Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2007
I
В последнее время пресса прямо-таки переполнена статьями, изобличающими демократов во всех смертных грехах. Статьи эти удивительно однообразны, хотя написаны очень разными людьми — от вчерашних борцов за демократию до всегдашних и новоявленных зиждителей вертикали власти. Наиболее характерные черты всех этих сочинений — пещерный национализм, ренегатство бывших трибунов демократии, мелкотравчатое политиканство и просто паника, а также отсутствие сколько-нибудь серьезной аргументации. Поэтому для ответа им всем достаточно более или менее подробно разобрать высказывания любого из них.
Пожалуй, наиболее типичным представляется Максим Кантор. Его статьи уже не первой свежести, но их близнецы или клоны появляются под разными именами едва ли не ежедневно, потихоньку оккупируя даже те газеты, которые еще совсем недавно считались приличными. К тому же М. Кантор опубликовал еще и объемистую книгу “Учебник рисования”, оживленно обсуждающуюся в газетах и “толстых” журналах. Поэтому с него и начнем.
Когда я открыл страницу со статьей Максима Кантора в 31-м номере “Московских новостей” за 2005 год, в глаза прежде всего бросилась иллюстрирующая (дополняющая? разъясняющая?) эту статью его же картина “Структура демократии”. Реальный размер картины не указан, но ясно, что труда потрачено немало. Что же касается ее, так сказать, “мессиджа”, то он вполне понятен (демократия автору отвратительна), не сложен и мог бы с такой же полнотой быть выражен в скромной карикатуре, выполненной карандашом или тушью. В этом смысле картина напоминает работы г-на Шилова, хотя эти два живописца кажутся антиподами: в обоих случаях — максимум работы при минимуме содержания, которое можно выразить несравненно более экономно. Китч постмодернистский и китч классицистический вполне равноценны и одинаково неинтересны.
Что же касается текста, его стоит рассмотреть более подробно, ибо он, как уже сказано, типичен для нынешнего “растерянного поколения”. Поскольку извлечь из текста г-на Кантора (как и из других текстов этого рода) сколько-нибудь внятную, четко формулируемую концепцию, кроме уже упомянутого отвращения к демократии, мне не удалось, а трудов он и тут не жалел, попытаюсь выделить и разобрать хотя бы главные тезисы в порядке их появления.
1. Заглавие “Казарменный капитализм” выглядит хлестко, но смысла не содержит, одни эмоции. Казарменный капитализм, то есть капитализм, полностью управляемый авторитарным государством (автор, видимо, хотел сказать именно это), невозможен, как невозможен жареный лед. Этого не было даже в нацистской Германии, хотя, если бы нацистский режим просуществовал там дольше, логика его развития обязательно привела бы к попыткам устроить нечто в этом роде. Результатом был бы либо конец нацизма, либо конец капитализма, поскольку капитализм стоит на личной инициативе и личной ответственности, в казарме он долго жить не может. Не мешало бы помнить об этом и нашим новоявленным капиталистам.
2. Совершенно непонятно, зачем в этой статье упоминается М. Б. Ходорковский. Я, как и многие другие, горячо ему сочувствую. Ведь ясно, что, если даже он в чем-либо и нарушил закон, учиненная над ним расправа не имеет к этому никакого отношения, и это признается властями почти открыто. А дельце, которое провернули люди, причастные к покупке (за полцены и без конкурса) основных активов ЮКОСа неведомо откуда взявшейся компанией на неведомо откуда взявшиеся деньги, можно было бы внести в “Книгу рекордов Гиннесса” в качестве величайшей аферы всех времен и народов. К тому же страна лишилась замечательного менеджера, а нам их и без того отчаянно не хватает (достаточно вспомнить реформы последних лет, да и совсем недавние, вполне как будто разумные по замыслу, но выполненные исключительно бездарно и безответственно).
Однако когда Ходорковский рекомендует демократам вступить в союз с Компартией (лелеющей в своих рядах г-д Макашова и Шандыбина, не говоря уже о некоторых высказываниях самого г-на Зюганова), с “Родиной” (где сопредседателем состоит путчист г-н Варенников и где пасутся подписанты пресловутого “Письма 500”), а также с “оппозиционной”, но вполне одиозной партией Э. Лимонова, становится ясно, что политик из Михаила Борисовича — никакой. Я, как и многие другие, никогда не буду голосовать ни за какую партию, вступившую в союз с вышеназванными персонажами. А вступившие в подобный союз в случае его успеха рискуют в той или иной степени повторить судьбу тех, кто имел наивность войти в коалицию с большевиками в первом советском правительстве.
