Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2007
Кирпичная кладка под солнцем рыжа.
Сорняк прорастает сквозь швы,
И, тонкие плоские плинфы лежат,
Запекшись, как раны травы.
Трава бесконечна. Бездумна. Свежа…
Пчелиный пронзителен звон…
Торчит в стороне от коринфских колонн
Какая-то из безголовых юнон.
За ней деревенский забор,
Твердит всей своей деревянностью он
О том, что история — вздор:
Лопух пред юноной так зелен и свеж,
Стрижи суетятся над ней,
А в мраморных складках широких одежд —
Убежища мелких теней.
Так медленно тает смола на стволе.
У пиний зонты тяжелы.
Никчемные шишки на белом столе —
Хранительницы тишины:
Тут кружки пивные давно не стучат,
Но вырос упрямый ячмень!
Под узкими арками из кирпича
Плутает зеленая тень.
Ступени театра, спускаясь с высот,
Спешат на неслышимый крик…
Комической маски распахнутый рот,
Трагической маски парик…
Они на столпах.
И ни слов нет, ни тел.
Остатки порталов торчат,
Но серого мрамора слой облетел
С облупленного кирпича…
За сценой вдали, наподобие ос,
Жужжат поезда… Поезда?
Нет — шепот!
И мраморной маски вопрос:
Зачем ты забрался сюда?
Зачем?
Так давно все тут стало другим,
И травы опять наступают на Рим:
Поход одуванчиков — неумолим,
Крапива свежа и темна…
И море
отходит, когда перед ним —
Зеленых вандалов волна!
Ступени театра проели ветра,
Над ними закат — как вино,
Площадка орхестры, как время, стара.
Там сцена?
Нет — в чем-то зеленом дыра,
Падение солнечных пятен на мра-
мор греческой маски — немая игра
теней… Шепот листьев… И все — театра-
льно..
ЭТО ВАМ НЕ TEATР…
Весь мир — театр, а люди в нем — актеры…
В. Шекспир
Нет, Шекспир не бывал в Вероне —
Предрассветную альбу он слушал
В белых ивах на узком Эйвоне,
В птичьем свисте сплетенных верхушек…
И пускай перед входом в “Глобус”
Ждут толпой кареты и кони —
Он то знал — балаганная глупость:
Лишь на сцене бывал он в Вероне.
А на сцене полно железа!1
Подсказал, не иначе, призрак,
Чтобы всех актеров зарезать
И прикончить датского принца.
Королевские пьянки жутки,
В черных скалах пенится море…
Вот опять балаганные шутки:
Не бывал он и в Эльсиноре!
И на Кипре он не был тоже.
Кто же, спутав орла и решку,
О придушенной дочке дожа
Напридумал ему в насмешку;
Все наврав от слова до слова,
Не в угоду ль его лицедеям,
Взял — и Ричарда Никакого
Описал отменным злодеем?
Кто ж виной тут? Кто знает! То ли
Сэр Фальстаф2, лишенный обеда,
То ли две-три роли без соли,
То ли хроники Холлиншеда?3
Но ведь есть же терпенью мера!
И не хочет он быть в ответе
За тупой полуслух-полуверу,
Что и вовсе не жил на свете…
Нет, уж тут хватили мы лишку:
Эту Смуглую Леди Сонетов
Не сыграть актеру-мальчишке,
Не придумать ее поэту!
Лондон, все выводит на площадь,
Но его трагедию спрятал
За коптящие пляски плошек
В размалеванный темный театр…
Что ж — опять балаганная глупость?
Тут не сцена вам на балконе!
Ведь недаром у входа в “Глобус”
Ждут толпой кареты и кони!
Этот “Глобус” — как глобус…
Точней — весь мир:
За кулисами вечные споры
О ролях,
Задник с небом протерт до дыр,
А статисты лезут в актеры…
И, среди калибанов
себя чувствуя лишним
(Иссякает терпенью мера!),
На чужом островке, никогда не бывшем,
Переломит свой жезл Просперо4…
1 Стоящие в виде кулис и свисающие сверху ржавые листы — таковы были на гастролях в Питере декорации к “Королю Лиру” в Шекспировском театре в 60-х гг., когда Лира играл Лоуренс Оливье.
2 Исторический Фальстаф был английским комендантом Бастилии в дни оккупации Парижа во время Столетней войны и пробыл несколько дней в осаде, жалуясь на голод.
3 Составлены в угодном новой династии (Тюдорам) тоне, с целью скомпрометировать Ричарда III.
4 Просперо (“Буря”) считается автопортретом Шекспира. В своей последней пьесе, сломав жезл волшебника, он тем самым прощается с театром.