Трэш на службе тоталитаризма
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2007
Через два года — столетие медийного проекта “Черубина де Габриак” (1909—1910). Креативная была акция. Продюсеры М. Волошин и С. Маковский придумали и образцово раскрутили поэтический бренд.
Взяли стихи нормального вторичного уровня. Отделили их от личности автора, вместо которого изобрели виртуальную поэтическую “суперзвезду”.
От ее имени изысканно упакованные тексты отправили в новый журнал “Аполлон”. Удачно обманутый поначалу, редактор затем уже сознательно продолжил мистификацию. Сработавшая “фишка” эксплуатировалась вплоть до изнурения сенсационного ресурса.
Конечно, задним числом нельзя не пожалеть Елизавету Дмитриеву — исполнительницу роли Черубины. Мужскую игру оплатила только она — последовавшим молчанием, а потом забвением. Но важен и социокультурный результат мистификаторского эксперимента. Сразу после него начался взлет женской поэзии.
Успех Черубины стимулировал активность двух ее великих современниц, а Цветаева потом с присущим ей великодушием находила даже в Черубининых строчках “образ ахматовский, удар — мой”.
Тем не менее массовое опьянение длилось недолго: “эпоха Черубины” вместилась в два года, и внедрить в жизнь поэтическую репутацию за счет внелитературных факторов не удалось. Существовало тогда общественно-эстетическое мнение, которое было неподвластно манипулированию, даже искусному и изобретательному.
Симулякру приходилось знать свое место.
Интересно, а если бы сегодня маститый литературный наставник придумал для какой-нибудь двадцатидвухлетней поэтессы звучный псевдоним, переложил распечатку ее стихов листками тамариска и в конверте, надушенном “Гуччи”, отправил в редакцию… “Аполлона” сейчас нет, то хотя бы в “Арион”…
Нет, в наше — мутное для искусства — время изобретают не поэтесс. Те негромко живут в тусовочном кругу — пробиваются без франко-испанских стилизованных имен, с собственными скромными паспортными фамилиями: Николаева, Павлова, Степанова…
Самая эффектная сегодня роль для женщины — телевизионная львица. И в этом смысле нынешней Черубиной может быть названа, пожалуй, Ксения Собчак…
Даже если вы по телику смотрите только новости, а покупая в газетном киоске “Коммерсантъ” или “Ex libris”, минуете взглядом портреты на глянцевых обложках, — вы слышали о ней. Конечно, без отцовской фамилии вряд ли бы удалось так ее раскрутить. Политический бренд конвертирован в бренд шоу-бизнеса. Типичный ход.
Во время перестроечного бума к “ящику” нас влекли Сахаров, Горбачев, Собчак… Судьба петербургского мэра оставляла ощущение недоговоренности. Может быть, дочь что-то прояснит? И мы стали присматриваться к зрелищам, которые прежде ни при какой погоде не замечали.
У многочисленных “реалити-шоу” непростые отношения с реальностью.
Попадая иногда на страстные семейные или судебные сцены, мы задумывались: кто эти смелые люди, не стесняющиеся камеры? Настоящие они или все-таки артисты московских театров? Сомнения разрешились, когда за короткий срок в двух разных шоу в качестве “отца”, а потом “соседа” мелькнул незасмотренный актер Юрий Горин, исполнявший роль Отца еще тридцать лет назад, в легендарном спектакле Романа Виктюка “Уроки музыки” по пьесе Петрушевской. Подтвердилось: хорошее “реалити”, как и хороший экспромт, должно быть тщательно подготовлено, письменно зафиксировано и отрепетировано.
Вот, например, Ксения Собчак в роли “блондинки в шоколаде” разговаривает с журналистами, лежа в ванне, а потом с театральным матерком гонит их прочь, извещая, что ей, возможно, “хочется помастурбировать”. Что гневаться… Такой уж текст написал сценарист.
Жестокий парадокс заявленной нашей героиней позиции заключается в следующем: чем привлекательнее исполнительница подобной роли, тем разрушительнее для нее самой окажутся последствия игры. Впрочем, наши уши больше режет постоянное “одеть” вместо “надеть”, нудная интонация, бедность словаря и отсутствие в речи хотя бы минимума литературных цитат и имен… Странно: когда-то А. А. Собчак по речевому развитию опережал бульшую часть Верховного Совета…
А тут Ксения Собчак еще и кинороль озвучила. Правда, в совершенно мусорном американском фильме. Еще одна современная “фишка”, и вот в русской версии киноленты “Дьявол носит Prada” великая Мэрил Стрип вещает голосом скрипучим и никаких страстей не выражающим. Что случилось? Никогда же не было в России недостатка в закадровых гуриях с богатейшими модуляциями. Оказывается, их работу отдали дилетантке — редактору глянцевого журнала “Офисьель”.
