Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2008
ї Юлия Кантор, 2008
Юлия Кантор
“Эти костры озаряют новую эпоху”
75 лет назад был подожжен Рейхстаг
“СА (штурмовые отряды. — Ю. К.) маршируют длинными колоннами по Берлину. Последние приготовления к выборам. Борьба достигает кульминации. В рейхстаге абсолютного большинства мы никогда не получим. Надо искать другие пути”, — записал имперский руководитель пропаганды нацист-ской партии Йозеф Геббельс в дневнике за несколько дней до парламентских выборов, назначенных на 5 марта 1933 г. “Другие пути” были освещены заревом горящего Рейхстага.
Вот что пишет Геббельс в своем дневнике 27 февраля 1933 г.: “В девять часов вечера фюрер приехал к нам на ужин. Мы слушали музыку и разговаривали. Внезапно звонок: └Рейхстаг горит!“ Поджог! Я немедленно сообщил фюреру, и мы на 100-километровой скорости помчались к Рейхстагу. Все здание в огне. Навстречу нам вышел Геринг (председатель рейхстага, министр внутренних дел Пруссии. — Ю. К.), а вскоре приехал и фон Папен (вице-канцлер Германии. — Ю. К.). Уже во многих местах установили возгорания. Теперь надо действовать. Геринг немедленно запрещает всю коммунистическую и социал-демократическую прессу. Коммунистические функционеры будут ночью арестованы. СА будут подняты по тревоге. Поджигатель уже схвачен, молодой голландский коммунист ван дер Люббе. Посреди ночи появляется Дильс (начальник прусского гестапо. — Ю. К.) и сообщает о принятых мерах. Аресты прошли без помех. Вся коммунистическая и социал-демократическая пресса уже запрещена. Открыт путь для СА. Теперь мы можем пойти на все”.
Еще 22 февраля Геринг принимает оформленное декретом решение о преобразовании СА во вспомогательные силы полиции. Нацисты оперативно воспользовались ситуацией, и уже 28 февраля, на следующий день после пожара, Гитлер представил на подпись президенту Гинденбургу закон “О защите народа и государства”, приостановивший действие семи основополагающих статей Веймарской конституции и отменивший свободу слова, тайну частной переписки и телефонных переговоров, санкционировавший обыски и аресты в качестве превентивной меры.
Покончить с коммунистами Гитлер собирался уже давно, и пожар в Рейхстаге оказался удобным поводом для репрессий. Списки лиц, подлежащих аресту, были подготовлены задолго до этих событий.
В течение суток после пожара были арестованы “в превентивном порядке” четыре с половиной тысячи членов Коммунистической партии и демократических организаций, находившихся в оппозиции режиму. Речные и морские порты были поставлены под строгий контроль, а поезда обыскивались на пограничных контрольно-пропускных пунктах. Без специального разрешения вы-ехать из Германии стало невозможно.
Шеф гестапо Рудольф Дильс на Нюрнбергском процессе (проходившем с 20 ноября 1945 по 1 октября 1946 г.) показал, что “Геринг во всех подробностях знал о плане поджога <…> и приказал заранее подготовить список лиц, подлежащих аресту сразу после пожара”. Тогда же в Нюрнберге Геринга допрашивали о его участии в поджоге Рейхстага.
“<…> Следователь доктор Кемпнер: Как вы могли без производства расследования сказать вашему пресс-агенту спустя час после начала пожара в Рейхстаге, что это сделали коммунисты?
Геринг: Когда я пришел в Рейхстаг, фюрер и его свита были там. Я тогда сомневался, но они считали, что поджог совершен коммунистами.
Следователь: Но ведь вы являлись в известном смысле высшим правительственным чиновником. Не было ли слишком преждевременно заявлять без расследования, что Рейхстаг подожгли коммунисты?
Геринг: Да, возможно. Но так хотел фюрер. Если СА действительно подожгли Рейхстаг, то отсюда вовсе не следует, что я что-либо знал об этом”.
На следующий день после пожара гестапо и крипо (уголовная полиция) устроили обыск в Доме имени Карла Либкнехта, служившем штаб-квартирой руководству компартии. Помещения дома обыскивались уже не в первый раз. В пустовавших целый месяц и находившихся под охраной полиции кабинетах вдруг обнаружились “сотни килограммов документации огромного значения”, доказывавшей существование плана насильственного захвата власти в Германии. Поджог Рейхстага якобы должен был послужить сигналом начала красного террора.