3. У г-на Кантора наблюдается странная и непонятная ненависть к интеллигенции, между прочим, характерная и для некоторых других ее представителей, в том числе весьма видных. От некоторых из них доводилось слышать, что самих себя они к интеллигентам не причисляют. М. Кантор от интеллигенции вроде бы прямо не отрекается, но весь тон его статьи и ее основной смысл сводятся именно к этому. Ему и другим господам, не относящим себя к интеллигентам, надо полагать, виднее, но боюсь, что мы наблюдаем здесь типично интеллигентский мазохизм. Этот мазохизм уже неоднократно проявлялся в истории России, когда надежды на скорейшее установление свободы и всеобщего благоденствия терпели очередной крах. Вот и теперь для такого рода мазохизма — самое время. В результате автор анализируемой статьи приходит к очень странным утверждениям. Он заявляет, например, что “Новая номенклатура имеет моральное право грабить. Это право она получила от российской интеллигенции, устами прогрессивного поэта сказавшей: └Ворюга мне милей, чем кровопийца”. Поэтическая формула всем хороша, не учитывает одного: кровопийцы берутся именно из ворюг — больше им взяться неоткуда”. Прозаическая формула г-на Кантора тоже неплоха, жаль только, что абсурдна. Во-первых, “прогрессивный поэт”, вероятно, заявлял вовсе не о своей любви к ворам, а лишь о том, что они все-таки лучше убийц. Между прочим, уголовные кодексы всего мира придерживаются такой же точки зрения. А во-вторых, самые страшные убийцы в истории человечества были вполне бескорыстны и вели чуть ли не аскетический образ жизни: Ленин, Сталин, Дзержинский, Гитлер, Эйхман, Че Гевара, итальянские Красные бригады и их многочисленные приспешники и последователи и т. д. И именно бескорыстие делало и делает идейных убийц особенно опасными, ибо помогает им увлекать за собой романтических юношей или снедаемых комплексом неполноценности неудачников, а теперь вот еще и религиозных фанатиков. Террорист-самоубийца — непревзойденный и непревосходимый образец бескорыстия (если, конечно, не считать корыстью его упования на гурий в раю). А наша новая номенклатура о моральном праве и не задумывается вовсе, ей вполне достаточно права, даваемого служебным положением и благоволением вышестоящего начальника. Ну и, конечно, неискоренимой российской склонностью решать возникающие проблемы не по закону, а по усмотрению.
4. Еще одно хлесткое, но абсолютно неверное заявление: “В России правых и левых нет, есть нижние и верхние”. “Нижние” и “верхние” в России, как и во всем мире, конечно, есть, только здесь (как, впрочем, и в некоторых других странах) различие между ними непозволительно велико. Но вместе с тем правые и левые в России тоже есть (как и в других странах), причем как среди “нижних”, так и среди “верхних”. Есть и соответствующие идеологии. У левых — “все отнять и поделить”, “назад в социализм”. У правых — от либерализма до идолопоклонства перед государством.
5. Очень хотелось бы знать, в чем именно состоял “обман” народа, позволивший Ельцину на выборах 1996 года выиграть у Зюганова. И следует ли понимать все это в том смысле, что победа Зюганова была бы предпочтительна? И была ли еще какая-нибудь альтернатива? М. Кантор предпочел заменить разъяснения саркастическими замечаниями, что “демократия, конечно, всем хороша, — только народ ей достался неудачный” и что “индульгенцию на вранье новому начальству выписала российская интеллигенция”. Первое замечание восходит к старой народнической иллюзии “народ всегда прав” (эту фразу очень любят и широко употребляют демагоги всех времен). К сожалению, народ бывает прав далеко не всегда. Не правы были народы России, поддержавшие большевистский призыв “грабь награбленное”. Не прав был германский народ, позволивший нацистам легально получить власть. Можно было бы привести и еще примеры, но дело не в “качестве” народа. Ни один народ не хуже и не лучше любого другого по своей природе. Каждый народ формируется своей историей, но и сам формирует свою историю. Вот об этой “обратной связи” нужно постоянно помнить. А что касается индульгенции на вранье, то она новому начальству так же не нужна, как не нужна была старому. Нынешняя бюрократия — наследница старой, нынешние бюрократы родились и воспитывались при советской власти.
6. Неправда, что “теперь интеллигент близок к власти” и что “власть нуждается в интеллигенте больше, чем в народе”. И все остальное, что говорит об интеллигенции г-н Кантор, тоже неправда (чтобы не употребить более крепкого слова). Интеллигенция в массе своей никогда, кроме, может быть, первых послереволюционных лет, не была так удалена от власти, так унижена и так бедна, как сейчас. У подавляющего большинства интеллигентов зарплата намного меньше, чем у уборщицы во второразрядном универсаме. Не надо путать со всей интеллигенцией несколько десятков (пусть даже несколько сотен) международных знаменитостей, заслуженно получающих высокие гонорары. И не надо относить к интеллигентам всевозможных геополитиков и политтехнологов, главная работа которых — врать, сеять ксенофобию, создавать “образ врага”. Занятия этих людей так же непристойны, как занятия карточных шулеров и содержателей борделей, и сами названия этих занятий должны быть приравнены к нецензурным словам. Но при чем тут интеллигенция?
7. И от каких это “интеллигентных людей” слышал М. Кантор “один и тот же аргумент в защиту казарменного капитализма”, мол, потерпим — и все устроится? Из его двух ответов на этот им же придуманный “аргумент” первый ответ (насчет того, что у нас другая история, другой климат, другие почвы и вообще другая география и особое предназначение) есть набор банальностей, целиком списанных у тех самых, извините за выражение, геополитиков и политтехнологов.
Ответ этот очевидно неверен. Стран с одинаковыми историями никогда не было и сейчас нет, и, скажем, история Англии и история Японии резко различны, а экономические успехи очень похожи. Климат и почвы российского Черноземья, Южной Сибири и Дальнего Востока куда лучше, чем, например, в Финляндии или в Норвегии, тем не менее производительность сельского хозяйства в этих странах куда выше. Да и вообще в наше время успехи сельского хозяйства не очень зависят от природных условий, кроме разве что совсем уж экстремальных. Пример — Израиль, создавший высокопроизводительное сельское хозяйство на месте болот и пустынь. С другой стороны, Западная и Восточная Германия, Северная и Южная Корея, Китай и Тайвань имели, за вычетом нескольких десятков лет, не просто одинаковые, но общие и очень долгие истории, а результаты их развития на сегодня оказались совершенно разными.
