Публикация Ярославы Ананко. Вступительная заметка Виктора Сосноры
Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2012
НАШИ ПУБЛИКАЦИИ
Переписка Виктора Сосноры
с Лилей Брик
В 1959 г. к октябрю в Москву меня вызвал Н. Н. Асеев и пламенно взялся за мои стихи и пробивание их в печать. Полгода дела шли весело. А потом тормоза, я бы сказал, резонные для тех времен (как, впрочем, и для этих). Тезис “дедушка-внучек” никак не оформлялся. Он решил, что это пропасть, возрасты и круги старого дерева не сходятся с кругами молодого. Сходятся. Я напишу о Лиле Юрьевне Брик.
Уже к середине 1960 г. Асеев понял, что одному ему не одолеть номенклатуру.
И он составил список, как он решил, “продуманный”, кого можно привлечь
к этой затее. Список оказался краткий: штук пять из правительства да Петр Капица. “Вы еще вставьте Сергея Прокофьева, — сказал я. — Где физик, там и музыкант”. — “Он умер, — буркнул Асеев, — но он бы мог”.
Ну да, он бы мог, сидящий на Николиной Горе, как и Асеев, среди дач правительства, чтоб на виду, вроде как засекреченный для советского народа. Еще Н. Н. написал Крученыха, нищего и забытого. После смерти Маяковского чуть не все футуристы рассорились и друг с другом не общались тридцать лет. И Н. Н. из всех остатков живых когорт выбрал одно имя: Л. Ю. Брик, чуть не главного своего “врага”.
Но пока Асеев продумывал стратегию, как примириться с Л. Ю., у меня был вечер в московском Театре сатиры, и после сразу же подошла пара: рыжеволосая женщина с громадными впадинами глаз и элегантный армянин. Они представились: Л. Ю. Брик и В. А. Катанян. До меня как-то не дошло, кто это, но я был легок на подъем, и они пригласили на ужин к себе, мы и поехали. На ужине же Л. Ю. сказала, что любит мои стихи и знает их и без Театра сатиры, цитировала, ей приносил Слуцкий, и читали статьи Асеева в “Огоньке”, “Правде”, “Литературе и жизни” и пр. и т. д. Что слава моя громче, чем думает Асеев, и им привозили мои рукописи из Сибири, Чехии, Югославии и т. п. Я удивился, потому что я никогда не распространял себя. Но тогда уже списывали с магнитофонов. Что за время было! Стихомания! И еще Л. Ю. сказала: “Ваш патрон ревнует вас, и мы обязаны позвонить, что вы у нас”. Она позвонила,
Н. Н. был изумлен. Л. Ю. попросила у него разрешения включить магнитофон, и он выдал огромную речь обо мне. Кажется, это было в начале 1962-го. И затем — семнадцать лет! — она опекала и берегла мою судьбу и была мне самым близким, понимающим и любящим другом. Таких людей в моей жизни больше не было. Она открыла мне выезд за границу, ввела меня в круг лиги международного “клана” искусств — кто это, я частично писал в книге “Дом дней”, — весь мир.
А в СССР она ничего не могла. Ее саму травили бесконечно, безобразно, всесоюзно. Иногда она могла только гасить мои литературные скандалы (надо сказать, широкопубличные) и иногда отводила грозные руки, занесенные над моею “неукротимой” головой, но это за нее делал К. Симонов, пока мог.
Лиля Юрьевна Брик любила красивых и юных и не непременно “знаменитых”. Как правило, те, кто пишут о ней, видимо, встречались, и было их видимо-невидимо. Она любила, чтоб ее любили. Однако эти мемуаристы были, так сказать, одноразовые шприцы энергии, от них она уставала за один обед и больше не встречалась. Это были как принесенные кем-то картинки, полюбовалась — и адью. Нужно сказать, что чрезвычайно редко она была инициатором этих встреч, к ней напрашивались. Не была она инициатором и встреч со знаменитостями. Я помню, что Любовь Орлова (актриса) звонила ей по какому-то своему делу — печальному, и Л. Ю. приняла ее и была восхищена. Вообще она любила жизнь со всею страстью, всегда, любила друзей, любила дарить, помогать, брать их дела на себя. Она многих любила, беспрестанно. Она не могла б жить без поэтов, музыкантов, живописцев, балерин, без просто “интересных персонажей”. Но отбор дружб (долгих!) делался только ею, и даже в дружбах тем, кто переходил границу ее приязни, она в глаза заявляла, что отношения закончены, навсегда. Так она порвала поочередно: с Глазковым (поэтом, некогда прославленным), с Н. Черкасовым, великим артистом у Эйзенштейна, а затем ставшим номенклатурной ходулей, с М. Плисецкой, балериной, но, кажется, Майя сама с ней порвала, с С. Кирсановым, когда он стал невыносимым
в своем бурном и страшном самоубийстве с алкоголем, и блистательнейший Кирсанов, “серебряная флейта” нашей поэтики, был потрясен этим разрывом, плакал, метался, Л. Ю. тяжело переживала, но конец есть конец. Она любила Луэллу Варшавскую (Краснощекову), приемную дочь ее и Маяковского, любила Румера, родственника Осипа Брика, переводчика стихов. Этих — навсегда. Любила она мужа, Василия Абгаровича Катаняна, и опекала его, и говорила многократно, что давно б покончила с собою, но жалеет Васю, он без нее пропадет. Он и пропал — умер через полгода после смерти Л. Ю., сломленный одиночеством и сердцем.
Она любила Эльзу Юрьевну Триоле, свою родную сестру, безоговорочно ценила и ее мужа Арагона. Когда мы хоронили Эльзу, у ее праха стояли: Брик, Катанян, Арагон и я. Народу шло тысячи, французов, громадный Арагон плакал и ничего не замечал, Лиля уже не могла стоять, я подозвал приемного сына Арагона, драматурга, и мы встали с двух сторон, поддерживая ее, но держать себя она не позволила, выстояла четыре часа, без обмороков. Ей было семьдесят девять лет. И палило парижское солнце, и дым от раскаленных камней и обелисков.
С С. Параджановым до суда Л. Ю. встречалась один раз и была очарована им,
а он ею, и, когда последовали арест и тюрьма, Л. Ю. пыталась поднять европейскую прессу, не вышло, они оказались ожиданно “нравственны” в Англии, кажется, появилась одна (!) статейка “Процесс над русским Оскаром Уайльдом” (вряд ли в Англии, где-то). Л. Ю. прочитала эту пошлятину и разорвала журнал на четыре части, крест-накрест. И все же она продолжала говорить о нем со всеми именитыми иностранцами. Пустота. Из всей “элитарной” советской интеллигенции только Л. Ю. Брик и Юрий Никулин, замечательный клоун-эксцентрик и актер кино, посылали в тюрьму посылки с продуктами и одеждой, а Никулин и бился за него с инстанциями и даже ездил в лагерь.
Еще постоянными гостями у нее были Борис Слуцкий и Андрей Вознесенский, но порознь, Борис Андрея не любил.
Я очертил московский круг за семнадцать лет нашего знакомства. Из иностранцев она любила близких Эльзе Ирину Сокологорскую, ее мужа Клода Фрию и Бенгта Янгфельдта, шведа, все трое — рыжие. С Романом Якобсоном — старинная дружба. Всегда любила и дружила с живописцем Тышлером. По делам Маяковского у нее (думается) перебывала вся Москва, да и Европа. Об этих она говорила “очень милый человек”. И ни слова больше. И я ничего не могу сказать, я описываю круг близких ей. Я прибавлю лишь: ее любили Б. Пастернак и В. Хлебников и читали ей свежее, привязаны были к ней. Значит, и великим поэтам на вершине славы их необходимы понимающие и любящие и громадные очи “ослепительной царицы”!
И еще: в этих письмах нет рассуждений о судьбах искусств или же политики. Это все же дела советской кухни. А у людей искусств иное понимание: ДРУГ — ДЕЙСТВИЕ.
Виктор Соснора
Оригиналы писем В. А. Сосноры к Л. Ю. Брик находятся в Фонде Брик-Катаняна: РГАЛИ. Ф. 2577. Оп. 1, ед. хр. 461—467. Оригиналы писем Л. Ю. Брик к В. А. Сосноре хранятся у Бенгта Янгфельдта (Швеция).
1
16. 11. 62
Дорогой Виктор Александрович,
где Вы? Читала в какой-то газете, что в Киеве Вы читали по телевидению. Ездили туда? Или записали в Ленинграде? А сегодня в “Комс<омольской> правде” Вас упомянул Кочетов1 … Какая прелесть!!
Только что звонила Паперному2 — где, мол, статья о Сосноре! Говорит, вчера звонил в “Литгазету” — обещают не сегодня завтра напечатать. Скука!
Очень ждем Вас. Когда приедете? Абгарыча3 и меня одолел бронхит — банки, горчичники.
