Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2013
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Александр Городницкий
СВЯТОГОРСКИЙ МОНАСТЫРЬ
Время, спеша, перелистывает страницы
Вьюжной зимой и коротким засушливым летом.
Если бы Пушкина выпустили за границу,
Стал бы, наверное, он двуязычным поэтом.
Он бы писал на французском, знакомом с рожденья,
Он бы гулял по осенним парижским бульварам.
Он не страдал бы, скрывая свои убежденья,
Мы бы его, вероятно, запомнили старым.
Он бы стремился к ему уготованной цели,
Радуясь тесным налаженным с Францией узам.
Не потому ли друзья в Царскосельском лицее
В шутку когда-то его называли «Французом»?
Ставший в веках для потомков достойным примером,
Не помышляя о ждущей его катастрофе.
Он за абсентом общался бы с другом Проспером,
И с Оноре разговаривал после за кофе.
Колокол бьет, — собирайтесь к заутрене, братья.
Снег на надгробье, курчавый портрет на конверте.
Цепко родная земля заключила в объятья, —
Ни до могилы не выпустит, ни после смерти.
ОДА ЛЕНТЯЯМ
Теплый ветерок от печки тянет.
Исполать вам, русские лентяи,
Гончаров и дедушка Крылов.
За окном свивает вьюга кольца.
Бесполезна суетливость Штольца,
От которой невелик улов.
Стороне, где лень диктует нормы,
Бесполезны резкие реформы,
Или же хождение в народ.
Здесь герой — Илья Ильич Обломов,
Образец вернейших эталонов,
Как преодолеть пучину вброд.
Войны, революции и стройки.
Не спеши вставать с привычной койки,
Запирайся дома и молчи.
Жди, когда твою утешит душу
Богатырь из области Илюша,
Тридцать лет сидевший на печи.
Неспроста народ веками дремлет,
Из-под палки ковыряя землю
Сельским плугом, каторжным кайлом.
Проклятая, грешная, святая,
Исполать тебе, одна шестая;
Что ни делай, — все пойдет на слом.
БЛИЖНИЙ ВОСТОК
Над хлевом щербатым погасла в ночи звезда.
Мечты о былом постоянно выходят боком.
Зачем нас когда-то привел Моисей сюда,
На этот разлом между Западом и Востоком?
Хребты неподвижны — скитаний его итог,
Две пальмы под ветром качаются одиноко.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
Где следует жить, соблюдая закон Востока.
Завесою мутной дышать не дает хамсин.
Горячие ветры срезают траву, как бритва.
Здесь каждое утро читает молитву сын, —
Тебе, что ни день, все понятней его молитва.
Истошно над крышей кричит муэдзин в свой срок,
И слышен ночами коней бедуинских цокот.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
И здесь непреложен суровый закон Востока.
Лежат под песками забытые города.
Зеленый росток пробивается вверх упрямо.
Была здесь веками ценнее, чем кровь, вода,
А жизнь человека не стоила и дирхама.
Пустынею выжжен, обуглится тот росток,
И реки иссякнут поблизости от истока.
Хотя он и Ближний, но все-таки он Восток,
И здесь непреложен суровый закон Востока.
И Остом, и Вестом затронутые места
Живут сокровенно, — не зная пути простого.
Не сдвинут их с места ни проповеди Христа,
Ни Запад растленный, ни новый поход крестовый.
Здесь суть пятикнижий читается между строк,
Суды неизменны, где око идет за око.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
И все здесь живет, соблюдая закон Востока.
Понять здесь нельзя, если в дружбе клянется друг,
Когда он внезапно тебе нанесет удар свой.
Здесь честному слову не верят давно вокруг,
Где хитрость в почете, предательство и коварство.
«Не верь чужеземцу», — годами учил пророк,
Блажен, кто сумеет исполнить завет пророка.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
Где следует жить, соблюдая закон Востока.
Ни слов, ни усилий напрасно своих не трать,
Чтоб быть европейцем в обычаях и одежде, —
Европа пришла и обратно уйдет опять,
А здесь все останется так же, как было прежде:
Народ неизменно безграмотен и жесток,
Палящее солнце безжизненно и жестоко.
Хотя здесь и Ближний, но все-таки здесь Восток,
И выжить нельзя здесь, не зная закон Востока.
* * *
От бессонницы ночью сойдешь с ума.
Истончается жизни нить.
Для чего я строил свои дома,
Не сумею я объяснить.
А когда засыпаю я, невесом,
Становясь спокойным на вид,
Все мне тот же навязчивый снится сон,
Где родительский дом горит.
И над городом вспыхивает, красна,
Артобстрелов ночных гроза,
И опять я молча лежу без сна,
Не рискуя открыть глаза.
Вспоминаю далекие времена,
Мед, стекающий по усам.
Только первый дом мой сожгла война, —
Остальные я рушил сам.
* * *
Весенний дождь сменяет вьюгу,
Чтоб новым снегом стать зимой.
В Москве всегда идешь по кругу,
А в Петербурге — по прямой.
По мостовым его щербатым
Ни летом, ни в осенний дождь,
К местам, в которых жил когда-то,
Уже обратно не придешь.
Здесь трудно, что ни говорите,
Минуя времена утрат,
Попасть из Ленинграда в Питер,
Из Петербурга в Ленинград.
В Москве же к переулкам старым,
Где прошлый век еще живой,
Попасть несложно по бульварам,
Садовой или Кольцевой.
К местам начального отсчета,
К своей непочатой судьбе,
Тебя вернут за поворотом,
Трамвайчик «А», троллейбус «Б».
НИКОЛАЙ ВАСИЛЬИЧ ГОГОЛЬ
Николай Васильич Гоголь,
Гениальный малоросс,
Он сутулится убого,
И в глазах его вопрос.
Николай Васильич Гоголь,
Надрывая кашлем грудь,
Между дьяволом и Богом
Отыскать пытался путь.
Саквояж и плащ потертый,
И седеющая прядь.
Между ангелом и чертом
Как дорогу отыскать?
В бубенцах, звенящих бойко,
В белой путанице вьюг,
Мчится бешеная тройка,
Начиная новый круг.
Николай Васильич Гоголь
Не умножил племя вдов.
Соблюдал посты он строго,
Недолюбливал жидов.
И в минуту роковую,
От реальности вдали,
Книгу сжег свою вторую,
Как сжигают корабли.
Николай Васильич Гоголь
Повсеместно знаменит.
Николай Васильич Гоголь
То ли умер, то ли спит.
И когда метель под крышей
Ночью пляшет без конца,
Горький смех его услышишь
У Бульварного Кольца.
ОДНОСЕЛЬЧАНИН ПУШКИНА
Односельчанин Пушкина
По Царскому Селу,
Смотрю я на воздушную
Заснеженную мглу.
Там, звонкий и ершистый
Мальчишеский народ,
Пируют лицеисты,
Встречая Новый Год
Плывет тепло от печки
Вдоль крашеной стены.
И все еще беспечны,
И все еще равны.
Здесь места нет заботе
О будущих делах,
Где будут те в почете,
А эти — в кандалах.
Односельчанин Пушкина,
Встречаю Новый Год.
Что в жизни нам отпущено,
Не скажешь наперед.
В том веке Девятнадцатом,
В Семнадцатом году,
Никак не опознать тебе
Грядущую беду.
Еще за зимней сказкою
Не жгет тебя тоска,
И губы африканские —
Два алых лепестка.
Плывет тепло от печки,
Где тлеет уголек,
И путь до Черной речки
Пока еще далек.