Из дневника
Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2014
Путевые
заметки, которые я вела во время поездки с Анной Андреевной Ахматовой в Англию,
не претендуют на оценку или характеристику ее творчества, ее литературного
значения в русской поэзии — об этом много сказано и написано без меня.
Я же в этой поездке выполняла роль Begleiterin*,
как в шутку называла меня Анна Андреевна. В том напряженном ритме, которым жили
мы в Лондоне, я все же умудрялась записывать основные события дня, фиксируя
канву нашей жизни. Для настоящей публикации тексту придан более или менее
связный вид.
Я родилась в Фонтанном доме, в семье моего деда Николая Николаевича Пунина, когда Анне Андреевне было пятьдесят лет. Отношения моего деда и Анны Андреевны были исчерпаны, но, несмотря на всю сложность дальнейшей жизни, Анна Андреевна осталась жить в Фонтанном доме, в нашей квартире. Я помню Анну Андреевну с сорок четвертого, когда мы вернулись из эвакуации. Так случилось, что я прожила вместе с ней одной семьей до конца ее жизни, и на мою долю выпали ее последние дни и ее похороны.
Нашей семье пришлось испытать все тяготы послевоенного режима — постановление 1946 г., увольнение деда с работы, травля его, закончившаяся ссылкой под Воркуту и смертью в лагере, арест и ссылка в Омск Л. Н. Гумилева, увольнение мамы, И. Н. Пуниной, с работы.
Разоренный Фонтанный дом. Мы вдвоем с Акумой, как я называла Анну Андреевну с детских лет, мы одни в квартире. Акума учила меня французскому языку, читала вслух по-английски Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес»… И еще мы рисовали, рисовали без конца — девочек-красавиц. Мамы почти не бывало дома — она уходила то в прокуратуру подать очередную жалобу, то собирала посылки и отправляла их в Заполярье, то ходила по городу в поисках продуктов и работы.
События тех лет особенно сблизили нас, и мы в дальнейшем переживали все невзгоды и радости жизни вместе.
2 июня, среда, паром Остенде—Дувр
Легкий ветер дует в лицо. Майское солнце чуть греет. Мы с Акумой и Амандой Хейт, которая нас встретила в Остенде, стоим на палубе парома, медленно идущего из Остенде в Дувр. Первое препятствие — пересадка из поезда Москва—Остенде на паром — преодолено. Вдали уже показались белые, ни на что не похожие в своей красоте скалы. В Дувре предстоит еще одна пересадка. С парома — на поезд. Но неожиданно перед нами на берегу возникла линия контроля, ее надо проходить пешком. В соответствии с алфавитным порядком мы с Акумой должны идти в разные будки. Акума меня не отпускает. Я встаю с ней в очередь — надеюсь, вдруг пропустят, но чиновник неумолим. Я прошу Акуму, как только она пройдет контроль, стоять около будки, а сама ищу свою «букву». Таможенник бесконечно долго, как мне кажется, пытается найти мою фамилию — в списке лиц, которым запрещено въезжать в Англию. Не находит, турникет открывается, и я бегу к Акуме. Она говорит: «Тебе хорошо, а я была совсем одна с этими скалами».
Мне
кажется, самое трудное (Москва, разные билеты — один через Хук-
Ван-Холланд, другой через Остенде, паспорта, готовые
за час до отъезда, иностранный отдел Союза писателей c
бесконечными документами) — позади. Мы садимся в сидячий поезд Дувр—Лондон, в
нашем купе еще два человека: пожилой степенный господин с дамой в мехах и
жемчуге. За окном английские пейзажи. Наш поезд подошел к лондонскому вокзалу
«Виктория». Анну Андреевну встречают представитель Британского совета Джерард, Питер Норман, профессор
Лондонского университета, наш переводчик, Вера Фейс — студентка Лондонского университета, В. Н. Софинский — представитель советского посольства и толпа
журналистов, фоторепортеров. В газете на следующий день появился снимок, именно
этот момент, когда Анна Андреевна увидела толпу и тихо сказала мне: «Почему я
не умерла, когда была маленькой». После приветствий и первых знакомств мы
прошли к машине. Через полчаса машина остановилась около Рассел-сквер у
подъезда отеля «Президент», где нам предстояло жить с перерывами в течение двух
недель. Два небольших номера (№ 134, 135), расположенных рядом, со всеми
удобствами, с телевизорами, что для нас было необычно. Приехавший с нами Питер
сказал, что это не очень дорогая, скорее дешевая гостиница, построенная по
американскому образцу, но, когда я заглянула в прейскурант, то тихо ахнула. Два
одиночных номера (такие, как у нас) — 130 фунтов, ланч
— 24 фунта, обед — 34 фунта, то есть день проживания — 188 фунтов.
