал бы сообщения русских войск с южными провинциями и принудил их поспешно отступать к Владимиру, что сильно затруднило бы переформирование русской армии. Кутузов умело воспользовался ошибками своего противника. Фланговый маневр с переходом сначала на Коломенскую, а затем на Калужскую дорогу являет собой искусную комбинацию, спасшую Россию и приготовившую неизбежную гибель еще грозных тогда легионов императора французов.
Прежде чем продолжать рассказ о судьбе Великой армии, уместно описать действия в ее тылу, происходившие между французскими войсками, охранявшими свою операционную линию, и противостоявшими русскими корпусами. Начнем с событий, развернувшихся на Двине.
Глава шестая
Наступление Макдональда
на Ригу. — Бой при Экау. — Удино переходит Двину и направляется к Себежу. —
Сражение у Клястиц. — Неприятель занимает Динабург. — Осада Риги. — Бой у Свольны. —
Сражение
при Полоцке. — Витгенштейн отступает за
Дриссу. —
Бой у Белой. — Действия Рижского корпуса.
4 июля граф Витгенштейн прибыл в Покаевцы с двадцатью пятью тысячами, которые были распределены следующим образом: авангард генерал-майора Кульнева, 4 батальона, 8 эскадронов, полторы артиллерийские роты и полк казаков (всего 4335 чел.); первая линия генерал-лейтенанта Берга, 12 батальонов, 4 эскадрона и три артиллерийские роты (всего 7540 чел.); вторая линия генерала Каховского, 10 батальонов, 8 эскадронов и две артиллерийские роты (всего 5207 чел.); резерв генерала Сазонова, 10 батальонов, 7 эскадронов и две с половиною артиллерийские роты (всего 7446 чел.). Графу Витгенштейну была придана также пехотно-кавалерийская бригада, находившаяся в Динабурге (3700 чел.), которую он поставил под команду генерала Гаммена.
22 июня маршал Макдональд, командовавший левым флангом французов, начал наступление из Россиен на Ригу. Приданный ему вспомогательный прусский корпус генерала Граверта занял Митаву и Бауск. Сам маршал с дивизией Гранжана дошел до Якобштадта. Стоявшие в Курляндии русские войска отступили к Риге. Командовавший ими генерал Эссен отрядил генерал-лейтенанта Левиса с 8 батальонами и 4 эскадронами к Экау, однако французы помешали исполнению сего приказа. 7 июля Граверт покинул Бауск с пятью батальонами и направился через Зорген к Экау. Одновременно генерал Клейст вышел из Дракена и Ранкена с тремя батальонами и шестью эскадронами, чтобы нанести фланговый удар по Экау. Сия совместная атака вынудила Левиса после ожесточенного боя отступить к Даленкирхену. Потери с каждой стороны доходили до 600 чел. Пруссаки овладели линией Миссе, их аванпосты достигали Бальдена, Таможни и Санкт-Олая. 10 июля французы высадились на острове Даленгольме, и генерал Эссен объявил Риж-скую крепость на осадном положении и приказал сжечь форштадт.
Наполеон понимал, что у маршала Макдональда недостаточно сил, чтобы прикрывать весь протяженный левый фланг Великой армии. Посему император решил выдвинуть к Полоцку корпус Удино, чтобы принудить Витгенштейна отступать к Петербургу, пока сам он идет к Москве.
9 июля от русского отряда в Лаховке на Двине получилось донесение о приготовлениях неприятеля к переправе у Дисны. Отряду было приказано отступить к Волынцу и оборонять течение Дриссы. Назавтра переправа французов подтвердилась, и граф Витгенштейн принял решение переправляться через Двину возле Друи, дабы атаковать с тыла появившегося перед Покаевцами неприятеля. 11-го в восемь часов вечера русский отряд выступил из Покаевцев и на следующее утро прибыл в Придруйск. Один из отрядов занял Друю, и сразу же началось сооружение мостов. Часть отряда перешла из Волынца в Покаевцы.
По прибытии в Друю граф Витгенштейн известился о продвижении неприятеля от Дисны к Замчанам и Сивохину, а также о том, что Макдональд намеревается переправиться через Двину у Якобштадта. Если бы русский командующий не переменил свое первоначальное намерение перейти Двину, оба неприятельских корпуса могли бы соединиться у Люцына в тылу русских и отрезать их от Петербурга. Посему граф Витгенштейн принял решение перевести через Двину только авангард Кульнева, дабы перехватить пленных и обозы неприятеля. Сам граф оставался на дороге из Друи в Себеж, посредине между Макдональдом и Удино, препятствуя таким образом их соединению.
14 июля основные силы пришли в Росицу, и авангард переправился на правый берег. Отряды, подошедшие к Дриссе и отступившие при появлении неприятеля до Освеи, были подкреплены кавалерией и получили приказ возвратиться к Дриссе. Один из них под командой генерала Гельфрейха направился к Покаевцам; другой, возглавляемый генералом Балком, через Коханово и Свольну к Волынцу. 15-го авангард Кульнева дошел вверх по правому берегу до Дриссы. Прибыв к Свольне, Кульнев отправил свою пехоту в распоряжение генерала Балка, а сам с кавалерией двинулся к Волынцу.
14 июля маршал Удино прибыл в Полоцк, имея две пехотные и одну кирасирскую дивизию, а также бригаду легкой кавалерии. Все остальные войска его корпуса оставались в Дисне. К счастью для Витгенштейна, у французов не было планов совместных действий Второго и Десятого корпусов, и передвижения Макдональда являлись не более чем демонстрациями. Однако и один Удино численно превосходил Витгенштейна настолько, чтобы опрокинуть его и отбросить к Петербургу. Это оказало бы сильнейшее влияние на ход всей войны. 16 июля он выступил, направляясь к Себежу. Дивизии Леграна, Вердье и кирасиры Думерка стояли возле Дворца, между Белой и Сивохиным. Бригада легкой кавалерии Кастекса выдвинулась за Дриссу к Соколичам; дивизия Мерля перешла от Дисны к Лосовке; легкоконная бригада Корбино, прикрывавшая ее левый фланг, имела ожесточенную схватку с эскадронами Кульнева.
Столь оживленные перемещения свидетельствовали о серьезных намерениях маршала, и в то же время генерал Гаммен уведомил графа Витгенштейна о том, что Макдональд перешел Двину у Якобштадта и направляется к Динабургу; не имея возможности удерживать свою позицию, Гаммен отступил по дороге в Режицу, дабы прикрывать имеющий большое значение Люцын.