Пусть Ксения Собчак — не псевдоним, а подлинное имя. Пусть она называет свою поденщину творчеством. Все равно это — симулякр.
Образа не получается.
Что понятие прогресса к культуре не применимо — это трюизм. Понятия же регресса и деградации применимы вполне. И в гораздо большей степени, чем мы полагали.
В современной живописи символом пошлости и спекулятивности для нашего брата либерала долгое время был Илья Глазунов. Пока мы иронизировали над его мистериальными винегретами из исторических лиц, явился Александр Шилов, стилист-визажист для VIP-клиентов. Но, оказалось, и это не предел: Никас Сафронов совершил еще один решительный шаг вниз. Глазунов — масскульт, Шилов — китч, Сафронов — трэш, то есть откровенно мусорное качество.
Глазунов и Шилов были объектами эстетской иронии. Что же касается трэша, то он для иронии не уязвим. Высокопоставленные заказчики Сафронова просто не имеют ни малейшего понятия о другом искусстве. И круг общения их таков, что никакой гость не поморщится, увидев портрет хозяина дома, увековеченного сафроновской кистью.
Те же три ступени по лестнице, ведущей вниз, мы можем проследить на примере телевизионной “сатиры и юмора”. Большое недовольство ревнителей хорошего вкуса вызывал масскультовик Михаил Задорнов, постепенно ставший воинствующим невежественным совком. Услышал строки из рок-песни “Колотушка тук-тук-тук, Спит животное Паук” — и издевается над ними под дружный хохот заполнивших зал теток. Товарищ просто не знает, что это стихи Заболоцкого, хотя сам, между прочим, сын писателя. Или делится Задорнов впечатлениями о поездке в Америку. Мол, на Западе никогда не говорят о душе, эти американцы всегда “спасают свою задницу”. А что означает третья буква в аббревиатуре SOS, лингвист вы наш?
Не нравится Задорнов? Получайте китч в исполнении Евгения Петросяна и Елены Степаненко. Тут ничто вас шокировать не будет — вы просто переключитесь на другой канал, едва завидев их улыбчивые лица.
Новый этап деградации — молодой и культурно девственный “Комеди клаб”. Шутки в основном ниже пояса. Трэш, как и было сказано. Но не так-то все просто… Выступает на радио “Эхо Москвы” продюсер “клаба” и в ответ на возмущенные звонки слушателей обезоруживающе заявляет: зато наш юмор “неангажированный”. То есть он имел в виду, что “Комеди клаб” не делает объектом шуток властные структуры.
Вот он, момент истины. Совсем пропадут скоро и социальные диагнозы Жванецкого, и бытовое брюзжание Задорнова, и даже петросяновская критика работы химчистки.
“Мы будем петь и смеяться, как дети…” В лучших традициях тридцатых годов минувшего столетия.
Ну а как насчет нынешней словесности? Кто в ней соответствует эстетической линии Ксения Собчак — Никас Сафронов — “Комеди клаб”?
Есть такая ниша. Ее заполнил Сергей Минаев, автор книг “Духless. Повесть о ненастоящем человеке” и “Media sapiens”. Кстати, Ксения Собчак упоминается в “Духless’е” среди гламурных знаменитостей и персонажи интересуются “очередной датой замужества Ксюши”.
Приличная публика при имени Минаева презрительно морщится: это же за пределами литературы! Что ж, значит, общественное обоняние не совсем притупилось и существует еще эстетическая брезгливость.
Но что такое “за пределами литературы”? “Литература” — от корня “литера”. Буквами написаны книги? Да, и не просто кириллицей, а с использованием латиницы. Стало быть, надо читать и разбираться. Литературная критика не знает узкой специализации, тут приходится заниматься сразу и кардиологией, и, извините, копрологией.
Докладываем результаты анализа. Книги Минаева действительно написаны топорным языком, фабульно элементарны и схематичны, примитивны по мысли.
Примитивны, но не просты… Оба опуса — приборы для манипулирования массовым сознанием, а желающих подвергнуться манипуляции “Духless’ом” сразу нашлось двести тысяч, то есть столько же, сколько набирается покупателей у тридцати—сорока книг элитарной прозы, вместе взятых.
Метод Минаева — двоемыслие, одно из циничных изобретений тоталитарного века.
Берется не бог весть какой оригинальный материал — трудовая жизнь и тусовочный досуг нового социального слоя, молодых менеджеров среднего уровня. Под каким соусом лучше всего подать его тем же самым менеджерам? Конечно, под соусом морализаторства и легкой ностальгии по советским идеалам, по мифологической эпохе “настоящих людей”. Туповато-однообразные описания оргий сопровождаются ханжеским криком: “Бездуховность!” (Вспоминается “плохой человек” в небогатом дискурсе Ксении Собчак.)