В Париже Эльза4 показала Вашу книжку5 Конст<антину> Симонову, ему очень понравились стихи. На днях я дала ее (книжку) ему (Симонову). Говорит, что напишет о ней в “Правду”. Возможно, конечно…
Главное — приезжайте! Много ли новых стихов? Вас<илий> Абг<арович> кланяется вам обоим6.
Я обнимаю.
Лиля Брик
1 Всеволод Анисимович Кочетов (1912—1973) — прозаик, главный редактор “Литературной газеты” (1955—1959) и журнала “Октябрь” (1961—1973). В “Комсомольской правде” “перед совещанием молодых писателей” опубликована беседа с Кочетовым “Время больших надежд”. Соснора в ней упомянут в таком соседстве: “Я могу называть имена еще
и еще. <…> и совсем молодой поэт Игорь Волгин, и рабочий из Ростова Борис Примеров, и Виктор Соснора, и Алексей Заурих…”
2 Зиновий Самойлович Паперный (1919—1996) — литературный критик, литературовед, писатель. Ни в 1962 г., ни в следующем, о Сосноре он ничего опубликовать не мог – по причине вскоре последовавших гонений на авангардное искусство (см. примеч. 3 к письму 3 и примеч. 4 к письму 9).
3 Василий Абгарович Катанян (1902—1980), литературовед, биограф Маяковского,
с 1937 г. — муж Л. Ю. Брик.
4 Эльза Триоле, рожд. Элла Юрьевна Каган (Triolet; 1896—1970) — французская писательница, переводчица, младшая сестра Лили Брик, с 1929 г. замужем за Луи Арагоном.
5 Виктор Соснора. Январский ливень. Л., 1962.
6 Имеется в виду жена Сосноры Марина Яковлевна Вельдина (1938—1978).
2
21. 11. 62
Дорогая Лиля Юрьевна!
В Киеве я — пребывал. И — 3 дня! И — очень доволен. Читал я по телеку “Скоморохов”1, и, как опосля мине сообщили, — киевлянам понравился, или, как они говорят, — сподобався.
Значит, Симонов прочитал мою книжку в Париже… Что ж — обычная картина российской литературы. Через Париж, через Баб-эль-Мандеб — только не в России.
Чтой-то я несколько захандрил. Много выступаю — и пы-ра-тивные же физиономии выслушивают стихи.
Массовость стиха! Выступи сейчас Пушкин с “Медным всадником”
и юморист Дыховичный2 с песенкой про империалистов — Пушкина б выслушали (ведь — мероприятие!), а Дыховичного бы захлопали (ведь — здоровый юмор!). Кто выдумал эту идиотскую организацию — Союз писателей? Кто расплодил эту шайку дегенеративных чиновников? Ах, как они все дрожат, чего бы не сказать лишку, — “как бы чего не вышло”. Впрочем, ну их всех к деду Панько3 (да не перевернется Гоголь в аду). Просто надоели они мне своими предупреждениями и прочими — “пред…”.
А я тут в последнее время изливаю “всю желчь и всю свою досаду”.4
Занятие очень приятное.
С большим наслаждением пишу цикл “дразнилок” — есть такой чудный жанр в детской литературе.
Вот как примерно выглядит “Дразнилка критику” (кусочек):
* * *
Кри-тик-
тик-тик,
Кри-тик-
тик-тик,
крес-ти, кос-ти
мой стих,
тих, тих.
> * * *
У
ног,
мопс,
ляг
вож-дей,
пла-нов!
Твой мозг,
мозг-ляк,
вез-де пра-вый! и т. д.
Ничего? Вот уж приеду (если на День поэзии не вызовут в конце ноября, то в середине декабря на совещание — точно), вот уж приеду — вот уж почитаю! Не сердитесь на меня, дорогая Лиля Юрьевна, за несколько мрачноватый тон письма, в душе я, честное слово, — “весельчак и остряк, просто — душа общества”5, как писал великий Владимир Владимирович.
Будьте здоровы — главное!
Будьте здоровы!
Скорейшего вам избавления от банок и горчичников!
Я — Марина — Вам — Василию Абгарычу — мильон самых разноцветных приветов и салютов!
Ваш В. Соснора
1 Стихотворение “В белоцерковном Киеве такие скоморохи…” из цикла “Песни Бояна”.
2 Владимир Абрамович Дыховичный (1911—1963) — драматург, писатель-сатирик, поэт и эстрадный чтец-декламатор.
3 Пасичник Рудый Панько — псевдоним Н. В. Гоголя, под ним были изданы “Вечера на хуторе близ Диканьки”.
4 Реминисценция из “Горя от ума” Грибоедова: “И на весь мир излить всю желчь
и всю досаду”.
5 Вольная цитата из стихотворения В. В. Маяковского “Я счастлив!” (1929): “…я стал определенный вечельчак и остряк — / ну просто — душа общества”.
3
28. 11. 62
Дорогой Виктор Александрович,
Симонов не подвел, и заметка толковая.1 Сейчас “Литгазета” не так уж нужна… Хотя, думаю, что в конце концов и она напечатает Паперного.
Рады были Вашему письму, хоть и грустному и раздраженному… Все понятно!
Напишите, в какие дни и часы Вы бываете возле телефона, — позвоним Вам. Соскучились!
Какой № телефона? Напишите.
Купили билеты на Вечер поэзии, 30-го. (Дворец спорта)2 — интересно, как это выглядит.
Бронхит кончился. Были сегодня на выставке, в Манеже3. Картины так плохо развешаны, такая каша, что ничего не видно и кажется, что все плохо. Непонятно — “левая, правая где сторона…”
Что с университетом? Заводом?
Обнимаем вас обоих.
Лиля Брик
Вы довольны Симоновым или ждали большего?
1 Константин Симонов. Первый сборник поэта. “Правда”. 1962, 28 ноября.
2 На этом, первом такого рода мероприятии во Дворце спорта в Лужниках, открытым А. А. Сурковым, секретарем правления СП СССР, выступили Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Андрей Возненсенский… “Комсомольская правда” на следующий день писала в отчете, не называя имен: в вечере участвовали от молодых до тех, “кому слава сопутствует уже давно”. Однако слава старшего поколения поэтов как раз в тот день и была похоронена.
3 Имеется в виду выставка в честь 30-летия МОСХа, раздел которой “Новая реальность” (с произведениями художников-авангардистов) вызвал громкий скандал и был ликвидирован после визита в Манеж Н. С. Хрущева 1 декабря 1962 г., заявившего тогда: “Такое └творчество“ чуждо нашему народу, он отвергает его”. Брик и Катанян были на выставке за день до ее официального открытия 29 ноября.
4
18. 8. 64
Дорогая Лиля Юрьевна!
Все это время я занимался помимо новонаписания подведением итогов за 5 лет работы. Все, что написано до августа 1959 года, я уничтожил. Уже давно.
Итак, итог:
свыше 10 тыс. стихотворных строк,
3 пьесы,
10 рассказов,
повесть.
Немного же я натворил, сравнивая интенсивность работы с до 59-годной интенсивностью. Немного и неважно. Стихи 60—61 гг. начисто неинтересны, за исключением исторических. По-настоящему я начал работать только
с прошлого лета — с “Книги Юга”1, т. е. тогда, когда начал писать книгами. Если, отбросив ложную скромность, сказать, что мои книги 63—64 гг. занимают первое место в нашей современной российской поэзии, это доказывает только скудость настоящего литературного времени, а отнюдь не высоту моего взлета. Я очень лениво, очень анемично, с большими срывами работал. А до великих — и русских и советских — мне далеко. По крайней мере, еще лет 10 необходимо. Единственное пока ценное, чего я добился, — это абсолютное отстранение от всех предшественников. Но
отстраниться мало — необходимо перешагнуть.
Пьесы мои — только жалкие опыты пьес.
Проза моя — убогое подобие прозы. Впрочем, в повести начала намечаться проза настоящая, и, думаю, это поприще будет одним из успешных.
Вывод же из всего этого один — меньше лени, больше работы. Вообще-то, я, видно, зря бросился подводить итоги. Это всегда наводит на мысли, далекие от веселых. Видно, я очень поздно начал развиваться по-настоящему. Как я жил? Ужасно. 10 лет сталинской школы, 3 года солдатчины, зеленое рабство, я писал на постах, засыпая, на морозе; 5 лет слесарного рабства — ежедневно ложился в 1—2 ночи, а вставал регулярно в 6 часов утра. Я только один раз за 5 лет опоздал на работу. Я до сих пор не могу отоспаться, а по утрам пью пиво, чтобы побороть раздражение и отвращение ко всему.
Пора начинать работать по-настоящему. Все пережитое не пройдет даром — я знаю границы своего здоровья, — но и поможет литературно. Очень плохо, что мы на жизнь смотрим как на литературный материал. Это делает менее сопротивляемыми.
Вот как я разоткровенничался.
Книга моя2 еще в набор не сдана. Тянучка.