Представлялось весьма вероятным, что оба французские корпуса объ-единят свои усилия с целью совместных действий в тылу у русских. Для предотвращения сего, надо было атаковать их по отдельности, и Витген-штейн принял решение напасть сначала на Удино, особливо угрожавшего его операционной линии. Войска двинулись из Росицы и Обабов через Коханово к Клястицам; генералы Балк и Гельфрейх шли прямым путем, дабы прикрыть главные колонны, в то время как авангард Кульнева поднимался по правому берегу Дриссы к Соколичам. Генералу Гаммену было приказано как можно дольше сдерживать Макдональда, дабы успеть покончить с Удино. Гаммен имел всего десять резервных батальонов (3300 чел.) и четыре сводных гусарских эскадрона (454 чел.).
Русские выступили в полдень 17 июля. Неприятель находился значительно ближе к Клястицам и раньше них занял сие селение, однако русский генерал и не подумал бы остановиться, если бы в ночь на 18 июля не получил известие о выступлении Барклая к Смоленску. Таким образом, Удино оказался в подавляющем численном превосходстве, которое Наполеон, уже не удерживаемый у Витебска Первой армией, мог усилить еще больше, прислав мощные подкрепления. С другой стороны, было необходимо возобновить прямое сообщение с Петербургом, которому весьма угрожал марш неприятеля по Себежской дороге.
Дабы принять решение в сих затруднительных обстоятельствах, граф Витгенштейн собрал военный совет. Начальник штаба корпуса генерал Довре заявил, что остановить неприятеля можно лишь безотлагательной атакой. Он угрожает обойти левый фланг, полностью отрезать нас от Петербурга и сбросить в Рижский залив. Сие мнение поддержал начальник артиллерии генерал-майор князь Яшвиль; было единодушно решено продолжать наступление и атаковать неприятеля у Клястиц, в каких бы силах он там ни находился.
Утром 18 июля весь Первый корпус собрался в Катеринове на Свольне. В десять часов к Клястицам двинулся авангард Кульнева: 4 батальона и 8 эскадронов при 12 орудиях конной артиллерии (всего 3731 чел.). Вслед за ним выступили основные силы: 22 батальона, 8 эскадронов при 72 орудиях (13 065 чел.) и 8 батальонов резерва генерала Сазонова (4559 чел.). Отряд князя Репнина в составе двух батальонов и восьми эскадронов при роте позиционной артиллерии (всего 1607 чел.) оставался в Катеринове.
В это же утро продолжал свое движение и маршал Удино. В одиннадцать часов он прибыл с дивизией Леграна и легкоконной бригадой Кастекса в Клястицы. Вслед за ним дивизия Вердье и кирасиры заняли позицию в Го-ловчице; дивизия Мерля была оставлена у Живохинского брода, а легкоконная бригада Корбино стояла на Дриссе для наблюдения за Дерновиче-ским и Волынецким бродами.
Маршал Удино плохо представлял передвижения графа Витгенштейна; он принял решение остановиться в Клястицах и послать разведочные партии для сбора сведений о передвижениях русских. 23-й егерский полк вышел на Себежскую дорогу, а генерал Легран с 25-м легким, 56-м линейным и 24-м егерским полками занял Якубово. Патрули обнаружили движение русского авангарда, появившегося в пять часов вечера у Якубова. Кульнев, не полагая себя в достаточных силах для атаки сего селения, остановился перед ним.
Генерал Легран, видя малочисленность русских, атаковал их правый фланг силами 56-го линейного полка при поддержке бригады Мезона, однако 25-й егерский полк, поддержанный артиллерией, сумел удержать свою позицию перед лесом до прибытия 23-го и 24-го егерских полков при двенадцати орудиях.
Сии подкрепления расстроили французскую диспозицию, и неприятель был отброшен к Якубову. Кульнев пытался воспользоваться сим успехом и овладеть Большим Якубовским лесом, дабы угрожать левому флангу неприятеля, однако генерал Легран выдвинул 56-й линейный полк, который остановил русских.
Бой разгорался все больше и больше. Маршал Удино уже использовал дивизию Вердье из резерва. Лесистая местность не позволяла использовать кирасиров, которые были отведены в тыл. Поддержанная Вердье дивизия Леграна выдвинулась вперед, но ей удалось лишь оттеснить цепь русских стрелков: артиллерийский огонь вносил замешательство во французские колонны и вынудил их отступить к Якубову, где находилась вся легкая пехота. Зажатый между густым лесом и домами селения, неприятель не имел возможности развернуть более двенадцати орудий, в то время как русские могли использовать вдвое большее число.
Сия губительная для французов канонада продолжалась до одиннадцати часов вечера. В течение ночи граф Витгенштейн приказал резерву подойти к Якубову и сформировать батальонные колонны первой линии в следующем порядке: 24-й егерский полк на правом фланге; затем 25-й, 23-й, Сев-ский и Калужский полки, 26-й егерский, Пермский и, наконец, Могилев-ский на левом фланге. Перед фронтом сей линии были поставлены батареи с двадцатью шестью орудиями. Сия позиция, ограниченная лесом, не позволяла выстроить вторую линию сразу вслед за первой, и пришлось оставить ее полки, а также гродненских гусар в резерве у деревни Ольхово.
В три часа утра 19 июля возобновилась атака русских. Егеря 23-го полка бросились на барский дом в Якубове и даже проникли во двор оного, но были отбиты 26-м легким полком. Маршал Удино пытался использовать сей первый успех для атаки на центр первой линии неприятеля, однако батареи подполковников Маруцци и Байкова остановили французов, которые, получив подкрепления, возобновили свои атаки, оказавшиеся столь же безуспешными, как и первая.
Граф Витгенштейн воспользовался сим моментом и приказал генералу Бергу атаковать неприятеля силами всей первой линии. Генерал-майор Козачковский во главе Севского и Калужского полков, поддержанный гродненскими гусарами, обрушился на центр; князь Сибирский с Пермским и Могилевским полками атаковал правый фланг; 23-й, 24-й и 25-й егерские полки наступали на лес слева от неприятеля. Одновременно вторая линия русских дебушировала из Ольхова для подкрепления первой линии.
Центр французов не устоял против яростного натиска генерала Козачковского и отступил к Клястицам и пытался перестроиться на высотах по правому берегу Нищи, но при появлении наших колонн маршал Удино оставил сию позицию, чтобы укрыться за рекой. Тем не менее, дабы сдержать русских, он приказал войскам центра предпринять еще одну атаку, которая хотя и была остановлена батареей подполковника Байкова, но все-таки прикрыла отступление французов, происходившее в должном порядке. К восьми часам утра они возвратились обратно за Нищу.
Витгенштейн овладел высотами и, видя, что неприятель намерен удерживать новую позицию у Клястиц на левом берегу Нищи, вознамерился обеспокоить его правый фланг. Генерал Балк с рижскими драгунами при двенадцати орудиях занял позицию у деревни Гвоздах. Кульнев во главе гродненских гусар и ямбургских драгун спустился к берегу Нищи, дабы переправиться через нее выше Гвоздов, однако малая сия речка оказалась непереходимой вброд в этом месте, и тогда инженерному полковнику Сиверсу было приказано навести здесь мост. Неприятель, опасаясь обхода с правого фланга, зажег мост через Нищу на дороге из Якубова в Клястицы и начал отступать к Полоцку.
