Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2013
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Ксения Дьяконова
* * *
Нет, разве можно спать, когда войска
Наполеона захватили всю подушку,
где твой горящий лоб, затекшая рука,
и смерть, чужая смерть снимает стружку
с воображенья твоего,
и князь Андрей влюбляется впервые
в тебя, и только это волшебство
страшнее, чем раненья пулевые,
и падаешь лицом в колючий снег,
и просыпаешься, и видишь смутно,
что за окном давно сменился век,
и только жизнь твоя ежеминутна.
* * *
Твой старый секретер, где Мерилин
соседствует с молочницей Вермеера,
где спит абсент, а рядом — аспирин
и синее мерцанье плеера, —
все это так похоже на меня:
такое же безумное смешение
всего на свете, ночь при свете дня
и вывихнутое воображение.
* * *
Теперь у них мальчик, бушующее существо,
чья жизнь поглотила их мысли. Звонят они редко
и ставят веб-камеру так, чтобы только его
мы видели. Да, это черство, я знаю, и едко —
и все же мы раньше могли говорить обо всем:
не только о том, как отчаянно режутся зубы,
о новой рубашке, сегодня блестящей на нем,
о первых словах, посещающих детские губы.
И сотни его фотографий в какой-то момент
наскучили нам. «А вы знаете, осенью Ницца,
где мы побывали…» — но поздно, и выключен свет
в той жизни, где раньше могли вчетвером находиться.
* * *
Одни в нее входят, превозмогая страх:
сперва по колено, потом по пояс;
другие под чей-то неуловимый взмах
под нее бросаются, как под поезд;
для третьих она — свеченье в чужом окне;
четвертые с ней встречаются слишком поздно.
И те и другие видят ее во сне
и знают, что без нее даже ночь беззвездна,
не говоря уже о словах,
перегорающих, словно лампочка в коридоре,
ведущем в прошлое, в комнату, где сперва
жила тревога, надежда, радость и боль, — но вскоре
разбилось, точнее, рухнуло их родство,
словно они соседствовать не умели…
А те, кто как будто любят только Его,
кого они любят на самом деле?
* * *
Как Чарли Паркер, еле стоя на ногах,
на облаке, на гребне героина,
всей кожей чувствуя, что тошнота и страх
его убьют, играл, как если бы пружина
из сердца выстрелила, высыпала тьму
горячих звезд — из каждой жилы саксофона
он выжал счастье и огонь, и мы в дыму
его огня еще стоим ошеломленно —
так жизнь, наверно, выпотрашивает звук
из нас пронзительный, густой и настоящий,
за счет отчаянья, за счет смертельных мук,
раз или два за воплощение, не чаще.
Астор ПьяццолЛа
Самое жаркое время года — это зима
в Буэнос-Айресе, и те, кто боится сойти с ума
от скрежещущей силы сердца или от солнца,
прирастающего к расширенному зрачку,
пусть доверятся этим клавишам и смычку,
и тогда ум точно зайдет за разум и жизнь взорвется!
Потому что она взрывается всегда,
когда прямо в ладони падает звезда,
когда море сбивает с ног и сверкают брызги,
потому что в раю бывает и дождь и снег,
если этого хочет один-единственный человек,
на подставке для нот державший бутылку виски.