Еще одна банальность, тоже заимствованная, — призыв уважать свою историю. Свою историю (и чужую тоже) необходимо прежде всего знать. Знать такой, какой она была на самом деле, а не такой, какой она выглядит в официально утвержденной версии. Тогда становится ясно, что любая страна, а тем более такая, которая существует много веков, имеет в своей истории как славные, так и позорные страницы. И знать их, повторяю, необходимо все и досконально. Нас постоянно учат гордиться своей историей. Гордиться готовы все, и нет на свете занятия более легкого и приятного. Оно возвышает человека и народ в своих собственных глазах, внушает безоглядный оптимизм и позволяет шествовать вперед “в надежде славы и добра” — пока не подвернутся под ноги очередные (или все те же) грабли… Так что очень полезно уметь и кое-чего стыдиться, тогда это самое кое-что, может быть, и не станет повторяться вновь и вновь.
На Западе этому уже до известной степени научились, а вот у нас все еще пишут, например, что крепостное право было чистой формальностью, а господа помещики, в сущности, все поголовно были превосходными людьми. И что цари все поголовно радели о благе России. Хотя, конечно, радели, еще бы не радеть о своей личной собственности. Однако на беду России в огромном большинстве случаев благом почиталось то, чего желает Левая Его Императорского Величества Нога, а желания этой Ноги частенько оказывались весьма причудливыми. Так что все зависело от случая, иногда, как известно, бывали и полезные для страны желания. Царей давно нет, но традиция жива: любое начальство твердо уверено, что имеет священное право на любой каприз, — разумеется, для общего блага, и многие разделяют эту уверенность.
Далее г-н Кантор продолжает поносить интеллигенцию последними словами и в запале договаривается до того, что: “…мы прожили при новом издании капитализма треть того времени, что было отпущено на коммунистический эксперимент, — и с худшими результатами. Промышленность не подняли, международный авторитет растеряли, страну развалили, в гражданских войнах увязли, политических лидеров не обрели, доверие народа истратили. Пожалуй, большевики за двадцать лет успели больше”.
Если уж говорить о сроках, при новом строе мы прожили примерно пятую долю “того времени”. Промышленность была “тогда” поднята большевиками посредством насильственной коллективизации, голодомора и ГУЛАГа. Международного авторитета у нас “тогда” никакого не было, если, конечно, не принимать всерьез восторги тогдашних леваков и не исходить из представлений, присущих уголовникам (“боятся — значит уважают”). Российская империя должна была развалиться еще после Первой мировой войны, как развалились Австрийская и Турецкая империи. Большевики не допустили этого распада посредством чудовищного кровопролития, длившегося в разных частях страны на протяжении нескольких десятков лет (война с белыми, войны с басмачами в Средней Азии и националистами на Кавказе, депортация целых народов, борьба с украинскими националистами и с “лесными братьями” в Прибалтике — в общей сложности около сорока лет гражданской войны). Распад СССР тоже был неизбежен, а то, что он произошел без нового грандиозного кровопролития, — главная заслуга Ельцина или главная его удача. Политических лидеров, то есть заслуживших доверие народа и свободно избираемых народом на строго определенный срок руководителей, у нас при большевиках не было, была кучка заговорщиков, захвативших власть обманом и удерживавших ее при помощи жесточайшего террора. Соответственно, не было и никакого доверия народа, были привычный страх и упование на доброго барина. Одним словом, “большевики успели больше” главным образом в убийствах. И если очень многие всего этого не понимали, да и сейчас не понимают, то именно в этом и состоит одна из главных причин всех наших нынешних неудач.
8. Г-н Кантор вновь появился на страницах “Московских новостей” в 11-м номере за 2006 год — сфотографированный на фоне еще одной своей картины, с текстом его интервью и с восторженным откликом Дмитрия Быкова на его новое произведение, на сей раз литературное. Как я и предполагал, новая картина тоже представляет собой гигантскую и чрезвычайно трудоемкую карикатуру — и по смыслу, и по стилю. Что касается книги, ее я не читал и не собираюсь читать: по аналогии с картинами и статьей можно предположить, что это фельетон титанических размеров. Человек я немолодой, времени у меня осталось мало, уж лучше я прочитаю, пусть и с огромным опозданием, еще несколько книг из тех, которые у меня и моих сверстников в свое время отняли. Но по поводу интервью сказать несколько слов считаю необходимым.
Здесь, как и в предыдущей публикации, встречаются более чем странные высказывания. Например: “Можно сказать, что XX век — это век победившей демократии. И сталинская Россия, и гитлеровская Германия, и социалистическая, и капиталистическая системы — только ее разновидности”. Как говорится, простенько и со вкусом. По такой же логике несложно объявить все вышеперечисленные страны, например, рабовладельческими или феодальными, тем более если освободить себя от обязанности привести доказательства. Только при таком условии можно уверять своих читателей (и себя?), что демократия и кровавая диктатура — одно и то же.
