Фрагменты из книги. Окончание
Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2011
ВОЙНА И ВРЕМЯ
ЮЛИя Кантор
Прибалтика: война без правил (1939—1945 гг.)
Фрагменты из книги
Литва
23 июня, когда части Красной армии и представители советской власти спешно отступали из Литвы, в республике вспыхнуло антисоветское восстание. Действия вооруженных отрядов были скоординированы: они громили советские учреждения, занимали радиостанции (первой была захвачена радиостанция Каунаса), расправляясь с ее представителями и их семьями, выискивали коммунистов и учиняли расправы над ними, устраивали еврейские погромы, наконец, пытались разоружить отступающие части Красной Армии. Акцией руководил и давал команду к ее началу Фронт литовских активистов (ФЛА), созданный 17 ноября 1940 г. в Берлине. Численность его к июню 1941 г. превышала 25 тыс. человек.1
Формально ФЛА руководил посол Литвы в Берлине полковник К. Шкирпа, активный сторонник сближения Литвы и Германии. В 1938 г. Шкирпа создал и возглавил профашистскую организацию “Зигис” в Клайпеде, финансировавшуюся из Берлина.2 В 1940 г. Шкрипа не выполнил указания советского МИДа, адресованного дипмиссиям включенных в состав СССР республик, — ликвидировать их зарубежные представительства — и не вернулся
в Литву после ее советизации. Уже летом 1940 г. Шкирпа в результате нескольких встреч с представителями германского МИДа начал формирование Фронта литовских активистов. В октябре эту организацию взял “под опеку” абвер.
25 января Шкирпа представил полковнику абвера И. Гребе план “освобождения Литвы”. Вот его основные тезисы: “Немецкая армия представляется как освободитель Литвы и других угнетенных народов СССР <…>, предлагается: во-первых, организовать общее восстание в Литве после вступления немецких войск; во-вторых, препятствовать снабжению и помощи Красной Армии путем саботажа; в-третьих, встречать немецкие войска как освободителей, оказывая им всяческую поддержку и помощь”.3 Ныне в Каунасе есть улица, носящая имя Шкирпы. “Таким образом, Каунас является единственным в своем роде городом, где увековечено имя агента немецкой контрразведки Абвер”.4
В воззвании Литовского информационного бюро — пропагандистского центра Фронта литовских активистов в Берлине — от 19 марта 1941 г. содержался призыв, когда начнутся военные действия, поднимать “местные восстания”, взять власть в свои руки, “незамедлительно арестовать местных коммунистов и иных предателей Литвы, чтобы ни один не избежал возмездия за свои действия”.5
Де-факто Шкирпа был марионеткой в немецких руках — с началом управлявшегося из Берлина восстания его даже не выпустили из Германии. Нацисты не были заинтересованы в том, чтобы восстание обрело национального лидера, находящегося на территории Литвы. Надо заметить, что и после этого симптоматичного шага сколько-нибудь ощутимого охлаждения в отношениях между литовским руководством ФЛА и оккупантами не произошло, — ФЛА продолжал играть по берлинским правилам.
После объявления восстания 23 июня вооруженные отряды ФЛА в Каунасе захватили склады с оружием на площади Парода. В руки восставших попало 25 тысяч единиц стрелкового оружия, склады советских воинских частей с горючим, техникой и боеприпасами. Пользуясь зачастую хаотичным отступлением советских войск, повстанцы пытались занять мосты (хотя
в ряде случаев их успели опередить красноармейцы, взорвавшие переправы). В Вильнюсе восстание началось вечером 23 июня. Литовские солдаты, полицейские, студенты и служащие захватили важнейшие административные объекты города, на башне Гедиминаса вывесили литовский национальный желто-зелено-красный флаг. Всего за дни восстания в Литве погибло около
2 тысяч его участников — больше чем во времена борьбы за независимость
в 1918—1920 гг.6 Вермахт за время наступательной операции в Литве потерял погибшими почти 3 тысячи человек.7
23 июня 1941 г., в день восстания, Фронтом литовских активистов было создано Временное правительство — до установления отношений между “независимой Литвой” и Германией. За месяц с небольшим своего существования Временное правительство Литвы (ВПЛ) издало около 100 законов и распоряжений, большинство из которых признавало не имеющими юридической силы законодательные акты советского времени и восстанавливало досоветскую государственно-правовую систему. Часть документов, выпущенных ВПЛ, касалась вопросов государственных институтов в военное время. Вопрос о легитимности ВПЛ, по сути, является риторическим: назвав себя верховной властью в республике в условиях хаоса первых дней войны, ВПЛ не было даже самопровозглашенным — оно действовало “под прикрытием” наступающего агрессора, которого считало союзником. Кстати, находившийся в эмиграции в Лондоне президент независимой Литвы А. Сметона заявил, что “восстание, видимо, было инспирировано в Германии” и что “объявление независимости Литвы преждевременно”.8
12 сентября 2000 г. Сейм Литвы принял закон о признании правовым актом заявления Временного правительства Литвы “Декларация о восстановлении независимости”, опубликованного 23 июня 1941 г. В нем сказано: “Образовавшееся Временное правительство возрождающейся Литвы этим объявляет о восстановлении свободного и независимого Литовского государства. Перед лицом всего мира молодое Литовское государство с энтузиазмом обещает присоединится к новым основам организации Европы. Литовский народ, измученный жестоким большевистским террором, решил строить свое будущее на основах национального единства и социальной справедливости”.9 Сейм отметил, что основной целью вооруженного восстания жителей Литвы 23 июня 1941 г. была борьба и против советской, и против предстоящей нацистской оккупации, чего, как свидетельствуют документы, не подразумевали даже сами члены ВПЛ, в июне 1941 г. заявившие, что “миссия Гитлера мирового масштаба и ее значение вполне понятно, <она > может оцениваться положительно и искренне поддерживаться”.10
25 июня ВПЛ издало обращение “Слово независимого Временного правительства к народу Литвы”. В нем была осуждена большевистская оккупация и коммунистическая система, выражена благодарность Германии: “Временное Литовское правительство благодарно спасителю Европейской культуры рейхсканцлеру Великой Германии Адольфу Гитлеру и его отважной армии, освободившей Литовскую территорию”.11 По уже послевоенному признанию К. Шкирпы (умершего в 1979 г. в США), ВПЛ решило множество организационных задач, без их решения продвижение германских вооруженных сил через Литву было бы более затруднительным.12 ВПЛ делало различные реверансы в сторону Берлина, стараясь получить признание рейхом государственного суверенитета Литвы. В частности, нїчало сотрудничество
с немецкой временной военной администрацией. 27 июня 1941 г. были назначены связной офицер между ВПЛ и руководством вермахта в Каунасе и ответственный за связь с другими немецкими учреждениями. Однако оккупационные власти требовали в официальной переписке и объявлениях не употреблять слова “Литовская республика”, “независимость”, “министры временного правительства”. Радиостанции уже 26—27 июня были включены в радиосеть Третьего рейха, и, соответственно, все передачи контролировались немецкой цензурой — таким образом ВПЛ было лишено существенной сферы влияния на население.
По вопросу о признании независимости Берлин отмалчивался — оккупация республики еще не была закончена, и прямой отрицательный ответ
в отношении претензий на независимость мог осложнить относительно легкое продвижение вермахта по ее территории. А 25 июля 1941 г. Верховное командование сухопутных сил (ОКХ) передало Литву ведомству А. Розенберга. В тот же день рейхскомиссаром Остланда был назначен обергруппенфюрер СА Х. Лозе. Управлять Литвой был назначен генеральный комиссар Т. А. фон Рентельн, который стал высшим представителем немецкой гражданской власти на территории Литвы. В воззвании оккупационных властей немецкие войска были названы “друзьями и спасителями от большевистского ига”, которые “несут свободу” и возвращают “человеческие условия жизни”. Цена этим словам стала ясна уже в первые дни после оккупации, когда немцы приступили к введению норм “нового порядка”, немедленно ликвидировав любые ростки государственной самостоятельности литовцев, начав репрессии среди интеллигенции и “неблагонадежных” в расовом и политическом отношении. Вывешенные 23 июня национальные литовские флаги были по прошествии нескольких дней сняты; их запретили вывешивать под угрозой штрафов или тюремного заключения. Немцы, использовав ВПЛ для “смягчения” реакции населения на приход оккупантов и для удобства проведения первых административных оккупационных мероприятий, 5 августа 1941 г. Временное правительство распустили.
Фронт литовских активистов, однако, продолжал существовать и после роспуска ВПЛ. 15 сентября ФЛА обратился к А. ГитлеруГитлер А.Гитлер А. и главнокомандующему германскими войсками В. фон БраухичуБраухич В.Браухич В. с меморандумом, в котором указывал на свои заслуги в борьбе с советской властью: “Фронт литовских активистов создался во время большевистской оккупации как военная организация, задачей которой было восстановление независимости Литвы с помощью вооруженного восстания. ФЛА для этой цели завязал контакт с немецким военным командованием. Основой сотрудничества между ФЛА
и немецким военным командованием являлось то, что последнее признало главную цель ФЛА — борьбу за независимость Литвы. В присяге литовских добровольцев, которую они давали немецкому военному командованию, говорится: └Принимая добровольно на себя задание по освобождению моей родины Литвы, добровольно обязуюсь перед Богом и моей совестью выполнять это задание сознательно, не жалея своего здоровья и жизни“.
В восстании, вспыхнувшем после начала войны, участвовало около 100 ты-сяч партизан. Число молодежи Литвы, погибшей в борьбе с большевиками, превосходит 4000 человек. (Реальная цифра, как указывалось выше, в 2 раза меньше. — Ю. К.) ФЛА и вся молодежь Литвы считали, что в борьбе с большевизмом цели литовского и немецкого народов совпадали. “Германия не будет искать никакой территориальной экспансии за счет Литвы. Вся благоприятно настроенная в отношении Германии молодежь Литвы, уважая и высоко оценивая национальный принцип, доминирующий в немецкой политике, считала и считает, что в основе национальной идеи лежит и уважение другой национальности” 13 — этот тезис в сентябре 1941 г. мог вызвать в Берлине только снисходительную улыбку.
“После вступления немецкой армии в Литву здесь <она> повсюду встречала благожелательные ей литовские органы власти, а не учреждения большевиков. Части литовской армии, литовские партизаны везде, как смогли, помогали наступающей через Литву немецкой армии. Литовцы воевали вместе с Германией, а не против Германии. Но, несмотря на это, органы немецких властей рассматривают Литву как оккупированную территорию противника” 14, — писали руководители ликвидированного ФЛА в Берлин, и эта их оценка положения дел была вполне реалистичной.
