Патриотичен ли «российский традиционализм»? . .
Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2007
К трехсотлетию Санкт-Петербурга перед Александро-Невской лаврой открыли памятник Святому Благоверному князю, хотя сооружение статуй святых, да еще на городских площадях, явно идет вразрез с православными традициями. Тем не менее скульптор изо всех сил старался придать всаднику стилизованный “иконописный” вид… Никого не смутило и то, что монумент с огромным крестом на пьедестале поставили лошадиным задом к Божьему храму, а на древке княжеского копья развевался флажок с эмблемой известной строительной фирмы.
Вспомнилось, что когда “московская общественность” протестовала против установки памятника Гейдару Алиеву, граждан якобы возмутил не сам факт сооружения монумента одному из одиозных руководителей советского КГБ, а то, что изваяние хотели установить спиной к зданию, внутри которого имеется не то часовня, не то домовая церковь…
“Поместные” конфессии
Формально современное российское законодательство гарантирует как свободу совести, так и равноправие религиозных объединений. Если первая гарантия в целом соблюдается, то вторая с самого начала действовала только на бумаге. Статья 14 Конституции и статья 117 Гражданского Кодекса РФ запрещают установление государственной религии, уравнивая в правах все действующие на законном основании (то есть должным образом зарегистрированные) религиозные и другие общественные объединения. Однако, в нарушение этих статей и закона “О свободе совести и религиозных объединений”, правоприменительная практика выделяет “традиционные конфессии”: православие, ислам, иудаизм и буддизм. Россия провозглашена их “канонической территорией” (термин, произвольно заимствованный из отношений, принятых между поместными православными Церквями).
Подразумевается, что православие олицетворяет Московская патриархия. Но существуют и другие, не зависимые от нее русские православные Церкви: Зарубежная, Истинная православная, старообрядческие “согласия”. Что бы ни говорили друг другу и журналистам их иерархи, они давно уже представляют собой самостоятельные конфессии. Игнорируется раскол российского ислама, в том числе развитие его террористических течений. Буддизм — традиционная религия калмыков, части бурят и тувинцев, но вне территорий компактного проживания этих немногочисленных народов бульшую часть российских буддистов составляют лица славянского происхождения. Оставшиеся в России после массовой эмиграции этнические евреи по преимуществу являются не правоверными иудеями, а атеистами, агностиками или православными христианами; численность иудеев нееврейского происхождения (караимы и кавказские таты) вообще исчисляется сотнями человек. Между тем численность “нетрадиционных” и на практике ущемленных в правах российских протестантов и католиков разных национальностей в несколько раз превышает численность иудеев и буддистов вместе взятых, а число зарегистрированных в Минюсте РФ протестантских общин (главным образом баптистов и пятидесятников) существенно больше, нежели число общин мусульманских.
Игнорируя пеструю многоконфессиональность российского общества, политики и публицисты, именующие себя русскими патриотами, навязчиво приписывают народу нашей страны некий особенный образ мышления, основой и источником которого объявляют православие. Стало модным по любому поводу ссылаться на рассуждения про “Москву — третий Рим” старца Филофея (который, кстати, никогда не был идеологом Русской православной церкви) и на сочинения полузабытых философов-“евразийцев” первой половины прошлого века.
Православна ли Русь?