Рано утром 28 февраля 1933 г. официальное Прусское агентство печати опубликовало сообщение:
“Вся охранная и уголовная полиция в Пруссии немедленно была приведена в боевую готовность. Мобилизована вспомогательная полиция (СА). Издан приказ об аресте двух руководящих коммунистических депутатов, против которых имеются серьезные подозрения относительно их участия в поджоге. Остальные депутаты и должностные лица Коммунистической партии арестовываются в порядке предварительного заключения. Последние события полностью подтвердили необходимость уже ранее принятых особых мер. Эти меры дают государственной власти достаточную силу, чтобы подавить в зародыше всякое дальнейшее покушение на спокойствие в Германии, а с нею и во всей Европе”.
Коммунистические и социал-демократические газеты в этот день уже не вышли. Типографии газет “Форвертс”, “Берлин ам морген”, “Вельт ам абенд” были заняты полицией в ночь с 27 на 28 февраля, напечатанный тираж утренних выпусков был конфискован. Типография “Роте фане”, находившаяся в Доме имени Карла Либкнехта, была занята полицией на несколько дней раньше. “Роте фане” была запрещена еще до пожара.
И следователей и полицейских, оказавшихся на месте происшествия первыми, в считанные минуты после обнаружения огня, то есть примерно в 21 час 15 минут, поразило обилие очагов возгорания — пятьдесят или шестьдесят пять, разбросанных по всему зданию. По-видимому, горело какое-то легковоспламеняющееся вещество, в зале заседаний поднялся огромный столб огня. Консервативный еженедельник “Ринг” в первом мартовском номере опубликовал статью, оканчивавшуюся такими вопросами: “Как же все это стало возможным? Или мы и в самом деле нация слепых баранов? Где искать поджигателей, столь уверенных в своей безнаказанности?.. Может быть, это люди из высших немецких или международных кругов?” За публикацию этой статьи “Ринг” был запрещен.
1 марта Геринг выступил с речью по радио: “Моей главнейшей задачей будет искоренить в нашем народе коммунизм. Поэтому мы и мобилизовали те силы национальной Германии, которые в первую очередь должны ставить себе целью побороть коммунизм. Правосудие меня не тревожит. Все, к чему я стремлюсь, — уничтожать, искоренять, и ничего больше! Я сполна воспользуюсь своим правом и силой полиции. Я возьму вас за горло и поведу за собой людей в коричневых рубашках”.
* * *
Несмотря на политическое и административное давление нацистов, 5 марта состоялись последние многопартийные выборы в рейхстаг. Победу одержала НСДАП, коммунисты были третьими. Но 8 марта чрезвычайным декретом все депутатские мандаты, принадлежащие коммунистам, были переданы НСДАП.
“11 марта 1933. Днем я был у фюрера. Рейхспрезидент (Пауль фон Гинденбург. — Ю. К.) только что подписал указ, по которому черно-бело-красный флаг и свастика превращаются в знамя рейха. Какой немыслимый триумф!” — ликовал Геббельс. Партийный флаг нацистов стал государственным флагом Германии. А 22 марта в берлинском Оперном театре состоялось первое рабочее заседание нового рейхстага.
Устранение коммунистов, санкционированное новыми правовыми актами, позволило нацистам располагать 52% голосов, то есть большинством. Ни один из депутатов не выступил с протестом против исключения коммунистической части депутатского корпуса, которое де-факто отдавало всю полноту власти в руки нацистов. Президиум собрания был избран за несколько минут. Голосование было открытым, подача голоса обозначалась вставанием с места. Председателем рейхстага был избран Геринг: за него проголосовало большинство.
23 марта Гитлер выступил с программной речью, в которой содержалось требование о предоставлении ему чрезвычайных полномочий сроком на четыре года. Чрезвычайные полномочия давали правительству возможность издавать законы, не считаясь с конституцией; правительственные декреты не нуждались в подписи президента и в одобрении парламента. Договоры, которые впредь могли быть заключены с иностранными государствами, не представлялись на ратификацию парламента. Предложенный законопроект, по сути отменявший парламентскую демократию, был принят 441 голосом против 94 (социал-демократы). Президент Гинденбург оказывался лишенным своих полномочий, а рейхстаг отныне выполнял сугубо декоративную функцию, с которой, кстати, отлично сочеталось новое место его заседаний — Берлинская опера.