По сути, в меморандуме ФЛА содержался анализ ситуации в оккупированной Литве, причем анализ, подтверждающий крах иллюзий в отношении нацистов как “освободителей”. “Отмена частной собственности и отмена частной инициативы в области хозяйства в глазах литовцев являлись ненавистными чертами советского строя. Понятно, что как литовские крестьяне, так и горожане нетерпеливо ждали конца большевистской власти в Литве, чтобы как можно скорее опять начать творческую хозяйственную и культурную работу. Условием для такой творческой работы в глазах каждого литовца является частная собственность и свобода частной инициативы. <…> Однако немецкие гражданские власти в Литве, остановившие работу литовского правительства, начали уничтожать все то, что было сделано для возвращения национализированного имущества законным собственникам. Имущественные отношения приводятся в такое положение, в каком они были, когда в Литве правили большевики. Мало того, указ генерального комиссара в Каунасе от 20 августа настоящего г. об уборке урожая и севе делает имущественные отношения
еще более неустойчивыми, чем они были в большевистские времена (выделено мной. — Ю. К.). Хотя большевистскими актами во время национализации земля и была признана собственностью государства, но каждый, кому она была оставлена, владел ею лично. Если это и не была собственность, то все равно каждый знал, что владеет землей по праву вечного пользования. Указом генерального комиссара то вечное пользование, которое признавалось законами большевиков, делается иллюзорным. <…> Кроме того, целый ряд людей,
у которых и большевики не считали нужным отнять землю, по этому указу лишаются ее, так как они не утверждаются законными хозяевами своей земли. <…> Тысячи хороших хозяев, которые продержались в сельском хозяйстве
в большевистские времена, хотят вытолкнуть из сельского хозяйства по совсем непонятным причинам. Имущественные отношения, которые были расстроены большевистской властью, еще больше разрушаются”.15
В заключение авторы меморандума не скрывали горького сарказма: “Понятно, что большевистские инстанции хотели навязать литовцам советскую власть, но литовцам совершенно непонятно, почему немецкая гражданская власть в Литве хочет руководить их жизнью большевистскими принципами”.16 Как показали последовавшие в Литве события, “методы большевиков” были более мягкими, нежели методы национал-социалистов.
Сопоставление большевистского и фашистского режимов привело литовских аналитиков к закономерным выводам: “Если власть большевиков была так ненавистна в Литве, так это, между прочим, потому, что она пробовала силой выселять нежелательных себе литовцев в дальние области России. То насильственное переселение литовцев <…> оставило на все времена незабываемое впечатление. Один из приказов рейхскомиссара по делам Остланда напомнил литовцам недавние трагичные переживания, связанные с насильственным выселением многих тысяч литовцев из Литвы. Мы имеем в виду распоряжение рейхскомиссара по делам Остланада от 15 августа с. г. по использованию рабочей силы. <…> Судя по этому распоряжению, литовцев хотят посылать для работы в другие страны, находящиеся в ведении рейхскомиссара по делам Остланда”.17 Эта “интерпретация” была правильной — уже с конца 1941 г. нацисты начали проводить подготовительную работу для отправки литовцев на работы в различные территории Остланда и в рейх, впервые осуществленной в начале 1942 г. и продолжавшейся весь период оккупации.
Выполняя политэкономическую задачу “выкачать из подчиненных областей все, что необходимо для германского государства и его вооруженных сил”, рейхскомиссариат “Остланд” исходил из того, что “нам нечего было считаться с потребностями местного населения”.18 Литовские экономисты констатировали, что в условиях искусственно установленного грабительского курса марки к рублю полная распродажа литовских товаров происходит и из-за установленных цен на литовские продукты немецким гражданским правительством в Литве, особенно цен на литовские промышленные товары. Вся промышленность Литвы была обязана продавать свои товары в соответствии с директивами рейхскомиссариата. “В результате такой политики может быть только всестороннее разрушение литовской промышленности или возникновение огромной ее задолженности. Все это настолько противоречит интересам литовского народа и хозяйству Литвы, так неоправданно по некоторым рациональным соображениям, что литовский народ следит за распоряжением немецкого гражданского правительства в области экономики
с большой озабоченностью… Двигаясь дальше по этой дороге, литовское хозяйство будет абсолютно разрушено, и тем самым нанесен ущерб не только Литве, но и Германии”.19
В Литве после изначально дружественно встреченной немецкой оккупации ожидали возвращения на родину литовцев, бежавших в Германию в 1940 г. Однако этого не произошло — рейх не намеревался подпитывать национальный дух какой-либо из частей Остланда, разрешив репатриацию тех, кто выступал против лишения прибалтийских государств независимости. “Большинство литовцев воспользовалось гостеприимством Германии. Литовский народ с благодарностью будет всегда вспоминать эту помощь. Но надо заметить, что положение литовцев, бежавших в Германию, делается все труднее, — писали руководители ФЛА Гитлеру. — Многие из них имеют в Литве имущество, легко могли бы получить здесь работу и опять стать полезными гражданами Литвы, но по неизвестным соображениям их возвращение всячески затрудняется. Положение становится все страннее, в среде беженцев есть очень много людей, известных всей Литве, которым оказанная Германией помощь по неизвестным причинам была заменена принудительным задержанием в рамках Германии, хотя эти люди очень необходимы Литве”.20 Оккупантам вовсе не нужны были влиятельные, имеющие общественный вес возвращенцы, как не собирались они возвращать и оставшееся в Литве их имущество, которое должно было быть “освоено” арийцами, направляемыми сюда с колонизаторскими целями.
Следует упомянуть, что умонастроения литовских поляков перманентно были поводом для раздражения представителей оккупационных властей.
В этом отношении особенно неудобным для немцев был Вильнюсский край, где поляков было большинство. Вот один из характерных отчетов, касающихся настроя населения Виленского края; руководитель городской полиции Вильнюса в письме начальнику Вильнюсского округа обозрел положение в Вильнюсском крае: “Разные пришельцы из бывшей Польши и бывшие служащие Польши не перестают распространять разные злые придуманные ими слухи: 1) что увозимые в Германию рабочие будут поселены в тех областях, которые англичане постоянно бомбят, и поэтому они должны будут там погибнуть; 2) что немецкие военные ловят женщин и используют их и, кроме того, у схваченных женщин насильно берут кровь и переливают ее раненным и ослабевшим немецким воинам; 3) что немцы посылают на Восточный фронт уже последние свои силы, и если только зима продержится еще дольше, то немцев настигнет конец Наполеона, потому что на Восточном фронте тысячи воинов погибают не от пуль, а от свирепых зимних холодов и 4) что по Вильнюсскому краю разъезжают лица польской национальности, которые тайно скупают оружие, организовывают в Вильнюсском крае партизанские отряды и призывают всех поляков быть готовыми”.21 Историки и правоведы констатируют: “Политика нацистских оккупантов (и литовской администрации самоуправления) по отношению к полякам была несравненно более жесткая, нежели по отношению к литовским жителям. За все время нацистской оккупации Литвы подверглись репрессиям и были уничтожены польское духовенство, офицерство и др. Во время разных массовых экзекуций против поляков могли быть убиты более 1000, из Вильнюсского края на работы в Германию вывезены около 7000 поляков”.22
“Один из вопросов, очень взволновавший литовский народ, это вопрос высшего образования в Литве. В высших школах Литвы учится около 5000 молодых людей. Литва никогда так не нуждалась в новых дополнительных кадрах врачей, учителей, правоведов и т. д., как после трудных большевистских оккупационных лет. Но в то же время, когда вся Литва ждет интенсивной работы высших школ, немецкая гражданская власть в Литве не только не разрешает прием новых студентов в высшие школы, но и останавливает деятельность высших семестров (курсов), исключая последние. В Литве никто не понимает этих действий немецкой гражданской власти иначе как действие по остановке культуры и экономического развития литовского народа. Литовцам трудно подумать, что органы немецкой администрации в Литве добиваются подавления литовского народа, но должны констатировать факт, что культурная и народная жизнь литовцев теперь всячески подавляется:
a) литовцам в Литве в настоящее время нельзя иметь ни одной газеты на литовском языке, потому что приказано в литовских еженедельниках помещать статьи на немецком языке;
b) с начала войны немецкая цензура не разрешила выпуск ни одной литовской книги в Литве (даже научный словарь литовского языка, отпечатанный перед войной, не мог показаться на книжном рынке);
c) в радиофонах Литвы все более вытесняется литовский язык или его разрешается употреблять только рядом с немецким языком;
d) в радиофонах Литвы не разрешается исполнять национальный гимн Литвы;
e) в одном из самых почитаемых мест Литвы, в каунасском Военном музее, колокола звонили перед Большой Войной властью русского царя запрещенную песню └Литовцами мы родились, литовцами хотим и быть“. Музыку для этой песни написал известный литовский композитор Стасис Шимкус, а слова песни написаны в конце XIX в. большим другом литовцев немецким ученым Зауэрвейном. Администрацию Военного музея попросили эту песню больше не исполнять;
f) в самом святом месте для всех литовцев, на горе Гедемина в Вильнюсе, снят литовский национальный флаг;
g) не разрешается праздновать литовские народные праздники”.23
Это писали “Великому Вождю Адольфу Гитлеру” собравшиеся в Каунасе лидеры литовской общественности, почему-то надеясь на изменение ситуации к лучшему. Но, разумеется, в отлаженном военно-политическом механизме Третьего рейха не было случайностей и “самодеятельности”: работа в генеральном округе “Литва” рейхскомиссариата “Остланд” шла по плану. И план этот выполнялся, что, увы, иногда, по прошествии десятилетий, пытаются забыть.
Чиновники министерства А. Розенберга создали план “Регулирования молодежи в Литве в 1942/1943 гг.”. В нем было предусмотрено лишь 12—15 процентам (то есть примерно 5 тысячам) 14—15-летних школьников разрешить учиться в высших школах, а остальных 29 тысяч отправить работать в сельском хозяйстве и промышленности. Высшие школы нацисты притесняли еще в большей степени, нежели начальные и средние. В начале оккупации была проведена массовая чистка состава преподавателей и подсобного персонала. До 10 сентября 1941 г. из Вильнюсского университета были уволены 98 научных сотрудников и служащих. Были заменены и руководители высших школ.24 По распоряжению министра оккупированных рейхом восточных территорий А. Розенберга от 19 ноября 1941 г. высшие школы Остланда должны были быть закрыты, за исключением медицинских, ветеринарных, сельского хозяйства, лесных и технических. В программу высших школ было включено максимальное количество (до 14 часов в неделю) немецкого языка и курсов “национал-социалистических теорий”. Студентам преподавались Нюрнбергские антисемитские законы, пропагандировались культ фюрера и принципы вождизма в издаваемых законах, работе государственных органов и судов. Расовая теория была включена в программы университетов как один из основных предметов.
Но в первую очередь во время войны оккупационным властям нужны были коллаборанты. Литовских добровольцев направляли на тыловую службу вермахта или в части обеспечения. В результате проведенной вербовки их число достигло 20 тысяч человек.25
Что касается формирования литовских добровольческих охранных батальонов, то в течение 1941—1942 гг. их было создано 10, общей численностью
в 5—6 тысяч человек. Два батальона были переданы командующему оккупационными войсками Остланда для охраны железной дороги и объектов. Батальоны показали себя на охране с хорошей стороны. Два батальона, согласно приказу Гиммлера, были предоставлены в распоряжение армейской группировки “Север”.
