Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2010
* * *
Хорошо сверкает Сороть.
И луна над водопоем.
От кукушечьего соло
сердце бьется с перебоем.
Притомились и уснули
и Опочка и Печоры.
Пусть приносят письма в ульи
приусадебные пчелы.
Байки вяжет населенье
языком самозабвенным.
Соловей среди сирени
спит во времени нетленном.
Вдохновением лелеем
и плохой жандармской слежкой,
ходит некто по аллеям
мелкой птичьей перебежкой…
* * *
Сна чудовищный амбар.
Ларь. Засовы. И замочки.
Сороть спит на бережочке.
И луны воздушный шар
проплывает близ Опочки.
И фруктовые сады
отцвели. Вино допито.
И еще вино допито.
Цапля вышла из воды,
как худая Афродита.
В размышленьи о любви
скобари лежат у речки.
Крестят лбы свои овечьи.
И в Тригорском соловьи —
как исчадье красноречья.
Свечка слабая горит
в сверхъестественной часовне.
Бог един. Без родословной.
…сам язык себя творит
и становится дословней.
* * *
Завален стол вчерашнею посудой.
Кот просится гулять, пошел отсюда!
Во рту невкусно ползает слюна.
Обычна космогония похмелья,
летают сновиденья над постелью,
в объеме изменяется луна.
На белый снег таращится ворона,
увы, подробна явь и беспардонна.
В садах кусты — сплошная голытьба.
По простыне рука невольно шарит.
Как детский надувной воздушный шарик,
от шеи отделилась голова.
Есть что-то неестественное в этом
явленьи невесомости конкретном.
И полночь то плоха, то хороша.
Нет в жизни ни покоя, ни баланса.
И в область беспредметного пространства
опять перемещается душа…
* * *
На Невском декорации висят,
готовы завсегдатаи к премьере.
Пленяя пантомимой Летний сад,
позируют скульптуры на пленэре.
Однако ни оваций, ни афиш,
сплошной антракт, неловкость и досада.
Опомнишься, в монокль поглядишь,
на Мойке отсырел муляж фасада.
А ежели чуток еще глотну,
един в одном лице актер и зритель?
Недаром петербургскую луну
включает театральный осветитель…