Другой пример: “Свобода сама по себе — не главная ценность, и демократия не самоценна. Главные ценности, скорее, — милосердие, любовь, сострадание. Вот для того, чтобы человек был способен сострадать и быть милосердным, он должен быть личностью, и личностью свободной. Ни в коем случае не наоборот”. Сказано красиво, но совсем не ново и вдобавок неточно. О том, что свобода легко может обращаться в своеволие, говорилось и писалось уже много раз. А вот попытка расставить по ранжиру свободу, сострадание и милосердие — очевидный вздор. Природа человека такова, что даже при полном отсутствии свободы могут будто бы ниоткуда появляться могучие личности, но — только в виде редкого и почти всегда опасного исключения (такие личности и становятся завоевателями, тиранами, предводителями разбойников, великими инквизиторами и т. п., но иногда — и великими праведниками). Для того же, чтобы как личности, и притом личности полезные для социума, могли состояться все или почти все члены общества, необходима свобода. Спор о том, что было раньше, курица или яйцо, занимает многих, но смысла не имеет, хотя г-н Кантор полагает, что “на любой простой вопрос должен быть простой ответ”. Когда речь идет об основных ценностях и вообще об основах человеческого бытия, ни простых вопросов, ни, тем более, простых ответов нет и быть не может. Человечество всегда жило и всегда будет жить методом проб и ошибок. Вот только цена ошибки в последние десятилетия стремительно растет. Так стремительно, что человечество, может быть, уже сейчас стоит на грани самоуничтожения. Но любители простых ответов на сложные вопросы не оставляют своих поисков… Это особенно характерно для наших дорогих (очень дорогих!) депутатов, министров и прочих начальников.
II
Я уделил так много внимания публицистике Максима Кантора по той причине, что (повторю еще раз) публицистика эта для последних лет очень типична и по содержанию, и по стилю, и по эмоциям. Все очень интеллигентно (да-да, интеллигентно!) и… не выдерживает критики. Некоторые издания прямо-таки специализируются на таких публикациях. Спасителей отечества развелось неслыханное количество, как на стороне власти, так и на стороне оппозиции или, скорее, оппозиционеров: сколько-нибудь серьезной оформленной оппозиции у нас пока нет. Есть либо совершенно беспринципные союзы, либо занудные выяснения отношений. Тем не менее я рискну высказать свою точку зрения на происходящее. Но сначала несколько разъяснений.
Как я уже сказал, я — человек немолодой. Когда закончилась Великая Отечественная, мне шел пятнадцатый год. Почти все мужчины нашей семьи (и по отцовской, и по материнской линиям) были на войне. Вернулись, понятно, не все, а целым — почти никто. Неведомо где в расстрельных рвах лежат брат моей матери, расстрелянный чекистами в тридцать седьмом, тихий человек, не имевший никакого отношения к власти или политике, его жена и две дочери (семи и двенадцати лет) и другой брат моей матери, военный инженер, успевший потерять на войне ногу, его жена, сын (семнадцати лет) и дочь (шестнадцати лет), убитые полицаями в сорок втором. Третий и последний брат моей матери был танкистом и умер от ран в госпитале. А мужа сестры моей матери, ходившего на костылях инвалида войны, зарезал пьяный хулиган через два десятка лет после победы. Мой отец был невоеннообязанным по состоянию здоровья. Ему чудом удалось пешком уйти от немцев, наступавших на Сталинград. Его единственный брат был на фронте и отделался ранением. У моих родителей было много сестер, и все их мужья, кроме одного, были призваны в армию. Из шестерых живы остались двое. А тот один всю блокаду провел в Ленинграде, обеспечивая работу связи Балтийского флота. Он остался в живых, но на всю жизнь сохранил привычку тщательно собирать крошки со стола и класть их в рот. Единственным в младшем поколении, достигшим призывного возраста, был мой двоюродный брат. Воевать ему довелось недолго, но очень долго пришлось лечиться от осколочной раны в лицо. Все вышеперечисленное — маленькая и типичная иллюстрация “успехов большевиков”.
Я с отличием окончил университет в год смерти Сталина и семь лет перебивался случайными заработками. В аспирантуру поступил с третьей попытки (при первых двух меня даже не допускали к экзаменам под разными смешными предлогами). Одним словом, я на своей шкуре испытал многое из того, что выпадало тогда на долю советского человека, плюс многое из того, что выпадало и выпадает на долю “инвалида пятой группы”. Я твердо усвоил, что мир не без добрых людей и что долги нужно платить, но толстовцем не стал. Не стану врать, что я еще в детстве все понял про советскую власть. Это теперь развелось множество людей, уверяющих, что они все поняли еще в момент рождения, что их первый крик был криком негодования и что даже пеленки они пачкали исключительно в знак протеста. Конечно, я не был фанатиком, но был нормальным пионером и честным комсомольцем, хотя комсомольской карьеры не делал и в партию не вступил. Получаемые синяки и шишки я сначала считал результатом чьих-то ошибок, отдельных злоупотреблений и недостатка вкуса. Но постепенно стал понимать все больше. Я с гордостью отношу себя к шестидесятникам, хотя теперь это слово стало почти ругательным. Мы, конечно, были наивны, не понимали или не хотели верить, что души множества людей безнадежно изуродованы большевистским драконом. Мы не понимали, что дракона невозможно победить в честном бою, потому что он честного боя не признает. Но в нашем поколении возникло первое массовое, после долгого перерыва, движение за свободу, и большинство из нас не изменило себе. А теперь множество людей мечтает о новом драконе и восхваляет старого — так им спокойнее… Теперь я стар и, как мне представляется, многое успел обдумать. Вот некоторые из моих наблюдений и выводов.