Уже в начале оккупации была введена военная цензура печати, и в руки немцев перешли типографии, книжные магазины, другие предприятия и учреждения печати и ее распространения. По распоряжению комиссара рейха
в Восточном крае Х. Лозе от 22 декабря 1941 г. все желающие работать
в печати были обязаны получить письменное разрешение комиссара рейха или генерального комиссара.
Латвия
22 июня 1941 г. в 4 часа утра немецкая военная авиация совершила налеты на Вентспилс и Лиепаю. Бомбардировке подверглись аэродромы советских воздушных сил, штабы, места концентрации отдельных войсковых соединений. В Латвию вторглась группа армий “Север” под командованием генерал-фельдмаршала В. фон Лееба, предпринявшая удар в четырех направлениях: на Лиепаю, Даугавпилс, Крустпилс и Ригу. Внезапное нападение немецких войск застало врасплох части Красной армии, и они стремительно и хаотично стали отступать, не оказывая существенного сопротивления. Самые серьезные бои велись в Лиепае, где 23 июня в окружение попали подразделения 67-й стрелковой дивизии генерала Н. Дедаева и части Военно-морского флота. В оборонительных боях за Лиепаю на стороне советских войск сражались и группы латвийского комсомольского актива.26
По приказу командира флота в порту были взорваны шесть подводных лодок. На военном аэродроме в Гробине немцы захватили готовые к вылету самолеты. На других направлениях немецкие войска встретили еще менее серьезное сопротивление и быстро продвигались вперед. 26 июня был занят Даугавпилс, а на десятый день войны (1 июля) немцы без серьезных боев заняли Ригу. Город фактически защищали только 5-й полк внутренних войск СССР и отряды рабочей гвардии.
Советское правительство Латвии покинуло Ригу 27 июня и перебралось
в Валку, но и тут задержалось ненадолго, поскольку немецкие войска быстро продвинулись на восток. В ночь с 4 на 5 июля правительство покинуло Валку и перебазировалось в Новгород. 8 июля 1941 г. немецкая армия оккупировала всю территорию Латвии. Нередко немцев встречали как освободителей от советской тирании.
В конце июня — начале июля 1941 г., когда советские войска отступали
и в Латвию входили немецкие войска, относительно долго (несколько дней или даже недель) существовал так называемый вакуум власти, и за это время латышские националисты расправились с активистами советского режима и евреями. “Новейшие исследования опровергают эти утверждения”, — утверждают некоторые латвийские историки. Их утверждения, в свою очередь, опровергаются новейшими исследованиями немецких историков. Например, в них констатируется, что после того, как столицу Латвии покинули последние части Красной армии, “латышские националисты сразу же начали охоту на евреев города. Около 2700 евреев после издевательств было расстреляно
в лесу Бикерниеки, 300 евреев согнано в самую крупную синагогу города, большую хоральную синагогу, и вместе с ней сожжено”.27
Еще до вторжения немцев в Латвию во многих местах стали возникать вооруженные группы, называвшие себя национальными партизанами. Особенно активно они стали действовать с началом войны. В движение включились и гражданское население, и военнослужащие бывшей Латвийской армии, дезертировавшие из сформированного после включения Латвии в состав СССР Латышского 24-го территориального корпуса. Уже 22 июня антисоветские группы латышей (вышедшие из лесов и из дальних хуторов)
в Приекуле попытались занять здание почты и телеграфа. Нападения на отступающие советские войска зафиксированы как в Риге и других крупных городах, так и на периферии. Летом 1941 г. в Латвии действовало 129 антисоветских партизанских групп. После оккупации Латвии немцами группы “лесных братьев” были расформированы. Некоторые партизаны были направлены в немецкую военную комендатуру, в распоряжение сил полиции, а также
в формирующиеся латышские структуры самообороны.
С первых же дней немецкой оккупации при поддержке нового режима
в Латвии начали создаваться комендатуры самообороны. Фактически они формировались на основе распоряжений немецких военных властей. Начальник латышских сил самообороны полковник А. Пленснерс 8 июля 1941 г. в своем призыве к латышским солдатам, бойцам отрядов самообороны и полицейским сформулировал задачу: укрепление порядка на местах в тесном сотрудничестве с немецкими военными частями и учреждениями. Бойцам отрядов самообороны разрешалось иметь при себе только винтовки и пистолеты. Причем лишь 2 % населения волостей и городов имели право вооружаться и участвовать в силах самообороны (в Литве в тот же период, как уже упоминалось, ситуация была аналогичной). Немецкие власти подчеркивали, что силы самообороны не имеют никакого отношения к государственности Латвии или восстановлению армии, что они формируются как вспомогательная полиция для поддержки немецких войск.28 Силы самообороны подчинялись командирам дислоцированных в данной местности частей немецкой армии и насчитывали примерно 7000 человек.
В первые же дни немецкой оккупации некоторые бывшие государственные деятели Латвии, лидеры политических партий и офицеры делали попытки сформировать новое латвийское правительство и национальные вооруженные силы. Против этого категорически возражал начальник немецкой полиции безопасности и сил безопасности в Остланде бригаденфюрер В. Шталеккер. Он считал, что и национальных партизан, и силы самообороны следует использовать прежде всего для уничтожения евреев и укрепления немецкого оккупационного режима, и был категорически против любых проявлений национальной активности. По приказу В. Шталеккера были расформированы латышские отряды самообороны, их обязали сдать оружие, запретили носить военную униформу.
В первые недели войны репрессии против жителей Латвии продолжали осуществлять и представители рухнувшего советского режима. Шли расстрелы ранее арестованных “врагов народа”, аресты, продолжалась конфискация имущества, грабежи, реквизиции, случаи самоуправства со стороны сотрудников учреждений внутренних дел и рабочей гвардии. Так, в Латгалии с 23 по
25 июня документально зафиксировано 104 ареста гражданских лиц.29 (Собственно, такова была практика советской власти в начале войны — при ухудшении обстановки, тем более при отступлении, она санкционировала расправы над неблагонадежными или подозреваемыми в нелояльности. Заключенные тюрем в регионах, на которые надвигалась оккупация, были практически обречены на смерть: эвакуировать их, как правило, не было возможности, да и заниматься этим в хаосе отступления никто бы не стал — потому заключенных расстреливал НКВД).
После “страшного года” сталинского режима многие латыши надеялись, что с приходом немцев будет восстановлено Латвийское государство. По инициативе некоторых бывших министров Латвийской республики, офицеров и политиков, собравшихся в начале июля 1941 года в Риге в Доме Рижского латышского общества, был создан центр латышских организаций, который решил предпринять активные шаги в этом направлении. К работе центра подключились бывшие министры независимой Латвии, военные и др. Б. Эйнбергс, бывший министр путей сообщения, взял на себя руководство центром, который, как он считал, станет основой нового будущего национального правительства. Центр пытался наладить контакты с немецкими учреждениями, перенять на местах власть, издавать газету “Тевия” (“Отчизна”). Однако все их усилия оказались безрезультатными. Кстати, газета “Тевия” продолжала выходить до последних дней фашистской оккупации Латвии, став официальным органом печати, контролируемым оккупационными властями.
Решать дальнейшую судьбу Латвии после ухода коммунистов пытались
и те латыши, которые в свое время репатриировались или бежали в Германию. Вместе с немецкой армией они возвратились в Латвию и начали действовать. Наиболее заметными из них были связанные с абвером полковник-лейтенант В. Деглавс, полковник А. Пленснерс и др. Активность латышских национальных сил не вписывалась в планы нацистского режима. Немецкие власти, использовав созданные ими антисоветские повстанческие группы при вступлении в Латвию, установив оккупационный режим, заявили, что никакого национального правительства Латвии не будет. Надежды латышей самим управлять своим государством окончательно рухнули.
Комендант Риги полковник вермахта Л. Петерсен 9 июля 1941 г. издал распоряжение, в котором говорилось: “В последнее время отдельные лица самовольно занимают различные должности, самовольно восстанавливают центральные учреждения, существовавшие до большевиков. Подобные действия недопустимы и наказуемы”. В соответствии с истинными целями нацистов
в Латвии был установлен оккупационный режим. Возглавил генеральный округ “Латвия” в Остланде генеральный комиссар О. Дрекслер. Хотя и было издано распоряжение о создании гражданского управления, в июле—августе 1941 г. в Латвии сохранялось также и военное управление. Немецкие войска на первом этапе оккупации подчинялись генералу Ф. фон Рокку, а с 25 августа Верховным командующим вооруженных сил Остланда был назначен генерал-лейтенант кавалерии В. Бремер. Он напрямую подчинялся высшему командованию вермахта в Берлине.
Возглавлять латышское самоуправление немцы доверили бывшему командиру Курземской дивизии генералу О. Данкерсу. Самоуправление латышских земель стало называться генерал-дирекцией. В конце 1941 г. генерал-дирекция приступила к исполнению своих функций.
Создание системы самоуправления не было достижением местных латышских политиков, скорее это было необходимостью, вызванной режимом оккупации. Понимая, что поддержка оккупационного режима со стороны латышей в определенной степени зиждется на надеждах возрождения их государства, первоначально германские власти не блокировали публично обсуждение этой темы. Перманентные обсуждения идеи автономии должны были способствовать еще более интенсивному вовлечению народов Балтии
в осуществление нацистских целей.
Большое влияние в оккупированных областях имели и силы полиции, подчинявшиеся напрямую рейхсфюреру СС Гиммлеру. Возглавил СС и полицию в Латвийском генеральном округе оберфюрер СС В. Шредер (он же возглавлял и немецкую полицию порядка). 20 июля 1941 г. В. Шталеккер издал приказ о создании вспомогательной полиции в Риге и ее окрестностях. Самый крупный отряд полиции — 1500 человек — был расквартирован в Риге. Он был распределен на 13 участков. Начальником полиции порядка был назначен лейтенант-полковник В. Вейсс, его заместителем — Р. Осис.
На первом этапе силы латышской полиции формировались по принципу добровольности. Структура ее была чрезвычайно разветвленной — она охватывала Ригу, крупные и небольшие города, сельскую местность; существовали и батальоны службы порядка, которые сражались на Восточном фронте против партизан. По приказу Гиммлера от 6 ноября 1941 г. вспомогательная полиция в оккупированных восточных районах была переименована в Охранную службу полиции порядка. В нее входили отдельные и закрытые отряды. Латышская полиция выполняла как бы две функции: полицейскую и военную. Полиция порядка вела слежку за людьми, укрепляя оккупационный режим на местах. Закрытые отряды полиции выполняли задания на фронтах и на оккупированных территориях: вели борьбу с партизанами, осуществляли охрану гетто и пр. Латышская полиция полностью подчинялась немецкому командованию. 4 сентября 1941 г. на принципе абсолютной добровольности приступили
к формированию 1-го Рижского отдельного батальона службы порядка. К концу сентября было сформировано еще два батальона, а к концу года их насчитывалось уже пять. Во второй половине октября 1-й Рижский отдельный батальон был отправлен на Восточный фронт. После неудачи под Москвой в конце 1941 г. немецкий режим все больше нуждался в дополнительных силах для ук-репления Восточного фронта. В ноябре—декабре 1941 г. в Латвии было сформировано пять добровольческих батальонов для использования на Востоке.
