Внутренняя хронология романа «Евгений Онегин»
Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2011
ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА
Вадим СТАРК
“СНЕГ ВЫПАЛ ТОЛЬКО В ЯНВАРЕ…”
Внутренняя хронология романа
Вопрос о продуманности и расчисленности внутренней хронологии “Евгения Онегина”, о соотнесенности событий в нем был поставлен в 1833 году самим автором — в 17-м примечании к отдельному изданию романа. Комментируя строчку “Домой летят во весь опор…” (второй стих IV строфы Третьей главы) об Онегине и Ленском, возвращающихся от Лариных, Пушкин пишет: “В прежнем издании, вместо домой летят было ошибочно напечатано зимой летят (что не имело никакого смысла). Критики, того не разобрав, находили анахронизм в следующих строфах. Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю”.
По этому поводу Ю. М. Лотман в своем “Комментарии” в главке, так и названной “Внутренняя хронология └Евгения Онегина“”, заметил: “Не придавая этому высказыванию слишком буквального значения, следует все же подчеркнуть его принципиальную важность: точность соотнесенности событий романа с хронологией была сознательно противопоставлена П поэтике таких произведений, как └Бахчисарайский фонтан“, в котором трудно попытаться приурочить действие (а вероятно, и не нужно) даже в пределах столетия”. Говоря затем об исключительно большом значении внутренней хронологии в романе, Лотман заключает, “что П подает читателю о ней не назойливые, но весьма определенные сигналы” (18).1
Роман писался на протяжении восьми лет, за которые произошли события, должные так или иначе в нем отразиться. Самое главное из них — это восстание 14 декабря 1825 года. Десятая глава — оконченная или нет, сожженная, зашифрованная для потомков — явное и главное тому свидетельство.
В основном, печатном, тексте романа даже упоминания о восстании быть не могло. Но и в напечатанной “Главе осьмой” “Евгения Онегина” все исследователи, ее касавшиеся, совершенно справедливо не могли избавиться от ощущения: в ней представлен последекабристский Петербург. Первым, в 1957 году, доказывал, что в ней описан Петербург 1827 года, Николай Нароков.2 Однако он не смог увязать эту датировку с первыми главами романа. Ю. М. Лотман также пишет об общей тенденции Пушкина “к изображению фона седьмой-восьмой глав на основании реальных впечатлений последекабристской эпохи” (355),
но тем не менее относит их к 1825 году, как и И. М. Тойбин.3
Когда комментируются именно реальные отражения пушкинского времени в романе, то, не обнаружив их во внутренней его хронологии, исследователи начинают предполагать “ошибки” автора либо говорить об отвлеченности Пушкина от конкретики во имя художественного обобщения, как это сделали
Р. Густафсон4 и И. М. Тойбин. Однако когда не один, а несколько таких сюжетов оказываются не совпадающими с действительными событиями или не увязывающимися между собой, то неизбежно встает вопрос: Пушкин ли ошибся
в своих временных расчетах или комментаторы произвольно его толкуют?
Все исследователи резонно начинают с главного: когда же родился Онегин? В романе указано только место: “Онегин, добрый мой приятель, / Родился на брегах Невы”.
Комментируя эти строки, Н. Л. Бродский писал: “В романе разбросаны хронологические указания, которые дают возможность точно определить главные моменты в жизни Евгения. Онегин родился около 1796 г., └лет шестнадцати окончил курс своих наук“ — это было в 1812 г., через 8 лет он бросил свет и летом 1820 г. поселился в деревне. С 1820 г. по весну 1825 г. тянется действие романа”.5
Бродский задал пагубную для установления внутренней хронологии романа традицию. Но даже В. В. Набоков, назвавший комментарии Бродского “идиотическими”, присоединяется к его исчислению года рождения Онегина. В результате совершенно определенно провисает противоречащий этой дате следующий набоковский комментарий: “На первой неделе мая 1825 г. двадцатипятилетний Евгений Онегин получает от слуги своего дядюшки письмо, в котором сообщается, что старик при смерти (см. XLII). Онегин тотчас выезжает к дяде
в имение — к югу от С.-Петербурга”.6
То есть Набоков воспринимает Онегина ровесником Пушкина, но затем, вопреки своему устойчивому противостоянию Н. Л. Бродскому, в отношении внутренней хронологии романа с ним соглашается.