Царская Россия, как почти всем известно, была отсталой страной. Но мало кому известно, что отсталость эта была в основном количественной, а не качественной. Российские заводы были в состоянии выпускать самую высокотехнологичную по тем временам продукцию — самолеты, боевые корабли, оптические приборы, автомобили, локомотивы… Тракторы не выпускались только потому, что крайняя дешевизна сельскохозяйственной рабочей силы препятствовала возникновению спроса. Советский Союз многократно увеличил объем промышленной продукции, но что мы сегодня умеем делать хорошо, кроме оружия? Высокотехничное оружие, такое, как боевые самолеты и межконтинентальные ракеты, делается штучно, практически вручную, и в огромной стране всегда можно наскрести нужное количество “тульских левшей”, особенно если не жалеть денег и не обращать внимания на процент брака. Но почти все, что у нас делается для гражданских целей, серийно и в массовых количествах — от презервативов, обуви и жилых домов до современных лекарств, автомобилей, телевизоров и прочей электроники — никуда не годится. А компьютеры у нас не делаются вообще, только собираются из готовых импортных деталей.
То же самое необходимо сказать о науке и образовании. Дореволюционная Россия занимала одно из последних мест в Европе по количеству грамотных. Но в ней были превосходные, хотя и немногочисленные школы и высшие учебные заведения, а также значительное по тем временам количество ученых и инженеров мирового ранга. В послереволюционные годы многие профессора, доценты и инженеры эмигрировали, были высланы или погибли, но многие остались. А в вузы хлынула преисполненная энтузиазма молодежь (многие из них не имели раньше возможности учиться), и все знаменитые ученые Советского Союза были учениками этих оставшихся профессоров и доцентов или их непосредственных учеников. У них же получали образование и школьные учителя, у них они учились преданности своему предмету и этой преданностью заражали школьников (такими были в большинстве случаев мои школьные учителя, светлая им память).
Что же случилось потом? Почему те, кто учился в школе в тридцатые—пятидесятые годы вспоминают о ней, как правило, с любовью, а те, кто учился позже, — как правило, с ужасом? Почему в те же тридцатые—пятидесятые годы по университетским коридорам еще ходили живые классики науки, а теперь в нашей стране ученых мирового ранга осталось совсем мало? Почему, несмотря на отдельные достижения, мы в целом очень отстали в науке и технике? Объяснение всему этому одно: семьдесят пять лет отрицательной селекции, проводившейся советской властью в государственном и партийном аппарате, в промышленности, в науке, культуре, образовании и т. д., в конце концов привели к разрыву традиции, к засилию троечников. А мы все еще хвастаем по привычке нашим “самым лучшим образованием” и “нашей великой наукой”. Ничего этого давно уже почти не осталось.
Да, наши люди ежегодно уезжают на работу за рубеж и пользуются там успехом. При населении около ста пятидесяти миллионов ежегодно рождаются сотни и даже тысячи очень способных людей, а для них не так уж важно, кто их учит, они в основном сами учатся, сами находят себе учителей. А потом уезжают. Потому что не хотят быть нищими, хотят иметь всю необходимую литературу и самое лучшее оборудование и не зависеть от бездарностей, от хапуг, от бессовестных политиканов.
Что же касается настоящих политиков, то им просто неоткуда взяться, учитывая то, насколько долго любая политическая деятельность, кроме предписываемой властями, была невозможна. Природные дарования в политике редки, и потому даже люди в общем-то разумные и имеющие самые лучшие намерения допускают очень грубые ошибки.
Так, наши демократы почему-то не приняли во внимание, что главными избирателями у нас являются люди старшего поколения, пенсионеры, а молодежь на выборы ходит неохотно. Но именно пенсионеры больше всех пострадали в начале реформ, лишившись своих сбережений и оставшись при грошовой пенсии. Вот на них-то и стали паразитировать всякого рода демагоги, и сейчас с успехом продолжающие это занятие. Вот мы и имеем парламент, в котором процентное содержание людей некомпетентных и недобросовестных, а также лиц, сочетающих в себе эти качества в различных пропорциях, заметно выше, чем в среднем по России. Почему, если уж денежные потери у населения были неизбежны, стоявшим у власти демократам не пришло в голову обратиться к старшему поколению, доходчиво объяснить ситуацию, извиниться и обеспечить хотя бы символическое, но немедленное возмещение? Может быть, люди бы поняли, ведь им было не впервой приносить жертвы.
Хочу подчеркнуть, что я не был в числе особенно сильно пострадавших, поскольку не лишился любимой работы и не имел сбережений, о которых стоило бы жалеть, а на выборы всегда ходил и голосовал за демократов, хоть и злился на них. На только что прошедших выборах все партии наперебой (кроме, опять же, демократов) старались понравиться пенсионерам…
Другой пример, с моей точки зрения, ошибочного поведения демократов —яростная агитация за введение профессиональной армии. Неужели не понятно, что такая армия не представляет опасности для самого государства лишь в том случае, если и в обществе и в армии очень высок уровень гражданского сознания и гражданской солидарности. В противном случае (а у нас как раз такой очень противный случай) профессиональная армия может стать замкнутой корпорацией, презрительно относящейся к “штафиркам”. Ее очень легко будет превратить в послушное орудие в руках какого-либо популярного генерала или хунты — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Похоже, однако, что наши демократы этого не понимают или, из политиканских соображений, не хотят понимать.
