Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2013
Несколько лет назад я увидел в телепередаче, как знаменитому и действительно первоклассному актеру вручали орден. Получив награду, он прочувствованно продекламировал: «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал». И тогда же я подумал, что в нашем отечестве, с тяжелой руки наших идеологов, давно уже возникла мода или даже потребность постоянно делать в той или иной форме заявления о своем патриотизме. Забыта древнегреческая притча: «Ты сказал, и я поверил тебе. Ты повторил это, и я усомнился. Ты сказал это в третий раз, и я понял, что ты лжешь». Впрочем, сомнения все-таки возникают даже и у самих говорящих, и они частенько пытаются как-то подкрепить свои заявления. Попробуем выяснить, зачем все это нужно и что означает, что должно означать слово «патриотизм» в нынешней речи.
В нашей стране самым веским доводом при любом сомнении и в любом споре до сих пор считается цитата, особенно если цитируются общеизвестная пословица, популярный афоризм, знаменитая книга или человек с бесспорным авторитетом. Это, конечно, пережиток тех времен, когда цитата из «классиков марксизма-ленинизма» или из высказываний другого общепризнанного или навязанного авторитета была истиной в последней инстанции и, соответственно, обсуждению не подлежала. Чисто советский метод вести дискуссию состоял в следующем: прежде всего выбрать цитату поувесистее и шарахнуть ею по возможному оппоненту, чтобы в зародыше подавить любые возражения. Цитата всегда должна быть грубо выдрана из авторского текста и из исторического контекста, особенно же ей надлежит быть оторванной от конкретного повода, вызвавшего к жизни цитируемое высказывание. Попробуем вернуть приведенную выше цитату на ее законное место. Перед нами — отрывок (вернее, обрывок) письма Пушкина к Чаадаеву в связи с его (Чаадаева) только что опубликованным тогда «Философиче-ским письмом». (В оригинале процитированная фраза начинается с «Но», и это, конечно же, очень важно: перед этим «Но» Пушкин объяснял, что именно не нравится ему в России.) Публикация «Философического письма» вызвала большой шум в обществе и привела в ярость царя Николая I. Пушкин еще не знал, чем все это обернется для автора и для издателя (обернулось, как известно, расправой с обоими), но, разумеется, понимал, что его собственное послание к Чаадаеву в Москву будет непременно прочитано в Третьем отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии (то есть в тогдашнем КГБ). Со всеми вытекающими отсюда последствиями для отправителя и для адресата. Поэтому он подбирал слова очень аккуратно и старался свести все дело к чисто теоретическому спору (сохранился и черновик, сильно отличающийся от чистовика). Пушкин даже сообщил Чаадаеву, что ведет замкнутый образ жизни, никого не посещает, в свете не бывает и потому не знает, как прореагировал петербургский бомонд на чаадаев-ское «Письмо». Сообщение это не соответствует действительности: известно, что Пушкин вел тогда активную светскую жизнь, но он понимал общественное значение чаадаевского письма, понимал, чем все это грозит Чаадаеву, и пытался придать своему письму характер частной беседы на отвлеченные темы. Тем не менее и до процитированного отрывка, и после него в письме Пушкина есть слова, изрядно диссонирующие с процитированными выше. И главное, по зрелом размышлении Пушкин письмо не отправил, очевидно, найдя его неудачным. На неотправленном письме он сделал пометку: «Ворон ворону глаз не выклюнет», то есть признал, что они с Чаадаевым — единомышленники, птицы одного полета. Все приводимые здесь доводы легко проверить по любому хорошему собранию сочинений А. С. Пушкина. Там же можно найти оригинал этого письма, написанного на французском языке, и русский перевод, выполненный кем-то для издания через много лет и многократно повторяемый в разных изданиях по сей день. (К сведению тех, кто любит цитировать это письмо: перевод не всегда точен.) Не исключено даже, что Пушкин написал потом совсем другое послание и отправил его Чаадаеву не почтой, а с надежной оказией, а Чаадаев это письмо после прочтения уничтожил. Без учета всего вышесказанного цитата не вполне добросовестна, но любители цитат такими соображениями обычно не смущаются, ибо уверены, что «против лома нет приема». Впрочем, как известно, «окромя другого лома». Попробую-ка и я воспользоваться таким же оружием. Вот несколько цитат из других писем Пушкина:
«Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? Если царь даст мне слободу, то я месяца не останусь».