А Союз писателей выдал Анне Андреевне на все 13 с половиной дней пребывания 64
фунта, 11 шиллингов, 6 пенсов (164 руб. 49 коп.). То есть по 4 фунта, 15
шиллингов, 6 пенсов, (12 руб. 11 коп.) в сутки на двоих. Для России, может
быть, суточные и хорошие, но не для жизни в Англии.
Аманда Хейт, Вера Фейс и Питер Норман спустились вниз в фойе, чтобы заказать ужин, но оказалось, уже поздно. Расстроенные, они поднялись к нам, мы достали свои припасы (с водкой и черной икрой, которой нас снабдила Л. Д. Большинцова) и по-русски отметили наше прибытие в Лондон. Аманда принесла первую заметку, появившуюся в этот день в «Таймс»: «„Матриарх“ российских поэтов (Присвоение оксфордской степени Анне Ахматовой)». В следующие дни газеты печатали каждый день статьи о творчестве и фотографии Ахматовой, называя ее «Русская Сафо».
3 июня, четверг, отель «Президент», Лондон
Первыми посетителями были представители Британского совета — Джерард, уже знакомый нам по встрече на вокзале «Виктория», и Бренда Трипп (она в 1945 г. приезжала с Исайей Берлиным в Ленинград), директор Во-сточного департамента. По их приглашению Анна Андреевна приехала, чтобы принять участие в торжествах, которые устраивал Оксфордский университет. Они поздравили Анну Андреевну с прибытием в Лондон, подарили цветы, и познакомили нас с программой пребывания, которая была чрезвычайно интересной и насыщенной. Так, в этот день на 12:30 был запланирован торжественный ланч в галерее Тэйт, устраиваемый Британским советом. На нем должны были присутствовать: г-жа Бренда Трипп, г-н Норман Рейд — директор Тейт галереи, г-жа Шамо — сотрудник Тейт галереи. Но Анна Андреевна отказалась, так как еще не успела отдохнуть с дороги.
На следующий день предстоял отъезд в Оксфорд. В программе было указано, что в Оксфорде мы должны жить в доме сэра Исайи Берлина, против чего Анна Андреевна категорически возражала, так как со мной перед отъездом «беседовал» в Союзе писателей инструктор, заявивший: Анна Андреевна может встречаться с кем хочет, но ее «просят» и рекомендуют не останавливаться в частных домах. В остальном программа Анну Андреевну устраивала. Весь день она провела в гостинице, принимая посетителей и цветы, которые уже некуда было ставить. Огромную корзину цветов прислал Исайя Берлин.
Первой посетительницей была русская дама Инна де Айе; принесла розы, красные колокольчики «Pride of London» и письмо, в котором выражала свою любовь и преклонение. Горничная сказала, что у нее уже нет ни одной вазы, придется идти на другие этажи и брать в долг. Затем пришла американская студентка, пишущая об Ахматовой диссертацию, тоже с цветами.
Одной из самых желанных гостий в этот день была Саломея Николаевна Гальперн-Андроникова. Близко знакомые с дней юности, они не виделись почти пятьдесят лет. В Ленинграде Анна Андреевна была дружна с Лидией Яковлевной Рыбаковой-Гальперн, за брата которой Саломея вышла замуж в 1926 г. Они говорили о многом. Судьбы были у всех разные, но тяжелые. Л. Я. Рыбакова умерла в 1953 г. от тяжелой болезни, дома, пережив почти на пятнадцать лет своего мужа, сгинувшего в сталинских застенках в 1938 г. Анна Андреевна перенесла голод двадцатых годов, аресты, расстрелы дорогих ей людей, запрет на ее поэзию. Саломея рассказывала о своей жизни, о скитаниях; теперь на старости лет она, не имея средств, все же живет в роскошном доме, который специально для нее держит Исайя Берлин. Естественно, она чувствует себя ему обязанной, но все же это лучший вариант в сложившейся ситуации. Они говорили без конца, вспоминая то одно событие, то другое. Обе были оживлены и рады встрече. Саломея — элегантная и вместе с тем скромно одетая, в светло-сером с голубым костюме и шляпе, с плотно прилегающей вуалью. Сдержанная и приветливая.
Спустя какое-то время пришла шумная Мария Игнатьевна Будберг, ее приход не был неожиданным. Утром мне передали сообщение, что в гостиницу звонил В. Софинский из советского посольства и просил принять Марию Игнатьевну.