Опять читают.
Постараюсь в сентябре приехать в Москву.
Будьте здоровы, дорогая Лиля Юрьевна! Главное — не болейте! Приветствия Василию Абгаровичу и от Марины!
Ваш В. Соснора
1 “Книга Юга” (Стихотворения, 1963) опубликована впервые более чем через 30 лет: “Мансарда”. Вып. 1. СПб., 1996.
2 Вторая книга Сосноры “Триптих” вышла в 1965 г.
5
22. 8. 64
Дорогой Виктор Александрович,
сегодня получила Ваше письмо. Огорчилась, стала звонить Вам — от Вас не ответили. Стараюсь думать, что это — настроение, а не состояние, что это временно… Поэт Вы удивительный, ни на кого не похожий. Надо стараться, чтобы это поняли.
Ради бога, ничего не уничтожайте! И не “подводите итоги” — слишком рано! А уничтожить под влиянием минуты можно много хорошего.
Неправда, что стихи 60—61 гг. неинтересны. Очень интересны!
Кто, по-вашему, Великие? Почему до них расстояние — 10 лет?! Эти
10 лет у Вас уже позади. Уже идете с великими в ногу, уже начали обгонять…
Кулакова1 так и не видели. Если приедете в сентябре, привезите каллиграфическую книгу — посмотреть. Я очень люблю всякие шрифты, печатные и рукописные. “Есть еще хорошие буквы: Эр, Ша, Ща”.2
Попробую позвонить Вам завтра. Не дозвонюсь, то послезавтра и т. д.
Поцелуйте Марину.
Оба обнимаем Вас.
Лиля Брик
1 Михаил Алексеевич Кулаков (род. в 1933 г.) — художник-авангардист, в 1960-е много работал как книжный график, оформив, в частности, сборники Сосноры “Январский ливень”, “Триптих” и “Всадники” (1969). С 1976 г. живет в Италии. Произведения Кулакова приобретены Руским музеем, Третьяковской галереей и др. Персональные выставки устраивались в Петербурге, Москве, Новосибирске, Риме, Нью-Йорке и др. Последняя —
в римской Galleria Nazionale di Arte Moderna (9. III.—29. V. 2011).
2 Цитата из стихотворения Маяковского “Приказ по армии искусств” (1918).
6
19. 5. 65
Дорогая Лиля Юрьевна!
Не писал, потому что ничего не происходит.
Как в пьесе известного вам плохого драматурга: мы работаем, кесарь повелевает, море шумит; хорошая, белая жизнь.1
Пишу я позорно мало. Заканчиваю сейчас повесть о Борисе и Глебе. Закончу и стану дописывать повесть о Дон Жуане2 — такое мистическое переселение душ — Дон Жуан в советской действительности. Недавно обнаружил две интересные вещи в своем т<ак> наз<ываемом> “творчестве”: все мои стихи написаны или о ночи, или о дожде, вся моя проза — о людях, не работающих на предприятиях советской промышленности. Интересно! Мир грез! Мир слез! Ха-ха!
Город Томск сошел с ума, и на ум ему уже не взойти. Ежедневно звонят и приглашают на три дня к ним на День поэзии. Им пригрезилось, что
у меня открытый счет в Госбанке и что я, как Чайльд Гарольд, могу порхать на самолетах по всему земному шару, размахивая малиновым плащом.
Выступлений мне не дают. Да и не желаю.
Стихи в “День поэзии” отослал. Хорошо, если бы Слуцкий3 (он член редколлегии) взял эти стихи в свои справедливые руки. Но я слышал, что
Б. А. стал очень суров за последний год и что над его столом висит плакат “Но есть Божий суд, наперсники разврата!”. Все равно, если он умело поведет дело и поумерит окончательный маразм Смелякова4, они могут дать большую мою подборку, которая украсила бы современную советскую поэзию
и придала бы ей смысл и эмоциональность.
Вы говорили, что поездку наметили на ноябрь.
Но тогда где-то сейчас должны оформлять документы?
Моя Марина зверствует.
Она ищет в хозяйственных магазинах цепь, чтобы приковать меня к столу, и по утрам пишет мне апостольские послания. Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий “о судьбах моей Родины”5 мы иногда по нескольку дней переписываемся.
Вот такие хорошие свежие розы расцветают в саду моей биографии.
Будьте здоровы, дорогая Лиля Юрьевна!
Обнимаем Вас и Василия Абгаровича!
Ваш В. Соснора
P. S. Куда собираетесь летом? Мы еще не решили. Может, где-нибудь перекрестятся наши стежки-дорожки?
1 Автоцитата из пьесы “Ремонт моря” (1963): “А в Гренландии еще ничего не происходило. Мы трудимся. Матросы плавают в дальние плавания. Кесарь повелевает. Море шумит. Хорошая, белая жизнь” (Виктор Соснора. Ремонт моря: Сцены. СПб., 1996).
2 Обе повести Сосноры остались незавершенными, по существу, существовал лишь их замысел. Стихотворение “Дон Жуан” у Сосноры есть.
3 Борис Абрамович Слуцкий (1919—1986) — поэт, один из немногих, ценимых авангардно настроенной литературной молодежью 1960-х. Именно Слуцкий первым передал стихи Сосноры Н. Н. Асееву и, очевидно, содействовал появлению в московском “Дне поэзии” (1965) стихотворения Сосноры “Очищение” (“Галки по двое парят…”).
4 Ярослав Васильевич Смеляков (1912/1913—1972) — поэт, критик, переводчик.
5 Цитата из стихотворения в прозе И. С. Тургенева “Русский язык” (1882).
7
Переделкино, 12. 6. 65
Дорогой Виктор Александрович, Вашу повесть1 еще читают “Гослит”, Петя2… Через несколько дней она дойдет и до нас. А Слуцкий улетел
в Киргизию! Вот так так!
Здесь с невиданной силой цветет и благоухает сирень.
Привет Марине.
Мы Вас любим.
Лиля и Катанян
1 Какая именно повесть тут имеется в виду, сейчас не помнит и сам автор.
2 Петр Ионович Якир (1923—1982) — историк, правозащитник, сын командарма
И. Э. Якира, растрелянного в 1937 г. П. Якир сам неоднократно подвергался репрессиям, но после ареста в 1972 г. и публичного покаяния в сентябре 1973 г. был выпущен на свободу и от правозащитной деятельности отошел.
8
Переделкино, 24. 6. 65
Дорогой Виктор Александрович,
письма сюда идут долго. Вчера получила Ваше письмо от 16-го. Пишите лучше в Москву.
Был у нас здесь Кулаков с женой.1 Она мне понравилась. Он привез, показать штук пятнадцать темперы — на тему “Данте”. Все заинтересовались. Валентина Ходасевич (художница)2 хочет устроить его выставку в Институте Капицы3 (она с ним дружит) и надеется продать “ящикам” несколько листов. Но Кулаков уже улетел в Новосибирск и не знает об этом. Я дала ей телефон Ломакина.4
Повесть Вашу Петя еще не отдал. Пьесы Ваши лежат — скучают у Плучека5.
Очень хочется прочесть “Мальчик с пальчик”6 и все остальное, Вами сочиненное.
Откуда молоко в Пушкинских Горах?!
В Прагу собираемся 13-го июля поездом. Там будут Арагоны, и мы точно будем знать о поездке потом в Париж. Напишу Вам обо всем немедленно.
Здесь хорошо. Отцвела сирень. Распустилось невиданное количество диких белых розочек. Ждем пионов и жасмина.
Отдыхайте получше!
Обнимаем Вас и Марину мы оба.
Ваша Лиля Брик
1 По словам М. А. Кулакова, он был не с женой, а с коллекционировавшей авангардную живопись Татьяной Колодзей, ставшей крестной матерью его дочери Анны.
2 Валентина Михайловна Ходасевич (1894—1970) — театральный художник, живописец, график.
3 Петр Леонидович Капица (1894—1984) — физик, академик АН СССР, лауреат Нобелевской премии, основатель и директор (за вычетом 1946—1955, когда находился фактически под домашним арестом) Института физических проблем в Москве.
4 Игорь Викторович Ломакин — окончил МАИ, двоюродный брат М. А. Кулакова.
5 Валентин Николаевич Плучек (1909—2002) — ученик В. Э. Мейерхольда, с 1950 г. режиссер, с 1957 г. главный режиссер московского Театра сатиры, в 1953—1957 гг. ставил здесь “Баню”, “Клопа” и “Мистерию-буфф” Маяковского. Пьес Сосноры в его театре не появлялось.
6 “Мальчик-Спальчик”, как называет эту вещь автор, не напечатан, передан в архив РНБ.
9
10. 2. 67
Дорогой Виктор Александрович, как Вы? Я жива, хотя две недели не выходила из дома — сердце, давление… Противно.
Ищу “Monde” со стихами, но пока не нашла. Поэмы Ваши читаю и перечитываю, “Триптих”1 дала австралийскому поэту. Ему нравится, и он собирается перевести несколько стихотворений.