«В 4-ой песне └Онегина“ я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? в нем дарование приметно — услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится — ай-да умница».
«…черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!»
Контекст: первые две цитаты — из письма Вяземскому от 27 мая 1826 г., (Полное собрание сочинений. В 10 т. Т. 10. М.—Л., 1958. С. 208), третья — из письма жене от 18 мая 1836 г. (Там же. С. 583). Исторический контекст — ситуация в России (в письме к Вяземскому — после восстания декабристов, в письме к жене — личная ситуация Пушкина, которому было очень неуютно под царской «опекой»). Напомню еще, что Пушкин несколько раз просил царя разрешить ему заграничную поездку, но разрешения так и не получил. А получил бы — и пожил бы подольше, и написал бы побольше, здоровье у него было отменное, потому и умирал он от абсолютно смертельной в те времена раны так долго и мучительно…
Так кем же был Пушкин — ура-патриотом, каким его то и дело пытаются представить наивные и не очень наивные любители хорошо подобранных цитат, или русофобом, каким его теперь, пожалуй, сочтет иной нынешний ура-патриот, твердо помнящий, что «Пушкин — наше все», но никогда его толком не читавший? Разумеется, ни тем ни другим. Как любой нормальный человек, он, конечно, любил свою страну. Как любой умный и порядочный человек, он, как хорошо сказал тот же Чаадаев, «не учился любить ее с закрытыми глазами», а потому иногда ее стыдился, а иногда ее презирал и даже ненавидел, но все равно никогда не переставал любить. Вот это и есть единственный настоящий, а не ходульный или симулируемый (или, что то же самое, стимулируемый) патриотизм, и он не нуждается ни в каких объяснениях, клятвах и обоснованиях. Патриотизм — чувство врожденное, индивидуальное, возникшее на заре человечества и пережившее много изменений и много попыток подогнать его под единый стандарт. В наше время нормальные люди любят родину не «за то, что…», а «потому, что…», просто потому, что она — родина. Любят, отчетливо сознавая все ее несовершенства и недочеты и, главное, активно стремясь их исправить. Когда маленький ребенок говорит, что его мамочка — самая красивая и самая добрая, а папочка — самый умный и самый сильный, это трогательно. Даже если мы знаем, что его папочка и мамочка — самые обыкновенные люди, каких тринадцать на дюжину. Но если то же самое говорит взрослый человек, то либо он, скорее всего, пьян, либо ему от папочки и мамочки что-то очень нужно. Нам все время твердят, что мы обязаны гордиться своей страной и только тогда мы будем иметь право называться настоящими патриотами. Это — ложь, настоящий патриот любит свою страну и тогда, когда вынужден испытывать стыд за нее. Патриотизм, исходящий из гордости, есть вовсе не патриотизм, а шовинизм, и слава предков, что бы ни говорили наши официальные идеологи, не есть основание для патриотизма. Гордиться можно своими собственными заслугами, да и то осторожно, не съезжая на бахвальство, а также заслугами родных и друзей, но присваивать заслуги предков, полагать, что эти заслуги автоматически принадлежат потомкам и дают им какие-то особые права, а не являются для потомков только очень важным примером, — жульничество. Это понимали уже давно, а тем, кто думает иначе, следовало бы прочитать басню Крылова «Гуси». В этой басне мужик гонит стадо гусей в город на продажу, а гуси возмущаются тем, что этот мужлан недостаточно вежлив с ними: «ведь наши предки Рим спасли!» (и действительно, есть такая древнеримская легенда). А мужик, услыхав это, резонно отвечает им, что предкам — по заслугам и честь, «а сами вы годны лишь на жаркое». Басня эта всегда печаталась и до сих пор печатается очень редко: чиновным «гусям» она всегда не нравилась и теперь не нравится. И это вполне понятно: люди, которые любят ссылаться на славу предков и на этом основании требовать особого уважения к себе, всегда рискуют напроситься на невыгодные для себя сравнения с этими