А канцелярит и матерщина, определяющие минаевскую стилистику, время от времени уступают место лирическим сентенциям вроде следующей: “Бедные мальчики и девочки, рожденные в 1970—1976 годах. Сколько надежд на нас возлагали! Родители, умиляясь, глядели в коляски, где мы лежали, спеленатые, как личинки бабочек, перевязанные одинаковыми голубыми или розовыми бантами…”
Никого не напоминает? Ну чистый же соцреализм. Прямо “Чего же ты хочешь?” Всеволода Кочетова.
Читаем далее:
“Мы успели вырасти, получить добротное советское образование (понемногу обо всем и ни о чем, вместо того чтобы стать профессионалами в отдельно взятой области), прочитать массу полезных и бесполезных книг, научиться пить водку, запивать ее портвейном, научиться курить марихуану, страдать свинцовым похмельем, дискутировать (с похмелья в том числе) о духовных истоках и пути нации в России…”
Интонация… Лексика…
Ощущение такое, что перед нами исповедуется по пьянке номенклатурный карьерист далеких семидесятых годов. Из современных примет — разве что марихуана, но комсомольской элите она была доступна уже в брежневские времена. Эстафета ханжества и пошлости передана одним поколением циников другому.
Обличив тусовщиков среднего разлива, моралист Минаев успешно пробился в олигархическую видеотусовку. Вот он уже с телеэкрана призывает дамскую аудиторию не читать глянцевых журналов, а жить духовной жизнью. В советское время материально обеспеченные вожди боролись со “стилягами”, сегодня богатенькие напоказ обличают “гламур”. Не новый способ отвлечь людей от социальных проблем, а самим отгородиться от их бедности и бесправия…
Еще отчетливее контуры “социального заказа” проступают в “Media sapiens”, книги с услужливым подзаголовком “Повесть о третьем сроке” (лакейский жест по отношению к власти).
Герой, беспринципный “медийщик”, в погоне за благополучием меняет политориентацию и идет служить к олигарху. Какому, вы уже догадались. Сколько же их, литературных переименований Березовского! И как это не надоест — и писателям-симулякрам, и читателям-симулякрам!
О наших российских Петрушках иногда думаешь: может быть, они только покупают раскрученные новинки да, не читая, ставят их на полку? Старая социокультурная проблема. Правда, в советские времена книжные шкафы украшали собраниями сочинений классиков, а китч и трэш вроде Пикуля и Юлиана Семенова многие стеснялись держать на виду.
Что там приключилось с медийным Антоном — неважно. Важно, что Минаев как бы соглашается с вечной кремлевской песней: мол, все беды в России от средств массовой информации. Получается, что из-за них и системная коррупция госчиновников, и мизерные пенсии, и неблагополучная медицина, и дышащая на ладан наука… “АнтиСМИзм” Минаева — это установка хитрая, пригодная для дальнейшей политической эксплуатации.
А доля трэша в общем книгоиздательском балансе растет. Он в известной мере снимает все тонкие этические проблемы имен и псевдонимов, подлинного и мнимого авторства. Человек изготовил за неделю роман, на смеси газетного и матерного языков. Сам он писал или нет — какое имеет значение… Это не утонченная “смерть автора” по Ролану Барту — это деперсонализация сознания. Востребована неличность. Вот в чем знаковость.
Трэш — понятие не только художественного ряда. Опускание эстетической планки ниже низкого сопряжено с выходом в новое общественно-политическое измерение. И не надо говорить, что служители “трэша” нарочно пишут, рисуют и играют плохо. Дескать, постмодернистский прием.
Нет, не купимся на квазиэстетский аргумент. Видим, что у “трэшистов” не маски, у них морды такие.
Масскульт бывает официально-государственный, а бывает низовой и протестный. Трэш же по природе своей не может быть ни либеральным, ни оппозиционным.
Трэш работает только в условиях диктатуры заказа, коммерческого или политического. Ему все равно. На этом эстетическом уровне снимается сама возможность выбора между верноподданничеством и смутьянством.
Мы все страшились возвращения тоталитаризма. А он подкрадывается с другого боку и в новой личине.
Вполне вероятен сценарий тоталитаризма “бархатного”, не сопряженного с гостеррором. Его социальная база — принятое за норму неравенство. “Голод голодных и сытость сытых” — два врага, названных Цветаевой. Да еще голодные останутся и без духовной пищи, а сытые в ней просто не будут нуждаться.