Пришел Виктор Франк, сотрудник «Радио Свобода», сын философа Семена Франка, высланного из России в 1922 г., зять Питера Нормана. Он взял небольшое интервью и договорился о том, что Анна Андреевна почитает стихи, а он запишет ее голос на магнитофон. Саломея, хотя и приняв уча-стие в общей беседе, вскоре ушла.
Приехал из Америки специалист по русской филологии Кларенс Браун. Он писал диссертацию об Осипе Мандельштаме, и у него был целый ряд вопросов к Анне Андреевне, отнесшейся с большим вниманием и терпением к его работе. Она внесла несколько поправок, что-то добавила, особенно к биографии Мандельштама. Браун передал привет от Артура Лурье, у него с собой был магнитофон, и он попросил что-либо записать на пленку для Артура. Анна Андреевна что-то перебирала в памяти, спросила меня, что я советую. Я почему-то, не подумав, сказала: «„Я к розам хочу…“». Анна Андреевна согласилась и прочла. Потом я об этом жалела.
Питер Норман, его студентки, «просвещенные мореплавательницы», как их называла Акума, Аманда Хейт, Вера Фейс, и я пытались упорядочить поток начинающейся английской «ахматовки» (как в свое время, остроумно назвал череду московских гостей Анны Андреевны Б. Л. Пастернак) и попутно делать необходимые дела, что-то купить, организовать еду, дать вовремя лекарства и, главное, создать для Анны Андреевны какую-то возможность отдыха.
4 июня, пятница, отель «Президент». Переезд в Оксфорд
Анна Андреевна обычно просыпалась в десять — начале одиннадцатого, а я вставала часа на три раньше и шла гулять по Лондону, по широким и узким улицам, мимо Британского музея, по Оксфорд-стрит, вокруг Нацио-нальной галереи. Все еще закрыто. Раннее солнечное утро. Редкие прохожие, редкие автомобили, красные двухэтажные автобусы. Весенний город постепенно просыпается. Возвращаюсь в гостиницу, по дороге покупаю булочки к завтраку. Пока мы с Акумой пили чай, наслаждаясь непривычной для нас приятной обстановкой, пришли Аманда, Вера и Питер. Они ждали меня внизу. Мы попросили Питера остаться с Анной Андреевной. А сами пошли в книжный магазин, чтобы купить на русском языке пьесы Шекспира для поездки в Стратфорд-на-Эйвоне, так как на 7 июня Британским советом были забронированы два билета в Королевский Шекспировский театр на «Венецианского купца». По случайному совпадению еще в дороге мы с Акумой говорили о Кристофере Марло, заимствования из которого проглядывают в этой пьесе Шекспира. В поезде из Москвы, стараясь отвлечь Акуму от суеты и предстоящей пересадки в Остенде, о которой она еще не знала, я завела с ней разговор о Шекспире. Акума любит и высоко ценит его творчество, но она уверена, что это писал не актер, а кто-то из людей, близко стоящих к королевскому двору: уж очень много таких подробностей и деталей, о которых актер вряд ли мог знать. Ей кажутся странными его подписи, не похожие одна на другую, его завещание. Кто он? Граф Дерби? Марло? Граф Ретленд? Или кто-то другой скрыл свое имя за псевдонимом? Эту тему мы обсуждали долго еще и потому, что 30 апреля (накануне нашего отъезда из Москвы) — день смерти Кристофера Марло. Акума пыталась решить так и не разгаданный шекспировский ребус и возвращалась к нему не раз.
Вернувшись в отель, мы застали Анну Андреевну с сияющим, но несколько виноватым выражением лица. Питер сообщил: только что звонили фотокорреспонденты из газеты «Таймс» и просили разрешения прийти к ней. Акума сказала им, что у нее сейчас как раз есть свободный час. Они попросили его не занимать и сказали, что приедут очень быстро. Действительно, скоро появились журналисты из «Таймс» и, как выяснилось, еще из нескольких газет. В небольшом гостиничном номере стало душно от осветительных ламп и техники, занявшей добрую половину номера. Анна Андреевна, увидев нашествие, испугалась: «И зачем я все это разрешила!»