Я мог бы привести и другие примеры несогласия с нашими демократами, но, несмотря на все это, остаюсь сторонником демократии. Другого выхода просто нет, все другие пути гибельны. Времени у нас очень мало, а гибель России, огромной страны с ракетно-ядерным оружием, может оказаться концом света. Необходимо понимать, что самым страшным наследием советской власти является не экономическая разруха, не упадок науки и образования, не убыль населения. Причина всех этих и многих других бед — возникшая в результате отрицательной селекции крайняя степень морального упадка, тотальная аномия, или, попросту говоря, почти полное, нередко демонстративное отсутствие уважения к правилам, закону и законности во всех их проявлениях, от элементарных правил приличия, общежития и даже правописания, правил уличного движения и технологических регламентов до кодексов законов и конституции. В современном сложном обществе даже технологические регламенты должны соблюдаться не менее неукоснительно, чем заповеди Божии. Ведь Бог, если Он существует, может и помиловать, а законы природы и законы вероятности безличны и безжалостны. Вот и тонут у нас подводные лодки, падают самолеты, не взлетают ракеты, взрываются шахты, гибнут на дорогах десятки тысяч человек и происходят массовые отравления.
Та же аномия привела и к другим тяжким последствиям. Уважение к человеческому достоинству и к человеческой жизни утрачено почти полностью. Убийство стало простым и дешевым способом отомстить за обиду, избавиться от конкурента, от соперника, от политического противника, от опостылевшего супруга или супруги и вообще надоевшего человека, выместить свои комплексы на “инородцах”. Коррупция пропитала все наше общество сверху донизу, бесстыдство богатых и власть имущих, пожалуй, превосходит все известные в истории случаи (или, во всяком случае, ничем им не уступает), а о нашем правосудии и о правоохранительных органах не хочется даже говорить. Похоже, что добросовестные и квалифицированные милиционеры, следователи, прокуроры и судьи остались только в телесериалах.
Кстати, интересно, имеются ли иноязычные аналоги для таких наших поговорок, как: “Закон — что дышло, куда повернул, туда и вышло”, “Не подмажешь — не поедешь”, “Кто палку взял, тот и капрал”, “Если нельзя, но очень хочется, то можно”, “От сумы да от тюрьмы не зарекайся” и т. д.? Лично мне точных соответствий найти не удалось, и, может быть, это показательно. Также мне не удалось отыскать в других языках точного перевода русского слова “самодур”. Есть только приблизительное описание набора качеств, например: “неумный, капризный и упрямый человек”. Однако упускается из виду, что это еще и человек, обладающий той или иной властью и иногда как раз очень даже неглупый. Похоже, что для “них” самодур — экзотика, даже слова соответствующего не удосужились придумать…
Страшно и стыдно слушать и читать о дебатах в нашем парламенте. Там едва ли не все полагают, что любую проблему можно решить росчерком пера, надо только изобрести росчерк похитрее. “Лучшим умам страны” и невдомек, что падение рождаемости — общемировой процесс, зависящий от множества не всегда понятных причин, и существенно увеличить рождаемость в короткие сроки просто невозможно, ведь все женщины, которые будут входить в детородный возраст на протяжении ближайших двадцати лет, уже родились и их число не увеличишь никакими способами. А заставить или уговорить их рожать больше двух детей все равно не удастся, многодетность останется редким исключением. Но можно и нужно постараться быстро и существенно увеличить среднюю продолжительность жизни, а для этого — уменьшить чудовищно высокую смертность, особенно среди молодых людей, главными причинами которой являются наркомания, алкоголизм, производственный травматизм, дорожно-транспортные происшествия, преступность и ужасающе низкое качество медицинского обслуживания. Недопустимо и позорно, что многие люди умирают не потому, что их болезни неизлечимы, а из-за того, что нет денег на их лечение. Хотя уменьшение смертности и увеличение продолжительности жизни вряд ли полностью остановят дальнейшую убыль населения, эту убыль можно существенно замедлить. Что представляет собой задачу первостепенной важности, которая должна быть решена, даже если потребуется ввести режим жесткой экономии на всем, что не является абсолютно необходимым.
Не могут быть угодны Богу храмы, построенные ценой отказа от милосердия. Не возрастет слава гениев и героев от памятников, возведенных такой же ценой. И не прибавится ни ума, ни честности у наших чиновников и политиков за эту цену. Накормить голодных, вылечить больных, дать кров бездомным, ликвидировать коммуналки и жилища “с удобствами во дворе”, привести в порядок библиотеки, школы, детсады и больницы — вот что необходимо сделать как можно скорее, а не тратить деньги на купеческий шик правительственных резиденций и фирменных офисов, на идиотские небоскребы, не имеющие ни эстетического, ни экономического оправдания, на все, что делается ради ложно понимаемого престижа. Разумеется, частные фирмы вольны тратить свои деньги по собственному усмотрению, но где и что будет построено, должны решать специалисты, а не политики, тем более — не политиканы.
Парламентские “умы” горячо спорят о государственной монополии на спиртное, но не способны или не хотят понять, что злоупотребление алкоголем и наркотиками — очень сложный социальный феномен, коренящийся в нашей истории, культуре и всей нынешней действительности. Катастрофическое количество конченых алкоголиков и наркоманов уже не спасти, спасать надо детей и молодежь, и спасать их можно только за счет формирования чувства человеческого и гражданского достоинства, — других средств не существует и существовать не может. Власти должны первыми показывать пример уважения этого достоинства на деле, а не упирать на “военно-патриотическое воспитание”, результатами которого могут быть лишь вранье, мифология вместо истории, грубое самодовольство, пещерный шовинизм и любовь к субординации.