Оккупационные власти создали в Латвии чрезвычайно разветвленную структуру управления: чиновники гражданских управлений, полиция, гестапо, жандармерия, учреждения вермахта. Количество немецких чиновников было огромным, и этому было несколько причин. В связи с предстоящей колонизацией прибалтийских республик разворачивали свою деятельность многие немецкие учреждения.
В создании репрессивной системы и осуществлении репрессий на начальном этапе оккупации Латвии заметная роль принадлежит начальнику немецкой полиции безопасности и СД в Остланде, бригаденфюреру СС и генерал-майору полиции В. Шталеккеру. Он руководил немецкими айнзатцгруппами А, привлекая и латышей к участию в акциях по уничтожению евреев и коммунистов. Шталеккер создал многочисленные вспомогательные отряды полиции безопасности и СД. Так называемые зондеркоманды находились именно в его непосредственном подчинении. В распоряжении СД имелась широкая сеть агентов, которые вели слежку за населением.
Уже 15 октября 1941 г. в тюрьмах Латвии содержалось 7046 заключенных, из них только 308 уголовных преступников. В 1942 г. в различных местах заключения находилось уже 20 872 заключенных. 15 созданных в Латвии тюрем были переполнены. Так, в Центральной тюрьме число заключенных вдвое превышало расчетное. В конце 1941 г. оккупанты приступили к созданию концентрационных лагерей. Основой созданной нацистами в Латвии репрессивной системы были немецкая полиция безопасности и СД. Ее центральный аппарат находился в Берлине, она входила в состав Главного управления безопасности рейха (РСХА). В Латвии СД являлась передовым отрядом сил оккупационного режима, обладавшим широчайшими полномочиями. И хотя между вермахтом и гражданским управлением, с одной стороны, и СД существовали противоречия, последняя была всесильной и всегда навязывала свои условия. Шталеккер считал полицию безопасности единственным стабильным немецким учреждением. В СД существовали те же звания, что и в СС.
СД обеспечивала также безопасность в тылу. В распоряжении СД, когда она появилась в Латвии, уже имелась информация об учреждениях Чека, местонахождении структурных отделений милиции, имелись списки представителей властных структур коммунистического режима. 22 июня 1941 г. вместе
с силами вермахта в Латвию прибыли три команды айнзатцгруппы А в количестве 900 человек. Одна из них (50—60 человек) была направлена в Лиепаю, вторая в Даугавпилс и Резекне, главные же силы под командованием Шталеккера были сосредоточены в Риге. В айнзатцгруппу входили представители ваффен-СС, немецкой полиции порядка, технический персонал (шоферы, телеграфисты, шифровальщики и т. п.). После оккупации Латвии некоторые отряды айнзатцгруппы были переведены в Эстонию и Северную Россию. 3 декабря 1941 г. руководство силами СД в Латвии принял Р. Ланге.
1 июля 1941 г., сразу же по прибытии в Ригу, Шталеккер приступил
к формированию центра полиции безопасности и СД. В полиции безопасности и СД было пять управлений: личного состава, административное, разведывательное, государственной тайной полиции и криминальной полиции. Четвертое управление (государственная тайная полиция) обслуживалось всеми прочими. Оно, в свою очередь, состояло из нескольких отделов: IVa — занимался коммунистами, IVb — еврейским вопросом, IVc — шпионами
и агентами. Этому управлению подчинялась и команда В. Арайса, и латышская политическая полиция под командованием Х. Тейдеманиса. Именно Четвертое управление несло ответственность за все масштабные репрессии против мирного населения, за уничтожение евреев. В подчинении этого
управления находились все концентрационные лагеря и гетто. Для скорейшего достижения целей оккупационного режима по инициативе Шталеккера при СД было начато формирование латышских соединений СД, которые стали составной частью репрессивной системы нацистов. Самые рьяные их сподвижники вступили в команду В. Арайса в Риге, во вспомогательный отряд М. Вагуланса в Елгаве, в группу X. Тейдеманиса в Валмиере. Вагуланс приказом Шталеккера был назначен командиром первого организованного
в Латвии отряда СД в Елгаве. Примерно за полтора месяца он создал разветвленную сеть групп СД. 16 августа 1941 г. отряд Вагуланса был расформирован и на его основе создана латышская вспомогательная полиция. Вторым крупным соединением в составе СД, сформированным из местных жителей в начале оккупации — в середине июля 1941 г., — была группа X. Тейдеманиса в Валмиере. Самую же многочисленную зондеркоманду из местных сил возглавлял В. Арайс. К формированию ее приступили после изданного Шталеккером в начале июля приказа, привлекая студентов, офицеров, полицейских и т. п.
В городах Латвии и в других населенных пунктах к акциям уничтожения советско-партийного актива и евреев была привлечена местная полиция и СД. Обычно силы самообороны и СД обеспечивали охрану, а команда Арайса расстреливала. Зверства команды Арайса были исключительным даже на фоне злодеяний, творимых немцами, потому и посылали Арайса и его подручных на самую грязную работу, на самые кровавые акции. Для дальнейшего карьерного роста члены команды Арайса “прошли обучение в школе полиции безопасности └СД“ в Фюрстенберге, где проходили теоретические занятия по изучению структуры немецких полицейских органов, уголовное дело, службы тайной полиции”.30
“В школе преподавались учение расовой теории и история Германии. Наряду с этим проходил строевую подготовку и изучал материальную часть оружия (винтовки, пулемета, миномета, автомата и пистолета). В конечном счете в Фюрстенбергской школе полиции безопасности нас, участников команды Арайса, готовили для зачисления в специальные команды └СД“ по проведению борьбы с партизанским движением на оккупированной немцами территории, что впоследствии и было”.31 Со временем и по своим функциям, и по структуре команда Арайса уже ничем не отличалась от немецких айнзатцкоманд. Осенью 1941 г. в ней насчитывалось 300 человек, а в 1943 г. около 1200. Изменились и ее главные задачи. Когда евреи в Латвии были уничтожены, с конца 1941 г. команду Арайса все чаще использовали в борьбе с партизанами на оккупированной территории России и Белоруссии.32 В это время первые латышские команды СД были отправлены в Ленинградскую и Минскую области и в Эстонию. Сам Арайс также прошел ускоренное обучение в школе СД в Фюрстенберге, после чего ему было присвоено звание майора СС.
Эстония
К южным границам Эстонии фронт докатился 7 июля 1941 г. В это время в эстонских лесах находилось около 20 тысяч человек, бежавших в середине июня от массовых депортаций. При приближении немецких войск из них сформировались отряды так называемых “лесных братьев”, поддержавшие оккупантов. “Лесные братья” в населенных пунктах и на дорогах нападали на мелкие подразделения отступавшей Красной армии, на советских активистов, представителей волостных управ и других советских органов власти.
В некоторых районах, в частности в Пярнумаа, “лесные братья” захватили власть в свои руки, провозгласив местные самоуправления до прихода немцев. Немецкие войска вышли на линию Пярну—Вильянди—Тарту, но были остановлены контрударами Красной армии, благодаря чему линия фронта
на две с лишним недели стабилизировалась в Центральной Эстонии. Советское командование намеревалось оборонять Таллин — одну из важнейших баз Краснознаменного Балтийского флота — до последней возможности.
В окрестностях эстонской столицы поспешно возводились укрепления, которые, увы, не успели создать до начала войны, несмотря на имевшиеся уже в 1940 г. планы.
Верховное командование вермахта направлением главного удара на северном фланге Восточного фронта избрало Ленинград, полагая, что расположенные в Эстонии советские войска окажутся в окружении. С июля по август на ленинградском направлении, на Псковщине, в это время воевал созданный на базе эстонской армии 22-й территориальный стрелковый корпус. При отходе корпуса из Эстонии часть личного состава разбежалась, примкнув к “лесным братьям”, часть вернулась домой. Из оставшихся 7 тысяч эстонцев в боях погибли 2 тысячи, перешли на сторону немцев 4,5 тысячи.33
Стабилизация фронта в Центральной Эстонии позволила советским военным в значительной степени нейтрализовать деятельность “лесных братьев” в Северной Эстонии. Для борьбы с ними были направлены регулярные части НКВД и истребительные батальоны, сформированные в основном из местного населения, а также из бежавших из оккупированной Латвии советских милиционеров и партактивистов.34 Всего в истребительных батальонах насчитывалось до 6 тысяч человек, в основном эстонцы.35 В ходе столкновений “лесных братьев” и истребительных батальонов погибло около 2 тысяч человек. 22 июля германские войска начали в Эстонии новое наступление.
В первые месяцы оккупации в Эстонии шло возрождение довоенных националистических партий. Была вновь воссоздана аграрная партия “Отечественный союз” (“Изамаалиит”), являвшаяся единственной правящей партией до 1940 г. В нее входили в основном крупные земельные собственники, представители финансового капитала, военные и гражданские чиновники, владевшие лучшими участками земли, в числе которых были последний президент Эстонии К. Пятс и военный министр генерал Й. Лайдонер. Именно из бывших членов “Изамаалиита”, политиков эпохи диктатуры Пятса, которые не были депортированы из страны при советской власти и в момент германского вторжения находились на территории Эстонии, образовалась группа во главе
с бывшим председателем Государственного совета и последним премьер-министром Эстонии Ю. Улуотсом. Впоследствии она была известна как “группа Улуотса”. Свою программу сотрудничества с оккупационными властями “группа Улуотса” сформулировала на конференции в Тарту 27—28 июля 1941 г.,
на которой был принят меморандум с обращением к германскому правительству, переданный командующему группы армий “Север” фельдмаршалу фон Леебу. “Меморандум группы Улуотса” был составлен в довольно осторожных выражениях. В нем говорилось, что эстонцы готовы и дальше бороться
“за окончательное освобождение своей страны от господства России и за освобождение 100 000 угнанных в Россию эстонцев”36 (в действительности эта цифра завышена почти в 10 раз37). С этой целью Улуотс выражал готовность восстановить эстонские вооруженные силы, но для проведения мобилизации просил воссоздать правительство независимой Эстонии. Будучи официальным заместителем президента Пятса, Улуотс считал себя последним конституционным главой эстонского правительства. Поэтому он намеревался восстановить прежний государственный строй в Эстонии путем создания нового правительства по принципу преемственности. Такое правительство, по его мнению, должно было пользоваться полным доверием эстонского народа и могло бы гарантировать немецким властям любую помощь и сотрудничество.38
Меморандум был отправлен в Министерство иностранных дел рейха, но официального ответа на него так и не последовало. Лишь в середине августа 1941 г., после того как меморандум был рассмотрен германским МИДом, по неофициальным каналам был получен ответ: “На оккупированной территории не может быть никакого правительства и самостоятельных вооруженных сил”. Одновременно эстонцам дали понять, что верховное политическое руководство рейха не заинтересовано в предоставлении независимости прибалтийским республикам, даже самой ограниченной. Не может идти речь и о действительном самоуправлении: допустимо лишь вспомогательное самоуправление под контролем немецкой администрации.39
Еще в конце мая 1941 г. в Хельсинки был создан “Эстонский освободительный комитет” во главе с доктором Х. Мяэ. Комитет провозглашал своей целью достижение “свободы и независимости эстонского народа <…> при поддержке дружественных государств” и заявлял о готовности взять на себя верховную политическую власть в Эстонии, пока “не будет восстановлена государственность на основе новой конституции, выработанной во взаимодействии с германским рейхом”.40 О своей политической концепции Мяэ проинформировал представителя германского МИДа. Его политическая программа предполагала “1/2 года на <пропагандистскую> подготовку эстонского народа”, после чего будет возможна “надежная тесная связь Эстонии
с рейхом”. Главной идеей идеологической подготовки эстонского народа Мяэ считал воспитание “общеевропейского мировоззрения”. Доктор Мяэ отнесся “с пониманием” к германским планам колонизации Прибалтики и создания там немецких поселений. Для этого эстонцы должны были принять участие в борьбе за “новую Европу” против большевизма, чтобы почувствовать
“общую судьбу с немецкими солдатами”.41 Лидеров довоенных эстонских партий типа Улуотса предполагалось оттеснить на второй план и не допустить к политической деятельности. Разумеется, эта программа произвела благоприятное впечатление на сотрудников германского МИДа.42 И самому Мяэ, и немецкому МИДу было ясно, что ее “изнаночная” сторона являлась безоговорочно прогерманской даже по сравнению с программой Улуотса. Мяэ и его “штаб” прибыли в Эстонию сравнительно поздно, но это не помогло его конкурентам. В Министерстве по делам восточных территорий в Главном управлении безопасности рейха (РСХА) сделали ставку именно на него — Мяэ был хорошо проверен на безоговорочную преданность еще во время пребывания в Финляндии.