В
12 часов 40 минут в дверь постучали, я открыла, и (как было назначено) пришел
сэр Исайя Берлин. Он вошел, когда последние фотографы складывали свои вещи и
уходили: энергичный, общительный, не очень высокого роста. Крупные черты его
лица освещала открытая, добрая улыбка. Общие слова приветствия. Акума перед его приходом просила меня никуда не уходить,
посидеть рядом или быть в моем номере (наши номера соединялись). Мне, видевшей
сэра Исайю девочкой в далеком 1945 году, много слышавшей о нем, конечно,
хотелось на него посмотреть. Посидев какое-то время, я тихонько вышла и
занялась предстоящими делами, но вскоре Анна Андреевна позвала меня, попросила
дать одну из папок из ее чемодана и не отпу-стила меня обратно. Около двух
часов раздался телефонный звонок, муж-ской голос сказал, что машина Британского
совета ждет Анну Андреевну у подъезда. Мы спустились, и сэр Исайя повез нас
кататься по Лондону. Мы проехали по всем самым красивым и знаменитым местам
города. Британ-ский музей, Лондонский университет — это все рядом с нашим
отелем. Вскоре по узким и длинным улочкам мы подъехали к собору Св. Павла, около которого машина остановилась. Во все время
этой прогулки Акума из машины не выходила. А я пошла
внутрь этой грандиозной постройки Кристофера Рена
и, очень быстро ее осмотрев, вернулась в машину. Затем
объехали Тауэр, переехали через Темзу и еще раз переехали реку, но уже по
Вестминстерскому мосту, откуда увидели знаменитый Биг-Бен,
подъехали к Вестминстер-скому аббатству и далее — на Трафальгарскую
площадь, к Национальной галерее, где в вестибюле пол украшен мозаикой Бориса Анрепа с изображением Анны Ахматовой. Но и тут мы не
выходили из машины. Анна Андреевна сказала, чтобы я, когда буду в музее,
обязательно ее посмотрела, но это уже после Оксфорда. Покатавшись полтора часа,
мы вернулись в отель, как всегда, опоздали на обед, кое-как перекусили, и в
пять часов на машине Британского совета Анна Андреевна, сэр Исайя и я поехали в
Оксфорд. Это была пятница, конец недели. Мы попали в дикую пробку и приехали
только в девять вечера, хотя Оксфорд в ста километрах от
Лондона.
По дороге очень много говорили обо всем. Сэр Исайя рассказывал о том, что он летает раз в неделю на один-два дня в Америку читать лекции (мне это казалось невероятным), отдыхать ездит в Италию, не говоря о Франции, где у его жены-француженки дела (ее отец — крупный производитель сыра), дом, и они туда ездят часто. Нам было трудно представить такой образ жизни. Сэр Исайя рассказывал о своих встречах с Джоном Кеннеди, говорил о самых разных людях, в том числе о Ленине, Троцком, Марксе. Все, о чем он говорил, записать было и трудно, и просто невозможно. (Много позже, уже после кончины Анны Андреевны, приведя в систему свои воспоминания, он написал «Встречи с русскими писателями в 1945 и 1956 годах». В этом эссе третья глава целиком посвящена Анне Андреевне и, вопреки хронологии, объявленной заглавием, касается также и встречи в 1965 г. Сэр Исайя подробно излагает их разговоры на Фонтанке в ноябре 1945 — январе 1946 года и в Англии в 1965-м.) Если в отеле «Президент» в основном говорила Акума, то в машине — сэр Исайя. Он старался занять Анну Андреевну рассказами, отвлекая ее от той медленной скорости, с которой вынуждена была тащиться машина. Шофер сказал, что обычно он едет полтора-два часа, а мы ехали четыре. Было уже девять.
Не заезжая в гостиницу, мы поехали в усадьбу к Берлиным, где нас ждали хозяйка дома Алина Берлин и ее друзья — кн. Елизавета и Дмитрий Оболенские. Красивый и уютный дом. На стенах картины и старинные гравюры в рамах. Мы почти сразу сели за великолепно сервированный стол, немного передохнув за ним после долгой дороги и насыщенного дня. Темнело. Белая накрахмаленная скатерть, горящие свечи, их отблески в хрустальных рюмках и необыкновенно вкусный ужин, поданный лакеем, — все это создавало уютную, для нас — романтичную, атмосферу. Все, происходящее с нами, казалось настолько нереальным, что должно было вот-вот исчезнуть…
После ужина, перед кофе, сэр Исайя вместе с супругой показали нам дом и комнаты, где Акума и я могли бы отдохнуть. Но Анна Андреевна, поблагодарив, сказала, что уже поздно и нам пора ехать в гостиницу. Когда шофер привез нас в отель «Рэндолф», было начало двенадцатого. Завтра предстояло главное событие нашей поездки — церемония.
5 июня, суббота. Оксфорд, отель «Рэндолф»
Наш номер, в отличие от лондонского, был просторным и очень светлым, на выходящих в сад окнах висели изящные, почти прозрачные занавески в мелкий цветочек, за окнами — зелень и солнце.
