Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2014
Небо мая
Четыре тридцать пять, —
а ночь всё пела
по-птичьи. Хорошо она
поет.
Четыре тридцать пять —
такое дело,
неловко спать,
поскольку жизнь идет,
и только что в ней утро
прогудело,
что, мол, встает.
Надушен чем-то воздух,
залетает,
поигрывая шторами
чуть-чуть,
вдохнул — и аккуратно
выдыхаю,
боясь уснуть.
Хотел сказать бравурно
что-то вроде
«Бери, что хочешь, мать
не отнимай»,
но воздух был спокоен,
благороден,
и робок,
и печален по природе,
как этот май.
Просунувшись в окно,
торча нелепо,
как жить — довольно
плохо понимая,
крутя башкой, как филин, щурясь слепо,
заметил…
Но,
позвольте, не бывает
такого в жизни — что не
просто небо,
а небо мая.
Казалась мне неуловимо
новой
на этом небе милая
черта —
печаль у рта,
и я, навечно вдовый,
ни женщинам, ни близким
не чета,
всё гладил небо с
нежностью бредовой,
его печаль у рта.
Мы друг на друга
смотрим осторожно,
в дали видна мне каждая
деталь,
и манит всё теплеющая
даль,
в нее влечет — и
хочется и можно,
в нее — не жаль.
***
Не бездны на краю, а
вовсе бы за краем
устроиться — и всё: и
тишь, и нет страны.
Не станет ничего: ни
неба, что над маем,
ни глупостей души, что
небом и даны.
Побуквенно
забыть ту женщину, с которой
в глазах стучит, а
грудь слезами, о, полна…
Людей сороковых поймав
седые взоры,
стыдясь, потупить свой, не веря, что война.
О, тварью стать самой —
поэтовой, двумерной!
Открыли на тебе —
живешь, а там и — хлоп:
меж энною зажат и
встречной, эн плюс первой,
и выродился в миг и в
точку хронотоп…
Высокий «эрудит»: все
буковки сыграли,
и в горку не собрать —
застыло бытие.
Но — сами, поболев,
уйдут горизонтали,
взяв память: «о», «в»,
«о», «и краткое», «н», «е»…
«Сереж, вот о войне —
не стоит, если сам
в санпоезде
ни дня не плакал по вокзалам.
Там — водят сверху вниз
ладонью по глазам,
а в хосписе, у нас —
прости за тон и заумь, —
у нас с тобой все есть:
«б», «н», «о», «е» — вот небо,
вот сердца два зрачка,
вот слезы из груди…
Стучится, льет любовь?
Так плачь и щурься слепо,
и взорами войну от мира
отводи».