А, к примеру, А. Е. Тархов называет годом рождения Онегина 1801-й, отсчитав 18 лет от 1819 года, но не увязав свое заключение с другими датировками.7
Недосказанности и противоречия главных комментаторов романа в основном разрешил Ю. М. Лотман, выпустив в 1980 году свой “Комментарий”. В отношении внутренней хронологии им создана вполне последовательная цепочка дат, опирающаяся на текст Пушкина. Однако есть в этом построении моменты, требующие, скажем так, уточнения.
Когда Н. Л. Бродский заявил, что Онегин родился около 1796 года, то обосновать дату он не потрудился, сочтя, видимо, проблему саму собой разумеющейся. Объяснение пришлось взять на себя Ю. М. Лотману:
“В └Главе осьмой“ сказано, что, когда Онегин после дуэли оставил свою деревню, ему было 26 лет:
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов.
Деревню он покинул в феврале — марте 1821 г., следовательно, родился
в 1795 г.; Бродский и Бонди приводят 1796 г., считая, что пушкинский текст должен истолковываться как указание на то, что герою шел двадцать шестой год. Текст не дает оснований для однозначного решения, хотя дата └1795“ представляется более обоснованной” (18).
Таким образом выходит, что 18 лет Онегину исполнилось в 1813 году,
а следовательно, и “описание светской жизни петербургского молодого человека”, данное в Первой главе, относится к этому году или, по Бродскому,
к 1814 году, что противоречит словам Пушкина, который прямо указывал
в предисловии к отдельному изданию Первой главы на 1819 год. Когда Лотман называет возраст Онегина, то говорит, что он был ровесником К. Ф. Рылеева, Н. И. Лорера, Никиты Муравьева, братьев Муравьевых-Апостолов, но не сообщает, что все они были в 1813 году на театре военных действий. Описание светской жизни Онегина никак не ложится на фон происходившего в тот год
в России. Заметим, что и помянутый в Первой главе П. П. Каверин, который поджидает Онегина в ресторане Талона, в 1813 году воевал в составе лейб-гвардии Гусарского полка и вернулся с ним в Царское Село только в 1816 году. К тому же если счесть, что Пушкин мог в ней проигнорировать еще не завершившиеся события великой войны и так необъяснимо сильно противопоставить своего героя близким ему сверстникам, то все равно текст Первой главы не дает никаких оснований иной датировки происходящего в ней, кроме как относящейся к 1819 году. Только в сезон 1815—1816 годов вышла на сцену и выведенная в Первой главе сверстница Пушкина балерина Авдотья Истомина.
Нет никаких сомнений — и в романе об этом прямо говорится, — что Онегину в Первой главе 18 лет, так что никак нельзя относить этот возраст
к 1813-му или 1814 году.
Новая точка зрения в отношении времени появления на свет Онегина была высказана в 1984 году В. М. Кожевниковым8 и затем повторена в 1992 году
С. Шварцбандом.9 Оба называют годом рождения героя 1798-й, соответственно сдвигая дальнейшее действие романа: именины Татьяны и дуэль Онегина
с Ленским к 1824 году, а возвращение Онегина в Петербург к 1827 году, как это сделал Н. В. Марченко. При этом С. Шварцбанд руководствуется тем, что
в полном издании романа 1833 года у Пушкина уже нет упоминания о времени действия Первой главы. Позднее их посылки развил А. А. Аникин.10 Точкой отсчета для всех трех исследователей является указание на субботу 12 января, которая совпадает только с 1824 годом. Отталкиваясь от этого, действие Восьмой главы романа они относят к 1827—1828 (Аникин, Шварцбанд) и к 1830—1831 го-дам (Кожевников).
Приведя различные точки зрения на внутренний календарь романа, попытаемся соотнести его с реальностью, пользуясь “сигналами”, которые подает Пушкин, прежде всего теми, что прошли до сих пор мимо внимания исследователей.