Группа “Чернышевский” (“Особенный человек”)2 скоро будет в Ленинграде. У Веры Павловны3 есть Ваш адрес. Может быть, и мы приедем попозднее. Е<сли> б<удем> ж<ивы>. Видим мало кого — утомительно. Андрей4 не то в Ялте, не то уже в Москве. Он не звонит. И я не звоню — все по причине усталости (с моей стороны).
Слуцкие живут на даче Эренбурга. Мы подолгу разговариваем по телефону. Он спрашивает о Вас.
Я соскучилась! Хочу видеть Вас и Марину. А еще посмотрела бы шедевры Кулакова.
Здоровы ли Вы? Я беспокоюсь.
Напишите!
Вас<илий> Абг<арович> низко кланяется.
Мы оба обнимаем вас.
Лиля
1 Виктор Соснора. Триптих. Л., 1965.
2 Так и не вышедший на экраны фильм “Особенный человек, или Роман в тюрьме” (реж. Вера Строева, 1965) о Н. Г. Чернышевском, сценарий к которому писал В. А. Катанян. Съемки фильма были заморожены из-за возможных аллюзий на суд над А. Синявским
и Ю. Даниэлем, проходивший в 1965—1966 гг.
3 Вера Павловна Строева (1903—1991) — режиссер, кинодраматург.
4 Андрей Андреевич Вознесенский (1933—2010) — поэт, как и Соснора, близкий
к кругу Брик. В 1960-е, особенно после встречи Н. С. Хрущева с творческой интеллигенцией в марте 1963 г., завершившейся бранью советского лидера в адрес молодых поэтов, в том числе персонально Вознесенского, у властей был не в чести.
10
17. 2. 67
Дорогая Лиля Юрьевна!
Не писал Вам, потому что ничего особенного нет.
Пока болел, перечитал 17 томов Толстого, и, невзирая на все прелести его — тошно, особенно его трактат об искусстве — яростная и запутанная галлюцинация, вредный во все времена бред. Когда нужно будет расправляться с художниками (а это всегда дело небесполезное), над виселицами можно с наслаждением будет прочитать цитаты из этого трактата.
Событиями моя жизнь не обогатилась, а приключений не прибавилось. Путешествия по поликлиникам и по обкомам, нет слов, восхитительны, но не для меня.
Борьба с издательством за книгу — пока борьба Сизифа с камнем — мартышкин труд. Но надежда не угасает, и я уверен, что мой смех будет хотя и тихий, но — последний.
Хочу давно в Москву, но ничего не получается. Авось выберусь.
Пишу сам мало, трудно и плохо — вяло: в квартире гам и гул, как в бане, и последствия стрептомицина — обыкновенные обстоятельства!
“Это не уныние, — как сказал бы советский демагог, — а оптимистическая трагедия”.
На перевыборном собрании у нас в Союзе я метал молнии и размахивал бичом Ювенала в течение десяти минут, призывая к национализации советских журналов и издательств.
Пишу книгу прозы на тему: первый день нашествия монголов на Русь1.
Веселюсь, одним словом!
Вот и alles2!
Здоровы ли Вы?
Здоров ли Василий Абгарович?
Все остальное — такие пустяки.
Будьте здоровы!
Марина и я обнимаем Вас!
Ваш В. Соснора
1 Книга написана не была.
2 Всё (нем.).
11
20. 3. 67
Дорогой, любимый наш Виктор Александрович, вчера весь вечер звонила Марине по обоим телефонам — ее не было дома. Буду звонить сегодня
и каждый вечер. Очень беспокоюсь. У меня болят зубы и живот, когда думаю о том, как Вам было больно. А сейчас? Сволочи студенты. И вообще все сволочи…
Пишу и не знаю, что с Вами — какая температура? Когда Вас выпишут? Воспален ли второй придаток?
Мы оба болели гриппом. Но это пустяки по сравнению с тем, что было
с Вами. Напишите мне, если не трудно. Почерк у Вас не больной, а все тот же, очень, очень симпатичный.
Последний раз, по телефону, я Вас почти не слышала, а когда позвонила, кто-то сказал, что Вас нет дома. А Вы начали говорить что-то интересное — вероятно, о числах и датах. Забавно.
Прочла, что в “Молодом Ленинграде” напечатана Ваша проза. Как бы получить?
Мы оба обнимаем Марину и Вас.
Выздоравливайте скорей!!
Лиля
Пишу по обратному адресу на Вашем письме. Дойдет ли?!
12
2. 4. 67
Дорогая Лиля Юрьевна!
Убей меня бог — не знаю, что говорить знакомым. Если знают, что я болел — ну и болел, была операция, но DS1 скрываю. Если не знают — и бог с ними — пускай и не знают.
Вторая операция осенью неизбежна. Ее можно было бы делать и сейчас, я просил, и, конечно же, вынес бы, не ахти как это драматично, но говорят, что вынести вынес бы, но провалялся бы месяца три в общей сложности,
да и возможна в таком случае вторичная инфекция. Так что будем жить полгода под подозрением, с антибиотическими блокадами. Привыкаю по небезызвестной частушке:
Если вас ударят раз,
Вы сначала вскрикнете,
Два ударят, три ударят, —
А потом привыкнете.
Болей уже почти нет. Скоро выпишут.
Только усилились и участились судороги. Но они у меня — всю жизнь,
я никому не говорил о них, даже Марина не знает.
Когда-то, лет десять тому, я консультировался по этому поводу, но врач сказал, что это — вне терапии.
За месяц я наслушался и насмотрелся столько, что и сам стал все выбалтывать.
Здесь я отвоевал кабинет старшей сестры и вечерами сижу пишу. Работается нормально — как и все последнее время — расхлябанно.
Пить теперь нельзя совсем. Ни под каким предлогом. Буду “трезвый, как нарзан”. Так начались и мои “нельзя”.
Читал Селинджера. Эти ангелоподобные, одинокие неврастеники — не моего поля ягодки. Слишком они маленькие и маринованные.
Давно не слушал радио, а здесь мне дали наушники и я слушаю. Дома-то у нас радио, слава богу, нет и не будет.
Какие странные программы. Какие кошмарные имена поднимаются — Лебедев-Кумач и Эль-Регистан2! Владимир Фирсов3! Неужели этот год обречен быть годом литературного подончества?!
Или такое впечатление у меня потому, что я раньше не слушал радио
и всегда — было так?
Видите, в каких измерениях я живу?
Кажется, нам дают двухкомнатную квартиру, и, кажется, Марина достала мне путевку в Коктейбель (даже не знаю, как правильно пишется). В моей пьесе “Ремонт моря” по этому поводу есть замечательный хрестоматийный диалог:
“Братик Прутик:
— Хватит вам жаловаться. По-моему, жизнь потихоньку налаживается.
Братик Бредик:
— Да. Жизнь потихоньку налаживается. Потихоньку помираем”.
На территории больницы в изобилии путешествуют женщины и птицы. Небо туманное. А деревья выписаны японской кисточкой. Сосед мой в синих носках по ночам рычит, как барс. Бедные студентки: они у нас моют большими тряпками полы и выслушивают семисмысленную матерщину.
Скоро выйду и сяду за машинку. Планы заманчивые, но не знаю, насколько осуществимые. Большой привет Василию Абгаровичу. Большой привет Борису Абрамовичу4. Пускай уж он разрассердится, т. е. перестанет сердиться.
Будьте здоровы!
Обнимаю Вас! Ваш В. Соснора
1 В медицинской терминологии так обозначается слово “диагноз”.
2 Василий Иванович Лебедев-Кумач (1898—1949) — поэт-песенник, автор “Песни
о Родине” (1935), “Священной войны” (1941) и др. Эль-Регистан, настоящее имя Габриэль Аркадьевич Уреклян (1899—1945) — соавтор (совместно с С. Михалковым) слов Государственного, так называемого “сталинского”, гимна СССР (1943), советский журналист, писатель.
3 Владимир Иванович Фирсов (род. в 1937) — поэт.
4 Борис Абрамович Слуцкий.
13
18. 5. 67
Дорогая Лиля Юрьевна!
В последний мой звонок мне показалось, что вы чем-то расстроены или в ожидании расстройства. Не случилось ли чего?
Я устроился, считаю, хорошо — не в шикарных новых корпусах, а в стареньком домике под названием “корабль”. Комната боковая, так что имею два окна. И большая веранда. Поют какие-то птицы, и цветут какие-то пышные цветы. Я, певец птиц и цветов, эти штуки знаю понаслышке.
Жарко, а купаться мне не велено. Так что гуляю и тружусь, аки раб рудника. Давно я уже не пользовал стихи, а сейчас вдруг разошелся и пишу большую сюжетную книгу (страшненькую, в общем-то) — цепь небольших дневниковых поэмок, нерифмованных. Как начинаю рифмовать — все для меня становится скучно и банально. А стих не рифмованный — как опыты Шарко1 — по гипнозу и психоанализу — все не ясно, что дальше, и ведет одна интуиция, которая плюс ремесло машинописи — уже, т<ак> сказать, произведение.
