Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2012
А. А. Матышев. Энциклопедия репрессированных авторов. 1917—1987. Биобиблиография советской трагедии. Т. 1: А — Б. — СПб.: Издание автора, 2012.
Кого я, честно говоря, не понимаю — это Бога. Повторять ошибку, которую осознал. О которой уже пожалел горько. Вполне убедившись — за десять-то тысяч лет, — “что велико развращение человеков на земле и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время”.
Давши, главное, Самому Себе слово — все это прекратить.
“И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем.
И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых я сотворил, от человека до скотов, и гадов, и птиц небесных истреблю; ибо Я раскаялся, что создал их”.
Но вот же какая странная непоследовательность (о человеке я сказал бы: взбалмошная бесхребетность): кран был открыт не прежде, чем Ной усвоил идею ковчега и законсервировал весь наличный генофонд. Ясно, что потоп ничего не решил и все закрутилось по новой.
Тем более что, например, запрет убивать был озвучен лишь еще через тысячу-другую лет, причем поставлен в кодексе на шестое место. Поскольку, значит, пять других предписаний важней. А тем временем прогресс — технический и социальный — пускай себе идет семимильными шагами.
Удивительно ли, что в конце концов массовый забой людей сделался способом, и целью, и содержанием существования целых государств — хотя и немногих, зато крупных.
Казалось бы: ну всё, это предел, порезвились, и хватит; свернуть декорации, выключить освещение. Но даже ничего подобного потопу не наблюдается. Вместо выразительных и окончательных санкций — какой-то ямочный ремонт. То ли момент упущен, то ли контроль утрачен. То ли, несмотря ни на что, опять вступает в дело привычный синдром — надежда, что нынешние симпатичные малыши, когда вырастут, почему-нибудь не разобьются, как обычно, на негодяев и жертв.
Но хотел бы я знать: по какой причине это может случиться? Не из-за книг же вроде этой. Книги тут ни при чем. И тиражи ничего не значат.
100 экз.? Лет тридцать назад это был фантастически огромный тираж. Его хватило бы, чтобы Матышев А. А. получил длительный уголовный срок и всемирную известность.
Книга, кстати, очень хорошая. Читаешь даже не без увлечения. Со все усиливающейся тоской.
Двести восемнадцать историй загубленных душ — всего лишь двести восемнадцать, — отобранные и сопоставленные по признакам заведомо случайным (место фамилии в алфавитном списке и участие в словесности), дают объективное и едва ли не исчерпывающее представление об основных вехах славного пути СССР.
А также единичные, но реальные примеры (Г. М. Александров, А. А. Амальрик, Д. Л. Андреев, Николай Аржак, Н. В. Баршев, А. Н. Боратынский,
И. А. Бродский) бесстрашного поведения. (Что если они, примеры-то эти,
и удерживают Кое-Кого от окончательного решения человеческого вопроса?)
Алфавит требует еще пятнадцати книг такого же объема, справедливость — еще ста тысяч. Но практическая необходимость помалкивает.
Все взрослые и так давно всё поняли. (Ведь и “Архипелаг ГУЛАГ” тоже написан, напечатан, кое-кем даже прочитан, — а толку?) Лишь негодяи терпеливо притворяются дураками. Изучая особенности мышления жертв.
Марк Солонин. ДРУГАЯ хронология катастрофы 1941. Падение “сталинских соколов”. — М.: Яуза: Эксмо, 2011.
Еще один смешной (не обижайтесь) человек. Тоже ревнитель правды. Поборник истины. Сам только что потерпевший — вместе с нею — катастрофу. Действительно отчасти забавную. В отличие от той, которую он описывает
в этой книге и в других.
А давно ли я мысленно ему аплодировал! Казалось, ему везет. Казалось: еще немного — еще несколько лет, еще несколько книг (с его-то упорством, с его-то работоспособностью) — и затея, казавшаяся поначалу совершенно безнадежной, увенчается частичным успехом.
По узкой-то специальности он — истребитель вранья. Причем самого тяжелого — военного.
(“— И интересней всего в этом вранье то, — сказал Воланд, что оно — вранье от первого до последнего слова”.
