Статья вторая
Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2010
ИЗ НЕДАВНЕГО ПРОШЛОГО
Владимир КАВТОРИН
ДЕВЯНОСТЫЕ — ЛИХИЕ ИЛИ ВЕЛИКИЕ?
Статья вторая
Пейзаж после битвы
Пейзаж после битвы всегда печален. Даже если это была победа самого светлого добра над мировым злом. Такой пейзаж живет в моей памяти с четырехлетнего возраста, когда родители привезли меня в Никополь. Это был не просто только что освобожденный от врага городишко. Нет, немцам тут был устроен “котел”, разбита и уничтожена их 300-тысячная группировка. Нас поселили в наскоро сколоченном дощатом бараке возле наглядного свидетельства панического немецкого “драпа” — Херсонского шоссе, сплошь забитого сгоревшими танками, покореженными гаубицами, брошенными полевыми кухнями… С другой стороны нашего барака был город. Бывший город, в котором не осталось ни одного целого здания и где страшно было к чему-либо прикоснуться — там иногда взрывались вещи совсем неожиданные… Среди всего этого бродили истощенные, потерянные люди, к вечеру как бы сами собой стекаясь на импровизированный базарчик, ими же именуемый “грабиловкой” — кучка картошки там стоила треть месячного оклада моего отца…
Садясь за этот очерк, я попытался представить, что было бы, явись в этот городок некие специалисты и начни внушать совершенно правильные вещи: что прежде, чем строить жилье, надо расчистить завалы, подвести воду, свет, что надо делать канализацию, а не ставить у ручья сортиры типа “скворечник” и т. д. и т. п. Не знаю, остались бы они живы, целы — точно нет, потому что на поле отгремевшей битвы люди живут крайним напряжением сил и ни с кем не склонны миндальничать.
Победа над ГКЧП была прекрасной, быть может, единственной победой нашего народа, добытой ненасильственными средствами. Но пейзаж после битвы и тут был безрадостен. Не буду повторять хорошо известное — о пустых, хоть и не разбомбленных магазинах, о грабительских ценах на скукожившихся рынках… Главный грабитель — правительство. Оно давно уже тратит больше, чем получает. Средства идут на амбициозные проекты, закупку оружия, дотации убыточным предприятиям… Вклады населения автоматически изымаются из сберкасс для финансирования тех же бюджетных прорех1. Владельцы счетов думают, что у них есть деньги, а они давно уже растранжирены государством. За один год
(в 1991-м по сравнению с 1990-м) ВВП страны упал более чем вдвое (напомню, что в 1991 году экономикой занимаются еще отнюдь не демократы, а вполне коммунистическое правительство В. Павлова). Выпуск непродовольственных товаров народного потребления снизился за этот же год почти в три раза2. Иными словами, при последнем коммунистическом правительстве экономика вошла
в столь глубокое и резкое пике, вывести из которого ее могло только чудо.
Политические обстоятельства лишь приближают гуманитарную катастрофу. Еще существует Советский Союз, но “союзные хозяйственные министерства уже ничем не управляют. Их сотрудники заняты поисками работы в частном секторе и переводом в них казенных денег и имущества” (Е. Гайдар). Но самое странное — то, что представляет собой кредитно-финансовая система страны. Пятнадцать бывших республик, ставших суверенными государствами, имеют каждая свой центральный банк, он вправе безгранично кредитовать собственное правительство, а поскольку денежные системы не разделены, то платит
в конечном счете хозяин рубля, то есть Россия. За российские экспортные товары, ту же нефть, например, можно платить ничем не обеспеченными рублями, создаваемыми буквально из воздуха.
Положение на местах таково. “На декабрь выдано талонов на масло животное по 200 г на человека, — говорится в отчете Пермской области за ноябрь 1991 года. — Но ресурсов под них нет. Отказывают в отгрузке: Смоленская, Пензенская, Оренбургская, Липецкая, Тверская области и республика Татарстан. Растительного масла в продаже нет. <…> Сахара в продаже нет. <…> Хлебом торгуют с перебоями при наличии больших очередей. Не хватает муки на хлебопечение в объеме 15 тысяч тонн”. А вот из отчета Нижегородской области: “Мясопродуктами торгуют по талонам, на декабрь не хватает ресурсов. Молоком торгуют в течение одного часа. Масло животное реализуется по талонам — 200 г на человека в месяц. Не хватает ресурсов. Растительное масло в продаже отсутствует, так как оно не отгружается поставщиками Краснодарского края, Украины, а также не поставляется по импорту. С перебоями торгуют хлебом, не хватает зерна на хлебопечение до конца года в количестве 20 тысяч тонн”. Даже если путем нормирования потребления сократить потребность в хлебе на 20 %, его хватит лишь до середины февраля; закупать же не на что; валютные запасы исчерпаны — золота осталось всего 289,6 тонны. Этого не хватит даже на срочные платежи по кредитам, а следовательно, никто не предоставит новые… Для сравнения скажем, что от “прогнившего царского режима” золота Временное правительство получило в 4,5 раза больше — 1300 тонн.
Костлявая рука голода тянется к горлу больших городов. Вот-вот схватит. Между тем в стране-то хлеб есть. Урожай был неплох, но… “Первая экономическая реакция на августовский путч, — пишет Гайдар, — как я и ожидал — уже на следующей неделе четырехкратное сокращение поставок хлеба государству”. А зачем везти хлеб, да еще и по дешевке, государству, которое то ли будет, то ли нет? На ноябрь (самый революционный месяц — напомним!) 1991 года государством закуплено менее 20 % урожая. Какое бы правительство ни взялось управлять Россией, ему, прежде всего, придется решать, чем завтра кормить людей.
Совсем недавно все было не так уж страшно, но… “Январская Павловская реформа, апрельское административное повышение цен, рост номинальных денежных доходов, постоянная и все возрастающая нервозность людей, подстегиваемая непрекращающимися слухами о новых денежных реформах, все это кардинальным образом изменило картину <…>. Денежная эмиссия растет, валютные резервы тают, потребительский рынок полностью разрушен, заключение договоров на следующий год практически на нуле. В союзных органах власти — ситуация тягучего безвластия и беспомощности. Никто ничего не хочет решать, делать, брать ответственность на себя. Ельцин после августовских событий на юге, в отпуске” (Е. Гайдар).
Это бездействие российской власти, этот отдых после клятвенного обещания самых энергичных действий обескураживали больше всего. Сообщения об отпуске печатались под ехидным заголовком “К сведению ГКЧП-2”…
На самом деле, как потом стало известно, внешнее бездействие было энергичнейшими поисками того, кто возьмет на себя правительство и сможет осуществить обещанный курс реформ. Это должен был быть не столько реформатор, сколько реаниматор — советская экономика была мертва, пульс не прослушивался.
Самая жуть состоит в том, что если искать аналог экономических проблем конца 1991 года, то ближайший — это зима 1917—1918 годов. Та же дезорганизация внутреннего рынка, те же остатки единой денежной системы в развалившемся государстве… И та же угроза голода при неплохом урожае; ведь это даже не большевики, а чиновники царского министерства земледелия пришли тогда
к выводу, что единственный способ спасти города — силовое изъятие хлеба
в деревне. Некоторая новизна, которую внесли в продразверстку большевики, состояла только в той беспримерной жестокости, с которой подавлялась свободная торговля хлебом. Возможно, изъять хлеб у ко всему привычных колхозов было бы и проще, чем у частных хозяев, но все же это был путь к полномасштабной гражданской войне, к военному коммунизму, который тоже ведь не был предусмотрен никакой идеологией, а сам собой сложился из того, что казалось сиюминутно необходимым в условиях крайнего экономического развала. Кстати: потом, когда стали проклинать Гайдара и рисовать всякие альтернативные пути, никто — увы! — не сказал правды, не вспомнил, что единственно реальная альтернатива давно была опробована большевиками и имя ей — Гражданская война!
Зная это, понимаешь, сколь непростым делом оказался для Ельцина поиск будущего премьера. Сначала отказался Явлинский — он считал необходимым сохранение Союза. Затем посол во Франции Юрий Рыжов — умный, демократически мыслящий и отнюдь не робкий человек. Один за другим отпадали другие “прорабы перестройки”. Единственным, кто рвался на этот пост, был Руслан Хасбулатов.