Прежде всего, мы полагаем, что поэт ни в чем не ошибался и время у него действительно “расчислено по календарю”.
Итак, в пушкинском предисловии к отдельному изданию Первой главы сказано: “Первая глава представляет нечто целое. Она в себе заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 года…” Это указание — первая, но не единственная опорная точка для внутренней хронологии романа.
Другая группа указаний на время действия и возраст героев с первой датой косвенно, но вполне увязана. Перечислим главные приметы: “Все украшало кабинет / Философа в осьмнадцать лет” (1, XXIII); “Вот как убил он восемь лет, / Утратя жизни лучший цвет” (4, IX); “…пускай поэт / Дурачится; в осьмнадцать лет / Оно простительно” (6, X); “Дожив без цели, без трудов / До двадцати шести годов” (8, XII); “└Так ты женат! не знал я ране! / Давно ли?“ — Около двух лет” (8, XVIII).
Есть еще и бесспорные указания в отношении времен года — вроде таяния снегов, сбора ягод, пения соловья, увядания дерев и других природных явлений, а также несомненные даты церковного календарного цикла, такие как “крещенский вечерок” или “Татьянин день”.
Наконец, ряд имеющих хронологическую привязку подробностей служит не столько уяснению внутренней хронологии романа (ей при этом не противореча), сколько характеристике его героев. Если, к примеру, поминается, что Ленский мальчиком сидел на коленях Дмитрия Ларина, играя его очаковской медалью, то ясно, что тот был участником знаменитого сражения в декабре 1788 года, получив золотой офицерский крест с надписью “За службу и храбрость”. А то, что на могиле Ларина обозначен его бригадирский чин, делает понятным, что он вышел в отставку до 1800 года, когда Павел I этот чин упразднил.
Этого рода свидетельства никогда не вызывали никаких споров или не вызывали интереса, чего нельзя сказать в отношении указаний, данных Пушкиным не прямо, но все же увязанных с двумя отправными точками: 1819 год, год событий Первой главы, и “тот год”, когда “Снег выпал только в январе…”, и произошла дуэль Онегина с Ленским.
Ю. М. Лотман пишет, следуя за Пушкиным, что “Зима 1819 — весна 1820 гг. — время действия первой главы”. И поясняет: “Начальная дата определяется указанием П в предисловии к отдельному изданию главы, конечная — указанием на то, что встреча героя и автора произошла в Петербурге в 1820 г., в период └белых ночей“,
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою” (20).
Таким образом, происходящее в Первой главе привязывается к биографии Пушкина. Он выслан из Петербурга 6 мая 1820 года, но белые ночи наступают лишь в июне. Лотман усматривает в тексте Пушкина и указание на время отъезда Онегина в деревню: “В строфах L и LI содержится намек на то, что отъезд героя в деревню был по времени близок к насильственному удалению П из Петербурга” (20—21). Имеются в виду прежде всего следующие строки:
Онегин был готов со мною
Увидеть чуждые страны;
Но скоро были мы судьбою
На долгий срок разведены.
Если не настаивать произвольно на соответствии внутренней хронологии романа с фактами биографии Пушкина, то из этих строк никак нельзя извлечь указания на конкретный год отъезда Онегина в деревню. Напротив, из содержания первой главы можно сделать очевидный вывод, что между временем описания одного дня петербургской жизни Онегина и его отъездом прошли годы.
Если ему в 1819 году 18 лет, как это сказано Пушкиным, то вряд ли он уже мог разочароваться в свете. По смыслу, выраженному Пушкиным, должно пройти еще несколько лет, прежде чем Онегин отправится в деревню. Если он 16-ти лет вышел в свет, то впереди, по Пушкину, у него еще 6 лет, следовательно,
в деревню он уезжает в 1824 году. Откуда же взялся 1820 год как год отъезда Онегина? Лотман обосновывает это, якобы опираясь на Пушкина: “Отсчитывая время от зимы 1819 — весны 1820 гг. (времени действия первой главы),
П пишет:
Вот как убил он восемь лет,
Утратя жизни лучший цвет” (19).
