Долгое эхо
Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2008
ї Игорь Ефимов, 2008
Игорь Ефимов
Убийство Кеннеди. долгое эхо
Расследование продолжается
Споры об убийстве президента Кеннеди не прекращаются и сегодня, сорок пять лет спустя после выстрелов в Далласе. В 1979 г. были опубликованы результаты расследования, проведенного американским Конгрессом, так называемый отчет Комитета Стокса (Луис Стокс — конгрессмен, возглавлявший команду следователей). У Комитета Стокса было больше времени, людей и денег, чем у Комиссии Уоррена, он вел работу без давления со стороны президента (у власти тогда находился Джимми Картер) и пришел к однозначному выводу: Кеннеди был убит не убийцей-одиночкой Освальдом, а группой заговорщиков, в которой Освальду с самого начала была отведена роль козла отпущения. Но заговорщики остались неназванными, ибо документального подтверждения их вины найти не удалось.1
Сегодня каждый образованный американец знает выводы Комиссии Уоррена, но едва ли один из ста сумеет ответить на вопрос “что такое Комитет Стокса?”. Расследование 1978—1979 гг. было умело отодвинуто в тень влиятельными политиками, судьями, адвокатами и журналистами, которые в свое время поддержали выводы Комиссии Уоррена и репутация которых сильно пострадала бы, если бы эти выводы были опровергнуты. “Был заговор или не было?” — борьба между сторонниками этих двух теорий продолжается с не меньшим ожесточением, чем сорок пять лет назад. В 2007 г. вышел 3000-страничный том знаменитого прокурора Буглиози, отстаивающий правильность выводов отчета Комиссии Уоррена.2
Для меня с самого начала моего самостоятельного расследования (1983 г.) теория убийцы-одиночки выглядела смехотворной. Чтобы принять ее, человек должен был поверить, что профессиональный гангстер Джек Руби мог пойти на смертельный риск — убийство Освальда, поддавшись чисто эмоциональному порыву. Отстаивать такую версию мог либо наивный простофиля, либо прожженный интриган, преследующий те или иные корыстные интересы. Но к 1983 г. уже было опубликовано множество превосходных независимых исследований, проведенных американцами, отказавшимися принимать официальную версию. Я видел свою задачу в том, чтобы объединить их усилия, создать воображаемую “Комиссию Ефимова” и выпустить собственный отчет. Основные выводы этого отчета, представленные в моей книге “Кеннеди, Освальд, Кастро, Хрущев” (Энгельвуд, 1987), сводились к следующему:
1. Президент Кеннеди был убит группой профессиональных убийц, нанятых мафией Нового Орлеана. Они стреляли из-за деревянной ограды, находившейся на возвышении справа и спереди по ходу движения президентского лимузина (так называемый Травяной холм, на северной границе площади Дэйли Плаза в Далласе).
2. На теле президента не было обнаружено ран, нанесенных сзади, поэтому Ли Харви Освальда можно считать невиновным в его убийстве.
3. Однако в заговоре Освальд принимал самое активное участие: это он тяжело ранил губернатора Коннэли, раны которого точно указывают позицию стрелявшего — сзади и сверху, то есть как раз из окна книжного склада.
4. Джек Руби был представителем мафии, которому была поручена важная задача: уничтожение Освальда сразу после убийства президента. Задачу эту должен был выполнить приятель Руби полицейский Типпит, но Освальд сумел достать пистолет на секунду раньше и убил полицейского.
5. Заговор был продуман превосходно; если бы Освальда удалось убрать сразу, мало у кого возникли бы сомнения в том, что он действовал один. Но так как это не удалось, Руби пришлось убивать Освальда на глазах у всего мира (при транспортировке из полицейского управления в тюрьму), потому что иначе мафия убрала бы его самого. Из Нового Орлеана 23 ноября уже выехала команда с целью уничтожения этого опасного свидетеля.3
6. Вся имеющаяся информация указывает на то, что Фидель Кастро был инициатором убийства и оплатил его (по косвенным данным, можно оценить стоимость: от 5 до 10 миллионов долларов). Кастро знал о многочисленных попытках ЦРУ подослать к нему убийц, он не мог допустить, что это делалось без ведома американского президента, и видел в его уничтожении единственный способ спасти свою жизнь.
7. С самого начала президент Джонсон, начальник ЦРУ Маккон и судья Уоррен догадались, что Кастро стоял за спиной заговорщиков. Но они понимали, что открытое обвинение кубинского диктатора может вызвать взрыв такого возмущения, которое сделает американское вторжение на Кубу неизбежным, — а в свете Карибского кризиса, случившегося годом раньше, это могло быть чревато термоядерным конфликтом с СССР. Отстаивая теорию убийцы-одиночки, руководители страны видели себя спасителями миллионов мирных американцев, которые погибли бы в атомной войне. Кроме того, даже если бы войны удалось избежать, вскрывшиеся покушения на Кастро вызвали бы такой скандал, после которого демократической партии надолго пришлось бы оставить надежды на место в Белом доме.
За двадцать лет, прошедших после первого издания моей книги, случилось много событий, связанных с расследованием убийства президента Кеннеди. Всплывали неизвестные прежде улики, делались доступными ранее засекреченные документы. Молчавшие свидетели вдруг начинали говорить, или выходили в свет их посмертные мемуары. Далее следует обзор этих новых сведений, который было бы уместно включить в третье русское издание моей книги, если таковое состоится (частично он был включен в английское издание 1997 г. и во французское 2006 г.).4
29 февраля 1988 г. Американский журнал “People” опубликовал длинное интервью с Джудит Экснер-Кэмпбелл, которая в начале 1960-х была одновременно любовницей президента Кеннеди и босса чикагской мафии Сэма Джанканы. Узнав, что она больна неизлечимой формой рака, Джудит Кэмпбелл призналась, что была связной между президентом и Джанканой, передавая их письма друг другу в те годы, когда ЦРУ пыталось использовать гангстеров для убийства Кастро. Интервью сопровождалось статьей, напоминавшей читателям, что “Комиссия Сената, расследовавшая действия американской разведки, собиралась допрашивать Джанкану, когда ночью 19 июня 1975 г. он был убит семью выстрелами в голову на кухне собственного дома в Ок-Парке (пригород Чикаго. — И. Е.). Убийца найден не был. Несколько дней спустя другой гангстер, Джон Роселли, давал показания Комиссии о попытках ЦРУ уничтожить Кастро с помощью гангстеров и о роли Джанканы в этих попытках. Год спустя тело Роселли было найдено в бочке для нефти, плававшей в океане неподалеку от Майами”.5
Ноябрь 1988 г. Марина Пруссакова-Освальд-Портер дала сенсационное интервью журналу “Ladies Home Journal”. Она сказала, что новая информация об убийстве Кеннеди (моя книга к тому моменту была передана ей общими знакомыми в Далласе) убедила ее, что ее покойный муж был лишь малой частью большого заговора; что Джек Руби убил его потому, что он являлся опасным свидетелем, которого нужно было убрать, и что, скорее всего, президент не был убит выстрелами из ружья Освальда.
Ноябрь 1988 г. Эти и многие другие новые свидетельства были включены в большую документальную телепередачу “Кто убил Кеннеди?”, подготовленную известным журналистом Джеком Андерсоном. В этой передаче Кастро впервые был назван инициатором убийства, использовавшим мафию для осуществления заговора. Зрители звонили в студию, участвуя в телефонном голосовании. Двести тысяч выразили мнение, что новое расследование необходимо, и только три тысячи были с этим не согласны.6
19 ноября 1989 г. Газета “Washington Post” опубликовала статью вашингтонского адвоката Джеймса Джонстона, озаглавленную: “Участвовала ли Куба в убийстве Кеннеди? Новый взгляд на старые загадки: ЦРУ, Кастро и месть”. В статье рассказывалось о новой фигуре: кубинце по имени Гильберто Поликарпо Лопез. Автор приводит ряд факторов, сближающих Лопеза и Освальда. “Как и Освальд, Лопез подавал заявление на визу для въезда на Кубу, но получил отказ. Как и Освальд, жил один из-за семейных затруднений. Как и Освальд, был связан с Комитетом за свободную Кубу”. Находясь во Флориде (есть указания на то, что первое покушение планировалось именно там во время визита президента 20 ноября 1963 г.), он получил визу в Мексику, но вечером 20-го выехал в Техас. Мог ли он оказаться одним из тех латиноамериканцев, которые подвозили проститутку Роз Черами и разговаривали по-испански об убийстве президента (она сообщила в полицию, но ей не поверили)? Этого мы не знаем. Но известно, что на следующий день после убийства президента Лопез пересек мексиканскую границу, а 27 ноября он был единственным пассажиром на борту самолета “Cubana Airlines”, летевшего из Мехико в Гавану.7
1991 г. На экраны страны выходит новый художественный фильм известного режиссера Оливера Стоуна “JFK” (инициалы Кеннеди). Из всех существовавших к тому времени версий Стоун выбрал единственную, которая была публично и с позором опровергнута: версию новоорлеанского прокурора Гаррисона, считавшего, что в убийстве замешаны американские спецслужбы. Факты и свидетельства Стоуна не интересовали. Главное было дать возможность актеру Кевину Кестнеру сыграть героя, смело выступающего и обличающего правительственные организации: ЦРУ, ФБР, полицию, Секретную службу.
