Годологическая поэма
Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2014
*
Не нужна мне никакая
другая страна,
когда есть у меня святая
Петроградская сторона.
И даже сторона
в этой стороне
уже соединяет
ум и сердце мне.
Пока еще ноги движутся
и слушается язык,
скажу я о том, что ближе мне, —
про ближних и про язык.
Пока язык еще верен мне,
если маршрут осилю,
скажу еще про Империю
и нынешнюю Россию.
*
Начну с 17-й —
так уж совпало —
улицы имени
Григория Плуталова.
Пройду от конца ее
в самое начало,
против которого
церковь стояла
17 лет
нищенствовавшего на чужбине
и 17 лет
жившего с родными,
неузнанного невестой
и собственными родителями.
Сейчас в этом месте
завод «Измеритель».
Церковь построил
Герман Гримм,
о нем мы дальше поговорим.
При доме призрения
девиц, вступивших
на путь исправления,
в модном тогда
«русском стиле»
построил Гримм
храм Алексия,
сохранившего девство
и бежавшего
в чужие края от невесты.
Герман Давидович Гримм
хоть и немец,
но в Империи был своим.
Здесь, по соседству,
Гриммы и жили,
в доме «Ведомства учреждений
императрицы Марии»,
между Плуталовой
и Бармалеевой,
в честь которой Чуковский
назвал Бармалея. (Тво—
рить в «псевдорусском стиле»
начал еще старший Гримм;
он был лютеранин,
но русской идее служил,
как и сын.)
Так оно все и происходило,
с немцами,
приехавшими в Россию.
«Русский стиль» церкви
задал тон,
и в нем же был построен
второй дом —
по Плуталовой:
архитектор Лишневский,
первые чертежи — Куперман.
В этом доме
жил потом
Яков Исидорович
Перельман,
придумавший слово
«научно-фантастический»,
но это уже было
в стране
социалистической.
А мы еще не сказали,
как пала Империя,
в которой все талантливое
и благонамеренное
принималось и становилось своим,
как это произошло,
например, с родом Гримм,
давшим не только двух архитекторов,
но и двух Петербургского
университета ректоров.
*
Не знаю, как гибнут
цивилизации,
но Империя пала
от стилизации.
Точней говоря,
она и не пала,
а просто какой-то
другою стала.
А церкви Алексия,
если не знать,
в здании завода
больше не узнать,
как не узнать было и Алексия, —
такая вот история здесь, в России.
А сын Германа,
младший Герман Гримм,
занимался уже
стилем другим —
в разгар сталинизма
писал об архитектуре
русского классицизма,
а в блокаду составил реестр ран,
нанесенных немцами городу,
и не умер от голода,
как живший
в доме Лишневского
Перельман.
(Впрочем,
Гримм тоже
недолго прожил, —
поучаствовав
в восстановлении
пригородов,
пострадавших
в войне с фашизмом,
он едва пережил
запрещение
классицизма
в советском
строительстве,
что было частью борьбы
с «культом личности».
А Лишневский
в тридцатые годы
строил на Невском
и в других местах города
в новом стиле —
сталинского классицизма,
как его и просили.
Умер он в эвакуации тогда же,
когда в доме Лишневского —
Перельман,
успевший
сделать физику близкой
миллионам
и вступить в переписку
с Циолковским и Королевым;
так научная фантастика
становилась былью — из слова.)
*
Но что-то мы топчемся
на одном месте,
пора сказать о языковом тесте.
Его сдают на Плуталовой, восемь,
узбеки, таджики и прочие «гости-
работники»
из бывшей
Империи частей,
сюда поставляющих рабочих людей.
Это не немцы и не евреи,
русский им дается с большим трудом,
и вряд ли им в третьем поколении
станет родным город,
не говоря о втором.
Язык, превращенный в средство
насилия,
не станем родным,
как и Россия.
*
А живущие здесь веками,
не отчуждены ли от языка не
только насильем властей,
но и тиранией своих страстей?
Ведь чтоб язык был и вправду родным,
быть должен
родным
тот, с кем мы говорим.
Нынче же и по крови родные
часто для нас совершенно чужие.
Что же тогда говорить о чужих,
может ли быть с ними общий язык,
не говоря уже о культуре,
архитектуре и литературе?
Мы нелюбовью отчуждены
от языка, от земли, от страны.
Может, затем и нужны нам чужие,
чтоб нелюбовь навсегда мы изжили,
встретившись и поняв, что пока
нету родного у нас языка,
коли не можем мы как родных,
хоть и других, приветствовать их.
Встреча с другими (тавтология)
Узбек? Таджик?
Смуглое на лимонном.
Веник, совок.
— Здравствуйте, — говорю.
— Здравствуйте,
не отрываясь от мусора.
Ниже по лестнице
пожилая
узбечка? таджичка?
Может быть, мать?
Смуглое на лимонном.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте!
Каждый кусочек перил
тщательно протирает.
— Спасибо, — говорю, —
вам за работу!
