Опубликовано в журнале Звезда, номер 2, 2008
ї Алексей Цветков, 2008
метаморфозы
нагоняет нимфу в пойме нездешний разум
вернее вражья похоть в шею дышит мощно
ни в кино ни стекляшки дарить не обязан
потому что он бессмертный бог ему можно
пискнуть поперек не посмей оглох к отказу
всю оглоблю между ног и ничего кроме
где неловкую изловил завалит сразу
обрюхатит пусть сучит копытце в утробе
подбегает нимфа к берегу плачет в голос
ой девки-русалки подводные подруги
чахнет девичья честь прахом по ветру гордость
прячьте пока не смял берите на поруки
на обидчика глаза из-под воды косо
скорей свои на резкость если не ослепли
вот становится нимфа тростником у плеса
где грудь белела и бедра полые стебли
согласно описи атом на каждый атом
вяжи зазнобу в снопы раз хотел до загса
тут философ паскаль возьми окажись рядом
бился бы об заклад да вот не оказался
взад-вперед время у свирели вкус соленый
шуршит камыш по-над речкой шумит зеленый
тихо свистит свирель не уловить ни слова
гнутся горы под железными городами
города вязнут в земле их возводят снова
сперва в достатке потом долго голодали
одни падали другие жили все реже
черный снег мертвым елям отрывает лапы
под багровым куполом а слова все те же
слишком быстро убегала лучше дала бы
чтобы умирать и обратно не рождаться
чего лучше не видеть того не дождаться
* * *
перед тем как с темной горы спускаться
надо всем откликнуться отыскаться
в одиночку ноша не по плечу
чтоб не ткнулись в проволоку под током
посигналю в ночь сигаретным оком
зажигалкой газовой посвечу
долго мы ходили куда хотели
кипарисы стаями асфодели
это прежним камешки или нам
с язычками газа все ярче в свите
ах неузнаваемые простите
если всех не вспомню по именам
здесь гора на том берегу вторая
звездный газ горит в руке не сгорая
высоко над пристанью подниму
покидая сушу огня не брошу
где написано оставляйте ношу
там вода а дальше по одному
он
он не был в этом розвелле ни разу
зеленые личины ни к чему
а прилетел неразличимо глазу
неведомо вниманью ничьему
не существо а силовая область
сгустится в нужной дате и версте
здесь приземленье лишь неловкий образ
зачем летать тому кто есть везде
условлено что запускали в паре
и приземлиться в неприметном баре
под снимком бейби рут в тени гардин
на сорок третьей но пришел один
он там сидит в притворстве полупьяном
на личность человек немолодой
но голова работает над планом
вернее план владеет головой
пока напарник сочетает кванты
чтоб незаметно у стола возник
в его мозгу хронометры и карты
которых здесь не выразит язык
а розвелл был затеян для забавы
как в парке лабиринты и завалы
бросок с оглядкой в сторону для псов
среди пустынь ненужных и лесов
конец судьбе и в дырах вся природа
когда к дверям припустит напрямик
лишь мельком в тусклом зеркале у входа
мое лицо но я уже привык
* * *
или тот кому сперва писала
в сумерки пленительный ходок
быстрая под липами присяга
стиснутого сердца холодок
все равно не тот с которым годы
крестиком робеет карандаш
или в зеркало с укором кто ты
что билет другому не отдашь
крестиком и есть на память вышит
защемило ниточку беда
не печалься кто-нибудь напишет
даже лучше правду чем была
потому что правда не похожа
на кривое что произошло
сорок лет не ладилась погода
а пришла расплата ни за что
суженый заворожит все ту же
к легкому подговорит греху
отовсюду выглядит не хуже
бархат в ртутных шариках вверху
молча льстить благодарить безустно
признаваться честно и всегда
тишина где исчезать не грустно
раз она роднее чем семья
здесь созвездий во весь мозг разверстка
не печалься дольше и умри
больно ли что сердце без наперстка
все иглой исколото внутри
* * *
я жил плашмя я столько лет болел
морская зыбь на горизонте лентой
лежала тоже и струилась летой
в ней брода бренный глаз не одолел
или другой придуманной рекой
но я вообще не слышал о такой
мне было мало лет я был больной
тутанхамон в стекле на жестком ложе
там воробьи пищали надо мной
подвижные что поражало тоже
мечтал летать но не умел ходить
носимый сутками из света в тень я
где паука невидимая нить
водила за пределы разуменья
я там лежал и жил и был дитя
а в черных поперечинах окошка
переплетались ласточки летя
пространство тратила шагая кошка
я так жалел лежачему нельзя
владея хоть послушными глазами
за горизонт переселить глаза
чтоб видели а после показали
исполнить над собою колдовство
что вмиг на подвиг взрослых поднимало
я ждал тогда я всех любил кого
увидеть мог но видел очень мало
они ведь умерли потом поди
лежат но не имеют формы тела
струится ночь и ласточка в груди
летит но никуда не прилетела
всего что остается на свету
паук и паутина в пустоту
эвакуация
забыл задумавшись за кем стою
взгляд в сторону и смежные в колонне
слипаются но очередь свою
чернилами читаю на ладони
гудят в затылок задние толпой
годину неурочную ругая
всплеск молнии как будто над тобой
но там не ты там кто-нибудь другая
откуда здесь мы кто сюда пришли
спросонок пригородными лугами
при каждом только тощие мешки
имущества на ощупь и бумаги
часы уже справляются едва
стучи вперед несчастная машинка
вот вновь сполох и словно ты видна
но загодя понятно что ошибка
построили как скаутских волчат
взгляд никуда равнение на древко
там впереди они уже молчат
а тут пока вполголоса но редко
потом затопчут тление в золе
рассеют облако стреножат ветер
кто разбудил не знаю на заре
зачем ладонь чернилами пометил
мы скопом все мы многие давно
хрипит равнина выбритая бурей
а при себе нехитрое добро
но третьей молнии тебе не будет
так страшно вчитываться в номера
лица в уме восстановить не в силах
кто напоследок вспомнит про меня
из заспанных вокруг и некрасивых
точка б
просто кактусы вкось то ли камня куски
заводные тушканы стоймя по-людски
угорелая в гору дорога
населяет пустынные пеньем кусты
насекомая прорва народа
вот кристаллами впрок вековая вода
с медвежатиной в жилах полярной
и небесные хрясь прямо в харю врата
поперек в арматуре амбарной
значит вот оно где расположено тут
ребра в розницу таз и ключица
сторона куда заживо ближе идут
но не в силах всегда очутиться
закопали слепую дорогу в песок
положили для бремени кварца кусок
насекомую брали отраву
из отверстого серенький зева дымок
грустный суслик в дозоре скрипит одинок
вот где родина праха по праву
до жезла колонок пейзажиста облез
долго голому горю осталось
вековать стенобитность небесных телес
сухомятных ручьев отжурчалость