Русские были весьма заинтересованы в сохранении сего моста, чтобы иметь возможность непрестанно преследовать неприятеля, и посему для поддержки стрелков сюда сразу же был направлен резервный батальон павлов-ских гренадеров, перебежавших по горящему настилу под ружейным огнем на противоположный берег. Их поддержали стрелки центральной позиции, а также Пермский и Могилевский полки, которые овладели ближайшими к реке домами в Клястицах. Вслед за ними по мосту прошла и вся остальная пехота; кавалерия переправилась вброд ниже по течению.
После того как русские перешли Нищу, французы продолжали отступление к Полоцку. Генерал Кульнев с гродненскими гусарами, ямбургскими драгунами, батальоном гренадер и казаками преследовал их, поддержанный Пермским и Севским пехотными полками. Первая линия заняла высоты перед Клястицами и оседлала Большую Полоцкую дорогу. Мост почти весь сгорел, но был восстановлен подошедшим резервом, который усилил авангард, выдвинувшийся ночью к Дриссе. Отряд князя Репнина, получивший приказ идти на соединение с авангардом прямой дорогой из Катеринова в Соколищи, вследствие ее непроходимости был вынужден придти в Кля-стицы. Маршал Удино, возвратившись ночью за Дриссу, соединился с дивизией Мерля и занял позицию у Боярщины. Бригада легкой кавалерии Корбино оставалась для наблюдения за бродами.
Сражение при Клястицах, перечеркнувшее планы неприятеля противу Петербурга, является еще одним доказательством доблести русских войск. 23 тыс. чел. в дивизиях Леграна и Вердье1 противостояли всего 18 тысячам Витгенштейна, да и то из 36 имевшихся у него батальонов 10 составляли резерв и совсем не участвовали в сражении. При отступлении французы потеряли почти все обозы, 900 пленными и большое число убитыми.
Следует признать, что план маршала Удино, предполагавший обход левого фланга русских по Себежской дороге, дабы прервать их сообщения с Петербургом, был весьма разумен, но дурно исполнен. Оставив 16 тыс. чел. на Дриссе, маршал раздробил свои силы и лишился тем самым гарантии полного успеха. Сего промаха было нетрудно избежать, уйдя с Полоцкой дороги, поелику в случае отступления всегда оставалась свободной дорога на Витебск, где находился Наполеон с основными силами. Сему отступлению весьма благоприятствовали бы мелкие речки, во множестве впадающие в Двину между Клястицами и Витебском и представляющие собой великолепные позиции для арьергарда. Сие наводит на мысль, что для наблюдения за переправами через Дриссу было вполне достаточно легкоконной бригады Корбино. Усилившись дивизией Мерля, Удино имел бы у Клястиц почти 42 тыс. чел., сдерживать которых графу Витгенштейну с 23 тыс. было бы весьма затруднительно. Граф достоин всяческих похвал за решимость в преследовании Удино.
Генерал Кульнев получил приказ не идти далее Дриссы без поддержки основных сил, однако, увлекаемый пылкостью своей натуры, на рассвете 20 июля он все-таки перешел сию реку. Встретив в пяти верстах от Сивохина неприятельский арьергард, Кульнев легко опрокинул его и продолжал преследование, полагая, что французы обращены в беспорядочное бегство. Подойдя к позиции Удино у Боярщины, он выдвинул конную артиллерию, чтобы сбить неприятеля. Однако маршал знал, что перед ним всего лишь усиленный авангард, и принял решение разбить русских по частям и для начала ввел в бой тяжелую артиллерию. Кульнев понял серьезность положения, для облегчения коего генерал Сазонов прислал ему на помощь двенадцать пушек и Тульский полк.
Маршал Удино пропустил русских в дефиле, находившееся перед его фронтом. Засим поставленные амфитеатром батареи открыли прострельный огонь, приведший в замешательство шедшую впереди русскую кавалерию, и сразу же воспоследовала атака французских колонн. Застигнутые врасплох и скучившиеся в узком проходе, русские были опрокинуты и обращены в беспорядочное бегство, увлекшее за собой резерв генерала Сазонова, имевший неосторожность также войти в дефиле. Русскому авангарду пришлось возвратиться за Дриссу, потеряв девять орудий и оставив неприятелю много пленных. Храбрый Кульнев, пытавшийся с полком гродненских гусар прикрыть сие отступление, был убит ядром, и сие несчастие немало способствовало полному разгрому русского авангарда.
Удино полагал, что теперь ему остается только пожать лавры одержанной победы, и приказал генералу Вердье преследовать за Дриссой остатки русского авангарда. Со своей стороны, граф Витгенштейн уже шел от Клястиц к Дриссе. Еще на марше он получил известие о случившемся разгроме и незамедлительно послал генерал-майоров Гельфрейха и князя Яшвиля навести порядок в разбитых войсках и привести их на позицию в Головчицах, где он остановился с главными силами своего корпуса. Первая линия (16 батальонов) опиралась правым флангом на Нищу, а левым на деревню Головчицы. По фронту были поставлены 48 орудий; слева от деревни два эскадрона прикрывали позицию со стороны долины. Вторая линия состояла из 9 батальонов пехоты и кавалерии князя Репнина.
Авангард, перестроившийся благодаря усилиям генералов Яшвиля и Гельфрейха, отступил в изрядном порядке к позиции в Головчицах, где занял третью и четвертую линии; двенадцать орудий конной артиллерии были поставлены перед фронтом правого фланга. Один эскадрон рижских драгун присоединился к двум эскадронам, стоявшим слева от Головчиц.
Генерал Вердье не воспринял ужасный пример Кульнева и неустрашимо продолжал идти вперед, хотя уже приблизился к главным силам русских. На левом фланге его стрелки, занявшие деревню Старый Двор, были выбиты из нее. В ответ Вердье двинул свои колонны против центра и правого фланга неприятеля. Первая сия атака была отражена метким огнем русской артиллерии.
Сия канонада привела французов в замешательство, и граф Витгенштейн направил весь свой корпус против обоих флангов неприятеля. Правый фланг первой линии генерала Берга состоял из Пермского, Могилев-ского и 25-го егерского полков. Левый фланг генерала Козачковского имел в своем составе Калужский, Севский, 24-й и 26-й егерские полки при поддержке трех эскадронов и одного эскадрона гвардейских драгун из резерва. Маневр первой линии обнажил центр, и в образовавшийся промежуток вступила вторая линия. Батальонные колонны генералов Берга и Козачковского под бой барабанов и поддержанные беглым огнем артиллерии, атаковали неприятеля.
Французы уже не могли
выдержать сей удар, и их левый фланг сразу же сломался, но они пытались
держаться в лесу на правом фланге, чтобы прикрыть отступление своих войск.