С Гайдаром Ельцин к тому времени едва был знаком. 20 августа, во второй день путча, Г. Бурбулис встретил его в коридоре Белого дома, завел к президенту, наскоро переговорили — и все. “Фигура Гайдара возникла относительно случайно, — вспоминает Андрей Нечаев. — Он был известен больше в кругах профессиональных экономистов, среди публики, интересующейся политико-экономическими проблемами и читавшей его блестящие статьи сначала в └Коммунисте“, а потом в └Правде“. С другой стороны, экономисты новой формации, которые могли бы всерьез разработать и провести в жизнь программу экономических преобразований, были наперечет. Масштаба же Гайдара, а он ко всему прочему имел еще и команду, — ни одного…”
К чести своей Ельцин оказался способен понять масштаб и характер этого человека и доверить ему важнейший — экономический — блок правительства. Но на то, что это сможет оценить и большинство Верховного Совета, надежды были малы. Поэтому, объявив в октябре 1991 года о начале масштабных реформ, Ельцин 5 ноября взвалил основную ответственность на себя, сам став во главе правительства. Первым вице-премьером назначен был Г. Бурбулис. Гайдар — вице-премьером, министром экономики и финансов.
Реаниматор Гайдар и его критики
“Решение └броситься головой в омут“ далось Гайдару в 1991 году непро-сто, — пишут Г. Ковальская и А. Рыклин. — Возможно, боязнь струсить, желание испытать себя — природные его качества, но и воспитание безусловно сыграло свою роль: “Вообще в нашей семье трусость, даже намек на нее считались самым страшным пороком, — пишет он в книге “Дни поражений и побед”. — Отец прыгает с вышки бассейна, предлагает и мне сделать то же самое. Это приглашение не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Однако прыгаю, больно шлепаюсь животом о воду, но делаю вид, что получаю немыслимое наслаждение“”. А возможно, еще большую роль сыграл здесь стыд. Жгучий стыд за чужую трусость, за мелкое стремление что-то выгадать для себя и своей политической карьеры, пренебрегая обязанностью гражданина и специалиста. Ибо и впрямь: “Невозможно смотреть, как страна катится в пропасть только потому, что все перебрасывают, словно горячую картофелину, с руки на руку, ответственность за непопулярные и конфликтные решения”.
То, что слава великого реформатора его не ждет, Гайдар понимал отлично, уже в день своего назначения предсказав Ельцину, что рано или поздно тому придется отправить правительство реформ в отставку.
“Гайдаровские реформы”… Но было ли правительство Гайдара действительно реформаторским? Реформа должна готовиться как сложная плановая операция. Должны быть проведены все необходимые исследования организма, выработан план, подобрана анестезия, заготовлена кровь, другие материалы, сам пациент должен быть соответствующим образом подготовлен, должен знать, что с ним будут делать, и должен дать на это согласие.
Совсем по-другому работает врач-реаниматор. Он может не до конца понимать, что с его пациентом. Необходимые исследования займут много часов,
а в любую секунду может прерваться дыхание, и тогда реаниматор не раздумывая схватит нож и произведет трахеотомию, без всякого согласия пациента и
с немалым для него риском. Остановится сердце — он сделает все, чтобы запустить его вновь, не до конца понимая, почему оно, собственно, остановилось… Если надо, он привяжет пациента к койке, хотя тому это совсем не понравится… Он может нарушить любые схемы, сделать сначала то, что положено делать
в конце, и наоборот. У него нет права только на одно — потерю времени, ибо любая секунда может оказаться последней.
Так вот: если понимать состояние, в котором Гайдар принял своего пациента — полутруп советской экономики, — то надо признать, что он был прежде всего не реформатором ее, а реаниматором, и если под его руками она все же начала дышать — это уже победа. Гайдар и его министры знали, как строить капитализм. Но для этого не было ни времени, ни условий. Какая может быть стабилизация, если через полтора месяца людям нечего будет есть? Они исходили из того, что единственная возможность для нашей страны выжить,
и выжить без большой крови, — это как можно скорее запустить механизмы рыночной саморегуляции. Любым путем, в любом порядке. Даже — страшно произнести! — с любыми потерями. Ибо любые потери — это все-таки меньше, чем голод и гражданская война. И они сделали это3. Зимой 1991—1992 годов,
в отличие от зимы 1917—1918 годов, люди в России не умирали с голоду и не расстреливали друг друга из-за мешка муки.
В январе 1992 года часть прессы писала о политике нового правительства
в тонах прямо-таки истерических: “Десять дней, как отпущены цены, а товаров как не было, так и нет!” Вероятно, старый советский опыт заставлял авторов предполагать, что товары припрятаны где-то здесь же, под прилавками, почему бы не вытащить?..
В конце января Ельциным с подачи Гайдара и питерского депутата П. Филиппова был подписан еще один ярко антибольшевистский указ — “О свободе торговли”. “На следующий день, проезжая через Лубянскую площадь, — вспоминал Гайдар, — увидел что-то вроде длинной очереди, вытянувшейся вдоль магазина └Детский мир“. Все предыдущие дни здесь было довольно безлюдно. Каково же было мое изумление, когда узнал, что это вовсе не покупатели! Зажав в руках несколько пачек сигарет или пару банок консервов, шерстяные носки и варежки, бутылку водки или детскую кофточку, прикрепив булавкой к своей одежде вырезанный из газеты └Указ о свободе торговли“, люди предлагали всяческий мелкий товар…” Экономическая жизнь приходила в движение с самого низового, личностного уровня. И это был не самый эстетичный, но самый быстрый путь. В феврале, когда должен был наступить голод, никто о нем уже и не вспоминал. Даже Европа успокоилась. Она некоторое время жила в страхе перед толпами голодных и злых русских нищих, которые вот-вот появятся на ее границах. И она увидела эти толпы — только не голодных нищих, а оборотистых, хватких торговцев-челноков, которые в течение какого-то года сделали наши рынки и магазины неузнаваемыми.
Кстати: сколько раз обвиняли Гайдара в слепом следовании западным рецептам, вредоносным для России. А он, читая это, вел реальные переговоры, иные моменты которых и в самом деле заставляют вспомнить, что он внук большевистского комиссара: “Заместитель министра финансов США Дэвид Менфорд угрожал, что, если мы немедленно не подпишем уже выработанное соглашение, он остановит поставки американского зерна. Я обещал в этом случае обратиться через головы западных правительств к общественному мнению их стран с объяснением последствий продовольственной катастрофы на территории бывшего СССР для международной безопасности”.
Но вот парадокс: по мере того как успехи гайдаровского правительства делались все наглядней, критика становилась все яростнее, все злобней. Почему?
Мне представляется, что критика тех или иных реформаторских решений, если это серьезная критика, должна соблюдать ряд правил, определенную логику. Если вы, скажем, зафиксировали расхождение между обещанными и фактически полученными результатами, то выясните, ошибка ли тому виной или изменившиеся стартовые условия? Или действие неучтенных социально-политических сил? А если так, то как могли они быть учтены, что следовало сделать для их нейтрализации? Увы, подобная критика гайдаровских решений и до сих пор составляет редчайшее исключение.
Вот что писал, например, один из самых грамотных критиков Гайдара — Сергей Глазьев: “Результатом реформы цен стало снятие административного контроля над оставшимся неизменным механизмом ценообразования, что существенно усугубило огромное инфляционное давление, обусловленное сверхмонополизацией и жесткостью хозяйственных связей в общественном производстве”. Тут все верно. Сверхмонополизацию даже трудно назвать неучтенным фактором — о ней знали все. Но можно ли было потратить годок-другой на демонополизацию промышленности, прежде чем отпускать цены? А если не было такого времени в запасе, не отпустила его история, так в чем же ошибка?
Или: “В результате мы получили уникальную денежную систему с 15 центральными банками, большинство из которых не заинтересовано в стабилизации рубля”. Все правильно. Но, может, стоит уточнить: “в результате действий ГКЧП, приведших к стихийному распаду Союза…”?
Еще один критик — Р. Хасбулатов: “Падение производства в промышленности в 1991, 1992 и в начале 1993 года суммарно составило около 40 %, то есть превысило в целом объем падения производства в первый год войны”. Все правильно, только все слегка передернуто: “блестящие” результаты 1991 года, когда экономикой рулило правительство В. Павлова и когда ВВП упал почти вдвое, почему-то также поставлены в вину Гайдару.