С Россией связаны многие выдающиеся достижения православного богословия и культуры. Тем не менее говорить о православии как об основе менталитета русского народа, по меньшей мере, проблематично. Хотя бы потому, что со времен крещения Руси богослужебным языком остается близкий к болгарскому и македонскому “церковнославянский”, который никогда не был разговорным в Восточной Европе. Полный (Синодальный) перевод Библии на русский язык появился только в 1876 г., но и тогда большинство жителей России было неграмотно. Религиозная жизнь чаще всего сводилась к формальному, не всегда осмысленному исполнению заученных обрядов. Это честно признавал знаменитый обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев: “Наше духовенство мало и редко учит, оно служит в церкви и исполняет требы. Для людей неграмотных Библия не существует; остается служба церковная и несколько молитв, которые, передаваясь от родителей к детям, служат единственным соединительным звеном между отдельным лицом и Церковью. И еще оказывается, в иных глухих местностях, что народ не понимает решительно ничего ни в словах службы церковной, ни даже в └Отче наш”, повторяемом, нередко, с пропусками или с прибавками, отнимающими всякий смысл у слов молитвы”. О том же писал и деятель совершенно других политических взглядов — выдающийся религиозный философ Николай Бердяев: “Русское православие создало ослепительные образцы святости и воспитало в народе культ святости и святых. Но очень мало сделало для развития в русском человеке честности и ответственности, для религиозного укрепления в нем энергии, необходимой для творчества истории и культуры. <…> В массе народной религиозность всегда была полухристианской-полуязыческой”. Наиболее радикальные русские националисты и сегодня тянутся к славянскому язычеству, сочетая этот интерес с антихристианскими настроениями. Особой, извращенной разновидностью такого неоязычества вполне можно считать и феномен культа личности советских “вождей”. По аналогии уместно вспомнить обостренный интерес к дохристианскому язычеству, который в 1920—1930-е гг. проявляли многие видные деятели германского нацизма.
Будущий архиепископ Иоанн (Шаховской), который в годы Первой мировой войны находился в Германии, вспоминал, что в лагерях русских военнопленных явка к исповеди и причастию была поголовной до ноября 1917 г., но почти полностью прекратилась после первых же известий о большевистском перевороте. Даже историки-коммунисты теперь признают, что большевики под прикрытием интернационализма апеллировали к самым давним, казалось бы, полностью изжившим себя к началу ХХ века патриархально-общинным традициям. Трудно спорить с теми, кто утверждает, что “триумфальное шествие советской власти” и победа большевиков в гражданской войне были бы невозможны в подлинно религиозной стране. Афоризм Ф. М. Достоевского “Насколько ты православный — настолько ты русский” оказался всего лишь одним из множества наивных заблуждений интеллектуалов XIX века. Бердяев с горечью писал, что “русский народ изменил Церкви и отпал от нее”, и что “интеллигентское полупросвещение быстро убило остатки веры в массе русского народа”.
Почти столетие спустя уровень религиозности россиян фиксируют социологические исследования. По данным “РОМИР-мониторинг”, из 70% граждан, считающих себя православными, каждый пятый, по собственному признанию, не верит в Бога. Как это возможно — быть православным и неверующим одновременно, — остается загадкой. По-видимому, многие считают православие не религией, а чем-то вроде народного обычая. При опросе студентов одного из питерских медицинских вузов, где, кстати, имеется церковный приход, верующими себя объявили 47% респондентов (из них 90% — православные). При этом “Символ веры” и “Отче наш” знают 6%, имена авторов канонических Евангелий — 5,3%, а то, что Христа распяли на Голгофе, — 3,1%. Три четверти опрошенных никогда не держали в руках Библию. Зато 40% будущих медиков верят, что болезни вызываются порчей и колдовством, а каждый второй гадает о судьбе по картам…
Сходным образом обстоят дела и в других “традиционных” конфессиях. Почти никто из российских “правоверных” мусульман не знает арабского языка, а следовательно, не может читать Коран в подлиннике и не понимает смысла вызубренных молитв. В прессе сообщалось, что студенты некоторых медресе за три-четыре года ухитряются подобным образом, не поняв ни слова, “изучить” весь Коран… Такое “религиозное образование”, кроме всего прочего, создает питательную среду для агрессивного и невежественного экстремизма.
Среди иудеев читать Тору и осознанно молиться на иврите способны только раввины и менее 5% потенциальных верующих, которые наспех изучили основы этого языка на случай эмиграции в Израиль. Сомнительны и познания в священных текстах новообращенных буддистов европейского происхождения.