Новый наш праздник (День России) является образцом подобного воспитания. Все государства на протяжении всей истории человечества всегда старались прибрать к рукам то, что плохо лежит по соседству. Одним везло больше, другим —меньше, но предъявлять друг другу старые счета и выяснять, кто перед кем виноват, бессмысленно. Например, Иван Грозный выдвигал свою кандидатуру на выборах польского короля, но не был избран. Он же предлагал германскому императору разделить с ним Польшу, но императору было недосуг: его очень донимали турки, вот Польша тогда и уцелела. Смутное время в России было прежде всего результатом внутренних неурядиц, вызванных прекращением династии Рюриковичей, сварами в верхах и восстаниями низов, доведенных до отчаяния установившимся крепостным правом. Польша, как сделала бы на ее месте любая другая страна, попыталась воспользоваться моментом и даже добилась избрания польского королевича на российский престол, но в конце концов потерпела неудачу. Более чем полтора века спустя Россия, в свою очередь, воспользовалась внутренними распрями в Польше и, в союзе с Австрией и Пруссией, ликвидировала независимое польское государство. Польша была восстановлена после Первой мировой войны и отхватила по этому случаю изрядный кусок Украины и кусок Литвы вместе с Вильнюсом. В 1939 году Польшу поделили между собой Сталин и Гитлер. Восстановленная после Второй мировой войны Польша оказалась включенной в социалистический лагерь — не только под давлением со стороны СССР, но и усилиями собственных коммунистов. Этот краткий исторический обзор (примерно то же самое можно сказать и о прибалтийских республиках) показывает, что никто никому ничего не должен и пора подвести черту — понять, что все народы являются пришельцами там, где они ныне живут, а все ныне существующие и когда-либо существовавшие границы были установлены и удерживались силой. В наше время территориальные притязания говорят об архаическом уровне мышления, и это необходимо напомнить тем, кто мечтает о хотя бы частичном восстановлении империи.
Действительно великий праздник это День независимости, и не стоит обращать внимание на задаваемые глупыми или злонамеренными людьми вопросы типа “от кого же стала независимой Россия?”. Да от империи, от треклятой империи, четыре с половиной столетия пожиравшей лучшие силы россиян! Тут, разумеется, нет ничьей личной вины, такие выпали нам карты (географические), слишком многое вокруг нас плохо лежало. Один дореволюционный историк сказал: “Какое это было бы счастье для России, если бы сразу же за Уралом простирался Тихий океан!” И правда, тогда все эти колоссальные силы были бы направлены на приведение в порядок своей земли, а не на бесконечное и бессмысленное расширение ее границ. Но раз уж все так случилось, пора наконец хотя бы теперь, с опозданием, привести свою землю в порядок, даже если это будет очень непросто и потребует усилий. Только будем помнить, что “большая страна” и “великая страна” — не синонимы и что решать, великая мы страна или не великая, надлежит не нам, а другим странам. Мы же должны стараться заслужить это признание. Богатство, сила, авторитет и влияние страны сейчас зависят не от ее размеров, количества населения и природных ресурсов, а от количества умных голов и умелых, прилежных рук, а также, само собой, от их разумного применения.
В наше время практически все сколько-нибудь существенные интересы и проблемы России сосредоточены на ее территории. Не стоит лишний раз цитировать знаменитую, но вне контекста становящуюся бессмысленной фразу Столыпина: “Им нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия”. Нам всем нужна Россия свободная, зажиточная и культурная, великой она тогда будет автоматически. И столь же автоматически большая, свободная, зажиточная и культурная страна станет очень влиятельной. Но все это может произойти только в такой последовательности. Попытки “прямиком” создавать великую Россию неизменно, несмотря на временные успехи, приводили и вновь неизбежно приведут к рабству, бедности и отсталости.
Россия несколько раз упускала возможность проведения настоящей модернизации, и, скорее всего, нынешний шанс — последний. Его потеря и есть самая серьезная, единственная серьезная угроза для существования нашей страны и даже нашей планеты. Все остальные угрозы (кроме терроризма, религиозного фанатизма и великодержавного шовинизма) суть не более чем вранье безответственных политиканов. Если бывшие советские республики и бывшие сателлиты СССР мечтают быть принятыми в хорошем обществе, каковым они считают НАТО, и готовы ради этого тратить большие деньги на перевооружение, это их дело, пусть поиграют в солдатики. НАТО никогда не нападет на Россию — страну с мощным ракетно-ядерным вооружением. Вменяемые люди (а странами НАТО руководят вменяемые люди) хорошо понимают, что в ядерной войне победителей быть не может, так что не надо пугать простаков “зловещими планами НАТО”. Опасаться следует скорее некоторых наших “друзей”. Нам не нужны союзники и, тем более, сателлиты, нужны настоящие друзья и равноправные партнеры, а имперская ностальгия мешает их обрести.
Еще и еще раз: все главные наши проблемы — экономические, политические, идеологические и даже психологические — являются проблемами внутренними. Многие из них крайне серьезны, и все они неотложны. Либо мы сумеем решить их в короткие сроки, либо Россию ожидает распад. И решить их может только демократическое общество, при всех его недостатках. А надувать щеки и вставать в грозные позы не стоит — патриотизм доказывается не этим. И самовольным присвоением себе звания “патриот” он тоже не доказывается. Те, кто норовит “приватизировать” патриотизм, чаще всего не патриоты, а шовинисты. Патриотизм — это любовь к своей стране и своему народу при полном уважении ко всем другим странам и народам и при ясном и трезвом понимании “своих” и “чужих” достоинств и недостатков. Тогда как шовинизм — это всегда безосновательное и всегда безнравственное притязание на превосходство над другими. Патриотизм, будучи чувством естественным, инстинктивным, как, например, любовь между мужчиной и женщиной, нуждается в контроле со стороны разума и совести. Без такого контроля патриотизм превращается в шовинизм, а от любви остается одна похоть. Поэтому надо просто воспитывать порядочных людей, и они непременно будут патриотами. А “патриотическое воспитание” может плодить только шовинистов.