Еще любопытней сравнить некоторые обвинения с конкретными делами обвинителей. Так, можно найти немало гневных речей Р. Хасбулатова в адрес правительства в связи с кризисом наличности весной 1992 года. Наличности действительно не хватало. Возникло даже такое явление, как спекуляция наличностью, которую можно было приобрести, заплатив по безналу на 20—30 % больше. Между тем, еще до отпуска цен директору Гознака было дано указание о выпуске купюр повышенного номинала. “Оказалось, однако, что почти сразу же после этого М. В. Алексеева (директора Гознака. — В. К.) вызвал Хасбулатов и устроил ему жесточайший разнос: └Всяких Гайдаров слушаете и инфляцию в стране разводите…“ Злая беседа профессора экономики Хасбулатова с Алексеевым оборачивалась серьезной бедой. Задержки с выплатой заработной платы, пособий из-за нехватки наличности становились массовыми, и миллионам людей было вовсе не до того, кто там наверху прав, кто виноват” (Е. Гайдар). Тем более что при высокой инфляции задержки выплат становятся инструментом реального удешевления рабочей силы. Но… Не числя Хасбулатова серьезным экономистом, я все же никак не могу поверить, будто он всерьез полагал, что выпуск крупных купюр способен “разогнать (или развести) инфляцию”. Это были всего лишь слова, за которыми, впрочем, стояли серьезные интересы крупных бизнес- и бюрократических групп.
Еще наглядней борьба, развернувшаяся вокруг цен на нефть. Правительство много раз упрекали в том, что при общем стремительном росте цен цены на некоторые товары оказывались неоправданно заниженными, создавая возможности неправедного обогащения. Действительно, достаточно было получить лицензию на вывоз нефти, чтоб заработать по доллару на рубль. Однако как только было создано новое правительство, был подписан указ, что все выданные “квоты и лицензии подлежат перерегистрации, для чего была создана комиссия во главе с министром топлива и энергетики Владимиром Лопухиным. Именно этот указ еще до начала реформ взметнул первую мощную волну ненависти к правительству”. Но такие волны гайдаровское правительство выдерживало легко. Поэтому было предпринято нечто посерьезнее. “В мае 1992-го — совещание в Кремле по проблемам нефтегазового комплекса. <…> Предстоит обсудить ход реформ в этой важнейшей сфере. <…>
Министр топлива и энергетики В. Лопухин, подготовивший к совещанию несколько важных основополагающих документов, должен делать доклад,
но, открывая совещание, Президент сообщает, что принял решение освободить В. Лопухина от должности, а заместителем Председателя правительства по топливно-энергетическому комплексу назначить председателя концерна └Газпром“ В. Черномырдина” (Е. Гайдар).
Ельцин любил царские жесты и такие вот “царские”, внезапные решения. Но думается, что одной любви к жесту тут было бы маловато. Существует несколько версий о причинах этого решения. Одна из них связывает его с демонстративной просьбой правительства об отставке на недавнем VI съезде народных депутатов — просьбой, при помощи которой была отбита яростная атака съезда на правительство, и эта победа правительства важна была еще и тем, что переводила его в другой политический статус. Еще вчера оно было командой технических специалистов, нанятой президентом, но после такого демарша и выигрыша оно становилось самостоятельным политическим игроком, что понравиться Ельцину никак не могло. Ну и решил он малость осадить своих “мальчиков”. Но и этого, мне кажется, было бы маловато, чтоб подтолкнуть президента к такому решению, — ведь существовала опасность, что уйдет не только Лопухин, но и Гайдар со всей командой. Многие политики считали крупной ошибкой Гайдара, что он так не сделал. “Но я тогда думал, — пишет он, — не о своей политической карьере, а о деле. Все достигнутое нами было еще предельно непрочно. Российский рубль не введен. Масштабная приватизация подготовлена, но не начата. Короче, реформы еще в высшей степени обратимы. Можно было, конечно, сделать красивый жест, но это напрочь перечеркивало бы все, чего с таким трудом удалось достичь”. Что ж… Это звучит еще красивее, чем несделанный жест. Ради пользы дела собственной карьерой можно и пренебречь, но!.. Но то, что Ельцин пошел на столь рискованный ход, свидетельствует о мощи оказываемого на него давления, о сформировавшейся и окрепшей группе такого давления, которая, конечно же, никуда не денется от того, что Гайдар останется на месте… Она и не делась. Вывоз нефти едва ли не на десятилетие остался главным инструментом создания крупных и неправедных состояний.
И тут, если хотите, мы сталкиваемся с одним из главнейших противоречий девяностых. Это была великая эпоха — эпоха возврата России на пути европейской цивилизации, эпоха прощания с коммунистическими иллюзиями, эпоха раскрепощения общества и человека — для одних. И “лихими девяностыми”, открывавшими самые неправедные пути наживы, — для других. Истории еще предстоит определить, сколько зла принесли России эти другие, насколько удалось им искривить и замедлить ее пути.
Все это свидетельствует, что антигайдаровская критика начала и середины 1990-х годов явление не столько научное, сколько политическое и истоки ее следует искать в политических интересах разнообразных противостоящих групп. Впрочем, прежде чем перейти к анализу этих противостояний, нам следует сказать еще об одной важнейшей составляющей реформы — о приватизации.
Что дала и чего не смогла дать приватизация?
О приватизации в России написаны горы книг и статей, причем абсолютное большинство из них имеют целью не понимание реально происходивших процессов, а формулирование тех или иных претензий и обвинений. Подчас таких, что только руками развести. “Насколько своевременно был дан старт приватизации, — пишут, например, экономисты В. Букреев и Э. Рудык, — в условиях, когда в стране наблюдался и наблюдается до сих пор ярко выраженный политический, социальный и духовный кризис? В мире есть немало свидетельств того, что проведение приватизации эффективно только в условиях стабильности в экономике и обществе, по крайней мере, относительной”. Есть, есть такие свидетельства, отрицать глупо. Но поскольку авторы в 2003 году пишут, что кризис “наблюдается до сих пор”, значит, приватизацию, по их мнению, следовало отложить на десятилетие. Но оставалось бы в России к этому времени еще нечто неприватизированное? Ой, вряд ли!..
Абсолютное большинство авторов, пишущих о приватизации, почему-то упускают одно из главнейших обстоятельств ее проведения: не правительство начинало приватизацию. Оно лишь включилось в процесс, который тихо и полутайно, но вполне успешно шел в стране уже несколько лет. “Рынок, который начал свою активную жизнь в России за несколько лет до гайдаровского освобождения цен в 1992 году, — пишет канадский журналист Макс Ройз, — как правило, функционировал не на основе деятельности нового класса предпринимателей, а по-прежнему находился во власти партийно-хозяйственной номенклатуры, сохранившей за собой право подписи на продажу ресурсов.
Одновременно началась распродажа недвижимости. В стране, где 99 % всего имущества принадлежало государству, практически каждое предприятие имело на своем балансе какие-то строения. Вот с этого сильные мира того и начали приватизацию, приобретая недвижимость по балансовой стоимости, которая десятилетиями не менялась. Цена порою была настолько символической, что, как мне рассказывали, один директор приобрел для себя дачу за деньги, которых не хватило бы даже на бутылку водки.
Было немало и других способов такой полулегальной приватизации4, например, через снабженческо-сбытовые кооперативы; и всяк, кто был в начале 1990-х взрослым человеком, расскажет вам, как и что тогда делалось. И чем больше удавалось человеку прихватить таким образом, тем охотнее он кричал: “Прихватизация! Ваучеры — это грабеж!..” Точно так же, как чуть раньше “антиперестроечные силы предпринимали целенаправленные усилия к тому, чтобы не допустить смягчения товарного голода в стране. Смысл подобных усилий был сугубо политическим: не дать реформации, взявшей курс на преобразования, записать в свой актив хотя бы одно реально благое для народа дело”5. Не надо закрывать глаза на то, что после краха ГКЧП вся партхозноменклатура никуда не делась, — она вся осталась на своих местах, интересы ее остались прежними, а говорить одно, потихоньку делая другое, — учить ее этому не имело смысла.
Только учитывая эти исходные условия, можно начинать разговор о подлинных и провозглашаемых целях первого этапа приватизации, то есть приватизации ваучерной. “Согласно официально провозглашенным реформаторами целям приватизации в результате ее проведения должен был быть сформирован широкий слой частных собственников и обеспечено повышение эффективности функционирования российской экономики, — пишет группа непримиримых критиков Чубайса. — На самом деле у └глашатаев“ тотальной приватизации были принципиально иные цели. Прежде всего, необходимость скорейшего подрыва системы командной экономики, основанной на монополии государственной собственности и централизованном планировании. Также одной из главнейших была цель взаимовыгодного оттеснения, а при благоприятном стечении обстоятельств отстранения хозяйственной и партийной номенклатуры от хозяйственной власти. Критически важной для └реформаторов“ была страховка от реставрации командно-административной системы и монополии коммунистической партии”6.