Лето 1991 г. Джозеф Калифано, главный помощник президента Джонсона по внутренним делам, опубликовал мемуары, озаглавленные “Триумф и трагедия Линдона Джонсона”. В этой книге Калифано сообщает, что слышал, как Джонсон сказал: “Кеннеди пытался прикончить Кастро, но Кастро прикончил его раньше. Все это когда-нибудь всплывет”.8 Это единственное упоминание имени кубинского диктатора во всей книге. Рассказано и о том, что Джонсон сопротивлялся проведению специального расследования убийства Роберта Кеннеди. “Джонсон уговаривал сенаторов не затевать никаких расследований, потому что они могут расколоть нацию”.9
Ноябрь 1991 г. По каналу “Arts and Entertainment” демонстрировался документальный фильм “Доклад о расследовании”, содержавший много важных деталей. Там выступила танцовщица, работавшая у Джека Руби в его клубе “Карусель” и заявившая, что она много раз видела Освальда вместе с Руби в баре. То же самое поначалу говорили Комиссии Уоррена еще шесть свидетелей, но их показания были умело дискредитированы, а сами они — запуганы. Также был представлен глухонемой свидетель, который объяснил, что в суматохе того дня на его объяснения знаками никто не хотел обратить внимания. А между тем в момент убийства он находился на железнодорожном переезде (застрял по дороге к дантисту) и видел двух человек за оградой на Травяном холме. Его внимание привлекла вспышка выстрела. Он заметил, как один человек передал другому винтовку, тот быстро разобрал ее, спрятал в ящик для инструментов и удалился. На первом была шляпа с полями, а второй был одет в жилет железнодорожного ремонтника.
Апрель 1992 г. Книга доктора Чарльза Креншоу “Дж. Ф. К.: заговор молчания”10 произвела фурор и вызвала скандал в Американской медицинской ассоциации. Креншоу был одним из тех хирургов, которые пытались спасти смертельно раненого президента в далласской больнице. “В течение многих лет, — пишет он в предисловии, — тысячу раз я хотел прокричать всему миру, что раны в голове и горле президента, обследованные мною, были нанесены пулями, ударившими спереди, а не сзади, как пытались уверить публику. <…> Усилия, направленные на то, чтобы скрыть и исказить правду об убийстве, предпринимавшиеся правительственными чиновниками и агентами, а также представителями печати, включали угрозы, шантаж, фальсификацию и уничтожение улик. <…> Все это сыграло свою роль в том, что я молчал в течение 28-ми лет. Сегодня мне 59. Моя медицинская карьера закончена, и я больше не боюсь ни „джентльменов в штатском“, ни критики моих коллег”.
“Критика” оказалась свирепой. Главный журнал Американской медицинской ассоциации опубликовал большую статью, атакующую доктора Креншоу. “Желание привлечь к себе внимание” — так были объяснены его мотивы. Но даже авторы этой статьи должны были признать, что другой врач, Роберт Макклеланд, тоже участвовавший в попытках спасти президента, “остался при твердом убеждении, что рана в голове была нанесена спереди”.11 Еще четверо опрошенных врачей заявили, что Креншоу, скорее всего, ошибается, но отказались открыто осудить его. И немудрено: в день убийства все эти медики единодушно сказали журналистам, что раны были нанесены спереди, и лишь потом, после выдвижения обвинений против Освальда, стали менять свои показания.
Креншоу и его соавтор, Гэри Шоу, подали на журнал в суд за клевету. В октябре 1994 г. журнал пошел на попятную, согласившись выплатить авторам 213 тысяч долларов компенсации и напечатать их ответную статью с опровержениями, что и было сделано в выпуске 24 мая 1995 г.
27 сентября 1992 г. Газета “Washington Post” опубликовала еще одну статью адвоката Джеймса Джонстона: “Секреты ЦРУ: закрытые документы показывают, что агентство верило в заговор”. Эта уверенность была особенно сильна в первые дни после убийства. 23 ноября 1963 г. ЦРУ подготовило докладную записку, в которой указывалось, что “есть веские основния думать, что Освальд был вовлечен в заговор с участием иностранных служб” и что “его могут убить до того, как он сможет дать показания”. С точки зрения ЦРУ, поведение Освальда было вполне типичным для подготовленного агента: он жил под вымышленными именами, пользовался абонентными почтовыми ящиками, поддерживал контакты с такими организациями, как “Справедливость по отношению к Кубе”, посещал советское и кубинское посольства. Капитан далласской полиции Фриц, допрашивавший Освальда в день его ареста, уверенно заявлял, что “этого парня хорошо научили, как вести себя на допросах”. Еще 25 ноября 1963 г. ЦРУ выражало уверенность, что СССР и Куба вовлечены в заговор. Но президент Джонсон ясно показал, что он предпочитает выводы ФБР: никакого заговора. 26 ноября заместитель генерального прокурора Николас Катценбах писал помощнику президента: “Нужно прекратить всякие обсуждения мотивов Освальда, необходимо найти твердые опровержения мысли, будто имел место заговор коммунистов”.12
Март 1993 г. Тридцать лет спустя после убийства Кеннеди босс новоорлеанской мафии Карлос Марселло умер в своем доме в возрасте 83-х лет. Журналист Рональд Гольдфарб опубликовал статью “Что знала мафия?”. Среди прочего он пишет:
“Говорят, что у Марселло на стене висел плакат: „Трое могут сохранить тайну, если двое мертвы“. К этому времени умерли многие из подозреваемых в далласских убийствах — Сэм Джанкана, Джон Роселли, Джимми Хоффа, Сантос Трафиканте. И один из их помощников решился заговорить.
Фрэнк Рагано в течение многих лет выступал в роли адвоката для Трафиканте и Хоффы. Летом 1992 г. он дал свое первое интервью Джеку Ньюфельду для газеты „New York Post“. Он заявил, что Хоффа и Трафиканте вступили в заговор с Марселло с целью убийства президента. Когда было объявлено об убийстве, Хоффа пришел в восторг. „Теперь Джимми должен мне и должен по-крупному“, — сказал Карлос Марселло. (Джимми Хоффа руководил могущественным профсоюзом шоферов-дальнобойщиков, против которого администрация Кеннеди вела судебное расследование за рэкет и финансирование гангстеров. — И. Е.) Но Трафиканте, если верить Рагано, был недоволен Марселло за то, что целью убийц стал не Роберт, а Джон. „Карлос все напутал. Нам следовало убрать Бобби, а не Джованни“”.
