Опубликовано в журнале Звезда, номер 10, 2008
ї Александр Леонтьев, 2008
Море, в которое бросился царь Эгей,
Хвоя мраморных скал, плещущий лазурит.
Мармарис! — светлый, как крик “эгей”,
Эхом за бухту летящий на Родос, Крит.
Блажь бугенвиллей, пальмы, отели, пляж.
Жирные кляксы инжира лиловы на мостовой.
Пение муэдзина, Макдоналдс — мираж, муляж.
Можно не думать о том, что еще живой.
Сутолока мелких лавок, ковров караван-сарай!
Каменный Ататюрк смотрит на променад:
Полон британок бахчисарайский рай,
В чьих руках виноград, вспомнишь и про менад.
Что им, нагим, стихи! Дайте им тирс, тимпан!
Вечнозеленый лавр, туя и кипарис…
Ходишь, весел и пьян, солнца блестит кальян
И выдыхает облако на бирюзовый бриз.
Бир бардак бира! Пива еще стакан!
Пир среди мира! Тютчев сказал, мы слизь,
Дыр бул щыл убешщур, слово не истукан…
Мгновение, ты волшебно! Не замирай же, длись!
Только в смене волны новой вольной волной
И обретается жизнь, только в блаженный миг
Длящейся полноты, радости наливной…
Вот он — пропал-возник, словно из лучших книг.
Помнишь — про черный парус? Ошибка ли жизни всей…
Мы ведь умрем, как тот, чье имя носит вода.
Через мгновенье на берег сойдет Тесей.
Повремени, не замирай никогда.
Девушка с кувшином
Вот кувшин, генерал-лейтенантом
Захаржевским навек просверлен.
Сколько пили, с умом и талантом,
Из него! Нескудеющий он.
Уж и басня вполне позабыта,
Молока ж не видали пока —
Лишь сирень, как палатка, разбита
И лилово цветут облака.
А печальная дева над чудом
Заплетенной в косичку воды
Все сидит, все следит за сосудом,
За теченьем обиды, беды…
Зачерпну-ка… Раздельными были
Эти линии. Общее дно.
Жизни, смерти, любви ли, судьбы ли…
Линза жидкая сводит в одно.
Душу выльют, раз бренное тело
Разобьют, что скудельный сосуд…
Лишь бы зеркальце вновь запотело,
Если через века поднесут.
Лазарь
Очнулся. На ходу срасталась плоть.
К платку у рта пристали гниль и глина.
Там, впереди, заплаканный Господь
И сестры, обе — Марфа, Магдалина.
Не разделяя радости, их брат
В себе нес опыт горестный, покуда
Они, не понимая, что творят,
Ликуя, принимали бремя чуда.
Сестер, в глаза не глядя им, обнять.
В пустыне, как в пещере смрадной, голо.
И тихо плачет Лазарь, что опять —
Страданье, смерть, небытие шеола.
* * *
Ивану Дуде
Жаль, что не было нас.
Кто бы еще заметил,
Как предвечерний, светел,
Луч в золотинках гас.
С летней Фонтанки в зал —
Как, погляди, пылится!
Свет оседал на лица,
Рамный янтарь лизал.
Надвое раздралась,
Словно завеса в храме,
Та темнота над нами,
Смертная ипостась.
Выхвачены из тьмы,
Тихо мы так сидели,
Словно на самом деле
Это уже не мы.
Словно в закатный час
Мы разглядели ясно,
Как же оно прекрасно! —
Будущее без нас.
Учитель
Тюльпан-то тленьем не убит —
Пластмассовый фальшиво-розов…
И это — после всех обид,
Слепых сомнений и вопросов?
На школьный день календаря
Пришлась, рожденник, эта дата.
Учитель, с первым сентября.
Вот, навестили хоть когда-то…
Как эта липа, накренясь,
Еще стоим, одной ногою
Топча кладбищенскую грязь
И уходя в нее другою.
С могил обсевочки прибрав,
Прочли стихи, попутав строфы,
Про капище и смену трав…
Вязь красоты и катастрофы.
Живых цветов не принесли —
Поохали, посожалели…
Увы, у неба и земли
Такие разные постели.
Уроки рисования
Детство рисует большое на маленьком:
Синее небо с оранжевым смайликом,
Домик и дым из трубы.
То-то смутят реализма приверженца
Те человечки, что за руки держатся,
Чтобы уйти от судьбы.
Их пощадят, потому не жалеешь их.
Гребни сиреневы туч зеленеющих,
Смерть отменяется, страх.
Вот где печалям бы нашим развеяться!
В общих чертах это мы, разумеется,
В черточках легких, штрихах.
Ну а потом — перспектива, пропорция…
Станем людьми, только что-то испортится
В жизни с ее мастерством,
Правдоподобием, псевдоумением.
Чтоб изучали мы с недоумением
Живопись — холст за холстом.
Как мы похожи там каждой ухмылкою,
Взглядом тяжелым, недвижностью пылкою!
Верится даже, что мы
Жили, позировали — одетыми,
Голыми, с ужинами и обедами,
Выступив из полутьмы.
Общее “я” обрастает деталями.
Боже, кого только не повидали мы…
А ведь хотели, поди,
Проще простого чего-нибудь, вспомни-ка:
Неба и солнца, сирени у домика.
“Деточка, все впереди”.
Вырица
Александру Кушнеру
Каждый парус намокший размотан —
Вот удача для дачных регат!
Многомачтовый ельник… — и вот он,
Перепончатокрылый фрегат.
В зафрахтованной летней скворешне
Ослепительный дождь переждем,
Пусть недвижен кораблик наш внешне —
За туманом и этим дождем.
Будет призрачной он невидимкой
Для незрячих, не зрящих его.
Вся веранда окутана дымкой
Сизой хвои. Хвощей вещество.
Не ветрами кораблик сквозными —
Только лапами елей гоним.
Шевелится ли хаос под ними?
Шевелится. Под ними, под ним.
Не морской, но укроется еж в ней —
В кроткой буре, заплыв за пеньки.
Разве снасти дождя ненадежней
Одиссеевой прочной пеньки?
Нас привязывать к стульям не нужно —
Мы пожарной и “скорой” сирен
Понаслушались, чувствуя дружно
Милой палубы гибельный крен.
У распахнутых окон стояли —
Без руля, без ветрил, без кормил,
Где-то струны дрожали в рояле,
Кто-то клавишей стаю кормил.
И, взобравшись на борт к Одиссею,
Через вырицкий дождь и туман
Так и плыли компанией всею…
Через реку времен, океан.