Несомненно, что часть перечисленных здесь целей имела только лозунговый характер. Так, задача “формирования широкого слоя частных собственников” не могла ставиться всерьез, так как такого слоя нет нигде в мире. Большинство населения США, например, являются собственниками своего жилья, своих автомобилей, своего куска земли и почти всегда пакета акций, который практически не дает им возможностей участвовать в управлении производством, но обеспечивает тот или иной (чаще небольшой) доход на средства, временно переданные ими в распоряжение корпораций. Такими собственниками своего жилья и тощенького пакета каких-то акций, дохода в большинстве случаев не приносящих, стал и у нас очень широкий слой — практически все желающие.
Как “страховка от реставрации командно-административной системы и монополии коммунистической партии” приватизация, безусловно, рассматривалась ее идеологами. Отчасти именно этим диктовалось желание высоких темпов. Тем не менее ни Гайдар, ни Чубайс не были поначалу сторонниками ваучерной модели. “Слишком очевиден был риск, — писал Гайдар, — связанный с неизбежными и крупномасштабными спекулятивными перераспределениями этих знаков. Разумеется, хотелось обойтись без всей этой экзотики,
в максимальной степени используя приватизационные процессы, отработанные в зрелых рыночных экономиках. Однако трезвый анализ заставлял согласиться: выбрать такую стратегию в России — значит просто поставить крест
на возможности радикального сокращения доли государственной собственности. Выиграв в эффективности, мы слишком много проиграем в сроках, упустим время, когда прорыв в перестройке структуры собственности возможен (курсив мой. — В. К.)”. Иными словами, реформаторы понимали, что открывшееся им окно возможностей очень невелико. Оно было следствием растерянности партхозноменклатуры после поражения ГКЧП в связи с крайне неблагоприятным экономическим положением. Срыв же массовой приватизации открывал прямую дорогу к коммунистической реставрации.
Что же касается “оттеснения, а при благоприятном стечении обстоятельств отстранения хозяйственной и партийной номенклатуры от хозяйственной власти”, то тут, как говорится, у страха глаза велики. Хозяйственную и партийную номенклатуру не только не оттирали от приватизационного пирога — для них была выстроена целая система преференций, чуть не красная дорожка выстлана… Ибо главная надежда демократов в том и состояла, что партхозноменклатура обменяет власть на собственность.
Еще летом 1991 года был принят Закон “Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР”. В сущности, приватизационный вклад отличался от ваучера только тем, что его нельзя было продать другому лицу. В свое время были изведены горы бумаги, чтобы доказать, что приватизационный вклад вместо ваучера мог бы резко сократить коррупционно-спекулятивную составляющую приватизации. Но это очень сомнительно. Времени терялось бы много, так как открытие персональных счетов всем гражданам было для тогдашней банковской системы почти неподъемной задачей. Бесспорно, это время было бы максимально использовано для продолжения стихийной приватизации и накопления серых капиталов. Но акции, оплаченные с персональных счетов, все равно стали бы таким же спекулятивным товаром, как и ваучеры. Если большинство советских граждан вследствие многочисленных обманов советской власти не верили, что ваучер и в самом деле есть некая ценность и спешили обменять его хотя бы на бутылку водки, то ведь точно так же они смотрели бы и на полученные акции.
Идеологи приватизации не раз подчеркивали, что и ваучерная схема, явившаяся компромиссом между правительством и лоббистскими группами Верховного Совета, и стремительная раздача ваучеров должны были ограничить возможности “красных директоров” по лоббированию и проведению приватизации по еще более выгодным для них схемам. “У коммунистических руководителей была огромная власть, — говорил Чубайс в интервью газете └The Financial Times“, — политическая, административная, финансовая. <…> Нам нужно было от них избавиться, а у нас не было на это времени. Счет шел не на месяцы, а на дни”. Так называемый конституционный кризис 1993 года наглядно показал, сколь слаба и неустойчива была еще новая российская власть.
Ваучерная приватизация была нечестной, несправедливой, привела к незаслуженному обогащению узкой группы лиц, твердят критики. На что Чубайс отвечает: “Мы не могли выбирать между └честной“ и └нечестной“ приватизацией, потому что честная приватизация предполагает четкие правила, установленные сильным государством, которое может обеспечить соблюдение законов. В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка. <…> Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом”. Это так. К тому же если обратиться к истории, то можно найти случаи, когда приватизация проводилась сильным государством и по всей строгости законов. Но я что-то не могу найти в памяти случай, когда ее при этом назвали бы справедливой и она бы на деле привела к уменьшению социального расслоения. А уж что говорить о приватизациях, проводимых в революционную эпоху!.. Достаточно вспомнить распродажу церковных земель во Франции во времена Великой французской революции. Земли церкви, короны и имения эмигрантов были конфискованы, под их обеспечение были выпущены ассигнаты, которые одно время ходили наравне с деньгами. Потом земли были распроданы на аукционах, что, как и в России, привело к резкому расслоению общества.
Видимо, от приватизации, как и от любого исторического процесса, нельзя ждать и требовать того, что она в принципе принести не может. Но следует поставить главный вопрос: а удалось ли путем приватизации разделить власть и собственность? Согласилась ли советская государственная элита (а после поражения ГКЧП она осталась на местах почти вся!) обменять власть на собственность, что в свое время считалось главным условием мирной трансформации общества?
И тут следует со всей определенностью ответить: нет, не удалось! Причин несколько, но главная, на мой взгляд, прекрасно сформулирована А. Яковлевым: “Рассчитывать на то, чтобы наладить с ними (советской элитой. — В. К.) нормальные рабочие отношения, умиротворить, ублажить, успокоить, умаслить, было, мягко говоря, заблуждением, поскольку за этой когортой людей стояли реальные интересы власти, которую они терять не хотели. Жажда власти над людьми как бы зацементировалась в сознании номенклатурного класса (курсив мой. — В. К.)”.
К тому же — и в этом вторая причина — советская власть немало сделала, чтобы воспитать чувство единства у правящего класса. В каждой руководящей голове сидело, словно вбитое гвоздем: только обладание властью способно га-рантировать не просто богатство, но и саму жизнь. И это, увы, не было ошибкой. └Священный договор“ о неприкосновенности высшей элиты долго не нарушался. Только после августа 1991 года несколько высших номенклатурщиков из КПСС
и КГБ поселились на нарах — и то временно, а остальные как были, так и остались в несокрушимых рядах бюрократической элиты” (А. Яковлев). Можно даже сказать, что большие деньги, которые циркулировали темными каналами, обеспечивали единство этой элиты и немало способствовали его укреплению.
“К сожалению, — говорил Егор Гайдар уже в конце 1990-х, — олигархи не стали опорой устойчивого рыночного развития. После президентских выборов я говорил и писал, что главным вопросом, вокруг которого будет разворачиваться политическая и экономическая борьба, будет вопрос о соотношении собственности и власти. Будут они разъединены или едины? Будут правила игры общие для всех, или они будут для каждого свои”. Рассуждая о негативных последствиях приватизации (спад производства, социальное гиперрасслоение и пр.), группа специалистов центра “Стратегия” пишет: “Можно спорить о том, до какой степени эти результаты └наследство прошлой системы“, но бесспорно то, что они возникли не только как следствие чьих-то ошибок и просчетов, но прежде всего как реакция отторжения системой, ее элитными группами базисных принципов экономической рациональности, впрямую ударивших по групповым интересам”7. Излишне “научно” закручено, но по существу верно.
Крах Советов
“Исполнительная власть правительства — писал отец американской демократии Томас Джефферсон, — не единственная и даже не главная моя головная боль. Тирания законодателей в настоящем и, наверное, еще на долгие годы — вот главная и самая страшная опасность. Тирания исполнительной власти придет тоже, но в период, более отдаленный от нас…”
Действительно: становление (и обновление) какой-либо демократической государственности редко обходится без столкновений различных ветвей власти, попыток одной из них “перетянуть одеяло на себя”. “Исполнительная власть да преклонится перед законодательной!” — любил восклицать спикер Первой Государственной думы С. Муромцев. Демократическая, хорошо звучащая фраза, часто срывавшая аплодисменты. Одна беда: ни с каким тогдашним российским законом она не стыкуется. Поэтому и воспринималась царской администрацией как “незаконный призыв”. Отношения с Думой непрерывно обострялись
и закончились ее разгоном.
