Стихи. Перевод с литовского Алексея Пурина
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2014
В МОРЕ, В ТРЕТЬЕМ ЧАСУ ПОПОЛУНОЧИ
Памяти Регины Дериевой
Скрипели переборки неспроста —
а в такт машине. На столе спросонок
нашарив ключ, я вышел из потемок
каюты в коридор, где в страшном крене
мерцали цепи, поручни, ступени.
А дальше — бездна, пустота.
Не отличить мне было туч от вод.
Ботинки, брюки — все намокло сразу;
сверкал металл —
и было больно глазу;
по палубе ползла медянка троса;
и от трубы — бессонного колосса —
распространялся стон зевот.
Плывем к причалу? Есть ли где причал?
Корабль еще или уже Иное
несет меня над хлябями, как Ноя?
Затопленные пастбища, кладбЕща
на глубине, намного ниже днища,
казалось мне, я различал.
На горизонте чуть моргал маяк;
играло море бородой Нерея,
то зеркалом безЛбразным серея
и лугом растекаясь под ветрами,
то закипая — в миг, когда под нами
холмом сменялся буерак.
И было мне дано уразуметь,
что знала ночь и что чертили знаки
созвездий; и хоть зрение от браги
соленой меркло, но щекою, кожей
я чуял справа остров, не похожий
на прочие; большой, как смерть, —
чернеющей звезды тяжелый взгляд,
все бытие непрочное замкнувшей;
испуг листвы, в потоках потонувшей;
незнаемый залив, куда сползают
зыбучие пески, где оставляют
свой след лишь муравей и гад.
Колючий плющ ютился на скале,
летучие гнездились в нишах мыши;
нагую жизнь оберегала свыше
двойная тьма: пещера, полой чашей
нависшая, и гнев стихий, на нашей
не умещаемый шкале.
Она плыла, враждебная страна,
бок о бок. Ощущая страх вторженья,
я знал, что моего воображенья
не хватит, чтоб взглянуть за окоемы.
Вместить ее пределы и объемы
способна только тишина.
Но словом, в немоте рожденным, полн
мир. В день четвертый так,
восстав во склепе,
дыша, дверей ощупывают крепи, —
еще веленья не осознавая.
Так точится черта береговая
упорством волн.