Утром в половине одиннадцатого я встретилась с сэром Исайей, и мы, как накануне договорились, прошли весь путь, которым Акума должна была спустя несколько часов проследовать в составе процессии. Нам показалось, что никаких препятствий не возникнет.
Затем сэр Исайя показал мне Новый Колледж, студенческие помещения и зал, в котором завтра, шестого июня, Анна Андреевна даст аудиенцию.
Я вернулась в отель, приготовила Акуму к предстоящим торжествам, и на машине кн. Оболенских мы приехали к дому вице-канцлера, доктора Кеннета Вере. Его жена вышла нас встречать, провела в гостиную, Анну Андреевну посадили в кресло, и ей представили одного за другим трех почетных лауреатов этого года: итальянского писателя и литературоведа Джанфранко Контини из Флоренции, специалиста по Данте; английского поэта Зигфрида Сассуна; английского хирурга сэра Джеффри Кейнса, а также г-на А. Н. Брайна-Брауна — одного из организаторов церемонии — и других почетных гостей. Переводчицей в доме вице-канцлера была Е. С. Беляева. Вскоре всех присутствующих пригласили к столу. Вице-канцлер сидел во главе, слева от него — Контини, по правую сторону — Анна Андреевна, меня посадили рядом. На другом конце стола — жена вице-канцлера, слева от нее — Кейнс, а справа — Сассун.
Обед был по-английски изыскан, красиво сервирован, с лакеями. По его окончании всех пригласили в гостиную к кофе. Затем почетные лауреаты пошли одеваться и готовиться к выходу. К счастью, погода все дни нашего путешествия стояла теплая и солнечная.
На улице мы оказались почти во главе процессии. Впереди шел небольшого роста человек, одетый в средневековый черный костюм с булавой в руках, за ним два церемониймейстера с жезлами, также в черном, затем — вице-канцлер доктор Кеннет Вере и г-н Брайн-Браун, Анна Андреевна в красной мантии с серыми обшлагами и рукавами, опираясь на мою руку, за нами три других лауреата, одетые тоже в красные с серым мантии, а дальше — профессора в черных мантиях. Эта со времен Средневековья не меняющая внешнего вида процессия прошла по старинным улочкам Оксфорда до театра Шелдониан, остановилась около двухэтажного здания ХVIII в. Кларендон-билдинг с центральным сквозным проходом. Мы прошли в небольшую комнату первого этажа, где на столе лежала книга, в которой четыре лауреата этого года расписались и получили листы с приветственными речами. Помещение освещалось только светом, проникающим сквозь мелкую расстекловку окон, отчего все казалось погруженным в средневековый полумрак. Пройдя дальше сквозь портик, процессия вышла на большой мощеный двор перед театром Шелдониан, в котором должна была начаться в 14 часов 30 минут церемония.
(Когда мы проходили по двору, в котором ждала публика, жаждущая приветствовать лауреатов, Акума была сильно напряжена, и, чтобы успокоить ее, я незаметно дала ей валидол, который помог справиться с волнением. Через несколько секунд она сказала мне: «Иду, иду. Все в порядке».)
Тяжелые двери театра открылись, публика заполнила амфитеатр. Анну Андреевну чествовали первой. Она вошла медленно, опираясь на мою руку, слегка наклонив голову, ни на кого не глядя, стараясь сохранить энергию для предстоящего события. Мы сели на указанные места. Анне Андреевне во время речи полагалось стоять в центре зала, но для нее, нарушая традицию, было сделано исключение.
Г-н Брайн-Браун произнес речь по-латыни, в которой рассказал о жизни и творчестве Ахматовой, о ее великой поэзии. Он назвал ее Сафо и сказал: «Я представляю вам представителя прошлого, который утешает настоящее и вселяет надежду на будущее». Закончил же словами: «Анна Ахматова, дочь Андрея, удостоена степени почетного доктора филологии». По окончании этой речи Анну Андреевну под бурные аплодисменты всего зала поздравил вице-канцлер Оксфордского университета доктор Кеннет Вере. Среди присутствующих были Аркадий Райкин с женой, сэр Исайя и Алина Берлины, Гринберги, Анненковы, Элиан Мок-Бикер, кн. Оболенские, Питер Норман с женой, ее родной брат Виктор Франк, их мать Татьяна Сергеевна, вдова философа Франка, члены Британского совета и многие другие. Представителей советского посольства не было, так как англичане — только для сотрудников советского посольства — на выезд за пределы тридцати километров от Лондона требовали специального разрешения, которое занимало несколько дней. Это было сделано в ответ на требование советского правительства к иностранцам не отъезжать от Москвы за пределы радиуса в 30 км.