Что же касается последнего Верховного Совета и съезда народных депутатов России, то их конфликт с правительством был также заранее предопределен. Еще во время обсуждения и принятия поправок к Конституции, вводящих должность президента, “сначала └Коммунисты России“ выступили против, — пишет канадский журналист Макс Ройз. — Потом, разобравшись, а коммунисты, поверьте мне, не глупее новоиспеченных демократов, и уж во всяком случае, ловчее их, поняли, что Президент с полномочиями, наделенными его же собственными советниками, фактически будет их, парламентскою, марионеткой. В противном случае они поступят с ним так же, как обещал старик Бульба своему непутевому сыну”. При всей своей громадной ответственности президент России был наделен весьма узким кругом полномочий, в то время как съезд народных депутатов сохранял полноту власти.
Разумеется, советники Ельцина составляли свои поправки, изучая лучшие конституции мира. Но то, что хорошо в стабильной стране с устоявшимися политическими традициями, не очень годилось для России, в которой “многое началось, но ничто не закончилось, все движется, припадая то на правую, то на левую ногу” (А. Яковлев), и где, добавлю от себя, страсти кипели и в “пиковые” дни конфликта эмоции неизменно брали верх над разумом: Руслан Хасбулатов отказывался от всяких компромиссных соглашений с администрацией Ельцина, а Ельцин после подписания Указа № 1400 не желал даже по телефону разговаривать с Хасбулатовым!
Но и без личных страстей — действовавший вариант Конституции России создавал ситуацию своеобразного двоевластия: законодательная власть могла вторгаться в любые области компетенции власти исполнительной и блокировать любые ее действия. В полном соответствии с ленинским лозунгом вся власть все еще принадлежала Советам.
Председателем президиума Верховного Совета РФ Хасбулатов стал после избрания Ельцина президентом. Он считался его твердым сторонником — “верный Руслан”, — его позиция сыграла немалую роль в подавлении августовского путча. Избранный с большим трудом и сначала лишь “исполняющим обязанности”, он оказался талантливым политиком и организатором и вскоре настолько укрепился, что мог по любому вопросу получить гарантированную поддержку большинства.
Впрочем, на первое место следует поставить совсем иные причины конфликта.
Первая: настрой партийно-хозяйственной верхушки. В составе съезда народных депутатов было 96 % членов КПСС. Правда, они дружно проголосовали за запрет своей партии, как только увидели, что членство в ней не сулит более никаких выгод. В атмосфере развала Союза и надвигающейся экономической катастрофы многие из них предпочли плыть по течению, которое всегда выносит в те сытные места, где обживаются победители. Но уже с ранней весны 1992 года здесь происходят подвижки, существенно меняющие политическую раскраску парламента. Достаточно просмотреть изменение численности таких фракций, как “Беспартийные коммунисты”, “Левый центр”, “Свободная Россия”, “Рабочий союз” и “Смена — новая политика”, чтобы определить основной тренд этих изменений: сторонников реформ становилось все меньше, критиков — все больше. И все громче звучали голоса разного рода “патриотов”, подхвативших — кто целиком, а кто выборочно — лозунги “почвенников”
и “державников”, недавно потерпевших столь сокрушительное поражение.
Вторая: изменение состояния общества. А. Яковлев отмечает, что “перестройка поначалу не просто подкрепила иждивенческие надежды, но и усилила ожидания скорого благоденствия”. Подобное (и даже более сильное) влияние оказала победа над ГКЧП. Казалось: ну уж теперь-то!.. Но путь к экономическому благополучию оказался слишком длинным и тернистым. Люди охотно прислушивались к критикам нового руководства. Среди причин, препятствующих прогрессу, был и фактор усталости, душевной надломленности, нехватки деловой целеустремленности значительной части общества. Многие уже не думали ни о чем, кроме того, как обеспечить свое физическое существование.
Третья: растерянность бывшей партхозноменклатуры прошла, а интересы остались. Решимость их защищать росла. “Самая энергичная, мощная моя поддержка в Верховном Совете, — вспоминает Е. Гайдар, — Петр Филиппов, председатель комитета по приватизации. Он из Питера, мы знакомы давно, с 1986-го. Одна из колоритнейших личностей российской политики последнего десятилетия. Экономист, юрист, журналист, предприниматель… Петр — трибун, прирожденный публичный политик, в 1990-м был выбран в народные депутаты России, к осени 1991-го — один из самых авторитетнейших членов Верховного Совета, автор важнейших экономических законопроектов. <…> методично, громко, просто объяснял законодателям суть того, что мы делаем, почему это необходимо, почему других решений не существует. Но парламентское большинство терпеть не может менторов, объясняющих к тому же неприятные, непопулярные вещи. Если осенью 1991 года поддержки Филиппова было достаточно для того, чтобы провести почти любой экономический законопроект, то к концу весны 1992-го стало ясно — его влияние на принимаемые решения свелось к нулю”.
Очень верно и очень точно по времени. Ни одна аудитория менторов не любит. Человеку вообще трудно признать чье-то интеллектуальное превосходство. Но осенью 1991 года депутаты испуганы и растеряны. Они чувствуют, что ситуация развивается в опасном направлении и ищут какой-нибудь выход. Они жаждут, чтоб кто-то сказал: надо сделать вот так-то, тогда все будет хорошо.
И потому они дружно голосуют за предложения П. Филиппова. К весне 1992-го ситуация принципиально иная. Товаров везде полно — разумеется, лишь в сравнении с советской скудостью! Но раз их много, значит, куда они денутся? А вот цены кусаются. Люди недовольны. И на этом недовольстве можно сколотить неплохой политический капиталец. Тем, кто за что голосовал, избиратель почти не интересуется, а громкие речи о народе, ограбленном монетаристами, и о промышленности, ими же разоренной, — это запомнится. Тем более что никому не надо доказывать, что промышленность разорена — пришел на работу и увидел.
А что народ ограблен — тут достаточно заглянуть в свой карман.
Итак, к осени 1992 года складывается положение, чрезвычайно благоприятное для противников Ельцина. Он сам в тревоге. “В конце весны, при обсуждении экономико-политических проблем, — вспоминал Гайдар, — Президент России все чаще ставил тревоживший его вопрос: где теперь социальная база проводимой политики?” Ответить было нелегко. Голос демократической интеллигенции — самого верного сторонника реформаторов — все менее различим
в политическом хоре. Ее организации разваливаются сами собой.
1 декабря 1992 года в Москве открылся VII съезд народных депутатов. Всю неделю звучала критика правительства Гайдара, частенько перехлестывая рамки приличий, не говоря о прочем. 9-го съезд не утвердил кандидатуру Гайдара, представленного президентом на пост председателя правительства8. Вероятно, это был удар не только по политике, но и по самолюбию Ельцина. Он сам вырастил своих главных врагов — Руцкого и Хасбулатова. Теперь они с удовольствием кусали вскормившую их руку. Но они переоценили слабость противника. 10 декабря президент произнес на съезде речь, заставившую вспомнить его лучшие времена. Он подверг уничижительной критике всю работу съезда и предложил вынести основные вопросы на референдум. Наконец, он попытался сорвать съезд, уведя из зала своих сторонников.
Произносить речи от имени ограбленного и униженного народа депутаты уже привыкли, но предложение обратиться к этому народу как к высшему арбитру смутило их до чрезвычайности. 12 марта 1993 года съезд скрепя сердце принял Постановление “О стабилизации конституционного строя”. Ровно через неделю была предпринята новая попытка сместить Ельцина, но вышел только конфуз. Оказалось, что депутаты обсуждали не указ, а как-то попавший к ним черновик. Попытка импичмента провалилась, так как к моменту голосования появился подлинный текст указа. Из 1033 зарегистрированных депутатов за импичмент проголосовали 617 депутатов, против — 268.
И на 25 апреля съезд назначил-таки референдум, вынеся на всенародное обсуждение следующие вопросы (в скобках — полученные результаты).
1. Доверяете ли вы Президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину (доверяют 58,7 %).
2. Одобряете ли вы социально-экономическую политику, осуществляемую Президентом Российской Федерации и правительством Российской Федерации (да — 53 %).
3. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов Президента Российской Федерации (да — 49,5 %).
4. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации (да — 67,2 %).
Строго говоря, президент победил по всем пунктам. Даже социально-экономическая политика его правительства, беспрерывно проклинаемая, и та получила поддержку большинства населения. Но… пункты 3 и 4, чтобы стать юридически обязывающими, должны были собрать конституционное большинство. Не собрали… А пункты 1 и 2 были сформулированы таким образом, что использование их в политических и кадровых решениях исключалось. Стало ясно, что противостояние продолжится и может принять силовые формы.