Однако сопротивление неприятеля длилось недолго. 26-й и 24-й егерские полки и Севский пехотный полк вкупе с четырьмя эскадронами левого
фланга под командой генерала Козачков-ского обошли
лес, который по фронту атаковал генерал Каховский с гренадерским графа
Аракчеева батальоном. Часть французов, находившихся
в лесу, попала в окружение и пытались вырваться,
построившись в сомкнутые колонны. Их атаковали два эскадрона драгун, и все они
были порублены или взяты в плен.
Граф Витгенштейн самолично возглавил атаку на лес и был ранен пулей в голову. Его перевязали тут же на поле сражения, и он продолжал идти вперед и преследовать бегущих французов. Генералы Берг и Козачковский вновь соединились на Большой дороге и неотступно преследовали непри-ятеля. 26-й егерский полк уже обходил его правый фланг, а 25-й перешел вброд Нищу и угрожал левому флангу. 2-й линейный полк русских, по-строившись в маршевые колонны, шел вслед за 1-м линейным полком. Кавалерия князя Репнина, резерв и авангард двигались на некотором удалении от главных сил.
Под натиском неприятеля генерал Вердье был вынужден ускорить отступление к Соколищам, где пытался закрепиться, но там его атаковал князь Сибирский во главе Могилевского пехотного полка и батальона Севского полка вкупе с действовавшими на флангах упомянутыми уже двумя егерскими полками. Французы отступили за Дриссу к Сивохину, потеряв в общей сложности почти две тысячи пленными. Корпус графа Витгенштейна эшелонировался между Соколищами и Сивохиным; ночью легкие войска перешли Дриссу и продвинулись к Боярщине.
Как сие ни удивительно, но в течение одного дня обе стороны совершили одну и ту же ошибку. Сначала генерал Кульнев в пылу атаки вступил в бой с главными силами неприятеля, не заботясь о том, что его не сможет поддержать граф Витгенштейн, находившийся за 25 верст позади него. Случившееся по неосторожности поражение русского авангарда должно было предостеречь французов от повторения сей ошибки. Тем не менее маршал Удино проделал тот же маневр, который погубил Кульнева, и послал Вердье за Дриссу, а сам преспокойно оставался по левую сторону от сей реки. Бравый Вердье слепо врезался во всю массу корпуса Витгенштейна и был, как и Кульнев, разбит наголову. Следует заметить, что русский генерал заслуживает большего снисхождения. Корпус Удино уже потерпел поражение 19 июля, и можно было предположить, что воспоследовавший беспорядок уравновесит неравенство сил. Французы, наоборот, утром 20 июля разбили только авангард, что не могло оказать решающего влияния на весь корпус Витген-штейна, и он был готов к отражению их атак.
Бои 18, 19 и 20 июля стоили французам десяти тысяч выбывших из строя, из них почти три тысячи пленными. Мы потеряли 4300 чел. убитыми, ранеными и пленными. Победа, оставшаяся в конечном счете за русскими, имела тем большее значение, что полностью перечеркивала все планы Удино противу Петербурга. Граф Витгенштейн был награжден большим крестом ордена Св. Георгия второй степени и ежегодным наследственным пенси-оном в двенадцать тысяч рублей.
21 июля маршал Удино собрал свой корпус в Белой, и в тот же день кавалерия русского авангарда подошла к сему селению; главный авангард оставался в Сивохине. Основные силы Витгенштейна находились между Сивохиным и Соколищами, где была главная квартира.
В ночь на 22 июля Удино покинул Белую и возвратился в Полоцк. В тот же день русская кавалерия достигла деревни Гамзелевой, их авангард занял Белую, а главные силы были в Сивохине, хотя главная квартира оставалась в Соколищах.
Пока в окрестностях Полоцка происходили сии события, вверх по правому берегу Двины наступала бригада генерала Рикара из корпуса Макдональда, которая переправилась через реку в Крейцбурге. 18 июля генерал Гаммен для лучшего наблюдения за неприятелем сошел со столбовой дороги из Режицы в Динабург и прибыл в Рыбенички. 20-го генерал Рикар вошел в Динабург и сразу же приступил к уничтожению незавершенных русскими укреплений.
Генерал Граверт, командовавший прусскими войсками, подошедшими к Риге, 16 июля обратился к генералу Эссену с нижеследующим требованием:
Вашему Превосходительству не хуже моего известно, что действия у Витебска и Днепра принудили русскую армию, лично возглавляемую Его Величеством Императором, оставить укрепленный лагерь на Дриссе и отступить. Первым следствием сей ретирады явится осада Риги. В ближайшее время должна прибыть потребная для сего тяжелая артиллерия. Слабость сей крепости хорошо нам известна. Несмотря на стойкую защиту, она будет вынуждена сдаться через несколько дней или, самое позднее, по прошествии нескольких недель. Однако сего короткого времени вполне достанет для того, чтобы довершить полное разрушение сего цветущего торгового города, который и так уже сильно пострадал от последнего пожара. При сем бесплодными жертвами явится немалое число храбрых солдат во главе с заслужившим всеобщее уважение генералом.
Я полагаю, что в сих обстоятельствах долг Вашего Превосходительства по отношению к своему Государю и принципам гуманности требует избавления Риги от ужасов осады, каковая вследствие слабости самой крепости не может долго продлиться, а только умножит страдания тысяч неповинных горожан без какой-либо пользы для интересов вашего Повелителя. Если Ваше Превосходительство разделяет мои чувствования, основанные на принципах человечности, я готов прислать к вам офицера для обсуждения условий передачи мне города и крепости Риги.
Если же Ваше Превосходительство не почитает для себя возможным согласиться с моим предложением, я, по крайней мере, воспользовался представившимся случаем, чтобы попытаться по мере своих сил смягчить тяготы войны для несчастных ее жертв.
Завершаю сие письмо уверениями в том, что настоящее предложение ни в коей мере не основано на каких-либо сомнениях в доблести войск, вверенных Вашему командованию, ибо при Экау я имел возможность вполне отринуть оные. Но чем большее уважение внушила мне их стойкость, тем больше я сожалею о пожертвовании сими храбрецами ради защиты столь дурных укреплений.
В заключение прошу Ваше Превосходительство не замедлить с ответом касательно вашего решения.
Примите уверения в безграничном моем уважении.
Дано в главной квартире в Петергофе 16 (28) июля 1812 года.
Де Граверт, генерал от инфантерии Его Величества
Короля Пруссии, командующий
Вспомогательным прусским корпусом
Графу Эссену, губернатору Риги
Генерал Эссен ответствовал на сие следующим письмом:
Если бы я мог поверить, что прусский генерал по собственному своему побуждению способен написать письмо, полученное мною от Вашего Превосходительства, я счел бы ниже своего достоинства отвечать на оное. Но поелику в нем слишком явственен чужеродный слог, я адресую вам сие письмо в твердом убеждении, что Ваше Превосходительство являетесь лишь послушным орудием деспотической власти.