21 сентября 1933 г. в Верховном суде Третьего рейха, собиравшемся во Дворце юстиции Лейпцига, начался процесс против “поджигателей Рейхстага”.
Процесс привлек внимание широкой публики. В зале находились сто двадцать журналистов из разных стран, за исключением СССР, представители которого не были допущены в помещение суда. Гитлер возлагал большие надежды на суровый приговор, рассчитывая использовать его для расширения антикоммунистической пропаганды.
Незадолго до Лейпцигского процесса дело разбиралось в другом суде. Немецкие эмигранты, нашедшие себе убежище во Франции, Голландии и Англии, а некоторые и в Соединенных Штатах, подняли на ноги мировую общественность, сами провели расследование, собрали свидетельства и опубликовали документы, проливающие свет на ту истину, о которой догадывался каждый: Рейхстаг был подожжен самими нацистами, чтобы вынудить престарелого Гинденбурга подписать законы о введении чрезвычайного положения, создающего все возможности для масштабных репрессий.
В Париже сложилась чрезвычайно активная группа, в состав которой вошли публицисты-правозащитники Андре и Клара Мальро, общественный деятель Жан Гюенно, философ-антифашист Кьяромонте. Двое немецких писателей-коммунистов — Вилли Мюнценберг и Густав Реглер — опубликовали “Коричневую книгу”, переведенную на несколько языков и получившую широкое распространение. Подлинный смысл событий становился достоянием гласности. В начале сентября один из антифашистских комитетов образовал в Лондоне Международную комиссию, чтобы заранее провести слушание дела о поджоге Рейхстага. В работе комиссии, проходившей под председательством известного лондонского адвоката, советника Двора Ее Величества Дениса Ноуэлла Притта, приняли участие французские, английские, американские, бельгийские и швейцарские общественные деятели, в частности Гастон Бержери, Моро Джиафери, Анри Торрес, Артур Хейс. Место прокурора в ходе этого процесса занимал сэр Стаффорд Криппс, изложивший все известные факты и пояснивший, что данная имитация судебного разбирательства не имеет подлинной юридической силы и служит лишь выяснению истины, которой определенные обстоятельства мешают выявиться в самой Германии. К моменту завершения работы комиссии было с полной определенностью доказано, что, хотя ван дер Люббе и являлся одним из поджигателей Рейхстага, он мог быть лишь орудием в чьих-то руках. В чьих же? На этот вопрос комиссия ответила однозначно: в руках нацистов, и в особенности Геринга, который таким образом становился главным обвиняемым. 11 сентября Моро Джиафери, к этому времени получившая множество писем с угрозами в свой адрес, громогласно заявила: “Нет в мире ни такого суда, ни такого правопорядка, которые, даже будучи настроены негативно в отношении обвиняемых, смогли бы хоть на миг допустить обоснованность всех этих смехотворных доказательств. Да, но теперь надо спасать лицо тому, кто выходит на сцену из-за спины этих людей, которых решено погубить. Теперь речь идет о спасении того, кто уже осужден всеми честными людьми, — Геринга”.
Итак, на скамье подсудимых в Лейпциге — пятеро обвиняемых. Голландец Маринус ван дер Люббе, арестованный в горящем Рейхстаге. Эрнст Торглер, руководитель группы коммунистов — депутатов рейхстага. Он явился в полицию на следующий день после пожара, чтобы изложить свою точку зрения на события, и был тут же арестован. Еще трое — граждане Болгарии, деятели Коминтерна: Благой Танев, Васил Попов и Георгий Димитров, арестованные в Берлине. Кстати, Коминтерн во многом способствовал и успешной защите Димитрова, и созданию международного общественного мнения через публичный контрпроцесс в Лондоне. Знаменитое выступление Димитрова готовил секретарь исполкома Коминтерна, один из его главных спичрайтеров Отто Куусинен, а передача текста в лейпцигскую тюрьму через нелегальные каналы курировалась Москвой.
В Москве, конечно же, не сомневались, что поджог Рейхстага — дело рук самих нацистов. В день открытия процесса “Правда” вышла с передовицей “Лейпцигская комедия”:
“Сегодня должен начаться в Лейпциге так называемый процесс о поджоге германского Рейхстага. Почти семь месяцев подготовлялось это судилище. Процесс неоднократно откладывался не только потому, что у фашистов были достаточно веские основания избегать публичного разбирательства дела о провокации 28 февраля. Неуверенность в том, не приведет ли процесс к обратным результатам, боязнь того, как бы процесс, несмотря на тщательную режиссуру и семимесячную подготовку, не ударил рикошетом по его инициаторам и вдохновителям, — вот что сдерживало фашистскую юстицию и ее высокое начальство.