Поднимает глаза:
— Здоровья вам!
— И вам тоже здоровья!
*
И при каждой подобной встрече
мы как будто проходим тест —
есть ли в Родину нашу вечную
пропуск жителю этих мест.
И — живем ли сейчас на Родине,
среди близких мы и родных
или в рабство «в Россию» проданы
и боимся людей чужих?
*
А пока мы
ищем Родину
И Град свой,
гастарбайтеры
красят дома
на Петроградской,
ничего, может быть,
не смысля в модерне,
прикасаются
к красоте его
первыми,
к этой святой
для Петербурга
материи,
и освящаются ею,
пусть ненамеренно;
к этой культуре,
в которой многие работали —
немцы, евреи, поляки, русские —
и кто только не,
кто б ни трудился
в здесь построенной
Империи
и пригодился
в культуре этой
временной.
*
А значит, мы все гастарбайтеры в мире,
в котором лишь меняются стили, —
как репрезентирует себя власть,
которая должна будет пасть.
Спросите хотя бы у обэриутов,
которые здесь учились чему-то —
на Бармалеевой и Плуталовой,
как раз когда Империя пала.
И вам ответят Введенский, Друскин,
Липавский, что говорить по-русски
и даже работать в русской культуре,
и разбираться в архитектуре —
ничто не открывает реальность,
но только вестников гениальность.
А та дается чрез мысль о смерти
и незакрепленности в этом месте,
и веке, в котором мы только гости —
работники на мировом погосте.
«Годологическая» — от ỏδóς (hodos) «дорога, путь» и λóγος (logos) «учение, речь, слово». Когда на Петроградской стороне в начале XIX в. улицы нумеровались, Плуталова ул. носила номер 17, а соседняя Бармалеева ул. — 16.
Отец Г. Д. Гримма (1865—1942) Давид Иванович Гримм (1823—1898) — выдающийся российский архитектор, один из создателей «русского стиля», академик архитектуры. Двое его двое сыновей, правовед Давид Давидович и историк Эрвин Давидович, были ректорами Санкт-Петербургского университета соответственно в 1910—1911 гг. и в 1911—1918 гг.
Обэриуты (А. Введенский, Л. Липавский и Я. Друскин) учились в 1917—1921 гг. в гимназии Л. Д. Леонтовской (на Бармалеевой ул., угол Большого пр.), которая была слита с Петровской женской гимназией, находившейся на соседней — Плуталовой (построена архитектором Г. Д. Гриммом в стиле неоренессанс). После революции обе гимназии были преобразованы в Единую советскую трудовую школу № 10 (ныне школа № 47 им. Д. С. Лихачева на Плуталовой, 24).
Г. Д. Гримм скончался в Ленинграде во время блокады в том же 1942 г., когда и Я. И. Перельман, и был похоронен на братском кладбище, недалеко от Смоленского православного и лютеранского кладбищ (на последнем похоронен его отец Д. И. Гримм). Историк архитектуры, профессор Г. Г. Гримм (1905—1959) похоронен на Серафимовском кладбище (в Википедии по ошибке указано, что там похоронен Г. Д. Гримм).
Дом Лишневского по Плуталовой, 2: http://www.citywalls.ru/house880.html?s=p2tm3eh5cf6-
u1rn-tods24gurt1.
Церковь Алексия, человека Божия: http://sobory.ru/photo/?photo=113474.
Завод «Измеритель»: http://www.citywalls.ru/house6863.html.
Школа № 47: http://www.citywalls.ru/house7017.html.
Церковь Алексия, человека Божия, была построена при Доме милосердия, предназначенном для кающихся «Магдалин»; как пишет краевед Л. Ю. Сапрыкина, «просуществовало это учреждение до революции, но в начале XX в. деятельность его заметно сократилась. Кризис Дома милосердия объяснялся несовершенством форм работы. Падших женщин перевоспитывали согласно уставу 1864 г. — физический труд, религиозно-нравственные беседы, обучение Закону Божьему. Но эти методы оказались не слишком эффективными. Многие из жриц любви вообще не стремились к реабилитации и не нуждались в душе-спасительных беседах. Обычно они сами находили формы адаптации в обществе после окончания своей „работы“. Так, в 1900 г. добровольно поступили в Дом милосердия лишь 3 % его будущих обитательниц, а почти 70 % призреваемых возвращались к прежней жизни» (Л. Ю. Сапрыкина. «Плутоватые» улицы Петроградской стороны // Двенадцатые и Тринадцатые открытые слушания «Института Петербурга». Ежегодная конференция по проблемам петербурговедения. 2005—2006 гг. (http://topreferat.znate.ru/pars_docs/refs/22/21996/21996.pdf). Статья Сапрыкиной содержит и много других ценных сведений относительно Плуталовой и Бармалеевой улиц и их окрестностей.
Про «вестников» см.: М. Мейлах, Яков Друскин. Вестники и их разговоры: http://anthropology.rinet.ru/old/4/meylax.htm.