— Ах так? Вранье? — воскликнул кот, и все подумали, что он начнет протестовать, но он только тихо сказал: — История рассудит нас”.)
Это выглядело так: пустынная местность, от видимого края до другого видимого края перегороженная высоченной — с небоскреб — стеной. Подбегают какие-то люди (не один же Марк Солонин занимается историей войны), быстро-быстро пишут на стене какие-то цифры и отбегают; после чего то один блок, то другой вываливается из стены и рассыпается в пыль. И в какой-то момент возникает иллюзия, будто стена рано или поздно покосится хотя бы слегка и из-за нее покажется краешек истины.
Но не тут-то было. Это была именно иллюзия. Возникшая из-за того, что Марк Солонин, некоторые его коллеги и многие читатели (в том числе и я) использовали ошибочную методологию. Неверно оценили сопротивление материала. Впали в философское заблуждение.
Видите ли, дамы и господа, мы исходили из предпосылки, что у вранья есть две роковые, неустранимые слабости.
Первая: оно выдает себя за истину. По крайней мере выдавало раньше. Обычно. Как правило. Чаще всего. Признавая, стало быть, ее превосходство
и свою сравнительную ничтожность.
Этой его стеснительностью, или застенчивостью, — а прямо говоря, трусостью — этой неспособностью вранья гордо сверкнуть очами: дескать, вот оно я, извольте же молчать и слушать! — люди вроде Марка Солонина пользуются (пользовались прежде) для побед над враньем — разумеется, временных и частичных. А как только что выяснилось — просто мнимых.
Победой над враньем эти люди считали его разоблачение. Наивно полагая, что, как только вранье разоблачено — то есть как только удалось неопровержимо доказать, что оно действительно вранье, — оно перестает существовать или, во всяком случае, действовать.
Техника разоблачения разработана до мелочей. Марк Солонин владеет ею блестяще. Она основана на второй, действительно неустранимой слабости вранья: оно вынуждено то
и дело противоречить не только фактам или там документам (которые легко спрятать и/или уничтожить), — но и самому себе. Такова его природа. Особый статус отношений речевой активности — с мыслительной. (Лживых мыслей, как и лживых вещей и да-же слов, — не бывает. Лживыми бывают только предложения. И люди.) И вот когда вранье наезжает само на себя — тут его тепленьким и берут.
Как в этой книжке. Написанной для опровержения одной фразы из моего школьного учебника. И вузовского. Когда-то я должен был знать (и знал) ее наизусть, теперь забыл. Что-то вроде того, что, внезапно напав на мирно спящие аэродромы, вражеская армада уничтожила большую часть советских самолетов еще на земле; в первый же день войны, прямо с утра.
Потратив очень много ума и труда, Марк Солонин разрушил это утверждение полностью. Лишь немногие из советских самолетов погибли в первый день на аэродромах. И немногие погибли в воздушных боях. Все подсчитано скрупулезно. Больше нет ни малейших сомнений, что “неучтенная убыль” (11 тысяч самолетов за первые месяцы войны) должна быть объяснена иначе. И даже стало понятно — как.
Ну и что? Начнем, что ли, писать
в учебниках правду? А зачем?
В стене открывается внезапно отверстие, типа бойницы, в нем показывается министр культуры и произносит такие слова:
— Факты сами по себе значат не очень много. Скажу еще грубее: в деле исторической мифологии они вообще ничего не значат. Все начинается не
с фактов, а с интерпретаций. Если вы любите свою родину, свой народ, то история, которую вы будете писать, будет всегда позитивна.
Вот, собственно, и все. Слышите, г. Солонин? Всех касается, а вас в первую голову. Понятия “истина” и “ложь” на территории РФ отменяются как потерявшие смысл. Ценность любого высказывания определяется исключительно единорогами. Приятное единорогам считается полезным для населения. Впрочем, если угодно, то и наоборот. Короче, бросайте вы это свое безнадежное и опасное дело.
Пока не забодали. Пока делают вид, что им на вас наплевать:
— Если вы наивно считаете, что факты в истории главное, то откройте глаза: на них уже давно никто не обращает внимания. Главное — их трактовка, угол зрения и массовая пропаганда.
Так и есть. Со всеми вытекающими. См. выше, в предыдущей книжке.
Самуил Лурье