Тих мой дом, и пышен мой сад, а Крым — место моего рождения. Но сия родина мне чужда. Мое состояние — это ночные совы Петербурга и финский лес, когда жить плохо и страшно. Но, слава богу, за этим дело не стоит — все это я ухитряюсь сделать себе в любом уголке земли.
Почти ни с кем не знаком здесь, а с кем знаком мельком — не контактирую: неинтересно. Ни о каких выпиваниях не может быть и речи: жарко, не с кем, не хочу, нет смысла.
В этом доме творчества ни один нормальный человек не работает. Это преступная беспечность саперов, как в семье говорят про мужчину — обабился.
Вот какие все плохие и какой я ангел.
Будьте здоровы!
Василию Абгаровичу — поклон!
Обнимаю вас!
Ваш В. Соснора
1 Жан-Мартен Шарко (Charcot; 1825—1893) — французский психиатр, широко использовавший в психиатрии методы гипноза. Учитель З. Фрейда.
14
28. 5. 67
Дорогая Лиля Юрьевна!
Если во всей вселенной солнечная современность, то в Коктебеле — каменный век.
Четвертый день — дождь и холодно.
А каменный потому, что все собирают камни. Я тоже заболел этой лихорадкой. Нашел уже кое-какие сердолики, один аметистик и остальные окаменелости и халцедоны с агатами. Почитать Уайльда — там я богатый наследный принц1.
Книга, задуманная мной, постепенно осуществляется. Называется она: “В поисках Донны Анны”2.
Уже есть три нерифмованных поэмки, отбеленных. И одна, последняя, была для меня очень мучительна. Это поэма-молитва. Моя неврастения прогрессирует: стоял две ночи на коленях и рыдал, как собака, молясь своему абстрактному Господу. Эта поэма — молитва перед самоубийством. Она сюжетна — как дождевые струи во время грозы превращаются в змей и пожирают все предметы комнаты. И я с ними ничего не могу поделать. И как зеркало пожирает змей и переваривает их.3 Да чего рассказывать!
Если мне возьмут билет через Москву, то обязательно остановлюсь на несколько дней и почитаю все. Если нет — перепечатаю и пошлю из Ленинграда.
Женщин здесь мало, и все леди Макбет.
Так что мои поиски Донны Анны носят полуаскетический характер: была хорошая девушка Ритта, а теперь есть красивая женщина Иветта.
К писательской кухне питаю ненависть, но — питаюсь.
Пляж — это пляшущие человечки.
Да — о, честь и слава русской нации! — меня перевели в комфортабельный корпус № 19.
На днях состоится мое чтение в салоне Волошиной4. Меня попросили некоторые писатели, а отказаться неудобно.
Никого симпатичного здесь нет, кроме двух прелестных стариков из Китая — коллекционеров и миссионеров по распространению каменной болезни. И приехал еще один мой хороший человек — академик Работнов5. Он физик, но дивно понимает и любит стихопись.
Писатели ходят “с кругами синими у глаз” от преферанса. Я сыграл пару раз и перестал.
Дивно цветет акация, и вообще 2 ╢ 2 = 356. Какое-то мое колесико сломалось. Спасибо, что передали стихи и за заботы. Живу, как жук в аквариуме, — за стеклом все видно, а ничего не коснешься.
И все же посылаю вам молитву из поэмы:
— Я сегодня устал,
а до завтра мне не добраться.
Я не прощенья прошу,
а, Господи, просто прошу:
пусть все, как есть, и останется:
солнечная современность
тюрем, казарм и больниц.
>Если устану
от тюрем, казарм и больниц
в тоталитарном театре абсурда,
если рука
сама по себе на меня
поднимет какое орудье освобожденья, —
останови ее, Господи, и отпусти.
>Пусть все, как есть, и останется:
камеры плебса,
бешеные барабаны,
конвульсии коек операционных, —
и все, чем жив человек, —
рыбу сухую,
болотную воду
да камешек соли —
дай мне Иуду — молю! — в саду Гефсиманском моем!
Если умру я —
кто сочинит солнечную современность
в мире,
где мне одному отпущено
лишь сочинять, но не жить.
Я не коснусь благ и богатств твоих тварей.
Нет у меня даже учеников.
>Только что в сказках бабки Ульяны
знал я несколько пятнышек солнца,
больше — не знал,
если так надо —
больше не буду, клянусь!
>Не береги меня, Господи,
как тварь человечью,
но береги меня
как свой инструмент.6
Очень рад, что в Париже появился чудесный мальчик7. Есть еще один младший братик. Очень интересно было бы познакомиться с его игрой. Невежда я, жду Вашего перевода.
А сейчас пишу статью о частушке.
Не видели моего Державина во 2-м № “Русской речи”? Кое-что осталось.
Будьте здоровы!
Обнимаю Вас и Вас<илия> Абгаровича!
Ваш В. Соснора
1 Очевидно, Соснора имеет в виду сказку Оскара Уайльда (Wilde; 1854—1900) “Счастливый принц” из одноименного сборника (The Happy Prince and Other Tales, 1888).
2 Книга осталась в замысле.
3 Небольшая поэма “Живое зеркало”. Вошла в книгу Сосноры “Хроника 67”.
4 Мария Степановна Волошина, рожд. Заболоцкая (1887—1976) — жена поэта Максимилиана Волошина, хранительница созданного им в Коктебеле Дома творчества.
5 Юрий Николаевич Работнов (1914—1985) — математик, механик, академик АН СССР, коллекционер. Устраивал в Академгородке у себя дома “салоны” художников-авангардистов (А. Зверев, В. Яковлев, М. Кулаков, Я. Виньковецкий).
6 Третья часть поэмы “Живое зеркало”.
7 См. примечание 1 к письму 15.
15
Переделкино, 6. 6. 67
Виктор Александрович, дорогой наш!
Сколько Вы еще поживете в Коктебеле?
Застанет ли Вас это письмо?
Ваше — такое печальное!
Писать не о чем. Поговорить бы! Рада, рада буду, если сможете остановиться в Москве.
Перевести Доминика1 — нет энергии. На днях жду его новую книгу. Эльза пишет, что она “совсем не похожа на первую”, что “отчаянная, гениальная книга”.
На выставку Маяковского, оказывается, ходят не только на вернисажи — человек 500 каждый вечер!!
У нас второй день дождичек. В кухне пекут огромные пироги с ягодами и с капустой по случаю дня рождения внука Всев<олода> Иванова — ему (внуку) 17 лет.2
Сирень отцвела. Цветет жасмин. Ирисы, желтые лилии, всякие колокольчики. Соловей не унимается. Скачут белки — их смешно сопровождают птички — мотоциклисты. Никогда такого не видели! Забежал к нам в сад лосенок.
Были на выставке Кулакова3. Красиво развешано, красивые вещи. Народу мало, но в книге отзывов — хвалят.
Обнимаем, любим.
Лиля Брик
Читали? Понравились отдыхающим Ваши стихи? Впрочем, какое может быть сомнение! Конечно, понравились!
1 Доминик Трон (Tron; род. в 1950 г.) – французский поэт, громко дебютировавший
в возрасте пятнадцати лет книгой стихов “StБrБophonies” с предисловием Эльзы Триоле.
2 Всеволод Вячеславович Иванов (1895—1963) — прозаик, драматург. Его внук, сын дочери Татьяны и живописца и графика Давида Дубинского — Антон Давидович Иванов, литератор, автор множества детских книг. Л. Ю. Брик с Катаняном занимали часть дачи В. В. Иванова. После смерти кого-нибудь из членов Союза писателей, проживавших на переделкинских дачах, принадлежавших Литфонду, часть дома полагалось отдавать новым претендентам из числа членов СП. Ивановы предпочли пригласить Брик с Катаняном. В этом доме Л. Ю. Брик и закончила свою жизнь.
3 Персональная выставка М. Кулакова в Институте физических проблем П. Л. Капицы.
16
Переделкино, 17. 7. 67
Дорогой, дорогой Виктор Александрович, обрадовалась Вашему письмецу.
Мы живы. Вася с Львовским пишут пьесу на тему “Маяковский” для Театра сатиры. Не столько пишут, сколько стараются написать… “Анна”1 снимается. “Чернышевский” как будто принят.
Журнал “Вопросы литературы” неожиданно попросил у меня главу
о Маяковском и Достоевском. Она уже в наборе. И просит еще что-нибудь из моих воспоминаний. Не знаю, хорошо ли это…
В Париж собираемся в ноябре — е. б. ж. Готовим для Франции выставку “М<аяковск>ий и его время”. Французы отпустили на это дело много денег. Наши — немного, но все-таки! Плучека сильно топтали газеты “Сов<етская> культура” и “Труд”. Журнал “Театр” тоже подбавил. Якобы — за грубость. Но мы-то знаем, что Плучек нежнейший человек…
Встретили на приеме во франц<узском> посольстве Вознесенского. Говорит, что стихи писать бросил и занялся живописью!