Другой свидетель, цитируемый Гольдфарбом, заявил, что Марселло еще в сентябре 1962 г. говорил ему, что “Роберта Кеннеди он возьмет на себя, а для убийства Джона Кеннеди найдет какого-нибудь психа, так что нельзя будет отыскать тех, кто за ним стоял”.13
Сентябрь 1993 г. Были обнародованы транскрипты 275-ти телефонных разговоров, которые президент Линдон Джонсон вел в первые два месяца после убийств в Далласе. “Транскрипты показывают, что Джонсон сильно нервничал по поводу того, что в процессе расследования всплывут какие-то улики, указывающие на участие Кубы или Советов в убийстве Кеннеди. <…> Комиссия Уоррена была подобрана им таким образом, чтобы подобные выводы исключались”. Разговаривая с сенатором Ричардом Расселом, Джонсон пытался уговорить его принять участие в работе Комиссии, используя тот же аргумент, что и для убеждения самого Уоррена: “У этого вопроса гораздо больше скрытых осложнений, чем можно увидеть на поверхности. <…> Мы должны не допустить, чтобы при расследовании кто-то начал заявлять, будто Хрущев сделал то-то, а Кастро — то-то, потому что это может втянуть нас в войну, в которой сорок миллионов американцев погибнут за один час”.14
Ноябрь 1993 г. Даже Гавана отметила тридцатилетие со дня убийства документальным фильмом, показанным по кубинскому телевидению. С экрана представитель кубинской контрразведки утверждал, что убийство президента было частью широкого заговора и что в него стреляли два кубинских эмигранта и три гангстера. Были названы имена стрелявших, но документальные подтверждения представлены не были. Одно из имен — Эладио дел Валле, кубинский эмигрант, который позднее был убит в Майами в 1967 г., в тот же день, когда его близкий приятель Дэвид Ферри был найден мертвым в Новом Орлеане. Также в фильме описывались многочисленные покушения на жизнь Фиделя Кастро в начале 1960-х.15
Апрель 1994 г. Национальный архив открыл доступ к большому количеству документов (80 ящиков), относящихся к тройному убийству в Далласе. Но ничего сенсационного в них не оказалось. Содержание большинства из них было уже известно независимым исследователям по показаниям, которые государственные чиновники давали в 1964-м, 1975-м и в 1978—1979 гг. Однако некоторые документы еще раз подтверждали, что администрация Линдона Джонсона делала все возможное, чтобы выставить Освальда убийцей-одиночкой.
Октябрь 1996 г. В маленьком городке в штате Нью-Джерси начал выходить ежеквартальный журнал, посвященный исключительно расследованиям убийства Кеннеди. Его основал и до сих пор продолжает издавать известный независимый исследователь Уолт Браун, автор многих книг, анализирующих различные аспекты далласской трагедии. В январском выпуске 1998 г. он опубликовал свою положительную рецензию на английское издание моей книги, в которой особенно отмечал расследование гибели полицейского Типпита.16
1998 г. Выходит книга Гаса Руссо “Взявшие меч”.17 Главный тезис автора: Освальд убил президента по заданию кубинской контрразведки. Вся кубинская линия расследования примерно совпадает с тем, что читатель найдет в моей книге. Но так как Руссо считает Освальда убийцей, ему приходится повторять все нелепости отчета Комиссии Уоррена: “теория одной пули”, “Руби — эмоциональный мститель” и пр. Доктор Креншоу и его книга даже не упомянуты.
Примечательно, что вполне солидная книга Руссо на столь популярную тему не смогла найти в Америке издателя — он вынужден был издать ее на свои средства (английский перевод моей книги был опубликован Культурным центром кубинских эмигрантов, живущих во Флориде). Одна из причин: книжно-журнальный мир в Америке полностью оказался в руках “шестидесятников”, для которых Кастро был и остается символом смелого противостояния “Военно-промышленному комплексу”.
Один из читателей прислал мне письмо с таким “аргументом”: “Кастро не мог участвовать в убийстве Кеннеди, потому что он человек чести, или, по крайней мере, все, кого я знаю, так говорят (курсив мой. — И. Е.)”. Но и для американца, не сочувствующего кубинскому диктатору, версия, согласно которой “Кастро уничтожил Кеннеди, чтобы защитить себя от убийц, подсылаемых ЦРУ”, выглядит неприемлемой. Поскольку ее смысл сводился к следующему: “Наш любимый президент — красавец, мученик, герой, почти святой — оказался уголовным преступником, нанимавшим убийц для устранения лидера независимой страны, был заочно судим в Гаване, признан виновным и публично расстрелян на площади в Далласе”. Как же можно с этим примириться!
Ноябрь 2003 г. Сороковая годовщина со дня убийства президента была отмечена большим симпозиумом в Питсбурге, на котором устроители попытались свести представителей разных точек зрения. Открытых защитников Комиссии Уоррена там почти не было, если не считать бывшего президента Форда, приславшего свое выступление в магнитофонной записи, и сенатора Арлена Спектора, который упоминался в списке участников, но не был отмечен ни среди выступавших, ни в президиуме. Инициатором и организатором конференции был Сирил Вехт — знаменитый патологоанатом и активный критик Комиссии Уоррена, обронивший историческую фразу о ее отчете: “Эту книгу давно пора во всех библиотеках переставить с полок документальной литературы на полки с романами”. Через какое-то время после симпозиума против Вехта была возбуждена серия судебных дел, которые почти разорили его.
Январь 2006 г. По немецкому телевидению демонстрируется новый документальный фильм хорошо известного режиссера Вилфреда Хьюсмана “Рандеву со смертью”. В нем подробно исследовано участие кубинцев в убийстве президента Кеннеди. В фильме среди прочих персонажей выступает генерал Александр Хейг, который был военным советником Линдона Джонсона, а позднее — государственным секретарем (министром иностранных дел) при Рейгане. Хейг так обрисовал отношение Джонсона к трагедии: “Мы должны сделать все возможное, чтобы в Америке не возникло убеждения, будто это Кастро убил Кеннеди. <…> Иначе произойдет восстание правых, которое на два поколения отстранит Демократическую партию от управления страной”.
Бывший агент ФБР Лоуренс Кинан подтверждает, что страх перед развязыванием Третьей мировой войны играл огромную роль в решениях американского правительства. Он со стыдом сознается, что директор ФБР Эдгар Гувер сразу отправил его в Мехико, чтобы заверить представителей Кубы: серьезного расследования их участия не будет.18
Выступил в фильме и кастровский двойной агент Роландо Кубелла, который для виду соглашался исполнить поручение ЦРУ: подсунуть Кастро отравленную авторучку как раз 22 ноября 1963 г. Сам факт, что он спокойно доживает в Мадриде, а не сгинул в тюрьме, доказывает, что он честно исполнил свою роль лжепредателя: ЦРУ рассчитывало, что он совершит обещанное убийство, и отложило другие попытки. Его выступление почти во всех пунктах подтверждает то, что написано о нем в моей книге.
И еще один важный персонаж фильма — Эленита Гарро, дочка мексиканской журналистки Елены Гарро (жены лауреата Нобелевской премии Октавио Паса, ныне покойной), которая подтвердила, что в сентябре 1963 г. Освальда много раз видели в Мехико с кубинскими дипломатами и мексиканскими коммунистами. Это она вместе с матерью 23 ноября, опознав Освальда на экране телевизора, ворвалась в кубинское посольство и кричала: “Убийцы! Убийцы!” Примечательно, что все защитники теории “отсутствия заговора” если и упоминают имена матери и дочери Гарро, то лишь мелким шрифтом в примечаниях, лицемерно вздыхая: “Интересно, кто и какими средствами заставил этих женщин давать заведомо ложные показания?”
К сожалению, создатели фильма вслед за Гасом Руссо, принимавшим участие в подготовке сценария, исходят из допущения, что президент Кеннеди действительно был убит Освальдом, стрелявшим из окна книжного склада. Это автоматически превращает их в стороннников “теории одной пули” и делает уязвимыми для серьезной критики, ставя под сомнение все ценное, что им удалось собрать.
Человеческие убеждения и пристрастия сильнее любых фактов. Есть много людей, убежденных, что “при Сталине никого зря не сажали”. Что Холокост — это выдумка Голливуда. Что высадка американцев на Луне — это ловкий фото- и киномонтаж. Есть даже секта, члены которой считают, что Земля плоская. Не следует удивляться и тому, что миллионы американцев продолжают верить выводам Комиссии Уоррена.
И все же публикация “монументальных” исследований, пытающихся доказать правильность этих выводов, представляется мне феноменом весьма важным, приоткрывающим и иллюстрирующим некие кардинальные сдвиги в правосознании американцев, произошедшие за последние пятьдесят лет.