В головах граждан, в третьем поколении растерявших последние крохи истинной религиозности, смешались остатки советского воспитания, самые темные языческие суеверия и механически заученные элементы церковной обрядности. Современное российское общество не является ни гражданским, ни традиционным, ни религиозным, ни подлинно светским или даже атеистическим. В нем царит нравственный вакуум, идейная пустота. В подобном обществе притязания любых религиозных объединений на духовное лидерство просто не имеют оснований.
Другое дело — отношения с “вертикалью власти”. Духовенство “традиционных” конфессий многолетним взаимодействием с контролирующими органами и спецслужбами тоталитарного СССР доказало им свою управляемость и готовность к сотрудничеству в политических или пропагандистских целях. Всуе поминая “богоборческие времена”, руководители РПЦ до сих пор не сочли нужным дать официальную оценку ни самой советской власти, ни многочисленным примерам сотрудничества своих иереев и иерархов с НКВД, КГБ и разведкой. Это и имели в виду некоторые участники недавнего Всезарубежного Собора Русской православной церкви, требуя от Московской патриархии публичного покаяния.
Многолетний запрет нормальной пастырской деятельности и террор (только в 1937—1941 гг., по официальным данным, было расстреляно не менее 110700 православных священнослужителей), казалось бы, должны были сделать Церковь самой последовательной антисоветской и антикоммунистической силой. Но на деле, едва репрессии прекратились, и без того немногочисленные священники-диссиденты оказались абсолютно лишними в “возрождающейся” РПЦ.
Сходные отношения сложились с государством и у других “традиционных” конфессий. А религиозные объединения, которые не были запятнаны коллаборационизмом с казенным безбожием, при общении с нынешними “воцерковленными” властями столкнулись с теми же проблемами, что и во времена СССР.
Сумерки Востока
Никого давно уже не удивляет совпадение мнений “державных”, националистических и коммунистических идеологов с мнениями иерархов РПЦ, включая такие знаковые вопросы, как собственность на землю, захоронение царских останков, мелодия государственного гимна или отторжение западной демократии.
Стали привычными и ультранационалистические газеты в церковных лавках. Похоже, сбывается пророчество православного философа-эмигранта Федора Степуна: “В России завтрашнего дня найдется немало элементов, как бы специально приспособленных для превращения <…> красного фашизма в новый, евразийский по выражению своего лица и православный в духе бытового исповедничества; однопартийный, с обязательною для всех граждан историософией, азиатским презрением к личности и лютым отрицанием всякой свободы <…>. К услугам такого фашизма окажутся: неисчислимые экономические богатства России, <…> громадный организационный опыт ГПУ, очень большие психологические ресурсы оскорбленного национального самолюбия…”
Чудовищные теракты в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. у нас почему-то принято считать сугубо американским делом. Около половины российских участников всевозможных социологических опросов чуть ли не злорадствовали по этому поводу. Между тем в башнях-близнецах погибло, наряду с другими жертвами, около сотни российских граждан. В те трагические дни власти РФ и руководство “традиционных” конфессий, ограничившись формальными соболезнованиями, дружно и цинично уклонились от осуждения исламского терроризма как такового. Солидарность с народом и правительством США тогда выразило только руководство “катакомбной” Церкви. Зато в прошлом году в Московской патриархии с готовностью приласкали заезжих исламских радикалов из организации “Хамас”, чей террористический беспредел отравляет жизнь не только израильтян, но и десятков тысяч православных арабов-палестинцев. Тогда же президент и министр иностранных дел РФ публично отмежевались от партнеров по “восьмерке” в разгорающемся глобальном конфликте обустроенного и благополучного северо-западного “мирового города” с перенаселенной и завистливой юго-восточной “мировой деревней”. Реакцию западных стран на такие поиски “нейтралитета” по отношению к современной международной “пугачевщине”, которую все равно придется общими усилиями подавлять, с присущей ему прямолинейностью сформулировал Джордж Буш-младший: “Если вы не с нами, значит, вы с террористами”.