<…> На скамье подсудимых сидит только один физический виновник поджога — фашистский наймит ван дер Люббе. Эта личность вполне выяснилась за истекшие семь месяцев. Его связи с Национал-социалистической партией также доказаны. Международная комиссия юристов и лондонский общественный суд неопровержимо доказали, кто истинные поджигатели и кто их жертвы”.
23 декабря суд огласил вердикт: ван дер Люббе был приговорен к смертной казни (реабилитирован в январе 2008 г.), а четверо других обвиняемых оправданы.
Информация продолжала просачиваться и будоражить умы. Странная история произошла с доктором Оберфохреном, председателем группы немецких националистов в рейхстаге, человеком, считавшимся очень хорошо информированным. Он проявил неосторожность, изложив то, что ему было известно о подготовке поджога, в памятной записке, которую разослал некоторым своим друзьям. Один экземпляр этой записки попал за границу и был опуб-ликован французскими, английскими и швейцарскими газетами. Вскоре док-тор Оберфохрен был найден мертвым в своей квартире. В полицейском протоколе фигурировала версия самоубийства, но родные покойного заявили, что все его личные документы и бумаги исчезли. Позднее, после кровавой “чистки людей Рема” 30 июня 1934 г., известной как “ночь длинных ножей”, Крузе, шофер Рема (создателя и первого руководителя нацистских штурмовых отрядов — Ю. К.), скрывшийся за границей, написал письмо маршалу Гинденбургу, в котором сообщил, что пожар Рейхстага был делом рук группы штурмовиков, доверенных людей Рема, действовавших согласно секретным указаниям Геринга и Геббельса.
Как можно было проникнуть в круглосуточно охраняемое здание? Как можно было одновременно поджечь его в нескольких десятках мест? Как могли несколько человек, несущих легковоспламеняющиеся вещества, миновать контрольно-пропускные пункты и патрули?.. Известно, что из подвала Рейхстага, где находилась котельная, по маленькой лестнице можно было попасть в подземный коридор, заканчивавшийся во Дворце председателя рейхстага, находившемся через улицу от парламента. Председателем рейхстага с 1932 г. был Герман Геринг — как представитель уже тогда крупнейшей фракции.
Ралль, уголовник-рецидивист, арестованный через несколько недель после пожара за очередное нарушение уголовного кодекса, попросил, чтобы следователь заслушал его как свидетеля “по другому делу”. “В феврале, — сказал он, — я был членом личной охраны Карла Эрнста (руководителя штурмовых отрядов. — Ю. К.) и участвовал в поджоге Рейхстага”. Он продолжал, цитируя Геббельса и Геринга, называя имена участников операции и излагая ее подробности. Однажды вечером в феврале, по словам Ралля, Эрнст вызвал к себе десятерых штурмовиков из своей личной охраны, которых он считал способными выполнять самые деликатные поручения. Ралль был в их числе. Им дали план внутренних помещений Рейхстага и тут же поставили задачу поджечь его. В день пожара, вечером, около шести часов, их привезли на машине во Дворец председателя и приказали спуститься в подвал. Там они в течение двух или трех часов ждали команды, которую должен был дать Эрнст. Каждый из них получил квадратную коробку с зажигательной смесью и знал, что ему надлежит делать, поскольку все было заранее отрепетировано. В то время, пока они ждали, должна была состояться “какая-то другая операция”, о которой им ничего не было известно. Наконец около девяти часов вечера появился Эрнст и скомандовал начинать. Штурмовики прошли по подземному коридору, проникли в Рейхстаг и рассыпались по пустынному зданию, разбрасывая повсюду горючее вещество. Все было сделано за десять минут, и они вернулись во Дворец председателя рейхстага тем же путем. Параллельная “операция”, завершения которой ожидали поджигатели, видимо, состояла в соответствующей обработке ван дер Люббе, к тому моменту доведенного до необходимого градуса возбуждения, не исключено, что алкогольного или наркотического.
Секретарь суда Рейнекинг, протоколировавший показания Ралля, был нацистом. Далее Ралля допрашивали уже в гестапо. Труп Ралля был обнаружен через несколько дней при пахоте: его вывернуло на поверхность плугом. Зарыт он был на глубине всего двадцати сантиметров.