Первым военизированным, состоящим из эстонцев формированием, выступившим на стороне немцев, стала группа “Эрна”. Она формировалась на финских базах, филиала военной разведки Германии (абвера), вошедшего
в историографию как “бюро Целлариуса” — по имени фрегат-капитана Абвера А. Целлариуса, который имел опыт совместной работы с прибалтийскими разведками до 1939 г.
Она была создана 23 июня, уже на следующий день после нападения Германии на СССР, из наиболее подготовленных членов эстонских боевых разведывательных групп. Структурно она была включена в состав 18-й армии вермахта, входившей в группу армий “Север”. “И финны и немцы были очень заинтересованы в └Эрне“. Она отвечала общим задачам Эстонии, Германии и Финляндии”.43
Первая группа отряда “Эрна” катерами финских ВМС вечером 6 июля 1941 года была доставлена на побережье Эстонской ССР.44 Информация об “Эрне” мгновенно распространилась среди населения, более чем доброжелательно отнесшегося к ней: велик был страх перед истребительными батальонами, действовавшими в обстановке нескоординированного и поспешного отступления РККА, крайне жестко. “Деятельность └Эрны“ в течение четырех недель в тылу врага была возможной исключительно благодаря бескорыстной самоотверженной помощи эстонского населения”.45
С 11 по 15 июля группа совершала мелкие диверсионные акции (нападала на советских солдат, поджигала автомобили и тракторы, повреждала телефонную связь).46 Но ее главной задачей осталась разведка. С 19 июля “Эрна” осуществляла наблюдение за деятельностью штаба советской 8-й армии
в местечке Поркуни и передвижениями войск 10-го стрелкового корпуса РККА, который в это время вел тяжелые бои за города Тюри и Пайде.
Документы свидетельствуют о том, что в течение первых двух недель своего пребывания на территории Эстонии, еще не оккупированной войска-
ми вермахта, эрновцы передавали в “бюро Целлариуса” в Хельсинки от 50 до
100 радиограмм в сутки. Фиксировалось все — передвижение и численность советских воинских частей, расположение штабов и наблюдательных пунктов, эвакуация партийного и советского актива, обстановка среди населения.47
Деятельность “Эрны” и “лесных братьев” не была секретом для подразделений НКВД, отвечавших за охрану тыла Красной армии. После нескольких стычек с истребительными батальонам НКВД, вследствие которых были сожжены хутора Симисалу и Саэ и уничтожены их жители, 26 июля 1941 г. “Эрна” была блокирована силами шести советских эстонских истребительных батальонов и одного советского же латышского добровольческого стрелкового полка — всего до 1,1 тысяч человек.48 31 июля 1941 г. группировка “Эрны” была рассеяна и начала отступать, вошла в контакт с германскими войсками и была включена в состав 311-го пехотного полка вермахта в качестве отдельного батальона.49
В планы “бюро Целлариуса”, или абвера, разумеется, не входил сценарий участия эстонцев, пусть и находившихся у них в подчинении, в “освобождении Таллина от советских оккупантов”: к этому времени оно уже всячески “притормаживало” деятельность “Эрны”, ограничивая любые проявления самостоятельности, — гитлеровцы не считали целесообразным теперь создавать даже видимость независимости для эстонцев, тем более эстонцев с оружием. Именно поэтому с середины августа доставка оружия из Финляндии (оно сбрасывалось с самолетов) была прекращена.50
“Мы видели силуэт города в дыму. В 10 километрах от нас начали двигаться русские войска, которые отступали под натиском 61-й дивизии вермахта. Мы двигались, чтобы остановить отступавших, не дать им уйти <…>. Войти
в Таллин нам не дали, задержали”.51 В это время часть разочарованных эрновцев покинула отряд, присоединившись к “лесным братьям” или вовсе “выйдя из игры”. Но таких было немного: основное количество продолжало сражаться на стороне оккупантов, уже не имея иллюзий по поводу “независимости”.
В дальнейшем “Эрна” по-прежнему выполняла разведывательные и диверсионные задания “бюро Целлариуса”. В частности, она занималась “уничтожением русских на островах (там находились советские военные базы), брала пленных, заставляя их готовить площадки для посадки немецких самолетов”.52 Батальон “Эрна” до 27 сентября принимал участие в боевых действиях в составе 217-й пехотной дивизии вермахта, затем его направили в Таллин и 10 октября 1941 г. расформировали. Личный состав батальона был частично переведен в созданные оккупационными властями подразделения местной “самозащиты”, частично вошел в подразделения финской разведки.53 По архивным данным, 10 членов группы “Эрна” получили Железный крест II степени, еще 30 — Крест за заслуги и доблесть на восточных территориях.54
Военные действия на материковой части республики продолжались целый месяц. Красная армия оставила Таллин только 28 августа. С Таллинского рейда в Кронштадт двинулся огромный караван из 197 судов с десятками тысяч человек на борту. Переход был катастрофическим: корабли наткнулись на минные поля, со стороны Эстонии и Финляндии их обстреливали береговые батареи, бомбила авиация. Еще 22 августа 1941 г. советской контрразведкой был перехвачен подписанный 17 августа приказ Гитлера, требовавший уничтожения всего КБФ на минно-артиллерийской позиции
в районе средней части Финского залива. Эта задача возлагалась на береговые батареи, торпедные катера, подводные лодки и авиацию. Несмотря на такое предупреждение, сколько-нибудь серьезного противодействия мероприятиям врага организовано не было: действия против его береговых батарей не проводились, кое-какие попытки траления мин в фарватере оказывались бессмысленными, так как после этого фарватер никем не охранялся и немцы снова ставили мины. Очень остро сказывалось почти полное господство люфтваффе в воздухе.55
Не останавливаясь подробно на сугубо военно-морских деталях этого драматического сюжета, необходимо все же обратить внимание на его итоги, подведенные после его окончания немногими выжившими участниками. Трагические результаты Таллинского перехода таковы: немцами потоплено
12 боевых кораблей (еще 3 имели серьезные повреждения), погибло 19 вспомогательных судов (еще 4 получили серьезные повреждения). Есть данные
о гибели в общей сложности 53 судов.56 Людские потери не установлены, никакого учета эвакуируемых не велось — в хаосе отступления корабли наполнялись до отказа самими военнослужащими, членами их семей, просто мирным населением, не желавшим оставаться “под немцами”. До сих пор называются цифры от 6 до 15 тысяч человек погибших.57 По данным на
2 сентября 1941 г. было спасено 14 тысяч 800 человек.58 “Посадка на корабли в Таллине была не организована, беспланова и настолько поспешна, что сейчас крайне трудно установить не только число и размещение отступавших по кораблям и погибших, но и убедиться в том, что из Таллина и островов эвакуированы все. Многие командиры не отрицают, а утверждают, что довольно значительная часть людей, особенно занятых баррикадными боями, осталась в Таллине. Более того, в первые дни после прибытия в Кронштадт отсутствовала даже точная цифра кораблей, вышедших из Таллина: одни командиры называли 163, другие — 190 единиц. Непродуманность эвакуации приводила к тому, что приходилось бросать боевую технику и автотранспорт. Так, когда возникла необходимость эвакуировать личный состав и материальную часть 3-го и 4-го зенитных полков ПВО Главной базы КБФ, отличившихся в обороне Таллина, для погрузки подали не баржи, а транспорты, которые из-за мелководья не могли подойти к пристани ближе 1000—1500 метров. Поэтому почти всю материальную часть пришлось или уничтожить, или бросить. Из-за большой волны шлюпки за личным составом долго не приходили, хотя час отправления давно прошел”. Хаос, царивший во время эвакуации, подтверждают донесения участников тех событий: “Забытая группа бойцов <…> вплоть до 28 августа сдерживала натиск противника и ушла с позиций только тогда, когда стало известно, что все соседи
и начальники ушли. <…> Огромные толпы красноармейцев, краснофлотцев и командиров подвергались панике. Начальников не было. Большие толпы направились на прорывы (из разговоров мне известно, что многие из них вернулись, увидя транспорт на Купеческой пристани). Материальная часть орудий, приборов, автотранспорт, лошади и многое другое ценное имущество в огромном количестве осталось на пристани. Из разговоров известно, что часть л<ичного> с<остава> также осталась не погруженными”.59 Вину за гибель многих тысяч людей и десятков кораблей едва ли не единодушно они возлагали на командование КБФ, считая, что “такой ужасной и позорной катастрофы русский флот не знал за всю свою историю”, “такой кошмар можно пережить только раз в жизни”. “Мы увлекались трескучей фразой, лозунгами, воспитывали излишнюю самоуверенность, а воевать не учились, не умеем и не в состоянии”. “Не укладывалось в голове, как противник, имевший в Финском заливе силы, гораздо меньше наших, смог учинить такой разгром. По их мнению, эти силы он использовал грамотно, а мы — безобразно. Вспоминали масштабные репрессии и └чистки“ 1920—1930-х гг., в результате которых выдвигались бездарные и беспринципные люди”.60
В первые же дни немецкой оккупации была воссоздана организация “Кайтселиит” (подобие национальной гвардии), некоторые члены которой не сдали оружие и ушли в леса после советизации Эстонии. Поначалу немцы позитивно отнеслилсь к “Кайтселииту”, помогавшему им в продвижении по территории республики. Однако, когда услуги “Кайтселиита” немцам стали не нужны, его членам организовали “в порядке особой чести” совместный
с немецкими подразделениями парад, завершившийся благодарностью “великому фюреру Германии Адольфу Гитлеру как спасителю Европы от большевизма”61, после чего немецкие власти объявили о роспуске этих формирований. Фашистам не нужны были военизированные, хорошо вооруженные формирования, претендующие на самостоятельность, — это создавало оккупантам дискомфорт. Лишь 200 человекам, которые должны были образовать вспомогательную полицию, разрешалось сохранить оружие. Эстонские руководители “Кайтселиита” послушно выполнили распоряжение, издав в дополнение к немецкому свой собственный приказ от того же числа, объявлявший с этого момента эстонские националистические вооруженные формирования вспомогательной полицией под немецким командованием. В каждом городе, селе или деревне надлежало сформировать отряд вспомогательной полиции, численностью не превышающий 1 % от общего числа населения. Все они поступали в подчинение местных немецких начальников полиции.62 6 июля 1941 г. под Берлином началось формирование полицейского и СС-батальона “Остланд”, состоявшего из эстонцев и латышей, переселившихся
в Германию в 1940 г. Он подчинялся немецкой полиции безопасности.