Примите изъявления моего к вам уважения.
Эссен 1-й, генерал-лейтенант Его Величества
Императора Всероссийского, военный губернатор Риги
Де Граверту, генералу от инфантерии
Его Величества Короля Пруссии
После сей неудачной попытки
пруссаки держались довольно спокойно, и генерал Эссен полагал, что они
не хотят сражаться с русскими, а лишь дожидаются какого-либо предлога,
позволяющего им ретироваться в свои пределы. Дабы доставить им такую
возможность, он отправил экспедицию к Митаве, которая
покарала бы ее жителей, присягнувших Наполеону. С этой целью был отправлен
отряд генерала Левиса (1 тыс. чел.) и флотилия из
десяти русских и шести английских канонерских лодок. 25 июля сей отряд,
поднявшись по Аа, занял Шлок,
и капитан Разумов с шестью канонерскими лодками продолжал двигаться к Митаве. 26-го произошел бой с пруссаками, обстрелявшими
лодки с берега. В то же время генерал Левис изве-стился,
что вместо ретирады неприятель прислал в Митаву
подкрепления;
к тому же сообщение о присяге города Наполеону оказалось ложным. Посему Левис не посчитал нужным продолжать экспедицию и
возвратился в Динамюнде с сотней пленных, после чего
рижский гарнизон и пруссаки в течение трех недель пребывали в бездействии.
Тем не менее, имея полную свободу маневра повсюду вплоть до Полоцка, граф Витгенштейн не намеревался штурмовать сей город, где неприятель уже достаточно укрепился и взять который не представлялось возможным без больших потерь, неприемлемых для его и без того малочисленных войск. Русский командующий принял решение соединиться с дивизией Гаммена и занять центральную позицию между Удино и Макдональдом. В шесть часов вечера 23 июля его войска выступили на марш и 24-го пришли в Волынец. Авангард генерала Гельфрейха остался в Белой, а отряд кавалерии в Гамзелове. 25-го корпус прибыл в Кохановичи. Новый отряд, названный авангардом правого фланга, занял позицию в Покаевцах. 26-го корпус пришел в Росицу, авангард правого фланга в Придруйск, авангард левого фланга в Покаевцы, а кавалерийский отряд в Волынец; казаки отступили к Сивохину. Граф Витгенштейн послал генералу Гаммену приказ идти на соединение с корпусом, оставив перед Динабургом только майора Бедрягу с четырьмя эскадронами гусар.
Граф Витгенштейн, известившись о позиции Макдональда, растянувшейся от Динабурга до моря, принял решение самому перейти через Двину, чтобы атаковать французов и отрезать бригаду Рикара, все еще находившуюся в Динабурге. Было приказано навести мосты в Друе и Покаевцах. Кавалерия генерала Балка 28 июля перешла Двину, и некоторые отряды достигли Бельмонта. Однако полученное в тот же день сообщение о наступлении маршала Удино от Полоцка к Дриссе отвлекло внимание графа Витгенштейна к его левому флангу и вынудило отказаться от экспедиции за Двину, и вместо этого идти навстречу Удино, который угрожал самым важным для русских сообщениям.
Сии действия приобретали еще большее значение вследствие предназначавшихся для Удино весьма изрядных подкреплений. После неудачной битвы при Клястицах Наполеон сразу же послал к Полоцку баварский корпус Сен-Сира, шедший из Вильны в Витебск, и придал его маршалу Удино, за исключением кавалерии Прейсинга, остававшейся в Великой армии. Узнав о сих подкреплениях, маршал принял решение возобновить наступательные действия еще до подхода Сен-Сира. Выйдя из Полоцка, он 28 июля прибыл в Волынец.
29 июля граф Витгенштейн выступил из Росицы в Кохановичи, куда направился также и генерал Гельфрейх. Арьергардом командовал генерал Балк. Графу Витгеншттейну, страдавшему от раны, полученной в бою 20 июля, пришлось поручить предполагавшееся наступление начальнику штаба генералу Довре.
Генерал Гельфрейх застал в Кохановичах неприятельский отряд из 50 всадников, который был обращен в бегство. Утром 30-го туда же пришли и основные силы корпуса. Неприятель не выказывал каких-либо воинственных признаков. БЛльшая часть войск Удино находилась в Волынце, а сильный авангард в Свольне.
Генерал Довре, напрасно прождав какое-то время неприятельскую атаку, решил сам перейти к наступательным действиям. В полдень за четыре версты до Кохановичей русские встретили первые французские войска; гродненские гусары и 4-й казачий полк атаковали их и отбросили к Свольне, где они укрылись под защиту сильных батарей, поставленных на левом берегу. Со своей стороны, генерал Довре расположил на высотах у Пожарища артиллерию, пехоту авангарда и дивизию Берга с кавалерийским прикрытием на флангах. По всей линии началась оживленная канонада.
В этот момент перед деревней Острый Конец показались колонны неприятельской пехоты и кавалерии, которые намеревались обойти левый фланг русских. Против них стоял генерал Козачковский с Тенгинским и Эстляндским пехотными полками и 14-й ротой позиционной артиллерии, огонь которой производил ошеломляющее действие. Неприятель отступил обратно за Свольну и зажег деревню Острый Конец и соседний мост. Генерал Козачковский занял правый берег и отрядил по батальону из Тенгинского и Эстляндского полков для фланговой атаки на помещичий дом в Свольне, который был взят штыковым ударом, сбросившим неприятеля в реку. Кроме сего 100 чел. попали в плен. Огонь русских батарей вынудил французов отступить от Свольны к Волынцу. Наши стрелки, пройдя по мосту, преследовали отступающих. Неприятель атаковал их кирасирскими эскадронами, и они были отброшены обратно за реку. В пылу атаки кирасиры перешли Свольну, но попали под огонь батарей и удары двух эскадронов гродненских гусар, которые опрокинули их в реку. Наступившая ночь помогла отступлению французов. В этом бою они потеряли 1500 чел., из них 300 пленными; у русских выбыло из строя 700 чел., им так и не удалось перейти Свольну. Главная квартира графа Витгенштейна остановилась на ночь в Пожарище.
31 июля французский авангард отступил к большому лесу около Волынца. В течение сего и последующего дня русские не двигались с места, в ожидании генерала Гаммена, подошедшего лишь к вечеру 1 августа. В свою очередь маршал Удино, известившись о том, что генерал Сен-Сир уже подходит к Полоцку, решил дождаться сего весьма существенного подкрепления. 1 августа он вышел из Волынца по дороге к Полоцку.
2 августа оправившийся от раны граф Витгенштейн возвратился к командованию корпусом и сразу же продолжил наступление на Волынец. Отряд полковника Властова в составе четырех батальонов, четырех эскадронов и двухсот казаков, предназначенный для наблюдения за дорогой в Себеж и вытеснения арьергарда Удино, продвинулся к Сивохину. Вечером французы ушли из Волынца за Дриссу. До Филипова их по пятам преследовал авангард генерала Гельфрейха, состоявший из четырех батальонов, четырех эскадронов и трехсот казаков при двенадцати орудиях.