предками. Нормальные люди понимают это и поэтому принимают меры предосторожности. Наверное, именно поэтому греки, чья страна была когда-то для всей Европы образцом искусства, мудрости и доблести, если теперь всем этим и хвастают, то очень умеренно. Вот и нам бы всем поменьше хвастать «нашими» прошлыми заслугами и не требовать на этом основании уважения к нам нынешним, но ясно и трезво поглядеть на себя и на мир вокруг нас и понять, что мы можем и должны сделать сегодня, чтобы нас сегодня уважали. Чтобы уважали за то, какие мы есть сейчас, а не боялись или жалели (или боялись и жалели одновременно) из-за нынешнего нашего состояния. Есть только одна правильная и честная формула национальной гордости для любого народа: мы, как и все другие народы, по своей природе не хуже и не лучше кого бы то ни было и честно стараемся доказывать это на деле, хотя и не всегда получается. Все иное есть национальная спесь, национальная фанаберия, к которой толкают нас те, что сделали себе из патриотизма доходную профессию и уверены, что их патриотизм очень просто доказывается написанием слова «родина» непременно с прописной буквы и произнесением его не иначе как через три «р». Эти люди настолько глупы и самоуверенны, что сами именуют себя «профессиональными патриотами» и всерьез полагают, что имеют в качестве таковых неоспоримое право на хорошую зарплату в виде теплых местечек. Понимание всего этого существует уже давно, хотя еще Лермонтов признавался, что любит отчизну «странною любовью»: «Ни слава, купленная кровью, / Ни полный гордого доверия (то есть гордой уверенности. — В. Я.) покой, / Ни темной старины заветные преданья / Не шевелят во мне отрадного мечтанья. / Но я люблю — за что, не знаю сам…» Далее Лермонтов вспоминает то, что хорошо знакомо и нам: ее бескрайние просторы, скверные дороги и «дрожащие огни печальных деревень». Но именно это и есть настоящая любовь, и ей давно пора перестать быть «странной». Как и всякое инстинктивное чувство, патриотизм должен контролироваться разумом и совестью. Без такого контроля от любви мужчины и женщины остается одна только похоть, а от патриотизма — только пещерная ксенофобия и ее распространители, разнообразные фашизоиды, орущие «Слава России!» и являющиеся на деле ее позором и бесчестием.
Вот почему необходимо воспитывать умных, образованных и, главное, порядочных людей, и они непременно будут патриотами. А специальное «патриотическое воспитание», о котором сейчас столько говорят и пишут и которое даже пытаются реализовать, способно, по своей неизбежной примитивности и бездарности, порождать только лицемеров и шовинистов. Ибо оно требует приукрашивания всего прошлого и нынешнего, безмерного преувеличения успехов и побед и замалчивания или преуменьшения неудач и поражений, требует, попросту говоря, вранья. По этой-то причине у нас и нет до сих пор нормальной, правдивой и честной истории нашей страны, есть только мифология, к тому же постоянно изменяющаяся в зависимости от сиюминутных потребностей. Воспитывать людей на исторических примерах, разумеется, можно и нужно, но история должна быть честной, и она в любом случае не может быть обоснованием любви к своей стране (и нелюбви, разумеется, тоже). Если Россия имеет давнюю и славную историю (кстати, чем и как измерять степень этой славы?), то следует ли из этого, что, например, египтяне или граждане Ирака, которые имеют историю впятеро более длинную и, соответственно, очень славную (они были создателями первой в истории человечества цивилизации, они первые изобрели письменность, город, государство, законы, науки, литературу, искусство и многое другое), должны любить свою родину впятеро сильнее, чем мы? А, например, граждане Австралии или Новой Зеландии, чья история впятеро короче нашей и, соответственно, содержит намного меньше славных событий и имен, должны, соответственно, любить свою страну в пять раз меньше, чем мы? Стоит лишь задать этот простой и естественный вопрос, как абсурдность