Также после оккупации германской армией Эстонии была создана вооруженная организация “Омакайтсе” (“Самозащита”). Во главе этой организации был поставлен прибывший из Германии полковник эстонской армии Я. СоодлаСоодлаСоодла (в дальнейшем ему было присвоено звание генерал-майора). “Омакайтсе”, а также созданные немецкими оккупационными властями полицейские батальоны (в последних к осени 1941 г. насчитывалось более 15 тысяч человек) использовались на оккупированной немцами территории РСФСР, Белорусской и Украинской ССР для карательных акций против мирного населения, охраны лагерей военнопленных и еврейских гетто. И отнюдь не только для охраны, но и для проведения там массовых убийств. Участвовала “Омакайтсе” и в анитпартизанских кампаниях. Оставшиеся в подполье советские партизанские группы были уничтожены в первые месяцы войны.
“└Омакайтсе“ как организация самозащиты народа нашла сразу полное признание со стороны немецких военных и полицейских властей. Возникло отношение взаимного доверия, что способствовало содействию при достижении общих целей”, — констатирует сайт Эстонского музея оккупации63, концептуально ориентированный на использование термина “оккупация” преимущественно к периоду советского присутствия на территории Эстонии. Цели у фашистских оккупантов и их подручных действительно были общие, то есть ни о какой борьбе за независимость речи не шло. К 1 января 1942 г. в “Омакайтсе” состояло 40 тысяч 709 человек.64
При взятии Таллина к фашистам в плен попали 12 тысяч красноармейцев, но еще больше осталось в окружении. Они пытались небольшими группами или в одиночку прорваться к своим через реку Нарову. Но “лесные братья” и боевики “Омакайтсе” устраивали на них облавы, в ходе которых попало в плен около 27 тысяч наших военнослужащих, погибло более 2,5 тысяч. Самостоятельно и вместе с немецкими военными и полицейскими частями “Омакайтсе” арестовало всего 4 тысячи 919 коммунистических деятелей. “Для ликвидации остатков Красной Армии, скрывающихся людей из истребительных батальонов и милиции, └Омакайтсе“ провела по территории всего 5033 обла-
вы”, — информирует сайт Эстонского музея оккупации.65 С лета 1941-го по лето 1942 г. по приказу немецкой полиции безопасности при участии “Омакайтсе” были убиты не менее 5500 граждан и жителей Эстонии, примерно такое же количество отправлено в лагеря.66
С начала войны и до конца 1942 г. “Омакайтсе” было проведено более 7000 облав для задержания партизан, парашютистов, бежавших из лагерей советских военнопленных и других “враждебных” лиц. Именно эта организация в большей степени, нежели другие “вспомогательные” соединения, сформированные в период оккупации Эстонии, участвовала в “окончательном решении еврейского вопроса” на территории республики.67
Установленный в Прибалтике нацистский оккупационный режим уже
к концу 1941 г. не только развеял миф о возможности предоставления Литве, Латвии и Эстонии хотя бы подобия суверенитета (даже на уровне протекторатов) и лишил эти республики даже названий, объединив их под общим безликим “Остланд”, но и жесточайшим образом начал воплощать в реальность расистские теории “германизации” — от полной ассимиляции до геноцида. Гитлеровцы при содействии коллаборационистских формирований
в соответствии с пресловутой теорией “освоения жизненного пространства” начали превращать этот регион в сырьевой придаток Третьего рейха, населенный бесправной рабочей силой.
* * *
В преддверии освобождения Прибалтики руководство НКГБ СССР сочло необходимым уточнить механизм репрессий против прибалтийских коллаборационистов. Это было сделано в директиве об организации агентурно-оперативной работы на освобожденной территории прибалтийских республик, подписанной наркомом госбезопасности СССР Меркуловым 3 марта 1944 г.
“В целях правильной организации оперативно-чекистской работы при очистке освобождаемой территории Прибалтийских советских республик от вражеских агентов, ставленников и пособников немецко-фашистских захватчиков, предлагаем руководствоваться следующим:
1. Немедленному аресту подлежат:
1) личный состав и агентура действовавших в Прибалтике разведывательных и контрразведывательных органов немцев: └Абверштелл-Остланд“ в Риге, └Абвернебенштелле“ — Таллин, так называемое └бюро Целлариуса“, морской и воздушной разведок (реферат └Марине“ и └Люфт“); разведывательных и диверсионных школ в Лейтсе, Кейла-Юа, Мыза-Кумна, Вихула и др.;
2) командный, руководящий и оперативный состав созданных немцами полицейских батальонов, └полиции самоуправления“ и полицейских школ;
3) руководящий состав тюрем, концентрационных лагерей, лагерей для советских военнопленных и лица, выполнявшие в них полицейские функции;
4) военные коменданты уездов, волостей и сельских общин;
5) прокуроры, следователи и члены военных судов, верховного трибунала, апелляционных палат, окружных судов;
6) руководящий состав рейхскомиссариата и созданных немцами органов центрального самоуправления: директора департаментов, основные референты и члены └Совета сельского хозяйства“;
7) руководители областных, окружных, уездных дум и управ, уполномоченные советников центрального самоуправления;
8) волостные, общинные начальники бургомистры, активно содействовавшие немецким властям;
9) руководители крупных хозяйственных и административных организаций, созданных немцами (└Ост-Банк“, └Хозяйственная камера“, └Викадо“ и т. п.);
10) руководители центрального аппарата созданных немцами профсоюзов и бирж труда;
11) члены уездных (и выше) комитетов созданных немцами различных организаций по оказанию содействия оккупационным властям: └Союз взаимной помощи“, └Союз трезвенников“, └Спортивный совет физкультуры“, └Союз юных крестьян“, члены комитетов по оказанию помощи └солдатам, находящимся на Восточном фронте, и семьям сосланных в Сибирь“;
12) редакторы газет, журналов и авторы антисоветских статей, опубликованных в печатных органах оккупационных властей;
13) организаторы, экскурсоводы и └активисты-агитаторы“ различных антисоветских передвижных выставок и стендов;
14) руководящий состав и активные участники антисоветских националистических организаций: └Железный волк“, └Вольдемаросовцы“, └Вабс“, └Тевияс-Сарге“, └Перконкруст“, └Шаулю-Саюнга“, └Кайтселиит“, └Айзсарги“, отряды └самоохраны“, └Единый фронт активистов“, └Литовская национал-социалистическая партия“, └Гитлер-Югенд“, └Омакайтсе“, └Таутининки“, └Измаалит“, └Крестьянский союз“, └Партия центра“, └Ляудининки“, └Нео-Литуания“, └Литува“ и др.;
15) участники банд, организованных немцами в первые дни войны, проводившие боевые действия в тылу Красной Армии (└Зеленые братья“, └Батальон Эрна II“, └Лесные братья“ и др.);
16) члены немецких националистических организаций (└Культурфербанд“, └Маншафт“, └Крафт-дурх-фрейде“ и др.), а также немцы, записавшиеся
в период репатриации на выезд в Германию, но впоследствии отказавшиеся выехать;
17) руководящий и административный аппарат созданных немцами еврейских гетто;
18) командный состав └Русской освободительной армии“ (РОА), └Русских отрядов СС“ и других формирований, созданных немцами из числа военнопленных;
19) офицеры (от командира взвода и выше) созданных немцами национальных прибалтийский частей, предназначенных для борьбы с Красной Армией”.68
О масштабах репрессий против коллаборационистов в Эстонии можно судить по направленному в Государственный комитет обороны сообщению наркома госбезопасности СССР В. Меркулова от 14 ноября 1944 г.:
“За период работы на освобожденной территории Эстонии до 6-го ноября т. г. органами НКГБ было арестовано всего 696 человек.
В результате пересмотра имеющихся разработок, усиления агентурной работы и следствия дополнительно за период с 6 по 14 ноября т. г. нами арестовано, по неполным данным, 420 человек (сведения о проведенных операциях в уездах еще полностью не получены).
Таким образом, на 14-е ноября арестовано всего 1116 человек, из них по гор. Таллину — 575 человек.
В числе арестованных: агентов разведывательных и контрразведывательных органов противника — 48 человек; официальных сотрудников разведывательных и контрразведывательных органов противника — 97 человек; участников эстонской националистической военно-фашистской организации └Омакайтсе“ — 421 человек; предателей, немецких ставленников и пособников — 206 человек; разного антисоветского элемента — 344 человека”.69
С 1 октября по 31 декабря 1944 г. органами НКВД ЭССР было задержано 356 “лесных братьев”, членов “Омакайтсе” и полицейских, 620 военнослужащих немецкой армии и 161 бывших красноармейцев, сражавшихся на стороне немцев.70
Общую численность арестованных органами НКВД—НКГБ в Эстонии
в 1944 г. можно определить примерно в 3,5 тысячи человек, около 2 тысяч (60 %) из которых составили коллаборационисты.