Вчера Юлик Ким расписался с Петиной дочкой2. Собирались справить это достойным образом. Я говорила с Юликом по телефону, он рад-радешенек.
Пишите нам в Москву.
А где Марина? Поцелуйте ее.
Лиля
1 “Анна Каренина”, фильм по сценарию В. Катаняна и А. Зархи, режиссер А. Зархи (Мосфильм, 1967).
2 Ирина Петровна Якир (1948—1999) — дочь Петра Якира, внучка Ионы Якира, жена Юлия Кима.
17
24. 7. 67
Дорогая Лиля Юрьевна!
Очень рад, что у Вас все хорошо. И безумно рад, что идет из Ваших Воспоминаний. Вы мне ничего о них почему-то не говорили. А очень хотелось бы почитать, если можно, конечно.
Да, идут дружной семьей Анна с Гавриловичем!1
Почему Вы пишете “не знаю, хорошо ли это…” о воспоминаниях. Да — прекрасно! Ведь Вам-то известно больше всех.
Поздравьте, пожалуйста, от моего имени Петю, Валю2, Юлика и его юную супругу. Я им написал поздравление, но не знаю, перепутал, может быть, адрес.
Вот сколько Вы хороших новостей мне сообщили!
А у меня все тихо.
Поэма с посвящением Вам пока идет и, кажется, уже в наборе3.
Державина выкинули из второго журнала в последний момент, как
и ожидать того следовало.
Пушкина поранили4, отрезали ему бакенбарды и китайские ногти. Но — идет. Лучше воин пораненный, чем убиенный.
Грузины!
Этот народ задолжал мне, по моим подсчетам, около 500 рублей. О, восточные церемонии!
О, хваленая добропорядочность и товарищество.
О, бриллианты борделя! — как сказал бы главный герой моего романа “Летучий Голландец”5 корабельный кок Пирос.
А деньги не шлют, мерзавцы, невзирая на мои пламенные и мудрые воззвания к их совести.
Я сейчас нахожусь весь в романе. Мой “Летучий Голландец” обещает быть действительно романом — листов на 10—12. С приключениями, с кольтами, с издевательством над всем тотальным театром абсурда современности нашей непревзойденной. Не хочу хвастаться — но это совсем иная проза — феерия, клоунада, буффонада, смешное сумасшествие, и — финал безнадежен, и — слезы финала. Но — еще много писать надо. Все путается, — трудно, мой первый роман.
А здесь мы пьем молочко. Собираем совместно грибы и жарим оные (жарит — Марина). Она так выковыривает каждого червячка, что приводит меня в ярость, я хватаю машинку и пишу роман, чтобы не видеть этого издевательства над белым грибом.
Мы здесь будем до 22 августа. Будет настроение — черкните, пожалуйста.
Василию Абгаровичу приветы! От Марины — приветы!
Ваш В. Соснора
1 См. письмо 16.
2 Валентина Ивановна Якир, рожд. Савенкова, жена Петра Якира.
3 Брик посвящена поэма “Феерия” (сб. “Аист”. Л., 1972).
4 Имеется в виду автобиографическая повесть Сосноры “Вечера сирени и ворон” (см. примеч. 2 к письму 20).
5 Этот небольшой роман написан в 1967 г. (см.: Виктор Соснора. Проза. СПб., 2001).
18
Переделкино, 22. 8. 67
Дорогой Виктор Александрович, письмо Ваше такое грустное… Нельзя выпить, нельзя купаться — может быть, было бы лучше под Ленинградом,
в Комарово? Рада, если Вам пишется. А больничную рифмованную поэму дописали?
Помните, я говорила Вам о французском поэте — Dominique Tron. Ему исполнилось 16 лет. Сегодня получила № “Lettres franHaises”1 с отрывком его прозы. Это не может быть! Чудо! Попробую перевести, хоть это и очень трудно. Если удастся — пошлю Вам. Не знаю… споткнулась сразу же, на заглавии. Вот-вот должен выйти второй сборник стихов.
Звонила Э. Б.2 Выставка М<аяковско>го в Париже — вернисаж — прошел триумфально. В зал проникло 1500 человек, за дверью осталось почти столько же. Молодые поэты читали стихи М<аяковско>го. Показали “Барышня и хулиган”3. Многие плакали, а молодежь смеялась. Фильм-то старый… После 12-ти парижских муниципалитетов выставка поедет в 20 франц<узских> городов. Оттуда, возможно, в Италию. А на Таганке у Любимова идет спектакль “Послушайте!”4. Маяковского играют (читают?) 5 актеров без грима. В конце публика забрасывает сцену цветами. Актеры ловят и подбирают их и складывают под портретом М<аяковско>го — холм цветов! Оказалось, что М<аяковско>го любят.
В Москве жарко. А в Переделкине под окнами неистовствует сирень,
и день и ночь поет соловей.
Стихи Ваши отдала наконец. Звонил Кулаков, что едет на несколько дней в Ленинград — сдавать оформление Вашей книги. Потом берется за “Баню”5. Договор с ним, кажется, заключили.
Только 25-го будем в городе и я опущу это письмо. Получаете ли Вы газеты? Вчера на съезде выступил Демичев6, а в президиум выбрали — Твардовского и Кочетова. Жаль, что ты глухая, — есть о чем поговорить, как сказал один мальчик на ухо лошади… На съезд приехал Энценсбергер7 и кстати женился на Маше Алигер8. Был у нас Боффе — не сегодня завтра там должна выйти антология, в кот<орой> есть и Ваши стихи.9 Думает о сборнике и Неруда10, в котором (сборнике) будете Вы. Справляется о Вас Э. Ю.11 Сколько времени проживете в Коктебеле, и собираетесь ли в Москву?
Всю ночь шел дождь и сегодня прохладно.
Пожалуйста, пишите мне!
Вас<илий> Абг<арович> низко кланяется.
Обнимаю.
Лиля
1 Французский литературный еженедельный журнал, близкий к коммунистическим кругам, с которым сотрудничал Луи Арагон.
2 Лицо неустановленное. Возможно, описка: Э. Б. вместо Э. Ю. (Эльза Юрьевна Триоле), упоминаемая дальше.
3 Фильм Е. И. Славинского (1918) с Маяковским в главной роли.
4 Спектакль Ю. Н. Любимова, поставленный в 1967 г. Роль Маяковского исполняли В. Высоцкий, В. Золотухин, В. Смехов, Б. Хмельницкий, В. Насонов, представляя публике пять ипостасей поэта.
5 “К 50-летию Октября” В. Н. Плучек возобновил в Театре сатиры “Баню” Маяковского, пригласив для оформления спектакля М. Кулакова (первый вариант, совместно с В. Петровым и С. Юткевичем, он поставил в 1953 г.).
6 Петр Нилович Демичев (1918—2010) — советский государственный и партийный деятель. В 1961—1974 гг. секретарь ЦК КПСС.
7 Ганс-Магнус Энценсбергер (Hans Magnus Enzensberger; род. в 1929 г.) — немецкий поэт, писатель, переводчик, издатель и общественный деятель.
8 Мария Алигер (1943—1991), дочь писателя Александра Фадеева и поэтессы Маргариты Алигер. Жена Г. М. Энценсбергера в 1968—1969 гг.
9 Джузеппе Боффа (Boffa), итальянский историк и журналист, сообщает о выходе антологии “Русская современная поэзия” (“Poesia russa contemporanea”, Milano, 1967) со стихами Сосноры, переведенными Джованни Буттафавой (Buttafava).
10 Пабло Неруда (1904—1991) — чилийский поэт и общественный деятель, коммунист. Лауреат Нобелевской премии (1971).
11 Эльза Юрьевна Триоле.
19
10. 1. 68
Дорогая Лиля Юрьевна!
Вот мы въехали в Новый Дом.
Две смежных комнаты — общая 18 кв. м и мой кабинет 10,5 кв. м, и кухня 8 кв. м.
Марина бегает и дрожит от радости, как собака. В аптеке висит плакат “Граждане, витамины не только в таблетках, но и в пище”. Мудро. Я вкушаю по 9 таблеток в день с молоком и с пищей, как ангорский котенок. Трезвенник и тружусь. Теперь у меня в кабинете свой хороший письменный стол, диван-кровать, секретер, 2 ореховых стула и на стенках картинки двух гениев: картинки сексуальные Кулакова и антисексуальные Грицюка1. Они хороши, как все противоположное. Мою историческую книгу, кажется, вот-вот сдают в производство. Моя современная книга все еще девушка — директор никак не соблазнится лишить ее невинности, т. е. от эвфемизмов к реализму, — договора все еще нет. Будет.