3 августа отряд Гельфрейха
после незначительной авангардной стычки подошел к Смолянам, а весь корпус
пришел в Лозовку. Генерал князь Репнин, посланный с
двумя батальонами и четырьмя эскадронами на правый фланг для прикрытия корпуса
и разведки берегов Двины, занял Дисну. Полковник Властов, перейдя Дриссу у
Сивохина, остановился в Боярщине перед Белой, где находилось 8 тыс. французов.
4-го неприятельский арьергард пытался удержать дефиле между Смолянами и Ропно, но был отброшен
в лес за Ропно. Поелику русский авангард
находился в Гамзелеве, французский корпус мог идти из Белой в Полоцк только через Артюковичи.
Соединившись с Сен-Сиром, маршал Удино принял решение заманить русских в долину перед Полоцком и, пользуясь своим численным превосходством, дать баталию, чтобы получить реванш за поражение у Клястиц.
Французская армия была построена перед городом. Сен-Сир стоял слева от Полоты, позади Спасского монастыря, занятого сильным арьергардом. Второй корпус находился между Полотой и Двиной, опираясь левым флангом на Двину, а правым на развилку дорог в Себеж и Невель. Силы обоих соединенных корпусов доходили до 45 тыс. чел.1
В распоряжении графа Витгенштейна было не более 20 тыс. чел., но, не зная, каковы силы Сен-Сира, он все-таки решился начать наступление, дабы прогнать Удино за Двину. В ночь на 5 августа неприятель был выбит из леса, окружающего долину перед Полоцком, и на рассвете 5-го генерал Гельфрейх овладел высотой и хутором Присменицей, а полковник Властов занял лес перед кабаком в Баровке.
Под защитою сих авангардов корпус дебушировал в долину и построился полукругом между Полотой и Двиной. Вторую линию составляли девять батальонов и вся кавалерия. Резерв, состоявший из двух батальонов и десяти эскадронов, остался в Ропно.
Осмотрев неприятельские позиции, граф Витгенштейн решил нанести главный удар на левом фланге по правому берегу Полоты, рассчитывая отрезать Второй корпус от Сен-Сира преградою реки и таким образом лишить его в нужный момент необходимых подкреплений.
Командовавшему левым флангом генералу князю Яшвилю было приказано атаковать Спасский монастырь. Сводные гренадерские батальоны, поддержанные огнем двадцати четырех орудий конной артиллерии, бросились на приступ, и им удалось засесть в некоторых передних домах слева от ручья, текущего через сей монастырь. Однако огонь батарей слева от Полоты не позволил русским перейти ручей.
Граф Витгенштейн, видя, что неприятель укрепляется в Спасском монастыре, приказал генералу Бергу, взяв три полка из центра позиции, идти на помощь Властову. Сие ослабление нашего центра не осталось незамеченным со стороны неприятеля, и дивизия Леграна атаковала его. Поскольку генерал Гаммен, заменивший Берга в командовании центром, был слишком ослаблен для успешного отпора, Витгенштейн прислал ему по одному батальону Эстляндского и Навагинского полков. С их помощью русский центр не только удержал позицию, но и заставил отступить неприятельскую линию. Французские стрелки под прикрытием своих колонн придвинулись к русским батареям, но были отброшены штыковым ударом к предместьям Полоцка. Еще одна атака неприятеля была не более успешна, чем первая. Генерал Гаммен при поддержке второго батальона Тульского полка отбил французов, и русские стрелки удержали свою позицию в кустарнике перед линией фронта. Во время сих атак маршал Удино был тяжело ранен картечной пулей в плечо, и командование обоими корпусами перешло к генералу графу Гувьону Сен-Сиру.
Тем временем на левом фланге русских неприятель дебушировал из Спасского монастыря. Войска полковника Властова отступили, но прибытие генерала Берга оборотило исход сего боя в нашу пользу. Берг с тремя полками вышел на Невельскую дорогу при поддержке по правому флангу князя Сибирского во главе Пермского и Могилевского полков. Командовавший здесь баварский генерал Вреде не выдержал натиска и, после того как зажег монастырь, отступил за Спасский овраг. Однако все усилия наших войск преследовать неприятеля не имели успеха. Продолжалась только пере-стрелка через ручей.
На правом фланге русских не произошло ничего существенного, хотя неприятель и предполагал произвести здесь атаку. Однако огонь батарей заставил его отказаться от подобного намерения. Наступившая ночь прекратила длившийся четырнадцать часов бой. У нас было до 2500 чел., выведенных из строя, неприятель потерял много больше.
Трудно осуждать решение русского главнокомандующего атаковать центр армии, разделенной рекой на две половины. Тем не менее нам представляется, что было лучше направить главные силы не на Спасский монастырь, а в промежуток между Невельской и Себежской дорогами и тогда, быть может, удалось бы избежать обстрела с левого берега Полоты наших атакующих колонн. Конечно, русские не могли прорвать позиции неприятеля, но по крайней мере они сдерживали бы его. Витгенштейн оказался в довольно затруднительном положении: имея вдвое меньше сил, чем у неприятеля, нельзя было рассчитывать на то, чтобы прогнать его обратно за Двину. С другой стороны, отступив за Дриссу, он обнаружил бы тем самым свою слабость и лишь анкуражировал бы французов. Посему Витгенштейн избрал для себя тактику угрожающего выжидания перед Полоцком при одновременных наступательных демонстрациях с обоих флангов. Вечером 5 августа инженерный полковник граф Сиверс навел мост через Двину в четырех верстах ниже Полоцка и получил приказ приступить в ночь на 6-е к сооружению моста на Полоте в четырех верстах выше города. Витгенштейн надеялся сими демонстрациями побудить французов отойти обратно за Двину, однако Сен-Сир был достаточно опытным генералом, чтобы поддаться на такую приманку.
Французский командующий твердо стоял на своей позиции в ожидании новой баталии и готовый первым начать ее. Для укрепления своих сил он перевел на правый берег Двины из Рудни и Семенца кирасиров и бригаду легкой кавалерии Кастекса.
Граф Витгенштейн также подтянул свой резерв из Ропно к Невельской дороге и возвратил отряд князя Репнина в состав корпуса. Утро прошло спокойно. В час пополудни Сен-Сир, не видя каких-либо наступательных приготовлений со стороны русских, изготовился к атаке. Одновременно, чтобы убедить неприятеля в своем намерении отступить, он приказал обозу, находившемуся на левом берегу Двины, двигаться по Улле, а кирасирам и бригаде Кастекса изображать прикрытие якобы начавшегося отступления. В три часа пополудни, когда обоз вышел из пределов видимости, сопровождавшая его кавалерия перешла обратно за Двину и вместе с большей частью артиллерии возвратилась в Полоцк.