Отступление. Кое-что о личном
Чтобы понять дальнейшие события 1993 года, необходимо принять во внимание и личностные характеристики ряда фигур, особенности их пути наверх.
Руслан Имранович Хасбулатов — человек мужественный, упорный и, безусловно, способный. Чеченец, детство и юность он провел в Казахстане и, безусловно, помнил тяготы, выпавшие на долю его народа. Затем ему удалось перебраться
в Москву, где он в 1966 году закончил юридический факультет МГУ и там же,
в 1970 году, аспирантуру. Десять лет успешно занимался научной и преподавательской работой, готовил докторскую диссертацию, посвященную экономике Канады, которую он именует почему-то “государственно-монополистической”. Защитил ее в 1980 году. Никто не называл эту работу выдающейся, этапной и
т. п.; это была добротная докторская, с необходимыми для тех времен цитатами из Маркса, Ленина и пр. и столь же необходимыми выводами. Когда началась перестройка, Руслан Имранович состоял членом научного совета Бюро Совета Министров СССР по социальному развитию, принимал активное участие в разработке закона об аренде. С конца 1980-х активно выступал в печати (например, в “Комсомольской правде”) со статьями о рыночной экономике. Большинство изданий охотно его печатало; только “Коммунист” и затем “Правда” неизменно отклоняли его статьи. Что и понятно: там сидел желторотый кандидатишка Гайдар, но — из номенклатурной семьи. Такие вечно себя воображают черте чем.
Народным депутатом РСФСР Хасбулатов был избран на родине, в Грозном. Он выступал за единую Россию с широкими правами автономий, многоукладную экономику, превращение местных советов в действительные органы самоуправления. Или, как тогда говорили, “за все хорошее”. По воспоминаниям некоторых депутатов, в президиум съезда Хасбулатов попал чуть ли не случайно: вдруг выяснилось, что в списке ни одного представителя малых народов и автономий. А это — большая группа депутатов, ее обижать не следует. Тут-то его и вспомнили! Зато на должность первого заместителя председателя Борис Николаевич представлял его лично, и Хасбулатов, при необходимых 535 голосах, набрал 604. После избрания Ельцина президентом, на V съезде народных депутатов, Хасбулатов получает 559 голосов и становится Председателем Президиума Верховного Совета, оставаясь соратником Президента, “верным его Русланом” до самого начала 1992 года.
Есть множество свидетельств того, что Хасбулатов не только считал себя достойным возглавить правительство, но и усиленно добивался этого. Ельцин же все тянул… И вдруг! Главой правительства фактически становится тот самый заносчивый номенклатурный пацан, не знающий жизни мальчишка, который высокомерно отклонял его статьи, — Гайдар! Мне думается, что далее ни одного доброго слова о правительстве Гайдара Хасбулатов просто не мог вымолвить — “мальчики в розовых штанишках”, “вермишель”, “грабители народа”…
Тут и в самом деле задумаешься: почему именно он? Почему все достается таким вот мальчикам? Президент назначил? Но разве высшая власть у президента? Разве не съезд (его съезд!) имеет неоспоримое право принять к рассмотрению и решению любой вопрос? А то, что съезд “его”, у Хасбулатова нет причин сомневаться. Он много и умело работал в этом направлении. Так что не стоит президенту считать себя всесильным…
Александр Владимирович Руцкой — летчик-штурмовик. Герой. 453 боевых вылета за плечами. Был сбит во время штурма и высадки десанта на базу моджахедов. Сумел вернуться в строй после тяжелого ранения. Нигде не сломался. Серьезно повредил позвоночник; но после выздоровления в 1988 году вновь добился назначения в Афганистан. Был вторично сбит, попал в плен, подвергался пыткам… С 1990 года народный депутат РСФСР и член ЦК Коммунистической партии РСФСР.
На I съезде народных депутатов РСФСР у “Коммунистов России” были совсем неплохие шансы, но полковник Руцкой расколол их ряды, заявив, что руководство компартии не понимает происходящих процессов и все попытки остановить демократические преобразования обречены на провал. Так родилась фракция “Коммунисты за демократию”, что предопределило победу Ельцина. Во время выборов президента России он казался единственным партнером, способным оказать Ельцину существенную поддержку, притянув часть голосов коммунистов, военных и патриотов-державников.
И все-таки!.. “…Он был худшей кандидатурой на пост вице-президента”
(М. Ройз). Тому множество причин, и психологических, и всяких иных. Начнем с того, что всю свою летную карьеру Руцкой был ведущим. Броситься очертя голову в рискованную атаку — дело ведущего. Хладнокровно прикрыть пути отхода — ведомого. Слишком разные амплуа. Роль вице-президента — явно роль ведомого. По Конституции у него даже постоянного участка работы нет — он “выполняет отдельные поручения президента”. А если нет поручений?… Столь резкая смена моделей поведения — крайне тяжелая штука, далеко не всем дающаяся. Бездеятельность была Руцкому в высшей степени не по душе, просто непереносима. Он добился, что президент поручил ему руководить сельскими делами. Поручил по совету Г. Бурбулиса и, вероятно, по той логике, по которой на этот участок с советских времен назначали всех кандидатов на вылет. Но как раз теперь правительство Гайдара впервые начало действительно серьезную реформу на селе… “Противоречивый поток указаний, идущий от вице-президента и из Министерства сельского хозяйства, создал вакуум, позволивший местной аграрной номенклатуре, ссылаясь именно на эти противоречия между различными центрами власти, практически полностью блокировать земельную реформу сельскохозяйственных предприятий” (Е. Гайдар).
Кроме того, Руцкой был типичный “недовоевавший” человек. Часто видел, сколь дорого могут стоить чужие генеральские ошибки, сам стал генералом уже после войны, и ему очень хотелось показать миру, как должен действовать настоящий полководец. Канадский журналист М. Ройз со слов Г. Бурбулиса рассказывает об одном из заседаний российского правительства: “Накануне этой трагической субботы в газетах появилось сообщение, что молдавская милиция захватила город Бендеры. Так вот, Руцкой поставил в известность членов правительства, что по его распоряжению две тысячи солдат-десантников были отправлены в Приднестровье. Прикрываясь именем приднестровских гвардейцев и воспользовавшись техникой дислоцированной там 14-й армии, русские десантники выбили молдаван из Бендер. (Стремительно и эффектно! — В. К.)
Реакция кабинета министров на заявление Руцкого не была однозначной. Одни встретили это, не скрывая радости: хватит сопли распускать, пора уже и по зубам треснуть; другие же сидели, понурив головы, так как отлично понимали, чтЛ в действительности значит эта акция”.
Что касается Руцкого, то он, кажется, так и не понял, что точное имя подобной операции есть провокация. Грубая дискредитация официальной российской политики и — что еще хуже! — провокация против ничего не подозревающих мирных граждан недавно еще общей страны. Он даже не понимал неизбежности ответа. Две тысячи десантников, посланных Россией, выбили, конечно, молдавскую милицию из города, но Молдова назавтра же ответила массированным артиллерийским огнем и авианалетом. 23 июня 1992 года “Известия” сообщили, что “потери приднестровцев велики — 300 убитых, 500 раненых”. Это только за один день! А сколькими всего жизнями плачено за эту и другие попытки показать, “как воевать надо”, — это и счету не поддается!
О сходном эпизоде рассказывает и Гайдар: “Александр Владимирович <…> пригласил посмотреть модели техники по переработке сельхозпродукции, разработке которых покровительствовал. По ходу разговора ему принесли завизировать какой-то указ. Руцкой посмотрел, удовлетворенно хмыкнул, поставил размашистую подпись. Насколько догадываюсь задним числом, это был указ └О введении чрезвычайного положения в Чечне“”. То был еще 1991 год, Руцкой уговорил ввести чрезвычайное положение на основании личных впечатлений (он ездил в Чечню). Но поскольку еще существовали остатки Советского Союза, то союзное командование приказало войскам не двигаться с места. Они и не двинулись. Указ пришлось отменять. Но главная проблема, по словам
Е. Гайдара, была “в том, что вокруг Руцкого, человека, на мой взгляд, крайне ограниченного, постоянно пасется масса энергичных проходимцев, использующих его для того, чтобы лоббировать интересы различных коммерческих структур. Они вешают ему на уши лапшу насчет └пользы для России“ и выбивают разнообразные льготы, привилегии и квоты”. Таков человек, едва не прорвавшийся на высший пост в государстве в 1993-м.