такой «любви» становится очевидной. История и культура (а не гены!) определяют национальный характер, менталитет народа, а в истории, особенно если она длинная, бывает всякое. И наше недовольство собой не вредоносно, как полагают официальные хвастуны и услужливые журналисты, чей принцип — «чего изволите», но, напротив, может быть благотворным, если только мы отучимся от привычки сознательно или бессознательно хвастать и льстить самим себе и друг другу. Особенно много таких отступлений от реальности и даже от логики наблюдалось при подготовке недавних выборов. Только один пример — огромный предвыборный плакат за подписью самого премьер-министра (теперь уже президента): «Великой стране — достойное будущее!». Но великой (не в прошлом, а сейчас) может считаться только та страна, у которой уже есть достойное настоящее, а не только упования на будущее. А у нас такого настоящего почти никогда не было, нету, разумеется, и сегодня, иначе не было бы такой массовой эмиграции. Хвастать же будущими успехами и вовсе непристойно. И, чтобы не прослыть хвастунами, не надо бы вообще нам самим решать, великая мы страна или просто большая. Пусть это решают другие страны и народы, а мы будем стараться честно заслужить высокую оценку и сами будем по тому же принципу давать честные оценки другим. Ведь сколько бы человек ни утверждал, что он — нобелевский лауреат по физике, медицине и литературе, чемпион мира и олимпийский чемпион по боксу, фигурному катанию и шахматам, а сверх всего этого еще и победитель международного конкурса скрипачей, ему все равно не поверят, пока он не покажет документы (настоящие, а не им же сварганенные).
А
теперь о национальной идее. Нам почти ежедневно объясняют, что все наши беды —
от отсутствия национальной идеи, и как только мы ею обзаведемся,
все наладится как по волшебству. Нас уверяют, что эту самую идею имеют
англичане и французы, немцы и американцы, и вообще все, кроме нас. Нам каждые
несколько месяцев предлагают новую, с пылу с жару, национальную идею. И никто из уверяющих и предлагающих ни разу не попытался внятно
изложить, скажем, английскую или испанскую национальную идею и доказать, что
эти народы действительно имеют такие идеи и их придерживаются. А если бы
попробовал, то должен был бы понять, что просто путает национальную идею (под
которой, видимо, подразумевается некая общенародная цель) с
самоидентификацией народа, или, попросту говоря, с представлением народа о
самом себе. Эти представления у различных народов, разумеется, своеобразны и
неповторимы. Но цель, национальная идея у всех народов, как я
уже говорил и писал раньше, может быть только одна и та же: никого не грабя и
никого не эксплуатируя, не виня другие страны и народы в своих собственных
неудачах, ошибках, глупостях и преступлениях (а они есть в любой реальной
истории), трудом своего ума и своих рук создать в своей стране достойную
человека жизнь, помогать в этом другим народам и внести максимально возможный
вклад в сокровищницу мировой культуры. Любая другая национальная идея ложна и
ведет к большой беде. Необходимо понимать и помнить, что сама идея
«национальной идеи» есть плод кабинетных рассуждений XIX века (в связи с
происходившим тогда ростом национализма) и в те времена она могла еще
рассматриваться как более или менее безобидное умствование. Но в XX веке
человечество увидело воочию две попытки придумать и осуществить национальные
идеи — коммунизм и фашизм — и все то, что эти попытки принесли и продолжают
приносить человечеству. В наше время необходимо понимать, что
любой народ, имевший несчастье обзавестись особой национальной идеей (она же
историческая миссия), делает первый шаг по пути, ведущему прямиком к
строительству гулагов и освенцимов
для тех народов и частных лиц, которые, по мнению национальных идеологов и
властей, мешают или просто не помогают воплощению этой идеи, осуществлению этой
миссии. Так что умствования этого рода необходимо решительно прекратить.