После триумфа, устроенного Анне Андреевне, мы вышли на площадь. На улице ждала толпа поклонников поэзии Ахматовой, к ней присоединились профессора, студенты и гости, вышедшие с церемонии. Образовался живой рукоплещущий коридор, чествование продолжалось. Анна Андреевна такого триумфа не ожидала.
К нам подошел сэр Исайя и провел к машине кн. Оболенских. Акума казалась необыкновенно довольной и счастливой, в основном из-за того, что все уже позади. По дороге в гостиницу она сказала, что ей это напоминает «Крестный ход в Курской губернии» (картина И. Е. Репина), только что конных всадников и хоругвей не хватает, а то совсем как у нас по большим церковным праздникам.
В гостинице, в фойе, также ждала толпа поклонников. Люди приехали из разных стран, городов, студенты и профессора-русисты, очень много было эмигрантов — все они хотели поздравить Анну Андреевну. К сожалению, пришлось ограничить посещения, так как на вторую половину дня был за-планирован целый ряд мероприятий. Анна Андреевна приняла: Солсбери с женой, Анненковых, Элиан Мок-Биккер, Глеба Струве, Н. А. Даддингтон и еще нескольких человек. Пока Акума отдыхала, я с кн. Оболенским вышла в город и на одной из улиц встретилась с Аркадием Райкиным и его женой. Они были в Англии на гастролях и специально приехали в Оксфорд на церемонию, но стеснялись обременить Анну Андреевну своим визитом. Я буквально упросила их зайти в отель и уверила, что Анна Андреевна будет очень рада их видеть. В Москве Райкин часто бывал у В. Е. Ардова по работе, и, когда Акума гостила у Ардовых, они иногда встречались в его доме. Анна Андреевна, хорошо чувствовавшая юмор, любила эти встречи.
Вечером в честь Анны Андреевны и сестер Пастернака — Лидии и Жозефины, живших в Оксфорде, был устроен сэром Исайей торжественный ужин в ресторане нашей гостиницы. Анна Андреевна была оживлена, бодра. Много говорили о стихах ее и Пастернака. Лидия Леонидовна Слейтер была профессиональным переводчиком, много переводила стихи Бориса Леонидовича на английский, и он высоко ценил эти переводы. Она так же переводила стихи Ахматовой, но Анну Андреевну ее перевод не вдохновил. И между ними пробежала легкая тень.
Из
всех сестер Борис Леонидович был наиболее близок с Лидией. На ее руках в
Оксфорде в 1945 г. скончался их отец Леонид Осипович, замечательный художник. В
доме Лидии Леонидовны в Парк Таун хранились его
работы, дочери мечтали о его выставке в России, но должны были пройти годы,
прежде чем это стало возможным. На следующий день я была приглашена к ним в
дом, где мне показали работы их отца и подарили его литографию с портрета Л. Н.
Толстого. На вечере у всех было приподнятое настроение, особенно
у сэра Исайи, он много шутил. Чувствовалось, что Анна Андреевна была довольна
театрально-торжественной церемонией и неожиданными встречами.
Среди общей беседы, которая не умолкала весь вечер, Анна Андреевна спросила сэра Исайю: «Скажите, это вы все затеяли?» — «Нет, я был только пионером». Так закончился этот триумфальный необыкновенный день.
6 июня, воскресенье, Оксфорд, отель «Рэндолф»
Утром зашли сэр Исайя и кн. Оболенские, и мы, Анна Андреевна, я и Аманда, поехали с ними кататься на машине по Оксфорду. Через час подъехали к основанному в 1437 г. Колледжу Всех Святых, где был устроен ланч. Большой вытянутый зал с высокими окнами, закругленными вверху, с мелкой расстекловкой. За ними виднелся классический английский двор. В центре зала — длинный деревянный стол, скромно сервированный. На ланче присутствовали Берлины, кн. Оболенские, вице-канцлер, профессора, студенты и много приглашенных гостей. Было по студенчески шумно и очень хорошо, и опять цветы, цветы, цветы. Когда у Акумы было хорошее настроение, она говорила: «Как в оранжерее!» Если же оно портилось: «Как на похоронах».
Потом недолгий отдых в гостинице, а я пошла в музей Ашмолеан, по которому меня водил Виталий Блох, известный искусствовед и знаток старой живописи. Музей небольшой, но обладает великолепной коллекцией живописи старых мастеров и импрессионистов.
Спустя два часа за Акумой заехал сэр Исайя, и мы поехали к ним на обед.