Сии передвижения еще больше успокоили русских и утвердили их в том, что французы готовятся к ночному отступлению. На самом деле они были уже готовы дебушировать по правому берегу Полоты. Ровно в пять часов неприятельская артиллерия открыла огонь, и под этим прикрытием пехотные колонны атаковали центр и левый фланг русских. Дивизия Вреде наступала справа от Спасского монастыря; дивизия Деруа прямо от него, слева находилась дивизия Леграна, а слева от Полоты дивизия Мерля, прикрывавшая с обеих сторон город.
Застигнутые врасплох, русские, тем не менее, встретили натиск неприятеля со спокойствием и хладнокровием и, не мешкая, поспешно построились в ружье. На левом фланге дивизия Берга и пехота полковника Властова при поддержке трех эскадронов гродненских гусар отбили баварцев за Спасский овраг. Но после того как неприятель получил подкрепления, наш левый фланг, будучи атакован по фронту и простреливаемый фланговым огнем пушек с левого берега Полоты, не устоял против превосходящих сил: дивизия Берга отступила за Присменицу, а пехота Властова вкупе с двумя гренадер-скими батальонами отошла к опушке леса вдоль Невельской дороги.
В центре успех французов был очевиден: дивизия Леграна овладела Присменицей, захватив при этом семь неприятельских орудий; русским пришлось убрать свои батареи. Их неминуемо смяли бы, что, несомненно, могло помешать выходу резерва и дивизии Берга на дорогу к Ропно, предназначенную для отступления. Генерал Гаммен, стоявший в центре с батальоном Навагинского полка, батальоном 11-го егерского полка, а также с Тульским и Эстляндским полками, имея в резерве батальон Тенгинского полка, ринулся в штыковую атаку на штурмующие колонны и отбросил их со значительными потерями. Кавалергарды и конная гвардия под командованием полковника Протасова атаковали и опрокинули три другие французские колонны, которые намеревались обойти русских с левого фланга. Неприятель сделал еще несколько попыток, однако все они были отбиты. При послед-ней атаке особливо отличился полковник Гарпе во главе батальона Навагинского полка.
Наиболее жестокие атаки начали уже ослабевать, когда французы предприняли последнюю попытку сбить центр позиции и выдвинули батарею из пятнадцати орудий, под прикрытием которых двинулась кавалерия, поддержанная колоннами пехоты. Сводный кирасирский полк получил приказ атаковать их, что и было исполнено с полным успехом. Эскадрон кавалергардов опрокинул колонну егерей и вместе с эскадроном конной гвардии порубил несколько рот пехоты; эскадроны полков Императора и Императрицы и третий эскадрон гродненских гусар майора Семеки опрокинули остальных и захватили пятнадцать орудий, из коих за недостатком упряжек увезли только два. Неприятеля преследовали до предместий Полоцка, и сия блестящая атака могла бы иметь весьма значительные последствия, если бы сильная позиция в сем городе не способствовала усилиям баварского резерва остановить порыв русской кавалерии.
Левый фланг русских войск прикрывался Полотой, на которой были поставлены два поста наблюдения: на первом рота гренадеров охраняла мост, наведенный в четырех верстах выше Полоцка; на втором эскадрон гродненских гусар наблюдал за бродом, находившимся в трех верстах выше первого поста. Командир резерва генерал Каховский, известившись о появлении неприятеля перед сим последним постом, послал туда в подкрепление батальон павловских гренадеров. Однако французы ограничились здесь лишь легкой стычкой; зато четыре батальона и колонна кирасиров были направлены к первому аванпосту и без труда смяли стоявшую там гренадерскую роту. Перейдя Полоту, неприятель занял позицию в тылу второго аванпоста. Однако даже полностью отрезанные павловские гренадеры не потеряли присутствие духа. Штыковой атакой они проложили себе путь к полковнику Властову, приведя с собой еще и сотню пленных французов. Примеру сих храбрецов последовал эскадрон гусар, саблями пробившийся вслед за ними.
На крайнем правом фланге русских 23-й егерский полк и три эскадрона гродненских гусар прикрывали дорогу к Дисне. Генерал Вердье атаковал их, и они уже дрогнули, но подоспевшая рота конной артиллерии остановила неприятеля, и сие завершилось успешной атакой гусар на кавалерию Кастекса, приведшей французов в замешательство.
Стойкость русских в центре позиции обескуражила неприятеля, и к вечеру генерал Сен-Сир приказал прекратить атаки. Этим воспользовался Витгенштейн, чтобы беспрепятственно отвести к Ропно войска генералов Берга и Гаммена. Авангард Гельфрейха, последовавший за ними, остановился на ночь перед дефиле между Ропно и Присменицей. Полковник Властов оставался на своей позиции у опушки леса возле Невельской дороги.
Русские войска с честью удержались на всех пунктах, однако граф Витгенштейн, учитывая несоразмерное превосходство неприятеля, не оставлявшее надежды на победу, посчитал за наилучшее продолжать ретираду, дабы приблизиться к прибывающим из внутренних губерний подкреплениям, а также чтобы занять позицию, которая хоть сколько-нибудь уравнивала вопиющее неравенство сторон. С наступлением ночи русский корпус углубился в лес и дошел до Гамзелова; арьергард Гельфрейха оставался в Ропно. Полковник Властов, прикрывавший Полоцкую дорогу, находился в лесу у Лосовки и только с наступлением ночи отступил к Артюховичам. В описанной нами баталии французы потеряли два орудия, 500 чел. пленными и более двух тысяч, выведенных из строя. Генералы Вердье, Деруа, Зибейн и Раглович были ранены, а Деруа и Зибейн умерли через два дня от полученных ран. Потери русских также превышали две тысячи; из них генералы Берг, Гаммен и Козачковский получили ранения. Семь русских пушек остались в руках неприятеля.
Хотя исход сражения 6 августа не вполне соответствовал ожиданиям Сен-Сира, следует признать согласованность и смелость его решений. Только поразительная стойкость русских помешала ему одержать полную победу. Результат военных действий слишком часто зависит от причин, не подда-ющихся исчислению. Сен-Сир сделал все, что мог, сосредоточив 30 тыс. чел. противу центра и левого фланга русской армии, которая в общей сложности насчитывала не более 20 тыс. Правда, в упрек французскому генералу можно поставить бездействие дивизии Мерля. Если бы она перешла Полоту ниже левого фланга русских, она не только окружила бы сей фланг, но могла атаковать центр русской позиции с тыла, что, несомненно, решило бы исход сражения. Тем не менее Наполеон был доволен действиями Сен-Сира и возвел его в достоинство маршала Империи.