Но так отсчитывает вовсе не Пушкин, а его комментаторы, которые понимают, что Онегин покидает Петербург не восемнадцатилетним. Почему и называют годом его рождения 1795-й или 1796-й. Разница между хронологией Пушкина и определенной исследователями, притом что и он и они отсчитывают “восемь лет” от года шестнадцатилетия Онегина, состоит в том, что Пушкин отталкивается от 1816 года (когда, по его расчету, герою было 15 лет и исполнялось 16), а они от 1812 или 1813 года, когда, по Лотману, “около 1813 г., <…> Онегину исполнилось 18 лет” (20) и “он зажил самостоятельно” (20).
В результате у комментаторов возникает 1820 год как год появления Онегина
в деревне, в то время как у Пушкина — 1824-й, что, кстати, соответствует реальному появлению поэта в Михайловском.
Вторую опорную точку для рассуждений о внутренней хронологии романа — и единственную в самом его тексте — мы находим в I строфе главы Пятой:
В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь.
Протяженное лето того года, когда в деревню прибыл Онегин, лето, затянувшееся до ноября, Пушкин описал еще в Четвертой главе романа, что отметил В. В. Набоков в комментарии к стиху “Снег выпал только в январе…”: “Заметим, что в предыдущей, четвертой главе (строфа XL) лето чудесным образом завершается в ноябре, что расходится с постулированной краткостью северного лета (гл. 4, XL, 3), поскольку осенняя погода в тех краях, где было поместье Лариных, устанавливалась не позднее последних чисел августа (по старому стилю, разумеется). Запоздалый приход и осени и зимы в └1820“ г.,
не очень-то четко означен в четвертой главе, хотя на самом деле конец этой главы (строфы XL—L) покрывает тот же временной промежуток (с ноября по начало января), что и строфы I—II гл. Пятой. Пушкинский └1820-й“ отличается от реального 1820 г., который на северо-западе России был отмечен чрезвычайно ранним снегопадом (в Петербургской губернии — 28 сентября, судя по письму Карамзина Дмитриеву)”.11
Лотман в своем “Комментарии” вослед Набокову высказывает идентичные соображения, но расширенные за счет цитат: “Реальная погода осенью 1820 — зимой 1821 гг. не совпадала с пушкинским описанием: снег выпал исключительно рано, 28 сентября 1820 г. Карамзин писал Дмитриеву из Царского Села: └Выпал снег“ (Письма Карамзина…, с. 294). Правда, снег лежал недолго;
14 октября 1820 г. Н. И. Тургенев сообщал брату Сергею в Константинополь из Петербурга: └Мы живем между дождем и грязью, в физическом и нравственном смысле“ (Декабрист Н. И. Тургенев. Письма к брату С. И. Тургеневу. М.—Л., 1936, с. 316). Данное обстоятельство имеет значение, поскольку слова П в примечании к тексту ЕО: └Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю“ (VI, 193) — толкуются иногда слишком прямолинейно: любые реалии, входя в текст романа, получают значение художественных деталей” (258).
Однако в тексте романа нет никаких указаний на то, что Онегин покинул деревню в феврале—марте 1821 года. Напротив, в нем содержатся ясные указания на 1825 год, когда, как сказано в Четвертой и в Пятой главах романа, была поздняя зима. Так оно и было в 1824—1825 годах. Для современников Пушкина эта зима была памятна, так что у них не возникало вопроса, к какому году относится действие деревенских глав “Евгения Онегина”. Следующая такая поздняя зима случилась только в наше время, в 2006—2007 годы, заставив метеорологов вспомнить как раз о зиме 1824—1825 годов, ничего похожего ближе не найдя. В пушкинском Петербурге затянувшаяся осень разрешилась знаменитым наводнением 7 ноября 1824 года, позднее занявшим воображение Пушкина в “Медном всаднике”. 2 октября 1824 года была закончена Третья глава и началась работа над Четвертой. В канун нового, 1824 года, 31 декабря, была сделана соответствующая помета под черновиком XXIII строфы Четвертой главы. Работа над ней будет продолжена в 1825 году.