Попробуем вглядеться в этот феномен на примере двух толстых томов: “Дело закрыто” Джеральда Познера (1993) и “Восстановление истории” Винсента Буглиози (2007). Оба автора — профессиональные юристы, практиковавшие в американских судах, один — в роли адвоката, другой — в роли прокурора. Начать хотелось бы с небольшого исторического отступления.
Беззащитность свидетеля
В Средневековье ключевой фигурой судопроизводства в большинстве европейских стран был Господь Бог. Это Он решал, кому достанется победа в судебном поединке. Он определял, утонет или спасется брошенная в воду женщина: если утонет — значит, ведьма. Признания под пыткой считались наилучшим доказательством вины. Разве не ясно, что невиновному Господь даст силы выдержать пытку? Ах вы сомневаетесь в этом? Так не пора ли таким же образом узнать, насколько сильна ваша собственная христианская вера?..
После столетия религиозных войн в странах “победившего протестантизма” произошло коренное преобразование судебной практики. Добывание показаний с помощью пыток было запрещено. Появление независимых судов присяжных, в которых простые обыватели могли отстаивать невиновность своих сограждан, защищая их от произвола королей, баронов, богачей и всевластных судей, до сих пор представляется нам апофеозом законности. Защита свидетелей и присяжных от давления сильных и власть имущих стала предметом постоянных усилий юристов в англоязычном мире, утвердилась в форме принципов и обычаев, вызывавших уважение и зависть иностранцев, чутких к идее справедливости.
Однако все переменилось с появлением организованной преступности. Бастионы правосудия, возведенные на линии обороны от верховной власти, оказалось очень сложно перестроить так, чтобы отбить удар с тыла. Аль Капоне, заливавший кровью улицы Чикаго в 1920-е, мог убрать любого свидетеля, запугать любого присяжного — и многие годы оставался недостижим для американского правосудия (его удалось посадить в тюрьму не по уголовному, а только по гражданскому иску, за неуплату налогов). Босс нью-йоркской мафии 1980-х Джон Готти получил прозвище “Тефлоновый”, потому что все суды над ним проваливались из-за отсутствия тех, кто был бы согласен дать обвинительные показания, — любой житель Нью-Йорка слишком хорошо знал, какая расплата ждет лично его или его родственников, если он на это решится. Осудить Готти удалось лишь тогда, когда его подручный Сэм Гравано согласился выступить свидетелем обвинения в обмен на несколько миллионов долларов (для начала новой жизни под вымышленным именем — в рамках так называемой “программы защиты свидетелей”) и прощение девятнадцати (!) совершенных им убийств.
Понятно, что в глазах всякого здравомыслящего человека американское правосудие превращалось в фарс. Европейские страны гораздо быстрее отреагировали на изменившуюся обстановку — одна за другой они либо отказывались от судов присяжных, либо сокращали их применение. Культ свидетельских показаний, который зачастую ставил рядового человека на судебном заседании лицом к лицу с матерым преступником, имеющим десятки сообщников на воле, был ослаблен, судьям было разрешено принимать письменные показания и не оглашать имена тех, кто их дал. Американские же юристы делали вид, что никаких перемен не произошло. По данным 1988 г., в Америке было проведено 120 тысяч судов присяжных, а во всем остальном мире — только 15 тысяч.19 Это, конечно, объясняет, каким образом могут зарабатывать на жизнь 700 тысяч американских адвокатов (около 80% от числа адвокатов в мире), но не дает надежд на то, что американская юстиция пойдет на реформы — чреватые для нее слишком серьезными финансовыми потерями.
Чтобы оказать эффективное давление на свидетеля, вовсе не обязательно быть уголовником. Каждый человек в своей повседневной борьбе за существование и престиж уязвим для скрытых и явных угроз, шантажа, раскрытия тайн личной жизни и т. п. Свидетель должен обладать очень сильным характером, чтобы выдержать перекрестный допрос на открытом судебном заседании. Но там, в обстановке противоборства адвоката и прокурора, хотя бы иногда бывает слышен возглас: “Мой уважаемый коллега пытается давить на свидетеля!”, — за которым последует предупреждение от судьи. А что делать свидетелю, оставшемуся наедине с адвокатом, превратившимся то ли в следователя, то ли в прокурора, и — если ему не нравятся ответы — вдруг многозначительно спрашивающим: “Кажется, на днях должен решаться вопрос о продлении вашего трудового контракта?..” Но именно так и вела свое расследование Комиссия Уоррена.
Кстати, среди главных свидетелей Комиссии фигурировала вдова обвиняемого Марина Пруссакова-Освальд. В первые недели после тройного убийства в Далласе она была изолирована от остального мира и отвечала на вопросы агентов ФБР. Напомним, что эта женщина росла в стране, где миллионы жен “врагов народа” были отправлены в лагеря с формулировкой: “знала и не донесла”. Еще не получив американского гражданства, без прав, без языка, с двумя малолетними детьми, Марина Освальд должна была думать только о том, как спасти себя и детей от тюрьмы или депортации. Посмела бы она давать ответы, которые не нравились властям, или отказаться отвечать на какие-то вопросы? Ее показания присутствуют в отчетах ФБР и Комиссии Уоррена в огромном объеме.
Идол лояльности
За последние десятилетия лояльность прокралась на роль главной добродетели в американском обществе. Она стала выше честности, выше сострадания, выше доброты, выше объективности. Самое страшное клеймо — если вас объявят нелояльным. К фирме, к клану, к партии, к профессии. Вы попадаете в невидимый черный список, и все дороги для вас оказываются закрыты.
Само сокрытие правды об убийстве президента Кеннеди началось во имя этого нового идола. У меня нет сомнений, что и президент Джонсон, и Роберт Кеннеди, и директор ЦРУ Джон Маккон в первый же день поняли, кто нанес удар. Поняли, что это отчаянный акт самозащиты со стороны Кастро, который уже перехватил нескольких убийц, подосланных ЦРУ. В случае объективного расследования участие кубинцев стало бы очевидным. Поэтому президент Джонсон решил любой ценой навязать версию “убийцы-одиночки” — из лояльности к своей партии. Он воззвал к патриотизму судьи Уоррена, и тот согласился взять на себя эту задачу — из лояльности к своей стране. Ошеломленный и раздавленный Роберт Кеннеди решил молчать — из лояльности к памяти брата и к своему семейству. Эдгар Гувер упорно отметал все указания на заговор — из лояльности к своей якобы всеведающей организации.
Нижние эшелоны исполнителей о покушениях на Кастро ничего не знали, но дух лояльности безотказно служил для них компасом правильного поведения. Члены Комиссии быстро поняли, какая мера лояльности от них требуется. Упрямцев же всячески оттирали, отстраняли. Следователей Гриффина и Хуберта, которые вскрыли связи Руби с мафией и кубинцами, даже не допустили на допрос Руби, проведенный в Далласе в июне 1964 г.20 Из лояльности к чести мундира ни один из полицейских не сознался, что видел их общего дружка Джека Руби в помещении полицейского управления 22, 23 и, главное, 24 ноября (проморгали убийцу!). Сведения о том, что он там появлялся, поступили только от журналистов и случайных посетителей, но их показания были объявлены недостоверными, а фотографии, запечатлевшие Руби в полицейском управлении, не были включены в материалы следствия.
В день убийства президента врачи и медсестры Паркландской больницы, давая интервью журналистам, единодушно заявили, что раны в горле и в голове были нанесены спереди. Только 18 декабря 1963 г. появились сообщения, что агенты Секретной службы провели беседу с врачами и сообщили им официальные результаты вскрытия, после чего несколько врачей согласились считать рану в горле выходной. Но можно ли было требовать от них, чтобы они настаивали на своем первом впечатлении? Раненый президент был у них на руках всего двадцать пять минут. И когда впоследствии расследование “обнаружило”, что стрелявший находился позади лимузина, не означало бы их упорство признанием собственной некомпетентности? И не было бы оно также проявлением нелояльности к своим коллегам?
