Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2007
Птичий корм просыпался с небес —
голубое просо, ледяное.
Обретает воздух прежний вес,
значит, и полет по мерке скроен.
Зимовать остался кто и плыть
ветра и тоски теченья против,
тот еще успеет, может быть,
раствориться в бесконечной ноте.
Выше звука только небосвод
тысячи зеркал, где звезды спелись
птичьей стаей, выбрав из свобод
сладкое дыханье Ариэля.
Единство форм
Мне всегда полагались
царские подарки. Я получала
прохудившиеся кастрюли
и проржавевшие чайники,
залатанные простыни
и распоротые рубашки,
книги с выдранными
на самокрутки страницами
и пианино с выбитыми зубами
клавиш, стулья без ножек
и перегоревшие лампочки,
писчую бумагу времен
Китайской культурной
революции, на которой
нельзя было писать без того,
чтобы на ней не проступило
кровавое пятно. Мне охотно
дарили гвозди без шляпок
и катушки без ниток,
часы без стрелок, очки без
стекол и пустой тюбик
из-под зубной пасты.
А однажды меня наградили
фотоаппаратом без объектива.
Мне собирались вручить
еще ряд “ценных и необходимых”
предметов, но я малодушно
скрылась в подполье,
никому не оставив своих
координат. Некоторые
дары всё еще при мне,
и живу я теперь,
не имея представления
ни о месте (очки без стекол),
ни о действии (безглазый
фотоаппарат), ни о времени
(часы без стрелок).
Неизбывное
Дурака все валяет дурак,
и придурок гуляет придурка.
Нам привычен Отечества мрак
и облупленная штукатурка.
Только миротечение слез
и осталось от прежнего века.
И шуршит, облетая с берез,
книжный лист — неудавшийся лекарь.
Плоды воспитания
Учитель советской школы
Кашкин Иван Иваныч
считал уроки физкультуры
жизненно важным делом,
заставляя питомцев часами
“гусиным шагом” ходить.
Знал он, что этот “шаг”
одних доведет до тюрьмы,
других до сумы и еще
бог знает до чего. Но никак
не мог он представить,
что иные ученики оперятся
и разлетятся по разным
континентам, где до конца
своих дней будут ходить
кругами воспоминаний
(“гусиным шагом”).
Реставрация чувств
Из сада в сад переходя,
я не заметила дождя.
А он все шел, а он все лил
из всех своих крученых сил,
из жил, веревок и жгутов,
из восклицаний “я готов
усилья множить всякий час”.
Шел дождь, имея про запас
воспоминаний на года.
Разбрызгивая поезда,
высоковольтные столбы,
людей с судьбой и без судьбы…
Он был из плача, что навзрыд
крушил бесчувствия гранит.