4 декабря 1824 года Пушкин письмо брату и сестре заканчивает припиской: “Сижу дома да жду зимы” (XIII, 127). Дождался Пушкин зимы в ночь на 3 января 1825 года, что и нашло отражение в знаменитых первых строках
Пятой главы романа, начатой ровно через год, 4 января 1826 года. Конечно же, Пушкин не мог забыть той зимы.
Следует вспомнить и то, что в канун Татьянина дня, 11 января 1825 года,
к Пушкину в Михайловское на рассвете приехал Иван Иванович Пущин.
К этому времени выпавший поздний снег занес всю усадьбу. Пущин вспоминал: “Кони несут среди сугробов, опасности нет: в сторону не бросятся, все лес и снег им по брюхо, править не нужно. Скачем опять в гору извилистою тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились с маху
в притворенные ворота, при громе колокольчика. Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу нерасчищенного двора”.
Пущин не стал даже пушкинскую усадьбу обозревать, заметив: “Я не мог познакомиться с местностью Михайловского, так живо им воспетой: она была тогда закутана снегом”.12
Такая же картина открылась и Татьяне:
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровлю и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Если отсчет возраста Онегина соотносить не с 1821 годом, как это делают все комментаторы, начиная с Н. Л. Бродского, а с 1825-м, на который прямо указано в романе, то тогда он действительно оказывается ровесником Пушкина, то есть рожденным в 1799-м или в 1800 году. Тогда учение Онегин заканчивает в 1815—1816 годах, что более логично, ибо становится понятным, как могло случиться, что его не коснулась война 1812 года. Тогда восемь лет его светской жизни заканчиваются в 1824 году, что также более логично: в свете он разочаровался не в 18 лет, а в 24 года. Получив известие о болезни дяди, он отправился в деревню, куда и прибыл летом 1824 года.
В связи со сделанными наблюдениями передатировкам с поправкой на четыре года подлежат и все последовавшие за этим события в романе. Точно так же должны быть внесены соответствующие коррективы в отношении других героев романа — не их возраста, но времени появления на свет.
Татьяна, следовательно, родилась не в 1803 году, а в 1807-м. На ее семнадцатилетний возраст в год приезда Онегина в деревню указал Пушкин в письме П. А. Вяземскому 29 ноября 1824 года, возражая на его замечания по поводу якобы противоречий в ее письме к Онегину. Пушкин ясно говорит, что это “письмо женщины, к тому же 17-летней и к тому же влюбленной!” (XIII, 125). Так что в уходящем 1824 году ей как раз и было 17 лет.
То же и Ленский, которому, согласно роману, в год его приезда в деревню
18 лет, родился не в 1802-м, а в 1806-м, и учился он в Германии не с 1817 года,
а с 1821-го.
12 января — Татьянин день. Итак, 14 января 1825 года, через два дня после именин Татьяны, состоялась дуэль Онегина с Ленским.
Здесь необходимо затронуть еще одну проблему — извлечения данных
о хронологии романа из черновиков к нему. Наиболее распространенная оплошность, допускаемая исследователями, заключается в придании черновикам того же статуса, что и печатному тексту, их “гурьбой и гуртом” смешение при доказательствах. Все-таки необходимо помнить, что черновые редакции не включаются автором в окончательный, канонический текст или из него исключаются всегда по какой-то определенной причине; отброшенный им вариант начинает чем-то полагаться ущербным, не отвечающим замыслу. Например, в конце Четвертой главы Татьянин день первоначально был отнесен Пушкиным к четвергу 12 января 1822 года, но в то время, когда этот черновой вариант складывался, поэт получает известие о событиях 14 декабря. Представляется, что они в корне повлияли на последующий хронологический расклад в романе. Ведь Онегин, отправляющийся в путешествие, должен был бы вернуться в Петербург прямо ко времени восстания. Почему Пушкин и переносит действие Пятой главы на 1825 год, отправляя Онегина странствовоть с таким расчетом, чтобы он мог вернуться уже после казни декабристов. Естественно, что некритически использовать оставшуюся в черновиках дату в этом случае неправомочно.