Теперь посмотрим, в каком положении оказалась американская пресса. В течение десяти месяцев главные сведения о самом сенсационном убийстве она могла получать только из рук Комиссии Уоррена и ФБР. Тем, кто позволял себе сомневаться, информацию просто переставали выдавать. В подобной ситуации скептический подход оказывался проявлением нелояльности журналиста к своей газете или радиостанции. Может быть, позже такие столпы тележурналистики, как Дэвид Кронкайт или Дэн Разер, и задумывались о правильности выводов Комиссии, которые они так долго и рьяно поддерживали своим авторитетом. Но выразить подобные мысли вслух?.. Как можно! Ведь это будет нелояльно по отношению к своей телекомпании.
В своей книге я пытался показать, что в далласской трагедии переплелись два заговора. Один — направленный на уничтожение Кеннеди, осуществленный мафией в союзе с Кастро и на его деньги. Другой — направленный на сокрытие информации об убийстве, ибо ее поиски могли приоткрыть всему миру, что американское правительство способно подсылать убийц к лидерам других государств. Но сейчас я вижу, что, строго говоря, второй заговор и заговором-то назвать нельзя. Это было просто сплетение многих лояльностей, которое заставляло разных людей дружно трудиться над искажением правды. Лояльными к правде оказались только рядовые американцы, взявшие на себя роль независимых исследователей, снова и снова будораживших общественное мнение.
Комиссия Уоррена
как санкционированное беззаконие
По американским законам расследование преступления и суд над обвиняемым должны происходить там, где было совершено преступление. Прозектор далласской больницы Эрл Роуз готовился произвести вскрытие, когда агенты Секретной службы ворвались в палату и, не обращая внимания на решительные протесты, забрали труп Кеннеди и увезли его с собой в Вашингтон.21
Таким образом, нормальное расследование было прервано в самом начале. Прокуратура и полиция штата Техас были отстранены от участия в следствии и в поиске виновных. Вместо них действовать было поручено команде из двух десятков молодых юристов под надзором комитета из семи профессиональных политиков и администраторов, выполнявших четкие инструкции нового президента Линдона Джонсона.
Нужно помнить, что вся система американского судопроизводства построена на соперничестве двух сторон: обвинения и защиты. Как два боксера на ринге, прокурор и адвокат должны подчиняться определенным правилам, за соблюдением которых следят судьи. Цель одна — победа. Истина не только не важна, но часто воспринимается как враг, подлежащий уничтожению или по меньшей мере “обезвреживанию”. Соответственно, и вся профессиональная подготовка нацелена не столько на отыскание истины, сколько на опровержение аргументов противника, на дискредитацию выставляемых им свидетелей, на затушевывание одних фактов и раздувание других. Невозможно представить, чтобы адвокат или прокурор в американском суде вдруг объявил: “Мой оппонент меня убедил, я признаю, что неправ”. Это было бы знаком профессиональной непригодности, грозящим утратой престижа, а возможно, и дисквалификацией. Разве что в трагикомическом финале фильма “Правосудие для всех” адвокат, которого играет Аль Пачино, кричит: “Да, леди и джентльмены, мой подзащитный — насильник и негодяй, делайте с ним что хотите!”
Теперь попробуем себе представить, как поведет себя адвокат/прокурор, которому предложили продемонстрировать свое умение доказывать недоказуемое в отсутствие противника. Он уподобляется боксеру, которого выпустили с ринга в зрительный зал, разрешив добывать победу за победой, сокрушая челюсти, носы и черепа без всякой оглядки на судей и правила, в свое полное удовольствие. Именно в таком положении оказались двадцать следователей Комиссии Уоррена. Их “клиентом” была сделана версия “Освальд — убийца-одиночка”, и для защиты интересов этого клиента разрешались любые приемы, любое насилие над здравым смыслом. Здравому смыслу защитника назначено не было.
Впервые в истории американского судопроизводства приговор был вынесен не в результате состязания двух сторон, а путем выпуска книги. Юристы работали с азартом и, видимо, надеялись, что методы, применявшиеся ими при опросе свидетелей, не привлекут особого внимания. Но когда Конгресс распорядился опубликовать 28 томов подготовительных материалов, читающая публика смогла увидеть, как далеко может зайти американский адвокат, оставленный без надзора, в манипулировании показаниями, в запугивании, шельмовании и шантаже.
Тем не менее пример оказался заразительным. Каждый тщеславный юрист увидел, что и у него есть возможность принять участие в сенсационном — и гарантированно выигрышном — процессе, если провести его самому и опубликовать солидный том. Даже многие книги, критиковавшие отчет Комиссии, написаны именно так: “Моя версия — мой клиент, и для него я с легкостью пойду на любую подтасовку” (например, таковы книги Джима Гаррисона, Джорджа Эвика, Давида Лифтона, Энтони Саммерса, Питера Дэйл-Скотта и др.). Но особенно яркий пример — книги, отстаивающие правильность Отчета. Их стоит проанализировать именно с этой точки зрения.
Гроссмейстеры неправды
“Адвокат и никогда не может действовать по совести, не может не играть своею совестью, если б даже и хотел не играть, это уже такой обреченный на бессовестность человек”, — рассуждал Ф. М. Достоевский в своем “Дневнике писателя”.22 Искусство говорения неправды, как и всякое искусство, может увлечь человека бескорыстно, может наполнить его гордостью за свои свершения, может также принести ему одобрение со стороны власти и нешуточные вознаграждения. Создатели официальной версии гибели президента Кеннеди прямо-таки состязались в изобретении новых и новых приемов, которые, тем не менее, в целом можно разбить на три основные группы: а) отсев и дискредитация свидетелей; б) манипуляции с вещественными уликами; в) изматывание пустословием.
Для упрощения будем считать автором Отчета Арлена Спектора. Это его дерзкое упрямство вернуло Комиссии решимость продолжать работу даже после того, как ей была передана копия кинопленки Запрудера, запечатлевшей движение президентского лимузина в момент убийства и исключавшей теорию стрелка-одиночки. Джеральд Познер и Винсент Буглиози десятилетия спустя пошли по стопам Спектора, поставив перед собой задачу отбросить (исказить, дискредитировать) все новые свидетельства.
Отсев и дискредитация свидетелей
Когда я впервые прочитал Отчет Комиссии Уоррена, я поразился тому, как много страниц в нем посвящено отбрасыванию показаний десятков простых и разумных очевидцев событий, не имевших никакой корысти врать, ни в чем не противоречивших себе, не понимавших, почему их слова вызывают такое раздражение у следователей-адвокатов. Наоборот, очень часто свидетели, путавшиеся и на последующих допросах не помнившие, что они говорили на предыдущих, объявлялись заслуживающими доверия.
Познер и Буглиози учли эту стратегическую промашку и переместили шельмование свидетелей главным образом в примечания — и у того и у другого объем примечаний равен одной трети книги. Но все же некоторым зловредным упрямцам уделено внимание и в основном тексте. Оба автора, например, сочли своим долгом окончательно добить помощника шерифа Роджера Крэйга. Это тот Крэйг, который через пятнадцать минут после выстрелов увидел человека, бежавшего по траве со стороны книжного склада и севшего в остановившийся на улице Эльм светло-зеленый пикап, за рулем которого сидел негр или темнокожий латиноамериканец. Это подтвердили еще два человека. Несколько часов спустя, увидев Освальда в кабинете капитана Фрица, Крэйг уверенно заявил, что это тот самый человек, который был подобран автомобилем в 1.15 на площади Дэйли-плаза. Опытный полицейский стоял на своем, несмотря на давление, которое на него оказывали. Упрямец опровергал придуманный маршрут бегства Освальда от места стрельбы — на автобусе и в такси. Да еще и добавлял фигуру сообщника. Что было с ним делать?
Когда Крэйгу год спустя показали 6-й том приложений к Отчету, он обнаружил в протоколе своего допроса четырнадцать искажений, внесенных туда следователем Белиным. Познер уделяет Крэйгу всего полстраницы, заявляя, что капитан Фриц назвал его лжецом. Щедрый Буглиози разбирает эпизод на целых шести страницах и уверяет нас, что Крэйг видел на площади другого человека, но сказал, что это был Освальд, чтобы привлечь к себе внимание. Почему? А потому что “мы-то знаем, что в это время Освальд уже ехал в автобусе!”. А главное, показания Крэйга были использованы явным фальсификатором, прокурором Гаррисоном, поэтому их можно смело отбросить. (По такой же логике защитники Сталина на Западе утверждали в 1950-е: трупы расстрелянных польских офицеров, найденные в Катыни, были использованы гитлеровской пропагандой — значит, Сталин в этом преступлении неповинен.)