А что касается наших конкретных представлений о самих себе, то они иной раз и
впрямь не слишком лестны и сильно смахивают на комплекс неполноценности или на
его оборотную сторону — комплекс превосходства. Излечить их какой-нибудь
волшебной идеей невозможно. Эти комплексы глубоко коренятся в нашей истории, и
особенно в истории послереволюционной, когда человеческое достоинство в нашей
стране было растоптано, а почти все лучшие люди всех народов Российской империи
погибли в боях, были уничтожены в застенках или вынуждены эмигрировать. Когда
мы пели «…ни бог, ни царь и ни герой», но сделали своим героем, царем и едва ли
не богом недоучившегося семинариста, кровожадного и властолюбивого убийцу, а
потом — его прямых наследников. И поклонников его у нас до сих пор немало, они
и сегодня надеются вернуть нас все к той же «национальной идее». Так что нынешняя
массовая эмиграция вполне понятна: люди уезжают не за деньгами, хотя именно в
этом их обвиняют наши официальные идеологи, а от угрозы коммунистического
реванша и еще затем, чтобы состояться. Уезжают за библиотекой, где есть все,
что нужно, и все, что только еще может понадобиться, за лабораторией, где тоже
есть все, что нужно, и все, что может понадобиться.
А главное — за атмосферой, за коллегами, среди которых нет людей, получивших
свою должность за членство в правящей партии, за угождение начальству или
просто по блату, нет бездарных деток чиновных родителей, нет людей с купленными
дипломами и учеными степенями. Но всегда есть с кем объективно и
квалифицированно обсудить творческую идею и осуществить ее. Деньги же приходят
ко всему этому автоматически и всегда в том количестве, которого идея
заслуживает. Вот почему растет в нашей стране утечка умов, и это — куда
опаснее, чем утечка капиталов.
Выводы из всего сказанного выше состоят в следующем: порядочный человек начинает не с прав, а с обязанностей. Обязанности же порядочных людей состоят в том, чтобы не врать, не хвастать своими прошлыми и особенно будущими заслугами перед человечеством, не объяснять свои собственные неудачи, ошибки, глупости и преступления происками внешних и внутренних врагов, а открыто признавать свои собственные недостатки и настроиться на долгую, трудную, умелую и добросовестную работу. Только она и дает, в числе прочих полезных результатов, самоуважение и уважение со стороны других людей и народов. А разговоры о том, что у нас особый путь, что нам нечему учиться у Запада, что надо «сохранять самобытность» и «культурный код», проистекают у нас из комплекса неполноценности (а попросту говоря, из зависти). А также из невежества, порожденного «железным занавесом», столько лет отгораживавшим нас от остального мира, из тоски невежд и националистов по этому «занавесу». Отсюда же и новоявленный термин «культурный код», не имеющий никакого реального смысла, но звучащий очень научно. Из-за всего этого мало кто в нашей стране представляет себе, как самобытны, своеобразны, как сильно отличаются друг от друга народы Европы и вообще всего мира. Мало кто понимает, что, свято соблюдая все традиции и этот самый свой «культурный код» (к чему нас ежедневно призывают и светские и духовные начальники и их прислуга), человечество до сих пор жило бы в каменном веке, а то и на деревьях. А над мечтающими обзавестись «национальной таблицей умножения» смеялся еще Чехов. По природе своей, как уже сказано выше, ни один народ не лучше и не хуже любого другого, но нормальное состояние любой культуры, ее успешное развитие невозможны без обширных и разносторонних культурных контактов, без широкого культурного обмена с другими народами. А для этого необходимо иметь чем обмениваться — и в науках, и в искусствах, и в образе жизни, и все это должно быть не позавчерашним, а самым что ни на есть сегодняшним. История всегда жестоко наказывала и до сих пор наказывает любой народ, замыкающийся в себе. Китай, например, еще очень долго будет расхлебывать результаты своей замкнутости, существовавшей до недавнего времени и до сих пор не совсем уничтоженной. А ведь он до XVI века был самой богатой, самой развитой страной в мире. Но Япония, которая тоже долго была закрытой, избавилась от своей замкнутости почти два века тому назад. Вот и сравните результаты: хотя Китай уже давно все это понял и старается изо всех сил, посылает множество студентов в лучшие университеты Америки, до Америки ему пока далеко. Да и мы еще долго будем изживать последствия нашего «железного занавеса». Да, у нас бывали в те времена большие успехи, но они не могли длиться