Итак, в 1825 году начинается путешествие Онегина (однако число — 3 июня — извлекается только из черновиков). Указание Ю. М. Лотмана на то, что пребывание Онегина в Крыму относится к августу—сентябрю 1821 года, также опирается на текст из черновиков:
Три года по<сле> вслед за мн<ою>
Скитаясь в той же стороне
Онегин вспом<нил обо мне>.
Но ведь эти стихи из “Путешествия Онегина” не вошли в “Отрывки”, опубликованные поэтом, а значит, на них основывать внутренние датировки романа не слишком корректно. Точно так же нельзя говорить и о встрече Онегина и автора в Одессе, так как рассказ о ней содержится опять же только
в черновиках.
Исходя же из канонической редакции, ясно следующее: Татьяна оказывается в Москве в январе—феврале 1826 года, а замужество ее состоялось, вероятно, осенью 1826 года. Онегин в это время путешествует, так что “за скобками” оказываются события 14 декабря. Снова они встречаются через два года
в Петербурге осенью не 1824-го, а 1828 года на светском рауте. Пушкин акцентирует внимание на слове “раут”, дав к нему даже печатное примечание, которое в романе оказалось последним: “Rout, вечернее собрание без танцев, собственно значит толпа”. Следовательно, действие происходит во время Рождественского поста, когда балов не давали.
Есть в этой сцене одна деталь, которая определенно говорит о том, что встреча Онегина с Татьяной в Петербурге не могла состояться в 1824 году. Это присутствие на рауте, описанном в Восьмой главе, испанского посла, которого в тот год там быть не могло. По поводу стихов XVII строфы Восьмой главы “Кто там в малиновом берете / С послом испанским говорит?” Лотман “непротиворечиво” пишет: “В 1824 г., когда происходит встреча Онегина и Татьяны
в Петербурге, Россия не поддерживала дипломатических отношений с Испанией, прерванных во время испанской революции. Испанский посол Хуан Мигуэль Паэс де ла Кадена появился в Петербурге в 1825 г.” (355).
В связи с этим комментарием следует заметить, что в романе действуют всего три реальных лица пушкинской поры, вступающих в непосредственный контакт с вымышленными героями. Это, во-первых, приятель Пушкина П. П. Каверин: “К Talon помчался: он уверен, / Что там уж ждет его Каверин”
в Первой главе романа. И, во-вторых, друг Пушкина в главе Седьмой: “К ней как-то Вяземский подсел”. Эти два лица, введенные Пушкиным в роман, жившие в обозначенную эпоху и в Петербурге и в Москве, придают высокий уровень реальности главным героям романа — Онегину и Татьяне. Наконец третье лицо — это беседующий с Татьяной “посол испанский”. В 1824 году его еще не было в России, что и отметил Лотман, но не придал этому, как видим, значения.
Действие Восьмой главы Лотман относит к 1824 году. В статье “Бал”, замечая все же, что “князь N дает не бал, а вечер”, Лотман пишет: “С полонезом можно связать, вероятно, лишь не включенную в окончательный текст строфу, вводящую в сцену петербургского бала в восьмой главе великую княгиню Александру Федоровну (будущую императрицу), которую П именует Лаллой-Рук по маскарадному костюму героини поэмы Т. Мура, который она надела во время маскарада в Берлине <…>. После стихотворения Жуковского └Лалла-Рук“ (1821) имя это стало поэтическим прозвищем Александры Федоровны:
И в зале яркой и богатой
Когда в умолкший тесный круг
Подобно лилии крылатой
Колеблясь входит Лалла-Рук
И над поникшею толпою
Сияет царственной главою
И тихо вьется и скользит
Звезда-Харита меж Харит
И взор смешенных поколений
Стремится ревностью горя
То на нее, то на царя —
Для них без глаз один Евг<ений>
Одной Татьяной поражен;
Одну Т<атьяну> видит он” (83).