7 августа резерв был отправлен обратно в Белую. Главные силы оставались в Гамзелово, а арьергард в Ропно. Полковник Властов находился между лосовским кабаком и деревней Артюховичи. 8 августа резерв пришел в Сивохино, а главные силы в Белую. После полудня неприятель начал теснить арьергард Гельфрейха, который отступил из Ропно в Гамзелово, а полковник Властов отошел до Артюховичей. В ночь на 9 августа главная квартира графа Витгенштейна была переведена в Соколищи, куда в течение дня переме-стился и резерв. Часть корпуса перешла Дриссу, часть оставалась на левом фланге для поддержки арьергарда, в командовании которым полковник Властов сменил генерала Гельфрейха.
10 августа все боевые войска русского корпуса перешли на правый берег Дриссы и заняли позиции возле Сивохина и Соколищей. Арьергард Властова оставался в Белой в составе 24-го и 26-го егерских полков, восьми эскадронов гродненских гусар, полка казаков и шести орудий.
Похоже, что после неудачи у Клястиц Наполеон окончательно потерял доверие к своим генералам и запретил им ввязываться в какие-либо наступательные действия, удаляясь от Двины. Было указано, что их корпус предназначен только для защиты операционной линии Великой Армии. Трудно найти иное объяснение бездеятельности Сен-Сира в последующие после сражения 6 августа дни. Лишь 10-го он решился хотя бы частично сдвинуться с места; только дивизия Вреде была послана вперед для разведки русских позиций, но остальная армия оставалась у Полоцка.
В четыре часа пополудни генерал Вреде появился перед нашими аванпостами, которые отошли к арьергарду Властова в Белой. Продолжавший наступление неприятель был встречен ружейным и артиллерийским огнем, приведшим его в некоторое расстройство. Тем не менее часть колонн овладела мызой Белой, угрожая обойти сей фланг. Однако полковник Силин с двумя эскадронами гродненских гусар атаковал и опрокинул неприятель-скую пехоту, дебушировавшую во фланг русским, а 26-й егерский полк полковника Рота атаковал мызу и выбил из нее баварцев. Воспользовавшись сим успехом, полковник Властов оттеснил левый фланг и центр неприятеля, но правый фланг еще держался и даже выказывал намерение обойти левый фланг русских, однако неудача в действиях всей остальной дивизии делала сие слишком рискованным. Эскадрон гродненских гусар и 4-й казачий полк под командой полковника Ридигера ударили во фланг и отбросили баварцев к лесу. Наступившая темнота способствовала их отступлению к Гамзелову. Потери в этом бою составили 153 пленных и более 500 убитых и раненых у неприятеля и 94 чел. выведенных из строя с нашей стороны.
В сем малозначительном столкновении войска графа Витгенштейна явили чудеса доблести и отваги. Слабый арьергард Властова был отделен от основных сил рекой на расстоянии более десяти верст. Атаковавший его в несравненно бoльших силах неприятель должен был неизбежно стереть русский арьергард в пыль. Однако сей последний не только устоял, но, когда баварцы излишне растянули свои фланги, Властов воспользовался сей оплошностью и нанес им существенное поражение.
11 августа главная квартира Витгенштейна переехала в Соколищи. Корпус собрался на Сивохинской позиции, где были возведены полевые укрепления. Арьергард, усиленный 25-м егерским полком, остался в Белой. Маршал Сен-Сир находился между Полоцком и Гамзеловым.
Главные силы, оставаясь на сих позициях, бездействовали вплоть до первых дней октября, однако русские все это время вели малую войну небольшими партиями, которые мешали фуражировкам неприятеля на правом берегу Двины, и даже совершали вылазки на левый берег. Маршал Сен-Сир для обеспечения своей оборонительной линии укрепил Полоцк. Со своей стороны, русские занимались фортификациями Себежа, где Витгенштейн предполагал поместить склады, экипажный парк и магазины. Таким образом, на сей части театра военных действий война приобретала размеренный характер в соответствии с наличными обстоятельствами. Обе стороны понимали, что отнюдь не в их интересах рискованные действия, которые не могут оказать сколько-нибудь заметное влияние на весь ход войны, а посему следует сохранять уже существующую оборонительную линию до тех пор, пока великие армии не решат исход противоборства.
На Нижней Двине маршал Макдональд после получения известий об окончательном разрушении Динабургской крепости приказал оставить ее, и стоявшая там бригада Рикара перешла в Езерос, дабы препятствовать проникновению русских партий к Вильне. Макдональд придвинул к Якобштадту свой правый фланг, а прусский корпус в Митаве занимал обсервационную позицию перед Ригой позади Миссе у Дракена, Таможни, Планканцена, Санкт-Олая и Зенгофа; сильный отряд находился в Шлоке и еще один у Кальнецема, прикрывавший реку Аа. Генерал Эссен решил воспользоваться подобным распылением сил неприятеля для вылазки из города в больших силах. Местность благоприятствовала его плану опрокинуть правый фланг пруссаков и обойти Митаву. Прусская дивизия у Дракена и Таможни на два-дцать верст по лесистым болотам отстояла от другой дивизии в Санкт-Олае и Зенгофе.
Генералу Левису было приказано с большей частью рижских войск наступать по дороге к Экау, а генералу Вельяминову произвести ложное нападение на Санкт-Олай. Одновременно флотилия канонерских лодок контр-адмирала Моллера при поддержке динамюндского гарнизона должна была атаковать Шлок. 11 августа Левис напал на генерала Граверта в Экау. Русская колонна перешла вброд на левый берег Двины у Даленгольма, и пруссаки, испугавшись окружения, бежали, потеряв 1200 чел. убитыми и пленными. У русских было выведено из строя не более 600 чел. В последующие дни Левис продолжал наступление, однако 14-го соединившийся в Митаве с генералом Клейстом Граверт приказал сему последнему атаковать русских, перешедших Аа у Графенталя. После жаркой схватки Левис возвратился за Аа и направился обратно к Риге. Атака генерала Вельяминова не имела желаемых последствий, так же как и нападение на левый фланг неприятеля. Противные ветры помешали высадке десанта в тылу позиции у Шлока. Тем не менее пруссаки были выбиты из сего селения. Более месяца после сих действий перед Ригой не происходило ничего значительного, а лишь мелкие стычки между гарнизоном города и осаждавшими его войсками.
Результаты первых двух месяцев войны следует отнести в пользу войск графа Витгенштейна, сумевших, несмотря на несоизмеримое неравенство в численности, воспрепятствовать продвижению неприятеля далее Полоцка. Смелость и решительность Витгенштейна являют собой разительную противоположность колебаниям и разобщенности неприятеля. Поелику мы не привыкли слышать подобные упреки соратникам Наполеона, можно предположить, что они были не вполне свободны в своих действиях, хотя движение на Клястицы, может быть, и свидетельствует об обратном. Однако у нас есть все основания полагать, что если в начале кампании Удино имел полную свободу действий, то он лишился ее после неудачи 19 июля. Мы уже говорили о том, что предполагавшиеся им действия могли бы принести величайшую пользу, но они не удались вследствие негодного исполнения.