Вечером в Новом Колледже была устроена для профессоров и студентов встреча с Анной Андреевной. К ней подходили, представлялись, знакомились, просили надписать книги ее стихов или что случилось в руках. Анна Андреевна сидела в центре зала на небольшом возвышении. Читать стихи она отказалась.
Я стояла чуть поодаль, около окон, за спиной Акумы, вокруг которой толпились люди. Ко мне подходили, спрашивали, когда и где можно ее увидеть. Подошел молодой человек, представился — Виктор Луи, его имя тогда ничего мне не говорило. Он стал рассказывать, что был в лагере с моим дедом, Николаем Николаевичем Пуниным, под Воркутой в поселке Абезь. Я, естественно, напряглась. У меня вдруг все очень четко обрисовалось: английский колледж, бесконечное чествование Акумы и далекий приполярный лагерный заснеженный поселок. Мне стало как-то очень тяжело, не по себе. Он говорил, о том, как ужасно было там, в лагере, но что он теперь здесь, в Лондоне. Я не задала ему ни одного вопроса…
Когда вечером мы с Акумой обменивались впечатлениями, я рассказала об этом человеке, мне казалось странным, как он мог попасть сюда, и мы единодушно пришли к выводу — «засланный». Но что он делал в этом зале?
Подошел Юрий Анненков, просил разрешения прийти к Анне Андреевне. Мы условились с ним на следующий день на утренние часы, так как в час дня мы уезжали. В этот вечер был пик оксфордской «ахматовки».
7 июня, понедельник, Оксфорд, отель «Рэндолф»; Стратфорд
В 11 часов пришел Юрий Анненков с Элиан Мок-Бикер, женой Жюля Мока, крупного политического деятеля Франции. Она сделала уникальные фотографии церемонии и познакомилась с Акумой в отеле 5 июня. Она хорошо знала русский язык, работала над переводом «Двенадцати» Александра Блока, писала диссертацию о жизни и творчестве Ольги Афанасьевны Глебовой-Судейкиной. Для Анны Андреевны это было необыкновенно интересное, нужное и важное знакомство. Она узнала о жизни своей подруги молодости в эмиграции в Париже и о последних тяжелых месяцах ее жизни. В свою очередь Анна Андреевна рассказывала Элиан о жизни Ольги Афанасьевны в России.
Пришел радиокорреспондент, записал на магнитофон чтение Акумой стихов, напечатанных в 1964 г. в «Юности» (№ 4) и «Новом мире» (№ 6).
Около двух часов на машине Британского совета Акума, Питер Норман и я поехали в Стратфорд. Царило какое-то радостное настроение, кругом зеленело наступающее лето, у нас было ощущение, что мы вырвались на свободу. Остались позади Лондон и Оксфорд, остались толпы фотокорреспондентов, журналистов, поклонников, жаждущих увидеть Анну Андреевну. Наступила тишина. Мы ехали к Шекспиру, в его родной город.
По дороге заехали на кладбище Блейдон, где четыре месяца назад был похоронен Уинстон Черчилль, в трех километрах от семейного Бленхейм-ского дворца. Акума вышла из машины и, опираясь на руку спутника, не торопясь пошла к могиле. Небольшая часовня, вокруг которой расположено кладбище; мы постояли несколько минут молча. Для поколения Анны Андреевны политическая фигура Черчилля слишком много значила. Его понимание личности Сталина и противостояние ему оставило неизгладимое впечатление. Но об этом мы будем говорить поздно вечером в гостинице, а сейчас мы медленно шли обратно к машине.
В три часа дня мы приехали в Стратфорд. Шофер, он же наш гид, покатал нас по городу, утопающему в зелени. Показал исторические места: дом, где родился Шекспир (в его саду перед домом высажены все виды цветов и трав, встречающиеся в его произведениях), дом его жены, дома их детей, дом матери Шекспира — в нескольких километрах от города. Белые фахверковые дома с треугольными фронтонами, толстые соломенные крыши с высокими трубами и палисадники с обилием ярких цветов — все это придавало своеобразие Стратфорду, так не похожему на старый Оксфорд, откуда мы только что приехали. Акума не выходила из машины, мне давали на осмотр и фотографирование десять-пятнадцать минут, я наспех покупала открытки, диапозитивы, путеводители, чтобы вечером или когда выдаст-ся минутка рассмотреть их и показать Акуме. Следующая серьезная остановка — около церкви Св. Троицы, где похоронен Шекспир. Церковь окружена цветущими деревьями, огромные двери распахнуты, мы входим в них, ощущение единого пространства с природой, окружающей ее, длинный центральный неф, в самом конце его, пройдя поперечный неглубокий неф, мы подходим к надгробной плите в полу. Акума читает надпись и медленно переводит взгляд на скульптурный портрет. Она все делает медленно, не торопясь, стараясь удержать в памяти.