Тут же Лотман поясняет, полемизируя с Г. А. Гуковским, относившим действие Восьмой главы к 1825 году, а потому видевшему явный анахронизм
в присутствии на балу императрицы: “Однако в данном случае комментатор ошибся: Александра Федоровна присутствует на балу в восьмой главе не как императрица (ею она сделалась лишь в декабре 1825 г.), а как великая княгиня. Соответственно, упомянутый в стихах царь не Николай I, а Александр I, который часто бывал партнером Александры Федоровны в танцах <…>. Упомянутый в строфе бал, вероятно, приходится на позднюю осень 1824 г., а не на 1825 г., как полагает Гуковский: зимой влюбленный Онегин сидел, └как сурок“ (VIII, XXXIX, 7) дома, а 4 апреля 1825 г. Александр I покинул Петербург, отправившись в Варшаву, и на столичных балах уже больше не бывал”.
И далее Лотман продолжает: “Косвенным подтверждением того, что └царь“ в данном случае Александр, а не Николай, является следующее соображение: из текста видно, что └Лалла-Рук“ скользит в паре с царем. Возможность того, чтобы император танцевал, открывая бал, со своей женой, абсолютно исключается как противоречащая этикету” (84).
Замечание совершенно справедливое: император в данном случае должен был бы танцевать с хозяйкой дома, то есть с Татьяной. Но князь N, ее супруг, устраивает не бал, а вечер. Никаких признаков того, что в процитированной строфе речь идет о бале, также нет: императрица скользит по зале, но не в паре с царем. К тому же поминание “царственной главы” может быть отнесено только к императрице.
Итак, только если действие Восьмой главы происходит в 1828 году, никаких анахронизмов в ней не наблюдается и Пушкин ни в чем не ошибся.
В романе Пушкиным, кажется, только в одном месте допущен огрех, но опять же оговоримся, что в черновиках, так что, как это не однажды бывало, он мог его исправить, если бы включил это место в окончательный текст. Речь идет о строфе из “Путешествия Онегина”:
Проснулся раз он Патриотом
В H^tel de Londres что в Морской.
Тут у Пушкина просматриваются и зачеркнутые варианты: “в Москве”,
“в Морской”, “на Тверской”. В Москве не было гостиницы “Лондон”, но была вблизи Тверской гостиница “Англия”, в которой несколько раз останавливался Пушкин.
Комментируя это место, Лотман отметил “прямолинейный комический эффект” сочетания патриотизма с таким названием гостиницы. При этом оказалась неотмеченной ошибка Пушкина, заключавшаяся в том, что гостиница “Лондон” располагалась не на Морской, а на углу Невского проспекта и Адмиралтейского (современный адрес — Невский, 1). В комментарии ошибка усугублена: “H^tel de Londres (Лондонская гостиница) — находился на углу Невского и Малой Морской (ныне ул. Гоголя)” (379). В действительности по указанному адресу, да и то на квартал (хотя и в один дом) глубже, располагалась гостиница “Париж” (“H^tel de Paris”). Пушкину эта гостиница была хорошо знакома, он не однажды бывал в ней, поминал ее, и, конечно же, если бы дело дошло до правки в беловом варианте, исправил бы допущенную описку хотя бы так:
“В H^tel Paris, что на Морской”. Это наглядный пример того, что использовать черновики для комментирования окончательных вариантов можно только
в плане их сопоставления с начальным замыслом.
Итак, действие Восьмой главы оказывается приуроченным к осени
1828 года — весне 1829-го. Для Пушкина этот период его жизни очень памятен. Незадолго до того как Онегин появляется в Петербурге, Пушкин его оставляет после неудачного сватовства к Анне Алексеевне Олениной. Отпраздновав лицейскую годовщину 19 октября 1828 года, протокол которой вел сам Пушкин, он в ночь на 20-е отправляется в Тверской край, а оттуда в Москву:
Усердно помолившись Богу,
Лицею, прокричав ура,
Прощайте, братцы: мне в дорогу,
А вам в постель уже пора.
В начале Восьмой главы автору вспоминается лицейская пора, а в черновиках главы мы встречаем стихи, задевающие Алексея Николаевича Оленина
и его дочь:
Annet Olenine тут была
Уж так [жеманна], так мала!..
Так бестолкова, так писклива
Что вся казалося в отца.