Хорошо сидеть в берлоге, глотать инжир с изюмом и сочинять биографию Державина2. К марту таки придумаю бедняге биографию. Это будет не больше 8 листов. Иных путей напечатать прозу — нет. Да и интересно. Если подумать и похитрить — под марку Державина можно сказать всё.
Все никак не добраться только до “Дня поэзии”.
Перепечатываю для Вас экземпляр моей книги верлибр-поэм. Их пять. Называется книга “Хроника 67”3. Вместе с той больничной поэмой она — страшненькая. 2 поэмы из нее я написал в ноябре-декабре, и Вы их еще не знаете. Пришлю на неделе и рукопись и “День”4.
Москва все отодвигается. Во-первых — деньги. Во-вторых — мороз. Боюсь, что месяц по такому морозу в Москве я не очень-то разбегаюсь. Здесь мне можно выходить на улицу с целью прогулки. Вот уже полтора месяца, как врачи сурово и грозно взялись за мое изнеженное, кабинетное тело: “Где же вы, дни весны?”
На днях мне попались томики Федора Сологуба. Какие гениальные строчки — и как мало стихов! Как странно не состоявшийся поэт!
Как обидно за Андрея! Не знаю, как в Москве, в Ленинграде от него отворотились после “Зарева”5. “Медведь взревел и замертво упал”6. Хочется верить, что это не так, да, наверное, это и действительно не так.
Кулаков ходит потрясающе трезвый. Даже на своем 35-летии пил совсем сухое вино на 3/4 разбавленое водой. “Жизнь моя, иль ты приснилась мне?”7 Наверное, впереди всех нас ожидают “Неслыханные перемены, неведомые мятежи”8, иначе с чего это такое затишье и моральность? Ведь даже Державин писал: “Уж лучше пьяным утонуть, чем трезвым доживать до гроба и
с плачем плыть в толь дальний путь!”9
Как Ваше здоровье? Как Вас<илий> Абг<арович>? С наступающим Вас настоящим Новым годом! Будьте здоровы! Обнимаем Вас с законной теперь моей женой.
Ваш В. Соснора
1 Николай Демьянович Грицюк (1922—1976) — художник, разработал собственный вариант абстрактно-сюрреалистического авангардизма. Жил и работал в Новосибирске.
2 Повесть “Державин до Державина”.
3 “Хроника 67” — цикл написанных свободным стихом небольших поэм из современной жизни. Издана в составе книги Сосноры “Верховный час” (СПб., 1988).
4 Очевидно, имеется в виду ленинградский “День поэзии” (1967), в котором напечатаны стихи Сосноры “Из └Парижской тетради“”.
5 Поэма Андрея Вознесенского. Под названием “Зарево” в 1970 г. вышла его совместная с фотографом М. А. Трахманом книга-альбом о Великой Отечественной войне.
6 Из басни И. А. Крылова “Крестьянин и Работник” (1815).
7 Из стихотворения Есенина “Не жалею, не зову, не плачу…” (1921).
8 Неточная цитата из поэмы Блока “Возмездие”: “Неслыханные перемены, / Невиданные мятежи”.
9 Из стихотворения Державина “Мореходец” (1802): “Мне лучше пьяным утонуть…”.
20
8. 2. 68
Дорогая Лиля Юрьевна!
Наконец-то опять обзавелся машинкой — купил у Кулакова, новую, а он купил в Москве. Чешская “Консул”.
Уж не больны ли Вы? Позвонить никак не удается.
Я сижу на девятом этаже без газет и без радио. Так сказать, перефразируя Блока, “я вижу все с моей вершины”.1 Хорошо, но не очень тепло.
Наконец-то после целой серии мистерий и буффонад со мной заключили договор в “Советском писателе”. Там все современные стихи — парижские, и под видом парижских. Продолжается война за год издания.
В газетенках ленинградских поклевывают. Но это административно пока никак не отражается. Пусть цыплята стучат в пустую скорлупу. Им тоже для развития необходим цемент.
Впервые за последние пять лет вдруг сел и отправил все стихотворные
и прозаические запасы в шесть журналов!
“Москва”, “Знамя”, “Простор”, “Подъем”, “Север” и “Новый мир”.
Это — детское мартин-иденство, слава богу, я журнальную систему выучил, но что делать. Как-то нужно очищать совесть, чтобы не прославиться
в собственных глазах бездельником и тунеядцем.
В “Новый мир” я отправил повесть о Пушкинских Горах и о Пушкине. Вы ее читали — “Вечера сирени и ворон”2. А также рискнул и отправил две большущих поэмы. Не напечатают, так хоть прочитают.
Сопроводил все это запиской Твардовскому. Не знаю, этично ли это?
И вообще смутно понимаю столично-журнальную этику. По-моему, она существует лишь в нашем воображении.
Черкните, пожалуйста, пару слов. А то я уж и не знаю, что думать. Фрию3 молчит. Видно, позабыл про все вызовы на свете белом в своих пенатах.
Будьте здоровы! Обнимаем Вас и Василия Абгарыча!
Будьте здоровы!
Ваш В. Соснора
1 Реминисценция из “Фабрики” (1903) А. Блока: “Я слышу все с моей вершины…”
2 Автобиографическая повесть “Вечера сирени и ворон” напечатана лишь в 1979 г.
в Германии, в книге Сосноры “Летучий голландец”.
3 Клод Фрию (Claude Frioux, род. в 1932 г.) — французский славист и советолог, поэт, переводчик русской литературы, в том числе В. Маяковского.
21
1. 4. 68
Дорогой Виктор Александрович,
я написала Клоду — напомнила о Вас. Свинья он!
Спасибо за письмо, хоть оно и грустное…
Пришлите, пожалуйста, Ваши “стихи для детей”, если есть лишний экземпляр, — попробую в нашем “Детиздате”.
Писала ли я Вам, что “Чернышевского” снимать не будут? И писала ли, что нам дали (в Переделкине) кусок дачи Иванова — нашу, большую <комнату>, и такую же наверху? Сейчас там идет строительство. Будут у нас свои, отдельные ванна, кухня, уборная и, возможно, терраса. Может быть, Арагоны приедут к нам летом — погостить, если у них найдется время. Сейчас Арагон кончает большую книгу о Матиссе1, а у Эльзы в печати новый роман2.
А у Вознесенского воспаление легких.
Вас<илий> Абг<арович> поехал сейчас в “Гослит”. С ним собираются заключить договор на новое, дополненное издание “Хроники”3. Я не рада: трудоемко и плохо оплачивается.
Очень, очень соскучилась!
Мы оба обнимаем Марину и Вас.
Лиля
1 Louis Aragon. Henri Matisse. Paris, 1971.
2 Очевидно, имеется в виду роман Эльзы Триоле “Ecotez-voir” (“Послушайте, поглядите”), вышедший в 1968 г.
3 В. А. Катанян. “Маяковкий. Хроника жизни и деятельности”. Издавалась неоднократно.
22
17. 5. 68
Дорогая Лиля Юрьевна!
Не писал Вам, потому что вот уже месяц нахожусь в состоянии скандала.
Из планов “Лениздата”, из набора вынули книгу. Я обратился со злобным письмом в наш секретариат. Они заступаются. Но вопрос еще окончательно не решен — обком юродствует.
Так как я получил 60 процентов, то я имею все юридические основания затеять судебный процесс с приглашениями. А объяснить — НИКТО! НИЧЕГО! НИ НА КАКОМ ПРОЦЕССЕ! не может. Так я угрожаю. Детская песня. Угрозы дитяти. Лягушонок объявляет борьбу танку. Все уладится.
Поскольку я не читаю и не выписываю периодику, все сообщения доходят до меня в последнюю очередь.
Я прочитал пасквиль в “Огоньке”.1 Туманные и пошлые намеки, рассчитанные на офицерских невест. Обыкновенный донос. Желтого цвета.
Не расстраивайтесь, пожалуйста! Даже я и уверен, что вы посмеялись над двумя болванами — и только. Полицейская пресса, подленькие статейки так или иначе являются. Когда клоуну больше нечем рассмешить публику, он плюет в небо.
Собака лает — ветер носит. Ветер дует — корабль идет.
А, ладно!
Пописываю роман.
Праздники, слава богу, прошли.
Поправляйтесь, ради бога, и не болейте!
Мы Вас любим, а больше — никого! Некого!
Обнимаю вас!
И Василия Абгаровича!
Ваш В. Соснора
1 В журнале “Огонек” был напечатан очерк В. Воронцова и А. Колоскова “Любовь поэта. Трагедия поэта” (“Огонек”, 1968, № 16, 23, 26) об отношениях Маяковского с Л. Брик,
В. Полонской и Т. Яковлевой. С этого началась травля Л. Брик в советской печати. Очерк вызвал много откликов, однако ничего в защиту Л. Брик ни в “Огоньке”, ни вообще в СССР напечатано не было. Лишь в парижской газете “Les Lettres FranHaises” (1968, 2—8 мая) в защиту Брик выступила со статьей “Об исторической правде” Эльза Триоле.