Или две кубинские эмигрантки, жившие в Далласе, сестры Одио. Вот эти задали хлопот Комиссии! Если два неизвестных латиноамериканца действительно приводили к ним Освальда (или его двойника?) в конце сентября 1963 г. и уверяли Сильвию Одио, что этот парень готов убить хоть президента Кеннеди, хоть Фиделя Кастро, как же тут отбросить идею заговора? Познер расправляется с неугодными свидетельницами на шести страницах, Буглиози — на пятнадцати (плюс множество примечаний). Главный упор: небезупречная репутация, а кроме того, визиты к психиатру и т. д. — разве можно верить таким дамам?
В общем, хотя количество свидетелей, подлежащих дискредитации, за тридцать лет, прошедших со дня убийства, выросло в два-три раза, неутомимые защитники Комиссии Уоррена, засучив рукава, идут от одного к другому с ведрами дегтя и щедро разбрызгивают его направо и налево. Доктор Креншоу? Тщеславный психопат, неясно даже, был ли он в операционной, где пытались спасти президента. Елена Гарро? Известная истеричка. Зато кубинским дипломатам, опровергающим ее показания, можно и нужно верить.
Также нужно верить всем агентам ФБР (несмотря на то, что их босс отдал приказ: “Освальд — одиночка”), всем далласским полицейским (несмотря на то, что им — проморгавшим и Освальда и Руби — приходится спасать честь мундира), всем агентам Секретной службы (несмотря на то, что президент Джонсон запретил им и заикаться о возможности заговора) и, наконец, всем родственникам и знакомым Джека Руби, отказавшимся от своих первоначальных — “ошибочных” — заявлений, что они видели его вместе с Освальдом (несмотря на то, что, если они будут стоять на своем, им грозит смерть).
Во времена Средневековья не считалось, что агония боли под пыткой может исказить показания обвиняемого. В наши времена американские юристы взяли за правило не обращать внимания на агонию страха. Шесть раз Джек Руби взывает к членам Комиссии: “Джентльмены, я готов говорить, если вы увезете меня в Вашингтон! Здесь моя жизнь в опасности!” И шесть раз судья Уоррен отказывает ему, отвечая, что они уже опросили сотни людей в Далласе “и все прошло нормально”.23 Если так ведет себя председатель Верховного суда, чего же ждать от рядовых судей?
Манипуляции с вещественными уликами
Нет нужды снова и снова перечислять все, что проделывали следователи Комиссии Уоррена с гильзами, пулями, фотоснимками и кинопленками, фигурировавшими в расследовании тройного убийства в Далласе. Казалось бы, любой человек, продолжающий в наши дни отстаивать версию “одной пули”, должен быть помещен в палату для больных, подверженных галлюцинациям. Ничего подобного! С гордостью и увлечением Познер, Гас Руссо и Буглиози повторяют ухищрения изворотливого Арлена Спектора.
Нет, анализ частичек металла по краям отверстий в галстуке и пиджаке президента был проведен неправильно!
Нет, 70% свидетелей на Дэйли-плаза, заявивших, что стреляли с Травяного холма, ничего не смыслят в баллистике!
Нет, упрямый губернатор Коннэли ошибается, когда твердит, что сначала пуля поразила президента, а потом прозвучал второй выстрел, ранивший его!
Ну а что тогда делать с кадрами 225—233 на пленке Запрудера, где мы ясно видим, что президент уже ранен, а правая рука губернатора Коннэли — которая, по теории “одной пули”, должна быть раздробленной — твердо держит шляпу? Мы просто не будем включать эти кадры в наши книги и понадеемся на то, что сегодня лишь немногие помнят об их существовании.
В 1986 г. лондонское телевидение предложило Буглиози выступить в роли прокурора в задуманном телевизионном суде над покойным Освальдом. Увлекшись этим предложением, он погрузился в исследовние материалов Комиссии Уоррена и вышедших к тому времени книг об убийстве. Естественно, прежде всего его интересовали вещественные улики и показания, подтверждавшие участие Освальда в стрельбе на Дэйли-плаза. Их набиралось вполне достаточно, и присяжные на телевизионном суде признали Освальда виновным. Гордый этой легкой победой, Буглиози начал свою двадцатилетнюю кампанию, направленную на доказательство того, что и все остальные выводы Комиссии Уоррена были верны.
Что двигало им? Искренняя убежденность? Тщеславие? “Я сделаю то, что всем казалось непосильным и невозможным!”?
В предисловии к своей книге он сознается, что в 1960-е годы Кеннеди был его кумиром. В какой-то мере гигантский труд Буглиози направлен на обеление имени убитого. Цитируя президента Джонсона, сказавшего, что Кастро просто опередил Кеннеди, автор заявляет, что это остается лишь мнением Джонсона и не подтверждено никакими фактами.24 “Как мог Кастро заставить пойманных им гангстеров вернуться в Америку и осуществить столь опасное дело!” — восклицает прокурор. Как всегда, он выбирает из всех возможных версий самую нелепую, без труда разбивает ее и оставляет в тени простое и логичное объяснение: никого Кастро не посылал, а просто нанял американских киллеров и заплатил им нормальную цену.
Буглиози рассказывает, как выступал перед собранием, состоявшим из шести сотен адвокатов, и попросил поднять руку тех, кто верит в наличие заговора в убийстве Кеннеди. Поднявших руку, по его оценке, было примерно 90%. Тогда он спросил: а кто своими глазами прочел отчет Комиссии Уоррена? И поднялось всего несколько рук. Вот, мол, насколько необоснованны мнения критиков Отчета.25
Он мог бы с таким же успехом спросить: “Кто из вас считает, что признания в шпионаже на московских процессах 1937 года были выбиты пытками?”, —а затем, увидев лес поднятых рук, “пристыдить” аудиторию: “А кто из вас своими глазами прочел протоколы этих процессов?” Человеку нет нужды прочитывать книгу от начала до конца, если он с первых же страниц натыкается на передергивания, подтасовки и нелепости. Зато если критерий “прочти, а потом и говори” будет признан обязательным, Буглиози получит возможность побить любого оппонента своим многокилограммовым созданием: одолеть все 3000 страниц не по силам ни одному нормальному читателю.
Изматывание пустословием
В голливудском фильме “Коллективный иск” знаменитый актер Джин Хэкман играет адвоката, который взялся вести иск, предъявленный крупной автомобильной корпорации группой людей, пострадавших в авариях, вызванных ошибками конструкторов, которые корпорация в свое время обнаружила, но скрыла. Он требует, чтобы ему представили такие-то и такие-то документы из проектных архивов. Противная сторона по приказу судьи вынуждена подчиниться, но доставляет истцам не папку с бумагами, не портфель, даже не чемодан и не сейф, а грузовик, заполненный ящиками с самыми разными бумагами. Ищите!
К такого же рода уловкам многократно прибегают Арлен Спектор, Джеральд Познер и особенно — Винсент Буглиози.
Слово “filibuster” в английском языке, помимо своего первого значения — “флибустьер”, “пират”, используется еще и для определения одного из приемов парламентской борьбы. Член законодательного собрания начинает заведомо бесконечную речь, чтобы отсрочить принятие нежелательного для него решения, поскольку по правилам выступающего законодателя обрывать не полагается. В борьбе политических группировок меньшинство иногда может только пригрозить большинству филибастером — например, накануне парламентских каникул — и добиться значительных уступок.
Труд Винсента Буглиози можно сегодня объявить Филибастером Номер Один. По объему он превосходит Библию и полное собрание сочинений Шекспира. Чего только не свалено в эту бездонную шахту ради демонстрации осведомленности автора! Тут и подробное описание детства и юности Марины Освальд, и многостраничные опровержения давно опровергнутых книг, и страницы из “дневника” Освальда — давно разоблаченной фальшивки, и цитаты из книги писателя Нормана Мейлера, который верил всему, что плели ему минские кагэбэшники, и отрывки из радиопереговоров далласской полиции
22 ноября — без указания, какой из трех многократно подчищавшихся вариантов пришелся кстати в данный момент.