Еще о двух “организаторах обороны Белого дома”.
Владислав Ачалов — генерал-полковник. С 1984 года первый заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа. С января 1989 года командующий воздушно-десантными войсками, был координатором военной операции в Баку, где проявил необыкновенную жестокость. Так, по рассказам местных жителей, танковая колонна, наступавшая к Баку от аэродрома Насосная, таранила, плющила и сбрасывала с дороги гражданские машины вместе с их пассажирами. Командовал январской операцией в Вильнюсе. Принимал активное участие во всех последующих “репетициях” госпереворота. В марте 1990 года избран народным депутатом. Член Верховного Совета, активист фракций “Коммунисты России” и “Отчизна”. В дни октябрьских событий 1993 года Руцкой назначил его министром обороны. По версии И. Бунича, Ачалов претендовал на роль военного диктатора и якобы планировал отстранить от власти не только президента Ельцина, но и Руцкого с Хасбулатовым. “…У Ачалова был собственный план, который он в принципе не желал согласовывать с └президентом“, которого презирал не меньше, чем Хасбулатова. План заключался в быстром захвате Кремля, Генштаба, ГРУ и государственного телевидения. Далее должен был следовать арест Руцкого и Хасбулатова, проведение через остатки Верховного Совета закона о чрезвычайном положении с └временной“ передачей ему, Ачалову, диктаторских полномочий. А дальше все было бы уже делом техники”. Почему-то считалось, что он необыкновенно популярен в войсках, но его приказ идти на защиту Верховного Совета ни один военнослужащий и не подумал выполнить.
Альберт Макашов — генерал-полковник. С двенадцати лет, когда пытался поступить в Нахимовское училище, целеустремленно строил военную карьеру. Генерал-майором стал в 1979 году. После окончания академии Генерального штаба командовал 20-й общевойсковой армией, был первым заместителем командующего Закавказского военного округа, а с сентября 1989-го — командующий войсками Уральского округа. В 1989 году избран народным депутатом по Ирбитскому округу. Главный юдофоб Советского Союза. Антисемитизма своего никогда не скрывал, бравируя самыми резкими его выражениями. Есть свидетельства, что Горбачев лично звонил Язову и требовал “убрать его подальше”. Тот обещал отправить Макашова служить во Вьетнам, но… “Настоящих буйных мало…” И в связи с запланированными событиями Язов фактически игнорировал приказ главнокомандующего — с Уральского округа Макашов был смещен только в сентябре 1991 года в связи с поддержкой ГКЧП.
В феврале 1993 года Макашов принял активное участие во II восстановительном съезде Коммунистической партии. Во время октябрьских событий был одним из основных организаторов обороны Верховного Совета. 3 октября лично руководил успешным штурмом здания мэрии Москвы (бывшее здание СЭВ) и неудачным штурмом телецентра “Останкино”.
Крах Советов (окончание)
18 сентября 1993 года президент предпринимает последнюю попытку относительно мирного проведения поэтапной конституционной реформы, но собранные им руководители исполнительной и законодательной властей субъектов Федерации отказываются провозгласить себя Советом Федерации и присвоить себе полномочия верхней палаты парламента. “Мы хотели цивилизованным путем сменить парламентскую ветвь власти и дальше продолжать нормально жить. Не получилось. Получился мятеж с той стороны” (С. Филатов). Противники загнали друг друга в угол: то они сами, то их уличные сторонники столько раз срывали едва начавшиеся переговоры, что в успех новых никто уже и не верил.
Каким же представляется расклад возможных альтернатив, если кинуть на него взгляд из этой, еще относительно мирной, точки? Что могло бы произойти, не будь у президента силы и воли переломить ситуацию? Было известно, что к X съезду Хасбулатов готовит поправки в Конституцию, превращающую Россию в парламентскую республику. Ну и что? Чем страшным это грозило? Мне лично парламентская республика как политическая модель гораздо ближе и симпатичней, чем республика президентская…
Все так. Только, как показывает история, решающее влияние на характер будущей власти оказывает не та или иная “модель”, но условия перехода к ней. Сиюминутные дела и нужды всегда имеют бЛльшую власть над человеком, нежели теория и идеалы. И у любой власти, что бы ни было прописано в документах ее создателей, всегда оказывается столько власти, сколько она в силах захватить. Бесспорно, что осенью 1993 года сразу же после принятия Конституции парламентской республики, парламент оказался бы совершенно бессилен. Ему срочно пришлось бы расплачиваться с многочисленными группами и группками поддержки — притом что интересы их были неопределенными и противоречивыми. Ни одна из этих групп, включая самую мощную — лобби “красных директоров”, — не имела не только программы, но и четко продуманных целей развития — начавшийся разброд в несколько недель вновь развалил бы потребительский рынок, и мы вновь, как в 1918 году, хлебнули бы все прелести той пролетарской демократии, при которой в одном городе может сидеть одновременно 5—6 “правительств” и каждое будет требовать уплаты налогов, поставки рекрутов, дачи заложников и в случае чего “ставить к стенке”…
Еще мрачнее складывается картина, если допустить возможность реализации планов Ачалова или других подобных “мечтателей”, вившихся в эти дни вокруг Верховного Совета, — Макашова, Терехова, Баркашова…
Вообще ситуация октября 1993 года определенным образом зеркальна по отношению к августу 1991-го. В обоих случаях политические силы, поддерживаемые безоружными толпами, противостоят политикам, опирающимся на силовые структуры — милицию, спецподразделения, войска (в 1993 году армия хоть и заявила вначале о своем нейтралитете, но, поскольку обе стороны беспрерывно к ней апеллировали, ей так или иначе пришлось бы сыграть решающую роль). Тем не менее в обоих случаях не “человек с ружьем” выступает фактором, определяющим победу. В августе невооруженные толпы, придерживаясь в основном тактики ненасилия, заставляют убрать войска из столиц и сдаться тех, кто ими командовал. В октябре невооруженные толпы также вначале диктуют свою волю, захватывают колонны грузовиков, укрепленные здания, прорывают вооруженные преграды, но затем куда-то исчезают, а их вожди выходят сдаваться под рев танковых моторов и улюлюканье спецназа.
В обоих случаях юридическая правота и сила — по разные стороны баррикад. Антиконституционность Указа № 1400 так же бесспорна9, как и преступность создания ГКЧП.
В чем же разница? И была ли сила, имевшая в обоих случаях решающее значение? Была! Сила эта, как ни странно, есть определенная модель будущего, представление о том, каким должен быть завтрашний день страны. В августе этой моделью владели невооруженные защитники Белого дома, и силой оружия ничего нельзя было с ними сделать. В октябре у невооруженных толп не было такой модели, было лишь смутное недовольство. Моделью располагали,
а в какой-то мере и осуществляли ее власти, имевшие и вооруженную силу,
и эта вооруженная сила взяла верх. Таким образом, решающим фактором победы оказывается все-таки модель будущего, правильная ориентация в политическом времени и пространстве. Учтем этот вывод при рассмотрении дальнейшего.
Итак, 21 сентября 1993 года президент издает Указ № 1400 о роспуске съезда народных депутатов, о федеральных органах власти в переходный период и назначает выборы в новый парламент. Президиум Верховного Совета констатирует автоматическое прекращение президентских полномочий Ельцина и переход их к вице-президенту Руцкому. Война объявлена. 3 октября, после решения Конституционного суда, Руцкой принимает присягу и назначает альтернативных министров обороны, безопасности и внутренних дел.
У нас нет ни нужды, ни — главное! — возможности в подробном, поэпизодном рассмотрении последующих событий. В них много интересного, запутанного, даже загадочного, но… Расследование событий не было завершено, а следственная группа была распущена после того, как в феврале 1994 года Государственная дума амнистировала всех лидеров противостояния…
Я готов приветствовать сей думский гуманизм и рукоплещу как юристу Генеральному прокурору А. Казаннику, немедленно выполнившему закон, несмотря на недовольство исполнительной власти. Но!.. То, что расследование не было при этом доведено до конца, а общество не получило ответа на многие жгучие вопросы, считаю капитальной ошибкой.
После завершения следствия амнистия была бы высокогуманным актом.
Без завершения следствия она слишком похожа на развращающий тайный договор о неприкосновенности высшей правящей элиты.
После завершения следствия амнистия стала бы свидетельством отказа России от своего тоталитарного и преступного прошлого.
Без завершения следствия она лишь закрепила избирательный подход госаппарата к правоприменительной практике, привела к бесконтрольному воспроизводству и тиражированию типов и моделей поведения, в том числе и криминальных, возникших как приспособительные реакции на репрессивно-антиправовую природу властного режима.
