Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2014
УЛИЦА ВРЕМЕНИ
В Петропавловской крепости улица Времени.
Из какого бы ни был ты рода и племени,
На соседей похожий, постой и задумайся —
Ты всего лишь прохожий недолгий на улице.
В Петропавловской крепости улица Времени.
Из таежной веками вела она темени
Двухголового кочета с тощими перьями
От уездного царства к великой империи.
В Петропавловской крепости улица Времени
Равнодушной Неве придает ускорение,
Направляясь навстречу земному вращению,
И не будет обратно уже возвращения.
В Петропавловской крепости улица Времени —
Звон задевшего саблю гусарского стремени,
Метронома блокадного стуки нечастые.
Здесь ни дня не могу задержаться, ни часу я.
Повстречать не могу здесь ни в зиму, ни в лето я
Тех, кто раньше прошел и за мною последует.
В Петропавловской крепости улица Времени —
Поминальных огней пискаревских горение
Над травою могил, что закопаны наскоро,
Грохот пушек над площадью зимней Сенатскою.
По торцам громыхают кареты старинные.
За собою уводит дорогою длинною
В Петропавловской крепости улица Времени,
Что уходит всегда лишь в одном направлении.
ПОСЛЕДНИЙ ЦАРЬ МОСКОВСКИЙ
Под плитою мраморною плоской,
Под собора каменным крыльцом
Погребен последний царь московский,
Убиенный собственным отцом.
В стороне от царских усыпальниц,
Обратив свою кончину в миф,
Он лежит здесь, Государь опальный,
Царства своего не получив.
Возле входа, под высоким шпилем,
Под простертым ангельским крылом
Он лежит, восстановить не в силах
Царство, обреченное на слом.
Потому что войны и злодейства,
Заговоров черный наворот
Общего не поменяют действа
Времени, идущего вперед.
И не знает, о царе стеная,
Дикая московская страна,
Что судьба имперская, иная
На ее восходит рамена.
КНЯЖНА ТАРАКАНОВА
Ах, Лиза бедная! Она
В века безвестно канула,
Не та, что у Карамзина,
А та, что Тараканова,
Что в незапамятном году
Погибла в заточении
Не в Шереметьевском пруду,
А в невском наводнении.
Княжне романовских кровей,
На дыбе было биться ей
За то, что в глупости своей
Сошлась с цареубийцею.
Ее за то взяла река
Своей волною мутною,
Что полюбила мужика
Кровавого, распутного.
Что, в южном выросши тепле
Красивой и изнеженной,
Вдруг возомнила о земле
Суровой и заснеженной.
Ей было жить дано судьбой
Короткой жизнью дерзкою.
И проиграть смертельный бой
С принцессой Ангальт-Цербскою,
Чтобы, когда спадет вода
И снова станет низкою,
Войти в грядущие года
Картиною Флавицкого.
ДЕЛО ВРАЧЕЙ
Наталье Рапопорт
Помню дело врачей
И объятую страхом столицу,
Меж январских снегов
Неожиданно грянувший гром.
Истерию речей
И газетные передовицы,
Где клеймили врагов,
Подстрекая людей на погром.
Виноградов, и Вовси,
И Сталин, глядящий с портрета, —
От Камчатки до Польши
Нещадно карающий рок.
Вероятно, и вовсе
Не петь бы мне песенки этой,
Проживи он подольше,
Да только прибрал его Бог.
Но когда я в четыре
Опять просыпаюсь во мраке,
Вспоминать я не рад,
Что не дома я здесь, а в гостях,
Будто снова в Сибири
Сосновые ставят бараки,
Эшелоны стоят
Под Москвой на запасных путях.
И, навязчивой болью
Стучась в мой висок поседелый,
Не давая уснуть
В непроглядности зимних ночей,
Вновь на ссадину солью
Ложится то давнее дело,
Надрывает мне грудь
Позабытое дело врачей.
ПЕСНЯ О ПОДМЕНЕННОМ ЦАРЕ
В. Биткиновой
Нам священник говорил на обедне,
Будто в царстве-государстве соседнем,
Где холодная вечерняя заря,
Подменили немцы нашего царя.
И в палате государевой тронной
Самозванец тот сидит подмененный.
Подмененный нами правит на Руси.
Ты нас, Господи, помилуй и спаси.
У него простолюдина ручищи,
И болотные на нем сапожищи.
Величать себя на западный манер
Словом бранным он приказывает — «Хер».
И живем мы все теперь, как в тумане,
При антихристовом этом обмане.
Кто сумеет нам сегодня дать ответ,
То ли русские мы нынче, то ли нет?
Нам сказал святой отец на обедне,
Дескать, в царстве-государстве соседнем,
Там, где солнце закатилось за моря,
Подменили немцы нашего царя.
* * *
Вспомним блокадные скорбные были,
Небо в разрывах, рябое,
Чехов, что Прагу свою сохранили,
Сдав ее немцам без боя.
Голос сирены, поющей тревожно,
Камни, седые от пыли.
Так бы и мы поступили, возможно,
Если бы чехами были.
Горькой истории грустные вехи,
Шум пискаревской дубравы.
Правы, возможно, разумные чехи —
Мы, вероятно, не правы.
Правы бельгийцы, мне искренне жаль их, —
Брюгге без выстрела брошен.
Правы влюбленные в жизнь парижане,
Дом свой отдавшие бошам.
Мы лишь одни, простофили и дуры,
Питер не выдали немцам.
Не отдавали мы архитектуры
На произвол чужеземцам.
Не оставляли позора в наследство
Детям и внукам любимым,
Твердо усвоив со школьного детства:
Мертвые сраму не имут.
И осознать, вероятно, несложно
Лет через сто или двести:
Все воссоздать из развалин возможно,
Кроме утраченной чести.