Но главное — примечания! Звездочками в тексте отмечены примечания, помещенные внизу страницы — мельчайшим шрифтом. Цифровые сноски отсылают к указаниям источников, которые помещены на диске, вставленном в жесткую обложку книги. Но там же, на диске, есть еще девятьсот страниц примечаний, к которым нет никакой отсылки. Напороться на них можно только в том случае, если вы отыскали в именном указателе нужную вам фамилию и увидели, что номера страниц напечатаны не прямым шрифтом, а курсивом. Многие ключевые свидетели, опровергающие выводы Комиссии Уоррена, сметены именно туда. Плюс под этими главными примечаниями рассыпано множество примечаний к примечаниям — опять же мельчайшим шрифтом. Не испугался, читатель? Лучше отступи перед таким напором эрудиции и признай великую мудрость и правоту пишущего.
В сущности, нам — выросшим в советской России — приходилось иметь дело с этим приемом всю нашу жизнь. Вся советская пропаганда в газетах, журналах, радио- и телепередачах представляла собой нескончаемый филибастер, сквозь который не могло прорваться ни одно слово опровержения или возражения. Таким же образом и все “враги” сваливались в одну кучу: если эмигрант — то пособник фашистов, если предприниматель — то эксплуататор, если не марксист — то лжеученый.
Все-таки постепенно усталость начинает брать свое, и Буглиози, уже не споря с инакомыслящими, ограничивается ироничными восклицаниями: “Вы это серьезно?!”, “Неужели!”, “Да кто же этому поверит!”. На странице 1185, утверждая, что мафия не могла быть вовлечена в заговор, он заявляет: “Если не считать безумцев вроде Освальда, ни один человек или группа людей в Америке не могла бы помыслить о покушении на жизнь президента. Такое положение длится уже более столетия, и так будет продолжаться, если сохранится наша культура и демократическая форма правления. Президент — фигура неприкосновенная. <…> Поэтому идею заговора я отметаю с порога”.
Помилуйте, мистер Буглиози, а не хотите ли для начала вспомнить четверых повешенных в 1865 г. (среди них одна женщина) за “заговор на жизнь президента Линкольна”? А обиженного просителя, в 1881 г. застрелившего президента Гарфилда? А убийство президента МакКинли анархистом в 1901-м? Если же считать эти примеры несущественными ввиду вашей оговорки о “положении”, длящемся “более столетия”, то позднее стреляли и в Рузвельта (1932 г.), и в Форда (1975 г., дважды), и в Рейгана (1981 г.), не говоря уже о кандидатах в президенты вроде Роберта Кеннеди и Джорджа Уоллеса. Но в том-то и суть, что, стряпая дело в форме книги, вы защищены от подобных вопросов и можете без помех шествовать к гарантированно “победному” исходу.
Суд присяжных и племенная вражда
12 июня 1994 г. бывшая жена актера и футболиста Симпсона Николь Браун Симпсон и ее сожитель Рональд Голдман были найдены зарезанными во дворе дома, где они снимали квартиру. 17 июня главный подозреваемый Симпсон проезжает по улицам Лос-Анджелеса в белом автомобиле, держа заряженный пистолет у подбородка и грозя полицейским покончить с собой, если они попытаются его арестовать. Полицейские машины, а также вертолеты и фургоны с тележурналистами медленно следуют позади, вся страна упивается этим спектаклем. Зрители с тротуаров подбадривают Симпсона приветственными криками.
22 июля ему предъявлены обвинения, он категорически отрицает свою вину. 3 ноября заканчивается отбор присяжных. Так как в этом деле черный обвиняется в убийстве двух белых, суд, боясь упреков в расизме и повторения уличных бунтов, бушевавших в городе за два года до этого, когда были оправданы полицейские, избившие черного бандита Родни Кинга, набирает коллегию из восьми черных, одного белого, одного латиноамериканца и двух человек смешанной расы. Восемь женщин, четверо мужчин.
По правилам американского судопроизводства этих людей нужно полностью изолировать. Их запирают в гостинице, где им запрещено пользоваться телевизором и телефоном, читать газеты, обсуждать процесс. Ничто постороннее не должно повлиять на их решение — только то, что они услышат в зале суда! В погоне за иллюзорной объективностью американский суд гарантированно отбирает на роль присяжных самых отсталых и темных — ведь только такие ничего заранее не знают о деле, волнующем всю страну уже полгода. Кроме того, кто может позволить себе отдать год жизни судебному разбирательству? Как правило, люди, не имеющие постоянной работы и не обремененные семейными обязанностями.
С точки зрения белых американцев, следивших за процессом, обвинение доказало вину Симпсона без всяких сомнений. Следы крови на руле его автомобиля и в доме, окровавленная перчатка в его дворе, результаты анализа найденных волос на ДНК — чего же больше? Но 2 октября 1995 г. присяжные, посовещавшись всего лишь четыре часа, вынесли приговор: невиновен. Адвокаты обвиняемого бросились обнимать его и друг друга. Телекамеры показали ликование черных учеников в школах — оно было сравнимо только с ликованием на улицах палестинских городов после очередного успешного теракта в Израиле. Вскоре двое детей Симпсонов (10-ти и 13-ти лет) были отданы отцу, избивавшему, а потом и зарезавшему их мать.
“Что же произошло? — ломали голову юристы и журналисты. — В чем была ошибка обвинения? Плохо подготовлены материалы следствия? Нерешительно вел себя судья? Утратил доверие детектив Марк Фурман, нашедший окровавленную перчатку?” Неутомимый Буглиози даже разразился целой книгой: “Надругательство. Пять причин, из-за которых Симпсон увернулся от наказания за убийство”.26 На самом деле причина была всего лишь одна — та, которую Буглиози упорно отказывается видеть. Ее без затей назвала черная присяжная, отвечая на вопрос журналистки, что заставило их так быстро объявить Симпсона невиновным. “Да если бы мы объявили его виновным, никто из нас не смог бы вернуться в свои дома, к своим семьям!”
Подавляющее большинство черных и латиноамериканцев в Америке до сих пор пребывают во власти не государственной, а племенной ментальности. “Мы — против них! Наши — против ваших!” Идеи какой-то общечеловеческой гуманности и абстрактной справедливости им известны, они умело оперируют ими в речах и в газетной демагогии, но когда доходит до конфликта, на первом месте все то же: наш или не наш? Вслух говорить об этом нельзя (неполиткорректно), и судопроизводство вынуждено всячески изворачиваться, чтобы хоть как-то покарать убийц, оправданных присяжными-соплеменниками.
Среди прочих методов недавно стал популярным такой: проиграв уголовный иск, прокуратура возбуждает против убийцы гражданский иск со стороны родственников погибших, обвиняя его во “wrongful death” — неправомерной, несправедливой смерти (интересно, существует ли “правомерная смерть” — “rightful death”?). По этому иску Симпсон был признан виновным в убийстве (девять из двенадцати присяжных — белые) и на все его имущество и доходы наложен арест в пользу детей убитой. Тем не менее жизнь Симпсона продолжается, он написал книгу под названием “Если бы я это сделал”27, деньги откуда-то текут к нему, а недавно он был снова арестован за попытку вооруженного нападения с двумя сообщниками на человека, который якобы присвоил какие-то сувениры из его, Симпсона, спортивной коллекции.
Может ли Америка последовать примеру Европы и уменьшить роль суда присяжных? Вряд ли. Представим себе кандидата в президенты, который призвал бы к отмене или ограничению этой практики. Представим, что он изложил бы все исторические и логические аргументы, указал бы на то, что отбор присяжных недопустимо затягивает судопроизводство, что в присяжные заведомо попадают только люди старые, отсталые, неосведомленные, что присяжные подвержены давлению со стороны преступного мира, что племенная ментальность живущих в США мусульман, католиков, негров, китайцев, индусов делает вынесение справедливых приговоров таким же невозможным, каким оно всегда было, например, в Сицилии или оказалось сегодня в Ираке, Чечне, Дагестане, Ингушетии, в китайских кварталах американских городов. Против такого кандидата восстали бы не только все юристы страны, которые получают огромные деньги именно за судебную волокиту, не только все полицейские и тюремщики, которым подобные реформы грозили бы безработицей, но и миллионы простых людей, которым приверженность почтенным юридическим традициям дает сладкую иллюзию разрешимости социальных бед чисто законодательными мерами, не требующими повседневного и — порой — жертвенного нравственного соучастия. Как сказал один законопоклонник из российских диссидентов: “Если у нас все будет по закону, мне и совесть не нужна”. Печальная и глубоко ошибочная уверенность.