Масштаб репрессий против коллаборационистов в Латвии сопоставим
с аналогичными репрессиями в Эстонии. Накануне освобождения Латвии органы НКВД располагали информацией о 1895 агентах немецкой разведки, предателях и изменниках на территории республики.71
Впечатление о масштабах репрессий в 1944 г. в Латвии мы можем составить на основании доклада наркома внутренних дел СССР Л. Берия от
26 января 1945 г.:
“За период работы на освобожденной территории Латвии с июля 1944 г. по 20 января с. г. органами НКВД—НКГБ арестовано 5223 человека. <…>
Среди арестованных:
агентов разведывательных и контрразведывательных органов противника — 625;
официальных сотрудников разведывательных и контрразведывательных органов противника — 379;
участников латвийских националистических организаций — 479;
предателей, изменников Родины, немецких ставленников и пособников — 2721;
участников бандформирований и их пособников — 376;
разного антисоветского элемента — 643 <…>
С 8 по 20 января с. г. органами НКВД—НКГБ Латвийской ССР арестовано 1396 человек вражеского элемента”.72
Как следует из доклада, всего в 1944 г. в Латвии было арестовано около 3,5 — 4 тысячи человек, примерно 70 % из которых составляли коллаборационисты.73
На освобожденной территории Литвы, где действовали незаконные вооруженные формирования Армии крайовой и литовских “лесных братьев”, репрессии органов НКВД—НКГБ по понятным причинам приняли больший масштаб, чем в Латвии и Эстонии.
Вот данные, содержащиеся в совместном докладе наркомов внутренних дел и государственной безопасности Литвы И. Барташунаса и А. Гузявичуса от 5 января 1946 г. :
“Доносим, что за период работы на освобожденной территории Литовской ССР с июля по 20 декабря 1944 г. органами НКВД и НКГБ арестовано 8592 человека. Убито бандитов 1589.
За декаду с 20 декабря 1944 г. по 1 января 1945 г. арестовано 3857 человек. Убито бандитов 985.
Таким образом, органами НКВД и НКГБ Литовской ССР на 1.1—45 г. всего арестовано 12 449 человек. Убито бандитов 2574 человека”.74
Таким образом, общее число арестованных органами НКВД—НКГБ
в Литве за 1944 г. составило около 12,5 тысячи человек, численность коллаборационистов среди которых была менее 10 %. Столь низкая доля коллаборационистов среди арестованных в Литве требует объяснения. Как мы помним, в Латвии и Эстонии численность арестованных коллаборационистов составляла 70 % и 60 % от общего числа арестованных. Примерно такой же процент коллаборационистов среди арестованных имел место на Украине; там из примерно 84 тысяч арестованных в 1943—1945 гг. 66,9 % были арестованы за измену Родине, пособничество оккупантам, как агентура немецких спецслужб и перешедшие на сторону врага.75 Достаточно трудно представить, что в Литве коллаборационистов было настолько меньше или что органы НКВД—НКГБ республики практически полностью отказались от преследования коллаборационистов. На самом деле столь малый процент коллаборационистов среди арестованных объясняется тем, что после прихода советских войск значительная часть литовских коллаборационистов, подготовленных немцами, ушла в леса. Органы НКВД докладывали: “Во всех освобожденных уездах местная администрация, состоявшая исключительно из литовцев, сбежала. Полицию и карательные органы немцы оставляли на месте, организовывая из них отряды самообороны, и предлагали им защищать свой город. Так, например, города Тракай и Паневеж защищали отряды самообороны. После того как Красная Армия входила в город, эти отряды скрывались
в лесах”.76 В случае ареста эти люди проходили в статистике органов НКВД—НКГБ уже не как немецкие пособники, а как участники бандформиро-
ваний.77
Репрессии против коллаборационистов в Прибалтике, разумеется, не были закончены в 1944 г. В Эстонии в 1945—1946 гг. органами НКВД—МВД по антисоветским обвинениям было арестовано 3445 и 573 человека соответственно. Кроме того, в 1945 г. было арестовано 286 человек уголовного и “прочего преступного элемента”, а в 1946 г. — 314 человек. Таким образом, общее число арестованных органами НКВД—МВД ЭССР в 1945 г. составило 3731 человек, а в 1946 г. — 887 человек. Из этого числа в 1945 г. было арестовано1476 немецких ставленников и пособников (около 40 % от общего арестованных). В 1946 г. по этой категории было арестовано всего 30 человек (3,3 % от общего числа арестованных), причем в это число вошли не только коллаборационисты, но и “другой антисоветский элемент”.78
В Латвии картина репрессий против коллаборационистов по линии НКВД—МВД имела несколько иной характер. В 1945—1946 гг. по антисоветским
обвинениям в республике было арестовано 3275 и 1776 человек соответственно. Кроме того, в 1945 г. было арестовано 594 человека уголовного и “прочего преступного элемента”, а в 1946 г. — 420 человек. Таким образом, общее число арестованных НКВД и МВД Латвийской ССР в 1945 г. составило 3869 человек,
а в 1946 г. — 2196 человек. Из этого числа в 1945 г. было арестовано 1055 нацистских ставленников и пособников (около 27 % от общего числа арестованных).
В 1946 г. по этой категории было арестовано 243 человека (около 11 % от общего числа арестованных). Как и в случае с Эстонией, в это число вошли не только коллаборационисты, но и “другой антисоветский элемент”.79
Репрессивная деятельность органов НКВД—МВД Литовской ССР была, как уже упоминалось, несравненно более масштабна, чем деятельность их коллег
в Латвии и Эстонии. В 1945 г. по антисоветским обвинениям НКВД Литвы было арестовано 19 183 человека — вдвое больше, чем в остальных балтийских республиках вместе взятых. В 1946 г. число арестованных в республике по анти-советским статьям серьезно снизилось и составило 5322 человека. Кроме того, в 1945 г. в Литве было арестовано 6312 человек уголовного и “прочего преступного элемента”, а в 1946 г. — 799 человек. Таким образом, общее число арестованных НКВД—МВД Литовской ССР составило в 1945 г. 25 495 человек, а в 1946 г. — 6121 человек. Из этого числа в 1945 г. было арестовано 3313 (13 % от общего числа арестованных) немецких ставленников и пособников. В 1946 г. число арестованных по этой категории составило 938 человек. (15,3 % от общего числа арестованных). Как и в остальных прибалтийских республиках, в это число вошли не только коллаборационисты, но и “другой антисоветский элемент”.80
Размах репрессий против коллаборационистов достаточно четко увязывался с масштабами деятельности в прибалтийских республиках формирований “лесных братьев”. Как известно, наиболее активно в Прибалтике действовали литовские “лесные братья”. В результате в Литве за 1945—1946 гг. было задержано 5070 немецких пособников, из которых 4251 был арестован органами НКВД—МВД, 687 были переданы в “другие организации” (преимущественно в НКГБ—МГБ) и лишь 108 — легализовано, то есть оставлено на свободе.
В Латвии, где формирования “лесных братьев” были гораздо менее активны, чем в Литве, соотношение арестованных и легализованных коллаборационистов за аналогичный период оказалось один к одному: 1298 арестованных и 1298 легализованных. А вот в Эстонии, где “лесных братьев” было меньше всего, в 1946 г. было легализовано 993 из 1050 задержанных органами НКВД—МВД немецких ставленников и пособников, а общее соотношение арестованных и легализованных коллаборационистов за 1945—1946 гг. составило 1487 и 1036 человек соответственно.81
Советские власти в 1944—1946 гг. удержались как от акций “коллективного возмездия”. Наказание ждало не всех, кто участвовал в сотрудничестве с врагом, а только тех, кто в этом сотрудничестве особо “отличился”.
Принципиально важно для понимания послевоенной ситуации в Прибалтике рассмотреть принципы и методы “повторной” советизации — за довоенный год советская власть не успела полностью реализовать свое присутствие на территории Литвы, Латвии и Эстонии. После освобождения Прибалтики от фашистской оккупации в 1944 г. важнейшей задачей Кремля было осуществление контроля над ними. Реальная свобода действий руководства союзных республик имела существенные ограничения. На практике для всех трех прибалтийских республик это означало следующее: создание специальных контрольных органов в виде бюро ЦК ВКП(б) союзных республик; практика посылки из центра в союзные республики “советников” (второй секретарь центрального комитета союзной партии, уполномоченный от всесоюзных органов и т. д.); периодические инспекции аппарата центрального комитета; внедрение системы номенклатуры для облегчения контрольных функций на персональном уровне; навязывание своих решений союзным республикам виде недостающих постановлений; присутствие на территориях республик оккупационной армии; деятельность органов безопасности; постоянная отчетность сверху донизу (в частности, ежегодные отчеты ЦК союзных республик); обработка и использование текущей информации от частных граждан.82
Для Эстонской, Латвийской и Литовской ССР первые послевоенные годы стали временем окончательного оформления системы надзора центра над ними. Несомненно, всеобъемлющий механизм контроля существенно способствовал как советизации балтийских республик в целом, так и становлению советского властного аппарата и взращиванию сотрудников, лояльных новой власти.
Успех прерванного войной строительства и укрепления советского режима в большой степени зависел от того, насколько эффективно властям удавалось справиться с движением сопротивления. Этим ведали республиканские народные комиссариаты внутренних дел и государственной безопасности, переименованные в 1946 г. в министерства. Сначала функция подавления вооруженного сопротивления “лесных братьев” была возложена на народные комиссариаты (министерства) внутренних дел, но с 1947 г. эта сфера перешла в компетенцию министерства госбезопасности.
Борьба с национализмом в этот период становится важнейшей задачей идеологической работы. В том же духе прошло совещание историков при ЦК ВКП(б)83 в мае—июне 1944 г. Было принято несколько партийных постановлений, призванных устранить недостатки в исторических трудах по древним периодам истории отдельных народов СССР.
Осенью 1944 г. на повестке дня в Кремле встал вопрос о быстрейшей советизации трех балтийских республик. В октябре и в конце ноября 1944 г. на Оргбюро ЦК ВКП(б) обсуждался “балтийский вопрос” и была принята резолюция об ошибках и недостатках в работе партийных организаций союзных республик: первоочередной задачей была названа борьба против буржуазного национализма.84
В 1944 г. Москва стала нуждаться в дополнительном органе, который мог бы держать под контролем процесс советизации во всех трех балтийских республиках. Руководству союзных республик Москва полностью не доверяла. Кроме того, в республиках должна была проводиться такая политика, с которой прежние местные правители не сталкивались. В ноябре—декабре 1944 г.
в каждой из трех республик были созданы бюро ЦК ВКП(б), призванные выполнять надзорно-консультационные и другие вспомогательные функции.
В бюро входили также уполномоченные от органов безопасности (НКВД—НКГБ).85 На местах уполномоченные органов безопасности руководили подавлением движения сопротивления и чистками общества от “враждебных элементов”. В более широком смысле уполномоченные органов безопасности, входящие в бюро, должны были следить за всем, что происходило
в обществе. В их обязанности также входило наблюдение за руководством союзных республик, а также за деятельностью остального состава бюро и передача соответствующей информации непосредственно в Москву. Очень показательна в этом смысле деятельность уполномоченного органов безопасности в Бюро ЦК ВКП(б) по Литве И. Ткаченко, который в июне 1945 г. лично докладывал наркому госбезопасности Л. Берии о положении дел
в руководстве Литовской ССР. Он информировал, кто и с каким усердием ходит на работу, но что еще более существенно, как инертно и неохотно ведется борьба с “антисоветскими элементами”. Обращалось внимание на такие серьезные вещи, как совещания республиканских руководителей
за закрытыми дверями, куда “русские товарищи” не приглашались.86
В октябре—ноябре 1944 г. на Оргбюро ЦК ВКП(б) было принято постановление “об ошибках и недостатках” в партийной работе всех трех балтийских республик. Оно легло в основу процесса советизации и в основу послевоенных преобразований в Эстонии, Латвии и Литве.