В окончательный текст Пушкин, конечно, не включит эти оскорбительные строки и не выведет Аннет Оленину в числе гостей на описанном рауте. Но все-таки он не мог не вспомнить того, что для него было связано с 1828 годом. В Москве он впервые увидел Наталью Гончарову и “огончарованным” вернулся в Петербург. В 1831 году, уже женатым, живя в Царском Селе на даче Китаевой, Пушкин заканчивает Восьмую главу вставным письмом Онегина
к Татьяне, в котором косвенно, но отразил ту глубину чувств, которые владели им самим. А зиму 1828 года, подобно Онегину, Пушкин проводит в Петербурге, пока снова не отправляется в Москву, а затем в Арзрум. Он покидает Петербург 10 марта 1829 года. Этим временем заканчивается и действие “Евгения Онегина”: “Дни мчались; в воздухе нагретом / Уж разрешалася зима…”
Однако приведенный расклад внутреннего календаря романа не соотносится с заявлением 1825 года в предисловии к изданию Первой главы романа, действие которой относится автором к концу 1819 года. По предисловию 1825 года получается, что Онегин родился в 1801 году. Но если следовать словам о двадцати шести годах жизни Онегина “без цели, без трудов” в Восьмой главе, то герой родился в 1799 году, то есть был ровесником Пушкина. Тот же год извлекается и из начала Пятой главы. Именно она является в окончательном варианте точкой отсчета всей внутренней хронологии как по отношению
к последующим главам, так и по отношению к первым. Интуитивно прав был Набоков, но, отторженный от источников для полноценного исследования рукописей Пушкина, был вынужден согласиться с существовавшей точкой зрения.
Не случайно в полных изданиях романа 1833-го и 1837 года уже нет упоминания о действии Первой главы как относящемся к концу 1819 года, когда герою было 18 лет. Произошедшие за время написания романа события,
в первую очередь 14 декабря 1825 года, заставили Пушкина откорректировать внутреннюю хронологию романа, анализировать которую мы должны, подчиняясь окончательной воле автора, постепенно прозревавшего “даль свободного романа”.
Таким образом, фабула “Евгения Онегина” вполне последовательна и не расходится ни с климатическими, ни с историческими реалиями, так смущавшими комментаторов романа. Пушкинское указание на выпавший 3 января 1825 года снег — главная отправная точка для определения внутренней хронологии произведения. В нем все взаимосвязано, и именно “сигналы”, которые
в отношении датировки событий подает автор, позволяют устранить якобы имевшиеся в романе сбои и противоречия. Действие “Евгения Онегина” происходит в совершенно конкретную эпоху и завершается в начале весны 1829 года.
1 Здесь и далее цитируется с указанием страницы в скобках по изданию: Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина “Евгений Онегин”. Комментарий. Изд. 2-е. Л., 1983.
2 Нароков Николай. Календарь “Евгения Онегина” // Возрождение. Paris, 1957. Тетрадь шестьдесят вторая.
3 Тойбин И. М. “Евгений Онегин”: поэзия и история // Пушкин. Исследования и материалы. Т. IX. Л., 1979. С. 91. Прим. 22.
4 Gustafson R. The Metaphor of the Seasons in “Eugene Onegin” // Slavic and East Europen Journal. 1962. Vol. VI. No. 1. Р. 17—18.
5 Бродский Н. Л. “Евгений Онегин”. Роман А. С. Пушкина. Изд. 5-е. М., 1964. С. 38.
6 Набоков Владимир. Комментарий к роману А. С. Пушкина “Евгений Онегин”. СПб., 1998. С. 103.
7 Тархов А. Е. Календарь “Евгения Онегина” // Знание — сила. 1974. № 9. С. 30—33.
8 Кожевников В. М. Время расчислено по календарю // Литература в школе. 1984. № 61.
9 Шварцбанд С. Еще раз о “календаре” в “Евгении Онегине” // Russian philology and history. Jerusalem, 1992.
10 Аникин А. А. Суббота, 12 января 1824 года: именины Татьяны Лариной // Литература в школе. 2002. № 4.
11 Набоков Владимир. Цит. соч. С. 395.
12 Пущин И. И. Записки о Пушкине // Пушкин в воспоминаниях современников. В 2-х т. Т.1. СПб., 1998. С. 92, 94.