* * *
Нацисты сумели извлечь из пожара Рейхстага максимальную выгоду: введено чрезвычайное законодательство, Компартия разогнана, парламент стал ширмой для диктатуры. С законностью в рейхе гитлеровцы разобрались несколько позже, приняв декреты о государственных служащих и судебной системе и создав Лигу национал-социалистических юристов. Лишь ее члены отныне могли претендовать на право работы в органах правосудия.
В феврале 2008 г. в Берлине вышла новая, основанная на ранее неизвестных документах монография “Поджог Рейхстага. Карьера одного преступления”. Ее автор немецкий историк Свен Феликс Келлерхоф в интервью газете “Время новостей” обнародовал интересные детали: “Председательствующим судьей на процессе в Лейпциге был Вильгельм Бюнгер, бывший член праволиберальной Народной партии. Он лично не приветствовал власть нацистов, но и не слишком ей сопротивлялся. Еще накануне суда он заявлял, что будет вести “серьезный процесс” — так, как он это делал всегда. И это ему удалось. Геббельс, Геринг и другие руководители нацистской партии были возмущены поведением Бюнгера в суде и пытались оказать на него давление. В дни процесса в официальном органе НСДАП, газете “Фелькишер беобахтер”, появлялись комментарии с критикой Бюнгера. Но тот не обращал на них никакого внимания. <…> Оправдательный приговор по делу коммунистов является историческим фактом. Здесь важно иметь в виду, что захват власти Гитлером — это процесс, который начался 30 января, но вовсе не завершился 2 марта 1933 года. Окончательно нацистское государство было выстроено лишь к июлю 1934 года. К тому времени к режиму были “подключены” политическим давлением сверху и добровольно многие миллионы немцев. Германия после прихода Гитлера к власти пережила феномен самоподчинения народа, добровольного присоединения к нацистскому режиму. Режим добровольно приняли миллионы людей. Кто-то на самом деле верил в нацистскую идеологию, кто-то рассчитывал сделать карьеру с помощью партбилета и значка на лацкане пиджака. С руководящих постов вытесняли и нередко отправляли в концлагеря левых либералов, среди которых было немало евреев. Карьера или даже перспективы карьеры, обещанные нацистами, привели многих немцев к поддержке НСДАП. Но именно благодаря тому, что процесс установления полновесной нацистской диктатуры затянулся на несколько месяцев, стал возможным такой исход судебного процесса над Димитровым и его единомышленниками. Он завершился 23 декабря 1933 года вынесением оправдательного приговора. “Это невероятно! — возмущался Геббельс в своем дневнике. — Следует позаботиться о создании судов, которые принимали бы решения в духе партии”. Так вскоре и произошло — нацисты учредили верный властям Народный трибунал. Позже его возглавил известный своей жестокостью и участием в массовых казнях Роланд Фрайслер”.
И еще об одном важном событии, которое происходило в те же февральские дни 1933 г. Главный пропагандист нацистов Йозеф Геббельс разработал меры по борьбе против “негерманского духа”. Роль основной движущей силы кампании отводилась студенчеству. Члены Гитлерюгенда и Национал-социалистического студенческого союза потребовали от студентов очистить от “вредных книг” сначала домашние библиотеки, а затем и публичные.
Кульминацией чистки стало 10 мая 1933 г. — тогда в Берлине и других немецких городах были сожжены тысячи неугодных нацистскому режиму книг. На фоне огромного костра из книг, зажженного на площади Оперы, выступал Геббельс: “Дух германского народа выразит себя с новой силой. Эти костры не только освещают конец старой эпохи, они озаряют и новую эпоху”. Огню были преданы произведения ста сорока девяти писателей и ученых. Среди них — труды Альберта Эйнштейна, Карла Маркса, сочинения Томаса и Генриха Маннов, Стефана Цвейга, Зигмунда Фрейда, Льва Толстого, Эмиля Золя и многих других.
Сегодня на той же площади находится один из самых необычных памятников Германии. Под толстым квадратом стекла, вмонтированным в мостовую у Берлинского университета имени Гумбольдта, — глубокий вертикальный туннель, по периметру которого видны пустые книжные полки. Рядом со стеклянной плитой — маленькая табличка с цитатой из “расово неполноценного” Гейне, чьи книги также были сожжены: “Это лишь начало: там, где жгут книги, будут жечь и людей”.