Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2008
Перевод Владимир Васильев
ИЗ ФРАНЦУЗСКИХ БАСНОПИСЦЕВ
ИЗААК ДЕ БЕНСЕРАД (1613—1691)
ОСЕЛ И КОНЬ
Коня, считал Осел, возносят не по праву
И балуют овсом. Узнав же, что (ох-ох!)
Конь послан на войну, взревел: “Плюю на славу.
Да здравствует чертополох!”
ЖАН ДЕ ЛАФОНТЕН (1621—1695)
ИЗРЕЧЕНИЕ СОКРАТА
Сократ построил дом. “И как же он в таком
Жилище будет жить?” — соседи возопили. —
“Нет цельности в его архитектурном стиле!” —
“Как скромен интерьер!” — “К лицу ли будет в нем
Жить мудрецу?” И все легко сошлись на том,
Что, безусловно, тесен дом.
“По мне, так дом как дом. Что до его объема, —
Ответствовал Сократ, — то душу все сильней
Ест червь сомнения: мне хватит ли друзей
Для заполнения и этого-то дома?”
О слово “друг”! Лишь ты среди словес других
Не поддаешься толкованью:
Друзей так много по названью;
По сути — слишком мало их.
ЖАН-БАТИСТ РУССО (1712—1778)
СОЛОВЕЙ И ЖАБА
Однажды о любовной муке
В ветвях ольхи пел Соловей.
А Жаба, мучаясь от скуки
Иль нет, от зависти скорей:
“Сестрицы! — громко прокричала, —
Мой голос тоже полон чар,
И разбираюсь я немало,
Что есть бемоль, а что бекар”.
Как было жабам не дивиться,
Такие услыхав слова?
И вот дает концерт певица:
“Ква-ква, бре-ке-ке-ке, ква-ква!”
Пришли в восторг ее подруги.
Она, от счастья чуть жива,
Долдонит вновь по всей округе:
“Ква-ква, бре-ке-ке-ке, ква-ква!”
Но вдруг раздался голос жабы
Той, что была других умней:
“Ты на ольху взлететь могла бы,
Коль ты и вправду соловей?” —
“Нет, я, с мускулатурой слабой,
Боюсь, не вспрыгну на ольху”. —
“Тогда внизу останься жабой,
А соловью дай быть вверху”.
Жан-пьер ФЛОРИАН (1755—1794)
ДВА ЛЫСЫХ КУМА
Два лысых кума шли к кому-то в гости,
Вдруг оба увидали под ольхой
Предмет еще неведомо какой,
Ого! похоже — из слоновой кости.
“Мое! Мое!” — вскричал тот и другой.
И завязался тут кулачный бой.
Счастливый победитель в поединке
Последние утратил волосинки,
А что обрел победою своей?
Расческу. Это был его трофей.
МАДАМ ЖОЛИВО (1756—1830)
ОРЕЛ И ЧЕРВЬ
Орел сказал: “Понять нельзя,
Как, червь, ты оказался на вершине
Горы, где только я царил доныне”.
Червь отвечал: “Ползя…”
АНТУАН-ВЕНСАН АРНО (1766—1834)
МЕДВЕДЬ, СКВОРЕЦ, МАРТЫШКА И ЗМЕЯ
Медведь скворцу, мартышке и змее
Признался, что он дик и неотесан.
“Как подобает подступиться мне
К царю зверей?” — им задает вопрос он.
Скворец в ответ: “Со сладким голоском”.
Мартышка: “Нет, с ужимками, кривляясь”.
Змея: “А я не сомневаюсь:
Ползком, ползком, ползком…”
ЖОЗЕФ ОТРАН (1813—1877)
БЛАГОРАЗУМНЫЙ МУРАВЕЙ
Резвилась стрекоза до зимних дней —
И плача: “Раньше что ни куст, то дом мой” —
Явилась к муравью тропой знакомой:
“Кум милый, приголубь и обогрей!”
А кум, трудолюбивый муравей,
Хоть сам питался резаной соломой,
К певунье состраданием влекомый,
Сказал: “На зиму гостьей будь моей.
Я вижу, пропадешь ты без опеки.
Поесть, кума, спустись в мои сусеки.
И так как в них мне скучно одному,
Насытившись, спой что-нибудь такое,
Что в подземелье вмиг рассеет тьму
И вновь вернет мне небо голубое”.
ЖАН АНУЙ (1910—1987)
ТРИ ЛЬВА
Курили три льва на террасе кафе.
Один произнес, развалясь на софе:
“А вы обратили вниманье, что летом
Становятся женщины краше? При этом
У них из подмышек сияют гало
Сквозь легкие блузы от капелек пота.
Их запах так мил, и в душе так светло!”
Второй возразил: “А вот мне отчего-то
Пастушки милей горожанок, ей-ей!
Напал я на стадо во время былое,
И все же барашка оставил в покое,
Чтоб только деваху обнюхать скорей.
Но так как сегодня живу я в Париже,
Где ум с элегантностью в ногу идут,
Мне женщина света становится ближе,
Заманчивей дичи не сыщется тут”.
Тогда третий лев, молчаливый, как инок,
Сказал: “Я люблю только жирных блондинок”.
А выведать больше друзья у него
Уже не смогли ничего.
И два первых льва стали громко и рьяно
Вопросы решать философского плана.
Забыты чиновный по улице марш
И легкая поступь газелей,
Любительниц опер, любимиц панелей:
Был час манекенщиц и час секретарш.
Шесть вечера было, когда за красоток
Сойдут и дурнушки, коль норов их кроток,
Коль тушь под рукой и помада. Но двум
Заспорившим львам знать хотелось до боли,
Что в жизни важней — красота или ум,
Где есть постоянство, где нет его боле.
Они рассуждали, в затылках скребя,
Об “я”, что в себе, и об “я” вне себя
И что привлекательной делает славу,
Что есть достоверность, что вир, что фемин.
“Я Сартра поклонник”, — воскликнул один,
Другой заявил: “Мне же он не по нраву”.
И много философов было других
Затронуто в умных баталиях их.
А третий был лишним в их споре,
И вскоре
Он с жирной блондинкой ушел подшофе,
Оставя друзей на террасе кафе.
Друзья же свой спор продолжали так жарко,
Что вызван был к ним полицейский наряд.
А срок увольнительных из зоопарка
Истек у них в полночь. И это стократ
Вину умножало. Тут стражи порядка
С гривастыми действовать начали гадко:
Двух львов затолкнули в машину, хотя
Философы ни на террасе, ни в зале
Когтей ни в кого не вонзали,
И страшно светя
Мигалками синими, с воем сирены,
Вернули их в благословенный
Зверинец к уснувшим гориллам, слонам,
Песцам, крокодилам, верблюдам, жирафам.
Директор наказан был штрафом.
И он, разъяренный, к философам-львам
Велел не носить корма четверо суток,
А к третьему льву был достаточно чуток,
Поскольку вел тихо себя вертопрах:
Всю ночь наслаждался любовью в кустах
С блондинкой; под утро он эту блондинку,
Почувствовав голод, уплел под сурдинку,
И в свой зоопарк возвратился он сам
К жирафам, гориллам, верблюдам, слонам.
Директор простил его, так как не знала
Общественность о рандеву каннибала.
Дано в этом мире лишь то, что дано.
Полученным распоряжайтесь умно.
Перевод с французского Владимира Васильева