Одним из проявлений шовинизма является нежелание учиться “у них”, а на самом деле — нежелание вообще учиться, прикрываемое “сохранением национальных традиций”. Стоило бы вспомнить, что при неукоснительном соблюдении традиций люди так и жили бы до сих пор на деревьях или, в лучшем случае, в пещерах. Без обмена с другими культурами любая культура неизбежно впадает в маразм. Дело не в том, что и у кого мы заимствуем, а в том, как мы это включаем в свою культуру. В начале XVIII века Россия позаимствовала у Запада его достижения в науках, технике, литературе и искусстве, поскольку пребывала в культурной изоляции с момента падения Византии. Но очень скоро она стала вровень со своими учителями и сумела внести важный вклад в европейскую культуру. А вот российский вариант марксизма, на Западе остающегося вполне респектабельной социологической теорией, в его большевистском исполнении оказался причиной страшных бедствий.
Видимо, дело в том, что модернизационные процессы в России всегда идут с огромным опозданием, особенно это относится к модернизации менталитета. У нас слишком много людей, не умеющих и не желающих жить самостоятельно, не ожидая милостей от начальства. И слишком много людей, объявляющих это неумение нашей национальной добродетелью, проповедующих необходимость “сильной руки” или просто палки, людей, у которых поясница тоскует по хозяйскому сапогу. Этот позавчерашний менталитет и люди, сделавшие его поддержание доходной профессией, — одна из самых трудных проблем, стоящих перед нами.
Патриотизм не может быть политической программой, поскольку патриотами могут быть монархисты и анархисты, либералы и коммунисты, националисты и космополиты. Следовательно, всевозможные “патриотические” наименования партий — обман, скрывающий истинные цели их создателей. Чаще всего за ним стоит вульгарный шовинизм. Именно шовинисты, а также люди, дающие простые ответы на очень сложные вопросы, в последнее время усиленно занялись поисками “национальной идеи” (она же — историческая миссия).
“Национальная идея” представляет собой, наряду с расизмом, одно из самых отвратительных измышлений позапрошлого века. Она и есть оборотная сторона расизма, составляя вместе с ним две стороны одной и той же фальшивой монеты. Любой народ, имевший несчастье обзавестись такой идеей или миссией, делает первый шаг по пути к строительству ГУЛагов и освенцимов для тех народов и частных лиц, которые, по мнению идеологов этого несчастного народа, ему мешают или хотя бы только не помогают. В XIX веке такая идея еще могла сойти за безобидное кабинетное умствование, но нам, видевшим воочию попытки ее реализации и знающим, во сколько миллионов человеческих жизней они обошлись, не подобает играть в эти игры. Если может существовать национальная идея, достойная порядочных людей, то она должна быть одна для всех народов и стран и формулировка ее должна быть примерно такой: трудом своего ума и своих рук, не угнетая и не эксплуатируя другие народы, никого не виня в своих собственных неудачах, ошибках, глупостях и преступлениях, не хвастая своими прошлыми и особенно будущими заслугами перед человечеством, создать себе достойную жизнь и внести максимально возможный вклад в мировую культуру. Все остальное — пошлая и подлая демагогия.
А почему я беспартийный, надеюсь, теперь понятно.
* * *
P. S. Когда я заканчивал эту статью, произошли известные события в Эстонии и в нашей стране. Хочу высказать свое отношение как к одному, так и к другому.
Я всегда считал и считаю, что кладбища не должны располагаться на городских площадях и улицах, ибо это есть неуважение и к мертвым, и к живым. Защитникам традиций следовало бы понимать это лучше всех. Поэтому все подобные захоронения необходимо переместить, но осуществлять это следует с максимальной деликатностью. Что же касается памятников воинам-освободителям, то они должны быть неприкосновенны. Все эти люди дрались и умирали за свободу, и называть их “оккупантами” — подлая ложь. Еще большая подлость — отпускать по их адресу идиотские шутки. Мы все — и Россия, и все прочие страны бывшего соцлагеря — были оккупированы “интернационалистами”-большевиками, среди которых имелись представители всех без исключения народов (эстонцы в том числе). Так что ни один народ никому ничего не должен. Теперь многие из этих большевиков стали ярыми националистами, чему не приходится удивляться (известно, что многие члены Коммунистической партии Германии превратились в ярых нацистов сразу после прихода Гитлера к власти).
Против сноса или перемещения воинских памятников, конечно же, надо протестовать, но протестовать с достоинством, не теряя при этом человеческого облика и не нарушая международного права. Самые злобные русофобы не могли и не смогут причинить доброму имени России такой ущерб, какой причиняют ему “наши” преемники хунвейбинов (равно как и действия властей при разгоне “маршей несогласных”). Совсем уже кощунственный характер выходки “нашистов” приобрели по случаю Дня Победы, когда направо и налево раздавались орденские ленты. Из боевой награды понаделали “фенечек”! И никто из “руководящих товарищей” не потрудился объяснить, что это — не патриотическая демонстрация, а профанация…