Далекий от либерализма патриарх Алексий II подчеркивает: “Бог дал человеку свободу воли и никогда не отнимал ее у него”. И такова нормальная точка зрения православного христианина. Однако, не желая следовать ей на практике, России пытаются навязать облик патриархальной полувосточной страны. Это идеальное пропагандистское прикрытие авторитаризма, коррумпированной власти, коллективистского пренебрежения правами человека и всего прочего, что нам предлагают называть “суверенной российской демократией”. Типичная для постколониальных южных и восточных стран подмена законов “понятиями”, обычаями и личными договоренностями в сочетании с бесконтрольностью государства объявляется чуть ли не национальной традицией. Сущность подобной демагогии простодушно выразил писатель Валентин Распутин в интервью газете “Аргументы и факты”: “Народ всегда жил по принципу: Господь вразумит, батюшка-царь укажет. <…> Поэтому народ может вести за собой только государство”. И это о стране, где еще XIII веке князь-рыцарь Александр Невский провозгласил, что “не в силе Бог, но в Правде!”, под “Правдой” имея в виду письменное республиканское законодательство Великого Новгорода, позднее завоеванного московскими князьями в наихудших традициях ордынских набегов.
По-видимому, татаро-монгольское нашествие действительно привнесло в российское бытие существенный восточный элемент. Оно не дало развиться феодальной системе европейского типа, оставив в наследство Московской Руси совсем другие политические и этические принципы. Их чудовищным рецидивом после, казалось бы, необратимых петровских реформ и последующих двухсот “европейских” лет российской истории стала советская власть.
Совпадение взглядов сторонников коммунистического реванша, реакционной части духовенства и современных “неоевразийцев” отражает парадоксальное родство “почвенного” славянофильства, постсоветской ностальгии и религиозного фундаментализма. Об этом много лет назад предупреждал философ-эмигрант Георгий Федотов: “Вся созданная за двести лет Империи свободолюбивая формация русской интеллигенции исчезла без остатка. И вот тогда-то под ней проступила московская тоталитарная целина. Новый советский человек не столько вылеплен в марксисткой школе, сколько вылез на свет Божий из Московского царства”. Сходное мнение высказывает и другой православный философ — Семен Франк: “Впервые после XVII века азиатский деспотизм был насажден в России советским правительством”.
Такой “азиатско-московский” советский человек никогда не умел и не хотел строить свои отношения с государством на основе честного и равноправного делового партнерства, взаимного уважения собственности и других естественных прав. Его “социальная адаптация” могла происходить только принудительным образом — в разные эпохи при помощи таких инструментов, как Тайный приказ и острог или НКВД и ГУЛАГ. Попытка приспособить государство, населенное такими людьми, к реалиям современной эпохи привела к нравственному и политическому краху. Ксенофобские жалобы на “коварный Запад”, который “развалил Советский Союз”, не соответствуют действительности: важнейший исторический урок в том и состоит, что тоталитарная коммунистическая империя рухнула без посторонней помощи, сама, исключительно под тяжестью собственных внутренних противоречий, ошибок и преступлений.
На рубеже 1990-х все страны и народы бывшего СССР получили уникальный исторический шанс… Увы, крушение тоталитарного режима оказалась непосильным испытанием для наиболее многочисленной, “советской” части россиян. Лишенные опоры, люди мечутся между богоискательством и ностальгией по недавнему атеистическому прошлому. Поэтому нет ничего странного в том, что именно в областях “красного пояса” Центральной России, где органы законодательной власти до сих пор прямо или косвенно контролируются местными структурами КПРФ, учебная дисциплина “Основы православной культуры” вопреки Конституции РФ вводится в школьную программу в качестве обязательной. Дело не в коммунизме и не в православии, а в одинаковом патерналистском неуважении к собственному народу, общей навязчивой идее смолоду окружить всех и каждого опекой и идеологическим контролем.
Кстати, не случайно попытки во что бы то ни стало противопоставить Россию западному миру приводят иных историков и публицистов к оправданию и чуть ли не отрицанию самого факта татаро-монгольского ига. Кроме того, часто встречаются рассуждения о благотворной внутренней близости православия и ислама, причем “православные” авторы этих рассуждений как будто не понимают, что наносят оскорбление и той и другой религии. А главное, все это говорится лишь для того, чтобы воспрепятствовать любым попыткам создания современного гражданского общества и внедрения других принадлежностей европейской жизни.