Была создана система контрольных механизмов, в которой важнейшее место поначалу заняли созданные решением Политбюро ЦК ВКП(б) бюро ЦК ВКП(б) по Латвии, Литве и Эстонии. Бюро должны были руководить процессом советизации в этих республиках и держать под контролем местных руководителей. Таким образом, эти бюро являлись экстраординарными и временными контрольно-вспомогательными органами, чьи указания и инструкции были обязательными для республиканского руководства. Всесоюзные бюро функционировали до весны 1947 г., до тех пор, пока союзное руководство не решило, что в дальнейшем местные власти могут самостоятельно справляться с построением “нового строя”. Ликвидация всесоюзных бюро в республиках связана с проведением в 1947 г. выборов в Верховный Совет, которые Москвой рассматривались как важный шаг в процессе “узаконения” советской власти в Прибалтике.
Победоносное окончание войны в 1945 г. не означало для Советского Союза наступления мира внутри страны. Широкое движение вооруженного сопротивления в Прибалтике стало в послевоенные годы одной из главных внутриполитических проблем. Несомненно, масштабы и жестокость вооруженного сопротивления стали для союзного руководства и неприятным сюрпризом: такой “войны после войны” они не ожидали.87 Кремлевские власти были заинтересованы в быстром подавлении вооруженного сопротивления как по внутри-, так и внешнеполитическим причинам. Пока сохранялось сопротивление, центральные власти не могли полностью контролировать эти территории и их покорение нельзя было считать окончательным. Несмотря на старания центральной власти, на протяжении ряда лет сопротивление ликвидировано не было.88 Это удалось лишь в начале 1950-х гг.
1 Станкерас П. Литовские полицейские батальоны. 1941—1945 гг. М.: Вече, 2009. С. 7; Karo belaisviu ir civiliu gyventoju zudynes Lietuvoje / serija: totalitariniu rezimu Nusikaltimai lietuvoje Naciu okupacija // Leidini recenzavo Dieckmann Ch., Toleikis V., Zizas R. T. II. Vilnius: Margi rastai, 2005. S. 94.
2 Slavinas A. Der inszenierte Aufstand // Die Zeit. 25. 06. 1993.
3 Там же.
4 Там же.
5 Karo belaisviu ir civiliu gyventoju zudynes Lietuvoje… S. 96—97.
6 Truska L. Sukilimo prasme // Politika. 1991. Nr. 16. P. 19.
7 Станкерас П. Литовские полицейские батальоны… 2009. С. 8.
8 Truska L. Lietuva bolseviku ir naciu teroro metais // Lietuvos rytas. 06. 02. 1993.
9 Станкерас П. Литовские полицейские батальоны… С. 11.
10 Там же. С. 12.
11 Lietuviu enciklopedija. Penkioliktas tomas. Lietuva. Vilnius, 1990. P. 371.
12 Станкерас П. Литовские полицейские батальоны… С. 16.
13 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Кн. 2 (1 сентября — 31 декабря 1941 г.). М., 1995. С. 520—521.
14 Там же.
15 Там же.
16 НКВД—МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Прибалтике (1939—1956) / Сборник документов. М.: Объединенная редакция МВД России, 2008. С. 543.
17 Там же. С. 65.
18 ЦА ФСБ России. АСД № Н-18313, т. 1. Протокол допроса арестованного Беккинг Александра от 03. 12. 1945 г. Л. 274.
19 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне…
С
20
Там же. С. 526.21 Bubnys A. Vokieciu Okupuota Lietuva (1941—1944). Lietuvos gyventoju genocide ir rezistencijos tyrimo centras. Vilnius, 1998. S. 477.
22 Karo belaisviu ir civiliu gyventoju zudynes Lietuvoje… S. 120.
23 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне…
С. 519—526.
24 Bubnys A. Vokieciu Okupuota Lietuva (1941—1944)… S. 463—464.
25 Прибалтика. Под знаком свастики (1941—1945) / Сборник документов. М.: Объединенная редакция МВД России. 2009. С. 25.
26 История Латвии: ХХ век. Рига: ООО “J.L.V.”, 2005. С
. 249.27 Langenheim H. Mordfelder: orte der Vernichtung im krieg gegen die Sowjetunion.
Museum Berlin Karlshorst, 1999. S. 121.28 История Латвии: ХХ век… С. 249.
29 Там же. С. 253.
30 ЦА ФСБ России. Ф. 100. Оп. 11. Д. 13. Выписка из протокола допроса Застерс Родиона Августовича от 04. 03. 1947 г. Л. 40.
31 Там же. Л. 41.
32 Там же. Л. 39—40.
33 Адамсон А., Валдмаа С. История Эстонии. Учебник для гимназии. Таллин, 2000, С. 212.
34 Там же.
35 Обзор периода оккупации // http://www.okupatsioon.ee/rus/1940/koikfreimid.html
36 Rauch G. von. Geschichte der Baltischen Laender. Stuttgart, 1970. S. 190.
37 Myllyniemi S. Die Neuordnung der baltischen Laender 1941—1944: Zum Nationalsozialistischen Inhalt der deutschen Brsatzungspolitik. Helsinki, 1973. S. 85.
38
Прибалтика. Под знаком свастики (1941—1945)… С. 43—44.39 Isberg A. Zu den Bedingungen des Befreiens: Kollaboration und freiheitsstreben in dem von Deutschland besetzten Estland 1941 bis 1944. Stokholm: Almquist & Wiksell intern., 1992. S. 32—33.
40 Myllyniemi S. Die Neuordnung der baltischen Laender 1941—1944: Zum Nationalsozialistischen Inhalt der deutschen Brsatzungspolitik… S. 107.
41
Прибалтика. Под знаком свастики (1941—1945)… С. 44—45.42 Myllyniemi S. Die Neuordnung der baltischen Laender 1941—1944: Zum Nationalsozialistischen Inhalt der deutschen Brsatzungspolitik… S. 108.
43 Eesti Riigsarhiivi (
далее — ERA) F. 4996 N. 1. S. 216. L 1. Lossman H. “Erna ja Erna I”. Статья к 15-летию группы “Эрна”, машинопись.44 ERA F. 4996 N. 1. S. 93. Рапорт Х. Курга от 23. 09. 41. L. 1. Машинопись.
45 Там же. L. 4. Машинопись.
46 Там же.
47 ERA F. 4996 N. 1. S. 209. “Радиограммы”.
48 http://www.erna.ee/en/?Erna_History/Erna_History.
49 История 22-й мотострелковой дивизии НКВД // http://velikvoy.narod.ru/voyska/voyskacccp/tank/mdiv/22msdnkvd.htm.
50 ERA F. 4996 N. 1. S. 216. L. 4. Lossman H. Erna ja Erna I.
Машинопись.51 ERA F. 4996 N. 1. S. 215. L. 15.
52 Обзор периода оккупации. Таллин: Целевое учреждение: фонд Кистлер-Ритсо ЭЭСТИ, 2004. С
. 58.53 http://www.mid.ru/ns-arch.nsf/932b471b7dc29104c32572ba00560533/d17d26919e451eb9 c3257478002a4f04?OpenDocument.
54 ERA F. 4996 N. 1. S. 215. L. 12.
55 Иванов И. Таллиннский переход. Август 1941 г. По материалам Центрального архива ФСБ России http://www.zvezdaspb.ru/index.php?page=8&nput=596.
56 Адамсон А., Валдмаа С. История Эстонии… С. 214.
57 Вместе с флотом. Советская морская контрразведка в Великов Отечественной войне. Исторические очерки и архивные документы. М.: Изд-во ГАУ г. Москвы, 2010. С. 96.
58 Там же.
59 Иванов И. Таллинский переход…
60 Там же.
61 Прибалтика. Под
знаком свастики (1941—1945)… С. 46.62 Isberg A. Zu den Bedingungen des Befreiens…
S. 36—37.63 Обзор периода оккупации // http://www.okupatsioon.ee/rus/1940/koikfreimid. html.
64 НКВД—МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем… С. 88.
65 Там же. С. 75.
66 Обзор периода оккупации // http://www.okupatsioon.ee/rus/1940/koikfreimid.html.
67 Марипуу М. Холокост эстонских евреев и эстонцы // http://www.eje.pri.ee/history/Holocaust/Maripuu_rus.pdf.
68 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне…
С. 220—223.
69 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сборник документов. Т. 5. Кн. 2. М.: Русь, 2000. С. 589.
70 Дюков А. Р. Милость к падшим: Советские репрессии против нацистских пособников в Прибалтике / Фонд “Историческая память”. М., 2009. С. 47.
71 НКВД—МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Прибалтике… С. 170.
72 Лубянка. Сталин и НКВД—НКГБ—ГУКР “Смерш”, 1939 — март 1946: Документы. М.: Материк, 2006. С. 486—487; НКВД—МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Прибалтике… С. 247.
73 Дюков А. Р. Милость к падшим… С. 48—49.
74 НКВД—МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Прибалтике… С. 230.
75 Нiкольський В. М. Репрессивна дiяльнiсть органiв державноi безпеки СРСР в Украiнi (кiнець 1920-х—1950-тi рр.): Iсторико-статистичне дослiдження. Донецьк: Видавництво Донецького нацiонального унiверситету, 2003. С. 206.
76 Из Варшавы. Москва, Товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье, 1944—1945 гг. М.; Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. С. 43; Лубянка. Сталин и НКВД—НКГБ—ГУКР “Смерш”, 1939 — март 1946. С. 444.
77 Дюков А. Р. Милость к падшим… С. 50.
78 Там же.
79 Там же. С. 53.
80 Там же. С. 54, 56.
81 Там же. С. 57.
82 Таннберг Т. Политика Москвы в республиках Балтии в послевоенные годы (1944—1956). Исследования и документы. М.: РОССПЭН: Фонд “Президентский центр Б. Н. Ельцина”, 2010. С. 6—7.
83 Стенограмма пленума ЦК ВКП(б), 27. 01. 1944 // Исторический архив. 1992. № 1. С. 61—65.
84 Таннберг Т. Политика Москвы в республиках Балтии в послевоенные годы (1944— 1956)… С. 14.
85 Таннберг Т. Политика Москвы в республиках Балтии в послевоенные годы (1944—1956)… С. 22—23.
86 Особое донесение уполномоченного НКГБ и НКВД Бюро ЦК ВКП(б) Литвы
И. Ткаченко Л. Берии, 19. 06. 1945 // Лубянка. Сталин и НКВД—НКГБ—ГУКР “Смерш”. 1939 — март 1946. С. 528—532.
87 Таннберг Т. Политика Москвы в республиках Балтии в послевоенные годы (1944—1956)… С. 63.
88 Волкогонов Д. Сталин. М., 1996. С. 492.