Убежден, что без завершения и обнародования результатов следствия, “голая” амнистия для всех активистов этой мини-гражданской войны, оказала развращающее влияние на нравы нашего общества, осложнив его жизнь многими полукриминальными поведенческими клише, получившими чуть ли не высшее законодательное признание.
Обидно, конечно, что из-за незавершенности следствия невозможны выводы о причинах гибели конкретных людей, например подполковника милиции Владимира Рештука. В ситуации, когда обе стороны сознательно играют на обострение, возможны как любые, самые изощренные, провокации, так и любые нелепые случайности. Но есть эпизоды, загадочность которых заставляет сомневаться в самой природе событий.
Почему, скажем, силовые стычки странным образом неизменно провоцирует безоружная сторона защитников Верховного Совета? Так, 23 сентября неизвестные (многим, впрочем, известные как боевая группа Станислава Терехова, только что назначенного помощником министра обороны Вячеслава Ачалова) предпринимают попытку захватить здание объединенного командования Вооруженных сил СНГ (Ленинградский пр., 37). Охрана здания покорно сдает оружие,
и только после того, как один охранник случайно открывает стрельбу, нападавшие вдруг поспешно скрываются. Что сей сон значит? Какие договоренности сорвались — ибо без договоренностей эта операция не могла бы и начаться…
Еще страннее события 3 октября у здания мэрии (бывшего СЭВ). В 16:00, после призыва Руцкого, толпа под предводительством Макашова в течение получаса захватывает это здание, но, что самое странное, ОМОН и внутренние войска при этом отступают, оставив 10—15 военных грузовиков “Урал” с ключами в замках зажигания, а также гранатомет… Это как? Допустим, испугавшись толпы и мощного генерал-полковничьего мата, солдатики дали деру. Бывает. Но для каждого водителя, покидающего кабину, выхватить из замка ключ зажигания — движение, отработанное до автоматизма. Ну, один-два могли
и забыть, но чтоб все сразу?.. Как хотите, господа, а это больше похоже
на организованную передачу техники, то есть на предательство.
Вообще чем глубже погружаешься в изучение этих событий, тем яснее впечатление, что начиная с 16:00 3 октября кто-то кусок за куском сдает Москву сторонникам Хасбулатова и Руцкого. “Мы получили команду, — вспоминает спецназовец С. Лысюк, — перекрыть Садовое кольцо в районе гостиницы └Пекин“, чтобы не допустить прорыва вооруженных людей в город и обеспечить отход милиционеров от здания парламента и мэрии. Только приступили к выполнению, как министр Куликов приказал двигаться к пункту постоянной дислокации. Но километра не проехали, как поступила новая вводная: взять под охрану телецентр └Останкино“”.
На проспекте Мира спецназовцев нагоняет колонна автомашин с эмблемами внутренних войск. Это движутся к “Останкино” мятежники. Лысюк запрашивает, что делать, и получает ответ: “Следовать в └Останкино“”. Почему мятежников нельзя остановить на пустынном проспекте Мира, не подвергая риску людей и технику телецентра, — непонятно. Кто-то явно выжидает, как повернутся события.
В 19:26 диктор “Останкино” объявил о прекращении вещания, поскольку первый этаж телецентра захвачен. Но захвачен он не был.
Как в ту ночь, когда я с тревогой следил за событиями по радиосообщениям, так и нынче, когда изучаю их по всему комплексу доступных документов, у меня складывается неизменное впечатление: примерно к 20:00 управление страной было президентом если не полностью, то в значительной мере утрачено. Все висело на волоске. Так, уже после полуночи Ельцин в зале Совета безопасности встречался с сорока офицерами — командирами подразделений “Альфы”. Вопрос: “Вы будете выполнять приказ президента?” — офицеры встречают молчанием. Ельцин сказал трехминутную речь и удалился, не дождавшись аплодисментов.
Вот в такой обстановке и раздался голос человека, к которому, казалось, прислушивается лишь тонкий слой рафинированной интеллигенции. В 20:45 по единственному работавшему телеканалу и “Эху Москвы” к сторонникам президента обратился Е. Т. Гайдар. Он звал москвичей собраться у здания Моссовета на Тверской, где уже сооружались баррикады. Еще в 20:00 он добился у С. К. Шойгу гарантии, что в случае необходимости демонстрантам будет роздано и оружие — 1000 автоматов.
Он звал людей рискнуть головой и сам бестрепетно рисковал собственной! На что был расчет? Да не было, я думаю, расчета. Был тот же “жгучий стыд за чужую трусость, за мелкое стремление что-то выгадать для себя и своей политической карьеры”, рискуя чужими головами. Ночью он выступал на площадях, уже забитых теми, кто вышел по его призыву — на Советской площади, у Спасской башни… И силовики, недавно куда-то исчезнувшие, не отвечавшие на телефонные звонки, начинают действовать. Они все могли допустить, кроме одного: чтобы мятеж оказался подавлен силами гайдаровских ополченцев. Ведь в этом случае оказаться в стане победителей им вряд ли бы удалось.
Около 2 часов утра 4 октября Гайдару позвонил президент и сказал, что военные стали исполнять приказы, войска двинулись к столице.
Сам штурм Белого дома описания не достоин. П. Грачев и В. Ерин так замечательно организовали дело, что их войска чуть не перестреляли друг друга.
В 17:30 Руцкой, Макашов (да, и сей храбрейший жидоборец тоже!) и Хасбулатов потребовали, чтобы послы западноевропейских стран обеспечили им гарантию безопасности; но около 18:00 они были арестованы и доставлены
в следственный изолятор в Лефортове.
Власть Советов в России кончилась. Навсегда! И это — один из главных итогов российской трансформации 1990-х годов. Россия окончательно свернула на дорогу к демократии и рынку.
О том, что этот поворот был неполон, о том, что победа над семидесятилетним прошлым не дается так сразу и просто, о том, сколь сложно и медленно оно изживается, о Чеченской войне и других трагических ошибках беспрецедентного российского пути мы поговорим в последнем из этой серии очерков.
1 Потом коммунисты не постесняются написать, что вклады населения сожгла гайдаровская инфляция.
2 Цифры взяты из статистических приложений к книге Е. Гильбо “Итоги перестройки
и их отражение в статистике: проблема сопоставимости показателей”. М., 1995.
3 Предлагались, правда, и другие рецепты спасения России. Американский профессор Янов опубликовал в “Огоньке” следующий: “Выкопать медный кабель, уложенный между Тверью и Москвой, продать его жадным на цветные металлы капиталистам за 25 миллиардов долларов — и дело в шляпе. Причем купленные на эти деньги продукты ни в коем случае нельзя пускать через торговую сеть, насквозь коррумпированную. Только через армию! Ворюг, разумеется, в Советской армии нет и быть не может, — вот пусть славные бойцы и офицеры погрузят все на свои машины и честно распределят все среди народа” (Цит. по книге: Ройз М. Чужак в Кремле. М., 1993. С. 103). Стоит ли вспоминать еще и другие?
4 Согласно официальным данным, к лету 1992 года были “стихийно” приватизированы 2000 предприятий. Разумеется, в этот счет вошли лишь предприятия, приватизированные “целиком”. Те же случаи, когда предприятие приватизировало, продавая на сторону, какой-нибудь охотничий домик, а то и дом отдыха, складские помещения, отдельные цеха и мастерские — случаям таким несть числа, — не учитывались вовсе.
5 Яковлев А. Н. Горькая чаша. Большевизм и реформация в России. Ярославль, 1994. С. 253.
6 Бурков С., Буркова С., Медведев В., Гайков Г. Чубайсовская прихватизация (реформа собственности в России). М., 1999. С. 4.
7 Становление новой российской государственности: реальность и перспективы. Доклад гуманитарного и политологического центра “Стратегия”. Отв. редактор Г. Бурбулис. М., 1994. С. 14—15.
8 Кстати: Гайдар мог остаться на должности в качестве исполняющего обязанности,
и Ельцин предлагал ему это. Но Гайдар отказался, “чтобы не усугублять напряженность
в обществе”.
9 “Полномочия Президента Российской Федерации (РСФСР) не могут быть использованы для изменения национально-государственного устройства Российской Федерации (РСФСР), роспуска либо приостановления деятельности любых законно избранных органов государственной власти, в противном случае они прекращаются немедленно” (Конституция Российской Федерации 1977 года (в ред. 9.12.1992 г.). Статья 121-6).