Лидия Николаевна Григорьева — поэт, эссеист. Автор девяти поэтических книг: “Любовный голод” (М., 1992), “Избранные стихи” (на япон., рус. и англ. языках) (Киото, 1995), “Сумасшедший садовник” (М., 1999), “Воспитание сада” (СПб., 2001), “Не бедные люди” (СПб., 2002) и др. Живет в Лондоне.

ї Лидия Григорьева, 2009

 

КАНТЕМИР В ЛОНДОНЕ
Императрица тебя далече
послала — в Лондон, и не иначе.
На повороте тебя я встречу,
и этот случай я впрок заначу.

Влачусь вдоль Темзы, бреду под Богом —
За Кантемиром за Антиохом.

За тем, за этим ли поворотом
мелькают тени — и все опасны.
Ни выпивохой, ни сумасбродом
пиит наш не был. И то напрасно.

Любил музПку и малеванье.
И все, что мудро. И все, что умно.
Как много пены в пивном стакане!
В пивнушке этой срамно и шумно.

Сюда случайно пришел он пешим.
В краях заморских и воздух грешен.

Когда же сердце попалось в сети
ночной блудницы в осеннем Сити,
избег соблазна под гул глумливый
юнец премудрый, велеречивый.

В сердцах бряцает глухая лира —
за Антиоха за Кантемира…

В бреду простудном бреду со вздохом
за Кантемиром за Антиохом.
Уже в Париже, уже на Сене,
он растворился в туманной сени.

Отсрочен морок ночной, бесовский.
И как велел нам Тредиаковский:
“Скончу на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны…”

 
 
ПОД ГРЕЦКИМ ОРЕХОМ
Алексадру Радашкевичу

Тут поэт препирается с веком,
ибо с вечностью накоротке.
Это друг мой под грецким орехом —
в гамаке.

Шелест листьев касается слуха
и взлетает, как птах, в небеса.
Прорастают быстрее бамбука
сокровенные словеса.

В облаках слюдяные прорехи.
Слово страсти на части разъяв,
обнажил он, как в грецком орехе,
мозговую, вселенскую явь.

Вновь в зените зеленое лето.
Вызревает, как плод золотой,
плодотворная праздность поэта
под орехом и под звездой.

 
 
* * *
Р. Б.

Как танцевали мы с тобой
в Венеции, на зимней Пьяцце!
И полумесяц со звездой
кружился на небесном глянце.

Когда-то, видимо, не зря,
жизнь оборвав на полуслове,
шагнули мы через моря
с поклажей горя и любови.

Вилась мелодии тесьма,
и сердце джаза жарко билось.
И карнавальная толпа
опомнилась и расступилась.

В таких магических местах
легко — под вышним оком бдящим —
лететь, не помня о летах,
захлебываясь настоящим.

Кружились, этак или так,
под явным зрительским прицелом
и снова попадали в такт
и времени, и жизни в целом.

И брезжила сквозь толщу тьмы
венецианских вод безбрежность,
и вновь переживали мы —
и молодость и безнадежность.

* * *

“Как время катится в Казани золотое!” —
времен застоя…

А время катится, как шар, по белу свету.
Другого нету…

Куда же время золотое закатилось,
скажи на милость?..

А позолоту наших дней изъела ржа вон.
Ау, Державин.