долго, так как добывались ценой безмерного перенапряжения, ценой пренебрежения человеческими жизнями и человеческим достоинством. Если в состязании бегунов на марафонской дистанции какой-либо участник побежит как на дистанции спринтерской, он некоторое время будет бежать далеко впереди всех и, может быть, ему даже будут аплодировать (те, что ничего не смыслят в беге). Но очень скоро он окажется позади всех, а потом и вовсе сойдет с дистанции. Нам необходимы не пропагандистская показуха, не мечты о возрождении империи и не попытки снова прихватить хоть кусочек чужой земли (у нас ее и так намного больше, чем мы сейчас способны разумно использовать), а честное и основательное понимание ситуации, а также наших задач и возможностей. К сведению тоскующих по империи: империй на свете больше нет и никогда больше не будет, ибо империи отжили свой век (свои века). Они всегда создавались и сохранялись силой, а в современной большой войне с неизбежным применением ядерного оружия победителей быть не может. Да и не нужны империи больше никому, кроме кучки невежест-венных публицистов и людей, больных манией величия или комплексом неполноценности (как я уже говорил, это — две стороны одного и того же явления). Империя больше не имеет экономического смысла, так как существуют сейчас единая мировая экономика, единые мировые цены, и ни одно государство или союз государств не может жить изолированно, ибо очень скоро начнет безнадежно отставать. Империя больше не имеет культурного смысла, ибо существует Интернет, открывающий доступ к любой культуре и гарантирующий честное соревнование и взаимодействие культур. Империя не может теперь иметь и политического смысла, ибо теперь страну уважают не за размеры территории, не за богатства ее недр и не за численность армии, как это было еще недавно, а за успехи, добытые честным и умелым трудом. И, вопреки утверждениям одного из вышеупомянутых невежественных публицистов, империя — отнюдь не колыбель дружбы народов. Напротив, межнациональная вражда впервые возникла и развивалась именно в империях, поскольку именно там впервые в человеческой истории появились народы-господа и народы-холопы (позднее к этому присоединилась еще и религиозная рознь, которой не знала доимперская древность). А до этого все различия между людьми сводились к различиям сословным и к различиям между гражданами и негражданами. В каждой империи, как бы она ни была устроена, имелись народ-господин и множество народов-холопов, и это различие в статусе и, соответственно, в правах неизбежно порождало на одной стороне — высокомерное чванство даже у последнего забулдыги или попрошайки, но зато природного полноправного гражданина. А на другой — ненависть и мечту о свободе и мести даже у тех покоренных, кто в награду за заслуги или заслуги отца получил это гражданство от императора. А потом эта болезнь (она очень заразна!) вышла и за пределы империй, и яростные споры о том, «кто лучше» и «чья вера — единственно правильная», стали повсеместными и привычными. Кто в этом сомневается, пусть почитает и сравнит литературы доимперских времен (например, древнегреческую до Александра Македонского) и литературы времен имперских. Все существовавшие когда-либо империи, начиная с первой (Ассирийской) и кончая последней (Российской), распались именно по внутренним причинам: целостность страны было почти некому защищать, ибо мало кто из ее населения этого хотел и был к этому готов. Вторжение извне, если оно имело место, лишь сокращало агонию. Единственное исключение — Китай. Благодаря целому ряду особенностей своей истории и культуры он еще в I веке нашей эры превратился из полиэтнического и даже многорасового конгломерата в единый народ. Там и сейчас есть многочисленные, по европейским представлениям, национальные меньшинства, но их очень мало по сравнению с китайцами. Там есть и семьи, которые до сих пор помнят о своем некитайском происхождении, но сегодня они считают себя настоящими китайцами и все китайцы их таковыми признают. Так что империей Китай много веков назывался лишь по инерции, по привычке. Что же касается нас, то у нас нет и не может быть серьезных внешних врагов и все наши важнейшие проблемы — проблемы внутренние. Их очень много, и наиболее опасной для нашей многонациональной страны проблемой является именно национализм в любых его проявлениях. Какими бы прилагательными его ни украшали, будь то «здоровый», «просвещенный», «цивилизованный», «умеренный» и т. п., не дадим себя обмануть: доброкачественного СПИДа не бывает. Любая разновидность