Слева, на уровне человеческого роста, в стене сделана ниша-арка и в ней… поколенный портрет Шекспира. Бюст выполнен чрезвычайно реалистично, почти натуралистически, ярко раскрашен, выражение лица какое-то слащавое. Скульптору не удалось передать и тени мысли на лице изображенного. Правда, это поздняя реставрация.
«И это у них Шекспир?! Хороши!» — Акума слегка раздражена. Мы находились в церкви, когда в ней никого не было, и от этой пустоты веяло какой-то английской чопорностью и вместе с тем таинственностью, загадкой. Не оборачиваясь, мы вернулись в машину. Акума погружена в свои мысли. Мы знали, что памятник вряд ли будет соответствовать нашим представлениям о Шекспире, но такого не ожидали. Во всяком случае он ни капли не похож на гравюру М. Дройсхута 1623 г.
Садимся в машину, наш шофер везет нас в «Welcombe Hotel» — уютную гостиницу на берегу неширокой извилистой реки Эйвон. Наш номер выходит на небольшую террасу, спускающуюся к реке, где плавают белые лебеди. Обед нам подали на эту террасу, и мы, наслаждаясь красотой окружающей нас природы, решили, что все это сон. Акума пошла отдыхать, а я отправаилась погулять по городу. Вернувшись, застала Акуму в чудном настроении, мне слегка попало, что я «бросила» ее, но тут же мы перешли на Шекспира. На вечер у нас было два билета в Королевский Шекспировский театр на «Венециан-ского купца». Акума вдруг засомневалась, идти ей или не идти, ей хотелось спокойно посидеть дома, слишком много было впечатлений за последние дни. Тем более на следующий день нам предстоял переезд в Лондон с заездом в Ковентри и замок Уорик. Кроме того, хотя я и купила книгу и мы ее просмотрели, оживив некоторые детали, слушать пьесу по-английски целый вечер для Акумы было бы еще одним напряжением, и ей этого не хотелось. Свой билет она отдала Питеру. Меня же она категорически отправила, сказав, что я запомню этот вечер на всю жизнь. И конечно, это было очень интересно. Спектакль был поставлен в традиции XVII века, исторические костюмы и соответствующие им декорации. Общие цвета спектакля староанглийские: глухой синий и такой же приглушенный в тоне красный, что, кажется, передавало атмосферу театра Шекспира.
8 июня, вторник, Стратфорд — Лондон
В первой половине дня мы посетили Ковентри. Это севернее Стратфорда, приблизительно полчаса езды на машине. Ковентри — город, во время войны стертый с лица земли, а теперь вновь отстроенный. Мы проехали по его улицам, не выходя из машины. Если не знать его истории, то можно ничего не заметить, кроме памятников, посвященных трагедии, которая разыгралась здесь во время войны. В центре города — разрушенный средневековый собор, его не стали восстанавливать, оставили в виде руин как память о войне. Сам город — это памятник погибшим в нем и живым, восстановившим его, как сказала Акума.
От Ковентри мы поехали в Уорикский замок. Один из самых старых замков Англии (начало ХI в.). На протяжении столетий он неоднократно перестраивался. Его могучие стены и башни, сохранившиеся до наших дней, очень внушительны. В течение долгого времени замок использовался для содержания пленных. Но мы полюбовались им лишь издали и поехали в Стратфорд. В четыре часа в том же составе — Акума, я, Питер и шофер — на машине Британского совета мы тронулись в обратный путь, в Лондон. Впечатления от увиденных Ковентри, замка Уорик и Стратфорда, естественно, натолкнули нас на разговоры об истории Англии, о ее обособленности от Европы и в то же время о какой-то ее показной «наивности» — с овечками, пасущимися на полях вдоль дороги. Около девяти вечера мы приехали в Лондон.
Так завершилась первая неделя нашего пребывания в Англии. Неделя насыщенная, торжественно-триумфальная, полная неожиданных и интересных встреч. Англичане сделали все для того, чтобы показать Анне Андреевне, как они ценят ее поэзию и, главное, то мужество и стойкость, с которыми она пережила революцию и террор в России.
Нам предстояло провести еще девять дней в Лондоне, хотя торжества уже кончились, но поток людей, желающих посетить Анну Ахматову, не иссякал до конца нашего пребывания в Англии.