Казнить нельзя помиловать
Смысл этой известной фразы-примера легко изменить на противоположный, поставив запятую после первого или после второго слова. Гигантская машина американской юстиции уехала так далеко от своих исходных принципов, что игра с простым смыслом слов и фраз стала главным занятием юристов на всех уровнях — от рядового адвоката до члена Верховного суда. Понятия “совесть”, “правда”, “справедливость” сделались анахронизмом, свидетельством профессиональной непригодности.
Василий Розанов внес в свои “Опавшие листья” такую запись: “Цивилизации гибнут от извращения основных добродетелей, на которых все тесто взошло. <…> В Греции это был ум, в Риме — воля, „господствую“. <…> Европейская цивилизация гибнет от сострадательности”.28 Продолжая этот ряд, можно предсказать, что американской цивилизации грозит гибель от идолизации Закона.
Буквально на днях в новостях мелькнуло сообщение о том, что передовая держава мира, Америка, поставила рекорд еще в одной сфере: вышла на первое место по числу заключенных в своих тюрьмах. В подавляющем большинстве люди сидят за воровство и жульничество всякого рода, за употребление или торговлю наркотиками, за содержание несанкционированных государством игорных заведений, за продажу и покупку сексуальных услуг и пр. Введено также “правило трех нарушений”: если ты задержан за продажу наркотиков в третий раз, судья автоматически осудит тебя чуть ли не на пожизненное заключение. С другой стороны, время от времени сердобольные судьи объявляют, что переполненность такой-то тюрьмы превысила нормы гуманности, и отдают приказ выпустить значительную часть заключенных. Вместе с курильщиками марихуаны выпускают и настоящих убийц, которые возвращаются к своему любимому занятию. Но вера рядового американца в то, что законом можно исправить любое общественное зло, исцелить любую социальную болезнь, по-прежнему непоколебима.
Роль президента в американской истории гораздо заметней, чем роль председателя Верховного суда. Между тем Верховные судьи порой оставляют куда более глубокий след, вносят более серьезные и необратимые изменения. Президент Эйзенхауэр был 34-м президентом США, а назначенный им Эрл Уоррен — только 14-м Верховным судьей. И за шестнадцать лет своего пребывания в этой должности он постепенно и непоправимо транформировал всю систему американского правосудия.
Еще находясь на посту губернатора Калифорнии, Уоррен в 1942 г. принимал активное участие в интернировании 120-ти тысяч японцев, две трети из которых были американскими гражданами. Конечно, это не было проделано с такой жесткостью, как, например, высылка татар из Крыма или чеченцев с Кавказа, но для США эта акция не имела прецедентов. 120 тысяч человек были выселены из своих домов, лишены имущества и брошены в заключение на неопределенное время. И далее, в проводимых им судебных реформах, судья Уоррен многократно отдавал предпочтение достижению прагматических целей ценой попрания принципов справедливости и уважения к правам других людей.
Его участие в работе Комиссии, расследовавшей убийство президента Кеннеди, — еще один яркий пример того же подхода. Такие же силовые методы он применял и при проведении десегрегации. Под прикрытием громких фраз о защите черных осуществлялось необоснованное ограничение полномочий штатов федеральным правительством, вторжение в те сферы, которые традиционно считались прерогативой местных властей. Насильственная десегрегация, насильственная транспортировка школьников на автобусах в дальние районы ради искусственного — и невыполнимого — перемешивания рас были еще одной демонстрацией веры в универсальность законодательного топора. И принятое под руководством Уоррена “правило Миранды” (обязывающее полицейских при аресте извещать подозреваемого о его правах) тоже обернулось не чем иным, как расширением свобод для преступного мира, открыло дополнительные возможности ускользнуть от правосудия.
В президенте Линдоне Джонсоне Уоррен обрел надежного союзника и единомышленника. В студенческие годы сокурсники дали Джонсону прозвище Bull — но не от слова “бык”, а от слова bullshit — “коровье дерьмо, вранье”.29 Врал он всегда легко, уверенно, за грех не считал. Хотя был убежден, что “делает как лучше”. Это при нем Вьетнамская война окуталась таким облаком лжи, что в конце концов молодежь 1960-х, которой надо было платить за авантюры президента своими жизнями, подняла настоящее восстание. Это при нем финансирование американской медицины было обманным путем выведено из-под рыночных и законодательных механизмов контроля и отдано на грабеж страховым компаниям.30 Наконец, это он санкционировал закрытие документов, связанных с убийством Роберта Кеннеди, на семьдесят пять лет, опасаясь честного расследования.
Наука история есть анатомирование некогда живого тела по имени Политика. Возможно, в глазах историков будущего Линдон Джонсон, Эрл Уоррен, Эдгар Гувер сделаются теми знаковыми фигурами, которые пометят возникновение неких социально-моральных опухолей, предопределивших начало заката американской республики, постепенного превращения ее в империю — наподобие того, как в истории Древнего Рима такими фигурами стали Сулла, Катилина, Красс. Нам, замкнутым в сегодняшней политике, такие дальние построения и обобщения недоступны. Мы только с глубокой печалью отмечаем, как выше и выше поднимается уровень допустимой, приемлемой, безнаказанной неправды во всех сферах американской жизни. И, поскольку саркома обмана уже проникла в самые важные органы — в сферу законодательства и правосудия, печаль эта превращается в гложущую тоску, неизбывную тревогу о судьбе наших детей и внуков.
1 Final Report of House Select Committee on Assassinations. Washington, 1979, pp. 3, 180 (далее HSCA).
2 Bugliosi, Vincent. Reclaiming History. New York, 2007.
3 HSCA, op. cit., vol. 9, pp. 1115—1116.
4 Andrei Moscovit. Did Castro Kill Kennedy? Miami, 1996; Igor Efimov. Comment Castro a tu
Kennedy. Monaco, 2006.
5 People, February 29, 1988.
6 American Expose: Who Murdered JFK? Aired on November 2, 1988.
7 Andrei Moscovit, op. cit., p. 165.
8 Califano, Joseph. The Triumph And Tragedy of Lyndon Johnson. New York, 1991, p. 295.
9 Ibid., p. 298.
10 Crenshaw, Charles. JFK: Conspiracy of Silence. New York, 1992.
11 Journal of American Medical Association, May 27, 1992.
12 Washington Post, September 27, 1992.
13 Washington Post, March 14, 1993.
14 Conservative Chronicles, October, 1993.
15 The Washington Times, November 28, 1993.
16 JFK. Deep Politics Quarterly, January, 1998, pp. 39—41.
17 Russo, Gus. Live by the Sword. The Secret War Against Castro and the Death of JFK. Baltimore, 1998.
18 Internet, SPIEGEL ONLINE, January 4, 2006, article by Michael Scott Moore about documentary “Rendezvous With Death” by Wilfried Huismann. www.spiegel.de/International.
19 Encyclopedia Britannica (1988), vol. 22, p. 486.
20 Andrei Moscovit, op. cit., p. 87.
21 Lifton, David. Best Evidence. New York, 1982, p. 494.
22 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Л., 1981, т. 22, с. 53.
23 Warren Commission Documents, vol. 5, pp. 190—196.
24 Bugliosi, op. cit., p. 1282.
25 Ibid., pp. xxiv—xxv.
26 Bugliosi, Vincent. Outrage: The Five Reasons Why O. J. Simpson Got Away with Murder. New York, 1997.
27 Simpson, O. J. If I Did It. 2007. Публикация этой книги была сначала запрещена судом, но потом разрешена при двух условиях: перечислить весь доход в фонд детей погибшей и добавить подзаголовок “Признания убийцы”.
28 Розанов Василий. Избранное. Мюнхен, 1970, с. 176.
29 Caro, Robert. The Path to Power. New York, 1982.
30 Подробнее см.: Игорь Ефимов. Стыдная тайна неравенства. М., 2006, с. 140—148.