национализма — страшная угроза самому существованию народа, который постигло это несчастье, ибо национализм неизбежно ведет к нацизму. И не будем путать национализм с патриотизмом, необходимо их четко различать. Патриот сегодня — это человек, который любит свою страну и свой народ и уважает все другие страны и народы. Националист — это человек, который любит (но часто не уважает) свою страну и свой народ и ненавидит и презирает все другие страны и народы, но особенно те, которые живут лучше. Даже если он и не сознается в этом прямо ни другим, ни себе самому, рано или поздно все это у него проявится. Нашей стране, где национальные меньшинства, как правило, живут компакт-но, занимая определенную территорию, да еще и в самых сложных регионах страны (например, в Поволжье, на Урале, на Крайнем Севере, на Дальнем Востоке и на Северном Кавказе), это грозит очень серьезными потрясениями. Их нам не миновать, если националисты всех национальностей, но особенно скинхеды и другие разновидности фашистов, а также все прочие мечтатели о восстановлении империи не уймутся или мы их не уймем. Демократы ни при каких обстоятельствах не должны вступать в союз с националистами, ибо это — союз временный и непрочный. Нынешние власти националистам куда ближе и легко переманят их на свою сторону, как только сочтут нужным. А пока власти тихонько прикармливают самых оголтелых — на будущее…
Но, с другой стороны, малочисленным национальным меньшинствам очень важно понять, что их культуры в прежние времена могли неопределенно долго сохраняться просто на основе обычаев, языка и фольклора. А теперь, с усложнением всех культур, с открытым доступом к информации, любой из культур для сохранения себя необходима национальная культурная инфраструктура в виде университетов, издательств, театров, симфонических оркестров, газет, журналов, телевидения и многого другого. Понятно, что для малочисленного народа весь этот комплект просто не по карману, тем более что все это должно быть не в единственном числе: без конкуренции все эти учреждения быстро выродятся. Здесь без помощи большого многонационального государства не обойтись. Но и многонациональному большому государству это очень полезно: чем культура большого государства многообразней и разноцветней, тем она жизнеспособней и продуктивней. И лучше всего это достигается постоянными и многочисленными контактами с другими культурами — вопреки столь опасным помехам, как националисты, религиозные мракобесы и честолюбивые политиканы. Однако же необходимо признать и наличие серьезной проблемы: многие малочисленные народы во всем мире по указанным выше причинам стоят уже сейчас перед малоприятным выбором между ассимиляцией и резервацией. Но и резервация, как это видно на примере США и американских индейцев, проблему не решает: самые сильные и самые умные уходят из резерваций в большой мир, где все-таки ассимилируются, оставшиеся же потихоньку спиваются и вырождаются. А теперь ассимиляционные процессы резко ускорились благодаря все тому же Интернету. Поэтому количество людей на Земле растет, но количество отдельных народов сокращается и, видимо, будет сокращаться. Приходится огорчить националистов: когда-нибудь (но очень нескоро) человечество, если, конечно, оно уцелеет, обязательно станет единым народом с единым языком и общей культурой. Но контакты культур, как один из основных двигателей прогресса, не перестанут действовать и в едином человечестве. Общая культура будет, скорее всего, столь обширной и сложной, что индивидуум сможет усвоить лишь ее очень небольшую часть и сделает это по свободному выбору. Культурные контакты будут, видимо, возникать тогда между идивидуумами, равно как и между неизбежно возникающими группами единомышленников, предохраняя мировую культуру от застоя. Но здесь меня, наверное, уличат в выходе за пределы «заметок о современно-сти». В свое оправдание скажу, что невозможно понимать современность, не задумываясь о возможном будущем и не отдавая себе ясного отчета о неизбежных будущих проблемах. А строя предположения, будем помнить, что обсуждать можно лишь самые общие тенденции, да и те очень осторожно, ведь история далеко не всегда подчиняется логике. Или ее логика нам не всегда понятна.
Возвращаясь же к нынешнему положению дел в нашей стране, не могу не заметить, что наша страна давненько уже не бывала так опозорена в глазах всего мира, как это удалось патриотам-законодателям, запретившим усыновление наших сирот иностранцами. У сотен тысяч детей, из которых многие очень больны, отняли последнюю надежду…