Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2013
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Дмитрий Смирнов
FantasiestÜcke
Жизнь выжата, как локти и лимоны,
Истрепана, как деньги и салат,
Но просочился свет бесцеремонный
Через зеленый улицы халат.
Пусть ангел среди ночи не разбудит,
Не продиктует тему духа мне,
Но осень без меня была и будет,
Цветнее, чем в моем цветнейшем сне.
Она была, и будет, и придет,
Придушит, и задышит — больно, жадно;
Придет — и мне по морде надает
Боксерскою перчаткой баклажана;
И ржавчина кустов в моем окне
Вдруг станет ярко-огненной и рыжей;
И вдруг окажется, что можно жить вполне,
Именно жить, а не пытаться выжить.
Не потому что музыку и летом
Можно услышать, только заболит,
А потому что интенсивность цвета
Вполне зависит от моих молитв.
Я знаю, мне расслышать не дано
Всю музыку небесного дождя,
Но Шуман с Ее рук слизал вино
И улыбнулся, в небо уходя.
«Эй!»
Е. П.
Здесь воздух травят непонятным ядом,
И воздух бродит неизвестным пухом.
Чтоб выжить, я не вижу то, что рядом,
Я слышу то, что не услышать слухом:
Я вижу босую детскую ногу
На педали велосипеда или рояля,
И руки тянутся так, как уже тянуться не могут,
И играют так, как больше никогда не играли.
Я вижу улицу, холодную, картонную,
Двумя, совсем еще детьми, согретую,
И руку каплевидную, которую
Не зная чем, целуют сигаретою.
И реку, странную, парную, интересную,
Ее раз плюнуть переплюнуть взрослому,
И гору необъятную, отвесную
Не покорить на лыжах малорослому.
Я, наверно, засну, так с тех пор и не проснувшись,
Я вернусь куда-то, но только совсем не туда,
Я уже не сверкну, я просто сверну, завернувшись
В снег, и улечу туда, где четыре следа,
Где пух — известный мне и яд — понятный,
Где девочка идет одна и плачет,
Где переулок, зимний и квадратный,
Оторванную пуговицу прячет.
И страна с чужими домами,
Мне окажется вдруг близка,
И чужая рука в кармане —
Не совсем чужая рука.
Предзимняя ночь
Где-то речка воркует, пророчица,
И одна не тоскует о дне.
А тебе — до утра проворочаться:
Крошки звезд на ночной простыне.
Пустыри по холмам поостыли,
Но тебе простота не приснится —
Под нее оставляют пустыми
В каждой книге четыре страницы.
Для нее — ни плясать по паркетам
Не придется, ни фраки намеривать.
Сколько смято бумажных пакетов
На рисунок осеннего дерева?
Все вокруг себе комнаты снимут,
Завернутся, как книги обложкой,
И на смерть, как на долгую зиму,
Запасутся любовью, углем и картошкой.
Сторониться! Они не простые,
Они просто за зиму в ответе.
А страницы — они не пустые,
Они скоро напишут о свете.