23
27. 5. 68
Дорогая Лиля Юрьевна!
Не больны ли Вы?
У меня идет бой — война мышей и лягушек.
Взбеленил все ленинградские инстанции.
И по камешку, по кирпичику пытаются растащить книгу.
Сопротивляюсь в меру своих слабых сил.
Весна — и опять медсестры, как всадники с копьями, набросились на меня. Процедурю. Думал в июне поехать в Киев — не пускают, колют
и жгут — огнем и мечом.
Сие несущественно.
Меня пугает и тревожит Ваше молчание.
Кулаков тоже пропал. Раньше я хоть от него узнавал о Вас. В начале июля получу кое-какие деньги и хочу приехать в Москву. Теперь мне есть где фундаментально останавливаться. Вдруг обнаружилась в Москве у меня, как и у всякого нормального советского человека, тетка, притом самая что ни на есть родная, с мужем — большим военным чином, — с квартирой, дачей и машиной. На старости лет она решила вдруг меня полюбить.
В Москву хочу приехать, потому что есть что порассказать — очень много! А Вас не видел уже больше полугода — скучно!
У Глеба Горбовского есть строки:
Скука! Скука! Убью человека!
Перережу в квартире свет!
Я — дитя двадцатого века…1
Бежать, бежать в Москву! Здесь — невыносимо. Теперь есть квартира
и можно обменяться. Бежать не от инстанций, они везде одинаковы, а —
к людям, а здесь — у меня никого нет. Устал. Мечусь, как заяц.
ХУДО! Тошнит от благожелательных морд инстанций, тошнит от лекарств, ТОШНИТ! Попытался уйти в историю, обложился тремястами книгами про Державина и Екатерину, но — не получается, отовсюду шепоты и вопли, повсюду такой вульгар, что — хоть в сумасшедший дом.
Но, слава богу, слава богу, все пока в сохранности (все — голова).
У Глеба Горбовского за последние полтора месяца — вторая белая горячка. Последний его бред — что весь город полон мух, больших, как человеческий кулак, он шел и отмахивался от них изо всех сил, мухи летали
и плели паутину. Тут-то голубчика и поймали.
Слышали ли Вы о таком писателе — Рид Грачев2?
Он потомок Марфы Борецкой и внук министра Витте3. Это, безусловно, большой писатель, никто так, как он, не владеет слогом.
У него вышла портативная книжонка, сейчас его приняли в Союз. Он третий месяц в сумасшедшем доме. Последний его бред — обыски. Господи, что у него искать, в его комнате — полтора рваных башмака и полторы тарелки, он спал на полу. Он живет в моем доме. Мы кормили и пестовали его несколько месяцев — он все равно не выдержал.
Я — стоик, индеец, как говорил Николай Николаевич4. Но и мои стихи на исходе. Потому я и хочу бежать в Москву, что здесь все может закончиться очень плохо.
Простите, дорогая Лиля Юрьевна, что донимаю Вас своими дурацкими истериями.
Все нормально. Мир вертится. Вода круговращается в природе. Ветры — возвращаются на круги свои.
Только — тоска.
Только — что делать? — проклятый чернышевский вопрос.
Ну да ладно.
Жду лета, уже снял дачу в Эстонии. Буду писать все лето легкую книгу притч и полусказочек. Детские мои стишки все поразобрали журналы.
На днях похожу по журналам, перепишу все стишки, их немного, штук пятнадцать, и пришлю Вам. Кажется, веселые они. Висельное такое веселье.
Будьте здоровы. Будьте здоровы! Еще раз простите за сумбур. Василию Абгаровичу — здоровья и обнимаем, Вас — обнимаем!
Ваш В. Соснора
1 Неточная цитата из стихотворения Глеба Горбовского “Стихи о скуке”: “Скука… Скука… / Съем человека! / Перережу / в квартире свет! / Я — итог двадцатого века” (1956).
2 Рид Иосифович Грачёв, наст. фам. Вите (1935—2004) — ленинградский прозаик, переводчик, эссеист. В СССР издал только одну небольшую книгу “Где твой дом” (М.—Л., 1967).
3 У Рида Грачёва с Марфой Борецкой, известной как Марфа-посадница (XV в.), новгородской боярыней, и графом Сергеем Юльевичем Витте (1849—1915), крупным русским государственным деятелем, родства, по крайней мере прямого, не прослеживается.
4 Николай Николаевич Асеев.
24
29. 5. 68
Дорогой наш, милый, любимый Виктор Александрович,
каждый день буквально вспоминаем Вас, а не писала, во-первых, оттого что не заметила, как шло время, а во-вторых, оттого что мы оба болели — сначала Вася (сердце), потом мы оба — вирусным гриппом с высокой температурой, а я, после гриппа, — воспалением легких… Вчера, после целого месяца, первый раз вышла.
Из-за “Огонька” огорчаюсь не очень. Маяковский весь напечатан. 13 томов! Это главное. Как подумаю, что Вас почти не печатают. И не только Вас. А скольких художников не выставляют!
На днях пошлю Вам Эльзин ответ (перевод) на огоньковское дерьмо
в “Lettres <franHaises>” и в “Humanite”. Сейчас нет экземпляра. Он (ответ) оказался полезен — Воронцову1 запрещено заниматься Маяковским, а он большой чин и через него невозможно было перешагнуть. Но я не оптимист…
Огорчаемся, что Вы опять болеете. Это самое серьезное в литературных делах. Что же говорят врачи?
Хорошо, что в Москве оказалась тетка и хорошо бы, чтоб не разлюбила вас обоих.
Был у нас два раза Кулаков, показывал красивую книгу. Он понемногу перебирается в Ленинград — уже отослал туда сотни килограммов живописи, и это еще не все! Мы хорошо, по душам, поговорили.
Сейчас поедем на большую выставку Пиросмани. Кулаков, да и все, кто видел, говорят, что это чудо!! После Москвы выставка поедет в Варшаву, Париж и, кажется, в Италию.
Из Италии мне все пишут, что переводы Ваших стихов вышли в сборниках (или в сборнике), я все прошу прислать, но пока не прислали.2 О Фрию ни слуху ни духу… Чем кончатся французские дела?!3 Всякая связь прервана. Зархи еле выбрался оттуда с несостоявшегося фестиваля в Каннах4 — на машине до Брюсселя, а оттуда на нашем самолете. Видел моих, так что я знаю — они здоровы.
В Переделкине все еще ремонт. Надеемся переехать числа 10-го.
До чего же хочется увидеть Вас! Может быть, правда приедете?
“Чернышевский” тоже завертелся, так что готовьтесь к актерской деятельности. Завтра приедет к нам Строева. Спрошу ее: когда? Что?
Слуцкие в Коктебеле. Звонили нам оттуда. Купаются.
Как Марина? Поцелуйте ее.
Мы оба обнимаем Вас
Ваша Лиля
1 Владимир Васильевич Воронцов — помощник и родственник (женаты на сестрах) советского идеолога М. А. Суслова, издававший при “Огоньке” скандальное “Собрание сочинений” Маяковского. После пятого тома был отправлен на пенсию, а том этот пришлось перепечатывать (из него были первоначально изъяты все посвящения поэта Л. Ю. Брик).
2 См. примеч. 9 к письму 18.
3 Начавшиеся в мае 1968 г. во Франции массовые студенческие выступления архилевого толка привели в конце концов к общему политическому кризису и отставке президента Шарля де Голля.
4 В 1968 г. фильм Зархи “Анна Каренина” должен был участвовать в Каннском фестивале, но студенческие беспорядки по всей Франции помешали открытию фестиваля,
и европейская премьера фильма не состоялась.
25
30. 5. 68
Дорогой Виктор Александрович!
Рид Грачев? Никогда не слышали. Если можете, пришлите нам его книжку. Знаю, кто был Витте, но не знаю, кто такая Марфа Борецкая… Полуграмотные мы!
Вчера были на сказочной выставке Пиросмани. Вчера же были в Переделкине, где пьяная бригада маляров даже вида не делает, что красит потолки и остальное. Когда сможем переехать — загадка!
Перечитываю Ваше письмо и думаю, думаю о Вас…
Строева, конечно, будет снимать Вас.
Посылаю Эльзин ответ на статью в “Огоньке”. Может быть, это Вам интересно.
Сейчас Вася, Львовский1 и Строева закрылись у Васи в комнате и добивают сценарий. Допишу это письмо, когда они выйдут пить чай.
Дверь открылась. Строева передает Вам пламенный привет. Снимать начнет 16 июля, если будет все в порядке.
Мы обнимаем.
Ваша Лиля
Напишите, что получили это письмо.
1 Михаил Григорьевич Львовский (1919—1994) — драматург, сценарист, поэт-песенник.
Продолжение следует