Российские коммунисты любят подчеркивать свою приверженность якобы христианскому (а на самом деле — советскому) коллективизму и симпатию к “исламскому социализму”. В результате “джихад”, “политическое православие” и проповедь классовой и межнациональной розни сливаются в одну агрессивную и ксенофобскую идеологию. Солидарность всевозможных российских традиционалистов обнаружилась в том числе и во время недавнего скандала по поводу появившихся в одной из датских газет карикатур на пророка Мухаммеда. Иерархи РПЦ за компанию с неграмотными восточными лавочниками охотно поддались на эту нехитрую провокацию. А несколько позднее выход в отечественный прокат спорного с ортодоксально-христианской точки зрения фильма “Код да Винчи” почему-то вызвал бурную реакцию именно со стороны мусульманского духовенства. Толкователи Корана вдруг озаботились проблемами новозаветной догматики, требуя от российских властей запрещения фильма и политического преследования кинопрокатчиков. Поддержали их, естественно, коммунисты и “евразийцы”, которые заодно, почти тотчас же, устроили комическую истерику по поводу российских гастролей певицы Мадонны. Прошло еще немного времени, и в России православными фундаменталистами были подхвачены доносящиеся с Востока безумные требования извинений от Папы Римского. Извинений, напомним, требовали за констатацию общеизвестного отличия христианской проповеди смирения от исламского культа “священной войны” с “неверными”.
Георгий Федотов писал: “Как ни гнусен большевизм, можно измыслить нечто еще более гнусное — большевизм во имя Христа. Методы ГПУ на службе Церкви были бы в тысячу раз отвратительнее тех же методов на службе у безбожия”. Стоит ли удивляться той ненависти, которую современные “почвенники” испытывают к православным мыслителям Серебряного века?
Традиционалистская демагогия не бесцельна и не стихийна: она направлена против великой этической системы, выработанной за многовековую историю европейской цивилизации. Эта этика восходит к ветхозаветным заповедям, евангельской Нагорной проповеди и нормам римского права. Независимо от современного уровня религиозности она определяет повседневную жизнь протестантских скандинавских стран и Голландии, католических Италии, Испании, Португалии, Польши и Бельгии, православных Греции, Болгарии, Румынии и Грузии, иудейского Израиля, синтоистской Японии, многоконфессиональных Германии, США и Канады. В соответствии с нормами этой этики медленно и трудно учатся жить мусульманские Турция и Албания.
Ценности, выработанные европейской системой, — великое мировое достояние. Нетрудно заметить, что в число перечисленных стран входят наиболее благополучные и процветающие государства “золотого миллиарда”. И это не случайность, а следствие приверженности (хотя и не всегда безукоризненно последовательной) строгим и понятным каждому нравственным правилам. Эти правила в их современном виде, в частности, включают отказ от необоснованных великодержавных амбиций и территориального собирательства. Временное отступление от этих правил в сторону тоталитаризма неизменно приводило к катастрофе. Жители таких бывших империй, как Австрия, Турция и Германия, в большинстве своем это поняли и извлекли полезные исторические уроки. В России ХХ века тотальный политический крах случался трижды: в 1917-м, 1941-м и 1991 гг. Похоже, кому-то этого мало… Очевидно, бесплодными оказались и поиски — с подачи левых интеллектуалов — нравственных компромиссов в форме попыток строительства “мультикультурного общества” и соблюдения соответственно понимаемой “политкорректности”. Ничего, кроме бессмысленного обострения внутриполитической ситуации в некоторых западных странах, они не принесли.
Достойное будущее Россия может обрести, только осознав себя составной частью единой европейской цивилизации. Альтернативой является дикая смесь нищеты, варварства и фанатизма. Люди, которые толкают страну на этот путь — по псевдорелигиозным или псевдоисторическим соображениям, — сомнительные верующие и очень плохие патриоты.